— Я не знаю мага с таким именем, — Маер недовольно поморщился.
— То-то и оно... Я тогда забыла про всё это. Думала: бред, сном навеянный. А когда вся эта чехарда с девчонкой началась, заметила, что Гардаш занервничал. Мы, женщины, это лучше вас чувствуем. А потом он вообще запил. В последний раз, когда он в зюзю пьяный сюда заявился, я его навестила... — Маер постарался не улыбнуться ехидно. — Он нёс какую-то ерунду про Тёмных, про укроп, про Дерёзу какую-то. Не знаешь, кто это?
— Дерёза — его мать. А вот Тёмные... — Маер даже вскочил от возбуждения. — Ведь тогда к нам пришли Светлые, а Тёмные...
— Ты думаешь, нам грозят Тёмные? — Калина последовала его примеру и тоже вскочила со своего места. — Тёмные эльфы?!
— Тише... — прошипел магистр, закрывая её рот ладонью. — Не думаю, что этих Тёмных много... Но, и одного достаточно, что бы жизнь нам портить! И Гардаш снюхался с этим... Шоэном! Теперь понятно, откуда он все эти 'древние' знания черпал! Вот, упырь! Что ты от него ещё узнала?
— Да ничего больше. Послушала его бред, забрала вещи и ушла.
— А вещи-то тебе его зачем? — опешил магистр. Конечно, Калина была женщиной неординарной, но не на столько же, что бы красть вещи бывших любовников!
— Как это, зачем? Если у него была связь с Тёмным, могли быть вещественные доказательства: амулеты какие-нибудь ценные. Но я ничего не нашла! Совсем ничего! Даже обычных накопителей! У него вообще ничего не было, ни в одежде, ни на теле! Я потом одежду возвращать побоялась. Вдруг бы он посчитал, что это я у него побрякушки украла!
— А ведь у него немаленькая связка амулетов всегда на шее болталась! — медленно проговорил Маер, внимательно глядя на магичку.
— И я о том... Потерял или...
— Кто-то забрал... — закончил её мысль магистр, а через секунду добавил: — своё!
— Думаешь, это она? — еле слышно произнесла женщина, снова присаживаясь на стол, но в этот раз глава Ордена даже не заметил этого.
— Она пустая, Калина. Этой девушке кто-то помогает! Я это давно понял! Знать бы, кто?
Маер подошёл к окну и задумчиво уставился в черноту ночи. Несколько минут они оба молчали, обдумывая свой разговор. Калина не выдержала первая:
— А с Гардашем что делать будем?
Маер обернулся на её голос и принялся рассматривать женщину так внимательно, словно видел в первый раз. Калина поняла, что изучающий взгляд магистра не имеет к ней никакого отношения, и мысли его очень далеко от её персоны.
— Знаешь, мне очень хочется провести его через обряд 'Изъятия силы', — подтвердил он её выводы, — только, боюсь, Шадр не позволит!
— А если не спрашивать? — лукаво улыбнулась Калина.
— Когда он отсутствовать будет! Точно! Лишь бы Гардаш ничего не заподозрил и не сбежал!
Пшота тяжело дышал и не приходил в себя уже целые сутки. А ведь только вчера утром он проснулся с таким радостным настроением, что все, даже старый лекарь Андрий, решили, что кризис миновал и боярин пошёл на поправку. С аппетитом съев куриный бульон из заботливых рук жены, Пшота до самого обеда разговаривал с Милоликой о всяких пустяках, делал ей комплименты, благодарил за заботу, даже планы на будущее строил. Его не огорчали даже невнятные ответы Лики на его прямые вопросы об их совместном будущем. Пшота счастливо улыбался и клялся жене, что непременно снова завоюет её любовь. Боярыня не хотела расстраивать его своим категоричным отказом, но и напрасных обещаний давать не собиралась.
А после дневного сна Пшота не проснулся. Экстренно вызванный лекарь только беспомощно разводил руками, не понимая, почему произошло такое резкое изменение в состоянии раненого. Ведь утром жизненные показатели были не просто высоки, а почти соответствовали норме. К ночи поднялась температура. Пшота не просто горел, он сгорал в сухом горячечном огне. Старый Андрий менял холодные компрессы, но это мало помогало, как и настой из ивовой коры. Его коллега — маг, как мог, поддерживал внутренние органы в рабочем состоянии, но было похоже, что пациент перестал бороться за свою жизнь. Сменив в очередной раз полотенце на огненном лбу боярина, Андрий решил поговорить с Милоликой.
— Лика, голубушка, послушай меня, — он взял её холодную руку в свои, и стал поглаживать, словно успокаивал ребёнка.
— Он... уходит? — выдавила из себя бледная, напуганная женщина.
— Да... У него нет того, что бы удерживало в этом мире.
— Как же так? — на глазах Милолики заблестели слёзы. — Почему нет?
— Ты не сердись на меня, старика, но... я же был тут вчера, слышал, что он тебе говорил... Ты — его якорь, его смысл жизни, и только ты можешь удержать его здесь... — Боярыня молчала, не зная, что можно возразить на эти слова. Всё правильно: может удержать только она. Да вот только удержать она его хочет, что бы потом развестись, а этого как раз не надо Пшоте. Вот и получается, что нет у него этого самого якоря. — Прости его, девочка! Дай возможность вернуться, доказать свою любовь... отложи развод, если не можешь сейчас поверить!
— Я дала себе слово, — всхлипнула боярыня.
— И из-за этого не можешь простить мужа? — поразился её словам лекарь. — Или не хочешь?
— Это так трудно...
— Простить?
— Да! Я не хочу прощать его из жалости, — Милолика пыталась удержать слёзы, которые градом потекли по щекам, но изболевшаяся душа требовала сброса напряжения.
— Тогда дай ему спокойно умереть, — сухо и довольно жёстко сказал Андрий и вышел из комнаты.
Милолика тихо и тоненько завыла, медленно опускаясь на колени перед постелью мужа. Его горячая рука свисала с кровати. Женщина взяла его ладонь, и прижалась к ней губами. В памяти всплыли мгновения их странной семейной жизни, когда Пшота искренне восхищался и любил её. Их было не так много, но они были столь яркими, что сейчас именно эти счастливые мгновения отодвинули на задний план боль и страдания. Лика вспомнила, какими нежными и ласковыми могут быть руки мужа, как крепко могут обнимать, как легко могут носить...
— Прости меня, — прошептала Лика. Она и сама не поняла, почему попросила прощения, а не прощала мужа. Нет, она не собиралась извиняться за то, что позволит ему сейчас умереть. Как раз наоборот. Она собиралась стать для него якорем. — Вернись ко мне! Вернись... Мы попробуем начать всё сначала, словно и не было ничего, обещаю тебе. Только живи, Пшота, ты слышишь меня? Живи!
— Госпожа, — служанка тронула Милолику за плечи, — Вам надо отдохнуть. Идите, я тут побуду. Господин Андрий объяснил мне всё, что надо делать для хозяина.
— Нет, я останусь здесь, с ним... — Она поднялась с пола, поменяла мужу компресс, протёрла тело уксусным раствором, поправила повязку на ране. Потемневшая кожа под бинтами совсем расстроила боярыню. Лика, несмотря на запреты мага — лекаря, плюнула на свое истощение, удобнее устроилась в кресле, и наложила руки на рану, стараясь сконцентрировать в ладонях всю свою жизненную силу. — Живи, Пшота...
На утро старик Андрий, ожидавший плохих вестей из особняка Рыльских, но, так и не дождавшийся, сам прибежал проверить, что же случилось за ночь с Пшотой. Боярин был всё так же без сознания, но жар спал, не грозя немедленной смертью. Бледная Милолика сидела рядом с его постелью и неотрывно смотрела на мужа, держась за его руку. Именно держась, так как её собственное состояние тут же вызывало опасение у лекаря. Даже неспециалисту сразу было видно, что женщина держится на последнем упрямстве.
Андрий понял, что требовать что-то от боярыни сейчас просто нет смысла. Пользуясь своим служебным положением, он распорядился принести в комнату Пшоты ещё одну кровать для Милолики. Не хочет покидать мужа? Хорошо! Вот пусть и лежит рядом с ним! И за руку держит, и гладит, и вообще, делает что хочет, в рамках дозволенного, разумеется.
Слуги моментом выполнили его указания, установив рядом вторую кровать. На удивление, Милолика не сопротивлялась, когда её укладывали в постель. Только руку мужа отнять не позволила, тихо рыкнув на осмелевших слуг.
— Вот так-то лучше, голубушка, — улыбнулся Андрий, — а то придумала — развод...
Дельке не спалось. Её тело по непонятной причине мелко трясло. Спросить о своём странном состоянии Ави она не решилась, так как чувствовала, что к состоянию здоровья это не имеет никакого отношения. А поговорить хотелось. Вот только с кем? Истома сладко спал после тяжёлого трудового дня. К своим пирогам он не допустил ни одного помощника. Разве что Кроха был у него на подхвате. Молодой дракири тоже спал, чему-то улыбаясь во сне.
Девушка, наконец, смогла внимательно рассмотреть лицо своего спасителя и пришла к выводу, что Том и Таш симпатичнее. Но было в лице Крохи что-то такое, что притягивало внимание. Так и не разобравшись с внешностью парня, Делька вышла на свежий воздух. У костра сидел Орвид и вдохновенно пялился на костёр.
'Не спится?'
Делька смутилась, подумав, что отец мог услышать её мысли о Крохе.
'Не спится...'
'Тебя что-то тревожит, — констатировал голос Энана. Сейчас в нём не было и капли привычного ехидства. — Расскажешь?'
'Угу... Только... я стесняюсь'.
'Значит, тревожат тебя парни, — вновь догадался дух, не позволяя высказываться отцу семейства. — Кто конкретно?'
'Пап, скажи, — не обращая внимания на любопытного духа, обратилась Делька к отцу, — а можно любить брата?'
'Что значит, можно? — опять влез Энан. — Не можно, а ну... Погодь, ты же не про Истому сейчас...'
'Энан, не лезь, а? — жалобно попросила девушка. — Я с папой хочу поговорить'.
'Подумаешь... Говори!'
'Если ты говорила не про Истому, — наконец отозвался Орвид, — следовательно, тебя интересует Асташ'.
'Угу. Понимаешь, мне сегодня Том рассказал, что Зарина выбрала его... ну, Таша... женихом, — Делька горестно поджала губы. — Я понимаю, что это... для дела, но мне так плохо от этого стало! А ведь я его братом считала! Ведь мы же с детства... Разве можно так... из-за брата?'
У неё была такая грустная, расстроенная мордашка, что Орвид невольно улыбнулся.
'Он привлекательный парень, Адель, и ты, как представительница противоположного пола, это чувствуешь сердцем. В твоих воспоминаниях — он мальчик, который стал тебе братом. А сейчас перед тобой мужчина... Привлекательный, надо отметить, мужчина. Ты пытаешься умом соединить этих мальчика и мужчину в одного человека с уклоном в сторону мальчика, а сердце твоё выбирает мужчину... Зарина сделала такой же выбор, и это тебя расстроило'.
'Значит, это — ревность?'
'Очень похоже, — согласился Орвид. — Вот только какая? Ревность сестры или влюблённой девушки?'
'Но...'
'Я не замечал, что бы Делька влюбилась в этого громилу!' — нарушил молчание Энан.
'Почему это он — громила?! — возмутилась девушка. — Они очень похожи с Томом... фигурой!'
'А может, и влюбилась, — сообщил дух. — Видишь, как защищает его! За лопоухого так не вступилась бы!'
'Пап, чего он?' — Делька прижалась к плечу Орвида, словно просила защитить от приставучего духа.
'Он просто сам никогда не любил, девочка моя, вот и куражится!' — наместник обнял расстроенную дочь за плечи.
'Кто не любил?! Я не любил?! — возопил возмущённый дух. — Да я любил больше вас всех вместе взятых! Неолу!!! А вы!..'
'Маму Тома?' — уточнила тут же встрепенувшаяся Делька.
'Да! Если бы не служба в пограничном гарнизоне, я не пропустил бы рождения сына! И спас бы Неолу от смерти!'
'Ты не можешь говорить об этом с уверенностью, — возразил Орвид. — Неизвестно, отчего она умерла'.
'Очень даже известно, — буркнул дух. — Простуда была. Я узнавал... А потом осложнение. Уж с простудой я бы справился'.
'Прошедшего не вернёшь...' — вздохнул наместник и зябко поёжился.
'Тебе-то повезло, — попенял ему Энан. — День — два, и увидишь свою Вию'.
'Скорей бы и... страшно'.
'Страшно? — изумилась девушка, заглядывая в глаза отцу. А он опять подивился ярко-зелёному цвету глаз дочери, в которых золотыми искрами отражалось пламя костра. — Почему, пап?'
'Столько лет прошло... Я сильно изменился, и не только внешне. Примет ли она меня?'
'Примет...'
Делька верила, что мама не оттолкнёт отца своего единственного ребёнка. Вдруг страшная, неприятная мысль врезалась в мозг: 'У мамы за это время могли родиться другие дети... И у них должен быть другой отец...' Она нахмурилась, отгоняя гадкую мысль и осторожно посмотрела на задумавшегося Орвида. Но отец так глубоко погрузился в свои мысли, что Делька его не услышала.
'Вот то-то и оно...' — почти ощутимо вздохнул Энан.
Вия расшатала камни под решёткой. Крупные валуны, с трудом, но всё-таки поддались и вывалились из кладки, а мелкие осыпались сами к её босым ногам. Верхнюю и боковые части решётки она освободила от камней до этого. Теперь предстояло вырвать прутья, а сил на это у измождённой женщины осталось совсем немного. Шоэн и так не баловал её разносолами. Основной её пищей были хлеб и вода. А воду в последние несколько недель она принимала по минимуму, почти всю тратя на полив камнеломки и железных прутьев. Ржа понемногу, но съедала металл, делая его более податливым. Сухой хлеб без воды как-то не шёл, но голода Вия не чувствовала, только слабость.
Эльфийка дала себе передохнуть совсем немного и решительно взялась за решётку. Натужный стон, вырвавшийся из её груди, спугнул любопытную птицу, примостившуюся на ветке орешника. Вия напугалась, что её могла услышать не только птица, но пути назад не было, и она снова сделала попытку вырвать решётку из каменного захвата. Когда от рывка она покачнулась назад, то сразу даже не поняла, что держит злосчастную решётку в руках, а путь к свободе открыт.
Победная улыбка озарила её бледное лицо, в темноте камеры полыхнули зелёные глаза. Воодушевлённая успехом, Вия подтянула к образовавшейся дыре деревянную лавку, служившую ей ложем и стала карабкаться на волю. Она не обращала внимания на боль от содранной на ладонях и локтях кожи, наплевала на треск разрываемой материи, не выдержавшей напряжения побега. Раны — они заживут. Рваное платье? Да кто её увидит в этой глуши? Главное, что она вдыхала чудесный воздух леса, который вливался в неё с потоками хлынувшей силы.
Подождав, пока тело адаптируется к давно забытым ощущениям, а сердце перестанет бешено колотиться в груди, Вия углубилась в лес, следуя на едва уловимый зов крови. Она чувствовала, она знала, что её дочь, её маленькая Делька где-то совсем рядом. И она её обязательно найдёт!
Делька зашебуршилась во сне, пытаясь не проснуться, не потерять еле уловимой связи с приснившейся мамой. Из её сомкнутого рта вырвался сдавленный стон. Девушка обиженно шмыгнула носом и утёрла его кулаком. Орвид бережно поправил одеяло на её плечах и снова уставился на догорающие угли. Что-то ему подсказывало, что наступающий день принесёт с собой много событий. И не мешало бы перед этими событиями хорошенько выспаться. Но сон не шёл. Тревога не покидала его сердце, не давала успокоиться. Энан пару раз пытался завести с ним душеспасительный разговор, но натыкался на глухую стену. Орвид ни с кем не хотел обсуждать своё состояние, а уж тем более с наглым духом, хоть тот в последнее время стал вести себя гораздо миролюбивее.