От этого зависело, смогу ли я действовать так, как хочу.
Криста, вздохнув, послушно накрыла мои пальцы своими. Уставившись в книгу, стала читать. В первый раз я даже не потрудилась сосредоточиться: знала, что всё равно бесполезно, а концентрации свойственно теряться. И лишь после третьей попытки, когда Криста наконец смогла прочесть заклятие без запинки...
Вот тогда я достала нужные воспоминания с ментальной полочки.
Первый класс. Смешной взъерошенный мальчишка угрюмо смотрит, как я, насмешливо фыркая, снисходительно правлю ошибки в его тетради по русскому.
Пятый класс. Лето. Мы несёмся по дороге мимо нашего загородного дома на велике. Сашка рулит, а я цепляюсь за его плечи, подскакивая на жёстком плетении металлического багажника.
Седьмой. Я отвёрткой кручу винт, закрепляя видеокарту на её законном месте в новом Сашкином компе — мы вдвоём собираем его с нуля, — а он матерится, пытаясь распутать провода, невесть каким образом успевшие завязаться узлом.
Девятый. Сашкино лицо выбелено светом монитора. Он зачитывает переписку с очередной воздыхательницей — по ролям, оглашая её реплики тоненьким, жеманным, почти девчачьим голоском. И я начинаю кашлять, когда от хохота чай попадает не в то горло.
Выпускной. Мы вышагиваем по Гостиному двору, перекрикивая музыку и галдёж подвыпивших медалистов, увлечённо обсуждая, можно ли действительно сделать варп-двигатель Алькубьерре*. Сталкиваясь с очередной девицей в вечернем платье, прерываем разговор на короткое дружное 'извиняюсь' — чтобы немедленно продолжить.
(*прим.: мексиканский физик-теоретик. Более всего известен тем, что разработал математическую модель, которая позволяет путешествовать быстрее света, не нарушая физического принципа Эйнштейна)
Первый курс. Весна. Я стою на кладбище, слушая о преимуществах очередного участка, на котором можно похоронить маму. Отстранённо соглашаюсь, что здесь, под этой сосной, и правда красиво и сухо — даже сейчас, когда всё тонет в талом снегу; что рядом дорожка и другие высокие сосны, которые не будут спиливать, и здесь мама... нет, не мама, то пустое и чужое, что от неё осталось — не будет лежать, зажатое другими могилами со всех сторон.
Я почти не чувствую, как Сашка обнимает меня за плечи, но его присутствие заставляет чувствовать себя хоть немножко живой.
...да. В нашей дружбе было много хорошего. Того, что не перечеркнёт его выбор. Того, что он никак не должен перечёркивать.
Потому что друзья не перестают быть друзьями из-за такой ерунды.
Глядя в зеркало, я слушала, как Криста в четвёртый раз выговаривает слова заклятия — ровно, уверенно, уже без ошибок, — и Сашкино лицо виделось почти отчётливо, почти близко, почти наяву...
Зеркало заволок знакомый бледный перламутр.
Когда он расступился, я почти улыбнулась.
Сашка ехал в метро. Один. Прислонившись к дверям вагона, невзирая на предупреждение, огрызок которого укоризненно белел на стекле полустёртыми буквами. Уткнувшись в планшет, рассеянно поправил светлое оголовье беспроводных наушников, чудесно контрастировавшее с его тёмной шевелюрой.
— Так он всё-таки работает, — недоверчиво протянула Криста. — Ритуал.
Я не ответила. Я смотрела прямо перед собой: на того, кто всё ещё связывал меня с миром, который я покинула.
Ощутила странную смесь грусти и удовлетворения, когда поняла — мне абсолютно неинтересно, почему он едет один.
— А он красивый, — задумчиво признала Криста какое-то время спустя. — И правда на принца похож.
— Да, — я медленно отняла палец от стекла, заставив картинку исчезнуть. — Правда. — Сбросив руку Кристы, откинулась на спинку кресла. — Спасибо за помощь. Можешь идти.
Сокамерница встала: в движениях её сквозила странная неуверенность. Шагнула к двери в покои светлых, но тут же обернулась.
— Так я... получается... действительно не хотела увидеть родителей?
— Может, и хотела, — я пожала плечами. — Только не так сильно.
— А ты, значит... сильно?
— По-моему, зеркало ответило лучше меня.
Качнув головой, Криста всё же отвернулась. Ушла, наконец оставив меня одну — и я, забравшись в кресло с ногами, подвинула к себе ту же книгу, что помогла мне увидеть Сашку.
Добавив в мой план последний недостающий штришок.
Конечно, для полного эффекта лучше было провести ритуал с Лодом. Однако я не могла знать, что зеркало не останется пустым — после всего, что произошло... зато теперь, если колдуну не хватит одних моих слов, можно будет повторить. Как доказательство.
Если, конечно, Акке вдруг за нами не шпионил, в чём я сильно сомневалась.
Впрочем, пока мне в первую очередь требовались декорации, убедительно показывающие, чем я занималась в отсутствие колдуна. Декорации, среди которых Лод должен застать меня, когда вернётся. Поэтому, поджав ноги под себя, перевязав раненый палец заблаговременно приготовленным шёлковым лоскутом, я устремила взгляд в книгу.
И стала ждать.
Ждать пришлось на удивление долго. Время, на которое я рассчитывала, давно миновало, а Лода всё не было — что заставляло меня листать страницы с некоторой нервозностью. Нет, ничего страшного случиться не могло, лепреконы им с Восхтом не противники, к тому же у Восхта кольцо... но доводы разума не помогали унять волнение.
Шаги на лестнице послышались тогда, когда я уже грызла губы: мигом напомнив о том, зачем я сижу здесь. Выдохнув, я принялась считать степени девятки, чувствуя, как выравниваются удары сердца, вдруг сбившегося на почти чечёточный ритм.
Когда Лод вошёл в гостиную, я была спокойна.
Зато он, к моему удивлению — нет.
— Привет, — сказала я. Подняв голову, но не поднявшись с кресла. — Как всё прошло?
Он остановился. Поглядел на меня долгим, странным, сумрачным взглядом: словно не знал, что делать, что говорить, как себя вести. После вчерашнего — немудрено... я и сама этого не знала.
Вернее, не знала бы, если б решила оставить всё, как есть.
Лод перевёл взгляд на гексаграмму на столе — похоже, только сейчас её заметил, — и переносицу его прочертила хмурая морщинка.
— Всё в порядке. Жемчужины у нас. — Он всё же подошёл ближе. — Ты проводила ритуал?
— Значит, план сработал, — я кивнула. — Хорошо.
Откровенно говоря, новость меня даже не обрадовала. Может, потому что я не сомневалась в успехе. Или потому, что все мысли были о другом.
О степенях девятки, уже переваливших в сотни миллиардов, помогавших мне удерживать бесстрастие на лице.
— Ты проводила ритуал? — повторил Лод.
— Да. Проводила, — я устало захлопнула книгу. — И... нам надо поговорить.
Лод смотрел на меня. Выжидающе. А я гнала трусливые мысли о том, что ничего у меня не выйдет, что мне никогда не обмануть своё отражение из зазеркалья, что я не могу...
Нет, Белоснежка. Ты обязана это сделать. Потому что так будет правильно.
Ты и так слишком долго гналась за несбыточным: занимая чужое место, мучая себя и других.
— Давай лучше не здесь, — я кинула быстрый взгляд на дверь в покои светлых. — Я бы предпочла это озвучить... в приватной обстановке.
— Неужели оно настолько страшно?
Что ж, как хочет.
Мне же лучше.
— Просто тебе будет не слишком приятно это слышать. И я хотела бы тебе солгать, наверное... да только всё равно не получится. А точки над 'и' лучше расставлять сразу. — Я сцепила руки в замок, отчаянным усилием воли заставляя себя не опускать глаза. — Вчера... это был чудесный день. Вернее, чудесная ночь. И спасибо тебе за неё. Но то, что произошло потом... это помогло мне понять одну вещь. — Я вздохнула. — То, что на самом деле я хочу совсем не этого.
Лод разомкнул губы. Сомкнул, так ничего и не сказав. Его мучительный, недоверчивый прищур вызвал во мне отчаянное желание замолчать, повернуть назад, перестать говорить то, что...
Но я знала, что не имею на это права.
И поэтому продолжила.
— Что поделаешь... надеюсь, когда-нибудь я перестану наступать на одни и те же грабли, — наконец позволив себе отвести взгляд, я уставилась на собственные переплетённые пальцы. — Когда я попала в Риджию, я поняла, что путала любовь с дружбой. А вчера поняла, что путала с ней восхищение... и выплески аманта, чего уж там скрывать. Но теперь я наконец разобралась в себе. В том, что чувствую. В том, чего хочу на самом деле. Задумывалась об этом давно, но поняла вчера. — И снова подняла взгляд. — Я хочу домой.
На этом месте он улыбнулся.
— Хватит, Сноуи, — голос его был усталым. — Это ведь игра, я знаю. И знаю, почему ты говоришь это, но...
— Игра? — я поднялась на ноги: позволив прозвучать в голосе отзвуку той пустоты, что холодела во мне. — Нет, Лод. В этом мне тебя не обыграть. Я никогда не притворялась перед тобой, ты же знаешь. Всё равно ведь бесполезно.
Я знала — не было ничего, что могло бы опровергнуть мои слова. Всё моё поведение, все мои поступки после возвращения из Айвентирри не противоречили тому, что я говорила. А многие из тех, что было до, подтверждали.
— Ну же. — Я шагнула вперёд, подступив к колдуну вплотную. Глядя на него прямо, спокойно. — Посмотри мне в глаза и скажи, что я лгу.
Он посмотрел. Уже без улыбки. Пока я стояла, не отводя взгляд, периодически заставляя себя моргать, по третьему кругу высчитывая степени девятки.
Глаза — зеркало души? Ха. Глаза — белые шарики с цветными кружками посередине. В них самих нет никаких эмоций, эмоции проявляются в том, что их окружает. Веки, брови, морщины в уголках. Можно делать выводы по сужению или расширению зрачков, но лишь в некоторых случаях, и это явно не он.
А я не позволю ничему другому выдать мою игру.
Я должна отыграть эту роль безупречно. Я должна отыграть её так, чтобы поверил Лод: который знает меня лучше, чем я сама. Потому что больше не собиралась вставать между ним — и той, что действительно достойна владеть им.
Безраздельно.
— Там мой дом. Там мой друг. Всё, что я любила, всё, к чему я привыкла. Понимаешь? — когда молчание затянулось, я скрестила руки на груди. Всё ещё не опуская взгляд. — Я сделала для этого мира, что могла. Но там... там мне будет лучше. И там я нужна больше, чем здесь.
— А если ты нужна здесь? Если нужна мне?
Тихий, мягкий вопрос сбил и дыхание, и счёт. Я знала, что он будет задан, но всё равно сбилась.
Вновь перемножая девять на девять, глубоко вздохнула — заставляя себя снова дышать, унимая лихорадочное сердцебиение.
В конце концов, перед теми словами, что я собиралась сказать, этот вздох был вполне уместен.
— Спасибо, что дал мне поверить в себя. Спасибо за всё, через что мы вместе прошли. Что помог поверить — я достойна любви. Теперь я найду свой путь. Не упаду в пустоту и не потеряюсь. — Я наконец отвела глаза. Знала, что теперь это сделать можно — и нужно. — Да, я... у меня было... чувство к тебе. И есть. Но это чувство не перевесит остального. Не настолько сильно, чтобы я выбрала тебя. Особенно после того, как в силу некоторых обстоятельств перегорело почти вконец. И я ни в чём тебя не виню, но факт остаётся фактом. — Я помолчала. — Прости.
Какое-то время мы просто стояли в шаге друг от друга. Не двигаясь, не пересекаясь взглядами, ничего не говоря.
А потом Лод рассмеялся.
Это был даже не смех — хохот. Громкий, раскатистый, с горькими, какими-то слегка сумасшедшими нотками; заставивший меня недоумённо посмотреть на колдуна.
И на миг растеряться.
Только на миг.
— Не вижу ничего смешного, — сказала я холодно. На сей раз — искренне.
Он хохотал, запрокинув голову, однако после моих слов смех резко оборвался.
— Зато я — очень даже. — Лод вновь посмотрел на меня: голос его был странно весел. — Молодец, наследник рода Миркрихэйр. Доигрался. И заслужил.
Что он несёт?
— О чём...
— Значит, прореха. — Он отступил на шаг. — Так это твой выбор? То, чего ты хочешь?
Он улыбался, и улыбка эта была почти безумной.
Странная реакция. Не такой я ждала. Не такой.
С другой стороны, странно судить, как ведут себя люди в подобных ситуациях, до того ни разу в них не бывав. А Лод уже не раз обманывал мои ожидания.
— Да, — мои пальцы, которыми я всё ещё сжимала предплечья, не дрожали. — Этого.
Он отступил ещё на шаг.
— Что ж, как пожелаешь, — слова сопроводил ироничный поклон. — Снезжана.
Круто повернулся — и, взметнув полами мантии, стремительно удалился. Туда, откуда недавно пришёл, ясно дав понять, что мой спектакль удался. А я направилась к лестнице наверх.
И пустота внутри поглотила удовлетворение, горечь и даже простое желание заплакать.
Вот и всё.
В оставшиеся до появления прорехи дни у меня было много времени, чтобы понять: в существовании без сердца, выжженном пустотой, определённо есть свои преимущества.
Башню и свою постель у камина я не покинула. А потому мы виделись с Лодом каждый день — ровно на то время, что необходимо для приветствия и вежливых вопросов, как обстоят дела у каждого из нас. И выслушивания неизменных ответов, что всё в полном порядке, а план по предотвращению войны благополучно воплощается в действие.
Через пару дней от дежурных улыбок — и его, и моей — начало немного тошнить.
Конечно, вместе мы больше не ели. И сказок друг другу не рассказывали. Мы вообще почти не разговаривали, если уж на то пошло. И он убегал по делам — в конце концов, в эти дни у него действительно было много дел, — а я медитировала на разноцветные отблески, игравшие на горлышках больших медных горшков, сменивших реторты на его столе. Писала новые заклятия, потихоньку усложняя формулы. Играла в шахматы с Фаником. Читала книги заклинаний, наблюдала за вознёй Бульдога.
Наверное, я бы радовалась, что боль так и не вернулась... если б могла чувствовать хоть что-то.
Хорошо хоть светлые после похищения жемчужин заметно приободрились. Их общество немного скрашивало мне обратный отсчёт. Так что канун того дня, когда нам с Лодом предстояло снова отправиться в Хьярту, я встречала с ними.
И, подкрепляя практикой очередную порцию изложенной Фанику шахматной теории, на сей раз о минусах и преимуществах закрытой игры — рассеянно наблюдала за остальными, сидевшими за круглым столом вместе с нами.
— Как ты можешь это читать? — возмутилась Криста, глядя на Восхта. Колдун светлых листал толстый том, позаимствованный из библиотеки Лода. — Ты же вроде не ободряешь тёмную магию!
Облизнув палец, Восхт аккуратно перевернул очередную страницу 'Заклятий на крови':
— Мои взгляды в связи с последними событиями несколько изменились.
— Только не говори, что окончательно в тёмные решил податься, — хмуро заметил Дэнимон.
Эльфийский принц все эти дни был неизменно хмур. Пусть похищение жемчужин смогло поправить прискорбную ситуацию, возникшую после смерти Авэндилль, но гордый наследник эльфийского престола явно не склонен был так просто прощать собственные промахи.
Не говоря уж о том, что с момента побега Кристы произошло слишком много всего, чтобы сейчас его душевное состояние могло быть безмятежным.
— Я просто понял, что бежать от тьмы глупо. Лучше заглянуть в неё, познать её... и не падать в неё, но взять лучшее, что она может тебе дать. — Восхт слегка пожал плечами. — Врага надо знать в лицо, однако мы никогда не познаем того, чего боимся и что слепо себе запрещаем. А чтобы перестать бояться, для начала нужно это принять.
