Сташинский посмотрел на Явика более внимательно. Нет, на ясновидящего протеанин... не похож, что ли. Но он умеет очень хорошо делать выводы на основе неполных данных, что, впрочем, для воина и офицера его ранга является не пожеланием, а необходимостью. Может быть, действительно на Марсе в этом самом заповеднике всё же продолжается работа над руинами и их содержимым. Предшественница Сташинского была, как теперь знал профессор, членом "Цербера". А эта организация, действовавшая "под прикрытием" Альянса Систем, почти сплошняком состояла из разумных, которые бы с лёгкостью пошли на нарушение принципа соответствия информации реальному положению дел. Проще говоря, на то, чтобы продолжать активную разработку протеанских марсианских руин, хотя в большинстве источников указывается на то, что в заповеднике всё тихо и спокойно.
— Да, профессор, поиск и изучение протеанских артефактов на Марсе продолжается. — Явик прислал в сознание учёного новую порцию мыслеобразов, частично сформированных из уже известных Тимуру Лавровичу данных иденских баз. — Потому и заселение Марса, и его развитие искусственно ограничивается. Тем, кто пытается проникнуть в форпост глубже... А там, не скрою, есть куда проникать и есть, конечно же, — жёстко усмехнулся протеанин, — то, за чем проникать... Не нужны зеваки, посторонние и, проще говоря, лишние свидетели неблаговидных дел искателей и расхитителей артефактов. А то, что по общераспространённым данным на Марсе всё тихо и спокойно — так ведь земляне-имперцы, кажется, говорят, что "в тихом омуте * водятся"? Не так ли, профессор? — Явик взглянул на Сташинского, отметив приближение челнока к месту расположения ещё одной археологической базы. — Кстати, мы уже прилетели на очередную точку. Давайте прервёмся, посмотрим, что здесь и как, а потом, уже, на пути к третьей точке, продолжим наш разговор.
Я и Сташинский кивнули.
Вскоре мы уже пожимали руки руководителей археологической партии и обменивались с учёными файлами с информацией. Местные археологи предложили прибывшим обойти и осмотреть археологические площадки и гости не стали возражать. Стараясь не мешать работающим археологам, я, Сташинский и Явик беседовали с руководителями археологической партии, обговаривали перспективы согласованных исследований и судьбу уже найденных и предполагавшихся, как такие, что возможно будут найдены, протеанских артефактов.
Присутствие живого и совершенно реального протеанина, конечно, не смогло оставить ни археологов, ни техников с инженерами, равнодушными. Вскоре вокруг Явика образовалась толпа, протеанин выслушивал вопросы, коротко или более-менее подробно отвечал на них, задавал вопросы и выслушивал ответы. Пользуясь тем, что археологи и техники "блокированы" воином древней расы, я и Сташинский ушли вместе с руководителями археологической партии к навесу, где разместились на раскладных стульях вокруг большого раскладного стола. Времени на политес и пустые разговоры никто из собеседников терять не стал и несколько десятков минут прошли в плодотворных обсуждениях самых разных проблем и вопросов, имеющих прямое отношение к дальнейшему осуществлению раскопок в этом районе.
Явик тоже был рад: археологи задали ему немало интересных вопросов, побудив о многом задуматься более глубоко и точно. За дискуссиями время текло совершенно незаметно. Протеанин видел, как многие его собеседники уходят, возвращаясь к прерванной работе, зато появляются новые слушатели, постепенно становящиеся собеседниками. Статус, звание, должность здесь не имели никакого значения — Явик сумел построить разговор так, что даже то обстоятельство, что люди общаются с инопланетянином, принадлежащим к расе, совсем недавно считавшейся вымершей, не давило на сознание разумных органиков и на ход общения.
Людям это понравилось. Незаметно они расселись вокруг протеанина, зажгли вполнакала прожектора на своих научных и исследовательских скафандрах и были очень обрадованы тем, что их гость предложил пообщаться своим, фирменным, крайне необычным для землян способом. С его помощью удалось втиснуть в минуты общения огромный объём информации. Явик радовался — у его новых знакомых будет что обдумать, осмыслить и глубже изучить тогда, когда он вместе с Шепард и Сташинским улетит на другую археологическую площадку, расположенную довольно далеко отсюда.
* * *
Очнувшись от размышлений, Бенезия подняла взгляд на индикатор бортового времени: она и не заметила, как прошло несколько десятков минут. В салоне по-прежнему было тихо и эта тишина совершенно не пугала пожилую азари, сидевшую в кресле. Возможно, ко многим корабельным звукам она просто привыкла, перестала их замечать. А возможно, она просто поверила где-то в глубине души, что этот странный корабль стал, пусть и на очень короткое время для неё... домом. Тем самым желанным домом, куда ей хотелось возвращаться раз за разом, где она чувствовала себя с каждым часом всё спокойнее, всё увереннее.
Наверное, она продолжала возвращаться к жизни. К обычной жизни пожилой азари. Да, теперь уже не принадлежащей к числу членов Азарийского Матриархата, уже не имеющей прежней власти и влияния... Но нужна ли ей эта власть, нужно ли ей это влияние теперь, когда она обрела нечто более значимое, более глубокое, более ценное?
Нет. Она осталась жива, она осталась здорова, конечно, настолько здорова, насколько это возможно в её возрасте. И она... полюбила. Полюбила так, как она, наверное, никогда не любила. Разве что любовь к Этите могла сравниться по силе и глубине с той любовью, какую она испытывала теперь по отношению к Шепарду. К Джону Шепарду. К Джону. К её Джону... Наверное, сейчас она уже может назвать его своим... другом. Да, другом. Чрезвычайно близким другом. И очень важным для неё другом.
Тело просило нагрузки, просило движения. Бенезия встала, подивившись, насколько это у неё легко, быстро и свободно получилось. Будто бы ей не восемьсот с небольшим лет, а намного, очень намного меньше.
Пройдясь по салону, привычно заглянув во все углы, Бенезия остановилась, повернувшись к выходной двери. Ей подумалось о том, что сейчас можно и даже нужно неспешно пройтись по кораблю. По железно-пластиковому рукотворному острову, ставшему для неё местом возрождения и домом. Да, домом... Ещё очень долго фрегат не покинет пределы Иден-Прайма. Месяц. Тридцать дней. Не земных — иден-праймовских.
А может, действительно — земных? Ведь здешние поселенцы — люди, составлявшие на Идене большинство, по-прежнему придерживаются двадцатичетырёхчасового суточного ритма. Как же хочется, чтобы именно земных, а не иден-праймовских, как же хочется, чтобы именно земных суток.
Да, она понимает, что впереди у фрегата — стоянка у Цитадели, а на этой станции появление фрегата с таким экипажем на борту вызовет неслабый шок... Сарен Артериус — вернулся, Найлус Крайк — вернулся, Маяк — на борту. И рядом с Маяком — его владелец, хозяин — протеанин Явик. Пожалуй, Цитадель — тряхнёт. Очень сильно тряхнёт всех обитателей Цитадели. А весть о близкой войне со Жнецами... подтверждённая множеством независимых источников, вполне может стать причиной ещё одного ощутимого "встряхивания".
Да ладно, пусть цитадельцев тряхнёт. Окопались на станции, как в осаждённой крепости, мнят себя властелинами галактики. Ясно, что Жнец-наблюдатель, вполне возможно, к Цитадели не явится. И не покажется ни цитадельцам, никому вообще. Пройдёт время — и легенда о Жнецах воплотится в реальность, едва только Жнецы придут в галактику и нанесут первые удары по обитаемым мирам. Назаре — разведчику и наблюдателю незачем светиться и в боевых действиях он, скорее всего, не будет принимать участия. Союзник он, конечно, условный, но, по меньшей мере, ему не придётся стрелять по кораблям и планетам. Не его это дело. Его дело — разведка, наблюдение. И он этим будет заниматься, а не уничтожением разумных органиков всех полутора десятков рас. Своеобразный договор заключил Шепард с Назарой, очень своеобразный. Но — лучше такой договор, чем никакого.
Открыв дверь, матриарх перешагнула порог, чуть обернулась, ожидая, пока створка встанет на место, перекрывая проход. Ей вдруг захотелось медленно, очень медленно и несколько раз обойти фрегат. Прогуляться. Покидать корабль — не хотелось. А пройтись по кораблю — хотелось. Даже очень хотелось. Да, Шепард улетел, турианцы-Спектры закрылись в своей каюте, той самой, выделенной Найлусу. Может быть, дело и не дойдёт до капсул? А может быть и дойдёт.
Коридор был пуст. Бенезия осторожно и медленно отошла от салонной двери, мельком взглянув на засветившийся красным светодиод на панели ВИ замка. Нормандовцы сделали так, чтобы ВИ автоматически отпирал замок, едва только азари подходила почти вплотную к двери. Бенезии это было приятно: о ней заботились, её избавляли от ненужных движений. И, в то же время, её не лишали права перепрограммировать ВИ замка так, как ей самой того захочется — она уже имела раньше полную возможность в этом убедиться, открыв панель настроек замка на своём инструментроне. Все настройки были доступны и активны.
Коридоры фрегата погружены в полутьму. Только дежурное освещение. Но и его было достаточно. Сейчас матриарх не хотела бы, чтобы вокруг было очень светло. Она продолжала вспоминать и размышлять. Наверное, ей надо было получить возможность делать это в движении. И сейчас она шла очень медленно и тихо. Обгонявшие её нормандовцы приветствовали её учтивыми кивками, но видя её задумчивое сосредоточенное лицо, никто из членов экипажа и команды корабля не решился поприветствовать её ничем, кроме безмолвного кивка. Да, вежливого, но всё же только кивка головой.
Бенезия отмечала эти кивки, едва заметно и спокойно кивала в ответ и продолжала медленно двигаться... Куда? Ещё стоя у двери своего салона, она наметила для себя несколько пунктов, где хотела бы побывать непременно. Это — Медотсек, каюта Шепарда и БИЦ. Остальные — по возможности, но вот эти три — обязательно. Так она решила. И сейчас двигалась к Медотсеку — он был ближе всех остальных "точек".
За стёклами виднелся кабинет Карин. Сама врач сидела спиной к окнам и что-то набирала на экране настольного инструментрона. Наверное, несекретное, если вот так спокойно и открыто светится экран. Матриарх остановилась, глядя на Чаквас и Карин почувствовала её взгляд. Обернулась, приветственно взмахнула рукой, потом — жестом попросила зайти, но Бенезия отрицательно покачала головой, изобразив пальцами, что хочет пройтись. Карин... поняла, согласно кивнула и вернулась к прерванной работе, а матриарх, постояв возле Медотсека с минуту, не больше, медленно повернулась и направилась к каюте Шепарда.
Что-то её тянуло к этой каюте. Нет, она, конечно, не собирается входить в отсутствие хозяина внутрь. Даже открывать дверь не будет пытаться. Но её тянуло к этой каюте. Со страшной силой тянуло. И она знала, что именно её тянет туда: желание понять Шепарда ещё глубже, ещё лучше, ещё полнее. А как ещё можно понять другого разумного, не побывав там, где он живёт? Сложно будет полно его понять тогда, очень сложно.
Да, Шепард — воин, воин по призванию, потому живёт он скромно, по-походному. Но Бенезия знает, например, что у него есть гитара. И он на ней играет. Простая гитара, их тоже называют, кстати, походными, складными. Многие нормандовцы слышали игру старпома, многие обсуждали её — азари слышала обрывки этих обсуждений. Как-то специально не прислушивалась, это оседало где-то на окраинах её сознания. А вот теперь...
Карин ведь говорила, что Джон... в значительной степени — романтик. Он, оказывается, любит смотреть на звёзды, любит и хорошо умеет играть на гитаре. Наверное, можно будет не особо удивиться, если он ещё и пишет стихи... А если не пишет — то и без того у него предостаточно других талантов.
Вот впереди показалась дверь старпомовской каюты. Скромная, неотличимая от других. Только табличка. Тоже — скромная, малозаметная, но чёткая — "старший помощник командира корабля". Просто и без излишеств. Никакой фамилии, имени, отчества. Вряд ли Шепард когда-нибудь в будущем будет требовать своеобразно "увековечить" себя на двери каюты. Вряд ли.
Не доходя нескольких шагов до закрытой двери старпомовской каюты, Бенезия остановилась. Взгляд азари шарил по пластине двери, а воображение рисовало простейшую каюту... столь подходящую для офицера, воина, не стремящегося к излишнему комфорту.
"Надо его почаще приглашать к себе, в салон. У него — маленькая каюта, а у меня — целый салон, там хватит места двоим. И ещё для третьего останется, — подумала Бенезия, отступив к противоположной стене и легко опёршись плечом о плитки брони, которыми была эта стена выложена. — Если я не ошибаюсь, у него каюта немногим больше, чем у Найлуса... А ведь он — старпом... Второй, после Андерсона, офицер на фрегате... Скромен. Очень скромен. Конечно, они ведь с Андерсоном окончили одну и ту же Академию, они — равны по статусу, оба — "эн-семёрки", — вспомнила азари. — Нет, определённо надо почаще приглашать его к себе. Я тогда смогу угостить его чем-нибудь домашним... Эти пайки, они, конечно, сытные, но их недостаточно. Для него — не достаточно, — убеждённо подумала Бенезия. — Он — мой. И я помню, что так же он принадлежит Дэйне и Карин. Но пока я рядом и даже если меня не будет рядом, он — мой. Я ему — верю. И я его — люблю. Я готова повторить это слово миллион раз. И я знаю, что ни на секунду не усомнюсь в своей любви к нему, если даже я повторю это слово миллиард раз. Он подарил мне... слишком многое. Он подарил мне жизнь. Новую жизнь! Он подарил мне возвращение в молодость... Вряд ли теперь меня полностью и сразу узнает Лиара... Вряд ли меня теперь полностью и сразу узнает Этита. А для меня главное теперь — везде и всюду узнавать его, Джона. Хотя... он всемерно старается, чтобы я, прежде всего, думала о дочери. И я за это ему очень благодарна. Я вернусь к Лиаре... Обязательно вернусь. Потому что я прилечу к ней на корабле, где будет Джон. Если он сказал, что нормандовцы найдут Лиару, значит, так и будет. Впереди у нас — Цитадель. Чувствую, постоянно чувствую, что там будет... сложно. Особенно — Джону и Явику. На них обоих столько всего свалится... Даже на Сарена с Найлусом меньше свалится, чем на Джона и Явика... Вот уверена в этом".
Мимо торопливо прошагали несколько нормандовцев, привычно поприветствовавших матриарха учтивыми кивками. Бенезия чувствовала их приближение, знала, что они не удивлены её присутствием здесь, рядом с каютой старпома. "Действительно, на маленьком корабле никуда не скроешься. Все новости рано или поздно (чаще — очень быстро) становятся известны всем, — подумала азари, "отлепляясь" от стены и делая первый, не слишком уверенный шаг к двери старпомовской каюты. — Богиня, что я делаю?! Ведь кто увидит из нормандовцев... Дойдёт до Джона... Я потом — не обрадуюсь. Точно — не обрадуюсь. — Матриарх азари с трудом заставила себя остановиться в шаге от створки. — Нет, так нельзя. Надо идти в БИЦ. Я и так здесь простояла достаточно долго. Половине нормандовцев об этом уже известно. Надо идти в БИЦ. Вперёд, — почти приказала себе матриарх, преодолевая внутреннее нежелание отходить от двери старпомовской каюты. — Я обязательно приду сюда, когда Джон вернётся на корабль. Приду, когда он будет в своей каюте. Тогда я смогу понять его глубже и... более точно, — уговаривала она себя, делая неуверенные шаги от двери каюты Шепарда. — Богиня, как же мне не хочется уходить... Но — надо. Я пока ещё слишком... слишком нова для нормандовцев. И мне надо... держать себя в рамках... — думала матриарх. — Но как тут удержишь себя в рамках, если он... такой... родной. По духу — родной... По душе — родной. Да, он — не азари, но... Он способен понять меня, матриарха азари так, как не каждый, далеко не каждый человек-землянин способен понять. — Бенезия неловко схватилась за поручень, поднявшись на первые несколько ступенек лестницы. — Еле смогла... Так не хочется уходить. Но — нельзя нарушать приличия. Нельзя! Наши, мои отношения с Джоном... Должны быть только нашими, — подумала Бенезия. — Только нашими, — повторила она безмолвно, чувствуя, как волна свежести и тепла накрывает её.
