Позже я имел удовольствие беседовать с Объектом номер два лично. Ему удалось, переборов страх, пройти по карнизу и попасть в наш небольшой "дворик" (участок ровного плато перед входом в пещеры). Мы, как и в прошлый раз, объяснялись по-рийски. Разговор выглядел следующим образом. Завидев меня, Объект бегом пересек "дворик", схватил меня за грудки и, держа навесу, проорал мне в лицо:
— Думаешь, это забавно, мать твою? У вас что, развлекуха такая — над людьми измываться? А? Я тебя спрашиваю, урод черножопый!
— Вы меня прямо сейчас будете убивать или сперва позволите объясниться? — спросил я сухо.
Объект сразу как-то стушевался, отпустил меня, хмыкнул:
— Ч-чертовщина...
Он поозирался, рыкнул уже с меньшим запалом:
— Где Йар?
— В долине у подножья этой горы.
Я и впрямь заблаговременно отрядил Номера первого на добычу хвороста.
— Какого черта ты с ним сделал? Чем ты опоил парня? Он сам не свой!
— Так и есть, — кивнул я. — Мальчик уже не принадлежит себе. Он дал обет абсолютного повиновения. Я его принял.
— Хочешь сказать, добровольно продался в рабство?
— Не совсем, но понятие близкое. На моей родине это — одна из форм ученичества.
На плоском квадратном лице его отразилась досада. Очень глупое лицо. Хотя интеллект развит недурно.
— Ладно, — сказал он, помедлив. — Это все равно рабство. Сколько ты хочешь за парня? Я могу заплатить за него хорошие деньги прямо сейчас или достать и принести что тебе нужно. Любой товар, что закажешь. Наверняка тебе тут многого не хватает. Может... тебе нужны алхимические препараты? Снадобья? Книги? Ну?
— За кого ты меня принимаешь, юноша? Я маг. Я могу материализовать любую вещь, которая мне понадобится.
Тут он расхохотался, широко растягивая непропорционально большой рот.
— Что-то не верю я в эти бабушкины сказки! Плоховато ты одет для человека, который волен творить из воздуха что угодно.
— Мне безразличен мой внешний вид.
— Хорошо, — он покусал губы. — Всякое "мирское" тебя не колышет, это ясно. Тогда... может, ты хочешь прославиться? Я найду ученых людей и расскажу о твоих открытиях. А хочешь послать весточку домой? Или... я и самого тебя могу переправить на корабль. Это — пара пустяков, только придется часть пути пройти в ошейнике...
Я вдруг поймал себя на мысли, что даже симпатизирую этому человеку. Может, потому, что он чем-то напоминает моего Зару-Любимца? Такой же грубоватый крепыш... Меж тем Объект явно терял терпение. На его переносице все сильнее проступало пятно румянца, а глаза (неестественно темные, без различимой границы между зрачком и радужкой) начали заметно косить.
— Так чего ж тебе надо тогда? — взорвался он снова.
— Успокойся, прошу. Мне ничего не нужно. Напротив, я хотел нечто предложить тебе.
— Что же? Тоже продаться в... "ученики"?
Он так смешно злился, что я решил немного позабавиться: говорить все начистоту.
— Вовсе нет. Ты напрасно не веришь в магию. Дело в том, что я кое-что узнал о тебе. Ты обладаешь одним неоценимо полезным для меня качеством.
— Каким же?
— Памятью, мой друг. В данный момент твой мозг вмещает несколько языков с приличным словарным запасом, множество сведений по истории, географии, культурологии. Я знаю, ты очень хорошо образован.
— Конечно, — не без гордости согласился он. — И что тут особенного?
— А ты никогда не замечал, что у тебя несколько необычная память?
— Это мое ремесло. У любого переводчика должна быть хорошая память.
— Не "хорошая", у тебя — феноменальная память. При небольшой тренировке ты смог бы запомнить в сто, в тысячу раз больше.
Объект несколько сбавил тон, но смотрел недоверчиво.
— Прекрасно. Я — уникальное чудо природы. И что дальше?
— Дело в том, мой друг, что ты не уникален. Феномен мнемонизма — так это называется — просто довольно редко встречается. Я — такой же мнемонист, только, в отличие от тебя, владею своим даром вполне. Мой мозг вмещает порядка трех четвертей бесценного книгохранилища. Само хранилище был уничтожено во время политических беспорядков на моей родине, из-за которых я и был вынужден...
Он вдруг усмехнулся:
— Вы серьезно? Библиотека Восьми Солнц — так это называется, хэ? И вы всерьез утверждаете, что могли прочитать и запомнить все книги, что там были? Ну-ну.
Ах ты умничка моя! О, мы положительно недооценивали северных варваров. Вот ведь — пожалуйста.
— Ты какого сословия, мальчик? — спросил я.
— Купеческого, — он вскинул бровь. — Уважаемый, хватит уже лирики. Говорите прямо: чего вам надо?
Нет, он определенно мне нравился. Жаль будет стирать его личность, но — увы. Тем более, он все равно обречен...
— Я старею, — сказал я. — Мне нужен преемник.
— Ну да, ну да. — Номер два скривился скептически. — Ладно, допустим. А почему вы так уверены, что я гожусь для подобной миссии?
Правильно, не годишься. Мозг-то у тебя — золото, но твоя возбудимая, порывистая натура порядком помешает мне использовать это золото в своих целях.
— Ты уже неплохо разработан, но не слишком сильно забит сведениями, — заверил я. — При определенном усердии тебе хватит всего нескольких месяцев, чтобы перенять мой багаж. Тебе это будет много проще, чем мне в свое время, ведь материал уже переработан.
Объект шумно чесал в шевелюре. Я ждал, что следующим шагом он захочет убедиться в моей правдивости, но тут Объект повел себя неожиданно.
— Вы знаете, — сказал он, — я, конечно, вам сочувствую. Честно. Сохранить мудрость веков и все такое — это ужасно важно. Но я стокопьево уверен, что это — не мое. У меня другое... ну, предназначение.
— И какое же? — спросил я с улыбкой.
Во рту начинало горчить, бок потягивало. Время поджимало.
— Не знаю, — сказал Номер два. — Но не это. Точно.
Я бегло прикинул в уме. Хм, 97 из 100 — он отправляется в кругосветное путешествие, собирая по пути другие (!) "факторы хаоса", 1 из 100 — умирает здесь, через месяц, от мозгового кровоизлияния, 2 из 100 — то же, но через шесть лет... Ты, вроде, обещал мне минимум десять лет, Наади?..
— У тебя были травмы головы? — спросил я.
Номер два усмехнулся:
— Приходилось.
Я изобразил эдакий "прозревающий" взор, потом — удрученную мину.
— Да, — сказал я. — Ты прав, ты не подойдешь. Я кое-что проглядел... Жаль. Очень жаль.
Объект насторожился, но, как ни странно, снова не задал ожидаемого вопроса. Встряхнулся, словно отметая нахлынувшую тревогу.
— Ладно, выяснили, — сказал он. — Мы уходим, уважаемый. Йара я забираю с собой.
— А вот это — нет, — возразил я мягко.
— Слушайте, ну вот чего вы привязались, а? Зачем он вам сдался? Сперва монахи, теперь вы еще... Отстаньте вы от парня!
— Над мальчиком висело проклятье — я объяснил, для чего оно. Он хотел узнать о своем отце — я сказал ему. Он не имел цели в жизни — я дал ему цель. Ему некуда дальше идти. Он пришел. Он мой. Вот и все.
— Он не твой! — взрычал Номер два. — Ты просто обдурил наивного простака, а теперь хочешь сосать из него соки!
Браво! Прекрасная интуиция!
— Хера с два ты получишь Йара! Я сейчас спущусь вниз и заберу его. Если понадобится — дам по башке и утащу волоком. Ни копья ему не надо учиться твоим ведьмовским наукам, даже если ты и впрямь колдун, и тем более, если так!
Он решительным шагом двинулся вниз по тропе. Его аура полыхала. Упрямство, гонор, юношеский негативизм. Именно то, что помогло ему не свихнуться за те четырнадцать дней, что он провел, вопя от ужаса, на утесе. Как раз то, что в основном и движет этим человеком...
— И не вздумай мне угрожать, колдун! — бросил он вполоборота. — Не то отведаешь ирууновского кулака!
Печень ныла уже вполне отчетливо. Полагаю, я налюбовался на Номера два достаточно.
— Стоять, — бросил я ему в спину. — Ко мне.
Объект вздрогнул, развернулся всем телом и послушно побежал обратно. Внушаемый. Пока он поднимался, у меня возникла забавная идея о том, под какой личиной его лучше скрыть. Я оставил Номера второго стоять на тропе, сходил в дальний грот, служащий нам чуланом. Подходящая, достаточно длинная цепь сыскалась не сразу, она лежала на самом дне одного из сундуков (тоже дары местного населения; какую только дрянь нам сюда не приносят). Тонкая декоративная цепочка, какую можно разорвать даже руками. Ничего, сойдет. Подходящего браслета не нашлось, и пришлось снять свой ножной бронзовый браслет, подарок Атарид-Малышки. Я обещал не расставаться с ним, ну да дело прошлое... Ум Предвещающего холоден и чужд привязанностей.
Объект стоял на четвереньках, на том же месте и вяло мотал головой, силясь стряхнуть одурь.
— За мной.
Я повел его к "воротам" — узкой расщелине в скале, ведущей к нашему плато. Браслет пришлось немного разогнуть, чтобы надеть на мощную лодыжку Номера второго. Конец цепи я пристегнул к одному из колечек на браслете. Когда-то на этих колечках висели бубенчики в форме сложенных ладоней Обладающего. Помню, как они побрякивали при ходьбе, что очень потешало моих соучеников... Второй конец цепи я привалил небольшим скальным обломком. Морщась от боли, перевел дух. Теперь главное.
— Смотреть на меня. Вот я налагаю заклятье на цепь сию. Да станет прочней ста тысяч стальных жил, да вопьется лезвием яростным в нарушившего запрет, да врастет в камень с силою великой, какой не одолеть и ста коням... — Тарабарщину эту я сочинял прямо на ходу. Потом закрепил: — Ты не сможешь ни порвать, ни даже поцарапать заговоренную цепь сию, а станешь рваться — тебе отсечет ногу. Теперь ты раб цепи. Теперь ты не человек, ты мой пес. Ты — пес, и все будут видеть тебя псом, слышать лай пса, чуять запах пса и осязать шерсть пса. Да свершится!
Я хлопнул в ладоши, и Объект в ужасе осел назад. Через минуту, он, не выдержав напряжения, крепко заснул. А я привалился к скале, корчась в рвотных спазмах и отплевываясь желчью. Наэрд! Надо было все-таки дождаться Наади...
Самое трудное в создании личин — это задействовать собственные способности объекта. Чтобы он сам держал свою личину, внушая и себе, и окружающим то, что они должны воспринимать. Но это требует изрядных затрат...
Я почувствовал, что теряю сознание, и едва успел позвать:
— Этын... у "ворот"... помоги...
день восьмой
Тау Бесогон
Ну, я вам скажу! Так облажаться — особый талант нужен. Чтобы самолично влезть в самую пасть змею этому ехидному, да еще до последнего что-то доказывать...
И Йара я профукал. Нет, он никуда не делся. Ходит здесь поблизости, вкалывает на ведьмаков. Даром, ессно. Вот только у него не все дома. Поплыл-то он раньше. Еще когда навещал меня на утесе, такое вещал, что я только плевался. Лучше б я его тогда из милосердия вниз башкой запустил, ей богу! Они ему всю душу вывернули. Ты, мол, сам магом станешь, круче некуда, одолеешь мировое зло, Проклятье скинешь... В общем, все блага, налетай подешевело. И Йар верит. Верит, как в Бога не веровал, черт бы его драл...
Беда, короче. Чеканулся Йар. А я сижу на цепи, дурак дураком. Со мной, положим, еще куда не шло: я хоть знаю, что это все — морок. Как каменный карниз мой, который втрое шире оказался, только я не видел этого. Чуть не описался, когда решился-таки на пустоту ступить. А как наступил — так морок враз и рассеялся.
А Йар вот не видит меня напрочь. Он видит собаку. Разговаривает с ней, жалуется на судьбу. А в ответ слышит не мои матюки, а песий лай...
Первые пару дней, обнаружив себя прикованным заговоренной цепью к скале у входа в ведьмовские владения, я бесился ужасно. Вопил, рвал цепь... Цепь не рвалась, только резала пальцы, и ногу я себе посек изрядно — обычный с виду браслет впивался, как бритва... В колдовство ты, ишь-ка, не веришь, просвещенный наш. Ну, молодец. Не верь.
Потом приперся Йар с миской какой-то бурды, сел возле меня на корточки и принялся гладить по голове, приговаривая всякую ерунду, как собаке. Как я ни разорялся, добился только того, что Йар меня пожурил и сказал, что косточки я не заслуживаю...
Я пытался докричаться до него и на другой день, и на следующий. Хотя и ловил себя на том, что знаю: это бесполезно. Я кидался в Йара камнями, ходил на руках, выкладывал из камней буквы — в общем, делал массу вещей, собаке недоступных. Без толку. Все это тоже как-то искажалось в его восприятии...
Что ж, пора принять факты во всей их неприглядности. Йар сошел с ума окончательно. Морок не мог бы держаться так долго и так стойко.
И тогда я сдался.
Мне было так плохо, что уже почти все равно. Я позволял гладить себя, чесать за ухом. Слушал, как бедолага по дюже раз пересказывает историю своих злоключений. Я многое о нем узнал. Удивительное дело: со мной в качестве пса Йар разговаривал совсем иначе. Даже голос становился другой: полнокровный, глубокий. Речь плавная, без запинок. Животных Йару опасаться нечего, только с ними он — такой, каким должен был быть, если б не все это. Крепкий деревенский мужик, простой и добрый, твердо стоящий на родной земле обеими ногами.
Я теперь об одном только жалею. Когда я слез-таки, с наэва карниза, я ведь всерьез хотел приложить ведьмака башкой о скалу. Ан нет, культурность помешала... Распинаться еще перед ним стал, оссподи... Рёлленге ты, рёлленге, хлюпик убогий...
Йар Проклятый
Ну, а че? Живу. Пока ничего страшного делать не заставляют. Кажный день прошу у джарада работу какую-нито. Чтоб без дела не сидеть. А то навовсе рехнешься. Потому, мерещится мне всякое, да и вообще башка чудная... Но если работать, то и ниче. Водицу ношу с ручья, дровишки.
А джарад меня не неволит, и вниз даже отпускает, в долину. Только не велит ни с кем говорить, коли встрену. Прикидывайся, говорит, немым. Да тут мало кто и ходит-то, только если за снадобьем каким.
Спервоначалу-то мне горы енти ужас как не глянулись. Мертвень. Один камень, ни былки. Ан нет, пониже тут и лес есть. Плохонький, но лес. Грибов насобирал поздних, орехов. Птиц тут полно. Поморники на скалах гнездятся, море-то недалече. Ящерки бегают. Коз видел на той стороне ущелья, баранов.
Господин Наади — эт' портошный который — говорит, они в первые годы только охотой и пробавлялись. Эт' потом уж добрые люди прознали, стали помогать. За леченье-то. А господин Наади он и лекарь, и травник, и охотник. Сам снадобья готовит, травки мне кой-какие показывал целебные. Толковый мужик, умный. Только въедливый шибко. Но зато хоть обсказывает, что к чему. И лечит тож. А то я тут давеча сверзился опять, в беспамятстве-то...
Господин Наади говорит: провал. Говорит: терпи, дальше хуже будет. Выходит, это обучение уже началось?
А еще он недавно пса здоровенного споймал. Говорит тут мне:
— Ты, кажется, любишь животных?
— Люблю, господин хороший. Особливо свинок.
— Ну, свинок у нас нет, а вот собака теперь есть. Решили оставить, пусть вход сторожит. Если хочешь, можешь за ним ухаживать.
