— Кобэтё Окусана-сан обладает хорошей памятью, — врач переключился на тот же язык. — Да, я присутствовал на том консилиуме. Рад, что внезы смогли вернуть Окусане-сан способность ходить. Но сейчас речь о состоянии мозга Окусана-сан. Нужно исключить подозрение на инсульт. Могу я попросить тебя улыбнуться как можно шире и показать зубы?..
Пока врач занимался обследованием, я проконсультировался с Хиной. Она не видела ни одного Санду поблизости, но один из ее дронов в подземелье засек характерный шум в радиодиапазоне, соответствующий его перемещению. Сообщения о демонстративных появлениях Санду на Терре, вокруг Терры и в Поясе продолжали сыпаться горохом. У меня сложилось отчетливое впечатление, что они пытались не только показать себя, но и убедить в своей безопасности. По крайней мере, именно так я бы действовал, если бы потребовалось убедить недоверчивую примитивную культуру.
Но из такой предпосылки следовали довольно интересные и опасные выводы. Да, Санду — или те, кто за ними стоят — явно вели себя разумно, не как жестко запрограммированные автоматы для убийства и разрушения. В пользу того же свидетельствовало подземелье, куда утащили мой "Гаврон": убийцам ни музеи, ни склады не нужны. Притом ни один Санду не появился в Поясе ближе нескольких гигаметров от кораблей Изгнанников, словно не желая провоцировать тех на бой (о том, что Изгнанники находятся под жестким контролем терран, Санду могли и не подозревать). И ни один Санду не появился возле тайных баз Стражей — либо чтобы не провоцировать и нас тоже, либо не подозревая о нас, в чем я начал сомневаться.
Своими подозрениями я поделился с Фиолой, Вероникой, Брониславой и Кираем, которые постоянно оставались со мной на связи. Как оказалось, те же мысли приходили на ум всем. Собственно, прайды Радуги и Небес уже скооперировались, чтобы попытаться сблизить один из наших кораблей (на удаленном управлении, разумеется) с одним из Санду и посмотреть, что выйдет. Я отправил Кену и Юссе сообщение с советом не торопиться с экспериментами, после чего опять переключился на ближнее окружение.
Врач уже закончил обследовать Оксану и не нашел никаких признаков повреждения нервной системы. Если не считать вирусной инфекции и сопровождающих ее симптомов, девушка оказалась в полном порядке. Я немного обеспокоился, не заразит ли она Алекса, который в изолированном и почти стерильном окружении поселений внезов тоже мог не иметь иммунитета против этого вируса. Тот, однако, явно не тревожился. Вероятно, я зря волновался: во время предыдущего пребывания на Терре он подвергся экспозиции широкому кругу антигенов, что могло выработать иммунитет к ним.
После окончания осмотра Оксана снова попыталась закутаться в пледы, но тут появилась Мотоко в сопровождении парамедиков САД. Они приволокли большой мешок, предназначенный для эвакуации раненых с поля боя: термоизолированный, водонепроницаемый и с демпфирующими прокладками. В случае чего туда можно было забраться с головой и загерметизировать изнутри — там имелись даже радиационная защита и небольшая СЖО на несколько вчасов автономности. Оксана шустро влезла в него, включила термостат и блаженно расслабилась, громко (во всех диапазонах) сморкаясь в бумажную салфетку. Я порадовался, что наш вид насморком не страдает: отсутствие носовых дыхательных путей крайне неудобно в некоторых условиях, но с лихвой компенсируется отсутствием их болезней.
— Ну, моя дорогая, кто тебя не понимает? — осведомился Алекс, опуская свой костыль обок и щупая ее лоб. — Только не говори, что я.
— В смысле?
— Когда ты только очухалась, сказала "он не понимает меня" или что-то в том же духе. О ком речь?
— Ну... — Оксана задумалась, потом встрепенулась. — Тетради! Где тетради? Хина!
— Здесь, — Хина указала на стопку тетрадей, которые, за неимением лучшего места, лежали в углу палатки на сухой деревянной колоде, принесенной из леса.
— Мне надо их прочитать. Еще раз. Хотя бы некоторые места. Ох...
— Что?
— Голова кружится. Не обращай внимания. Надо прочитать. Только в мешке неудобно. Придется высунуться...
— Сейчас не стоит напрягаться, — заметил врач. — Тем более читать в таких неудобных условиях.
— Я должна. Он со мной говорил. Ну... почти говорил.
— Да кто "он"? — переспросил Алекс.
— Не знаю. Кто-то. Большой, с плавниками. Странный очень, переспрашивает все время. Я ему кричу, а он не слышит, а если слышит, то не понимает...
— Оки, — терпеливо, как ребенку, сказал Алекс, — ты никому ничего не кричала. До самого последнего времени ты валялась в горячечном бреду и в лучшем случае что-то шептала на упоротом математическом языке. И здесь нет никого, кроме нас. Можешь объяснить с самого начала?
— А-а... — Оксана задумалась. — Сейчас. Сейчас...
Несколько минут она молчала.
— Не понимаю, — наконец призналась она. — Я отчетливо помню, как с кем-то разговаривала. В трениках. Он в трениках и майке. Зубастый. Помню, как пересказывала ему теоремы и выкладки из тетрадей. А он все переспрашивал и никак понять не мог. А у меня на самом интересном месте все обрывалось. Горячечный бред, говоришь?
— Не бред, — сказала Хина. — Точнее, бред по форме и физическому состоянию, но не по содержанию. Скорее всего, ты общалась с Санду. Один такой висел над самой нашей палаткой, пока ты бредила, и внимательно за нами — за тобой — наблюдал. А как только проснулась — исчез.
— Не понимаю. Как он со мной общался? Почему со мной? Я... он... я же о него убежала. От Санду. Не знаю, от этого ли. Там, на квартире у Головешки, он тоже появился... и тоже меня искал!
Она задохнулась от полноты чувств, схватила очередную салфетку и начала яростно сморкаться.
— Ты уверен, что он искал именно тебя? Почему?
— Я... не знаю. Я читала тетради. В комнате. А потом... потом словно кто-то окрикнул. Раз, другой, третий. Не голосом, а в голове. Без звука.
— Как интересно, — задумчиво сказал Алекс. — Сначала он искал тебя в городе, а потом нашел здесь.
— Не здесь, — поправила Хина. — Еще в дороге сюда. И тогда Оки уже начала бредить.
— Неважно. Важно, что какой-то совершенно незнакомый Санду начинает клеиться к моей жене в моем присутствии, а со мной даже не поздоровался, не говоря даже о разрешение спросить. Кажется, на Терре в таких ситуациях положено возмущенно фыркать, громко ругаться, изо всех сил ревновать и вызывать на дуэль. Так, Мотоко?
— Не знаю, — та пожала плечами. — Меня еще никто не клеил в присутствии мужа. Но есть шанс узнать в ближайшем будущем. Аната, ты не забыл, что замуж меня позвал? И даже ассоциированный статус дал, что бы под ним ни подразумевалось.
— Мужчинам о таких вещах положено забывать моментально, — Алекс гордо вздернул нос. — Кажется, и такое у вас на Терре принято. Но тебя забыть невозможно. Выберемся отсюда — обсудим в семье окончательно, если ты всерьез. Итак, Санду интересует Оки. Вопрос: почему именно ее? И при чем здесь тетради?
— У меня есть гипотеза, — Хина склонилась к небольшому контейнеру из тех, что привезла с собой с орбиты, и начала в нем копаться. — Математический аппарат более-менее универсален в любой цивилизации. Терране и внезы практически без подготовки способны понимать простые теоретические выкладки Стражей и Изгнанников, и наоборот, просто после трансляции символов в знакомые. Во время большой битвы с Санду я пыталась установить с ними контакт с помощью математических выкладок и даже достигла частичного успеха, хотя интерпретация ответа остается открытой. Вполне возможно, что математический аппарат в тетрадях является своего рода ключом для нахождения общего языка между людьми и Санду. Что же до вопроса, почему именно Оки... Вот.
Она продемонстрировала плоский черный футляр без опознавательных знаков. Внутри оказались наглазники странной формы — очень широкие, явно закрывающие у человека не только лоб, но и виски и темя.
— Оки, не возражаешь, если на несколько секунд приложу тебе к голове?
— Давай... ой, холодные! Что там такое?
— Уже все. Теперь начинается самое интересное.
Хина убрала наглазники обратно в футляр и положила его на землю рядом с Оксаной.
— Начну издалека. Помните, благодаря чему человечество и Стражи сумели победить Санду в бою?
— Да, — кивнул Алекс. — Лиза Сомелье, генетический эксперимент WOGR со встроенным в мозг передатчиком мгновенной связи.
— Именно. Ее мозг, а также мозг братьев и сестер по генетической линии в сочетании с наглазниками определенной конструкции действует как мгновенный передатчик. Никто до сих пор не понимает, как он действует, потому что глубокое сканирование не проводилось из опасения разрушить систему. Известно лишь, что у нее в мозгу есть дополнительные структуры, поддерживающие устойчивую электромагнитную систему, которая, видимо, и действует как передатчик. Ее наглазники использовали эти структуры как ядро системы мгновенной связи. Возможно, там внутри есть и запутанные частицы.
— Я в курсе. И что?
— А то, что ты не следил за определенными исследованиями, я точно знаю. Никто из здесь присутствующих не следил и не знает о результатах. Между тем, наглазники Лизы исследовали и скопировали — не в части начинки, которую тоже не рискнули просканировать поэлементно, это разрушающая процедура, а в части внешних взаимодействий. Получившиеся сканеры использовали для проверки разных людей на предмет того, нет ли и у них в мозгу таких структур.
— Если бы что-то из проекта вышло, я бы знал...
— Ничего не вышло, потому и не знаешь. Структуры обнаружили у всех генетических близнецов Лизы, но это и так не новость. Ни у кого из остальных обследованных, около семи тысяч измерений, ничего подобного не нашлось — ни у внезов, ни у терран. В числе прочего я проверила Оки — примерно полвгода назад...
— Дальше я сама догадаюсь, — перебила Оксана. — У меня тоже ничего не нашлось?
— Верно. Тогда. А сейчас обнаружилось.
В палатке на несколько секунд воцарилась тишина, которую нарушали лишь голоса снаружи.
— В наглазниках, — продолжила Хина, — встроен такой сканер. И не просто сканер, а нечто копирующее поведение наглазников Лизы. Экспериментальная модель, сделана в количестве трех штук специально на случай, если что-то обнаружим. Когда я спешно собиралась сюда, прихватила один экземпляр, чтобы провести исследования на Терре по мере возможности. И теперь, Оки, они зафиксировали у тебя в мозгу нечто, откликающееся на электромагнитные воздействия точно так же, как и структура в мозгу Лизы.
Оксана взяла очередную салфетку и громко высморкалась.
— По-моему, я все еще брежу, — пожаловалась она. — Хина, мне послышалось, что ты что-то про мой мозг сказала.
— Не послышалось. Структура в твоем мозгу дает отчетливый отклик, такой же, как у Лизы Сомелье.
Оксана высморкалась снова и тяжело задышала через нос.
— Перед глазами плывет. Температура у меня какая?
— Тридцать девять и восемь.
— Угу, похоже. Я думать нормально не могу. Откуда у меня в мозгах какая-то хрень электрическая?
— Вопрос на триллион крипов. Могу только констатировать, что полвгода назад у тебя ничего подобного не нашлось, а сейчас появилось. Урэсино-сэнсэй, может, есть смысл немного сбить ей температуру? Хотя бы на градус? С такой температурой человеку действительно сложно думать.
— Сбить температуру... — врач задумался. — Можно. Окусана-сан, напомни, сколько ты весишь? Пятьдесят шесть?
— Масса тела пятьдесят шесть килограммов. На поверхности Терры... а-а, наверное, вешу столько же. Да, столько же.
Врач поманипулировал дозатором и впрыснул ей в рот очередную дозу лекарства.
— Всасывается сразу, через десять-пятнадцать минут температура должна понизиться до примерно тридцати восьми и пяти. Но начнешь сильно потеть, — предупредил он. — Насколько я знаю, в санитарном мешке внутренняя поверхность гигроскопическая, но если потребуется, у меня есть салфетки. И попрошу выпить микстуру. Ничего особенного, просто смесь витаминов с быстрыми углеводами, чтобы поддержать силы.
Он извлек из недр своего шкафа тубу с подогревом и протянул ее Оксане. Та покорно выпила.
— Спасибо. Действительно, пот прошиб, — пробормотала она. — Значит, в мозгу что-то. Как у знаменитой Лизы Сомелье. Я что, тоже из пробирки, как она?
— Любимая, только бредить снова не начинай, — Алекс погладил ее по голове. — Твой генетический анализ показывает столько аномалий, что их лишь, хм, натуральным путем заиметь можно. И потом, что ты против пробирок имеешь? Мне моя очень даже нравилась, уютненькая такая и чистенькая. Но откуда у тебя подобная хрень — вопрос интересный. Хина, ну-ка, протестируй меня тоже.
Хина достала из футляра наглазники и приложила к его голове.
— Чисто.
— Мотоко, а теперь ты.
Девушка с явной опаской поглядела на наглазники, но не отказалась.
— Результат теста отрицателен, — констатировала Хина. — Бебе, жаль, тебя проверить нельзя... если я правильно поняла твою идею, Алекс.
— Правильно. Но поскольку у Мотоко ничего подобного нет, теория развалилась. Не Санду ту штуку ей вставил. По крайне мере, не на орбите. Я все равно думаю, что новые структуры у Оки как-то связаны с ними, но у меня и Мотоко тоже такого нет, хотя мы находились рядом, когда "Гаврона" тащили с орбиты. Хм... Хина, кто-нибудь из твоих дронов сближался с Санду?
— Да. Один, в подземной полости.
— Тот как-то среагировал?
— Да. Выпустил манипулятор и произвел какие-то действия без физического контакта, после чего гордо удалился.
— А можно дрону голову просканировать твоими наглазниками?
— Можно, но бессмысленно. Во время действий Санду у него возникли нарушения в мимической подсистеме и в оптических сенсорах, как от сильных электромагнитных наводок, но сразу же пропали. Если Санду и пытался инсталлировать какой-то артефакт, он не удержался в неподходящем носителе. Оки, Мотоко, вы входили с Санду в подобный контакт?
— Да, — кивнула Мотоко. — Когда только вышли из корабля там, под землей. Он водил вокруг нас щупальцем.
— Ну вот и имеем теорию в первом приближении, — удовлетворенно сказал Алекс. — Предположим, что Санду умеют устанавливать людям неведомые артефакты в мозгу. Возможно, что-то вроде передатчика или сканера мозговых волн. Или и того, и другого разом. И именно через такой передатчик Санду и пытался общаться с Оки. Вопрос лишь в том, почему такой же не появился у Мотоко. А также — каким образом Санду умудрялся разговаривать с Оки.
— Здесь все просто, — я не удержался, чтобы не принять участи в разговоре. — Тетради. Точнее, содержащийся в них математический аппарат. Если Санду контролируются разновидностью небиологического интеллекта, им куда проще понимать математические выкладки, чем нелогичный и неструктурированный естественный язык.
— Хорошая версия, — согласилась Хина. — Но вопросов порождает больше, чем ответов. Откуда Санду знают человеческую математику? Почему реагируют именно на то, что написано в тетрадях? И, если задуматься... Оки, тетради выглядят очень старыми, судя про хрупкости бумаги. Страницы легко ломаются. Когда их использовали?
