Джейн и мир масс эффекта. Часть 2

Глава 21 Бенезия и Явик. Общение (от лица Бенезии)

То, что Шепард вернулся на борт фрегата после сложной и тяжёлой работы, я, отдыхавшая в своей "выгородке", почувствовала сразу. То, что он пришёл в медотсек к Карин, пришёл "сдаваться" врачу фрегата, она не просто почувствовала, она услышала.

Карин провела коммандера к знакомой ему выгородке, он снова переоделся, улёгся на свою кровать. Чаквас напоила его своим отваром и он уснул.

— Шепард спит, Бенезия, — врач тихо и быстро вошла в "выгородку", занимаемую матриархом. — Я не знаю всех деталей, но, похоже, ему удалось невозможное. — Карин не скрывала своего волнения. — Он договорился с пилотом Жнеца о том, что тот не будет вредить Иден-Прайму и фрегату. И не будет инициировать Жатву.

— Это... Джону дорого стоило, — произнесла я, решив не озвучивать обычные возгласы изумления и удивления.

— Очень дорого, — подтвердила врач. — Дэвид, хоть и выслушал его доклад очень внимательно, но сразу порекомендовал, чтобы Джон вернулся в Медотсек, а не приступил к исполнению служебных обязанностей. Пока я шла к вам, пришло сообщение от командира, — она подала мне ридер. — У вас теперь тоже появилась на корабле своя жилплощадь, — врач корабля подождала, пока я включу прибор и прочту недлинный текст.

— Но я... — попыталась было возразить я.

— Вы — вполне в норме. И пока что мы можем позволить себе предоставить нашим гостям нормальные условия для жизни на борту нашего корабля. Вы были правы — всё происходящее указывает на то, что мы в ближайшее время не покинем Иден-Прайм.

— Да уж, — вздохнула я, вставая с кровати и подходя к Чаквас. — Карин... спасибо вам.

— Я проведу вас в ваш салон, — ответила врач.

— Буду рада, — тихо сказала я.

Вдвоём мы вышли из Медотсека и через несколько минут подошли к двери бокового салона. Открыв дверь, Чаквас пропустила вперёд меня, уже зная, что вахтенные постарались привести салон во вполне жилое состояние. Здесь были две кровати, — Чаквас настояла, чтобы вахтенные установили вторую, рассчитывая не без оснований, что сюда же поселится в недалёком будущем и дочь матриарха, — шкафы, тумбочки, стол с несколькими креслами.

— Это... это даже больше, чем я могла бы пожелать, — восхищённо выдохнула я, оборачиваясь к Карин, стоявшей на пороге салона. — Я... я очень рада. Надеюсь...

— Вы никого не стесните, Бенезия, — спокойно кивнула Чаквас. — О своих вещах, оставшихся в Медотсеке, не беспокойтесь. Сегодня же вахтенные принесут их вам сюда. Если будут какие проблемы и вопросы, — врач указала на настенный пульт, — вот кнопки вызова и прямой связи с вахтслужбой. Вам помогут. В любое время дня и ночи.

— А...

— Со временем, Бенезия, со временем. Сегодня пока не надо стремиться выходить, независимо от того, что теперь фрегат стоит на поверхности планеты, а не висит у Жнеца. Разместитесь, а там — будет видно, — врач повернулась к двери, намереваясь вернуться в Медотсек. Я не стала её удерживать. Дверь в салон тихо закрылась.

Обойдя своё новое обиталище и заглянув по обыкновению, во все углы, я остановилась, всё острее понимая, что мне сделали роскошный подарок. Наверняка нормандовцы получили о мне самую полную информацию от подруг Чаквас и постарались учесть все мои запросы в максимальной степени.

Здесь... здесь могли бы совершенно свободно и комфортно жить несколько нормандовцев, но салон отдали мне одной. В личное, единоличное, индивидуальное пользование. Может быть — учли мой возраст, вряд ли — статус. Какая я теперь член Азарийского Матриархата? Нет, я уже давным-давно не вхожу в его состав, я слишком долго отсутствовала. Возможно, меня искали, но — недолго и, скорее всего, быстро прекратили официальные поиски. Если меня и продолжали искать, то только сподвижницы и последовательницы, которых среди азари у меня всегда было немало.

И теперь я буду жить уже не в Медотсеке, а в своём салоне. Хорошо бы найти Лиару. Здесь, в этом салоне мы смогли бы спокойно и свободно жить вдвоём, пока фрегат не прибудет в пределы Азарийского Пространства. Путь займёт несколько суток, может быть — целую декаду. За это время я смогу о многом поговорить с дочерью. Здесь, в этом салоне, нам никто не будет мешать — в этом матриарх была уверена.

Осторожный и чёткий стук в дверь прервал мои размышления. Подойдя к двери, матриарх нажала клавишу открытия. На пороге стояли двое вахтенных с пакетами в руках.

— Майор Чаквас просила передать это вам, — вахтенные чуть приподняли пакеты. — Здесь — ваши вещи из Медотсека.

— Проходите, пожалуйста. Поставьте здесь, — матриарх ощутила, что молодым военнослужащим не так уж сильно хочется сразу уходить. Они смогли увидеть матриарха азари вблизи и даже поговорить с ней. Пусть сухо и официально, но — поговорить. — Большое спасибо, — сказала я, отметив, что пакеты были аккуратно и бережно уложены на тумбочки и кресла.

Козырнув, оба вахтенных вышли из салона.

Закрыв дверь на защёлку, я распаковала пакеты. Всё было уложено в них, несомненно, самой Карин — чувствовалась женская рука. И когда только она успела это сделать?

Развесив одежду и разложив вещи по тумбочкам и шкафам, я опустилась в кресло.

Вспыхнул настенный экран, на котором сразу проступила картинка стоящего рядом с фрегатом Жнеца. Несколько минут я рассматривала корабль, на котором мне пришлось провести долгие годы. Теперь он не вызывал у меня ни страха, ни насторожённости, ни боязни.

Вполне обычный корабль. Да, неизвестный расам Галактики ранее, но теперь... Теперь хотя бы здесь, на Иден-Прайме, он будет привычен. В какой мере привычен — это уже другой вопрос. Он не скрывается, он не прячется под маскировочным полем, его оружие отключено, скрыто под бронеколпаками.

Джон... обезопасил "креветку". Сделал это. Один на один пообщавшись со Жнецом и его пилотом...

Со стороны Жнец выглядит теперь покинутым, мёртвым, но ведь я и другие нормандовцы знают, что именно Шепард об очень многом лично договорился с пилотом этого корабля. И сейчас Жнец вроде бы на стороне нормандовцев и иден-праймовцев. Он действительно неподвижен, он теперь не двигается куда-либо по планете.

Да, он заметен с очень большого расстояния, ведь его высота — больше километра. Трудно такой большой корабль скрыть... Жнец не скрывается, но он... не нападает, он не агрессивен. Где-то когда-то я впервые прочитала, что "человек способен привыкнуть ко всему". Сейчас, на Иден-Прайме я видела очередное подтверждение справедливости и правильности этого суждения. Не относящегося только к людям, к землянам.

На столе лежали пульты. Взяв один из них в руки, я надавила несколько сенсоров. Изображение на большом настенном экране изменилось. Я смогла увидеть Иден-Прайм и с борта "Нормандии" и с бортов нескольких дронов-наблюдателей, патрулировавших сейчас окрестности. Да, огромный иллюминатор салона был по-прежнему закрыт бронекрышкой. Но теперь, по меньшей мере, я, пассажирка фрегата, могла спокойно и свободно смотреть на планету, на которую несколько часов назад меня доставил Жнец.

Пиликнувший сигнал привлёк мое внимание. Бенезия склонилась к столу, открыла один из ящиков и обнаружила там новый ноутбук, продолжавший тихо пищать. Вынув прибор из ящика, матриарх открыла экран и первое, что она прочла на засветившейся матовой поверхности, было сообщение о том, что этот ноутбук теперь принадлежит ей.

В ноутбуке содержалась богатейшая подборка информации о том, что произошло в Галактике за те несколько лет, которые я провела под властью Жнеца и я не смогла удержаться от искушения сразу начать знакомиться с этой подборкой. Настенный экран продолжал менять картинки и светиться, но на него я уже почти не обращала внимание — чтение захватило меня полностью. Столько нового, столько интересного...

* * *

(от лица Явика)

Я очнулся. Несколько минут — и я возвращаюсь в обычное состояние. Отдых подошёл к концу.

В каюте-выгородке царит привычный полумрак, вокруг в основном тихо. Острый слух выделяет из неясного шума обрывки разговоров членов экипажа "Нормандии". На борту, как ощутил я, по-прежнему присутствуют азари и турианец. А вот "марки" пилота Жнеца на борту нет, значит, пилот уже находится за пределами корабля. Волна ощущений доложила мне, что Жнец уже не обездвижен и не лежит на поверхности планеты. Теперь он стоит, но его оружие деактивировано, огромный корабль неподвижен и, по всей вероятности, не угрожает ни "Нормандии" ни Иден-Прайму.

Обойдя каюту-выгородку, я решил, что она станет моим постоянным обиталищем. За часы, прошедшие с того момента, как я ступил на борт фрегата с борта челнока меня никто так и не потревожил дверь и стены каюты. Сейчас рядом с каютой тоже никого из обитателей фрегата не было. Да, члены экипажа и команды проходили по коридору мимо, но не замедляли шаги, не останавливались, не пытались приблизиться к запертой двери.

Я раздумывал над тем, что мне следует теперь делать и всё больше склонялся к мысли о невозможности и дальше надолго оставаться в этой каюте. Необходимо было выйти за её пределы, пройти по кораблю, познакомиться с нормандовцами.

Да, мне ясно, что люди, да и не только люди, но и турианец и азари будут напуганы моим внешним видом — он слишком для них непривычен. Насколько мне удалось понять, почти все расы нынешней Галактики считают протеан вымершими.

Пятьдесят тысяч лет. Слишком большая цифра. Неудивительно, что появление Явика на борту вызвало у многих разумных состояние, близкое к шоку в той или иной мере. Тем не менее, война со Жнецами приближается. В очередной раз она очень близка. Ещё немного — и она начнётся. Вряд ли эта пауза, это предвоенное время будут длительными. А значит, надо выходить, надо преодолевать вполне понятный страх у нормандовцев перед ним, представителем вроде бы давным-давно вымершей расы.

Почему мне не верится, что я — один? Сейчас, конечно, доказательств того, что я выжил не один, у меня нет. Никаких. Кроме неясного ощущения. А его, это ощущение... нельзя ставить в основу предположений.

Надо найти что-то более осязаемое. И для этого придётся на время, вряд ли надолго, но покинуть пределы этой каюты-выгородки. Я отдохнул, восстановился, мне никто не мешал, не прерывал моего отдыха, не навязывал своё общество. И я тоже не буду навязывать никому своё общество, но я должен собрать побольше информации о происходящем не только на корабле, но и вокруг него. Сейчас мне нужна информация.

— Командир, — вахтенный БИЦ взглянул на индикаторы боковых экранов Звёздной Карты, включил канал прямой связи с Андерсоном, — наш гость из далёкого прошлого очнулся. Скорее всего, он вознамерился выйти за пределы каюты.

— Принято, — говоривший с работавшими в ангаре фрегата техниками, занятыми обслуживанием обоих челноков Андерсон нажал сенсор на наушном спикере и повернулся к старшине техников. — Продолжайте. Доклад мне — по готовности.

— Есть, командир, — кивнул мужчина в комбинезоне, склоняясь над проёмом в борту челнока.

Андерсон остановился у двери каюты Явика в тот момент, когда она только-только начала открываться.

— Я не удивлён, Дэвид, — сказал я, переступая порог каюты-выгородки и выходя в коридор. — Вам уже доложили.

— Именно, — сказал Андерсон. — Шепард сейчас отдыхает. Ему удалось как-то решить проблему с пилотом Жнеца. Или, по меньшей мере — начать её решать. Идёмте сейчас ко мне. У меня есть информация, которая вам пригодится.

— От Жнеца? — проговорил я.

— Да. — Андерсон повернулся и сделал первый шаг, удаляясь от двери каюты. Я последовал за ним.

Нормандовцы привычно козыряли командиру, уступая ему дорогу, но когда их взгляды наталкивались на мою фигуру, шедшую следом за Андерсоном, на их лицах отражалось нешуточное напряжение. Я старался не смотреть на людей, уже поняв, что мой взгляд пока что крайне непривычен для землян.

— Присаживайтесь, Явик. — Андерсон закрыл дверь своей каюты на защёлку, подошёл к столу, взял из стопки несколько ридеров. — Посмотрите, — он подал ридеры мне.

Несколько минут я просматривал содержимое ридеров. Андерсон, присев в своё рабочее кресло, не смотрел на меня, набирал на своём инструментроне текст очередного служебного распоряжения.

— Не понимаю, — сказал я, отложив стопку ридеров на столешницу. — Как Шепарду это удалось?

— Я и сам это не понимаю, Явик. Мы очень беспокоились за исход дела. Были готовы чуть ли не силой забрать Шепарда из Жнеца, были готовы стрелять по поднимавшемуся на лапы кораблю, — сказал Андерсон, не стремясь смотреть на собеседника. — Несколько раз проверили старпома на наличие признаков индоктринации. Насколько сумели, конечно. Шепард сказал об этих дарах только мне. Ещё в ангаре. И я был крайне удивлён. Не скрою, мне подумалось и о том, что это — дезинформация, но... вряд ли это действительно ложь. Я потом проверил, совместив современные нам карты Иден-Прайма с той, которая была предоставлена Жнецом. Почти всё совпало. А то, что не совпало, в большинстве случаев таких отметок на наших картах не было. Так что у меня пока что нет оснований считать, что предоставленная Жнецом, не скрою, неожиданно полная информация — лжива. И, да, Шепард особо подчеркнул, что такой картой протеанских артефактов на Иден-Прайме могли располагать только высшие руководители протеан. У вас, как у командира местных сил обороны планеты, такой карты по понятным причинам не было.

— Не было, — подтвердил я. — Действительно не было. Была похожая, но столь полной — не было. Да и не нужна была мне столь подробная карта... мирного времени. На моей карте было предостаточно других отметок, — я включил свой инструментрон и вывел картинку с него на настенный каютный экран. — Вот моя карта. Её последняя версия на момент нашего отступления в подземные уровни...

— Да, она отличается, — подтвердил Андерсон, детально рассмотрев предъявленную протеанином карту, отмечая, что я ещё раз пересматриваю содержимое нескольких ридеров и начинаю, как сказал бы любой человек, сильно волноваться внешне.

— Почему он... не добивает нас? — стрёкот моего голоса стал ощутимее — я позволил волнению проявиться вовне.

— В задачу разведчика-наблюдателя могут и не входить активные боевые действия. Он может, к примеру, только вызвать поддержку, — размышляя, проговорил Андерсон. — Но этот вызов в данном случае означает — начать очередную Жатву. Начать, практически, войну, что противоречит недавним заверениям Наблюдателя. Никто, кроме него не мог дать такие заверения. В конечном итоге мы, разумные органики, находящиеся на этой планете и в Галактике — цели для Жнецов, а цель не спрашивают, хочет ли она быть поражённой. Цель либо уничтожают, либо оставляют временно в покое.

— Разведка — дело специфическое, — прострекотал я.

— То-то и оно, — подтвердил Андерсон. — Не сомневаюсь, что Жнец, Назара при всей непохожести на нас, ныне живущих, руководствуется в своей деятельности разведчика схожими с нашими принципами и правилами. Полигон — един, значит число вариантов приемлемых действий и решений — очень ограничено. Во всяком случае — не бесконечно.

— Андерсон встал. — Если Назара отказался уничтожать саркофаги... — командир не стал уточнять "с протеанами", зная, что собеседник его правильно поймёт, — значит, либо он достаточно самостоятелен в своих решениях и действиях, либо не считает, что мы все реально сможем выстоять тогда, когда придёт час и день начала полномасштабной Жатвы. Логика вполне понятна: у нас осталось слишком мало времени для того, чтобы успеть противопоставить силе Жнецов, их объединённой силе что-либо существенное.

— Мы воевали со Жнецами сотни лет, Дэвид, — прострекотал я. — И нам приходилось по большей части отступать, а не одерживать победы, даже небольшие. Мы только и сумели, что максимально оттянуть момент нашего окончательного поражения, нашего окончательного уничтожения.

— За тридцать лет присутствия в Большом Космосе, — Андерсон остановился у иллюминатора, закрытого бронезаслонкой, — мы, люди, многое поняли и многое узнали. И сейчас я скажу крайне неприятную вещь: сегодняшние расы мало подготовлены к войне со Жнецами, к противостоянию с ними. Они — разобщены. Проклятое стремление к самостоятельности, к изолированности, к одиночеству. Тогда как мы сейчас должны объединяться...

— Придётся объединяться уже во время войны, Дэвид, — прострекотал я.

— Здесь вы правы, Явик, — кивнул Андерсон, не оборачиваясь. — Но... вряд ли мы сможем сопротивляться сотни лет. Поодиночке каждая раса, даже ключевая — слаба. А Жнецы... опытны. Они могут применить — и, скорее всего, применят — блокаду пространств отдельных рас. Тут, у нынешних, здешних рас, нет единства.

— И вы... люди, тоже зациклены на ретрансляторах, на их сети? — уточнил я, немного успокоившись и почти убрав стрёкот из голоса.

— Да. Только немногие страны Земли сейчас ведут разработки двигателей для космических кораблей, способных с приемлемой скоростью летать между туманностями, скоплениями, отдельными звёздными системами, — честно ответил Андерсон. — Секретные разработки государственного уровня закрытости. Дезинформации — вагоны, а реальных, подтверждённых данных — очень мало. Только и знаем, что ведутся такие разработки, а детали... Увы. Конкуренцию — никто не отменял. К тому же... это...

— Очень дорогое удовольствие, — уточнил я.

Андерсон кивнул, отошёл от иллюминатора, вернулся к столу, но садиться не стал.

Протеанин вывел на настенный каютный экран карту размещения саркофагов:

— Двигатели... это сравнительно далёкая перспектива, Дэвид, — сказал я. — А вот это — наша ближайшая задача. Заодно... проверим Жнеца и его пилота на искренность и стойкость намерений.

— Мы и так планировали здесь задержаться, — сказал Андерсон, опёршись руками о столешницу.

— Моё появление спутало очень многие намерения, — сказал я. — Понимаю. Вы планировали...

— Мы много чего планировали, Явик, но... Бой со Жнецом, падение этого корабля на поверхность переданной человечеству планеты. Уже это заставило нас поменять большинство планов. Цитадель, встреча с Советом Цитадели по поводу передачи протеанского маяка... Всё это уже отодвинулось на второй и даже на третий планы. Теперь мы заняты блокировкой информационных каналов, фильтрацией траффика с планеты. Да, многое местные жители видели своими глазами: и бой со Жнецом, и падение корабля, и работу местной "инфраструктурной начинки" в связке с системами "Нормандии". Полностью это скрыть — невозможно. Потому я не считаю, что любая информация о происшедшем надёжно заблокирована в пределах Иден-Прайма, — он помолчал несколько секунд. — Делаем то, что можем. А можем мы — мало. Потому уже бой и падение корабля — "креветки" на Иден-Прайм заставляет нас отложить отлёт, несмотря на то, что Маяк уже погружен в контейнер и взят на борт фрегата, помещён в его грузовой трюм. Предстоит очень многое пояснить хотя бы местным властям планеты. И, если уж в наши руки попала такая информация, то, не раскрывая источник, надо эту информацию максимально полно использовать.

— Схему археологических раскопок на Иден-Прайме надо менять. И — как можно быстрее, — сказал я. — А это значит, мне надо будет выйти за пределы корабля. Если информация Назары будет подтверждена... Надо будет скрыть от иден-праймовцев обнаружение и вскрытие саркофагов с живыми протеанами. — я, не пряча особо волнения, поудобнее устроился в кресле. — И ещё, Дэвид. Я не говорил об этом ранее, но у нас здесь был свой корабль. Военный фрегат. Название — "Клинок Ярости". У меня нет данных о том, что корабль был уничтожен Жнецами. Мы его, когда прибыли на планету, хорошо замаскировали. И, если бы Жнецы добрались до него, взрыв оставил бы на планете... хорошо заметную воронку. — Андерсон понимающе кивнул и протеанин не стал уточнять вслух детали относительно системы самоликвидации корабля. — Скрыть такой кратер можно только искусственно. Вряд ли Жнецы, отступая, занимались бы специально сокрытием такой "отметины", — стрекотнул протеанин уже немного тише. — Значит, корабль, скорее всего, засыпан, но не повреждён очень уж существенно. Предстоит найти место его размещения и попытаться скрытно выкопать фрегат, активировать его системы.

— Маскировка? — Андерсон внимательно посмотрел на меня.

— Есть. Удастся корабль правильно активировать — ваши системы, насколько я могу судить, не смогут засечь его отлёт. А улетать ему — придётся. Предполагаю, что надо будет погрузить выживших протеан на него. А там... предстоит найти приемлемую для нас планету. И скрыть наше существование. До поры, до времени, — уточнил я.

— А вы, Явик?

— Мне придётся "расшифроваться", — ответил я. — Одному. Археологи видели меня и вряд ли они удержали эту информацию в тайне ото всех обитателей Иден-Прайма. Да и технические средства на огромной планете проконтролировать полностью и сверхкачественно — по многим причинам — невозможно. Таковы законы этой галактики: приходится предполагать и возможность посторонней аппаратной фиксации всего, что произошло на том месте раскопок.

— Придётся плотно работать с местной властью и местными жителями, — сказал Андерсон. Явик едва заметно кивнул, выражая согласие со словами хозяина каюты. — Возможно, вы правы. Единственный выживший протеанин...

— Не представляет угрозы для обитателей Галактики в нынешнем Цикле, — продолжил мысль командира я. — Да, интерес я буду представлять для очень многих разумных, но вряд ли захочу как-то удовлетворять этот интерес. Давайте, Дэвид, наметим первые шаги реализации плана работ. Нам надо будет, во-первых, осмотреть десятки саркофагов и, во-вторых, обязательно найти корабль. А также — дать возможность археологам прекратить буравить поверхность планеты в любых мыслимых местах. Раскопки должны теперь носить прицельный, точечный характер. Сразу скажу, что это обсуждение — предварительное. Я предполагал пообщаться с матриархом азари, а потом — и с турианцем. Потому мы обязательно продолжим обсуждение и уточнение плана предстоящих работ несколько позже. Сейчас наметим только общие рамки, границы и черты.

Больше часа продолжался разговор командира корабля со мной. Андерсон убедился в том, что я строго придерживаюсь заявленных пределов и действительно, обсуждение плана будет продолжено в самое ближайшее время.

— Информацию я скопировал себе, Дэвид. — я, остановившись у двери каюты, обернулся к сидевшему за рабочим столом Андерсону. — Спасибо. Наверное, я ограничусь визитом к матриарху азари. С турианцем, точнее — с двумя турианцами — я встречусь и поговорю позднее, — с этими словами я открыл дверь и вышел из каюты командира корабля, прикрывая за собой створку.

Чаквас видела на экранах системы позиционирования новую отметку — живого протеанина и уже знала, что Явик больше часа провёл в каюте Дэвида. Они, несомненно, о многом поговорили. Сейчас отметка Явика быстро двигалась к салону, где теперь размещалась матриарх азари. Карин понимала: Явик стремится пообщаться с Бенезией, а вот встречаться и общаться с турианцами он пока не планирует. Найлус по-прежнему находился в своей каюте, а Сарен пребывал в медотсеке. Спал в своей "выгородке". Шепард тоже спал в своей выгородке в Медотсеке. Карин помнила о том, что Джон предупредил её о возможном визите протеанина в медотсек.

По меньшей мере, к такому визиту она, главный врач Медотсека, была готова. А вот готова ли Бенезия увидеть протеанина? В этом Карин сомневалась. Если протеане действительно существенно модифицировали азари, то встреча азари с протеанином могла окончиться очень плохо. Пятьдесят тысяч лет... хорошо, если сократятся хотя бы до пятидесяти секунд перед схваткой представителей двух рас. Одна из которых весьма существенно поработала над другой, внеся большие изменения и в тело и в судьбу представителей этой расы.

Ощущая раз за разом волны страха и ужаса, исходившие от встречавшихся по пути нормандовцев, я быстрым шагом продвигался к салону, где теперь размещалась матриарх азари. Я не сомневался, что нормандовцы трудно привыкают к его присутствию на корабле, но это — вполне рабочая ситуация, в ней нет ничего особенного. "Нормандия" — военный, боевой корабль, здесь нет хлюпиков и нытиков. Члены экипажа и команды фрегата знали, на что шли, когда подписывали контракт с военно-космическими силами Альянса Систем и принимали присягу военнослужащего ВКС. Гражданские члены экипажа и команды тоже не были обделены информацией о трудностях и сложностях, которых в армейском бытии всегда было предостаточно.

На секунду остановившись перед дверью салона, Я надавил сенсоры на замковой пластине ВИ. Полотно двери уехало в сторону. Переступив порог, я остановился, ожидая, пока дверь встанет на место, полностью перекрыв проём.

Сидевшая за столом и читавшая что-то с экрана инструментрона матриарх подняла голову, посмотрела на визитёра. С минуту мы смотрели друг на друга.

— Проходите и садитесь. — Бенезия развернула кресло ко мне, но вставать не стала. Зачем? Им обоим уже немало лет и играть в игры статусов нет никакой необходимости. Насколько она помнила, протеане тоже живут очень долго, больше тысячи лет. Так что...

Явик не производил впечатления молодого протеанина. В нём чувствовалась "настройка" старшего офицера и было очень маловероятно, что такого значимого уровня достиг молодой протеанин.

Гость расположился в кресле, не стремясь разглядывать сидевшую напротив азари в упор. Та также не старалась смотреть на него очень внимательно. Молчание затягивалось, но оно было необходимым: оба решали, как следует построить общение.

— Я покажу вам, Бенезия, многое из того, что запомнил. В том числе — то, как меня нашли и как я... оказался на борту фрегата, — сказал я. — Я возьму вас за руку. И вы увидите в своём сознании всё, что видел я, — я поднял свою руку. Бенезия спокойно и свободно протянула свою. Обхватив пальцами запястье, я чуть прикрыл все четыре глаза веками и матриарх, потрясённая проекцией высочайшей детализации и высочайшего качества, захлестнувшей её сознание, замерла. Не было никакого насилия, но она вдруг оказалась в центре событий, она могла посмотреть в любую сторону, она могла обернуться и везде, всюду увидеть детализированную картину. Не только увидеть, но и услышать. Причём звук... шёл со всех сторон. Несколько раз ей даже показалось, что она ощущает запахи и ароматы. Ничего подобного матриарх никогда в своей жизни не испытывала и сейчас была восхищена возможностью изведать нечто совершенно новое, то, что было абсолютно неизвестно никому из матриархов азари.

Я показал ей и то, что уже видел в своём сознании Шепард: отступление последнего протеанского отряда под ударами Жнецов и их пособников в подземное укрытие. Бенезия молчала, будучи не в силах произнести ни звука, настолько потрясла её увиденная картина противостояния. Да, она достаточно хорошо знала, что такое одиночный Жнец и на что он способен. А теперь — побывала, пусть и виртуально, на настоящей войне, где действовали несколько таких кораблей — Жнецов. С мощной многочисленной поддержкой со стороны тысяч одурманенных и трансформированных разумных. Наверное, то, что я показал ей это вот так, своими средствами, своими методами, а не стал пускаться в длительные, пусть, вероятно, и очень красочные устные рассказы, было лучше всего.

Когда я отпустил запястье матриарха, та несколько десятков секунд сидела абсолютно неподвижно. В её глазах стояли слёзы, она готова была заплакать.

Наконец она подняла руку, за которую недавно держал её я, поднесла её к лицу и всмотрелась.

— Как?... Как такое возможно? Это... Сколько прошло времени? — выдавила Бенезия свистящим шёпотом.

Я назвал цифру, отметив возросшее изумление собеседницы.

— Втиснуть такой объём информации за такое короткое время... — выдохнула матриарх, немного успокоившись.

— Обычная расовая технология, — спокойно и даже несколько размеренно проговорил я. — Ничего особенного.

— Для вас — да, — согласилась матриарх, — Но для нас...

— Вы ещё скажите — для потомков, — губы мои сложились в едкую усмешку.

— В какой-то мере — да, — ответила Бенезия.

— Не спорю и не собираюсь спорить. — я встал. — Дело в другом, Бенезия. Как вы уже знаете, Галактика в очередной раз стоит перед угрозой опустошения. Насколько мне известно, нет никаких свидетельств того, что когда-нибудь раньше, в прошлые Циклы, кто-либо из представителей высокоразвитых рас избегал уничтожения.

— В этот раз уничтожения избежали вы, протеане, — сказала Бенезия.

Явик кивнул:

— Да. И, значит, кое-что в стандартном, горьком сценарии Жатв изменилось. На мой взгляд — очень существенно. Если раньше мы, протеане, надеялись отсидеться в саркофагах под стазисом в анабиозе, то теперь... Теперь мы не можем себе это позволить, — я сделал трудную для себя паузу, затем уточнил. — Я не могу себе этого позволить. Да, да, Бенезия, я понимаю, это — пафос. Возможно, он чужд моменту, но если мы не объединимся... Мы — не выстоим. И — снова станем жертвами, несмотря на то, что на этот раз протеане сумели выжить. Я сумел выжить. И будет тогда новый пятидесятитысячелетний цикл.

— Более пятидесяти тысяч азарийских поколений, — подтвердила Бенезия.

— Да, но уже не азари и не протеан. Других, неведомых ныне рас, — сказал я. — А мы, все расы нынешнего Цикла, станем историей. О которой снова не будет ничего или — почти ничего — известно потомкам. Потому что вероятность того, что кто-то из нас где-то сумеет отсидеться — крайне мала. Хотя... не скрою, я помню о том, что многие разумные сегодня захотят прежде всего отсидеться в стороне. В безопасном месте.

— Наверное, они ещё не понимают, что тогда, когда придут Жнецы, безопасных мест в Галактике не будет. — матриарх заинтересованно посмотрела на меня. — Что вы предлагаете?

— Мы должны готовиться воевать. И начинать готовиться придётся сейчас. Вот прямо сейчас, здесь, на этой планете, уже увидевшей первый бой современного земного военного фрегата с древним Жнецом. А таких боёв впереди — будут тысячи, десятки тысяч. То, что этот бой, это столкновение видели многие иден-праймовцы, видели своими глазами, пусть и издали — это нам поможет. Должно помочь. — я прошагал из угла в угол салона, остановился, не поворачиваясь и не оборачиваясь к Бенезии, продолжил. — По меньшей мере, у нас есть планета, обитатели которой уже видели, что такое современный реальный бой с большим и сильным кораблём неизвестной расы.

— Слушая вас, Явик, я начинаю подозревать, что вы хотите объединить усилия, — матриарх не стала поднимать взгляд на меня, но я почувствовал её убеждённость, облечённую в мягкую словесную форму.

— А если мы не объединимся, то нас... все нынешние расы эти "креветки"... перебьют поодиночке, — ответил я. — Я не сомневаюсь, что Жнецы будут действовать рационально: сначала уничтожат сильнейшие расы. Думаю, мне не следует перечислять все их названия вам, так как ваша раса, Бенезия, тоже входит в их число. Затем, устранив "основные угрозы", займутся более слабыми и менее подготовленными к длительному противостоянию расами. И, даже если противодействие основных рас будет длительным, Жнецы всё равно будут давить. И будут додавливать, поскольку опыт, полученный ими при уничтожении Империи Протеан, никуда на самом деле не делся. Они интегрировали этот опыт с предшествующим опытом, усилились, улучшились. Всё стандартно.

— Но при этом — не менее больно, — сказала старшая Т'Сони.

— Да, но нам, разумным органикам, нельзя теперь будет обращать внимание на эту боль. Во всяком случае — большое внимание, — подчеркнул я. — Здесь — планета, отданная людям. Чуть ли не во владение, но Совет Цитадели, куда входят азари, саларианцы и турианцы, протянул к этой планете свои грязные руки. Протянул, потому что земные археологи откопали протеанский маяк. Тот самый маяк, в который мы, отступая, заложили предупреждение о грядущей Жатве. Заложили, уже понимая, что нашей Империи, нашим народам не суждено ни победить, ни просто выжить, — с горечью в голосе сказал протеанин. — И потому мы должны пойти "от противного". Использовать не самые сильные, а условно самые слабые расы. Ибо слабых всегда много, а сильных — всегда мало. Объединение слабых даёт усиление, а сильные... С сильными мы будем разбираться потом.

— Люди... они только кажутся слабыми, — матриарх погасила экран инструментрона.

— Вы правы. Мы... несколько столетий наблюдали за их развитием. Тогда они были ещё в каменном веке. Мы помогли людям избежать внимания со стороны Жнецов, — сказал я.

— Несколько притормозили их развитие? — с горькой улыбкой на устах спросила азари.

— В том числе — и это, — согласился я. — Я — воин и мне немногое известно об этом в деталях. Я могу описать только самую общую картину. И эта картина показывает, что именно люди могут сейчас, в новом Цикле, выступить мощным объединяющим фактором. Да, они могут восприниматься нынешними Старыми расами, как слабая раса. И это... даёт надежду. Надежду на то, что нам удастся и противостоять успешно Жнецам и может быть, попытаться, а точнее — постараться одержать над этими полумашинами победу. Прервать этот Цикл, сделать его последним.

— Война ещё не началась, а вы уже планируете Победу? — скептически проговорила Бенезия. — Не слишком ли вы торопитесь, Явик?

— Нет, не слишком, — возразил я. — Я показал вам, как сидел рядом с Шепардом на своём саркофаге, в котором провёл пятьдесят тысяч лет. Я — воин и он — воин. Она может со мной общаться без слов. Единственная из всех людей, кого я успел хоть как-то узнать с тех пор, как очнулся. Возможно, будут и другие такие же люди, но сейчас Шепард — важен критически. Таких, как она, в любой расе не может быть очень много. А присутствие таких людей, как Шепард, в расе землян, в расе людей — признак, что мы ещё можем не только надеяться на победу над Жнецами, мы реально можем их победить.

— Почему вы говорите, что это женщина?

— Потому что это Джейн из мира где прошла Жатва и они активировали Горн.

— Горн?

— Устройство из глубин тысячелетий Жатв, мы так и не смогли его полноценно использовать. А они построили и активировали, договорившись со Жнецами. И она просит называть себя Джоном, по крайней мере при посторонних.

— Ясно.

— Скажите, Явик... вы серьёзно? Рассчитываете на победу? Я вот сижу тут, думаю над тем, как просто выжить, посопротивлявшись достаточно долго, а вы... — голос матриарха немного вибрировал, выдавая её волнение и неуверенность.

— А я рассчитываю победить, Бенезия. Иначе я — не воин, не офицер, не командир, — ответил я, ничуть не раздражаясь в ответ на очевидное непонимание, проявленное матриархом азари. — Я ведь пришёл в этот мир не тысячу лет назад, а пятьдесят тысяч лет назад. Точная цифра лет сейчас не важна. И если я не победил Жнецов тогда, то я не собираюсь давать им возможность выжить сейчас, в новом Цикле, который должен стать для них последним! — я только усилил громкость голоса, оставшись во всём остальном внешне почти спокойным. — Мы воевали со Жнецами сотни лет. И я теперь понимаю, что для них срок противостояния — не критичен. Они могут воевать с нами, разумными органиками, тысячелетия. Будут сменяться поколения разумных, но война будет продолжаться. Далеко не все расы, стоявшие "под рукой" протеан, были долгожителями. Далеко не все! — я рубанул ладонью воздух, сбрасывая нервное напряжение этим жестом. — И сейчас я также вижу многие расы, которые долгожительством похвастаться не могут. Можно долго рассуждать, можно долго говорить, но я вижу только три варианта развития событий. Первый — всем разумным обитателям галактики погибнуть под ударами Жнецов. Второй — всем им воевать бесконечно долго со Жнецами и их приспешниками и пособниками. Третий — всем им победить Жнецов и остаться в живых, получить возможность жить в мире без угрозы следующей Жатвы. Четвёртого, пятого и шестого варианта или выхода, как угодно — нет в принципе. — Явик выделил этот вывод голосом, постаравшись стрекотать поменьше. — Мы можем идти к любому из этих трёх вариантов самыми разными путями. Но этих вариантов — только три. Первый вариант был практически реализован несчётное количество раз за миллионы лет. Второй вариант был реализован, в частности, нами, протеанами, может быть — кем-то и до нас. Третий вариант не был ещё реализован никогда за всю историю Жатв. Я убеждён и уверен, что, наконец, пришло время, когда этот вариант будет реализован, Бенезия. В противном случае всё, что будет иметь место в галактике за пределами этого третьего варианта, будет, в очень лучшем случае, фундаментом реализации одного из двух первых вариантов.

— Хорошо, — матриарх азари согласно кивнула. — Я понимаю и текст, и подтекст, разделяю в какой-то мере вашу, Явик, убеждённость в ограниченности числа возможных к реализации вариантов, но...

— Поговорим об азари, Бенезия. — я вернулся к креслу, которое покинул незадолго перед этим, сел и протянул руку. — Я не буду много говорить вслух, просто покажу вам то, что вы и сами должны знать. История азари, — я сцепил пальцы своей руки на запястье матриарха. Сознание Бенезии захлестнула яркая детализированная картина. За несколько минут я показал ей столько картин и роликов из древней, новой и новейшей истории азари, сколько она, матриарх азари, не видела за всю свою достаточно долгую жизнь.

В этот раз старшая Т'Сони вынырнула из оцепенения достаточно быстро, показав мне, что она вполне способна адаптироваться к подобным нагрузкам.

— Да, мы, протеане, действительно вмешались в эволюцию азари, — подтвердил я своим становящимся для матриарха привычным чуть стрекочущим голосом. — Серьёзно, глубоко вмешались. Мы также сумели затормозить развитие расы азари. Поэтому азари и выжили тогда, когда в галактику пришли Жнецы и нам, протеанам, пришлось противостоять полумашинам. На вас, азари, Жнецы не обратили внимания, не направили на ваши планеты свои гигантские корабли. Не стали выжигать миры, населённые в те времена представителями вашей расы. Машины руководствуются достаточно узкой, можно сказать, что однозначной логикой. Потому ожидать от них распыления сил по недостаточно важным целям тогда нам, протеанам ожидать не приходилось. Насколько я понял, учёные-протеане планировали развитие расы азари на десятки тысяч лет вперёд. То, что я знаю об азари сейчас, говорит со всей определённостью даже такому неспециалисту, как я: эти прогнозы и расчёты оправдались, но реализованы они далеко не в полной мере.

— И что мне теперь со всем этим знанием делать? — спросила Бенезия, обдумывая увиденное и почувствованное.

— Действовать, — стрекотнул я, но теперь в моем стрёкоте не было недовольства или раздражения. — Для начала — помочь нормандовцам. Да, да, Бенезия, именно помочь. Знаниями, опытом, пониманием, свойственными вашему возрасту и рангу. Помочь организовать работу на несколько иных принципах и правилах. Помочь не только нормандовцам, но и иден-праймовцам. Да, я знаю, что на Иден-Прайм немало протеанских артефактов. И далеко не все артефакты известны нынешним обитателям планеты. Не все артефакты, к счастью, а может быть, к сожалению, известны Совету Цитадели. Мы должны задать темп, задать план развитию Иден-Прайма, уже не довоенного, а предвоенного Иден-Прайма, чтобы его жители смогли подготовиться к противостоянию со Жнецами. Это — одна из центральных сельскохозяйственных колоний землян и её потеря, её гибель даст возможность захлестнуть на шее у людей удавку, которую очень трудно будет снять — удавку голода. Можно обладать сотнями стволов оружия, тысячами транспортёров, десятками тысяч истребителей, но если всем этим смертоносным богатством станет раз за разом управлять голодный разумный органик — победы — не будет. А нам нужна одна только победа. Полная. Над Жнецами. — я рубанул воздух ладонью и совершенно не постеснялся этого жеста. Бенезия поняла, что я от своей идеи победы над Жнецами не отступлю.

— Хорошо, я согласна, что людям надо помочь, — сказала матриарх. — Но как быть с Советом Цитадели? Они ведь от своей идеи заполучить Маяк — не отступят, не откажутся. И то, что мы Спектра Крайка вроде бы перевербовали, это ведь не решение проблемы. Во всяком случае — не окончательное решение проблемы, — уточнила Бенезия. — Пришлют, к примеру, на Иден-Прайм второго Спектра, третьего... И завертится карусель, выгодная Совету, а не нам. Дойдёт до стрельбы...

— А у нас, Бенезия, тут, на Иден-Прайм уже, если вы и не заметили, и так два Спектра, — возразил я. — И земляне, насколько я понял, вполне готовы воевать. Уже тогда, когда они были в каменном веке, они практически беспрерывно воевали. Между собой, конечно, — уточнил спокойным тоном я. — Но уже тогда они отточили искусство войны до весьма показательных высот. Дрались-то они исключительно холодным оружием. До огнестрельного, слава Высшим Силам, тогда дело ещё не дошло. А сейчас... Насколько я понял, это — весьма воинственная и искусная в военном деле раса. Так что земляне будут воевать и где-то, думаю, даже получше, чем те же турианцы, которых тут все, как я понял, мнят большими специалистами в военном деле.

— Может быть, что и мнят. Только это мнение на поверку оказывается неправильным, — сказала Бенезия.

— Как и любое мнение — индивидуальное или коллективное — в тот или иной момент времени, Бенезия, — уточнил я. — Я предполагаю, что в самое ближайшее время у нас будет три задачи. Первая — это установление нормальных отношений с местными жителями того района, где и произошло боестолкновение со Жнецом. Переводить "креветку" или фрегат в любой другой район — дело долгое и затратное, — я не стал озвучивать дополнительные варианты. — Да и не нужное. Потому придётся остановиться на этом районе. Вторая задача — организация правильных раскопок на местах нахождения любых протеанских артефактов. И третья — подготовка к войне со Жнецами.

— Могу принять за основу, Явик, — сказала матриарх.

— Тогда — давайте присядем за стол и обсудим все три направления будущей работы более предметно, — усмехнулся одними губами я. Я был серьезен и немного грустен от происходящего и окружающих меня примитивов. — Нам — мне и вам — надо помочь людям. Если уж они сумели помочь нам обоим, а точнее — нам троим — ведь о Сарене тоже не следует забывать, так... фундаментально.

— Согласна, — матриарх по праву хозяйки салона первая уселась за столик, пододвигая к себе ноутбук. — Итак?

Разговор мой и азари получился долгий и занял больше четырёх часов. С моего согласия матриарх несколько раз приготовила "перекусы" из пайков — идти в импровизированную фрегатскую столовую и пугать нормандовцев своим "тандемом" собеседникам не хотелось.

— Остаётся решить только один вопрос, Явик, — матриарх отодвинула в сторону инструментрон. — Кто из нас будет говорить с Андерсоном?

— Будет справедливо, Бенезия, если мы это сделаем вдвоём. Каперанг Андерсон — знающий специалист и опытный офицер, — ответил я. — Скорее всего, именно ему предстоит вести переговоры с местными властями самых разных уровней. Если мы не переговорим с ним, наша работа вне корабля может очень существенно осложниться.

— Когда будем говорить с Андерсоном? — спросила матриарх.

— Я лично готов говорить с ним хоть сейчас. Потому что если мы затянем время начала разговора, Шепард может начать действовать самостоятельно. Если уж мы все вместе попали под угрозу Вторжения Жнецов, значит, нам всем вместе надо и сопротивляться. Поодиночке Жнецы нас быстро победят.

— Надеюсь, Явик, что это — не последний наш разговор. Только необходимость как можно быстрее обсудить с Андерсоном несколько десятков важных проблем удерживает меня от того, чтобы задать вам, протеанину, сотни вопросов и со всем вниманием выслушать ответы, — одними губами усмехнулась матриарх, поднимаясь со своего кресла. — Если так, то — идёмте к Андерсону. Время — не ждёт.

— Так же говорят и люди. Сам слышал. — сказал я, поднимаясь со своего кресла и выходя следом за Бенезией из салона.

Глава 22 Иден-Прайм. Протеанские раскопки. Секретность. (от Андерсона)

Я уже знал о том, что Бенезия и Явик поговорили. Вахтенные доложили. Да и система позиционирования не подвела. Хоть и странно было видеть две, находившиеся очень близко, новые отметки на экране, но... теперь многое изменилось и прежде всего мне, командиру корабля и руководителю экипажа приходилось привыкать к этим изменениям.

Стоящий рядом с фрегатом гигантский корабль, безусловно, привлекал внимание колонистов и жителей Иден-Прайма. Любопытство и желание узнать о происшедшем побольше никуда не делось — полисмены, выставленные в караулы по периметру зоны, определённой нормандовцами как запретная, регулярно докладывали о попытках местных жителей подойти поближе, а если возможно — и вплотную к кораблям.

Обычное дело. И теперь, когда протеанин вполне освоился, приходилось думать о том, как действовать дальше.

Из столицы, города Константы чиновники уже прислали несколько официальных запросов с просьбой сообщить детали происшедшего. Пришлось ответить, умолчав о некоторых фактах. Пока умолчав. Работая над очередным текстом распоряжения, я всё острее понимал, что с местными властями придётся общаться достаточно плотно — невозможно было поверить в то, что никто из археологов не рассказал кому-нибудь из разумных органиков о том, кого им удалось выкопать.

Явик... расшифровывался. Хорошо, что только он. Пока — он. А как быть дальше? Если действительно в скрытых в толще планеты подземных уровнях протеанской базы остались живые протеане и их больше нескольких десятков — как скрыть их появление? Придётся извернуться и скрыть, другого выхода нет. Рано ещё иден-праймовцам, да и всем остальным обитателям галактики знать достоверно о том, что выжил не только Явик, но и другие протеане.

Жнец... Если он обещал, что он не будет убивать протеан... Вполне возможно, он выполнит своё обещание. Если он начнёт стрелять... Иден-Прайм ответит. И "Нормандии" тоже придётся стрелять в ответ. Пока что, слава богам, нет никаких признаков того, что пилот Жнеца стремится нарушить достигнутые договорённости. Не самоубийца же он.

Мне было хорошо известно, насколько полно встряхнул бой фрегата со Жнецом местные силы самообороны. На планете — почти четыре миллиона жителей, это слишком серьёзная цифра, хотя... для землян, привыкших к пяти-десятимиллионным мегаполисам — это совсем немного.

Кроме людей, конечно же, на Иден-Прайме живут небольшими колониями и азари, и турианцы, и саларианцы, и представители других рас. Разве что волусы и ханары бывают здесь, что называется, проездом. А так... почти полный интернационал, занятый преимущественно в сельском хозяйстве.

На отдельном военном боевом корабле можно завести свои порядки, ограничиться двадцатичетырёхчасовыми, привычными для большинства людей сутками. А тут... Тут несколько по-иному обстоят дела. Продолжительность здешних суток — шестьдесят четыре часа. Тридцать два часа — всего лишь половина суток. Конечно, люди как-то приспособились, но всё равно, восьмичасовой сон здесь — проблема. А двенадцать-пятнадцать часов большинство людей спать не любят — для человеческого организма это слишком долгий период бездействия. Да, сон полезен, он очень хорошо восстанавливает силы, но всё же спать ежесуточно двенадцать-пятнадцать часов — это для землян слишком много.

Потому большинство местных жителей и не спят больше десяти часов. А там — бодрствование, работа, заботы, благо планета — землеподобная. Атмосферное давление — полторы земных атмосферы, сила тяжести почти равна земной, ну ненамного, совсем не намного больше, температура — двадцать четыре — двадцать пять градусов, вполне приемлемо и для людей и для земных растений и для земных животных.

Если бы не длительный год — в два с половиной раза дольше земного и не шестидесятичасовые, соответственно, сутки, то Иден-Прайм вполне мог бы побороться за очень серьёзный титул "Вторая Земля". Потому здесь и не было слишком много колонистов и местных жителей — не для всех людей условия планеты подходили полностью. Здесь жили те, кто сумел адаптироваться ко многим особенностям планеты. И не просто адаптироваться — а начать много и тяжело работать.

Иден-Прайм стала сельскохозяйственной планетой. Благодаря автоматизации, компьютеризации, механизации она не требовала большого количества жителей — этих четырёх, иногда — пяти миллионов человек вполне хватало для того, чтобы из года в год поддерживать славу одной из самых продуктивных сельскохозяйственных планет.

Одна из первых колоний землян за пределами, обозначенными ретранслятором Харон. Несколько лет — и природное изобилие становится причиной притока большого количества иммигрантов, осуществления быстрой застройки планеты силами Альянса Систем и различных транснациональных и национальных человеческих частных и государственных корпораций.

С самого начала исследования доказали, что здесь будет прекрасно развито именно сельское хозяйство, потому удалось достаточно быстро пресечь аппетиты строителей, готовых уставить всю поверхность планеты огромными мегаполисами. Да, города здесь тоже есть, их называют аркологическими мегаполисами. Они действительно эффективно используют пространство, возвышаются над тысячами километров зелёных полей, ферм и фруктовых садов с животноводческими комплексами.

Теперь приходилось думать над тем, как организовать оборону планеты и защиту её населения от атак Жнецов. В том, что такие атаки будут — я не сомневался. Да, на планете были некоторые силы самообороны, были армейские подразделения Альянса Систем, но... За тридцать прошедших лет никто из людей так и не смог аргументированно доказать необходимость более существенной милитаризации планеты. Здесь действительно не было ни орбитальной группировки спутников военного назначения, ни станций-автоматов с их артиллерией и системами слежения, ни множества комплексов наземной противокосмической обороны.

Всё это теперь предстояло строить. Огромные затраты денег и ресурсов. Но если планету не защитить — человечество потеряет эту базу, а найти другую такую планету за оставшееся до удара Жнецов время будет почти невозможно.

Нельзя надеяться на удачу. Нельзя. Надо защищать планету, надо продумывать вопрос эвакуации мирного, гражданского населения. Как всегда — десятки вопросов и проблем. Это означает, что придётся разделить сферы деятельности. Часть вопросов и проблем будет решать Шепард, а я, командир корабля и руководитель экипажа и команды возьмёт на себя чиновников. Далеко не все вопросы и проблемы требуют командирского внимания. С ними вполне может справиться старший помощник. Хорошо, что Джон тоже эн-семёрка, значит и эти вопросы и проблемы будут решены не менее полно и чётко, а главное — быстро.

Мой взгляд коснулся экрана, передающего изображение одного из посёлков археологов. Вот ещё одна проблема, с которой придётся, скорее всего, разбираться именно Джону. Археологические раскопки. Археологи озверели. Хорошо, что в переносном смысле. Да, планета покрыта протеанскими артефактами достаточно плотно, но это же не повод превращать поверхность планеты в совокупность котлованов. Крестьяне и фермеры уже выражают активное недовольство деятельностью учёных. Хорошо, что пока — работой лишь официальных умников-разумников, но ведь и о "чёрных" археологах не следует забывать. Они тоже активны и отследить их не менее сложно, как и на Земле.

Теперь, когда на борту фрегата находится живой разумный протеанин, у всех этих протеанских артефактов появился владелец и хозяин. Да, юристам Иден-Прайма придётся напрячься, но это — их работа. Главное — вырвать эти артефакты из-под власти любых — белых и чёрных археологов, дать чётко понять, что теперь эти артефакты имеют владельца и хозяина. Настоящего владельца и хозяина.

И надо обязательно воспользоваться картой, переданной Жнецом. Любое совмещение — а я несколько десятков раз лично сличал данные известных ему карт с данными карты, переданной Жнецом — со всей определённостью утверждает, что слишком многие раскопки придётся закрывать. Там, в этих местах искать просто нечего. Там ничего нет из искомого! И техника, и люди используются там впустую.

Можно, конечно, организовать пару-тройку сканирований, местных сканирований — пусть снимки убедят рьяных землекопателей в том, что их усилия бесполезны. Возможно, они будут по-прежнему ещё на что-то надеяться, но Иден — это сельскохозяйственная планета и её земля нужна, прежде всего, крестьянам, фермерам для выращивания злаков, овощей, фруктов, скота, птицы. Надо будет упорядочить эти археологические раскопки. Иначе невозможно будет наладить контакт с местным населением, с местными жителями.

Инфраструктура пострадала от боя фрегата со Жнецом. И пострадает ещё больше тогда, когда сюда, на Иден-Прайм, придут другие, многочисленные Жнецы с сопровождением. А они — эти "креветки" и их эскорт — обязательно придут. Хоть они и полумашины, но они прекрасно понимают значение этой планеты для землян. И потому будут делать всё, чтобы разрушить инфраструктуру. Следствием её разрушения будет, прежде всего, голод. Меньше продуктов — больше голодающих. Голод — это физическая — и не только физическая — слабость.

Нельзя допустить потери Иден-Прайма, значит, надо будет совершенствовать и восстанавливать инфраструктуру. Оказать помощь местным жителям в этом деле. Этим займётся инженер Адамс и его коллеги. А Прессли, как навигатор, сможет составить — на основании карты Жнеца — карту, пригодную для использования археологами. Нельзя, да и не нужно передавать иден-праймовцам оригинал карты, полученной от Жнеца. Даже копию нельзя им передавать. Слишком много вопросов может возникнуть. Эти вопросы, сейчас не нужны ни нормандовцам, ни пилоту Жнеца. Достаточно того, что корабль-Наблюдатель стоит неподвижно, его оружие скрыто. Остальное — уже детали.

Протеанский маяк... Значит, не только люди не выполнили все требования Протоколов Освоения, но и азари с турианцами и саларианцами не изучили планету должным образом тогда, когда о людях в Большом Космосе никто из известных ныне Старых Рас не знал ничего. И ведь передали планету землянам в полное владение. Хотя, конечно, всё это юридические фикции — "полное владение". Я был внутренне убеждён, что никто из разумных — ни люди, ни представители Старых Рас — так и не усвоили, что же такое "полное владение" на практике.

Это, как оказалось, прежде всего — полное знание о планете. А какое может быть полное знание, если азари, турианцы и саларианцы — при всей их научной и технологической мощи — так и не удосужились досконально изучить, что же такое Иден-Прайм. Если бы они хотя бы начали изучать, то ни такой артефакт, как Маяк, ни такие артефакты, как целые саркофаги с живыми протеанами... хорошо, если Явик действительно выжил не один... — мимо внимания тех же неуёмных в научном познании саларианцев не прошли бы. А то приходит к командиру фрегата нормандовец и "на пальцах", за несколько минут доказывает главе экипажа и команды, что командиры пяти крейсеров земной Службы Освоения не выполнили полностью служебные протоколы.

И к кому теперь предъявлять претензии? К Старым Расам? Смешно. Они скажут — и будут совершенно правы, сказав, что после принятия решения о передаче Идена землянам было разрешено провести полную разведку планеты по всем мыслимым протоколам. Лень снова сгубила людей. Остро и полно сгубила. Хотя... если бы тогда командиры крейсеров добились полного выполнения протоколов, то был бы грандиозный скандал. Дело вполне могло дойти до отмены решения о передаче Иден-Прайма землянам. Или — до силового отбирания определённых районов планеты под власть Совета Цитадели — чиновники Станции измыслили бы достаточное количество всяческих оснований для этого, на то ведь они и чиновники. А терпеть на планете двух хозяев... как-то очень некомфортно. Не будет этот дваумвират основанием нормативного развития, не будет. В человеческой истории тому — предостаточно примеров. Реальных.

Глава 23 Разговор Бенезии и Явика с Андерсоном (от лица Андерсона)

— Командир, Бенезия и Явик направляются к вашей каюте, — раздался в наушном спикере голос вахтенного офицера.

— Принял, хорошо. Спасибо, — откликнулся я, поднимаясь из-за стола.

Любил я сидеть за этим столом. Здесь я чувствовал себя спокойно и комфортно. Конечно, редко когда удавалось сидеть за столом часами — дела, проблемы, заботы требовали моего присутствия за пределами каюты. Теперь придётся вылететь в Константу, поговорить с чиновниками центральных аппаратов, составить множество документов, подписать договоры. Что-ж, начинается настоящая работа, а не "полети, забери, привези, отдай".

— Проходите, — сказал Андерсон, увидев входивших в каюту протеанина и азари. — Присаживайтесь, — коротким скупым жестом командир фрегата указал на два кресла, стоявшие у рабочего стола.

Отметив, что Явик пропустил Бенезию вперёд, когда входил — может, протеане тоже рассматривают азари как женщин, а не как бесполое "оно" — я дождался, пока гости усядутся, и продолжил:

— Давайте обсудим, что нам следует делать в изменившихся очень серьёзно условиях.

— Условия действительно изменились, каперанг, — сказал Явик. — Я понимаю, вы уже изучили карту, переданную вам Жнецом.

— Саркофаги и подземные уровни базы станут одним из главных направлений нашей работы, — подтвердил я. — К её осуществлению придётся привлекать только членов экипажа и команды фрегата. Местным жителям знать о такой находке — не следует.

— Я поддерживаю это ваше решение, каперанг, — ответил Явик. В его голосе почти не слышалось стрекотание. — Мы вполне обойдёмся своими силами. Я хочу принять в этой работе самое непосредственное участие. У меня есть некоторые способности и некоторые возможности, которые позволят, во-первых сохранить многое в тайне, а во-вторых, обеспечить эвакуацию выживших. Надеюсь только, что нам удастся найти корабль. Тогда выживших можно будет направлять на борт нашего, протеанского корабля. Не думаю, что корпус сильно повреждён, а значит, будет лучше перевести выживших именно на борт "Клинка Ярости".

— Поиски корабля станут вторым направлением нашей работы, Явик. Я уже озадачил наших инженеров, техников и службу РЭБ, они сейчас работают над решением связанных с этим направлением проблем, — сказал я. Явик утвердительно кивнул, подтверждая, что об осуществляемых работах ему уже кое-что известно, и он вполне удовлетворён их ходом. — Третьим направлением придётся сделать взаимодействие с археологами. Они, как я понимаю, слишком увлеклись и теперь их увлечённость предстоит ввести в жёсткие рамки.

— Именно так, — глаза протеанина сузились. — Они слишком активны. И эта активность вредит артефактам. Я предполагаю, что мы должны установить очень жёсткие рамки.

— Вряд ли археологам это понравится, — сказала Бенезия.

— Дело не в том, что им нравится или не нравится, — повернулся к сидевшей напротив азари протеанин. — Дело в том, что впереди у нас — война, а археологи раз за разом, не имея точных указаний, где что находится под поверхностью планеты, роют всё новые и новые котлованы, выводя огромные участки плодородной земли из сельскохозяйственного оборота. Это уже вызывает недовольство, а как только станет известно, что до войны со Жнецами осталось всего ничего — это недовольство приобретёт характер противостояния, — уточнил воин древней расы. — Мы не можем допустить это противостояние, поэтому придётся гасить излишнюю активность археологов и вводить эту активность в строгие рамки.

— Я уже распорядился подготовить на основании карты, полученной от Жнеца ряд других вариантов карт с меньшим объёмом достоверной информации, — сказал я. — Работа уже осуществляется и скоро будет завершена. Имея такие карты, мы сможем пообщаться с местными гражданскими и военными властями. Раскопки придётся брать под охрану, а не только под наш контроль.

— Здесь вы тоже правы, каперанг, — кивнул Явик. — Многие артефакты мне придётся изымать. Они представляют ценность, прежде всего, для моей расы. Если я — не одинок, то они должны быть переданы моим соплеменникам и соотечественникам. Фактически — исчезнуть из сферы досягаемости гражданских и военных властей и жителей Иден-Прайма. И уж конечно они никуда не должны уйти с планеты иначе, чем на борту нашего протеанского фрегата, — губы протеанина тронула хищная усмешка. — Далеко не все артефакты нам действительно будут так уж и необходимы, так что некоторые из находок я с радостью оставлю в распоряжении учёных. Им вполне хватит работы.

— Хорошо. Теперь о том, кому мы доверим работу на раскопках, — сказал я.

— Если позволите, каперанг, то на раскопках, не связанных с кораблём или подземными уровнями, пусть работают профильтрованные нами археологические партии, — ответил протеанин. — А вот на раскопках, связанных с кораблём и с подземными уровнями будут... — он помедлил. — Пусть там работают те же археологи, которые работали над извлечением маяка. В конечном итоге они выкопали и не только выкопали, но и нашли самый ценный артефакт и им, я полагаю, вполне можно доверить и такую работу. Их безопасность и их молчание я вполне могу обеспечить и гарантировать. Своими средствами. Другим... я доверить это не могу. Пусть эти другие работают над менее важными раскопками, не связанными с двумя основными для нас с вами тайнами протеанской цивилизации, — стрекотнулЯвик. — Тут есть одна проблема, командир. — Явик активировал свой инструментрон, развернул экран к хозяину каюты. — Прежний руководитель экспедиции, выкопавшей протеанский Маяк — сотрудник "Цербера".

Я не стал даже смотреть на Явика — я понял, что протеанин сказал об этом не просто так.

Набрав на своём инструментроне несколько команд, я получил информацию о том, что бывшая руководитель археологической партии отозвана в распоряжение центрального аппарата и уже уехала из района. А новый руководитель археологической партии не был ни разу замечен в связях со столь проблемной организацией и, скорее всего, не был её агентом, даже "спящим". Теперь доктор Сташинский руководил археологами, которым предстояло соприкоснуться, если, конечно, Явик позволит, с ещё большими тайнами протеанской цивилизации — кораблём и саркофагами. Без помощи археологов обойтись было практически невозможно. Добраться до подземных уровней и разобраться с выжившими, запертыми в своих саркофагах протеанами можно было силами экипажа и команды фрегата. А вот с кораблём... если он действительно засыпан на приличной глубине, без помощи техники, находящейся в распоряжении археологов, нечего было и думать добраться до бортов фрегата в разумные сроки. Не напрягать же постоянно протеанина, пусть и обладающего немалыми возможностями.

— С археологами из партии, руководимой доктором Сташинским, я пообщаюсь, капитан, — прострекотал протеанин, поняв причину моего молчания. — Это — мои заботы. Без их помощи, без их техники — мы слишком надолго задержимся на планете, а каждый день задержки — это лишний день для усиления интереса к планете со стороны Совета Цитадели. Пришлют парочку Спектров или неких агентов — и нам будет сложно. А археологическая партия... нам пригодится, — протеанин помедлил несколько секунд. — С "Цербером"... Эту проблему мы будем решать комплексно и она, думаю, требует отдельного обсуждения, которое мы проведём позднее. А сейчас вернёмся к оперативным задачам.

— Вы правы, Явик, — кивнул я, набирая на инструментроне несколько текстовых заметок. — Хорошо, с этим решили.

— Вы, Шепард, я, Бенезия — так или иначе, пообщаемся с руководством планеты и района. С этого придётся начать, командир, — продолжал протеанин. — Не хочется, конечно, тратить время на общение с чиновниками, но протоколы и ритуалы надо будет соблюсти хотя бы в минимальной степени. Чиновникам надо дать понять, что у нас достаточно возможностей контролировать и направлять развитие ситуации на планете в нужное русло. Тогда чиновники не будут даже пытаться нам мешать.

— Будем привлекать Сарена и Найлуса? — спросил я.

— Обязательно, — подтвердил протеанин. — Они — Спектры и пока что я не слышал, чтобы Совет Цитадели как-то ограничивал и лишал их полномочий. Обоих, — уточнил воин древней расы. — Они — хищники и их поддержка нам будет необходима. Надавят, где надо и — сократят время реагирования наших оппонентов.

— Хорошо, будем привлекать, — согласился я. — Тогда их тоже включаем в группу, вместе с ними делаем визит вежливости в столицу — Константу, а потом возвращаемся сюда и — начинаем работу. Основную её часть.

— Надо бы уточнить район с саркофагами, командир, — сказал Явик, усилившимся в голосе стрекотанием выдавший, а может быть — и не особенно желавший скрывать — своё волнение. — Я не верю, что мой саркофаг был очень далеко от остальных. Глубина, конечно, там, учитывая изменения, происшедшие за пятьдесят тысяч лет, побольше, но...

— Я уже озадачил службу РЭБ и другие службы, — сказал я. — Они работают. Пока мы не хотели привлекать внимание, но теперь, — он набрал на клавиатуре своего инструментрона несколько команд, просмотрел полученные короткие ответы-квитанции. — Мы подняли дополнительные дроны со сканерами. Нужно два часа для полного сканирования района. С разных высот, — уточнил Андерсон.

Явик кивнул, вполне удовлетворившись ответом, искоса взглянул на Бенезию, хранившую молчание и ничем не выказывавшую своего отношения к услышанному и к увиденному.

— Матриарх, вам будет лучше принять участие в налаживании контактов между нормандовцами и местным населением. С чиновниками вам не стоит плотно общаться. А вот с обычными жителями планеты... Здесь вы нам окажете огромную помощь — я в этом не просто уверен — убеждён, — сказал я, правильно истолковав взгляд протеанина. — У Карин, как вы уже убедились, есть немало подруг, а женщины... они смогут пообщаться с местными жительницами и многое им пояснить. Со своей стороны вы тоже можете здесь немало сделать.

— Я поняла, Дэвид, — кивнула матриарх, не пожелавшая, как понял Явик, обратиться к Андерсону как к командиру корабля и использовавшая в качестве обращения имя "первого после бога на борту". — Хорошо. Я переговорю с Карин и её подругами. Вы правы... нам нужно решать эту проблему комплексно. Местные жители, особенно — дети и подростки, уже неоднократно, уверена, проявили самый непосредственный интерес к месту, где располагался саркофаг, — она взглянула на протеанина. — И уж они-то точно знают, где что происходит и где что лежит. С их помощью мы сможем заблокировать доступ на раскопки чужаков. Под чужаками я понимаю всех, кто не включён в число допущенных к тайне раскопок, — уточнила матриарх. — И нам, возможно, потребуются люди для осуществления земляных работ. Техника — хорошо, а руки разумных органиков она всё равно заменить не может. Если местные жители будут получать плату за участие в раскопках — они будут заинтересованы хранить тайну. С оплатой тоже придётся решать вопрос в тесном взаимодействии с местными властями Идена и района.

— Думаю, что военнослужащие местного гарнизона... — сказал я.

— И полицейские из планетного контингента сил правопорядка, — вставил протеанин, убравший из голоса стрекотание.

— Также будут заинтересованы в том, чтобы раскопки приняли упорядоченный характер, — закончил свою мысль я. — Значит, охрана районов раскопок будет достаточно плотной. Об этом также надо будет подробно переговорить с чиновниками. В основном, конечно, местными. Центральных чиновников нечего посвящать во все детали — они всё равно не смогут их все удержать под контролем, а уж с пониманием этих деталей у них — большие проблемы. Предлагаю коллективно обсудить эти самые детали и прийти к общим выводам, — сказал я. — Понимаю, что нам опять придётся проигнорировать еду, но время — дорого.

Несколько часов мы обсуждали варианты развития событий, делая заметки на своих инструментронах. Бенезия перестала воспринимать себя как лишнюю и поняла, что я и протеанин заранее просчитали, где и как она могла бы сыграть далеко не последнюю роль в обеспечении скорейшей реализации сложного и важного плана.

— Ограничимся пайками. — я встал, подошёл к шкафу, быстро достал и распаковал пакеты. — Ходить в столовую фрегата — нет никакой возможности, — я перенёс распакованные пакеты на стол, отодвинул в сторону ноутбук. Протеанин и азари расхватали пакеты, принялись за еду. — Надо бы узнать, как там Шепард.

— И не только Шепард, каперанг, — уточнил Явик, первым опустошивший пайковый пакет. — Но и Найлус с Сареном. Я уверен, что турианцы уже нашли между собой общий язык. А Шепард и так понимает, что мы не можем бесконечно бездействовать.

— Карин. — я склонился над своим инструментроном и, уважая право командира корабля на приватность, Бенезия и Явик встали из-за стола, отошли к иллюминатору, по-прежнему закрытому бронекрышкой. — Как состояние Шепарда и Сарена?

— Они в полной норме, Дэвид, — тихо ответила врач корабля. — Сарен дремлет, недавно поел, а Шепард... Шепард продолжает спать. Хотя, — она отвлеклась. — Он уже не спит.

— Я готов к работе, командир, — на экране инструментрона появилось лицо старпома. — Отоспался. Благодаря чудодейственному отвару, приготовленному Карин, я чувствую себя помолодевшим и отдохнувшим.

— Мы, похоже, разбудили Сарена, — послышался голос Чаквас.

— Ничего вы меня не разбудили. Турианский слух... Никуда от его остроты не денешься, доктор. — Артериус, появившийся в "кабинетике" главы Медслужбы корабля, посмотрел на Чаквас, подошёл ближе к инструментрону. — Командир Андерсон, я готов к работе.

— Тогда, — я на секунду задумался. — Приходите оба сейчас ко мне в каюту. Есть разговор. И по дороге загляните к Найлусу, пусть он тоже приходит. Для всех вас есть работа.

— А для меня, Дэвид? — Чаквас села за рабочий стол, а Шепард и Сарен встали по бокам кресла. — Или...

— Переговори пока со своими подругами, пусть подумают над тем, как бы поплотнее пообщаться с местными женщинами. Сама понимаешь, о чём.

— Понимаю. Хорошо, что не отодвигаешь меня в сторону, Дэвид, — едва заметно усмехнулась Карин. — Поговорю. Обязательно, — она повернулась к турианцу и старпому. — Идите. Мне тоже надо идти, — она встала, привычно провожая выходивших из медотсека пациентов взглядом. — Сделаю, Дэвид. До связи.

— До связи, Карин. — я дождался, пока врач корабля первая не разорвёт соединение, потом встал. — Сейчас они подойдут. Все трое.

Протеанин, поднявшись со своего кресла, собрал пустые пайковые пакеты, отправив их в утилизатор, после чего пододвинул к рабочему командирскому столу ещё три кресла.

Первым в каюту вошёл Шепард, за ним — Найлус и последним порог командирского обиталища переступил Сарен. Они разместились в свободных креслах и вопросительно посмотрели на меня.

— У нас действительно есть работа, — подтвердил я. — Для всех вас и для всего экипажа и команды корабля. Основные направления этой работы мы уже определили. Теперь наступило время уточнить и распределить нагрузку. Этим мы сейчас и займёмся.

Подождав, пока Найлус, Сарен и Шепард активируют свои инструментроны, Андерсон коротко изложил план работы на ближайшее время, выслушал уточнения и предложения, что-то исправил на экране своего инструментрона.

— Хорошо. Тогда — подготовьтесь к визиту в Константу. Всё, — уточнил Андерсон. — Наша изоляция, можно считать, подошла к своему закономерному концу. И теперь вокруг периметра запретной зоны будет весьма много всяких разных свидетелей и соглядатаев, — я встал. За мной поднялись все гости каюты. — Встречаемся в ангаре у челнока.

Глава 24 Общение Андерсона и Шепарда с представителями местных планетных властей (от лица Шепард)

Как всегда бывает — появляется проблема и приходится всё неважное, ненужное отодвигать в сторону, на задний план, куда угодно, чтобы только обеспечить решение проблемы не на словах, а на деле. Вот и сейчас на "Нормандии" постепенно начинал реализовываться новый этап работы. Пост РЭБ, усиленный имевшими начальную профильную подготовку специалистами из числа членов экипажа и команды фрегата, продолжал фильтровать траффик с Иден-Прайма, чтобы не допустить утечки информации о происшедшем.

Карин в женском кубрике говорила со своими подругами, а потом вместе с ними спустилась по трапу на землю Иден-Прайма и направилась к границе запретной зоны, где стояли несколько местных жительниц с детьми и мужьями. Что поделать — интересно посмотреть на два корабля, которые появились на Идене столь экзотическим способом. Чаквас знала, что местные мальчишки уже пытались — и неоднократно — пробраться внутрь охранной зоны, приблизиться к полю, где стояли десантные корабли гетов, заполненные отключёнными "шагоходами". Полисмены и дежурная группа быстрого реагирования "Нормандии" исправно отслеживали перемещения "малолетних нарушителей" и раз за разом выдворяли искателей приключений за пределы запретной зоны. Бывало — что и прямо в руки родителей или иных родственников. Обычное ведь дело — детское и подростковое любопытство.

Найлус и Сарен, не сговариваясь, вместе направились от каюты командира корабля к каюте, в которой по-прежнему размещался Крайк. У Сарена практически и вещей-то не было, поскольку хаску имущество, кроме носимого, не положено по статусу, да и Найлус прибыл на борт фрегата с одним небольшим рюкзаком. Агент Спецкорпуса не может таскать с собой много вещей — командировки бывают разные. Так что оба турианца превосходно разместились в каюте Крайка и ни Сарен, ни Найлус не обращали внимания на то, что в ней тесно, мало мебели и темновато.

Пока Крайк собирал в сумку необходимое, Сарен просматривал на ноутбуке младшего Спектра информацию об Иден-Прайме. Постоянно обновляемую, потому — самую актуальную информацию. Надо было понять, как действовать, общаясь с местными чиновниками. Визит предстоял не в районный центр, а в столицу планеты, город Константа. Интересное название, вполне в духе привычек и предпочтений человечества.

Явик вернулся в свою каюту, покопался в саркофаге, довооружился, дооснастил свою броню разными приспособлениями. Ясно, что после визита в столицу и общения с чиновниками предстоит помотаться по археологическим площадкам, поговорить с начальниками археологических партий и рядовыми археологами.

Не все они, конечно, будут в восторге от того, что теперь артефакты протеан попадут не в музеи и не в коллекции разных научно-исследовательских учреждений и организаций. Протеанин понимал, что теперь археологи не будут даже знать, какая судьба ждёт многие — и найденные и ещё не найденные — протеанские артефакты.

От своей идеи забрать многие находки Явик отступать и отказываться не собирался. Но и размахивать оружием — без особой на то необходимости — также не хотел. Вряд ли гражданские археологи смогли бы составить ему, профессиональному воину и офицеру армии Старшей Расы какую-нибудь опасную конкуренцию.

Да, пока что нормандовцы к нему не особо и привыкли, их пугает его фигура, его взгляд вводит в столбняк. Ничего, со временем всё это будет, как минимум, урегулировано. Чиновников тоже ждёт неслабый шок. Они явно будут сильно перепуганы. Им полезно. Время для ничегонеделания неожиданно, но вполне реально подошло к концу. Наступало уже не мирное, а предвоенное время.

Археологи... Члены археологической экспедиции, которые приняли активное и, главное, действенное участие в его, Явика, "возрождении", заслуживают хорошего отношения. Насторожённого, но — хорошего. Они многое знают, многое видели, им ничего, ну — почти ничего — не надо будет пояснять. А вот другие археологи... Как "белые", официальные, так и "чёрные" — с ними сложнее. За несколько часов в течение ближайших нескольких иденских "суток" придётся посетить десятки археологических площадок. А там — самые разные люди с самыми разными желаниями, стремлениями. Их всех придётся ставить под контроль. Потому что от них зависит судьба очень многих протеанских артефактов. Придётся очень серьёзно тасовать эти археологические экспедиции — нельзя допустить, чтобы протеанские саркофаги нашла какая-нибудь другая экспедиция, кроме той, стараниями сотрудников которой Явик получил фактически вторую жизнь. А точнее — второй шанс победить Жнецов. На этот раз — победить.

Странное дело — он не так уж и давно на этой планете и на этом корабле, но он ясно ощущает другой настрой окружающих разумных. Почти всех. Во всяком случае — большинства. Настрой решить эту проблему. Проблему Жнецов. По-разному решить, но только с одним результатом — победить Жнецов, не дать им в очередной раз лишить Галактику разумной органической жизни. Многие люди — протеанин это отчётливо ощущал — просто хотят жить. Они не хотят выжить — они хотят жить. Жить полноценной жизнью. И за эту полноценную жизнь они готовы бороться, готовы воевать. Без всяких там указаний "сверху", от некоей верховной власти, пусть и своей, расовой.

Колонисты — особый народ. Может быть, на Земле государство и его институты играли и имели большое значение, а здесь, на Идене оно было... слабым. Здесь очень многое решало общество, сильное единением отдельных самостоятельных людей. Самостоятельных — потому, что колонист избирает свою судьбу сам. Если он меняет свою родную планету на любую другую планету, он так или иначе готов к тому, что это действительно будет не Земля, а значит и он сам, оставаясь человеком, будет немного другим. Он будет опираться, прежде всего, на свои собственные силы и на силы таких же, как он, колонистов. И колонисты Идена были особыми колонистами: они кормили обитателей своего материнского мира, обитателей планет своей материнской звёздной системы. Кормили не словами, а пищей. Продуктами питания, продовольствием. Тем, без чего невозможно ни нормальное дальнейшее развитие, ни нормальное существование человеческой цивилизации.

Колонисты Иден-Прайма помогли членам экипажа и команды фрегата "Нормандия" остановить и нейтрализовать Жнеца. Без участия планетной инфраструктуры и её обслуживающего персонала нечего было и думать о том, что удастся обезвредить этот сверхдредноут. Явик знал, что именно так определяют многие нормандовцы класс и ранг Жнеца по классификации военных космических кораблей. Да, нормандовцы что-то знали и слышали о "Пути Предназначения" и о других дредноутах, но пока что только фрегат "Нормандия" имел реальный боевой опыт противостояния Жнецу. Успешного, надо уточнить, противостояния.

На Иден-Прайме фактически началась война со Жнецами. Явик это чётко знал и понимал. Может быть — намного лучше, чем нормандовцы или обитатели Иден-Прайма. И уж точно — лучше, чем Крайк и Артериус с БенезиейТ'Сони. Пятьдесят тысяч лет анабиоза заставляли протеанина мыслить быстро и глубоко, просчитывать ситуацию во всех деталях и не обращать внимание на фантомов и туман.

Атака земным кораблём-разведчиком корабля разведки Жнецов, тем более — такого корабля, как Жнец-Наблюдатель, что бы там кто из разумных органиков ни говорил, означает, что у Жнецов появился повод к началу Жатвы, к войне с нынешними обитателями Галактики. И теперь всё зависело от того, какой длительности будет период реагирования у сообщества Жнецов, точнее — насколько быстро в Галактике проявятся многочисленные, отлично вооружённые и объединённые одной целью и одной задачей флоты разноразмерных "креветок".

До Удара могло пройти несколько часов, суток, декад, месяцев, лет. Но теперь Удар будет. Будет обязательно. Жнец-Наблюдатель был атакован и Сообщество Жнецов имеет, вне всякого сомнения, всю информацию о происшедшем на Иден-Прайме. И посмотрит и оценит эту информацию исключительно со своей, жнеческой точки зрения. Возможно, до появления первых отрядов Жнецов пройдёт ещё какое-то время... Может быть и так, что Жнецы начнут войну чужими руками. А потом будут чужими руками продолжать эту войну, многократно усиливая себя самих силами своих приспешников и пособников.

Война будет. И она может начаться в любой момент. Через час, через сутки, через декаду. Обязательно начнётся. Разумные обитатели Галактики, органики сделали свой выбор, сделали свой ход. Они помешали Наблюдателю-Жнецу выполнить его задачу — лишить Галактику следов протеанских Маяков, содержащих аргументированное видеоинформацией Предупреждение о Вторжении Жнецов. И теперь война — на пороге. Мало, очень мало времени потребуется ей по галактическим меркам для того, чтобы переступить этот порог.

Потому придётся действовать очень жёстко. Не зря Андерсон хочет, чтобы в Константу прибыли не только члены командного звена "Нормандии", но и Спектры-турианцы и он, представитель расы, до недавнего времени, считавшейся вымершей. Ясно, что именно на него и Спектров-турианцев ляжет основная нагрузка по обеспечению реальной резкой и быстрой активации на предельных режимах всей пирамиды управления планетной жизнью. Можно посчитать, конечно, что придётся и напугать, и простимулировать многими другими доступными и Спектрам-турианцам и ему, воину древней расы, средствами, поворот деятельности иден-праймовцев в направлении подготовки к большой галактической войне. Не межрасовой, а именно галактической. Планета, конечно, передана в ведение людям, но... война, эта будущая война коснётся всех без исключения разумных органиков. Независимо от пола, возраста, расы, социального и имущественного положения.

Никто — ни Андерсон, ни Шепард, как помнил протеанин, не стали указывать ни Сарену, ни Найлусу, ни ему, как следует поступать с людьми. С теми, с которыми им, всем троим через несколько десятков минут предстоит весьма плотно пообщаться. Доверие? Возможно. А без доверия здесь делать нечего. Ясно, что и он, протеанин, и Сарен с Найлусом — хищники. Людей, конечно, нынешние обитатели Галактики за хищников не считают, во всяком случае — открыто об этом им в лицо не заявляют. Но прекрасно понимают, что люди могут проявить себя как хищники. Своеобразные такие хищники. Умеющие и любящие воевать. С любыми врагами.

Наверное, хорошо, что протеане в глубокой древности "притормозили" развитие человечества. И тем самым позволили людям избежать весьма пристального и потому — разрушительного, гибельного внимания Жнецов. Теперь человечество окрепло, развилось и — оказалось на пороге войны.

Иден-Прайм. Планета, где началась война со Жнецами. Так, наверное, будущие историки будут неоднократно называть Иден-Прайм в своих писаниях. Если, конечно, сохранятся следы от нынешних рас в следующий Цикл.

Бенезия переговорила с Карин, а потом — переговорила и с её подругами. Первый раз она вышла из корабля на своих собственных ногах. Вышла не одна — в окружении своих новых подруг, которым доверяла и которых даже любила. Появление высоченной фигуры матриарха азари среди облачённых в броню женщин — членов экипажа корабля не прошло для любопытных иден-праймовцев незамеченным.

Бенезия вышла из корабля не в комбинезоне, а в платье и головном уборе, которые совсем недавно так напрягли подруг Карин. Теперь же и Чаквас и её подруги улыбались, глядя на вытянувшиеся лица женщин Идена и на их круглые от изумления, удивления и охренения глаза.

Ещё бы им не быть удивлёнными: матриарх вела себя с Карин и с другими женщинами — членами экипажа фрегата так, словно они были знакомы лет двадцать. Никакого особого пиетета, никакой особой подчинённости.

Чаквас удовлетворённо отмечала, что постепенно женщины Идена начинают понимать: матриарх Бенезия не учит, а учится у женщин — членов экипажа фрегата. Учится не формально, а фактически, по-настоящему. И совершенно не желает занимать верховенствующую позицию по большинству вопросов.

Да, подруги Карин, да и сама главврач фрегата к словам Бенезии прислушиваются не из простой вежливости: опыт и знания, понимание жизни, накопленные за восемьсот лет, не скроешь. Но сама Бенезия не стремилась поддерживать между собой и другими женщинами — будь то члены экипажа фрегата или местные жительницы — сколько-нибудь чёткую границу.

— Рина, а Шепард... — сказала Бенезия, на время "выключившись" из разговора с местными хранительницами домашних очагов.

— Похоже, Бена, они все очень скоро улетают на челноке в Константу. Здешняя столица, город. Там — центральное управление. Будут там решать вопросы. Пусть. С Явиком этот процесс, уверена, пойдёт быстрее. А нам с тобой надо провести разъяснительную и воспитательную работу здесь.

— Я... я рада и довольна, что меня не отстранили... — проговорила Бенезия, взглянув на стоящий в отдалении фрегат.

— Никто и не думал тебя, Бена, отстранять, — уточнила Чаквас. — Мы здесь задержимся, думается, на месяц, будем делать общее дело — готовить Иден-Прайм к войне со Жнецами. И с их приспешниками и пособниками — тоже. — Чаквас кинула взгляд на высившегося неподалёку Жнеца. — Нам придётся побывать и в окрестных поселениях и, возможно, выехать в райцентр. Уверена, что местные быстро и полно доложат районному руководству о наших контактах с ними. Значит, когда мы прибудем в райцентр, почва, как любит выражаться Дэвид, будет подготовлена.

— И правда, будет подготовлена. Я так и чувствую, что ко мне... привыкают, — ответила матриарх.

— Привыкнут, — убеждённо сказала Чаквас. — И, Бена, не думай о том, что ты "оно". Ты — "она". Потому, что именно ты — мать Лиары. Реальная мать.

— Да какая я мать?!... — воскликнула, не сдержавшись, Бенезия. — Вот постоянно теперь думаю, что совершила самую большую ошибку в своей жизни, Рина, когда отпустила Лиару... тогда. И пятьдесят лет... Каждый раз хочу вздрогнуть всем телом, когда теперь вспоминаю эту цифру!... Пятьдесят лет я не общалась с ней!... А мне ведь... уже немало лет и я в любой момент... в любой момент могла бы погибнуть. Даже будучи хаском...

— Ты — мать, Бена. — Карин посмотрела на матриарха снизу вверх. — Потому что ты и родила, и воспитала Лиару. Вместе с Этитой воспитала, — уточнила медик. — Да, возможно, Этита не была с Лиарой рядом очень долго, но она дала дочери очень много. Как отец. Лиара без вашей обоюдной согласованной единой поддержки, Бена, не смогла бы стать самым молодым доктором наук в истории расы азари. Не смогла бы стать настолько самостоятельной, независимой, смелой.

— Всё так, Рина. Всё так, — согласилась матриарх. — Но неспокойно мне как-то на душе. Боюсь я за Лиару. Сейчас, когда поняла, что такое Жнецы — боюсь. Сильно и остро боюсь. Она одна — там. А я... здесь. Теперь мне не кажется нормальным моё молчание. Мне надо было быть умнее, мудрее, опытнее. А я... Я не смогла.

— То — дело прошлое, Бена, — тихо ответила Карин. — А вам нужно жить настоящим. И — обязательно — будущим. Идёмте, нас зовут. Будем теперь часто покидать пределы охранной зоны вокруг кораблей. Привыкайте.

— Налаживать связи с местным населением? — усмехнулась матриарх.

— И это — тоже, — подтвердила врач корабля.

Местные жительницы пригласили женщин-членов экипажа и команды корабля к себе в дома. В каждом доме накрывали стол, знакомили с домочадцами, устраивали долгие и подробные разговоры "за жизнь". К присутствию матриарха азари иденцы очень быстро стали относиться спокойно и нормально, убедившись, что пожилая азари не стремится ставить себя в верховенствующее положение, а готова не только слушать, но и слышать и глубоко и полно понимать сказанное.

Время за разговорами текло незаметно, но именно незаданность общения, незарегулированность разговоров и встреч приносили реальные, ощутимые, необходимые результаты.

Карин понимала: "гражданский телеграф", народная молва сделают остальное. Так, как это необходимо и приемлемо для иден-праймовцев. Женщины "организуют" мужчин, укажут им на многие детали и тогда главная цель — качественная и быстрая подготовка к Противостоянию со Жнецами будет достигнута.

Потом придёт черёд и самого Противостояния, но это будет позже. Хотелось бы, чтобы — намного позже. Успеть многое надо. А пока — подготовка. Пока — разговоры, общение, намётки. И постепенный, но неуклонный переход к делу.

Да, Андерсон, Шепард, Явик, турианцы — полетят в Константу. Надо будет "бить по вершине". Вряд ли случившееся здесь, вряд ли принудительная посадка Жнеца остались без внимания в столице планеты. И потому пришло время дать не пояснения — ориентиры. Ситуация резко и болезненно изменилась.

Выйдя из своей каюты, Андерсон поправил пристёгнутый к поясу шлем. Как бы ни привычна была для людей эта планета, теперь нормандовцам нельзя будет обходиться без брони. Война — на пороге.

— Сэр, — подошёл Прессли.

— На время моего отсутствия вы командуете фрегатом, — сказал Андерсон. — Вряд ли мы быстро вернёмся. Прямо из Константы нам придётся вылететь в район проведения раскопок к доктору Сташинскому. А там, возможно, заняться облётом археологических площадок. Ещё нам надо будет побывать у местных властей в райцентре. Несколько земных суток как минимум, — сказал Андерсон, просматривая на экране наручного инструментрона последние рапорты и сообщения нормандовцев.

— Ясно, сэр. Вахту по фрегату — принял. — Прессли откозырял командиру корабля. Тот чётко и резко козырнул ответно, после чего неспешно направился к лестничным маршам, проигнорировав лифт.

Турианцы и Явик появились в ангаре сразу же, как туда вошли я и Андерсон.

Водитель-полисмен скрылся в кабине и Андерсон, убедившись, что все готовы к предстоящей работе, сделал знак, разрешающий посадку в челнок.

Завершив предотлётные процедуры, водитель вывел челнок сквозь шлюз за пределы бронекорпуса фрегата и сразу ввинтил юркий кораблик в небо Иден-Прайма.

До Константы предстояло лететь несколько часов. Поэтому, как только фрегат остался далеко позади, каждый из находившихся в салоне "кораблика" разумных, решил по-разному скоротать время полёта. Андерсон включил инструментрон, раскрыл экран и стал читать поступившие файлы. Турианцы, устроившись в креслах, с интересом смотрели на проплывавшие внизу пейзажи планеты, обмениваясь, отключив автопереводчики, скупыми репликами на своём языке.

Явик смежил веки, решив подремать. Я откинула голову на подголовник, прикрыла глаза и задумалась. Вот и начался предвоенный период противостояния со Жнецами. Нужно сделать максимум из возможного. Для начала убедить чиновников в реальности Жатвы.

Враг, в роли которого выступали Жнецы, был силён, опытен и беспощаден. Если в межрасовых столкновениях можно было вести речь о пленных, об оккупированных территориях и, соответственно, о загнанном в лагеря, пусть даже трудовые или концентрационные, мирном населении, то предстоящая война была не такой. В ней места для плена ни для гражданских, ни для военнослужащих разумных органиков вообще не предусматривалось. Здесь могло быть только два выбора — либо ты ещё жив и воюешь против Жнецов, либо ты уже мёртв и воюешь на стороне Жнецов. Учитывая что Жнецы умеют подчинять себе синтетов — это дополнительно усложняет и серьёзно запутывает ситуацию противостояния. Я помню подчиненных гетов и Жнеца управляющего их кластером. Бедная Сузи, и Джокер. Эх, надеюсь Нормандия смогла уйти от Земли.

С планеты могла уйти какая-то часть информации о происшедшем — в этом у меня не было никаких сомнений. Слишком уж быстро всё произошло, слишком серьёзным оказалось столкновение фрегата и Жнеца, чтобы иден-праймовцы любыми путями, несмотря на выставленную службой РЭБ фрегата защиту, не постарались проинформировать соседей по галактике об этом бое, который, как была убеждёна я, имеет далеко идущие последствия.

я не сомневалась: чиновники Идена в большинстве своём — сугубо штатские, совершенно мирные люди. И быстро перестроиться они физически не в состоянии. Значит, придётся менять одних чиновников на других, учитывать их готовность руководить в условиях не мирного, а военного времени. И начинать менять придётся сейчас. Вот прямо сейчас, едва мы сделаем первый шаг из челнока на площади перед зданием Совета Иден-Прайма.

Говоруны-депутаты, их помощники и секретари постараются посопротивляться. Не готовы они к работе в условиях войны! Не готовы.

Появление людей с фрегата вызовет у иден-праймовцев — и не только чиновников — сдержанный интерес, появление двух Спектров насторожит, а появление Явика — введёт в ступор, а многих — ужаснёт. Я была уверена, что Явик уже просчитывает варианты своих действий, думает о том, как повлиять на чинуш и на их окружение так, чтобы они не стали препятствиями для скорейшего перевода жизни Иден-Прайма в военное русло. Протеанин — воин, офицер, командир и на мелочи он размениваться не будет. Надо — применит силу, а потребуется — и оружие.

Андерсон прав: на борту фрегата не должны остаться гражданские разумные. Пусть пока что Бенезия в компании с Чаквас и её подругами "наводят порядок" среди местного населения, всё равно быстро улететь с планеты не получится — придётся потратить минимум несколько декад на организацию и осуществление подготовительных работ, на контроль над проведением этих работ, а потом...

Потом следует помочь Бенезии найти дочь и вернуть обеих азари в пределы их расового Пространства. На любую азарийскую планету или на любой азарийский корабль. Пусть даже и проходящий — возможности для этого у "Нормандии" есть и процедуры отработаны.

Турианцы и Явик... Пока, во всяком случае, я не имела никаких оснований сомневаться в том, что все трое останутся на борту фрегата. Так уж случилось, что теперь на борту "Нормандии" будут и два Спектра-турианца, и представитель расы, совсем недавно считавшейся вымершей.

Иден-Прайм — сельскохозяйственная планета и её защита сейчас откровенно слаба. Усилить её надо, но — без излишнего экстремизма и фанатизма. Нельзя превращать сельскохозяйственную колонию в военную базу или в военную крепость. Несовместимы эти две роли.

Придётся организовывать вооружённое местное ополчение, усиливать вооружение местного речного и озёрного флотов, усилить корабли местного морского флота — моря тут, пусть и не большие, но имелись. Надо будет усилить и воздушный флот, вооружить гражданские самолёты, челноки, шаттлы, катера, в общем — всё, что может и должно летать. Вооружить и научить гражданских пилотов и всех остальных "летунов"— атмосферников пользоваться этим вооружением.

А главное — надо усилить армейские подразделения. Танки, артиллерия, пехота. Всё, как принято у людей. Всё это надо максимально усилить. Вооружить, где надо — перевооружить, довооружить. И обучить людей. Не шагистике, хотя она — тоже важна. Владению оружием и владению собой в экстремальных, что там особо-то скрывать, ситуациях боестолкновений со Жнецами и их приспешниками.

Война изначально будет всеобщей. Все разумные органики против всех Жнецов. Разница небольшая — только в том, на какой стороне одни "все" и на какой — другие "все". Один неверный шаг, одна ошибка — и ты уже на другой стороне. Переходной, ничейной полосы здесь — не будет. И к этому большинство людей не готово. Ни физически, ни психически.

Открыв глаза, я посмотрела за окно. Мысли "переключились" с войны на вполне мирные "рельсы". Вспомнилась Дэйна. Да, до выхода в эту звёздную систему я успела написать ей несколько писем — простых, текстовых. В боевом походе видео и аудиосвязь были заблокированы. Получила ответы. А сейчас подумалось о том, как сложится её жизнь совсем скоро.

Земля, вне всяких сомнений, будет атакована Жнецами и их пособниками. Не так быстро, конечно, но будет атакована: теперь уже человечество — далеко не слабая цивилизация и раса, люди не находятся в самом начале своего пути развития. Значит, Жнецы постараются сделать всё, чтобы уничтожить человечество.

Конечно же, будет атакована не только Земля — вся Солнечная система. И тогда Фариксенские соглашения, задавившие ВКС Земли, проявят свою ущербность в полной мере. Уже сейчас ясно, что далеко не все страны Земли являются космическими державами, далеко не все государства планеты готовы на равных участвовать в битвах с кораблями Жнецов и их приспешников в космосе. Придётся делать очень многое из того, что не делалось раньше, когда мнение Совета Цитадели было определяющим. Человечеству придётся научиться воевать не с полутора десятком рас Пространства Цитадели, а с одной расой — расой Жнецов. Это — сложнее. И — затратнее. Но это будет необходимо.

Я так и не поговорила с Дэйной о нашем совместном будущем. Дэйна осталась рядом со мной. Она проводила Джона в армию. Она дождалась его с Акузы, она выхаживала меня в госпитале после Акузы. Она и потом была рядом со мной. И никто из молодых людей — гражданских ли, военнослужащих ли, ей не был столь близок, сколь близка былая. Что он этого всего не видел, не чувствовал, не понимала?! Отпустить её? Да щаз. Да она сейчас на Земле, а она здесь, но бросать доверившуюся ему девушку не хотелось.

— Прибыли, каперанг. — Андерсон закрыл свой наручный инструментрон, свернул экран. — Найлус, Сарен, вы — в арьергарде. Я с Джоном — впереди. Явик — за нами.

— Ясно, командир, — кивнул Сарен. Найлус кивать не стал, но по нему было видно — он согласен и готов действовать именно так, как сказано командиром фрегата.

Водитель опустил машину на площадку перед административным зданием, открыл боковую дверь. Может быть, для Иден-Прайма и не было привычно использование космических челноков в качестве разъездных флайеров. Может быть. Но знаки "Нормандии" на бортах кораблика поясняли любопытствующим причину гораздо быстрее и лучше, чем многословные рапорты.

Я и Андерсон первыми спустились на плиты площадки, за нами спрыгнул Явик и вышли оба Спектра. В том, что летящий в Константу от разведфрегата челнок отследят, никто из нормандовцев не сомневался, поэтому толпа местных журналистов, атаковавших прибывших, ни для кого из пассажиров челнока не была неожиданностью.

Посыпавшиеся вопросы были пресечены словами Андерсона: "Без комментариев. Если будет возможность — всё будет сказано после окончания переговоров с руководством колонии".

Журналисты и хотели бы продолжить расспросы, но взгляд, которым Явик прошёлся по мастерам клавиатуры и видеокамеры, сработал как хороший охлаждающий душ из пожарного брандспойта.

Никто из опешивших журналистов и не заикнулся о том, что неплохо бы получить пару интервью у столь интересного собеседника. Возвышавшиеся справа и слева за спиной протеанина турианцы-Спектры свою роль сыграли превосходно: никто из борзописцев и снимак не попытался приблизиться к группе прибывших ближе нескольких метров. А сам факт, что в этой группе аж два Спектра Совета Цитадели дополнительно охладил пыл журналистов, заставил их проявить разумную предосторожность и осмотрительность и в словах и в поступках.

— Идёмте, — не оборачиваясь, бросил Андерсон и первым вошёл в вестибюль административного здания, проигнорировав охранников, которые, впрочем, были вынуждены сразу заняться исполнением своих профессиональных обязанностей — пресечь проникновение внутрь здания нескольких журналистов. — Руководство здесь заседает и размещается на втором этаже. Так что на первом нам делать нечего, — он едва удержался от озвучивания злого "клерки всегда остаются клерками" и направился к лестнице, проигнорировав лифт.

Навстречу гостям уже шли руководители колонии. Вскоре в зале заседаний состоялся первый раунд переговоров.

Я, вполуха слушавшая, как обмениваются мнениями Андерсон и трое руководителей колонии — направленцы, думала о том, что прибытие нормандовцевкапитальнейшим образом поломало график работы центральной администрации Иден-Прайма. Другого выхода просто не было — предстоящая война поломает этот график ещё больше.

— И когда ваш корабль даст нам каналы связи с внешним миром? — спросил один из "направленцев".

— Когда этого потребует ситуация. Не раньше, — ответил Андерсон, уклонившись от детализации и конкретизации сроков. — В качестве компенсации мы предоставим вам материалы по ситуации, — командир фрегата пододвинул по столешнице к "направленцам" укладку с кристаллами. — Здесь то, что вы можете изучить сами и пустить во внутрипланетном эфире.

Разговор получился сложным. "Направленцы", не преминувшие сразу просмотреть на своих ноутбуках представленные материалы, были недовольны.

Нормандовцы, получившие несколько десятков минут относительного покоя, к удивлению присутствовавших на переговорах иден-праймовцев — и не только чиновников — не стремились устраивать между собой какие-либо обсуждения или переговоры, они большую часть этого времени просто спокойно ждали.

— Но это... Это же война! — тихо процедил один из "направленцев". — А у нас — мирная сельскохозяйственная колония. Флота почти нет — ни космического, ни морского, ни, тем более, речного. С вооружением — плохо. И у нас — крестьяне, а не горожане. Воевать и одновременно заниматься сельским хозяйством...

— А какой тогда смысл защищать планету, если вы, живущие на Идене, не будете продолжать заниматься сельским хозяйством? — спросил Андерсон, смерив собеседника недовольным взглядом. — Вы будете и воевать и заниматься сельским хозяйством, — твёрдо и чётко заявил он. — Потому что воевать придётся всем иденцам. Без исключения. Эта война — особая.

— Вы и так заставили инфраструктуру планеты... напрягаться, — помедлив, сказал второй "направленец". — Убытки — огромные.

— Мы знаем, — кивнул Андерсон. — И, тем не менее, если бы не ваша планетная инфраструктура — мы на своём корабле не смогли бы остановить Жнеца. Войну мы сможем выиграть только совместными, объединёнными усилиями. — Андерсон сжал пальцы правой руки, лежавшей на столешнице, в кулак. — Поодиночке нас будут бить такие корабли и их сопровождение.

— Сопровождение? Вы о чём?!

— О том, — громыхнул Сарен металлическим голосом. — Корабли Жнецов перепрограммируют в короткий срок психику и сознание огромного количества разумных органиков. — Спектр развернул к "направленцам" экран своего наручного инструментрона, надавил когтем сенсор. — Посмотрите. Пятиминутный видеоролик — и вы будете знать многое, — он замолчал.

"Направленцы" и их свита просмотрели ролик со всем возможным вниманием. По их кислым лицам было заметно: увиденное им не понравилось.

— Индо... Индоктринация?! — произнёс третий "направленец". — С этим... с этим мы явно не справимся.

— Справитесь, — лязгнул голосом Явик. — Справитесь. Если жить захотите — справитесь!

— Вы-то кто такой? — спросил первый "направленец".

— Я? — протеанин оскалился. — Вы действительно хотите это знать?

— Очень, — кивнул второй "направленец".

— Что-ж. — Явик встал, выпрямился, обошёл стол для переговоров, подошёл к первому направленцу, взял его за руку. Каким таким образом он побудил всех троих направленцев взяться за руки, никто из присутствовавших в зале так и не понял.

Несколько минут — и он отпускает руку первого "направленца":

— Ясно? Ещё вопросы относительно меня есть?!

— Н-нет, — сказал первый "направленец". — Это значит...

— Это значит, что все протеанские артефакты на этой планете, все протеанские постройки обрели хозяина, — лязгнул голосом Явик, усаживаясь в своё кресло напротив "направленцев". — И с этой минуты никто не может ими распоряжаться без моего ведома.

— Но это... это произвол! — выдохнул третий "направленец".

— О, да. Произвол. Иными словами — новый, неучтённый ранее фактор, — проскрежетал Явик, не скрывавший своего раздражения и допустивший в тон своего голоса изрядную долю стрёкота. — А вы здесь на должности поставлены для того, чтобы уметь работать в условиях появления и действия многих новых неучтённых ранее факторов. Иначе — зачем вы трое здесь? — он оскалился, чем заставил всех троих "направленцев" инстинктивно отстраниться. — Короче. Я проконтролирую все археологические раскопки и определю, какие артефакты я смогу оставить вашим планетным исследователям, а какие — заберу с собой. Я также определю, к каким артефактам вы получите доступ, а какие останутся недоступны. — Явик тезисно изложил свой заранее заготовленный план, вызвав на лицах "направленцев" и их помощников гримасы острого неудовольствия. — И чтобы у нас не возникало никаких противоречий — мне уже известны все артефакты, имеющиеся на этой планете, — протеанин сказал это так чётко и уверенно, что "направленцам" стало ясно: странному гостю известны не только артефакты, но и их расположение и их предполагаемая судьба. — Потому лучше в самое ближайшее время без моего разрешения их не трогать. Никому, — лязгнул голосом протеанин, оглядев "направленцев" своим фирменным тяжёлым и пристальным взглядом.

— Но Совет Цитадели... Он ждёт Маяк, — проговорил, чуть запинаясь, второй "направленец". И мы...

— Совет Цитадели — далеко. А я — здесь, — резко и чётко ответил Явик. — И, к вашему сведению, Маяк теперь уже на борту нашего корабля. — Андерсон кивнул, подтверждая сказанное протеанином. — Так что сами понимаете, от вас судьба этого протеанского, — здесь Явик сделал заметное ударение, — артефакта уже не зависит. Никоим образом.

— Но мы... — попытался было возразить второй "направленец".

— О, да, — усмехнулся своей знаменитой улыбкой-оскалом Сарен. — Вы, чиновник, как то забыли, что перед вами — два Спектра Цитадели. Два, а не один. Вам освежить память? — повторный оскал в исполнении Сарена, не стеснявшегося своего покорёженного лица, был просто великолепен по пробивающей способности.

— Н-не надо. — выдавил из себя второй "направленец", вспомнив, что если за одним и тем же делом надзирают два Спектра, это дело автоматически переходит в разряд "особой важности" и вмешиваться в осуществление этого дела чревато такими неприятностями, что лучше держаться от таких дел как можно дальше и знать о них как можно меньше.

— То-то. — Сарен выпрямился. — Потому — ни о каком вывозе протеанских артефактов за пределы планеты не может быть и речи.

— Но что взамен? — спросил третий "направленец".

— Взамен? — на несколько секунд задумался старший Спектр. — Пожалуй, — он усмехнулся, — взамен будет то, что иденские учёные получат многие артефакты для эксклюзивного изучения. Однако всё будет определять своими решениями мой партнёр. — Сарен взглянул на Явика. Протеанин подтверждающе кивнул. — И прошу учесть, что у него достаточно возможностей держать ситуацию под полным контролем, — рука Спектра легонько стукнула по столешнице, но все трое "направленцев" поняли — ещё немного и Сарен без труда одним ударом расколет эту толстую столешницу как хлипкий фанерный щит.

— Взаимовыгодное сотрудничество? — с недоверием спросил второй направленец.

— А почему нет? — спросил Андерсон. — Давайте обсудим.

Такого обсуждения "направленцы" не ожидали. Гости с фрегата прибыли в Совет колонии с конкретными просчитанными планами, а не с предложениями и каждый пункт этих планов был взаимоувязан с десятком других планов. Так что обсуждение свелось к слушанию выступлений гостей и к редким и несмелым вопросам, проявлявшим невозможность для направленцев вставить в эту "сетку" что-либо своё.

— Это же... Это... внешнее управление, — произнёс второй "направленец", когда Найлус закончил излагать свою часть предложений.

— Нет, — сказал Андерсон. — Это — план, который реализуем в принципе. Реален и обоснован.

— Вам легко говорить. У вас рядом с кораблём — Жнец, — сказал первый "направленец". — На вашей стороне — его сила и его оружие. А нам... нам нечего противопоставить ему и ему подобным.

— Пока — нечего, — подтвердил Андерсон, вставая. — Пока, подчёркиваю, — сказал он. Наш план предусматривает ряд мер, которые позволят вам, по меньшей мере, выжить под ударами Жнецов. Это в предстоящей войне уже — немало.

— Если каждый Жнец будет так напрягать нашу инфраструктуру... — недовольно проговорил первый "направленец". — Её надолго не хватит.

— Главное — не инфраструктура. — я старательно избегал как-либо именовать своих оппонентов. — Главное — жители Иден-Прайма. Их надо будет защитить от Жнецов и их пособников.

— Геты... — буркнул второй направленец.

— Да, геты, — подтвердила я. — И что? Первый раз вы с ними встречаетесь, что ли? Вам, как верховным руководителям колонии, прекрасно известно, что геты расползаются по всей галактике, а не сидят тихо и мирно за Вуалью Персея. Они, в том числе, бывают и на Иден-Прайме, хочется вам того или нет.

— Вот именно — расползаются. И — бывают, мы этого отрицать не будем. И если, как вы говорите, Жнец их подчинил себе... Никого из нас, колонистов, не учили драться с роботами. Во всяком случае — всерьёз драться, — сказал один из направленцев.

— Драться вы будете все, — негромко сказал Явик. — Или — все погибнете.

— Вам легко говорить. У вас была Империя, — сказал третий "направленец". Мне всё определённее казалось, что этот чиновник отвечает за что-то связанное с культурой.

— Даже Империя не устоит, если её народ не будет надеяться на победу, верить в победу и делать всё для победы, — рокотнулЯвик металлическим голосом.

— Надеяться, — хмыкнул второй "направленец". — У нас — бедная колония.

— Одна из лучших сельскохозяйственных колоний среди колоний Земли, — повернулся к нему протеанин, меряя чиновника своим фирменным взглядом, отчего его визави скукожился и постарался даже стать меньше ростом. — Бедная? — усмехнулся Явик. — Не ве-рю! У вас — работящий народ, у вас — прекрасная планета. Земного типа, замечу. Такие планеты — редки. И потому, будучи колонизированными, такие планеты не могут быть бедными. Не мо-гут! — подчеркнул протеанин, рубанув в воздухе рукой.

— Но нам... — попытался возразить направленец.

— Нужна помощь? — Явик встал, выпрямляясь во весь свой немаленький рост. — Будет вам помощь. Но взамен, — он наклонился над столом, нависая перед сидящими напротив "направленцами", — вы обеспечите "зелёную улицу" всем нашим планам. Только на таких условиях вам будет предоставлена помощь. Достаточная, подчеркну, — он вышел из-за стола, прошёлся по залу заседаний из конца в конец. — Теперь — второй раунд обсуждений. Конкретных, — рокотнул протеанин.

Несколько часов переговоров прошли в ожесточённых спорах. Я, наблюдая за их ходом, понимал — это неизбежно. Люди всегда оставались людьми, а человеческие чиновники... они могли работать только очень медленно. Быстро работать они не умели и не стремились. А теперь от скорости работы коллектива чиновников зависела сама жизнь миллионов колонистов.

Конечно, впереди у пассажиров челнока "Нормандии" — встречи и переговоры с местными властями ряда районов планеты, но эта встреча с центральными, верховными руководителями колонии была необходима. Если бы можно было бы обойтись без неё — я первой бы предложила Андерсону проигнорировать верховное руководство колонии и сразу обратиться к районным руководящим звеньям Иден-Праймовской пирамиды.

Так нет же, решили соблюсти протокол, ритуал и политес. Второй раунд идёт, а "направленцы" упираются. Хотя под нажимом Явика — во многом неизвестной для них величины — и в присутствии двух Спектров Совета Цитадели иден-праймовские "верховники" не собираются выходить за определённые, пусть и весьма свободные рамки, точнее — не пытаются. Может быть, и собираются, понимая, что нормандовцы вот так сразу сегодня не улетят с планеты и не покинут Иден-Прайм в самые ближайшие декады. Но Явик своим присутствием и своей манерой разговаривать раз за разом охлаждает пыл "направленцев", заставляя их быть осторожными и в словах и в поступках.

Через час удалось вырвать у "направленцев" право "профильтровать" население колонии на предмет наличия "спящих" и тактических агентов и разведчиков, действовавших или предназначенных для действий в интересах самых разных рас и структур. Крайне необходимо было заставить их замолчать. Известие об этом полученном праве Андерсон тотчас же отправил со своего инструментрона на фрегат, лично Прессли на его инструментрон. Так надёжнее и быстрее. Чарльз остальное так, как надо сделает сам.

Ещё через четверть часа, развивая успех, нормандовцы получили право свободно определять пределы деятельности журналистов — как колониальных, так и прибывших извне. Информация об этом ушла к Ингвару — главе службы РЭБ фрегата. Это право было необходимо нормандовцам, чтобы обеспечить объективность информации об осуществляемой на планете работе. Нельзя всё время достаточно большую земноподобную планету держать под колпаком информационных фильтров. Какое-то время такая изоляция оправдана, но потом... Если не поменять тактику — будут очень большие сложности.

Ещё двадцать минут — и "направленцы" сдали нормандовцам право прямого руководства археологическими и научными подразделениями Иден-Прайма. Теперь можно было спокойно и свободно разбираться с археологами, регулировать их работу с протеанскими артефактами и контролировать судьбу разнообразных ценностей, добытых из недр планеты. Информация об этом ушла на фрегат, на инструментрон Прессли — навигатор сделает всё остальное так, как и было запланировано.

— Технологии, имеющиеся на фрегате-прототипе, протеанские технологии и технологии Жнецов, — говорил Явик спокойным и размеренным тоном. Этот тон, между тем, не позволял ни "направленцам", ни их свите расслабляться, — помогут вам полностью контролировать происходящее и на планете и в околопланетном пространстве. Что важно и для довоенного и предвоенного периода и для времён войны.

Первый "направленец" устало кивнув, откинулся на спинку своего кресла. Шепард понял: троица руководителей колонии осознала, что сопротивляться нажиму и напору гостей с фрегата она уже не сможет. Потому решила привычно "спустить" всё на местный, районный уровень. Пусть, дескать, теперь местные районные чиновники воюют с членами экипажа и команды странного фрегата. Если сумеют, конечно.

Разговор продолжался ещё тридцать минут, в течение которых были подписаны несколько документов "рамочного" характера. Хоть и не хотелось мне участвовать в их подписании, но, во-первых, я — старший помощник командира фрегата-прототипа, а, во-вторых, без каких-либо документов любая деятельность нормандовцев, выходящая за рамки туристско-гостевой, превращается в самовольничание, за которое рано или поздно придётся очень серьёзно отвечать.

Имея же на руках такие документы, можно действительно организовать работу колонистов по-новому. И — обоснованно надеяться на то, что, по крайней мере, первый удар Жнецов не будет нанесён неожиданно и не застанет иден-праймовцев врасплох.

Выйдя на площадку перед административным зданием, Андерсон выполнил данное журналистам обещание: позволил провести небольшую пресс-конференцию. Совсем короткую, но предельно чёткую и конкретную. Никакой "воды", никаких "общих фраз". Только конкретика и детали.

Дав возможность высказаться всем своим спутникам, Андерсон знаком предложил им занять места в салоне челнока. Предстояло вылететь в район, занимаемый коллегами доктора Сташинского. Начиналась вторая фаза работы — согласование с археологами.

— Как всё предсказуемо, — тихо сказал Андерсон, глядя в окно на уменьшавшееся в размерах административное здание Совета колонии. — Люди всегда остаются людьми. Ничего не меняется в них. Даже такая война не заставила чинуш проснуться.

— Именно поэтому, командир, мы и летим сейчас к археологам. К местным археологам, замечу, — так же тихо, как и собеседник, сказала я. — Они — люди деловые, потому с ними будет полегче. А потом... Потом посетим, если получится, и районное начальство. В конечном итоге всегда и везде решает не начальство, а решает народ. Начальство только инициирует или останавливает, а народ — он сам решает, насколько активизироваться или как полно остановиться.

— Здесь вы во многом правы, Джон, — кивнул Андерсон.

— Эта троица нам мешать не будет, — сказал Явик, взглянув на командиров. — Я провёл с ними разъяснительную работу. Своими средствами. Со стороны вам и им сейчас это — не заметно, но очень скоро у них не останется выбора, кроме как работать так, как это действительно надо. Они могут уйти с постов, но мешать и вредить — не смогут. Их свита также мной... обработана. Мы потратили на них всех предостаточно времени. Теперь они должны дать результат.

— Явик... — чуть укоризненно произнёс Андерсон. Я отметила, что командиру фрегата не нравится, когда протеанин тихо и действенно обеспечивает нормандовцам очередной успех. Неприятие было понятно — капитан Андерсон считал, что люди должны сами решать проблемы, а не ждать помощи от других разумных органиков любой мыслимой расы.

— У нас нет другого выхода, командир. — Явик посмотрел в окно, перевёл взгляд на Андерсона. — Или — мы все выживаем, или — мы все умираем. Третьего — не дано.

— Тоже верно, — согласился "первый после бога на борту фрегата". Я, наблюдая за разговором протеанина и человека, заметил, что Андерсон согласился искренне, но остался во всём остальном при своём собственном мнении.

Глава 25 Разговор Шепарда и Андерсона с археологами

— Доктор Сташинский, — к руководителю археологической экспедиции подошёл один из ассистентов. — Нормандовцы закончили встречу с руководством в Константе и направляются к нам. Будут через четверть часа.

— Хорошо, спасибо. — Тимур Лаврович надавил сенсор, завершая ввод текста в файл на ноутбуке. Легко поднялся с раскладного стула, стоящего под навесом. — Площадка?

— Свободна, — ассистент едва удержался, чтобы не сказать "шеф" и Сташинский это понял. — Они — на челноке, — уточнил помощник.

— Всё равно. Надо принять так, как полагается принимать друзей. — Сташинский посмотрел туда, где за штабелями контейнеров располагалась посадочная площадка. — Похоже, у нас появится серьёзная и длительная работа.

— Надеюсь на это, — ассистент снова с трудом удержался от того, чтобы назвать Сташинского "шефом".

— Спасибо. Свободны. — Взмахом руки Сташинский отпустил ассистента.

Всё складывалось как нельзя лучше. Если сведения, недавно полученные из столицы планеты, были точными, нормандовцы прямо из Константы со встречи с руководством колонии прибудут сюда. И лишь затем встретятся с руководством района. Так как в составе экипажа и команды земного фрегата теперь присутствует протеанин... Тогда действительно, все артефакты планеты Иден-Прайм, ранее привычно определяемые как созданные протеанской расой, обрели реального хозяина.

Непривычно, конечно, о таком даже думать, но теперь это — реальность и к ней придётся адаптироваться. Явик что-то упоминал о других подземных уровнях базы протеан... Интересно, это действительно так или... это дезинформация? Если там, глубоко внизу действительно база... Это может продвинуть знания о расе протеан намного... намного более существенно.

Нет, не верится, что единственный выживший протеанин, будет говорить о таком... просто так. Да и как-то не верится, что только один он выжил. Сложно представить, что он действительно один. Если данные, полученные в результате проведения наблюдений, верны, то протеане живут долго. Но какая это будет жизнь в одиночестве?

Появившийся над лагерем археологов челнок заметили немногие. И только тогда, когда Явик, на этот раз не скрывавшийся за спинами моей и Андерсона, но сопровождаемый обоими турианцами-Спектрами подошёл к Сташинскому, членам археологической экспедиции стало ясно: отдых закончился, началась работа.

Тимур Лаврович взглянул на возвышавшегося над ним протеанина и протянул руку. Явик пожал её, но улыбаться не стал, постаравшись также не особо пугать учёного своим фирменным взглядом.

— Рад, что вы вернулись, Явик, — сказал Сташинский. — Присаживайтесь.

— Я тоже рад, — ответил протеанин, опускаясь на раскладной стул. — Мы были в Константе, пообщались с руководством колонии. Теперь нам предстоит поговорить с районными властями, но мы решили прилететь прежде к вам. — Явик видел, как я, Андерсон и оба турианца берут раскладные стулья и усаживаются вокруг раскладного стола. — Здесь есть проблема, профессор. — Явик активировал свой инструментрон, развернул экран к Сташинскому. — Подземные уровни нашей базы. Без вашей помощи и поддержки нам туда добраться будет... сложно.

— Мы провели сканирование, но кроме общих контуров никакой другой заслуживающей доверия и внимания информации получить не удалось. — Сташинский включил свой инструментрон, разворачивая экран к протеанину. — К такому результату мы были готовы, но...

— Изоляция периметра базы сделана из материалов, недоступных для ваших сканеров, профессор. — Явик сказал это ровным спокойным голосом. — Но теперь пришло время проникнуть в её пределы, — он взглянул на Сташинского. — Я надеюсь, профессор, найти живых протеан, — он помолчал несколько секунд. — Так уж случилось, что я оказался вне пределов базы и смог выжить... Когда мы отступали, то особо выбирать место для столь долгого сна... не приходилось. Времени было мало, да и обстановка, прямо скажу, не располагала. Я отходил в базу последним. Надо было сделать многое... чтобы следом за мной не пришли враги.

— И... — несмело продолжил Сташинский.

— Собственно, — пальцы рук протеанина пробежались по инструментрону. — Вот мои предложения, — на экране зажглись несколько карт-схем.

— Работа... большая. Одно вскрытие грунтового периметра займёт несколько часов, — всмотревшись, сказал Сташинский.

— Вы правы, Тимур Лаврович, — кивнул подтверждающеЯвик. — Но вскрытие основного периметра — это уже моя и только моя работа. У вас, как вы поняли, будут другие задачи. В частности — шахта и тоннель, ведущие к нужному участку периметра базы.

— Всё равно, площадь, подлежащая обработке установками... большая, — задумчиво произнёс профессор.

— Тоже верно, — согласился воин древней расы. — Потому работа найдётся для очень многих ваших нынешних коллег. Почти все они смогут принять активное участие, — согласился протеанин.

— Я не только об этом... Нам будет нужна сторонняя рабочая сила, — уточнил Сташинский.

— А вот с этим, профессор, придётся подождать, — протеанин предостерегающе поднял руку. — Вниз пойдём только мы, нормандовцы и, до пределов периметра базы — вы с вашими сотрудниками. Я вам доверяю и доверяю вашим сотрудникам, — пояснил Явик. — А вот сторонним работникам из числа местных жителей — не доверяю. Надеюсь, вы меня поймёте. Если там... живые... Я бы очень хотел сохранить это в тайне. — Явик взглянул на профессора. — Надолго сохранить от очень многих разумных, профессор. Не беспокойтесь, никто из ваших сотрудников не сможет ничего рассказать никому. Я об этом уже позаботился, — протеанин остался недвижим, но учёный остро почувствовал: собеседник не шутит.

— Верю, — задумчиво произнёс Сташинский, рассматривая карты-схемы. — База...

— Она останется недоступной для всех иден-праймовцев. Сейчас главное — достичь периметра, войти внутрь и найти саркофаги. Потом..., профессор, будут уже мои заботы и, конечно же, заботы тех, кого я надеюсь увидеть живыми.

— Но...— Сташинский попытался возразить. Явик отнёсся к этой попытке спокойно:

— Они — и выжившие, и погибшие, останутся на базе. Там достаточно места. — Явик решил пока не говорить профессору о том, что на планете находится и протеанский корабль. — Поэтому кроме меня никто из оставшихся на поверхности людей — и не только людей — других протеан — не увидит.

— Понимаю, — кивнул Сташинский.

— Рад, что понимаете. — Явик обсудил с профессором некоторые детали предстоящей работы. — Это — то, что касается нашей с вами части работ. А главное — мы очень надеемся на то, что вы нам поможете скоординировать деятельность ваших коллег.

— Не со всеми, — осторожно заметил профессор.

— Ясно, что не со всеми, Тимур Лаврович, — сказал Явик, обойдясь без улыбки. — И пока мы с вами работаем, а работать, уверен, мы будем вместе очень долго, называйте меня по имени. Оно — простое и для вас, думаю, приемлемое.

— Охотно, Явик, — облегчённо вздохнул руководитель археологической экспедиции.

Несколько десятков минут продолжалось, теперь уже с участием турианцев, Андерсона и меня, обсуждение Явиком и Сташинским деталей предстоящей работы по поиску входа в пределы протеанской базы.

Профессор слушал, кивал и всё острее понимал: его новые знакомые, а теперь уже, вполне возможно, и коллеги, подготовились хорошо, полно и профессионально. Что не могло не радовать. Археология без порядка, без анализа, без прогноза, без плана — невозможна. А тут — такая находка может быть... Конечно, мало кому о ней профессор и его коллеги смогут рассказать, но самому знать это — очень ценно, а понимать — ещё ценнее.

Дэйна решилась уехать из квартиры, занимаемой Шепардом, далеко не сразу. Несколько дней она провела в этой квартире. Что-то удерживало её там. А потом... потом — как-то сразу отпустило. Она проснулась утром, привычно потянулась, сбрасывая сонливость. И поняла, что теперь сможет вернуться к себе в личную квартиру. А квартира Джона... что ж, ей не впервой оставаться пустой и ждать своего владельца и хозяина декадами и месяцами.

Войдя в свою личную квартиру, Дэйна с тоской посмотрела на экран настольного инструментрона. Да, Джон ей пишет. И она ему пишет. Вроде бы всё нормально. И всё равно чего-то не хватает. В первую очередь ей не хватает Джона. Не его писем, нет, она прекрасно понимает, что там, где сейчас находится Шепард, вполне возможно, нельзя использовать ни аудиоканалы, ни, тем более, видеосвязь, но ей сейчас так хочется увидеть или услышать Джона, что слёзы сами наворачиваются на глаза, а ноги предательски слабеют.

Она понимает, что Джон сейчас очень занят. В своих коротеньких текстовых письмах он ничего не говорит о том, чем он сейчас занимается. Секретность, конечно же. Дэйна согласна, что он не может многое написать, даже намекнуть не может. На простые операции десантников уровня Джона не посылают, не назначают и не направляют. Значит, там — очень всё сложно. И, тем не менее, он находит возможность написать ей несколько строчек. Написать так, что у неё потом несколько дней прекрасное настроение и появляются новые силы. Он, конечно же, любит её, любит по-настоящему. Любит так, что Дэйна чувствует себя счастливой, едва только подумает о своём Джоне.

Всё же она уехала из квартиры Джона. Вернулась в свою "берлогу", где могла быть самой собой тогда, когда рядом не было Джона. Может быть, это и малозначащая деталь и обстоятельство, но Дэйна отметила: так быстро она покинула квартиру Джона впервые.

Дэйна размышляла о своих взаимоотношениях с Джоном в будущем. И понимала, что не хочет его отпускать. Хоть он ни разу не заикнулся о свадьбе и детях, но они оба это подразумевали. Лет через десять — двадцать. Когда её карьера завершиться. И она уйдет в тренеры.

Он удивительно хорошо и полно умеет довольствоваться малым. Ему вполне достаточно, что Дэйна — рядом, что она может прилететь, приехать, придти к нему в любое время дня и ночи, на любой срок и быть рядом с ним самой собой. Делать, говорить всё так, как она хочет. Только она. А сейчас...

Что-то очень неспокойно на душе у Дэйны. Не за Джона, нет. Слава богам, сейчас она не боится за Джона. Нет ни предчувствия, ни тягостного ощущения, что с Джоном или уже что-то случилось плохое или это плохое может случиться с ним в самое ближайшее время. Неспокойно на душе так, как никогда раньше.

Пальцы девушки, склонившейся над рабочим столом, надавили несколько сенсоров на клавиатуре ноутбука. Большой настенный экран осветился. Включились записанные в облачных хранилищах Интернета Земли новостные выпуски.

Слушая голоса дикторов — кибернетических и органических — Дэйна распаковывала вещи, тасовала мелочёвку по полкам и шкафам, вешала на плечики платья и комбинезоны. Порядок должен быть. У неё скоро выезд на тренировки, там и до сборов недалеко, а там — соревнования. Нельзя, собираясь в путь, терять время на поиски необходимого.

Дикторы весьма скупо говорили о многом сейчас важном для Дэйны. Об "Арктуре", куда улетел Джон, о колониальных новостях, о решениях Совета Цитадели и Совета Альянса Систем.

В другое время Дэйна бы не стала тратить время и силы на ознакомление с такой информацией. Как-то было спокойнее без этих общих текстовок. Но сейчас, когда в душе нарастало волнение, с которым она не знала, как справиться... Ей почему-то показалось необходимым обратиться к этим архивным записям. Хотелось повнимательнее взглянуть на события, происшедшие за несколько дней, что прошли после отлёта Джона на станцию "Арктур".

Явных настораживающих моментов вроде бы не было. Ни одна из колонизированных землянами планет не замолчала наглухо. Ни на одной из колоний не происходило ничего из ряда вон выходящего. И, тем не менее, Дэйна, занимаясь приведением вещей, привезённых из квартиры Джона, в порядок, слушала голоса дикторов и пыталась понять, что же её насторожило.

Удивительное дело, насколько же всё же стандартна жизнь любого разумного органика. Ничего нового не происходит. Всё обычно и вполне предсказуемо. Никаких особых крайностей. И всё же, всё же.

Приготовив себе чай с диетическими тостами, Дэйна устроилась в кресле перед экраном и теперь уже могла не только услышать, но и увидеть многое, что происходило на колонизированных людьми планетах. Она очень надеялась, что теперь не только на слух, но и, глядя на экран, она сможет что-то почувствовать, выделить, отметить, ощутить. Такое, что поможет поточнее определить, почему ей так неспокойно. А неспокойно ей было. И Джон тут не виноват. Он честно выполняет сейчас свой долг и ей не в чем его упрекнуть и обвинить. Сама она не склонна к тому, чтобы видеть проблему только в нём. Они и были рядом и вместе столько времени, в том числе и потому, что никто из них двоих не винил только другого в проблемах, вопросах и неурядицах, которыми, бывает, так богата человеческая жизнь.

Джон любил Дэйну, а она любила его. Они не говорили много о любви, но они знали, понимали и чувствовали, что именно любят друг друга.

Да, Джон долгое время был не у дел, мотался только по земным и редко когда — солнечносистемным полигонам и Центрам переподготовки, но... Эта новая командировка... Дэйна не могла и не умела сформулировать это яснее, но считала, что она, эта командировка — странная.

С каждым днём, проведённым без Джона, она всё острее и полнее понимала это. Таких командировок у Джона раньше не было. А теперь ещё это непонятное чувство... всеобщей опасности. Дэйна и раньше догадывалась, может быть, даже знала, что Джон в своей работе может столкнуться с проблемой, имеющей галактический характер, но... никогда не думала всерьёз о том, что это может произойти настолько скоро. Да он говорил о будущем вторжении Жнецов, но это воспринималось как паранойя и это событие казалось таким далеким.

Записи новостей подошли к концу, мигнула и высветилась заставка. Дэйна нажатием нескольких сенсоров погасила настенный экран, подпёрла рукой голову, прикрыла глаза, задумалась, помешивая ароматный чай в большой, почти литровой чашке.

Оставшись рядом с Джоном после выхода из детдома, она не воспользовалась правом отдалиться от него. Осталась рядом с Шепардом. С тех пор многие считали её невестой бравого коммандера ВКС Альянса Систем.

Людям нужна определённость, нужна ясность. Вот внешне всё и соответствовало этому требованию ясности. Но невеста — это будущая жена, а жена, это, прежде всего — мать.

Джон... Да, он никогда не ставил Дэйну перед необходимостью соглашаться на беременность от него, никогда не торопил её с таким решением. Понимал, что она сейчас не может себе позволить забеременеть. Ведь восстанавливаться придётся по спецпрограммам, а это может быть вредно и для карьеры в спорте, и для самой Дэйны.

Не всё в этой жизни можно просчитать. Даже если Джон и хотел детей, он никогда не ставил Дэйну перед выбором. Никогда не настаивал на том, что она что-то должна решать в этом направлении. Он предоставлял ей право действовать так, что её действия и были выбором, сделанным только ею. Ею, а не им, Джоном Шепардом.

Он, конечно же, как любой нормальный мужчина, боготворил её, свою женщину и подругу. Единственную, кстати. Он умел быть верным. И он был верным ей. Но никогда ею, своей Дэйной, не руководил и не командовал. Она была свободна. Она отдавалась спорту, отдавалась своей жизни, своему кругу знакомых и друзей. А сейчас, когда он улетел на "Арктур", а оттуда, конечно же, куда-нибудь, но очень далеко, Дэйна почувствовала страх. Не за себя, а за Джона. И — за многих других людей. Что-то надвигалось такое, что интуиция Дэйны буквально вопила о совершенно реальной, но неопределяемой, сколько нибудь чётко, опасности. И Дэйна понимала — скорее всего, Джон улетел навстречу этой опасности. И он уж точно, даже если вернётся — не будет ничего ей пояснять. Потому что не хочет волновать, не хочет беспокоить, не хочет её старить. Профессиональный спорт... выматывает. Век профессионального спортсмена, его карьерный век — короток. Ещё несколько лет, не больше двадцати — и она сможет завершить свою спортивную стезю, уйти в обычную гражданскую жизнь. И тут... такое ощущение. Словно и нет этих нескольких десятков лет впереди.

Дэйна осторожно поднялась с кресла, шагнула к шкафу, открыла дверцы. Может быть, Джон... хочет, чтобы она... родила ребёнка от другого мужчины? Он, вполне возможно, понимает, что ей очень хочется стать мамой. Даже если придётся досрочно завершить свою спортивную карьеру, что-ж. Она её завершит. Спорт очень многое ей дал, он ей помог. Очень помог. Во многом помог. Но... если на Землю надвигается что-то очень тёмное, то... это значит, что Джон... может и не вернуться. Он ведь такой, он не возвращается из боя, не завершив этот бой победой над врагом. А если он... если он не вернётся и этот бой... будет крайне сложен и труден даже для него, профессионала-десантника высшего класса, то... это ведь может быть причиной, хотя бы одной из причин того, что он неявно её, свою Дэйну, отпускает от себя?

Он ведь понимает, что через несколько лет Дэйна будет ещё более старой, её организм будет ещё более изношен... А ребёнок... его нужно выносить и родить так, чтобы он был здоровым и нормальным. И если нет у неё этих нескольких ближайших лет, нет этих спокойных лет, значит... Значит, Джон не вернётся в ближайшие годы на Землю и он, отпуская Дэйну, даёт ей возможность полюбить, выйти замуж, забеременеть и родить ребёнка от другого мужчины. Он даёт ей, своей Дэйне, выбор. Гораздо больший, чем раньше.

Она может выбирать. Может. Теперь — может. Всегда — могла, а теперь — особенно. Да, Джон ничего такого ей не написал в своих письмах. Но она ведь слишком хорошо знает истинного Джона. Своего Джона. И она может выбрать между ожиданием и своей полной реализацией как женщины-матери, женщины-жены другого мужчины. Которому не придётся вот так улетать далеко и надолго с Земли.

Джон не делает за неё этот выбор. Он даёт ей полное право самой сделать этот выбор. И она знает, что он поддержит любое её решение. Так или иначе, но — поддержит. Даже если она выберет жизнь с другим мужчиной, выберет беременность от другого мужчины — он поймёт и поддержит. Останется на позиции друга. А дружить он... умеет. Это Дэйна хорошо знает, не раз в этом убеждалась.

У неё есть возможность изменить свою жизнь или оставить её такой, какая она сейчас. Несмотря на то, что это ощущение надвигающейся беды, опасности, катастрофы — не пропадает, не исчезает и не становится слабее. Есть такие радости, которые одни на всех. И есть такие беды, которые одни на всех. Что-то подсказывает Дэйне, что приближающаяся тёмная "полоса" несёт с собой беду для всех землян. А значит, и для неё, Дэйны — тоже.

Она не будет торопиться с решением. У неё есть минимум несколько дней. Может быть — декада. Возможно — месяц. А там она обязательно примет решение. И уже сейчас она благодарна Джону. За понимание. За любовь. И за верность.

Профессор Сташинский не любил бездельничать. Он собрал своих ассистентов и, представив их нормандовцам, коротко и чётко поставил каждому из помощников задачи. На лицах молодых исследователей читалось удовлетворение и сдержанная радость: период "ничегонеделания" наконец-то подошёл к концу, начиналась работа. Пусть её результаты и были до конца не просчитаны и потому неясны, но это была работа интересная, полезная и — сложная. А Сташинский, как знали очень многие его коллеги, именно с такой работой и справляется лучше многих других специалистов его профиля.

Когда ассистенты, завершив приём на свои инструментроны файлов с документами, разбежались по домикам, чтобы осуществить подготовительные работы, профессор Сташинский, проводив их взглядом, обернулся ко мне:

— Похоже, они будут рады. Наконец-то мы не будем впустую рыть землю только для того, чтобы убедиться — здесь ничего интересного нет. А уж как будут рады местные районные чиновники. Я хоть и археолог, но понимаю: теперь можно будет не беспокоиться о том, что вывод из сельхозоборота всё новых и новых земель. Они будут отдаваться для проведения масштабных и, уверен, длительных раскопок. Это нанесёт ущерб экономике планеты и, хм, снизит столь желанные прибыли от продажи и ресурсов и продуктов за пределы планеты и звёздной системы. Похоже и в самом деле жизнь продолжается, она становится ярче и разнообразнее.

— Вы правы, Тимур Лаврович, — я поднял взгляд от своего инструментрона — Мы теперь будем работать точечно. Но для начала нам предстоит обеспечить поиски в базе и поиски во втором районе.

— Теперь программа уточнена не только для моих помощников, но и для многих других археологических экспедиций, — отметил Тимур Лаврович. — Они будут довольны, что им не придётся копать впустую. А сроки... Сроки будут существенно сокращены. И мы теперь многое успеем. Я рад. Пойду, надо переговорить по видеосвязи со многими моими коллегами. — Сташинский встал.

Я едва заметно вздохнул, провожая уходившего профессора взглядом. А что делать? Доверять больше никому нельзя. Явик прав, ограничив круг доверенных лиц, посвящённых в тайну, только Сташинским и его коллегами, членами подчинённой профессору археологической экспедиции. Пусть там, "наверху", что хотят, то и думают, а здесь... Здесь, как всегда, очень и очень многое видится и воспринимается по-другому.

Археологи будут должны закопаться в Иден-Прайм по полной программе. Да, в здешних сутках шестьдесят часов, тридцать часов длится ночь. Но и ночью придётся работать. Потому — потребуется работать посменно. Не прерываясь, постоянно. Время сейчас — дорого просто неимоверно. Явик, если не подводит Шепарда интуиция, спокоен. Может быть, никаких особых сюрпризов и не ожидается. Но районы с кораблём и районы базы отдавать никакой другой археологической экспедиции под разработку нельзя. Ни под каким видом. Коллегам Сташинского придётся попотеть.

Надо будет налаживать и маскировку этих двух районов, и их охрану. Явик, конечно, силён и могуч, его расовые возможности — тайна за семью печатями для возможных соглядатаев, но и нормандовцам придётся поработать. Три района надо будет взять под режим изоляции. Разведчики это умеют и могут сделать. Малыми силами, качественно. Первый — район стоянки кораблей, там более-менее всё уже отработано, второй — район подземной протеанской базы и третий — район расположения корабля. Маскировка должна быть многослойной — и активной, и пассивной. Соответственно, местным можно будет доверить только внешнее кольцо охраны. За внутреннее могут отвечать только нормандовцы. Маленький корабль, маленький экипаж, но работы хватит всем.

Сколько нам предстоит здесь ещё пробыть? Декаду? Две? Три? Самое большее, наверное, оценивая предварительно, три. А потом... Потом — Цитадель. Советники — чиновники ещё те, своего они не упустят. Они могут забыть Сарена, но Найлуса... нет, о нём они не забудут. И действительно, забывать там особо нечего: он был послан на конкретный корабль, с конкретным заданием. О том, что он, Спектр Цитадели, прибыл на Иден-Прайм, знает даже пятилетний пацан, родившийся на этой планете и сейчас наблюдающий за мной из-за роскошного куста. Значит, ни о Найлусе, ни о его задании Советники Цитадели не забудут. О том, что Маяк был погружен на борт фрегата "Нормандия" вполне могла уйти информация "наверх", причём — самыми разными путями. А раз погружен, значит основную часть задания — изъятие Маяка — Найлус выполнил. Теперь осталось выполнить только финальную часть под названием "доставка" и операцию "Маяк" можно будет считать выполненной. К удовольствию и удовлетворению Советников.

Думать о Советниках Цитадели сколько-нибудь детально мне не хотелось. Я всё острее понимала, что пройдёт ещё совсем немного времени — и наша группа высадки, в которую вошло почти в полном составе командование фрегата, будет разделена. Каждому найдётся дело. И придётся выполнять свои задачи в разных районах планеты. Андерсон это запланировал — я сам видела "разграфку". Да и лучше так будет — турианцы и Явик умеют и любят работать самостоятельно. Найлус — вполне состоявшийся Спектр, Сарен — легенда Корпуса, а Явик... Одно его появление заставляет здешних разумных бегать, как будто земля у них под ногами загорелась таким жарким пламенем, что... Вот и будут действовать поодиночке. Сил и умений вполне хватит. Надо готовить планету к противостоянию со Жнецами. Надо. А сейчас — надо уточнять, что и как делать, чтобы в кратчайшие сроки пробиться к стенам базы.

Получив от Дэвида несколько файлов с текстовыми пояснениями, Карин с интересом ознакомилась с их содержимым, на несколько минут "выключившись" из почти непрерывного процесса общения с местными жителями и обдумав прочитанное, жестом пригласила подойти Бенезию.

— Взгляни, Бена. И скажи, что ты думаешь об этом. — Чаквас, постаравшись, чтобы рядом с ней и с азари не оказалось в этот момент никого из иден-праймовцев, повернула к матриарху экран своего наручного инструментрона.

Бенезия несколько минут потратила на чтение содержимого файлов.

— Разумно. Не могу сказать, что здесь всё... полностью соответствует азарийским стандартам и традициям, но... Если это получится... Мы сможем получить базу. Здесь, на этой планете получить базу для нашего корабля.

— Ты сказала, Бена, ключевую фразу, — отметила Карин. — О базе для фрегата в этих файлах — ни слова. Хотя всё идёт к этому. Если мы уж ввязались в боестолкновение со Жнецом здесь, на Идене, то нам придётся здесь обосноваться. Надолго...

— Впереди — Цитадель, Рина, — тихо напомнила подруге матриарх.

— Помню. Пока будем летать там, далеко от Идена, местные сделают остальное. Наша задача — только начать и направить процесс в нужное русло, — вздохнула Карин. — Но и на это уйдёт у нас всех как минимум месяц. Может — не намного меньше.

— Рина... — Бенезия внимательно посмотрела на сидевшую рядом с ней за столом в горнице Чаквас. — Ты что же, думаешь, что...

— Ты сама знаешь, Бена, что я могу подумать. Мы...

— Только не говори, что вы нарушаете данное мне слово — помочь мне воссоединиться с моей дочерью. — Бенезия приобняла Карин, чуть заметно активировав биотику, окутала врача фрегата голубоватой согревающей дымкой. — Вы ничего не нарушаете. Я знаю, верю, чувствую, что Лиара — жива и здорова. Если бы с ней что плохое случилось — я бы это сразу почувствовала. Веришь?

— Верю. Мать и дочь — прямая постоянная связь. Тесная, — вздохнула Карин. — Полезут наши мужички под землю. Полезут. А что найдут там — мне даже страшно представить.

— Артефакты они найдут, Рина. — Бенезия посмотрела на Карин повнимательнее, но уже мягким взглядом. — Пока что — артефакты. — она явно не хотела говорить вслух о прочитанном в этих файлах — вокруг было слишком много посторонних ушей и глаз. — Сверни инструментрон и экран. Нас опять приглашают в следующий дом. Продолжаем, Карин. Ты права, кроме нас, женщин, то, за что мы с тобой и с подругами взялись, никто лучше не сделает. Установление связей с местным населением — наше дело. И я рада, Карин, что участвую в решении этой задачи вместе с тобой и твоими подругами.

— Я тоже рада, Бена. — Чаквас встала. — Спасибо, я согрелась. У тебя... такая тёплая и мягкая биотика.

— Рада, подруга, что тебе понравилось, — усмехнулась Бенезия. — И я мечтаю вот так же обнять и прижать к себе Лиару. Моё Крылышко... Сейчас я жалею, что тогда меня хватило только на одну дочь.

— У тебя — два крыла, Бена. Лиара и Этита. — Чаквас вышла на крыльцо следом за матриархом. — Этита и Лиара, — повторила врач. — И вы теперь должны жить единой семьёй.

— Лиару я больше никуда от себя не отпущу. Я буду с ней говорить почти непрерывно. Нам о многом следует поговорить. Об очень многом, — кивнула матриарх, закрывая за собой калитку и ожидая, пока Чаквас не переговорит с подругами о том, к кому следует теперь идти. — И я буду говорить с ней.

— Будешь, Бена. Будешь. — Чаквас усмехнулась одними губами и матриарх поняла настроение подруги: врач думала о том, что совсем скоро придёт время применения её знаний, умений, навыков по военно-полевой хирургии. Нормандовцы будут получать боевые ранения. Лёгкие, средние, тяжёлые. И Карин уже сейчас внутреннее отрешалась от мирных врачебных настроек, ориентируясь на то, что придётся заниматься военной медициной. Да, ей, Карин Чаквас, все нормандовцы окажут помощь. Для них она — не просто офицер медслужбы, не просто — врач, она для них — мама. Кому, как не врачу корабля они, нормандовцы, могут доверить то, что не смогут доверить даже Андерсону. Иногда врач на военном корабле — фактически священнослужитель и нет разницы, к какой религиозной конфессии принадлежит пациент. Бывают минуты, когда это совершенно не важно.

Карин отпустила своих подруг и они, разделившись, направились в сопровождении местных жителей в разные дома. Так будет быстрее и так будет лучше. Все местные жители уже поняли, что женщины и девушки — члены экипажа и команды фрегата "Нормандия" — едины и матриарх азари на их фоне не выделяется. Если уж получилось так, что бой со Жнецом фрегату пришлось принимать именно в этом районе планеты... Что-ж. Надо сделать всё, чтобы местные жители не чувствовали себя обиженными, оскорблёнными и обделёнными. Здесь ещё и космопорт, что тоже немаловажно. Значит, база для "Нормандии" будет построена и оборудована без особого напряжения: грузы не придётся возить далеко. Совсем рядом был найден Явик, а там, как утверждает Дэвид, есть признаки протеанской базы. Вполне возможно, что там сохранились в своих саркофагах и другие протеане.

— Доктор Чаквас, мы вас ждём! — к Карин подбежала десятилетняя девчушка. — Мама столько всего вкусного наготовила! Стынет ведь! — она ухватила врача фрегата за руку, потянула за собой к крыльцу соседнего дома.

— Леди Бенезия! — к матриарху подбежал восьмилетний мальчик. — Пойдёмте! — он спокойно и свободно ухватился за руку матриарха и старшая Т'Сони охотно и легко уступила его ребячьему напору.

Несколько минут — и она входит в просторную комнату, кивком приветствует собравшихся за столом хозяев и присаживается на указанный хозяйкой стул. Принято у землян так: сначала гостью накормить, а потом — поговорить. И "за жизнь" и вообще.

Бенезия отметила, что на её церемониальный головной убор никто из иденцев уже не обращает особого внимания, равно как и на её строгое платье.

Разговоры начались, едва была съедена овощная закуска. Бенезия и сама не заметила, как быстро её втянули в обсуждение. Ей понравилось: она не чувствовала себя одинокой. Чаквас мудро поступила, дав подругам возможность посетить одновременно несколько домохозяйств. Так действительно быстрее, да и хозяевам интереснее: гость один и разговор получается предметным. А уж если в гостях у иденцев — матриарх азари, то и разговор будет особым.

И он действительно получился таким. Бенезии было что рассказать своим новым знакомым. И им было что рассказать необычной, уникальной гостье. Не каждый день на Иден-Прайм прибывает матриарх азари, желающая открыто, свободно пообщаться с местными жителями.

Явик осторожно приблизился к ограждению шахты, наклонился, заглянул в зев. Да. Больше тридцати метров. Тридцать шесть — тридцать восемь, если на глаз. Сразу ведь и не скажешь теперь, как ему тогда, в горячке боя, отступая, удалось найти этот саркофаг и успеть захлопнуть крышку. Приводы взвыли тогда в аварийном, даже, можно теперь обоснованно утверждать — экстренном режиме.

Отступление? Да, отступление, но... тогда другого выхода не было. Нейтронная очистка смогла бы умертвить любого из протеан, кто не успел улечься в саркофаг. А без нейтронной очистки не получилось бы намертво сплавить плиты Периметра. Одного из многих Периметров. Получается, что теперь этот, дальний Периметр... разрушен. Был разрушен в ходе атаки Жнецов... События тех суток ещё ждут своего изучения и он, офицер протеанской армии, к сожалению, ничего не сможет вспомнить и рассказать о происшедшем тогда. Явик провалился в стазисный сон очень быстро, едва только створки саркофага захлопнулись над ним.

Он отступал последним. И не мог знать, насколько чётко сработала автоматика всех многочисленных саркофагов. Главное для него было тогда дать своим коллегам уйти как можно дальше в глубины базы. Туда, где их не достанут "креветки" Жнецов и отряды их индоктринированных приспешников.

Да, он сейчас ощущает направление на "кокон", своеобразную, как бы выразились земляне, цитадель базы. Она тут, рядом, совсем рядом с местом, где стоял этот одинокий саркофаг. В котором ему удалось скрыться на долгих пятьдесят тысяч лет... Сейчас не важно, почему этот саркофаг оказался столь далеко от залов анабиозных установок.

Сейчас это не важно. И тогда, в те минуты отступления в глубины базы было не важно. Важно сейчас то, что он выжил. И то, что он верит, что он выжил не один. Верит и ничего не может поделать с этой верой. Среди его коллег были не только протеане, но и протеанки. Если никто из них не выжил, то... его личная судьба незавидна. Один. Да, среди новых, надёжных друзей и соратников. Но — один.

Как же не хочется в это одиночество верить! Как же не хочется верить, что он выжил и — остался один. Потому что тогда... тогда ему придётся пройти через Океан Равнодушия. Ему придётся воевать так, чтобы искать смерть в бою со старым врагом. Ему придётся искать эту смерть и пытаться умереть с честью. Потому что... Потому что тогда надежды почти не останется. Зачем ему будет тогда эта надежда? Ведь и после окончания войны, если она, конечно, окончится победой над Жнецами, он останется один. Вокруг будут другие расы. А он будет один. Его долгая жизнь превратится в череду нескончаемых дней и ночей. Одиноких, гулких, пустых. Воспоминания, думы, мысли. Да, у него будут друзья, подруги, знакомые, но он будет один. Рядом — никого из его расы. Никого. Нигде... Жнецы уничтожали протеан везде, где только находили. Старались уничтожить всех протеан. Имперская раса, центральная раса. Она стала для Жнецов целью номер один. Он, протеанин Явик, может верить или не верить в то, что он остался один. Это не так уж и важно. Важно то, что он вернулся. Вернулся в мир, который стоит на пороге новой войны со Жнецами. Нового противостояния с этими полумашинами. И сейчас, как бы ни сложилась ситуация, ему нельзя отступать.

Профессор Сташинский наблюдал за стоящим у ограждения протеанином. Колонна транспортёров с имуществом археологической партии уже ушла к обозначенным границам подземной протеанской базы. Началось развёртывание техники и оборудования. Возводились навесы и шатровые купола над точкой шахты, готовились к работе буровые установки. Предстояло спуститься на несколько десятков метров в толщу планеты, а затем, пробурив горизонтальный тоннель, достичь стен протеанской базы, о существовании которой археологи не знали ничего. Известны были только контуры "кокона", именуемого Явиком Периметром. Это было всё, что сумела сообщить техника. Сканеры "вязли", а бурить... Далеко не всегда было возможно. Опыт археологических раскопок требовал осторожности и осмотрительности.

Тимур Лаврович слышал о том, что Явик надеется найти в Периметре базы живых сородичей. Что-ж, вполне понятное желание и стремление. Сташинский видел, как протеанин сдерживает волнение. Да, он — воин, офицер, командир, но он — живое существо. Ранимое, смертное. И сейчас, как понимал и чувствовал Сташинский, Явик опасается. Явик боится остаться один. Если в периметре базы не окажется ни одного живого протеанина... Это будет удар для Явика. Прежде всего — для него. Сейчас невозможно точно сказать, на каких планетах в исследованной части Галактики могут ещё располагаться такие базы с анабиозными саркофагами. Явик никому из иденцев не разрешил приблизиться к своему саркофагу. Вполне понятное желание. Если никого не найдут из сородичей Явика живыми здесь, на Идене, придётся тратить время на поиски на других планетах. Протеане освоили множество планет и на каждой из них могут оказаться живые. Да, в саркофагах, да, в анабиозе, но — живые.

Работа по переформатированию плана археологических раскопок уже осуществлялась. Как знал Тимур Лаврович из сообщений, поступавших на его инструментрон, начальники других археологических экспедиций смогли получить исчерпывающие свидетельства бесполезности раскопок на тех местах, где заставало учёных и их помощников известие о необходимости изменить план дальнейшей работы. Одновременно в руки начальников археологических партий попадала адресная информация о месте проведения раскопок, где археологов гарантированно ждал успех.

Далеко не всегда этот успех был конкретизирован предельно полно и точно. Но и предоставленной информации в большинстве случаев хватало, чтобы начальник археологической партии отдал распоряжение о прекращении работ. А затем — об осуществлении консервации места раскопок, погрузке на транспортёры людей и оборудования и выходе колонны транспортов в новый район.

Информация от тех начальников археологических экспедиций, которые уже успели не только выдвинуться в предложенные районы, но и начать раскопки с конкретными приемлемыми результатами, убеждала самых неверующих руководителей, пока что медливших с осуществлением выдвижения в предложенные районы, ещё лучше.

Дело постепенно, неспешно, но делалось. Программа археологических раскопок выполнялась сразу в трёх направлениях. Первое — продолжение раскопок на местах, где действительно располагались значимые и ценные протеанские артефакты. Второе — перевод археологических экспедиций на новые места дислокации. Третье — развёртывание и осуществление раскопок на местах, где, по данным, пересланным с борта фрегата, располагались ценные памятники протеанской культуры.

Местная районная администрация была в восторге: там, откуда археологи уходили, осуществлялась оперативная и полная рекультивация земель, возвращаемых в сельскохозяйственный оборот в кратчайшие сроки. Компенсировался вывод из сельхозоборота земель в тех местах, где стараниями археологов из недр Иден-Прайма извлекались действительно значимые и многочисленные ценные протеанские артефакты.

Выпрямившись, Явик отошёл от ограждения шахты. Да, здесь он обрёл право и возможность прожить вторую жизнь через пятьдесят тысяч лет после того, как Жнецы загнали его и сородичей под землю Иден-Прайма. Мало кто знает, что это за шахта. Информация не уйдёт за пределы круга посвящённых в детали — он об этом позаботился и позаботится в будущем. Теперь надо войти в пределы базы. Войти и постараться ответить на главный вопрос. Неприятный, но необходимый: он действительно остался один?

Да, протеанин чувствовал, что глава археологической экспедиции, доктор Сташинский наблюдает за ним. Пусть. Этому человеку можно доверять. Он — один из землян, посвящённых в детали. С предыдущим руководителем археологической экспедиции Явик не был бы столь мягок — он остро чувствовал в этой женщине-землянке двойное дно. С такими разумными органиками ему сотни раз приходилось сталкиваться в годы противостояния со Жнецами. С виду — вроде бы друзья, а на самом деле — враги. Внутренние, замаскированные враги.

Подкатил транспортёр. Водитель — молодой парень, кивнул.

Явик поднялся в салон.

Транспортёр шумнул двигателем и пополз дальше, к отметкам, уже накрытым пологами изолирующих антисканирующих шатров. Там должна была начаться работа по проникновению в Периметр Базы.

Там его ждут. Он там необходим

Глава 26 Работа командования фрегата "Нормандия" с местными жителями

Массовое передвижение по планете колонн техники с археологами и их специфическим оборудованием и приборами не осталось без внимания журналистов. Благодаря работе нормандовцев руководители археологических партий знали, что и как следует говорить любопытным и пронырливым писакам и снимакам, везде искавшим сенсации или, на худой конец, "жареные факты". А массовое передвижение на новые площадки больших колонн тяжёлых транспортёров и было признаком, если не сенсации, то интересного для слушателей, читателей и зрителей факта, мимо которого журналисты пройти просто не умели.

Когда Андерсон улетел в райцентр на встречу и на переговоры с районным руководством, я предоставила Явику возможность контролировать и руководить раскопками Базы, а сама с Сареном и Найлусом взяла на себя общение с местными журналистами, а также — с командованием местных правоохранительных и ополченческих структур.

Я не сомневалась, что очень быстро к мысли о необходимости переговоров с командованием "Нормандии" придёт и командование местных армейских подразделений. Пусть пройдёт какое-то время, сейчас это не критично, а пока Найлус, Сарен и полисмены пообщаются с далеко не самыми старшими по званиям и по должностям армейскими офицерами, а также — с ополченцами и правоохранителями. Мне вмешиваться в процесс общения Спектров с армейцами нет необходимости — турианцы и военные полисмены сделают всё наилучшим образом, а я пока что займусь проветриванием мозгов местной пишущей и снимающей братии.

Районный Дом Информации был переполнен. О моем прибытии вовремя узнали все, кто пожелал присутствовать на этой встрече. Челнок "Нормандии" журналисты окружили плотной толпой. Я вынужден был открывать дверь салона вручную, медленно и осторожно, иначе мощные приводы могли кого-нибудь пришибить или серьёзно повредить записывающую и снимающую аппаратуру.

Сразу посыпались вопросы и на этот раз я не стал отделываться дежурным "Без комментариев". Дорога до крыльца Дома Информации заняла больше пятнадцати минут, но когда я ступила на лестницу, журналисты уже стали расступаться передо мной не только давая возможность пройти в зал, но и проявляя уважение и понимание.

Шепард не сомневался — очень многое идёт в прямой планетный эфир, кое-что какими-то путями уйдёт и за пределы планеты. Потому главное для меня было сейчас сделать всё, чтобы не потерять набранный темп работы по ряду важнейших направлений. Если мы успеем — то нам просто не сумеют существенно помешать. А это сейчас, в преддверии войны — главное.

От крыльца Дома Информации и до дверей выделенного для проведения встречи зала я добиралась полчаса. Шла медленно, внимательно слушала вопросы, несколько секунд медлила и выдавал чёткий и непротиворечивый ответ. То, что я была облачёна пусть и в лёгкий боевой армейский офицерский скафандр, сразу давало возможность журналистам понять, что сейчас старший помощник командира фрегата-разведчика "Нормандия" не расположен к шуткам и к безделью. Среди журналистов я видел и армейских спецов. С ними предстояло поговорить отдельно, когда гражданские и штатские уйдут.

Сделав отметку об этом в памяти, я переступила порог зала и поняла, что пока я доберусь до сцены, мне придётся ответить ещё на несколько десятков вопросов. Что-ж, я к этому готова. И подниматься на сцену он не собираеюсь. Максимум — встать рядом со сценой. Незачем возвышаться над журналистской братией, я и так заметна — единственный человек, кто в этом здании облачён не в костюм, не в комбинезон, а в легкую броню.

Медленно и осторожно ступая, перешагивая через кабели, я продвигалась к сцене, успев предупредить подошедшего распорядителя о своём нежелании подниматься на сцену. Тот кивнул и растворился в толпе.

Встав у сцены, я повернулась к залу, увидела "лес" рук: журналисты блюли традиции и обращали внимание гостя на своё стремление и желание задать вопрос таким вот совершенно ученическим школьным жестом.

Ответив на вопрос, заданный за несколько секунд до того момента, пока на моей фигуре не скрестились лучи съёмочных прожекторов, я коротким жестом обозначил свою готовность к продолжению пресс-конференции.

(От лица Сарена)

Я и Найлус с полисменами-десантниками попали в окружение своих коллег — воинов и военных правоохранителей. Зал Штаба обороны района был заполнен людьми в формёнках до предела. Рядовые воины и офицеры стояли в проходах, сидели на перилах балконов, заполняли придверные площадки. Первую часть встречи, походившей одновременно и на пресс-конференцию и на собрание офицеров, турианцы-Спектры провели совместно с полисменами-десантниками, а потом предложили разделиться и устроить параллельные собрания. Предложение гостей было встречено с одобрением и пониманием. Не прошло и несколько минут, как в зале остались только офицеры крупных районных воинских подразделений Ополчения и ВКС. Полисмены-десантники с солдатами, сержантами и старшинами переместились в просторный спортивный зал, где обсуждение продолжилось уже в привычной для младших чинов атмосфере, свободной от офицерского присутствия.

Я и Найлус не стремились занимать верховенствующую позицию. То, что мы оба — действующие Спектры Совета Цитадели, было хорошо известно всем находившимся в зале офицерам. Разговор сразу зашёл о конкретных мерах по организации противодействия, атакам Жнецов.

Вспыхнувший большой настенный экран осветился — Найлус запустил воспроизведение короткого фильма о том, как был обездвижен Жнец. Пока шёл фильм, несколько офицеров передали нам кристаллы с записями, сделанными жителями Иден-Прайма.

Сейчас не было важно, кто был автором этих записей — военнослужащий или гражданский. Сейчас было важно понять многие моменты противостояния. Потому записи были важны сами по себе, а авторство не имело определяющего значения — воевать придётся всем, независимо от того, будут ли на плечах разумного органика погоны.

После основного фильма были показаны и все короткие видеофайлы, позволившие уточнить многие моменты, придать картине происшедшего глубину и детальность.

Я изумил зрителей тем, что впервые показал список посещённых Жнецом-Наблюдателем звёздных систем, среди которых было немало и заселённых разумными органиками.

Когда перед зрителями засияла огромная карта исследованной части галактики, снабжённая знаками "креветок" во всех посещённых Жнецом системах, она произвела на воинов нужное впечатление. Дальнейший разговор приобрёл предельно чёткий и откровенный характер.

Я предоставил Найлусу слово. Крайк сразу перешёл к рассмотрению вопроса об участии в Противостоянии единственной Иден-Праймовской Объединённой военно-морской флотилии. Возможно, такой поворот в обсуждении был для многих присутствовавших в зале военнослужащих и некоторой неожиданностью, но зато речники и моряки сразу поняли, что в предстоящей войне им предстоит сыграть одну из ключевых ролей и не где-нибудь, а на родной планете.

Заставка на экране уступила место карте планеты. Найлус, подсвечивая определённые участки "светлячком" лазерной указки, стал говорить о конкретных мерах, которые необходимо было предпринять, чтобы и речная, и озёрная, и морская части флотилии смогли не только выдержать первый натиск "креветок" и их приспешников, но и нанести Жнецам значительный, невосполнимый ущерб.

В своём коротком "вставочном" выступлении я отметил, что военные моряки должны объединиться с гражданскими моряками. Затем — перейти с мирного на военный график работы и службы, провести вооружение и дооснащение ранее сугубо мирных цивильных кораблей всем, что могло помочь иден-праймовцам остановить, а затем — уничтожить врага, который, рано или поздно, но обязательно придёт к планете.

Найлус подчеркнул, что нельзя давать Жнецам и их пособникам возможность высаживать морские и речные десанты, нельзя предоставлять им возможность захватывать прибрежные плацдармы, выходить где угодно на берег и атаковать поселения иден-праймовцев. Я одной репликой сделал акцент на том, что предстоящая война не будет похожа на все предшествующие вооружённые конфликты, которые были известны обитателям Галактики.

Не сразу и не полностью признали офицеры и командиры правоту Спектров. К этой неспешности и я и Найлус отнеслись совершенно спокойно, выдав на экран зала дополнительные материалы и предоставив присутствовавшим на встрече иден-праймовцам полную возможность внимательно и полно с ними ознакомиться.

Ответив на ряд вопросов, мы вывели на экран изображения иден-праймовских портов, доков и причалов. И сразу перешли к перечислению конкретных мер по их совершенствованию и подготовке к деятельности в условиях Противостояния. Мы ещё раз подчеркнули, что военным и гражданским морским, речным и озёрным силам Иден-Прайма предстоит в кратчайшие сроки сменить мирный график службы и работы на боевой.

Пока военные моряки переговаривались между собой, обсуждая увиденное и услышанное, я перешёл к рассмотрению проблем, связанных с военизацией Флота челноков. Мы оба заранее знали, что обращение к этой части подготовки вызовет у слушателей и зрителей определённое непонимание. Потому постарались пояснить: челноки играли важную роль в доставке огромных контейнеров с поверхности планеты на борты крупнотоннажных космических грузовиков, а значит, многочисленные юркие маленькие и сильные кораблики должны сыграть свою роль в защите Иден-Прайма от посягательств Жнецов и их пособников. Да, большинство челноков сейчас безоружны, но это, как убедил серией таблиц и графиков, выведенных на экран зала, Найлус, вполне поправимое дело.

Я едва сдерживал усмешку, видя, как воспрянули духом пилоты и бортинженеры челноков. Они, вполне возможно, думали, что уж им-то точно не придётся воевать, а дело повернулось так, что именно им отводилась одна из ключевых ролей в осуществлении плана защиты Иден-Прайма от атак Жнецов.

— Именно пилоты челноков, как аргументированно и верно утверждают многие признанные эксперты, — сказал я, — унаследовали лучшие и самые важные качества пилотов древних самолётов. Авиация, прежде чем шагнуть в космос и стать фундаментом космических войск, прошла большой и сложный путь, в немалой степени обусловленный стремлением людей преодолеть объективно существующие несовершенства техники и технологий. Враг — силён, мощен и опытен. Но и мы — не бессильны и не беззащитны. У нас есть желание и стремление победить. И есть техника, которую можно вооружить и оснастить. У нас есть очень немного времени на подготовку к войне, в которой важной будет любая возможность, которую можно использовать для получения преимущества над Жнецами, — я сделал короткую паузу. — Потому переходим к рассмотрению вопросов, связанных с артиллерией.

По залу прокатился довольный, удовлетворённый ропот — артиллеристов среди офицеров было немало. Они работали и служили везде: на земле, на речных, озёрных, морских, атмосферных и космических кораблях. Ясно, что без их участия не обойдётся ни одно сражение с отдельными кораблями или с целыми флотами Жнецов и их пособников. В артиллерийских частях Иден-Прайма служили сотни и тысячи колонистов планеты.

Сорок минут мы делились с "богами войны" наработками и планами. Шум в зале стих довольно быстро — то, что видели офицеры на экране и то, о чём говорили мы было новым, предельно адаптированным к условиям Иден-Прайма. А также — к реальному уровню вооружённости и оснащённости артиллерийского сегмента системы защиты и обороны планеты. При всей важности артиллеристов, они не должны были выступать в одиночестве, изолированно. Потому мы немало внимания в своих докладах уделили интеграции артиллерийских частей и подразделений в состав других родов войск, расквартированных на Иден-Прайме.

Завершая часть обсуждения, посвящённую роли "богов войны", Найлус с моего молчаливого согласия сказал:

— Волна оккупантов и захватчиков, которая очень скоро попытается накатиться на мирные населённые звёздные системы в обитаемой части нашей Галактики должна натолкнуться и натолкнётся на огненный шквал, основную роль в создании и поддержании которого сыграют именно артиллеристы. Именно они сделают невозможными постоянные успехи пилотов гигантских Жнецов, именно они будут разрушать ещё на подходах к орбитам обитаемых планет десантные корабли пособников Жнецов. Именно они накроют уничтожающими залпами слуг Жнецов, высадившихся на наши планеты!

— Тем врагам, кто сумеет высадиться на планету, придётся встретиться в бою с танкистами Иден-Прайма, — громыхнул я, вставая.

Найлус сменил изображения, выведенные на большой настенный экран.

— Уже сейчас на Иден-Прайме есть гусеничные, колёсные, шагающие тяжелобронированные и тяжеловооружённые машины. Они обладают внушительной огневой мощью, — продолжил я. — Излучатели и рельсотроны способны уже сейчас нанести огромный ущерб десантникам врага, тем же гетам, к примеру. — я подождал, пока картинки на главном настенном экране сменятся. — Да, мы остановили гетские десантные корабли другими средствами. Но именно это будет по плечу танкистам Иден-Прайма, — он увидел улыбки и одобрение на лицах очень многих офицеров. — Насколько я смог понять, вполне можно будет поставить в скором времени об образовании на Иден-Прайме Гвардейской Танковой Армии. Звание "гвардейская" это воинское вооружённое формирование, безусловно, заслужит в ходе успешного противостояния со Жнецами и их пособниками. А пока это будет одна из лучших планетных армейских групп, способных эффективно бороться с тяжеловооружёнными и хорошо оснащёнными десантами Жнецов.

После таких слов обсуждение деталей организации, реорганизации, обучения, перевооружения и переоснащения танковых подразделений Иден-Прайма прошло в рекордно короткие сроки с максимально возможным результатом.

Я с Найлусом были довольны: офицеры войск Иден-Прайма поняли, что их не оставят в одиночестве перед столь сильным врагом. Жнецы утрачивали в понимании армейских и флотских командиров ореол непобедимости, становились обычным противником, которого можно и даже нужно было бить и уничтожать.

— Переходим к рассмотрению пехотного сегмента армии Иден-Прайма, — сказал я. — Най, смени картинки.

Младший Спектр кивнул, надавливая несколько сенсоров на своём инструментроне. Пехотинцев в зале тоже хватало. Сельскохозяйственная планета, огромные пространства заняты полями, лугами, озёрами. Потому с ранних детских лет уроженцы колонии привыкали много и долго ходить исключительно пешком, не полагаясь на всевозможные транспортные средства. Пехотные части на Иден-Прайме никогда особо не жаловались на подготовленность личного состава к преодолению весьма специфических трудностей.

Слушая, как коротко, чётко и точно озвучивает Найлус основные положения плана реформирования пехотных сил Иден-Прайма, я отмечал возрастающий интерес офицеров к услышанному и увиденному и думал, что и космической пехоте придётся очень нелегко.

Вряд ли штаб ВКС Альянса сумеет быстро перетасовать пехотные подразделения, если его не подтолкнуть, не снабдить точными данными. Да и эти данные следует предоставлять с умом. Так, чтобы не нанести ущерб интересам жителей планеты. Здесь будут очень нужны рабочие руки. А пехотинцы — это как раз такие руки. Привычные к земельным работам, привычные к физическим нагрузкам крестьянского уровня.

Эшли Уильямс — сержант космической пехоты. Ей и её людям, скорее всего, предстоит задержаться на Иден-Прайме надолго. Надо будет "прикрыть" районы раскопок, усилить их оборону. Если взвод сержанта Уильямс уже сейчас будет охранять ключевые районы раскопок, то когда над планетой повиснут корабли Жнецов, роль космопехотинцев возрастёт ещё больше. Кроме артефактов, скрытых в толще планеты, здесь немало протеанских башен, охранять и защищать которые также придётся пехотинцам. Да и срывать Уильямс и её людей куда-то за пределы землеподобной планеты без крайней необходимости не надо.

Кайден будет не спокоен, а это плохо отразится на его готовности командовать группой вооружённой защиты и обороны фрегата. В том, что Кайден и Ричард составят звено командования второй части группы высадки фрегата, я не сомневался: не так и сложно было мне просчитать варианты и прийти именно к такому выводу.

Не только пехотинцам — любым армейцам следует готовиться к тому, чтобы не полагаться исключительно на технику, автоматику, механизмы. Предстоит резко повысить физическую подготовленность солдат и офицеров.

Впрочем, полисмены-десантники именно об этом, как убедился я, ненадолго включив спикер в режим прослушивания каналов связи, и говорят с солдатами, сержантами, старшинами войск Иден-Прайма. Позднее информация о встрече и о том, что и как на ней обсуждалось, неминуемо попадёт в другие подразделения ВКС Иден-Прайма. Это, в принципе, планировалось и предусматривалось.

Сейчас же можно быть уверенным в одном: пехотинцам, ополченцам и десантникам ВКС и армии Иден-Прайма предстоит привыкнуть преодолевать исключительно пешком километры военного бездорожья планеты. Только изредка — километры дорог, которые в условиях Противостояния со Жнецами превратятся, несомненно, в нечто, больше напоминающее "направления движения".

Враг, с которым столкнутся жители Иден-Прайма, будет силён, жесток и опытен. Придётся часто оставлять технику, оставлять машины. И — воевать, используя только свою собственную физическую силу, преодолевать на своих ногах десятки километров за день. И — не по дорогам, а через леса, кустарники, овраги, скалы и горы.

Я и Найлус, продолжив разговор, не скрывали от офицеров, что на этих дорогах, которые и дорогами-то назвать сложно, многие воины останутся навечно. Не всегда можно будет похоронить павших со всеми полагающимися им воинскими почестями. Словам нас собравшиеся в зале верили: они видели, что эти слова сказаны разумными, хорошо знающими то, что стоит за этими словами — раса турианцев всегда считалась военной расой. А о том, что даже сейчас, в формально мирное время турианцы воюют со многими агрессивными соседями на дальних рубежах своей Иерархии, слышали очень многие армейцы других рас.

Найлус озвучил ряд предложений, направленных на то, чтобы в этой войне не было много без вести пропавших или неизвестно где похороненных. Я дополнил, что любые территории планеты следует рассматривать как подлежащие полному освобождению от врагов, поэтому ни о какой окончательной сдаче планеты не может быть речи в принципе.

Сказанное мной понравилось офицерам. Найлус отметил, что в этой войне не будет пленных — ни гражданских, ни военных. Будут только живые и мёртвые. Врагов вполне можно числить по разряду полумёртвых, потому что они обладают технологией скоростного и полного переподчинения личности разумного органика своим интересам, а точнее — интересам Жнецов. Я указал, что примером переподчинения можно считать наличие на борту Жнеца десантных кораблей гетов. Жнецы обладают возможностями влиять на автоматику, технику и компьютерные системы ВИ и ИИ, столь распространённые в нынешней Галактике.

— Прерываться не будем. У нас ещё немало вопросов, — сказал Найлус с моего молчаливого согласия. — Следующий вопрос — организация Ополчения Иден-Прайма и развёртывание партизанской войны с захватчиками.

Я надавил когтями несколько сенсоров на своём инструментроне. На большом настенном экране появились новые таблицы, схемы, графики. Офицеры сдержанно загудели, но Найлус несколькими чётко и полно высказанными тезисами побудил их успокоиться и признать, что армия Иден-Прайма мало что сможет сделать без помощи мирного населения. Воевать со Жнецами и их пособниками придётся всем жителям Галактики без малейшего исключения. Здесь, в этой будущей войне не будет иметь никакого значения, является ли разумный органик кадровым военнослужащим или он сугубо гражданский. У Жнецов, подчеркнул Найлус, продолжая тезисно излагать план предстоящей работы и основываясь на том, что он сам слышал от Явика, нет другой цели, кроме тотального уничтожения разумной органической жизни в Галактике. Следовательно, у ВКС и наземных и морских сил Армии Иден-Прайма не должно быть другой цели, кроме полного уничтожения всех Жнецов и их пособников, какие только смогут прорваться к планете и на её поверхность.

— Переходим к рассмотрению плана реорганизации и перевооружения военно-космических сил Иден-Прайма, — сказал я, снова меняя таблицы, схемы и графики, выводимые на экран.

Найлус помнил, что Иден-Прайм не имела развитых военно-космических сил. Это была мирная, гражданская, сельскохозяйственная колонизированная планета, а не военная база. Тем не менее, какое-то количество средних и малых кораблей в распоряжении ВКС Иден-Прайма было. То, что озвучил далее я, было известно Найлусу, но не было известно офицерам Армии планеты, потому гул в зале, едва я озвучил эти несколько тезисов, ощутимо усилился.

— Я повторяю. — я легко перекрывал своим мощным и густым голосом нараставший гул. — Кораблям ВКС планеты предстоят тяжёлые бои с кораблями флотов и эскадр Жнецов и их приспешников. В ходе этих боёв придётся рисковать не только экипажами и командами, но и самими кораблями. Потому что придётся стоять насмерть против врага, превосходящего нас, обитателей Галактики, и по силе, и по мощи, и по тактико-техническим и иным характеристикам кораблей. Нам придётся привыкнуть к тому, что там, где стоят наши корабли, проходит последний рубеж обороны. И врага за этот рубеж пропустить ни в коем случае нельзя. Позади будет планета, на которой — тысячи женщин, детей, стариков, — громыхнул я, снова преодолевая нарастающий гул голосов офицеров. — Армейцам и пилотам ВКС Иден-Прайма придётся рисковать почти постоянно. Всем нам, разумным органикам, придётся рисковать, напрягаться, выкладываться по полной. Делать всё, что будет в наших силах и даже больше для достижения очередной победы над Жнецами. — Я кивнул Найлусу. Тот выдал на настенный экран новую порцию таблиц, графиков и схем. — Мы будем готовиться, будем вооружаться. Но врага придётся уничтожать. Его нельзя будет оставить в живых, нельзя будет оставить раненым, нельзя будет оставить контуженным или потерявшим сознание. Только мёртвый враг будет для нас приемлем!

Шум и гул в зале начали ощутимо стихать — офицеры читали с экрана табличные и графические данные, заносили их в свои инструментроны.

Найлус постоянно обновлял информацию на большом экране.

Наконец гул и шум в зале окончательно стихли.

Выждав несколько минут, я сказал уже спокойным и достаточно тихим голосом:

— Мы, жители Галактики, не должны забывать никогда, кто мы есть и за что мы боремся. Мы — живые, мы — разумные, мы родились в этой Галактике. Наш враг — не из этой Галактики! Он — пришлый, внешний. И мы должны уничтожить этого врага. Должны победить его! Должны прервать эту цепочку Циклов, завершить эту цепочку, сделать всё, чтобы никаких Жатв больше никогда не было! И потому мы должны сделать многое для того, чтобы в любых схватках, в любых боях помнить о том, за что мы сражаемся. Мы сражаемся за жизнь, за свободу, за независимость. За наших детей, за наших женщин, за наших матерей и отцов. За наших дедов и прадедов. Сколько бы нам ни пришлось воевать, мы должны помнить, что мы не созданы для войны, мы созданы для мира. И потому нам нужно будет сделать очень многое для того, чтобы защитить памятники и ценности своих культур от угрозы уничтожения. И сделать очень многое для того, чтобы постоянно напоминать себе и другим разумным органикам о том, что у нас есть богатая общая и расовая культура. Культура мира, а не культура войны. Солдат и офицер на фронтах, в линии соприкосновения с противником должен осознавать себя не как инструмент войны, а как личность. Потому, — я едва заметно кивнул Найлусу. — Мы предлагаем и ряд мер по воспитанию воинов, — младший Спектр обновил содержимое главного экрана. — И убеждены, что это — важная часть работы офицеров с личным составом подразделения.

На этот раз никаких особых возражений не последовало — офицеры перенесли данные с настенного экрана в свои инструментроны, задали несколько десятков вопросов. Я и Найлус дали развёрнутые, точные и чёткие ответы.

На этом более-менее отрегулированная заранее часть встречи Спектров с воинами-офицерами завершилась. Наступило время неофициального общения.

Говорили потом о многом. Говорили неформально, уже не опираясь исключительно на то, что появлялось на большом настенном экране. Не прошло и нескольких минут, как оба турианских Спектра стояли среди офицеров и говорили о медицинском, тыловом, материально-техническом, продовольственном, вещевом снабжении, об обслуживании войск. А также — о десятках и сотнях мелочей, из которых складывается нормальное функционирование такого сложного организма, каким является современная армия, ныне получавшая возможность показать всё, на что она способна в противостоянии с реальным, сильным и опытным врагом, пришедшим в Галактику извне.

Полисмены-десантники и их собеседники, не обладавшие высокими воинскими рангами и званиями, были довольны. Они пообщались, обсудили немало вопросов, обменялись адресами и координатами для связи. Я и Найлус не скрывали от своих коллег основной план встречи с офицерами Армии Иден-Прайма, потому полисменам-десантникам удалось поговорить с младшими чинами армейцев и ополченцев о многом, согласоваться и наметить реальные мероприятия и главное — реальные, пусть и очень сжатые сроки.

Когда я и Найлус вышли из зала, полисмены-десантники покидали спортивный зал. Теперь предстояло договориться с местными правоохранителями, во-первых, об осуществлении охраны археологических раскопок силами полицейских подразделений Иден-Прайма и, во-вторых, о согласовании возможного привлечения воинских подразделений к охране границ раскопок.

Всё это предстояло делать уже в расположении Центра Местных Полицейских Сил, располагавшегося на окраине столицы района.

(от точки Шепард)

Едва только турианцы в сопровождении полисменов-десантников вышли на крыльцо, рядом опустился нормандовский челнок. Я, широко открыв салонную дверь, сделала приглашающий жест:

— Как прошло? — спросил он, пропуская в салон обоих Спектров и закрывая салонную дверь.

— Нормально, — сказал Сарен, усаживаясь в кресло и пристёгиваясь. — Работа начата нормативно. Надо будет постараться и завершить её не менее нормативно, — он включил свой инструментрон и занялся просмотром поступивших сообщений и файлов.

Тем же занялся и Найлус, устроившийся в своём кресле рядом со старшим Спектром и открывший свой инструментрон.

Полисмены-десантники, разместившись в своих креслах, вполголоса обсуждали услышанное и увиденное на встрече с солдатами, сержантами и старшинами.

"Всё же шестидесятичасовые сутки — это настоящая находка", — подумала я, опускаясь в своё кресло и застёгивая привязные ремни. — "Стимулируют и мобилизуют. Спать, кстати, совершенно не хочется, а вот подкрепиться хотя бы пайками придётся: на голодный желудок работать с правоохранителями — это чревато ошибками, на которые мы не имеем права".

Кое-какая общая информация о том, что обсуждалось в Штабе, дошла до правоохранителей гораздо быстрее, чем в Центр прибыл нормандовский челнок. Так что офицеры, старшины, сержанты и рядовые полисмены имели определённое представление, о чём будет разговор на встрече.

— Том, не торопись, мы посмотрим организацию движения на улицах райцентра, — сказал я, войдя в пилотскую кабину челнока.

— Хорошо, коммандер, — сержант-водитель кивнул, снижая скорость полёта.

Я смотрела на панораму города, отмечая в памяти и на экране своего инструментрона места, на которых совсем скоро встанут зенитные установки, блок-посты и огневые точки рельсотронов и зарядомётно-орудийных систем.

Город придётся оборонять, сдавать его нельзя. Вполне возможно, что Жнецы при всей их опытности, действуют стандартно: прежде всего — стараются уничтожить именно населённые пункты.

Я помню горящую Землю в начале вторжения. Да и Палавен с луны выглядел не лучше.

Не оборачиваясь к салону, я чувствовал, что оба Спектра также смотрят на город из салонных иллюминаторов, делая свои пометки в инструментронах.

Готовиться к встрече с правоохранителями надо заранее и сейчас свои отметки на общедоступной нормандовцам карте местности района ставили и полисмены-десантники.

Челнок плавно опускается на плиты площадки перед входом в Центр полицейских сил района.

Меньше минуты — и теперь уже все вместе нормандовцы проходят в Зал оперативных совещаний, где нас ждали. Встреча началась сразу же, как вошёл и закрыл за собой дверь я шедшая последней. Не люблю привлекать к себе внимание. Привычка еще с прошлого мира.

Правоохранители оценили такой мой "ход" весьма положительно.

Говорили о многом. И об охране археологических раскопок, и о патрулировании городов и иных населённых пунктов в предвоенный и военный период, и о работе с "проблемным" контингентом — люди всегда оставались людьми, не были и не стремились быть предельно чистыми.

Слушая, как говорят с правоохранителями Сарен и Найлус, я подумала о том, что когда-нибудь в будущем стенограмма этой встречи будет одним из самых ценных исторических документов.

Первая часть встречи завершилась небольшим перерывом на чай и закуски. На большее нормандовцы не согласились. Их нежелание "переходить границы" было встречено местными правоохранителями с пониманием и сдержанным одобрением.

В зале образуются два центра притяжения. Один возглавляли я и Спектры, второй — полисмены-десантники, обрадованные тем, что могут вспомнить о своей воинской специализации и рассказать гражданским правоохранителям о многом, что раньше по понятным причинам составляло, если и не военную, то служебную тайну.

Вспыхнули настенные экраны, привлекая к себе внимание собравшихся. Послышался сдержанный гул обсуждений, звучали отдельные, сказанные слишком громко реплики и замечания.

Никто особо не обращал внимания на время: люди входили и выходили из зала — служба и работа правоохранителей продолжалась.

— Коммандер, — ко мне стоявшему у одного из экранов подошёл Найлус. — Получена информация, — он переслал со своего инструментрона на мой инструментрон несколько файлов.

— Хорошо, Най. — Я кивнул. — Готовь наших собеседников к тому, что мы скоро возвращаемся к фрегату, — я не сомневался, что турианец правильно поймёт сказанное, потому, не провожая младшего Спектра взглядом, сразу открыл маленький экран инструментрона и ознакомился с содержимым файлов.

Армейцы и ополченцы уже начали воплощать в жизнь планы охраны археологических раскопок.

Кадровые воины сработали быстрее, но и ополченцы не оплошали — тоже очень быстро "подтянулись" до необходимого уровня. По меньшей мере, Явик будет спокоен — ему не придётся постоянно напрягаться, сверхдетально отслеживая судьбу всех протеанских артефактов.

В одном из присланных файлов содержалось предложение привлечь, после соответствующей серьёзной проверки, конечно, к охране зон раскопок и местное население. А что — пусть у Ополчения среди чисто гражданского, штатского населения будет вполне действенный резерв.

Отослав ответ с согласием, тем более что виза Андерсона уже была, я продолжил прислушиваться к турианцам и одновременно — читать содержимое присланных файлов. Время приобретало невероятную ценность, теперь о его важности никто и не спорил — она была очевидна большинству обитателей Иден-Прайма.

Медленно, но верно (в том числе и за счёт влияния таки ушедшей с планеты информации о происшедшем и об осуществляемом переводе на военные рельсы) будет меняться обстановка и на других населённых разумными органиками планетах исследованной части Галактики. Не везде и не всегда — гладко и беспроблемно, но меняться — будет. Обитатели галактики будут так или иначе, но готовиться к войне со Жнецами. Прибытие фрегата "Нормандия" на Цитадель будет осуществлено — я в этом не сомневалась. Но теперь это прибытие будет чётко увязано с множеством других событий и фактов. Советники не смогут ничего сделать во вред осуществляемой подготовке. Так что чиновничья вертикаль будет вынуждена действовать в жёстких рамках.

Совершенно не хотелось спать — и шестидесятичасовые сутки, и напряжение встреч действовали как мощный тонизатор.

Впереди ещё встреча с военными журналистами, но она, скорее всего, пройдёт уже на стоянке фрегата. Пусть журналисты в погонах получат некий эксклюзив, познакомятся с десантными кораблями гетов, с обездвиженными "шагоходами", с вооружением и оснащением "ужаса кварианского народа".

Часть информации уйдёт в гражданский сектор, это, пожалуй, неизбежно, но препятствовать этому — не нужно. Воевать со Жнецами и их пособниками придётся всем обитателям Галактики. Странная, необычная война предстоит разумным органикам.

Подумав, я решила, что участвовать во встрече с военными журналистами мне совершенно ни к чему — там будет играть главную роль инженер Адамс, да и капитан Андерсон подключится при необходимости. А у меня будет предостаточно работы на раскопках базы и на раскопках корабля. Эти два района придётся уже сейчас поставить под режим полной изоляции, максимально защитить и от утечек информации и от доступа извне.

Одному мне справиться с таким валом задач — нечего было и думать тогда об успешности и эффективности. Но теперь рядом со мной — команда и экипаж, уже понявшие, что мирные дни остались в прошлом, наступило предвоенное время. И потому нормандовцы работали именно так, как надо в столь сложный начальный период Противостояния.

Как сказал один из великих — "мобилизация есть война". Именно так. Предстоящая война — война всеобщая. Здесь очень многое зависит от каждого разумного органика.

Найлус выполнил мое решение— местные правоохранители неохотно отпустили нормандовцев, поняв, что у них есть задачи, вопросы и проблемы в других районах планеты.

— Добросьте меня в хозяйство профессора Сташинского, Том, и отвезите наших к фрегату. Там — по обстоятельствам.

— Сделаю, коммандер, — обрадованный неформальным стилем общения, водитель поднял челнок с площадки перед Центром.

Вскоре под днищем юркого маленького кораблика раскинулись поля — машина вышла за пределы районного центра.

— Двадцать минут до прибытия на точку, сэр.

— Ок. — Я вернулась в салон, села, пристегнулась.

На этот раз я не доставал инструментрон и не смотрела в окно. Мне необходимо было о многом подумать, пока машина не зависнет над посадочной площадкой у шатров, прикрывающих места будущих шахт, откуда начнётся штурм оболочки Периметра протеанской базы.

Глава 27 Обнаружение подземных уровней с саркофагами с выжившими протеанами (от лица Андерсона)

Я был взбешён. Районные чиновники оказались ещё более невменяемы, чем чиновники планетной администрации. Несмотря на прямые указания из Константы, они упорно продолжали делать вид, что ничего не изменилось, что случившееся вот прямо здесь, рядом с резервным космодромом, уже не так и страшно, а значит — не так уж и важно. Потому, по их мнению, нечего напрягаться и нечего менять привычный стиль работы, а точнее — стиль ничегонеделания. Ленивое перекидывание файлов и пластобумажных листочков теперь Андерсон воспринимал только как ничегонеделание и никак иначе. Не получалось у него воспринимать такую деятельность по-другому.

Наверное, следовало побудить как-то Шепарда и турианцев с протеанином полететь в райцентр к чинушам всем вместе, может быть тогда и получилось бы как-то быстрее, вряд ли эффективнее. Но время... время очень дорого и пришлось разделиться, чтобы успеть сделать одновременно больше, чем можно было надеяться сделать последовательно. Да и к чему последовательность — вот Шепард полетел к журналистам и те мигом присмирели, прониклись, поняли, что к чему и почему. Быстренько взяли под контроль всех "пришлых" писак и снимак и стали работать, а предаваться увеселениям и безделью, сопли на кулак наматывать.

Кстати, а откуда это выражение-то?!... Он вроде бы так и не думал и не говорил никогда. Не в его это стиле. А, ясно. В холле Дома Совета Района в книжном киоске попалась тут ему книжка пластиковая. "Новые имперские анекдоты".

Империя... Россия. Огромная страна, мощная. Независимая. Не то что страны Альянса, которые поодиночке... Тьфу! В Империи все точно уже "на ушах" стоят, по-другому там работать, действовать и жить не умеют. И если там стоят "на ушах"... То уж точно знают и понимают гораздо больше — разведка Империи на Земле считалась одной из лучших, если не лучшей. Признаваться в том, что именно российская астроразведка лучшая — в Альянсе Систем не любили, не хотели и не могли. А вот перещеголять, превзойти имперцев в нелёгком разведывательном ремесле... мягко сказать — не умели. Теперь я был убеждён — и не особо и хотели. Не хотели напрягаться. Хотя сейчас и в очень недалёком будущем только постоянное напряжение может спасти землян от разгрома.

Тридцать лет тому назад турианцы. Да, да, те самые турианцы. Они уже были полностью готовы и, главное, способны вбомбить "зарвавшееся" человечество в каменный век. Можно долго выяснять, действительно ли "зарвалось" человечество или это кто-то из борзописцев увлёкся цветистым выражением. Которое стали автоматически тиражировать менее удачливые коллеги этого писаки, а на самом деле человечество ни на йоту не "зарвалось" — оно всегда таким было.

Так вот турианцы уже были готовы резко ослабить потенциал человечества тридцать лет тому назад. Одна раса. Из полутора десятков ставших известными землянам. А теперь... Теперь всем этим расам, всем этим расам вместе, кстати, с человечеством, придётся противостоять расе, раз за разом уничтожавшей всю разумную органическую жизнь в Галактике.

Всю. Разумную. Органическую. Жизнь.

Мрачный как грозовая туча, я неспешно вышел из здания Дома Совета Района, поднялся на борт прибывшего "командирского" челнока, кивнул водителю. Наверное, только я, Андерсон, знал, чего мне стоило тогда просто спокойно кивнуть водителю, сразу закрывшему боковую салонную дверь и одновременно немедленно поднявшему челнок в воздух.

Если разобраться, чиновников-районщиков можно понять. Что бы там ни решили в Константе, не им, столичникам, дано знать всё в деталях так, как это доступно местным районным управленцам. Разговор с местными руководителями получился... цветистым.

Я сразу отметил, что среди районщиков нет единства. Одни считали, что действительно, происшедшее вот тут, рядом, противостояние между Жнецом, иден-праймовской инфраструктурой и разведфрегатом — серьёзный сигнал, который требует изменить благодушное настроение как минимум на настроение предвоенное. Другие — колебались, не веря, что мирное время может вот так быстро отодвинуться куда-то в прошлое. А третьи вообще ничего не желали менять, считая, что раз Жнец вот уже несколько часов подряд не проявляет агрессивности, то нечего особо и напрягаться, ожидая каких-либо дальнейших неприятностей.

Пришлось постепенно, но неуклонно "ломать" настроение этих третьих, потом — "чистить" настроение вторых и поддерживать настроение первых. Я чувствовал себя явно "не в своей тарелке": да, я сам решил полететь на встречу с районными чиновниками, это было мое решение, мой выбор. Но едва только я сел в кресло за столом переговоров — один против двух десятков чинуш... Я искренне пожалел, что у меня нет возможности вызвать сюда, к этой площади райцентра фрегат и ударить из двух "Таниксов" по этому зданию. Просто для того, чтобы нигде и никогда больше не осталось никакой памяти об этих чинушах. Фрегат благодаря проведённой подготовке смог противостоять сверхдредноуту. Плохой я был бы командир, если бы не знал, не слышал, как определяют его коллеги класс этого корабля. Ухитрившегося пройти едва ли не парадным маршем через полгалактики и усесться на Иден-Прайме. Чтобы всего-навсего отобрать у иден-праймовцев протеанский Маяк.

Если бы не подготовка, проведённая под нажимом старпома Шепарда... Последствия для Иден-Прайма и для "Нормандии" были бы просто катастрофические. И у районных чинуш не было бы ни одной свободной секунды. Они бы вздохнуть не успели, как эта креветка, передвигаясь на своих лапах, добралась бы до райцентра и устроила тут локальный Армагеддон. Выжгла бы главным излучателем этот райцентр, повредила бы — и весьма серьёзно — всю управляющую инфраструктуру, а дальше... Дальше прошлась бы по району. Здесь, на Иден-Прайме, кстати, нет вменяемой профессиональной наземной армии, так, сборище "ополченцев". Да, может быть, кого-то из простых иден-праймовцев это и уязвит, но... факты — упрямая вещь. Космодром... если бы креветка не была остановлена согласованным ударом планетной инфраструктуры и фрегата... можно было уже раз пять списать в утиль. И никто бы впоследствии не стал уточнять, что космодром-то — резервный. Блокировка Жнецом линий связи, в том числе — дальней космической — это уже выглядело бы на таком фоне мелочью.

Да, потом можно было рассчитывать, что к замолчавшей колонизированной землянами планете земляне пришлют разведку. Хотя бы пару фрегатов. Возможно — крейсер. А тут — Жнец. Ожившая легенда. Выстоит крейсер против сверхдредноута, удобно устроившегося на планете? Артиллеристы фрегата-прототипа доказали Андерсону в стиле "дважды два — четыре", что Жнец спокойно и свободно мог бы ссадить с орбиты этот крейсер. Прибывший корабль пикнуть бы не успел, не только подать стандартный сигнал опасности. А дальше... дальше была бы начата Жатва.

Общаясь с чинушами райцентровского уровня, я чувствовал странное удовлетворение. Я их, этих чинуш, давил. Давил психически, давил так, как они явно не ожидали. Давил фактами, давил фильмом о бое со Жнецом. Ну не могли они видеть всё в деталях. Не могли по вполне понятным причинам. Фильм этот их впечатлил. Не всех, не сразу, но впечатлил. Я понял, что я смогу додавить этих штатских. Смогу.

Да, на встрече присутствовали руководители местных военных и ополченческих районных структур. Точнее — не сами руководители, а их заместители. Руководители посчитали, что каперанг Андерсон — слишком маленькая величина, чтобы почтить его своим присутствием. Личным присутствием и, соответственно, личным участием в этой встрече. Так что штатским чиновникам районного уровня пришлось общаться с командиром фрегата-прототипа в непривычном и очень опасном формате — "штатские против армейца".

Мой боевой настрой рос как на дрожжах, а вот настроение моих собеседников — падало. Знакомая песня: нету фондов, нет возможностей, нет ресурсов. Нету, нету, нету! И куда всё сразу подевалось?

Да, инфраструктуре района нанесён крупный, серьёзный ущерб. Это — факт. Но в результате — остановлен и обезврежен сверхдредноут, корабль, ранее считавшийся легендой. Не имевшей ничего общего с объективной реальностью. А теперь... Теперь вот — прямо из окон административного здания виден шпиль этой ожившей легенды. Реальной легенды. Дикое выражение, если вдуматься: "реальная легенда". Возможно, кто-то из местных и их, нормандовцев, вольно или невольно возвёл в статус легенды. Возможно. Но это, пока что, совершенно лишнее. Они все делали свою работу.

Странный полёт, странный рейс, странная задача. Всё странное. И вся эта странность разрядилась боем со Жнецом. Со сверхдредноутом. Снова оказались правы преподаватели Академии "Эн-Семь", говорившие, что не только большое бьёт по малому, иногда и малое успешно и эффективно бьёт по большому. Хорошо, если малое действительно будет раз за разом справляться со столь большим, как эти корабли в ходе предстоящей войны.

От чиновников теперь требовалось поработать. Не просуществовать в безделье от рассвета до заката, а поработать. И я физически ощущал нежелание районных чиновников работать. Настолько сильное нежелание, что... Можно было пояснить это нежелание чем угодно, но нужны ли ему, командиру фрегата-прототипа, сейчас эти пояснения? Нет, ему нужна конкретная, активная, напряжённая работа всей пирамиды местной власти, всей пирамиды управленцев — от босса до последнего клерка и уборщицы.

Разговор с чиновниками получился... сложным. Пришлось давить. Давить не только фактами и документами. Давить всеми доступными средствами, включая психический террор. Да, да. Пришлось пугать, выводить из себя, проявлять то, что долгие годы скрывалось под внешней "маской".

Многие чиновники, глядя на "проявление" своих коллег, были совершенно искренне удивлены и изумлены. Руководителям... некуда деваться, пришлось в темпе заменять одних чиновников другими, "тасовать колоду", а ему, офицеру ВКС, спецназовцу и эн-семёрке, следить, чтобы это "тасование колоды" не переродилось в очередную бесполезную и даже вредную чиновничью игру, целью которой был надёжный отвод глаз.

Многих заменили за эти несколько десятков минут. Кого-то пришлось отпаивать, кто-то ударился в истерику. Это только неумными комментаторами СМИ утверждается, что мужчина — существо в принципе не склонное к истерике. Ещё к какой истерике оказались склонны мужчины, носившие чиновничьи костюмы!

Что поделать — расслабились, разнюнились, а как настал момент концентрации — "ну не шмогла я, не шмогла", как и написано было в той книжке новых имперских анекдотов. Ага, новых! Имперцы — большие мастера пошутить оказались и многие анекдоты были совершенно не новыми. Жизнь — вообще ужасно стандартная и неразнообразная штука, если присмотреться и вдуматься. А тогда, когда я наблюдал за тем, как реагируют на распоряжения своих руководителей самые разные чиновники, приглашаемые в тот зал... Жизнь казалась ещё более пресной.

Требовать от новоназначенных и новозаменённых людей трудовых подвигов... мне это казалось совершенно излишним. Здесь не было никого, кто хотя бы в первом, самом грубом приближении соответствовал уровню Шепарда или его, каперанга Андерсона, уровню. Да и соответствовавших уровню капрала Дженкинса тут находилось мало. Все были ниже даже этого нижнего, если судить по "Нормандии", уровня подготовленности.

Прошло несколько часов, а пирамида власти района поворачивалась в нужном направлении ещё медленнее, чем пирамида власти планеты Иден-Прайм. Ещё медленнее. И — ещё проблемнее. Похоже, тут действительно привыкли к опасному убаюкиванию шестидесятичасовых суток. Которое мне приходилось преодолевать, часто срываясь на режим "прямого слома". Да, неполиткорректно, да, жестоко, да, немилосердно, да, невежливо. Но если сейчас не навести порядок в районе — нельзя будет решить правильно поставленные задачи и проблемы.

Нельзя было отдавать таким чинушам ни грана информации о подземной протеанской базе и тем более — о засыпанном где-то там, на глубине, возможно, за сотню метров, боевом протеанском корабле. Явик убеждён, что это — фрегат "Клинок Ярости". Другого корабля в то время, в том прошлом Цикле, когда на Иден обрушились Жнецы, здесь на планете уже не было: протеане успели вывезти почти всё ценное, прежде всего — корабли. Без кораблей с флотами Жнецов и их приспешников, как пояснил мнеЯвик, воевать со Жнецами не было никакой мыслимой возможности.

Всё же фрегат не услали с Идена. Для того чтобы оставленное на планете подразделение протеан-воинов имело хоть какой-то шанс уйти, если не удастся воспользоваться анабиозом. Кто же тогда знал, что удастся?! Возможно, удалось не всем и Явик... действительно один. А раз он один сейчас и, вполне возможно, будет один всю оставшуюся жизнь — я вынужден был допустить и такой вариант развития событий — надо было сделать всё, чтобы обезопасить и место расположения протеанской базы, и место расположения корабля. Остальные места... да, их тоже следовало защитить, проверить, очистить от тех артефактов, которые ещё можно будет вывезти в скрытом режиме под маскировкой и мощной охраной на борт фрегата-прототипа. Да, маленький корабль, но ситуация... слишком нестандартна и потому придётся напрячься.

Нельзя отдавать чинушам такие лакомые куски. Потому фрегатский пост РЭБ продолжал держать "колпак" над планетой, фильтруя траффик и не давая возможности передать с планеты в окружающее пространство ничего сверх определённого лимита. Кто же знал, что Шепард разглядит в полисменах таких профессионалов?!... Кто же знал?! Да и сам Шепард не знал. Да, кое-что, конечно, он, как эн-семёрка, знал и умел, но после того, как его неслабо так дважды тряхнуло в том салоне... Он ведь старался скрыть от всех нормандовцев своё состояние... Всемерно старался скрыть. Слабый старпом — это настоящее проклятие для боевого военного корабля, вот Шепард и старался быть сильным хотя бы внешне, а ещё больше старался быть сильным внутренне.

Эти чинуши... Даже не пытаются они быть сильными. Они стараются быть обычными. Отошёл от административного здания — и готово, уже простой мирный штатский житель, а никакой не руководитель. Глупо, но вполне реальный вариант. Только вот Жнецы — не тот враг, который поверит в этот "погорелый театр". У них, как теперь знал и понимал я, приказ один: тотальное уничтожение всех разумных органиков. Независимо от расы. Всех!

В этой уверенности, что теперь Жнецы будут уничтожать всех разумных органиков, независимо от расы, возраста, пола, социального положения, не было ничего особенного. Жнецу-Наблюдателю не дали вывезти с Идена протеанский Маяк, содержащий предупреждение о грядущей Жатве? Не дали. Протеанина, пока что — единственного, нашли, вернули к жизни? Вернули. К войне стали заблаговременно, хочется верить, готовиться? Стали. Да за такую "триаду" любой Жнец просто обязан в кратчайшие сроки организовать и провести вторжение в галактику, чтобы наказать всех разумных органиков. Именно всех, не фильтруя, не сортируя, не делая особого выбора. Вернуть вспять ничего не возможно. Маяк уже на борту фрегата, протеанин — найден, Жнец — выполняет функции наблюдателя, а не боевого военного корабля, пилот которого вроде бы обязан по мало-мальски вменяемым уставам немедленно организовать на Идене некий локальный Армагеддон. Может быть — из мести, а может быть — для того, чтобы остальные Жнецы восприняли это как сигнал к немедленному выступлению, сигнал к немедленному началу Жатвы.

Здесь, и не только на Идене, местным жителям и их руководителям надо организовывать сопротивление. И возглавлять его. На всех уровнях. А эти... чиновники не могли справляться надлежащим образом со всеми проблемами и вопросами даже в мирное время. А тогда, когда в Галактику придут Жнецы, они вообще перестанут справляться с возникающими вопросами. И что тогда делать? Нет, определённо, надо остаться на этой планете. И надолго. На месяц — как минимум. За меньший срок сделать что-либо действительно стойкое и прочное — не получится.

Можно было бы, конечно, попытаться, но... У меня не было уверенности, что это возможно. Да, Советники могут вспомнить о своём распоряжении относительно доставки Маяка с Иден-Прайма. Могут? Могут. И, если вспомнят, то им доложат о случившемся на планете бое. А дальше... Дальше либо они сами поймут, либо им пояснят их помощники.

Если действительно удастся найти базу, найти корабль протеан, то эти два артефакта сдавать Советникам ни в коем случае нельзя. Равно как и Маяк. Явик... Да, он расшифрован, о его существовании и, возможно, о деятельности на Иден-Прайме, Советникам уже доложили. И доложат. И будут докладывать впоследствии почти постоянно. Конкурент для Советников... просто неимоверный. Они сразу почувствуют в нём нешуточную, реальную опасность. Если он выжил, значит у всего протеанского, что только возможно найти в Галактике, появился хозяин.

Плакали тогда законы и постановления — как местные, так и общегалактические, объявлявшие протеанские реликвии и артефакты... мягко сказать, ничейными. Менять, конечно, Советники и их помощники ничего не будут — они ведь чиновники, не любят напрягаться и тем более — перенапрягаться. Но усложнить жизнь Явику... могут хотя бы попытаться. И обязательно попытаются. Неоднократно попытаются.

Явик с ними церемониться не будет. У него, как у Старшей Расы, полно весьма специфических возможностей для того, чтобы наказать Советников и их прихлебателей за эти попытки.

Вспоминать в деталях своё недавнее общение с районными чиновниками мне не хотелось. Важно было одно: я сумел заставить районных "божков" понять, что им лучше понапрягаться и поработать так, как это действительно сейчас необходимо и будет необходимо в ближайшем и отдалённом будущем. Отдых — кончился, работа — началась. Со временем чиновники Идена поймут, что против них может выступить не только экипаж и команда военного боевого разведывательного фрегата-прототипа, но и очень многие местные жители. И не только штатские, кстати.

А это уже — серьёзно. Скорее всего, ротация чиновников продолжится. Теперь уже — с использованием замены извне. Понравится или не понравится это районным "божкам" — меня это сейчас не интересовало совершенно. Главное было — с максимальной пользой использовать время до Вторжения.

— Командир, коммандер Шепард распорядился подвезти его к раскопкам доктора Сташинского. Он высадился там. Челнок вернулся к фрегату, — доложил водитель, прочтя выведенное на экран текстовое сообщение вахтслужбы фрегата.

— Принято, спасибо. Курс прежний — фрегат. — Я прочёл сообщение на своём инструментроне — более полное и детальное, чем то, что было высвечено на водительском инструментроне.

— Есть, — водитель плавно положил челнок в вираж. — Прибываем через двадцать минут.

Отвечать пилоту я не стал — читал только что поступившие с борта фрегата рапорты и сообщения. Требовалось дать распоряжения, внести правки, откорректировать планы. Командирская работа, никуда от неё не денешься. Да, он возвращается к кораблю и на корабль, но... времени терять нельзя, уже ясно, что всему экипажу и команде придётся на Иден-Прайме задержаться. И поработать.

— Командир, — водитель выходит на канал командирского наушного спикера. — Мы — на подходе.

— Вижу. — я бросаю короткий взгляд в боковой салонный иллюминатор. Водитель наклонил машину, вводя её в вираж — обычная "коробочка", ничего особенного. Да, вот видны женщины и девушки из состава экипажа и команды фрегата. Они по-прежнему — среди местных жителей и жительниц, неспешно перемещаются от дома к дому. Удачно так сел фрегат: посёлок оказался прикрыт им от Жнеца. Так что за дюзами фрегата как раз и стоят в нескольких сотнях метров эти домишки. В случае чего разведкорабль прикроет от художеств Жнеца, но...

Почему-то сейчас мне кажется, что стрелять Жнец не будет. Шепард поговорил с пилотом Жнеца, поговорил так, как только ему и доступно, а значит... особых указаний на то, что Жнец будет выходить за рамки разведки, пока нет. Можно верить или не верить пилоту Жнеца, но лучше верить Шепарду. Без его активного и прямого участия всё могло сложиться гораздо хуже.

Челнок уходит вперёд, к носовой оконечности фрегата. Я осматриваю корабль — когда ещё предоставится такая вот возможность взглянуть на "Нормандию" извне, своими глазами. Да, на Цитадели в Доках будет можно посмотреть, но там вид — туристский, однонаправленный, а здесь можно взглянуть на фрегат с разных сторон.

— Господин каперанг, — к опустившемуся на плиты посадочной площадки челноку подошёл Прессли. — На фрегате и вокруг него в охранной зоне — без происшествий Личный состав...

— Ладно. — Андерсон поднимается с кресла, выключает инструментрон. — Рапорт принял. Давай без чинов, время дорого.

— Есть, Дэвид. — Прессли опускает руку, расслабляется. — Достали чиновники?

— Не то слово. Хотел поднять фрегат и вдарить по их домику из "Таниксов", — роняю я, сходя на плиты посадочной площадки и направляясь к трапу "Нормандии".

— Их у нас только два, но воронка была бы глубокая. — Прессли пристраивается чуть позади слева от меня. — Наши дамы продолжают "обрабатывать" местное население, кое-какая информация об их влиянии ушла к дальним посёлкам. Местные — уже прониклись. Попыток перехода границы охранной зоны за последний час не отмечено. Сидят в кустах и за деревьями, наблюдают, не без этого, но дальше, на нашу территорию — ни-ни.

— Это — радует. — я киваю и козыряю вахтенному у входного шлюза корабля, переступаю порог. Обычная процедура шлюзования — атмосфера на корабле должна быть своя, профильтрованная. Откинув внутреннюю крышку, я делаю шаг через высокий порог. — Идёмте ко мне и — пригласите лейтенанта Аленко.

— Есть. — Прессли, отдавая вполголоса распоряжение, склоняется к наплечному спикеру, одновременно пристёгивает шлем к поясу. — Будет вовремя, командир.

— Хорошо. — я переступаю порог своей каюты, прохожу к рабочему столу, включаю настольный инструментрон, активирует настенные экраны. — Присаживайся. Придёт Кайден — кое-о-чём придётся поговорить. Как у Шепарда обстановка?

— Рапорт, — присевший за приставной стол Прессли подаёт командиру корабля два ридера. — В общем и целом — бурение основного вертикального ствола уже началось. Явик и Джон наблюдают, археологи бдят. Охрану и контроль района наладили, прикрыли всеми необходимыми средствами защиты от несанкционированного получения информации о происходящем под шатрами. Дело это долгое, бурение...

— Ладно. Бурят и бурят. Это хорошо. — я просмотрел ридеры. — Доклад как всегда полный, — присев за стол, командир расписался на экранчиках ридеров своим стилус-кодатором, подтвердив факт ознакомления. — Кайден, проходи, садись, — кивнув остановившемуся на пороге каюты лейтенанту, я положил ридеры на стол, пододвинул к себе инструментрон. — Итак, что мне удалось сделать у районных чинуш... — командир не стал скрывать от навигатора своё недовольство результатами встречи. — Их настрой...

Чуть меньше двадцати минут я рассказывал своим офицерам о том, что говорили и что хотели сделать чиновники районного уровня. Прессли кивал, отмечая важные места в рассказе,

Кайден сохранял спокойствие и невозмутимость. Поглядывая на него, я дивился: раньше по любому острому поводу — а рассказ командира о тупости местных гражданских чинуш — именно такой повод, Аленко вспыхивал биотикой, несмотря на всю свою подготовку, направленную на сдерживание подобных вспышек, а теперь он сидит рядом как совершенно обычный офицер ВКС. И не скажешь, что биотик-профессионал. Спокойный, рассудительный. Вставил к месту две-три реплики и дальше слушал спокойно.

— Так. Хорошо. Теперь переходим к тому, что следует сделать в самое ближайшее время. — я встал, включил свой инструментрон. Зажглись настенные экраны. Прессли и Аленко повернулись в креслах, чтобы с удобством смотреть на пластины экранов. — То, что мы будем заниматься нашими двумя районами — подтверждается. Пускать кого-попало в них мы по-прежнему не будем. Но один из местных чиновников, с которым мне удалось пообщаться, как говорится, в кулуарах между раундами переговоров, подкинул мне идею. Может быть, преждевременную, а может быть — весьма разумную. Речь идёт, коллеги, о персональной базе для нашего фрегата, — он замолчал, давая возможность слушателям в тишине обдумать сказанное.

— А не рано?... — задумчиво сказал Аленко. — Мы ведь через месяц — ту-ту, би-би — улетим, а... тратить планетные ресурсы... Нет, что-то тут не похоже очень на местных чиновников.

— Непохоже, — согласно кивнул Андерсон, остановившись у одного из настенных экранов. — Но мы тут застряли на целый месяц и все эти тридцать дней должны будем работать в авральном режиме. Да, да, коллеги, в авральном! На нас, на экипаже "Нормандии" слишком много завязано, если говорить проще, — он подошёл к столу, надавил на несколько сенсоров клавиатуры настольного инструментрона. — Пересылаю вам файлы. Ознакомитесь — жду ваших письменных предложений. Материалов там предостаточно, так что с ответами особо не тороплю, но постарайтесь дать ответы в самое ближайшее время. Не больше двух суток, коллеги.

Аленко и Прессли кивнули, услышав сигналы своих инструментронов, известившие об успешном приёме файлов. Никто из офицеров не стал включать даже малые экраны, увидев, как я со своего инструментрона вывел на один из настенных экранов несколько таблиц и графиков:

— Итак, вот что я предполагаю сделать в самую ближайшую декаду. Во-первых ...

* * *

Явик стоял у буровой установки, наблюдая, как вращается колонна бура, уходившая с каждой секундой всё глубже и глубже в пока что податливую землю Иден-Прайма. Созерцание мерцающей колонны его успокаивало: при всей своей невозмутимости Явик волновался, привычно пытаясь это волнение загнать поглубже. Началось то, о чём он раньше не смел и помыслить: местные археологи при поддержке нормандовцев определили место, от которого можно было пробить сначала вертикальный "ствол", а потом — горизонтальный тоннель к стенам Базы. Так теперь Явик называл подземное протеанское убежище-форпост.

Протеанин не сомневался в том, что пробиться к стенам Базы удастся. Пусть не так быстро, не за несколько часов — чудес не бывает, но — удастся. Хорошо, что ему не пришлось пробиваться самому, в одиночку, тайно. Да он и не смог бы это сделать — из саркофага, засыпанного тоннами земли, просто так не выберешься. Шепарду он благодарен. И археологам — Джон рассказал, что крышку саркофага расчищали вручную женщины-археологи — тоже благодарен. Равно как и оператору буровой установки и водителю-оператору автокрана. Потому он им и доверяет: глупо не доверять тем, кто видел столько, для чужих посторонних глаз недоступного.

Пока им всем можно доверять. Но больше всего можно и нужно доверять Джону. Ясно, что к стенам базы пойдут не только Явик и Шепард, но и другие археологи — пусть, там скрывать нечего, но в Периметр Базы пойдут только двое — он, как единственный пока что выживший протеанин и Шепард. Больше — никто. Уж так настроена автоматика базы, что сможет пропустить только особо доверенных разумных органиков. Защита, ничего не поделаешь. Протеанина она пропустит, конечно, предварительно убедившись в отсутствии следов индоктринации, а Шепарда пропустит в сопровождении протеанина. И — никак иначе.

Я понимаю состояние Явика, потому стараюсь не подходить близко, уважаю право партнёра на одиночество. Да, пока, собственно, здесь смотреть нечего: бур вращается, насосы гонят измельчённую породу наверх по трубам, вниз исправно подаётся фиксирующий стенки шахты раствор. Рядом стоит автокран с "люлькой" — по достижении нужной глубины предстоит приготовиться к бурению горизонтального тоннеля. Спуститься туда предстоит... Иначе никак не получится определить направление. Точнее протеанина это направление никто определить не сможет — свойство защиты Базы.

Я отошла, беседать со Сташинским. Профессор изредка поглядывает на Явика, но слушает меня внимательно, с явным интересом. Археологи работают: уж если им выпала честь присутствовать при таком событии, ясно, что они сделают или, по меньшей мере, постараются сделать всё наилучшим образом.

Пусть. Любой археолог хочет достичь в своей карьере чего-то значимого, так почему бы некоторым из их числа не дать такую возможность именно сейчас? Когда будет возможно — кое-какие артефакты Базы будут переданы археологам из состава этой археологической партии — пусть люди получат реальные свидетельства своего участия в интереснейшем проекте. Возможно, им можно будет показать кое-что из внутреннего убранства базы. Очень немногое, конечно, но это будет потом, когда удастся ему и Джону пройти внутрь. База никого больше не впустит, это факт — Явик достаточно окреп и освоился на Иден-Прайме, чтобы утверждать это со всей возможной определённостью.

Несколько часов. Ясно, что его волнение чувствуют и, может быть, даже видят окружающие. Он не особо и скрывает это волнение. Остаться одному... страшно и очень больно. Не физически — душевно больно. Хотя... физически, наверное, тоже больно. Со временем душевная боль обязательно дополнится физической. Обязательно. Остаться одному... невыносимо трудно. Протеане могли, конечно, выдерживать долгие периоды одиночества — принудительного. А тут... естественное одиночество. Если там, — глаза Явика вперились в полутьму шахты, — никто из сородичей не выжил... Ему предстоят... очень трудные годы. Да, он будет воевать, будет бороться, будет жить от боя до боя, от столкновения до столкновения, от противостояния до противостояния, но... Эти периоды "между боями" будут... и физически, и морально труднопереносимы даже для него.

* * *

(от Эшли)

— Сэр! — сержант я подошла к Шепарду стоявшему рядом со штабным транспортёром. Сташинский несколько минут назад ушёл к ассистентам — необходимо было готовить аппаратуру к проходке горизонтального тоннеля. — Периметр проверен, проблем нет. — Эшли подала мне ридер с отметками.

— Рапорт принял, — отвлёкшись от чтения информации с экрана инструментрона, коммандер посмотрел на экранчик ридера, расписался световод-кодатором на пластинке поданного мной прибора. — Можете идти, сержант.

— Есть, сэр. — я козырнула, повернулась "на месте кругом", отошла на несколько шагов от штабного транспортёра, закреплённого за археологической партией. Только здесь я позволила себе немного проявить недовольство вовне.

Кайдена "заблокировали" на фрегате, он фактически взял на себя руководство охраной района размещения двух кораблей и теперь в самое ближайшее время — а оно мной оценивалось никак не меньше, чем два-три дня — Аленко не появится в районе раскопок.

Мне не нравилось то, что Кайден не сможет прибыть сюда, в этот район в самое ближайшее время и я не особо это скрывала от окружавших её разумных, не сомневаясь в том, что и Шепард осведомлен и о её недовольстве и о его причине.

Получить дополнительную информацию о Кайдене мне не удалось — и из-за недостаточности допуска — что там значит сержантское звание? — и из-за отрезанности планеты от магистральных линий межзвёздной и межпланетной связи. Экстранет... слишком он ненадёжен, военные линии связи зафильтрованы службой РЭБ "Нормандии" до предела — я подозревала, что теперь там, на круглосуточном дежурстве, сидят не только штатные спецы, но и множество помощников: нормандовцы взялись осваивать смежные и не очень смежные специальности и профессии с пугающей меня основательностью.

Странный всё же этот корабль, да и экипаж у него странный. А самыми странными обитателями разведфрегата являются, безусловно, Шепард и протеанин. Стоит этот "жукообразный" неподвижно у шахты, наблюдает за бурением и даже не смотрит по сторонам. Четырёхглазый. Ладно там батарианцы, но четыре глаза в линию — это для человеческой психики испытание и нагрузка похлеще, чем батарианские четыре глаза попарно одна пара над другой. Или одна пара под другой — всё равно как определить.

Батарианцы да, неприятны, но они, по-меньшей мере, за тридцать лет как-то людям примелькались что-ли, а тут... чистый целый и абсолютно нормальный протеанин, к которому, как понимала я, трудно привыкали даже нормандовцы. О её коллегах-космопехотинцах и говорить нечего — они шарахались от протеанина и старались всемерно оказаться от него как можно дальше. Жукообразного такое положение дел похоже, устраивает. Или он просто ко многому в окружающем его мире слишком равнодушен. Непонятный он какой-то. Очень непонятный. А уж Шепард... ещё больше непонятный. И, вполне возможно, попав под влияние Шепарда, стал ещё больше непонятным и Кайден.

Я со многими нормандовцами смогла пообщаться. Так что о Кайдене кое-что знала. Необщедоступное, необщеизвестное. И получалось, что Кайден изменился. Очень изменился за последние несколько суток. Изменился очень существенно. Вполне возможно, что изменился под влиянием того же Шепарда. Из сказанного многими нормандовцами следовало, что раньше Кайден был... мягко сказать, профессионально малопригоден к исполнению офицерских обязанностей. Барахливший имплантат, управлявший биотикой, заставлял Кайдена с пугающей регулярностью терпеть жуткие головные боли. Превращавшие боевого офицера-лейтенанта в ходячий труп. Или — в мумию. Малейшее напряжение — и, как удар хлыстом, сильная вспышка головной боли.

Теперь последние несколько десятков часов, как утверждают нормандовцы, Кайден практически не испытывает никаких головных болей. И стал в профессиональной сфере очень активным. Готовит из полисменов почти десантников. Конечно, выполняет приказ Андерсона и распоряжение Шепарда, но выполняет хорошо.

Всё же есть в Кайдене какая-то тайна. Неприятная тайна. В Экстранете — только глухие намёки. Не читать же текстики, состряпанные совершенно "отвязными" журналистами, хотя, как понимала Уильямс, именно такие вот "безбашенные" писаки иногда бывают больше правы, чем их более вменяемые коллеги по профессии.

Вряд ли Кайден будет к ней, сержанту Уильямс, расположен настолько, что вот так, быстро, легко и просто расскажет то, что не знают многие нормандовцы. В конце концов — просто не будет распространяться на эту тему, учтя, что я, Эшли Уильямс, всего лишь сержант, а он — лейтенант. Дистанция, как сказал земной классик-литератор, "огромного размера". И если теперь Кайден не испытывает проблем с приступами мигрени, то он будет чётко взвешивать все последствия и сделанного и сказанного им. А здесь, на раскопках, он точно в ближайшее время не появится. Шепард и Явик. Эти двое стоят дивизии спецназа ВКС Альянса — в такой оценке Эшли была не просто уверена — убеждена.

Ладно, надо идти, проверять посты. Доклады — хорошо, но и самой надо многое видеть и чувствовать. Уильямс поправила винтовку в наплечных зажимах и направилась к самой отдалённой точке зоны оцепления — начинать проверку следует с самых уязвимых зон. С остальными можно разобраться потом.

* * *

(от Кибрит)

— Зина, я понимаю, ты — эксперт, тебе здесь многое видно, что нам с Пашей совершенно незаметно. — Томин, как всегда, неспешно ходил между столами, весьма искусно не натыкаясь не только на столы, но и на стулья, на которых лежали кипы ридеров: в кабинетике, выделенном для ЗнаТоКов, шло обычное рабочее совещание. — Но скажи, почему ты считаешь, что этой Дэйне можно доверять? Британка, профессиональная спортсменка, — уточнил оперативник. — Где, скажи мне, гарантия, что она не свалит от Шепарда куда-подальше, а нашей структуре не придётся скоренько дистанционно и принудительно чистить ей память?

— М-да, коллега. — я точным движением руки поправила на переносице очки, которые носила скорее для пущей солидности, чем по необходимости. — Попрошу простить, но мне легче будет написать сотню страниц всяких-разных экспертных заключений, чем это словесно — устно или письменно — пояснить вам обоим. Дэйна любит Шепарда. Любит, — подчеркнула я. — Мне, как женщине, это — ясно. Я просмотрела несколько раз все видеоперехваты, все отчёты внешнего слежения, прослушала все аудиоперехваты...

— Верю. — Знаменский, не взглянув на меня, налил из чайника в кружку дополнительную порцию воды, тихо, не касаясь ложкой стенок кружки, размешал скопившийся на дне сахар. — В то, что ты ознакомилась со всеми доступными материалами, со всеми, подчеркну, верю. А вот в то, что Дэйна ни при каких обстоятельствах не уйдёт от Шепарда — извини, не верю. И дело, Зина, даже не в том, что я и Том с тобой не согласны. — он употребил прозвище Томина, считавшееся в их узкой компании достаточно знаковым. — Дело в том, что единственной, ну или — почти единственной страной, в которую известная спортсменка Дэйна — фамилия сейчас не важна, — Знаменский поднёс кружку к губам, осторожно сделал глоток, посмотрел на "маятником" ходившего по кабинетику оперативника, — не посещала ни разу — наша Россия. Ну и с небольшим довеском вроде всяких там, в том числе и островных "банановых" и "ананасовых" республик. И потому делать выводы на основании докладов имперских внешних агентов... Не слишком ли... преждевременно, Зина?

— Паша, я понимаю, ты — не веришь. Том — тоже не верит. Я сама себе не верю, но вот, чувствую — и всё тут. Чем больше и дольше сижу над всеми присланными материалами, смотрю, слушаю, тасую так и этак — тем больше не верю и всё больше чувствую — я права. Могу крест поцеловать. — я остановилась у своего рабочего стола — хоть я в основном и работала в Экспертном управлении, где у меня уже был свой собственный кабинет, но и Паша и Том настояли, чтобы в их кабинетике был поставлен стол и для Кибрит, для их несравненной и незаменимой Зины. — И вы знаете, что я — поцелую.

— Не надо, Зина. Мы тебе — верим. — Томин остановился на несколько секунд. — А вот что нам докладывать полковнику — это ещё тот вопрос. Он ведь привык, что мы притаскиваем ему факты и только факты, ну или приближения к фактам. А вот как притащить ему твою веру и твои ощущения — я, извини, не знаю.

— Докладывать буду я. А вы будете присутствовать при сём, — сказала я, садясь в кресло за свой стол. — Полковник меня поймёт. В конечном итоге я беру на себя всю ответственность. Вы можете мне не верить — ваше право. Я сама не верю, а только чувствую. Шепард — далеко, он — на Иден-Прайме. Дэйна не собирается ломать график спортивной подготовки, она, кстати, до сих пор не сломала свой режим дня. График тренировок и сборов она тоже — не ломает. Прошло всего несколько дней. Все агенты говорят о том, что она не собирается лететь на Иден-Прайм в самое ближайшее время. Я убеждена, что мы можем дать ей больше информации. И она сумеет этой информацией воспользоваться. Безопасно для Шепарда и для всех остальных. Короче, мальчики, она — достойна знать немножечко больше правды, чем дают землянам привычные скучные и тупые информационные болваны. Сами знаете, насколько за пределами Империи склонны экономить как на дикторах, так и на комментаторах, — отметила эксперт.

— Наслышан. — Томин, постояв несколько минут неподвижно, снова стал ходить между столами, выписывая "восьмёрки". — И всё же, Зина... Мы, конечно, с твоего согласия посмотрели предлагаемый полный блок собранных данных, но... Не слишком ли круто мы меняем направление развития ситуации? Может, лучше для Дэйны — неведение? Согласен, информация с Идена идёт в обрезанном формате. Очень обрезанном. Общие каналы "пересохли". Это заметно не только нам, но и обычным людям, ни разу не профессионалам в профильных областях. Мы знаем, чем это вызвано, кое-что из происшедшего на планете всё же уже здесь, на Земле, известно. Да, известно немногим, но инерция... Пока она и ситуация... не дают оснований беспокоиться и переходить к активным действиям. А ты предлагаешь дать иностранке, британке "чуть больше информации"? Мы подставим гражданского человека, Зина.

— Она волнуется, беспокоится за Шепарда, Зин. — Знаменский допил чай, поставил кружку на столешницу. — Вполне нормально. Она — достойная женщина. Для Шепарда — очень достойная. И во многом — равная ему. И если не давать ей дополнительной информации... Она будет меньше волноваться. В конечном итоге у неё забот сейчас — предостаточно. Спортивная карьера у неё — на "посадочной глиссаде". Ещё несколько десятков лет — и она выйдет на спортивную пенсию.

— Если эта пенсия, мальчики, у неё вообще будет, — возразила я. — На Идене — Жнец. Легенда перестала быть легендой. На Идене — протеанин. Раса протеан не вымерла.

— Угум, не вымерла. Один протеанин — это ещё не показатель, Зина. — Томин снова остановился, посмотрел на коллегу чуть исподлобья. — Он — пока что, подчёркиваю — один. И не надо отдельной британке о всём этом в деталях сообщать.

— По последним данным, Том, нормандовцы по наводке протеанина бурят вертикальный ствол в районе, который наши сканеры определили как "странное плотное образование в толще коры планеты". Корявое, конечно, определение. — я открыла и закрыла крышку инструментрона, стараясь не особо щёлкать зажимами. — Но уж — какое есть. Тем более, если у Дэйны карьера на "посадочной глиссаде", она не будет спокойна за Шепарда. Дело идёт к стандартному сценарию. Свадьба, дети. Да, да, мальчики. — я посмотрела сначала на Томина, продолжавшего ходить между столами, затем на Знаменского. — Дети.

— Какие там дети, Зина?! — Знаменский встал, прошёл к раковине, помыл чашку. Посмотрел на засвистевший чайник, выключил его из розетки, налил в чашку кипяток. Бросил несколько кусков сахара, пакетик заварки. — В самое ближайшее время Шепарду, как доказывают доклады наших имперских агентов и разведчиков, "не светит" вернуться даже на "Арктур"! Следующим "пунктом программы" будет работа над Базой — тем самым "образованием". Затем — над кораблём — второй точкой приложения усилий нормандовцев и, так сказать, "аккредитованных" нормандовцами археологов, — он сел за стол, бесшумно размешал сахар, вглядываясь в вившийся над кружкой дымок. — Это, Зина, ты сама знаешь, понимаешь и уже, сделала, наверное, соответствующие расчёты — месяц. По любым расчасовкам продолжительности суток — иденских или земных, — уточнил он. — В очень лучшем случае. Да, нормандовцы, да и иденцы тоже, кстати, будут вкалывать как черти в аду у сковородок и котлов, если уж там так всё завязалось. Но это же означает, что от Иден-Прайма при большинстве вариантов — с учётом обнаружения живых протеан и выкопки корабля — "Нормандия" уйдёт сразу, Зина, сразу, — повторил Знаменский, — к Цитадели. И Андерсон в этот период ни за что не отпустит Шепарда обратно. Командировка для коммандера-старпома на Идене не завершится, — взяв кружку за ручку, Знаменский поднял её над столешницей. Подержал на высоте двадцати сантиметров, словно решая, стоит ли сейчас пить чай или следует дать воде немного охладиться. — А там, потом, Зина, ситуация запутается так, что, как ты и сама читала в аналитических и прогнозных выкладках, следующим "крупным" пунктом будет "Омега".

— Читала, знаю. — я пододвинулась к столу, положила руки на столешницу, сплела пальцы. — Мальчики, вы всерьёз думаете, что ничего Дэйне не следует давать?

— Убеждены, Зин. — сказал Томин, снова остановившись. — Прости, но лучше полковнику нашему это — не озвучивать. Не поймёт он нас.

— Увы, Зин, — поддержал друга Знаменский. — Она будет... ну, в общем, пусть волнуется, беспокоится, как и положено любящей и верной женщине, но грузить её подробностями... не надо. Сама понимаешь — тогда мы не сможем держать её вне нашего Круга Защиты, а это — дело хлопотное. Полковник не даст санкцию. И мы будем выглядеть... любителями.

— Ладно, — вздохнула я. — Уговорили, — я подхватила сумочку, встала, направилась к двери. — Не пойду я к полковнику, мальчики. Не пойду. Не беспокойтесь, — она переступила порог.

— Верим, — почти в один голос сказали Знаменский и Томин.

* * *

(от Андерсона)

Закончив совещание, я выключил настенные экраны. Прессли ушёл из командирской каюты первым — у него, как у навигатора, всегда было много дел. Аленко не стал торопиться и я сразу понял: лейтенант хочет поговорить. Наедине.

— Кайден, — я закрыл дверь на защёлку, прикоснувшись к нескольким сенсорам инструментрона. — Выскажись вслух. Это... будет лучше, чем ты будешь держать всё в себе.

— Не могу, командир. Меня учили... держать всё в себе. Для биотика душевное внутреннее равновесие... очень важно.

— Охотно могу поверить, но, к сожалению, не понять, — ответил я. — И всё же, Кайден. Мы задержимся здесь, на Идене, минимум на месяц и мне нужны офицеры, которые не держат в себе проблемы и вопросы.

— Война — на пороге, командир. А я... чувствую, что мы к ней... не готовы. Совершенно не готовы, — ответил Аленко.

— Не готовы, — тихо подтвердил я, поймав взглядом судорожное движение головы Аленко. — Мы, Кайден, вообще ни к чему никогда не готовы. Особенно — к переменам. Всё равно к каким: маленьким, средним, большим.

— Вот и я не готов, командир, — ответил младший офицер — Шепард меня... освободил от влияния имплантата. И я не знаю, как теперь мне быть. Вроде имплантат и есть, но в то же время его как бы и нет. Коммандер меня... переформатировал, что-ли. Простите, точнее сейчас я всё равно не выражу свою мысль. Понимаю, вы меня назначили на должность командира группы защиты и обороны фрегата, но...

— Кайден, — обратившись к своему офицеру по имени, я сделал паузу. — Мы и так окончательно "влезли" в ситуацию. Сложную, трудную, неоднозначную. И сейчас, пока мы не разрулим вопросы с протеанами, их базой и кораблём... Я не могу отзывать Шепарда с передовой. Да, да, Кайден. С передовой. Так уж получилось, что Явик доверяет больше всего Шепарду. И как бы там, на раскопках, ни сложилось, лучше Джона нашему партнёру никто не поможет. А Явик... нуждается в нашей помощи и поддержке. Вне зависимости, найдутся ли там сородичи протеанина или их там в живых... не будет, — подчеркнул я. — Я предполагаю и имею основания для таких предположений, что так или иначе Явик... согласится летать вместе с нами. Да, на Цитадель, а потом... потом, возможно, и дальше.

— Я и подумать не решаюсь, командир, каково бы мне было, если я остался бы один... — тихо сказал Аленко, не поднимая взгляда на меня сидевшего за своим столом. — Мне тут рассказали о видении, показанном Явиком... О том, как ему пришлось отступать к Базе... Это... страшно.

— Страшно, — согласно кивнул я. — Очень страшно. И потому мы должны стать для Явика семьёй. Пока не будет окончательно ясно, есть ли живые протеане на Идене или их уже нет.

— Планеты протеан, я тут покопался в базах данных... Были... распылены. — Аленко потеребил клапан рукава скафандра. — И...

— При всей мощи Жнецы не стали бы просто так уничтожать все планеты, на которых селились протеане. Перерасход ресурсов был бы неподъёмным даже для столь мощной расы. — я встал, подошёл к иллюминатору. Аленко вставать не стал, поймав взглядом мой короткий разрешающий жест. — И я очень надеюсь, что нам удастся вывезти протеан, если мы их, конечно, обнаружим живыми, куда-нибудь с Иден-Прайма. Не стоит подвергать эту планету угрозе первого удара Жнецов.

— Но защищать Иден — придётся. — Аленко посмотрел на меня стоящего у иллюминатора.

— Придётся, — подтвердил я. — И потому, Кайден, вашей заботой станет капрал Ричард Дженкинс. Подготовьте из него себе заместителя. Хотя бы начните эту подготовку. И ориентируйтесь на то, что он должен стать не сержантом, а унтер-офицером. Да, да, Кайден, по германским лекалам, — обернувшись, Андерсон увидел, как удивлённо расширились глаза лейтенанта. — Сержант — это слишком — для наших нынешних условий — малый уровень. Недостаточный. — Андерсон рубанул воздух ладонью, поворачиваясь к иллюминатору спиной и направляясь к рабочему креслу. — Нам, предполагаю, придётся много и долго летать в полном одиночестве. В боевом режиме, — уточнил я, садясь в кресло и пододвигая к себе клавиатуру ноутбука. — Потому — должно быть как можно больше офицеров. И, Кайден, усильте подготовку наших полисменов. Они должны стать десантниками. Понимаю, что для многих, кто носит погоны — армейские, прежде всего, словосочетание "полисмен-десантник" будет неудобоваримо, но если нам предстоит такая война — с этой неудобоваримостью придётся смириться. Со временем такое словосочетание, уверен, станет привычным.

— Ясно, командир. — Аленко подобрался.

— Кайден, — помедлив, сказал я. — Как только будет ясно, живы ли протеане... У вас появится время для выхода за пределы охранной зоны стоянки наших кораблей. Идите.

— Да, командир. — Кайден встал, пододвинул кресло к столу. — Спасибо.

Я не ответил, склонившись к экрану настольного инструментрона.

Лейтенант вышел из каюты, плотно прикрывая за собой дверь. Спускаясь по трапу к площадке стоянки кораблей, Аленко прокручивал в памяти разговор с командиром и испытывал чувство удовлетворения: Андерсон помнит о его взаимоотношениях с Уильямс и фактически пообещал, что как только ситуация с протеанами прояснится, у него, лейтенанта Аленко, будет возможность уделить Эшли больше внимания. Гораздо больше.

* * *

Бенезия попрощалась с очередными гостеприимными хозяевами и вышла со двора, тихо прикрывая за собой калитку. Её уже ждали в соседнем доме — прибежал шестилетний мальчик. Теперь он стоял в пяти шагах от матриарха и оглядывался, готовый сорваться с места и побежать, указывая гостье дорогу. Старшей Т'Сони нравилось, что местные крестьянские дети почти всегда передвигаются бегом: расстояния между дворами достаточно большие, а рядом — огромный лес, большие поля, река, озёра, луга.

Просторно здесь, на Иден-Прайме. Хорошо люди здесь обосновались. Прочно. И многочисленные раскопки не портят окружающий пейзаж. Да, протеанские "башни" стоят, "штыками" впиваясь в голубое иденское небо, но они не выглядят инородными, чужими. К ним привыкли.

Мальчишки, конечно, играют в этих башнях в войну. У них там, как теперь знала матриарх, есть свои секретные "уголки". Родители многое знают об этих "уголках", потому не препятствуют сыновьям в их стремлении получить очередную возможность ощутить себя участниками приключения. Дети Идена растут физически развитыми, спокойными, работящими.

К двухкилометровому Жнецу здесь привыкли поразительно быстро. Бенезия искренне сомневалась, что очень многие азари — и не только, конечно, матриархи, смогли бы так быстро адаптироваться к присутствию такой необычной "детали" пейзажа. Может быть, что правду говорят некоторые исследователи, что люди — раса с удивительными способностями. До уровня освоения биотических талантов, минимально обычного для азари, очень многим землянам, конечно, далеко. Но во многом другом люди могут вполне профессионально посоревноваться с представителями Старых рас.

Тридцать лет. И галактика — на пороге войны. Идя следом за младшим сыном своих новых знакомых, Бенезия продолжала трудно и тяжело свыкаться с мыслью, что мирное время постепенно, но неуклонно отступает в прошлое. Его сменяет предвоенное, тревожное и напряжённое время.

Крестьяне Идена, конечно, чувствуют приближение войны. И начинают готовиться. Не потому, что "сверху" спущены были им некие "руководящие указания", хотя и это тоже было сделано: старания капитана Андерсона, Шепарда и появление Явика перед чиновниками Константы и райцентра — не пропали даром. Пусть не всегда чётко, полно, быстро, но маховик адаптации жителей Иден-Прайма к предвоенному времени начал проворачиваться.

За те несколько часов, которые Бенезия провела среди своих новых знакомых, разговоры о предстоящей войне начинались и продолжались неоднократно. Люди надеялись, что война начнётся ещё не скоро, но было заметно: они готовились к трудным временам. Реально готовились и готовятся. И, как понимала Бенезия, такая подготовка для них была не в новинку.

Необычная раса. Очень странная раса. Крестьянин, мирный сельский житель, и вдруг он же — партизан, народный мститель, ополченец. Умеющий воевать и выживать.

Можно было осудить протеан за их попытки отсидеться, а точнее — отлежаться в своих анабиозных саркофагах. Можно. Но это осуждение было бы бесполезно. Каждой расе предстоит выживать по-своему. И если протеане пытались выжить, используя анабиоз, то это был их собственный выбор.

Протеанин — интересный собеседник. Бенезия чувствовала себя немного счастливой: ей, одной из первых среди азари, удалось плотно пообщаться с представителем столь древней, долгое время считавшейся полностью вымершей, расы. Здесь, на Идене, есть, конечно, поселения многих Старых рас: люди не "закрывали" планету и не предназначали её только для себя. Но введённый приказом Андерсона режим охраны района столкновения со Жнецом напрочь отсёк от Явика всех и любых любопытствующих. За небольшим исключением, в которое попали все, кто был на борту фрегата "Нормандия" вплоть до того момента, когда Жнец стал неопасен.

Теперь и ей, матриарху Бенезии Т'Сони, будет что рассказать Лиаре. Возможно, она, старшая Т'Сони, не настолько свободно разбирается в теоретических научных вопросах и во взглядах на протеан, которые существуют в Галактике, но у неё есть то, чего пока нет у Лиары: опыт общения с живым, реальным, настоящим протеанином. Опыт, ответивший на многие вопросы, которые, чего уж там особо скрывать, Бенезия раньше и сформулировать-то явно не желала — ни устно, ни письменно. Протеанин оказался совсем не страшным, очень контактным и даже компанейским. Да, он воин, офицер, ходит в броне, на вид он... непривычен. Но... для тех, кому он доверяет, к кому расположен, он совершенно, как теперь была убеждена Бенезия, не опасен.

Входя на подворье, Бенезия привычно прикрыла за собой калитку, прошла по дорожке к дому, поднялась на крыльцо, толкнула дверь и вошла в дом.

Поздоровавшись с хозяевами, старшая Т'Сони успела подумать о том, что общение с Явиком будет, конечно же, продолжено: известие о том, что фрегат задержится на Идене как минимум на месяц, уже распространилось среди нормандовцев.

Мысль о перспективе новых разговоров с Явиком настолько понравилась матриарху, что она улыбнулась, вызвав ответные приветливые улыбки на лицах хозяев дома.

Гостью пригласили к столу, пододвинули удобное кресло. Хорошо, что иденцы не придерживаются в мелочах одних и тех же стандартов поведения. Матриарха азари здесь, на планете воспринимали, прежде всего, как пожилую женщину и никого из крестьян не пугал её возраст, никого не напрягала церемониальная шапка и строгое ритуальное платье.

Самой Бенезии мысль о том, что она — не бесполое "оно", а прежде всего женщина, мать, очень нравилась. Незаметно хозяева дома вовлекли старшую Т'Сони в обсуждение местных новостей, не имеющих прямого отношения к недавнему противостоянию двух кораблей над Иденом.

Младшая дочь с согласия матери взобралась на колени к матриарху и чувствовала себя спокойно и свободно, прислушиваясь к разговорам взрослых. Глядя на девочку, Бенезия вспоминала, какой была Лиара в раннем детстве и ощущала, что в её душе раз за разом поднимается тёплая волна.

Она обязательно встретится с дочерью и больше никогда никуда её не отпустит. Они будут жить рядом, они будут о многом говорить, они будут... они будут счастливы все втроём — Лиара, Бенезия и Этита. Между ними не будет недомолвок, между ними не будет умолчаний. Они будут жить вместе. Единой семьёй.

* * *

Я потратил несколько десятков минут на рутинную работу с документами: никуда от неё командиру корабля не деться. Закончив набирать текст последнего распоряжения, я выключил ноутбук. Отодвинул клавиатуру и прогнулся в кресле, разминая одеревеневшую спину, заставляя кровь активнее течь по сосудам.

Да, я уже староват для таких сложных походов. В том, что этот полулегальный и полузаконный полёт "Нормандии" следует определять как "поход", я был убеждён. Поход будет продолжен. Через декаду, через две, через месяц, но — будет. Как минимум, впереди — Цитадель, а там, вполне возможно, придётся посетить и самое известное в исследованной части Галактики "гнездо порока" — станцию "Омега". Почему именно её — я догадывался, но вовне свои догадки никак не формулировал, мне вполне было достаточно знать, что эту станцию фрегат "Нормандия" никак не минует, как бы ни был проложен курс от Цитадели.

Приятно сознавать, что теперь он на этом корабле не одинок: у него есть прекрасный заместитель — Джон Шепард. Да, да, именно заместитель, которому вполне можно будет доверить и корабль, и экипаж. В самом ближайшем будущем, если сложится ситуация. Проблема со своенравным Найлусом Крайком, щеголявшим "корочкой" и значком Спектра, наконец-то была решена тоже при прямом участии Шепарда, а значит, по меньшей мере, "цапаться" с Корпусом ни на Идене, ни на Цитадели, ни впоследствии, нормандовцам не придётся. Хотя полностью надеяться на это, по меньшей мере, глупо.

Да, неожиданной была встреча с Сареном Артериусом и с БенезиейТ'Сони, но... она помогла нормандовцам быстрее адаптироваться к очень серьёзно изменившейся ситуации.

Сарен... он точно останется на борту. Вряд ли его положение можно будет на Цитадели сразу урегулировать, будет лучше, если у него хотя бы на первое время будет дом и вокруг турианца будут разумные, которым он сможет доверять более-менее полно.

Найлус... Вряд ли он покинет Сарена. Между ними снова протянулась ниточка нормативной дружбы. Да, турианцы соперничают между собой, это от них отнять — невозможно. Пока что Сарен и Найлус дружат. Просто дружат.

Бенезия... Неизвестно ещё как сложится ситуация с её дочерью. Найти младшую Т'Сони — надо. А дальше — пусть Бенезия и Лиара вернутся в Азарийское Пространство. И — живут единой семьёй.

Семья. У Андерсона тоже была когда-то семья. Жена... тоже была. Синтия. Как так получилось, что они не поняли друг друга? Как они сумели столь близко сойтись, смогли хотя бы попытаться стать друг другу близкими? Сейчас и отвечать на такие вопросы — невыносимо больно. Он ведь... тоже не святой. Месяцами, по полгода дома не бывал. Какая женщина такую разлуку выдержит?! Нет, возможно, справедливо люди — и не только люди — говорят, что жена офицера ВКС — особая женщина. Не необычная, а именно особая. А уж жена офицера спецназа — вообще уникальна. Ждать, верить, быть верной. Любить на расстоянии, поддерживать на расстоянии. Даже если написать куда-то пару строчек нельзя — всё равно быть верной и любящей женой.

Синтия... не смогла. Не сумела. Наверное, очень хотела, желала, пыталась, старалась, но... не сложилось. И он — тоже виноват... Тогда ведь, когда человечество только укрепляло позиции в Большом Космосе, их, профессионалов уровня "Эн-Семь" куда только не посылали. Надолго посылали. Космические расстояния, запрет связи по гражданским каналам. Ни строчки, ни звука. Тяжело. И мужчинам тяжело. А уж как тяжело женщинам... Немногие дамы остро и полно чувствуют и понимают офицеров спецназа ВКС. Очень немногие. Хорошо, если из сотни женщин одна-две, реально, действительно понимающих найдутся. А так...

Вот Аленко пришёл, сел в кресло. Вроде бы и офицер, вроде бы и лейтенант, вроде бы и техник неплохой. Но он только-только начал восстанавливаться, обретать реальную офицерскую форму, осваивать соответствующую "настройку" ... А тут — такое. Жнец, бой, планета под угрозой. Всё так в единый клубок завязалось, что... Да и к тому же влюбился лейтенант. Раньше не мог?!... Хотя, кто его знает, было ли лучше, если бы он раньше полюбил кого-нибудь?! Пусть уж лучше любит Уильямс, она всё же воин, сержант. Поймут они друг друга, возможно, гораздо легче поймут, чем могут понять друг друга военнослужащий и гражданская.

И теперь, понимая, зная, что впереди — война, Кайден... боится. Не за себя — за Эшли. Дело известное: семья значит прежде всего — дети. А как тут детей поднимать на ноги, если неизвестно, где фрегат после пребывание возле Цитадели окажется?

Аленко — неглуп. Он понимает, что впереди — дальний поход. Очень дальний. Из таких походов экипажи часто седыми возвращаются. Все члены экипажей — седые. От командира и до последнего в списке личного состава корабля рядового матроса или солдата. Вот такой вот поход, как чувствую я, предстоит "Нормандии".

Рейс, поход, полёт. Как хочешь, назови, но — впереди очень длительный и тяжёлый поход. Да, будут стоянки у Цитадели и у "Омеги", но на этом — всё. Может быть, ещё где-нибудь удастся остановиться на несколько суток, но в основном — полёт. Хотя вроде бы ничего ещё точно не известно и в ближайший месяц фрегат не покинет Иден-Прайм, Андерсон уже думает о том, что будет необходимо делать, когда атмосферный щит планеты окажется далеко позади.

Синтия не поняла меня, не приняла долю жены офицера спецназа ВКС. Не по плечу ей оказалась такая судьба. Что-ж, бывает. К тому же... Многие разумные знают, что я, Дэвид Андерсон, поддерживал долгое время отношения — и довольно близкие — с Кали Сандерс. Сейчас Сандерс — на станции "Академия Грисома". Учебный, гражданский, очень специализированный центр. Работы у неё там — полно. Думал ли я о том, чтобы продолжить с ней взаимоотношения? Ещё как часто думал. Наверное, и она тоже думала. Многое связывает меня и Кали. Многое пришлось нам вместе пережить. Вместе и рядом.

Хорошо, что Кали... свободна. Она пока что, насколько знал я, не вышла ни за кого замуж, не была даже обручена. Старший лейтенант, очень успешный профессиональный техник, почти инженер. Родственные связи Кали с Гриссомом никогда не являлись чем-то важным для Андерсона, он просто... просто любил Кали. Наверное, и она любила его. По-своему любила. Давно не виделась с ним, иначе как только в сеансах крайне редкой видеосвязи. Офицерские каналы — хорошо, можно было хоть раз в месяц пять минут видеть друг друга. Много это или мало — пять минут? Наверное, и много, и мало. Нет, никаких совместных планов Кали и Дэвид не строили. Во всяком случае — явно.

И всё же... Сейчас, когда перспектива приближения войны со Жнецами стала реальной, я впервые стал задумываться над тем, что после войны, а возможно, если война затянется надолго — то и во время войны, он хотел бы возобновить достаточно близкие взаимоотношения именно с Кали Сандерс. Всё же они вместе слишком многое пережили. Такое не забывается. А семья... Если Кали Сандерс — ровесница Сарена Артериуса... Впрочем, какая разница — возраст? Если два человека любят друг друга, неравнодушны друг к другу, то возраст здесь не имеет никакого определяющего влияния.

Всё же надо быть честным перед самим собой. Я полюбил. Полюбил Карин Чаквас. И она ответила на мои чувства. Предать её отношение к себе я не смогу. Сейчас... мне сложно. И очень сложно Карин. Она... наверное, как и Кали, помешана на своей работе, фактически она — замужем за своей работой. Кали — тоже большая фанатка активной работы. Над непременно сложными, пионерными проектами. Академия Грисома ей как раз подходит для этого. На таком фоне семья... требует, чтобы он тоже как-то смог устроиться на работу в Академию.

Да, станция Грисома, вроде бы тоже космический корабль. Но — стационарная. Есть двигатели, но максимум — в пределах звёздной системы и то — если очень медленно передвигаться. Так что ему на академической станции делать нечего. А Кали — с её-то предками... Самое то — быть ей именно на этой станции, работать там.

Если уж мне, Дэвиду Андерсону, не "светит" в ближайшее время спокойная служба на этом "стационаре"... То, может быть, действительно, судьба предоставила ему шанс обрести семью здесь, на борту "проблемного" фрегата? Проблемный-то проблемный, но не будь "Нормандия" "проблемной", не было бы такой ситуации. И неизвестно, как бы с этой ситуацией справились и командир и экипаж обычного разведфрегата, коих в хозяйстве адмирала Михайловича — несколько десятков.

Карин... она удивительно остро, точно и полно понимает его. Понимает без слов. Мне не надо ей ничего говорить — она всё поймёт. И сделает правильно. А мне... Мне стало спокойнее, когда на корабле появилась она. Эти две недели начала полёта от Поля... были сложными до тех пор, пока она не разобралась с делами на борту "проблемного" фрегата. Она не рубила сплеча, не торопилась, не форсировала развитие ситуации. Мягко, тихо... взяла очень многое в свои руки. Тогда не было рядом Шепарда. Тогда я сам ещё не знал, как сложится жизнь членов экипажа и команды на этом странном фрегате-прототипе. А она... уже знала. Настолько точно знала, что... Андерсон терялся в догадках, как ей это удавалось знать.

За две недели она стала мамой для всех членов экипажа фрегата. Для мужчин и для женщин, которые и сами часто были уже папами и мамами. Она стала мамой для всего экипажа корабля. Может быть и традиционно, но мужчины теперь шли разговаривать не только к нему, командиру фрегата, но и к ней. И не только потому, что врач на боевом военном корабле — кто-то вроде духовника-священника. Не только поэтому. А потому, что Карин умела слушать. Умела слышать и умела... чувствовать. И — умела понимать. Да, она вроде бы почти безвылазно сидела в Медотсеке. Фрегат маленький, помещений мало и она в основном проводила большую часть времени у себя в Медотсеке. При этом она умудрялась знать всё, что происходит на корабле с потрясающей точностью и полнотой. Знать — и понимать.

Женский клуб... стал её детищем. Именно в Медотсек ночью, игнорируя режим и необходимость выспаться, приходили женщины и девушки, чтобы несколько часов пообщаться, поговорить. Просто помолчать, побыть рядом и вместе. Чинуши ВКС Альянса Систем как бы ни изворачивались, втиснуть в бюрократически исполненные бумажки такое не смогут никогда. В этом я был не просто уверен — убеждён. Карин помогала всем. Не только как врач. Прежде всего — как человек. Думающий, чувствующий, сопереживающий.

Наверное, хорошо, что она вот так построила взаимоотношения с экипажем и командой "Нормандии". Вроде бы и быстро, вроде бы и просто, но — очень фундаментально и правильно. Реально — правильно. Она никого особо не выделяла среди нормандовцев. И для каждого находила доброе слово. Для каждого находила время. И совершенно не выделяла себя среди других нормандовцев. Забывала сама и заставляла забывать других членов экипажа и команды корабля, что она — майор. И уж тем более не стремилась к тому, чтобы превалировать, хотя бы в малой степени, над ним, командиром фрегата.

Сейчас она, как полагал я, тяжело, но свыкается с мыслью о том, что на борту "Нормандии" ей придётся остаться очень надолго. А ведь её знают, ждут в десятке-другом самых лучших медицинских центров, её знают на десятках станций. Её знают в планетных медцентрах и госпиталях, как гражданских, так и армейских. Она — хирург-травматолог от Бога, она — знаток анатомии и физиологии всех, известных в пространстве Галактики на настоящий момент рас. Её лекции-показы собирают полные залы не только врачей и средних и младших медработников, но и любопытствующих — хоть гражданских, хоть военнослужащих.

Нормандовцы, пообщавшись с ней несколько дней, позднее неоднократно говорили, что страх перед врачами у них пропадал. Надолго, если не навсегда. А она — серьёзный врач, хирург. Большинство людей боятся хирургов. Боятся операций, боятся наркоза. Обычная боязнь. А Карин... умеет побудить собеседника забыть, что перед ним — врач-хирург. Как ей это удаётся раз за разом — я не знал, да и не стремился знать. Считал, что это должно остаться одной из многочисленных, глубоко личных тайн Карин Чаквас.

Если ей поверила матриарх азари... Поверила, едва очнувшись. Значит, Карин действительно уникальна. А то, что ей поверил турианец Сарен, у которого, образно говоря, руки — по локоть в крови разумных органиков... Это — ещё один серьёзный показатель профессионализма главного врача "Нормандии".

Женский клуб обрёл новое, свежее дыхание, когда именно Карин ввела, пусть и временно, матриарха азари в его состав. Благодаря именно стараниям Карин женщины фрегата получили возможность, можно привычно сказать — уникальную возможность — близко пообщаться со столь мудрой и знающей собеседницей. А Бенезия, пообщавшись с Карин, не стала учить, а стала учиться у своих новых знакомых.

Если бы не Карин... Вряд ли бы женщины стали напрягаться, шить для турианца и азари новые комплекты одежды. Не простые и стандартные комбинезоны, а платья и костюмы. Вряд ли бы они стали напрягаться. Не стали бы, если бы не влияние Карин. Теперь Бенезия уже несколько часов "пропадает" в близлежащих посёлках района, её ждут в десятках домов. Иденцы получают уникальный, интереснейший и ценнейший опыт общения с матриархом азари, да не простым, а одним из религиозных, духовных лидеров расы. И в этом тоже — заслуга Карин.

А я... Чего уж там скрывать, я был удивлён, с какой лёгкостью и с каким профессионализмом Карин стала почти постоянной участницей офицерских совещаний в командирской каюте. Да, бывали такие случаи на других кораблях, когда женщина-врач тоже становилась непременным участником таких совещаний офицерского состава. Но Карин... Она пошла дальше. Она стала медленно, постепенно, умело разрушать дистанцию между ним, командиром "проблемного" фрегата и остальным экипажем. Ещё до появления на борту Джона она сделала в этом направлении немало. Да, может быть, эта дистанция и была освящена некоей традицией, имеющей многостолетнюю историю, но сейчас... Как Карин смогла почувствовать приближение войны? Почему она смогла это почувствовать? На эти два вопроса я не находил ответа. Возможно, что для меня это непознаваемо в принципе.

Карин стала приходить ко мне не только на совещания и не только тогда, когда я её приглашал для решения служебных вопросов. Она стала приходить ко мне тогда, когда я нуждался в поддержке, в помощи. Звучит, конечно, странно и необычно: командир корабля, спецназовец "эн-семёрка" нуждается в поддержке и в помощи. Но и командир, и спецназовец — прежде всего человек. А уж потом — военнослужащий и офицер. Карин чувствовала мое состояние и настроение так, как никто другой из членов экипажа и команды фрегата не мог. Не просто чувствовала — отслеживала. И приходила всегда вовремя. Не только как врач, но и как человек. Как женщина, которой доступно очень многое.

Нормандовцы поняли и стали привыкать к тому, что майор Медслужбы Альянса Систем, главный врач фрегата "Нормандия" Карин Чаквас имеет уникальные права на доступ в командирскую каюту в любое время дня и ночи не только как медик. Обычная вроде бы ситуация, но... Карин сумела поставить себя так, что никто из нормандовцев и думать не хотел о том, что она выступает в роли некоей "походно-полевой жены" командира корабля. Нет, она поставила себя так, что нормандовцы стали уважать её право на такие взаимоотношения со мной.

Как она это сумела сделать — на этот вопрос я тоже не знал ответа. И мог бы себе наедине признаться, что и не стремился уж очень активно искать ответ на этот вопрос. А сейчас... Карин прекрасно справляется с необычной ролью Советника по связям экипажа и команды фрегата "Нормандия" с общественностью. Хотя вроде бы для корабельного врача боевого разведфрегата эта роль... непрофильная что-ли. Для Карин эта роль стала органичной и приемлемой. Ей ведь приходится рассказывать иденцам и о турианцах, и о протеанине, и о Бенезии. Вряд ли кто из женщин — членов экипажа и команды фрегата смогла бы справиться с такими рассказами лучше Карин. Ей жители района — верят. Теперь — верят. Пусть не сразу поверили и не всему поверили, но теперь — всего через несколько часов — верят. Тому есть немало доказательств.

Да, Явик для иденцев необычен, это ясно и понятно. Турианцы — привычны, но Сарен... Он для иденцев — крепкий орешек. Он страшен и внешне и своей психонастройкой. Спектр — и этим всё сказано. Да, легендарный Спектр. Найлус — ну не воспринимают сейчас иденцы его как опытного Спектра. Вот Сарена они в таком качестве воспринимают инстинктивно, а Найлуса — нет. Ничего, у Крайка теперь многое впереди. Сарен будет плотно общаться со своим учеником. И учить его будет практически круглосуточно. Что, собственно, он и делает уже, весьма успешно.

Благодаря стараниям Карин обоих турианцев иденцы стали воспринимать как членов экипажа фрегата. И Сарен и Найлус нисколько не протестуют и не возражают против такой модели восприятия. Им такое восприятие очень даже нравится. Они понимают, что экипаж "Нормандии", его команда — воины. А значит и их, турианцев-Спектров, примут здесь, на борту, как равных. Настолько равных, что ни Сарен, ни Найлус, насколько он, командир фрегата, знает, не планируют в сколько-нибудь обозримом будущем покинуть борт "Нормандии". А это уже — очень серьёзный показатель.

Как члена экипажа фрегата иденцы довольно скоро стали воспринимать и Явика. Всем иденцам, а особенно местным жителям уже кое-что известно об обстоятельствах возвращения протеанина к жизни из состояния анабиоза. Мне уже доложили, что интерес иденцев к информации о протеанах возрос скачкообразно: количество запросов к соответствующим сегментам массивов данных в местных дата-центрах каждый час только увеличивается. Информацию, конечно, нормандовцы фильтруют, кое-что остаётся для иденцев недоступным, а слухи и домыслы... Что-ж, они всегда были есть и будут.

Бенезия... С ней сложнее. Да, Карин, как полагал Андерсон, в принципе не против, чтобы матриарх азари и её дочь остались на борту фрегата и дальше. Не возвращались непременно в азарийское пространство, не уходили с борта разведфрегата. Не против такого варианта развития событий и очень многие нормандовцы. Иден-праймовцы менее осведомлены, потому строят самые разные версии, делают самые разные предположения. На месяц фрегат задержится на Идене, потом — путь к Цитадели, стоянка на Станции. И только потом надо будет решать вопрос, лететь ли на планету, где работает археологическая партия под руководством младшей Т'Сони или всё же заняться поиском пристанища для Явика.

В то, что все планеты, известные протеанам, как более-менее значимые, уничтожены Жнецами при их отступлении из Галактики, я не верил, специально "перелопатив" соответствующие базы и банки данных. Так что времени пройдёт предостаточно. То ли сначала предстоит заняться поиском планеты для Явика — ему всё равно нужна будет база какая-никакая, но протеанская. То ли всё же придётся на первое место поставить осуществление воссоединения матери и дочери. У Лиары, как полагал я, должна быть полная семья — и мама, и папа. Время сейчас крайне дорого и ценно, его нельзя тратить на пустяки, недомолвки, дистанцирование.

Карин может помочь азари — и матери, и дочери — адаптироваться к условиям жизни на фрегате. Да, ни Лиара, ни Бенезия не являются воинами, они — гражданские. Но нельзя только на этом основании ссаживать младшую и старшую Т'Сони в первом попутном для фрегата-прототипа порту, откуда можно добраться до ключевых планет Азарийского пространства. Нельзя. Невежливо и неэтично так делать. Потому он, Андерсон, поможет Карин, если старшая и младшая Т'Сони по любым мыслимым причинам захотят остаться на борту фрегата. Надо же учитывать и то обстоятельство, что Бенезия чудом избежала незавидной судьбы хаска, а Лиара... Её интерес к протеанам, к их культуре, к памятникам протеанской архитектуры многие соплеменницы считали и считают блажью и откровенно недостойным азари занятием. Если уж пилотирует фрегат Джеф Моро, которому вообще не хотели давать лицензию боевого пилота, то... Наверное, у нормандовцев такая судьба — собирать под своё крыло, под свою защиту нестандартных, необычных разумных органиков. Ради двух азари, ради матери и дочери... можно и нужно будет потесниться. В том салоне обеим азари будет удобно. Пусть живут, если уж сложится так ситуация.

Да, они не воины, но... впереди война с таким врагом, с которым придётся бороться всем: и военнослужащим и гражданским органикам. Решается же сейчас проблема с полисменами, которые становятся настоящими нормандовцами и уже не считают необходимым подавать здесь и сейчас, на Иден-Прайме, рапорта с просьбой о переводе. Это — несмотря на то, что уйти с корабля, совершившего штатную посадку на вполне обитаемую и обустроенную планету в разы легче, чем тогда, когда корабль находится в космосе. Значит, и проблему с азари можно будет решить. А захотят Бенезия и Лиара сойти с корабля в Азарийском Пространстве — они всё равно не утратят связи с нормандовцами — в этом я был убеждён. Как там ещё ситуация после Цитадели сложится, но Лиару нормандовцы вернут матери в любом случае. А там уже будет всё зависеть от Бенезии. Как она решит поступить — так и будет. Надо только подготовиться к реализации двух сценариев, а там можно будет выбрать, какой следует использовать.

Бурение шахты продолжается — пришло очередное автоматическое сообщение с короткой припиской, сделанной рукой Шепарда. Да, Явик волнуется, он напряжён. Любой бы разумный органик на его месте волновался, попади он в ситуацию, в какой сейчас пребывает Явик. Хорошо, что Шепард — рядом. Явик ему верит, доверяет и успокаивается, когда видит и чувствует Джона. Протеанину сейчас тяжело, так пусть Джон будет поблизости от нового партнёра нормандовцев. А там... как сложится. В любом случае Явик останется на борту. Пока не найдёт приемлемую для себя планету. Хотя... Что-то подсказывает мне, что никакую планету для себя Явик вот прямо сейчас, в ближайшее время искать не будет. Он хочет воевать со Жнецами, а не отсиживаться в безвестности и в тылу. Он хочет воевать с этими "креветками" и его опыт борьбы с этими огромными кораблями сейчас, для нынешних рас пространства Галактики — поистине бесценен и уникален. Значит, скорее всего, Явик станет членом экипажа и команды фрегата, одним из командующих офицеров. Старших офицеров. И этот статус и эту роль никто из членов экипажа и команды разведфрегата "Нормандия" оспаривать не будет.

Да, с протеанской базой пока много неясностей. На корабле, согласно данным систем объективного контроля и личным ощущениям командира фрегата служба и жизнь продолжаются нормально.

Я выключил инструментрон и отправился на обход фрегата. Доклады и рапорты — устные и письменные — хорошо, но собственный взгляд и собственное восприятие — намного лучше.

* * *

(от Чаквас)

Трёхлетняя девочка — самая младшая дочка в большой семье, принадлежащей к числу семей первых поселенцев Идена, завозилась, устраиваясь поудобнее. Бенезия, поймав понимающий взгляд хозяйки дома, отвлеклась от разговора, незаметно подстраивая свечение биотического сияния, обнимавшего ребёнка лёгким тёплым пологом. Кроха прижалась к азари, зажав в кулачке маленькую деревянную куколку. Матриарх снова подумала о том, насколько же эта девочка напоминает ей Лиару в младенчестве. Жаль, что ей, Бенезии Т'Сони не суждено было родить тогда ещё одного ребёнка: врачи встали стеной, обрушив на неё, матрону, вступавшую в возраст матриарха, десятки самых разных доводов и доказательств. Они знали, что Бенезия в суть сказанного особо вникать не будет, знали, что она может и должна понять главное: забеременеть двойней или — ещё раз решиться на беременность и роды, молодая матриарх не сможет. Люди, особенно колонисты, стремились к многодетности и этим очень напоминали Бенезии своих соплеменниц, легко доводивших численность населения даже небольших своих колоний до полумиллионных и миллионных отметок.

Чаквас вошла в комнату быстро и тихо. К тому, что именно она, врач фрегата, возглавляет миссию нормандовцев в поселениях, окружавших место стоянки кораблей, крестьяне уже привыкли. Как и к тому, что она появляется и исчезает внезапно, без предупреждений.

Увидев вошедшую, Бенезия плавно пригасила биотическое свечение, подхватила малютку на руки, осторожно и мягко поставила её на пол. Проследила, как девочка свободно и уверенно побежала к матери, сидевшей за столом у окна.

— Вечер... — тихо сказала матриарх, когда я подошла к ней вплотную.

— Да, Бена, — подтвердила я. — Надо возвращаться на корабль.

Дальнейшее я озвучивать не стала. Бенезия поняла меня правильно, попрощалась с хозяевами дома и с их домочадцами, вышла следом за мной за калитку. Остановилась, наблюдая, как снижается над улицей фрегатский челнок.

Вечер вступал в свои права. Впереди была долгая ночь, почти тридцать часов. Работа, конечно, не будет прекращена, её будут выполнять другие смены, предоставив возможность тем, кто работал в дневное время, отдохнуть, привести себя в порядок, отоспаться.

Поднявшись в салон, матриарх тихо и спокойно опустилась в кресло, пристегнулась, поймав предостерегающий взгляд меня севшей напротив.

— Я постоянно думаю о Лиаре, Рина, — тихо сказала Бенезия, глядя в иллюминатор на уменьшавшиеся в размерах домики поселения. Челнок шёл к фрегату по кратчайшему пути, осталось несколько минут до того момента, как он приземлится на стояночной площадке у опор "Нормандии". — И я думаю о том, как теперь сложится наша жизнь.

— Она сложится... хорошо, — помедлив, сказала я. — Потому что вы теперь будете рядом друг с другом и вместе.

— Ты права, — произнесла матриарх. — Знаешь, мне эти встречи с местными жителями... Дали столько... полезного, важного и, не побоюсь этого слова, необходимого... Я многое поняла о вас, людях, поняла особенно глубоко, полно и точно. Многое поняла из того, чего раньше не понимала. Да, в общем-то, и не стремилась, по самым разным причинам, понимать, — матриарх не скрывала своего критического отношения к самой себе и я понимала основания для такого отношения. — Наверное, протеане были правы, защищая эту планету. Они словно бы знали, что люди обязательно оценят такой дар. Землеподобная планета, где не надо ходить в скафандрах, где нет хищных крупных животных, желающих убить и съесть человека. Кстати, я за разговорами с крестьянами не следила особо за событиями. Как обстоят дела с бурением?

— Проходка шахты почти завершена. Ещё несколько десятков минут. Точнее не могу сказать. Потом — подготовка к проходке горизонтального тоннеля, — ответила я.

— Это сложнее, — матриарх расстегнула привязные ремни, встала, ощутив, что челнок опустился на плиты стояночной площадки. Шагнула к открывавшейся боковой салонной двери.

— Да. Сложнее. Явик... нервничает, — подтвердила я, сходя следом за своей подругой на плиты площадки и кивая вахтенным. — Хорошо, что рядом — Шепард, — сказала я, подходя к трапу.

— Да, хорошо. — Бенезия огляделась по сторонам, прикоснулась рукой к перилам трапа. — Тихо как...

— Вечер. На землеподобных планетах принято, что в вечернее время стараются не особо шуметь. Время отдыха, — спокойно пояснила Чаквас, поймав согласный кивок Бенезии, поднимавшейся по ступеням к входному шлюзу фрегата-прототипа. — Бена...

— Понимаю. — Бенезия поняла, о чём хочу я еёпросить. — Я зайду в салон, приму душ и приду в Медотсек. Мне самой интересно, насколько полно и безопасно я привыкла к жизни на этой планете. — На этот раз матриарх не стала употреблять мудрёные термины, вроде "адаптировалась", сказала просто и чётко и я это отметила весьма положительно.

— Иди, — кивнула я, приняв рапорт вахтенного офицера, встретившего её у выхода из шлюза. — И — не торопись. Время есть.

— Ага, помню, — усмехнулась матриарх. — Тридцать часов ночной темноты.

— Именно. — я направилась к лестничным маршам, а Бенезия — к лифту.

Закрыв за собой дверь салона, матриарх прислонилась к дверному полотну, оглядывая скромное убранство своего обиталища. Нет, определённо, здесь, в этом салоне, ей будет хорошо. И Лиаре тоже будет хорошо. Места им обеим хватит здесь даже с избытком. Жаль, что нельзя пригласить сюда Этиту. Ей бы здесь понравилось. Фрегат соблюдает радиомолчание, дальняя космосвязь отключена, остальные каналы фильтруются постом РЭБ.

Переодевшись в обычный комбинезон, Бенезия усмехнулась, вспоминая, какое сложное первое впечатление поначалу производил её парадно-ритуальный наряд на жителей планеты. Нормандовцы лучше знали Бенезию, но и они понимали, что перед ними более чем восьмисотлетняя азари, религиозный лидер расы, мощный биотик и опытный политик. Взяв банные принадлежности и полотенце, Бенезия упаковала их в непрозрачный пакет и покинула салон, направляясь в жилую часть фрегата, где размещались душевые кабинки.

Подойдя к дверям кабинок, матриарх едва сумела скрыть усмешку, увидев пиктограммы, указывавшие, где женская часть, а где мужская. Конечно, земляне традиционно воспринимают всех азари прежде всего как женщин, поэтому с пониманием того, какой кабинкой воспользуется представительница этой расы у них проблем не возникало. Бенезия на Идене неоднократно видела впавших в нешуточный ступор соплеменниц, подолгу решавших, в сторону какой пиктограммы — женской или мужской — им следует пойти, чтобы воспользоваться туалетом или душевой.

Решив не нарушать традицию, Бенезия шагнула в сторону "женской" пиктограммы. Прикрыв за собой дверь на защёлку, быстро разделась донага. Подошла к пульту, отрегулировала температуру и силу струи воды, переключила струю в распылитель.

Встав под "дождик", Бенезия с наслаждением провела ладонями по телу, ощущая, как медленно, постепенно отступает лёгкая усталость. Шум воды, касание струек были приятны. Засияла биотика, оказывая на кожу дополнительное восстанавливающее влияние.

Регулируя биотическое свечение и нежась под струйками "дождика", Бенезия подумала о том, что очень хотела бы провести с Шепардом ночь. Пусть она не сможет сейчас родить от него ребёнка, но... Шепард был для неё ценен и без этой возможности. Он её спас, вытащил, рискуя собой, из сложнейшего и тяжелейшего состояния. Подарил ей возможность вернуться к нормальной, полноценной жизни. Так разве она не должна дать Джону всю себя? Должна! Она ему доверяет, верит. Она его любит. Да, да, любит.

Путешествуя от дома к дому в самых разных поселениях, окружавших место стоянки двух кораблей, матриарх часто ловила себя на мысли о том, что она действительно полюбила. Полюбила человека, землянина, полюбила так, как любила, наверное, только Этиту. А может быть — немного по-другому, глубже, полнее, чётче. Полюбила, уже не надеясь на то, что судьба ей поможет и позволит полюбить хотя бы раз. Ещё один только раз на закате жизни. Она любила Джона и была готова провести рядом с ним и вместе с ним остаток своей почти тысячелетней жизни.

Вот только Джон явно был против подобного. Он хотел чтобы она вернулась к Этите и Лиаре.

Да, скорее всего ей не удастся остаться на борту фрегата-прототипа. Вместе с Лиарой она вернётся в Азарийское Пространство. И даже вернувшись, даже спустившись на социальное дно — вряд ли она останется членом Матриархата, а значит, ей придётся в дальнейшем жить очень и очень скромно, она будет любить Шепарда. Просто любить. Верно, нежно и полно, глубоко любить. Любить — и помогать ему. Ведь нормандовцам, первым столкнувшимся с легендарным Жнецом на своей колонизированной планете, предстоит теперь, так или иначе, принять активное участие в формировании и организации Сопротивления. А значит, им потребуется помощь. И не только со стороны тех разумных органиков Старых Рас, которые, как воины, останутся на борту фрегата.

И ей, Бенезии Т'Сони, можно будет стать одним из первых резидентов нормандовцев. Пусть только в мирах, подчинённых азари, но... с этого минимума можно будет начать. Тогда любовь Бенезии к Джону обернётся для нормандовцев реальной помощью. Как бы ни сложилась её, матриарха азари, судьба в пределах Пространства Азари, у неё останутся связи, у неё останутся знакомства, у неё останется много возможностей помочь нормандовцам. Которые очень помогли ей. Помогли вернуться к нормальной жизни, помогли многое понять в людях не путём чтения многостраничных файлов и просмотра сотен видеороликов, а путём непосредственного живого общения с самыми разными землянами. Общения, столь много пояснившего ей самой, что сама Бенезия теперь была уверена: она должна, она обязана помочь нормандовцам всем, чем только сможет. Земляне благодаря нормандовцам стали для неё, Бенезии Т'Сони, ближе и понятнее стократно, может быть — даже тысячекратно. И это понимание... стоит очень дорого.

О Лиаре сейчас думать совершенно не хотелось. Ясно, что фрегат не сможет уйти с Идена в ближайший месяц, так чего изводить себя преждевременными мечтаниями? Шепард — он рядом, а Лиара... Лиара далеко. Очень далеко. Сейчас в деталях даже неизвестно, в том числе и из-за блокировки линий космосвязи, на какой планете она сейчас работает. Потому лучше довольствоваться близостью Шепарда. Ему нужна её, Бенезии Т'Сони, поддержка, её любовь, её расположение. Пока что нет никаких ощущений, указывающих на то, что с Лиарой что-то не в порядке. Женщины-землянки правы: она сразу ощутила бы опасность, угрожающую её единственной дочери. А пока... пока всё спокойно. Значит, можно пока уделить максимум внимания Шепарду.

Дэйна — далеко, связи с ней никакой нет, блокировка каналов продолжает действовать и Шепард не нарушает запрет, хотя вполне может с полного согласия Андерсона воспользоваться "золотыми" каналами шифрованной военной космосвязи и пообщаться со своей подругой — да, да, прежде всего подругой — хотя бы текстовыми, очередными текстовыми сообщениями. Но Джон не желает нарушать общий запрет, хотя... ему очень тяжело вот так молчать. Он понимает, что Дэйна волнуется, что она, вполне возможно, нервничает, не находит себе от беспокойства места. А ведь она — спортсменка, известная, профессиональная. У неё — жесточайший и сложнейший график и разнюниваться ей особо нельзя.

Выключив воду, матриарх просушила кожу своего тела биотикой, промокнула большим "банным" полотенцем, надела новое бельё, ещё раз с благодарностью вспомнив поимённо всех своих новых подруг-землянок, надела комбинезон, застегнула "молнии" и липучки с застёжками. Упаковав бельё и полотенце в пакет, Бенезия вышла из душевой кабинки. В коридоре никого не было. Быстро дойдя до дверей своего салона, матриарх переступила порог, не закрывая входную дверь, несколько минут постояла у своего рабочего стола, давая возможность телу привыкнуть к ощущению чистоты и свежести, после чего решительно развернулась к выходу из салона, направляясь к Медотсеку.

* * *

(от Шепард)

— Достигнута запроектированная глубина, — услышал Явик голос оператора буровой установки. — Выключаю двигатель.

Кивнув выглянувшему из кабины транспортёра взволнованному человеку, Явик подошёл к ограждению шахты. Колонна бура медленно поднималась вверх, "колена" колонны складывались. Автоматика была прекрасно настроена и точно отрегулирована, так что малейших задержек не было заметно. Явик отчётливо чувствовал, что никаких задержек нет: бур поднимается на поверхность с предельно возможной скоростью. На глубине уже застыл фиксирующий стенки шахты раствор.

Протеанин вспомнил, как "Клинок Ярости" впервые совершил посадку на эту планету. Тогда на фрегате было предостаточно воинов — как пехотинцев, так и десантников. База существовала здесь и раньше: планета была хорошо освоена протеанами, так что на обустройство не пришлось тратить много времени. Впереди было противостояние со Жнецами, которые, вне всяких сомнений, попытаются — и не раз — высадить на эту планету свои десанты. Жнецы разрушали всю инфраструктуру, созданную разумными органиками. На будущем Иден-Прайме протеане закрепились уже давно и "зевнуть", пропустить такую планету Жнецы не смогут. Не в их природе, не в их правилах такое.

Отступая самым последним к воротам подземной Базы, Явик думал только об одном: как можно дольше задержать наступление хаскизированных врагов. Дать возможность уйти дальше, в глубины Базы всем своим коллегам.

Там, в голове колонны отступающих немногочисленных протеан, среди которых были и тяжелораненые, находилась командир фрегата Таэла. Так что в любом случае соратники не останутся без командира. А он... Он должен прикрыть отступление. Кроме него — некому, он в арьергарде колонны — самый опытный и самый сильный. И теперь на нём лежит ответственность за осуществление всемерного торможения звереющих десантников Жнецов. Да, это — хаски, но они — упорны, опытны. И — не умеют отступать. Их можно только задержать, их можно остановить, но заставить отступить — невозможно.

Он знал, что Жнецы многие протеанские планеты просто подрывали. Знал полный список таких планет. Знал, что любое воспоминание об этих погибших в огне и пламени планетах, на которых остались, не успев эвакуироваться, десятки тысяч протеан, вызовет острую душевную боль. Благодаря этой постоянной боли он чувствовал себя живым, нормальным, здоровым. И теперь будущий Иден-Прайм рисковал стать очередной распылённой планетой. Жнецы не церемонились, они бесчинствовали, беспощадно уничтожая малейшие очаги организованного сопротивления. Жалость не была ведома этим полумашинам. У них был один бог — программа и одна мысль: выполнить задачу. Этого полумашинам вполне хватало.

Протеане отступали, огрызаясь из лёгкого стрелкового оружия. Да, гранатомёты и их аналоги были тоже в распоряжении воинов арьергарда, но их старались беречь. Вполне возможно, придётся, в случае чего, принимать бой в пределах цитадели базы. Нельзя было исключить такую возможность. Потому что пренебрежение к врагу, недооценка противника — преступная глупость. Протеане в своём большинстве никогда не были склонны преуменьшать мощь и возможности своих оппонентов.

Отходя к воротам, Явик позволил себе вспомнить Таэлу. За всё время пребывания отряда и корабля на будущем Идене они общались почти всегда только сухо и официально, хотя Явик имел основания думать, что Таэла, так или иначе, выделяет его среди других мужчин-протеан. Её право. Право выбора. Он знал, что она никому из мужчин-протеан не обещала стать его женой. Это знание успокаивало командира десанта протеан, в числе последних защитников отступавшего к воротам Базы.

Анабиозные капсулы ждали членов отряда. Приходилось рисковать — уже сейчас многие капсулы были не в лучшем состоянии. В случае необходимости все капсулы можно было подорвать — одновременно, "волной" или поодиночке, но пока до таких крайностей можно было не доводить: аппаратура защиты базы сигнализировала о готовности к капсулизации.

Внешние ворота базы закрылись. Со скрежетом, скрипом, не так быстро, как раньше, но успели закрыться до того, как в районе расположения этого входа в базу появилась "креветка" — эсминец Жнецов. Явик учитывал её приближение, отстреливаясь от наседавших врагов. Он хорошо, может быть, даже слишком хорошо знал, насколько опасен этот корабль в ближнем бою не только для пешего легковооружённого протеанского воина, но и для инфраструктуры Базы.

Автоматика Базы сработала штатно, но протеане, продолжая отступать в глубины многоуровневого сооружения, не расслаблялись. Явик распорядился, чтобы все воины ушли далеко вперёд, а он... Он останется и проконтролирует процесс капсулизации. Да, он хорошо представлял себе, как этот процесс будет выглядеть снаружи, но Жнецов ждал сюрприз: толстая броня внешней "скорлупы" скрывала под собой свёрнутую структуру Базы. Без нужного алгоритма эта структура оказалась бы невосприимчива к любым потугам Жнецов добраться до протеан. Слабая, но хоть какая-то надежда на спасение.

Никто из протеан — ни военнослужащие, ни гражданские, не надеялись на то, что анабиоз и стазис помогут им выжить, дожить до того момента, как Жнецы уйдут из Галактики. Было хорошо известно, что Жнецы упорны и даже упрямы в своём стремлении выполнить задачу и программу максимально полно. Отступление — но не бегство. Не сдача врагу, неподчинение Жнецам. Будет нужно — база взорвётся. И тогда пламя ярчайшей вспышкой накроет этот район, сжигая, отправляя в небытие и протеан, и их оппонентов. Равный размен. Только равный размен.

Воины-протеане ушли далеко вперёд, в глубины Базы. Явик склонился над пультом — неприметной серой плитой в обшивке тоннеля. Нажатия неярко светящихся клавиш-сенсоров, тихие щелчки, свидетельствовавшие о приёме команд. Всё. Теперь надо уходить в глубины. Времени прошло достаточно. Нельзя легковерно надеяться, что Жнецы отступят. Они попытаются проникнуть внутрь Базы. И теперь вроде бы протеанскому обиталищу будет чем встретить незваных гостей. Жданных, но незваных.

Взрыв потряс один из уровней базы — где-то автоматика не сработала так, как надо. Пахнуло гарью — значит, начался сильный пожар. Теперь в ту сторону для Явика хода нет. Там — кратчайший путь к одному из залов с саркофагами. И теперь надо искать что-то гораздо ближе — на путь в глубины Базы уже не было времени. Да, в разных местах были оставлены одиночные саркофаги и теперь ему, офицеру протеанских вооружённых сил предстояло воспользоваться одним из них.

Видя, как закрываются створки капсулы, Явик понимал, что обратить процесс он уже не успеет и не сумеет — автоматика саркофага была серьёзно повреждена. Да, она вполне может выполнить процедуру ввода в стазис и активацию анабиоза, но на большее ему рассчитывать не приходится — похоже, он вытянул билет только в один конец. Чувствуя, как подступает сонливость, Явик вспомнил Таэлу и забылся, постаравшись увидеть как можно чётче её лицо.

Я стояла неподалеку от Явика и ловила его мысли капсулизации базы и участии в этом протеанина. Очень интересно. Что-то я не припомню подобного от нашего Явика. Тот был действительно один, когда их ВИ перенаправил все питание на его капсулу. Здесь видимо подобного не произошло, что к лучшему.

Видя, как мимо, снизу вверх проплывает головка бура, Явик отошёл от ограждения шахты, набрасывая на себя ремни "системы". Предстояло спуститься туда, на глубину. До стен внешнего периметра базы оставалось каких-то двести метров породы, ближе Явик не решился организовать бурение — ещё неизвестно, что там за "скорлупой", насколько сохранилась автоматика. Многослойная, многосекторная скорлупа защищала уровни базы от проникновения посторонних и врагов, которым пришлось бы потратить огромное количество времени и сил, прежде чем получить доступ к важнейшим и ценнейшим этажам. У людей это место вполне могло называться Цитаделью — крепчайшей частью древней, средневековой крепости. Как-то незаметно привык называть это место протеанской базы и воин древней расы.

— Явик, я — с тобой, — я подошла к нему. Протеанин оглянулся, на секунду прикрыл глаза веками, соглашаясь со сказанным человеком:

— Не сомневался ни секунды, Джон. — Явик отметил, что я тоже облачилась в "систему". — Тогда — пошли вниз. Больше смогу сказать там.

"Вывесившись" над жерлом шахты, я и Явик стали осторожно спускаться. Протеанин не спешил, хотя я, глядя, как под ногами колеблется чернота ствола, очерченная тёмносерым ореолом раствора, фиксирующего стенки шахты, ясно ощущала его волнение и нетерпение.

Четыре минуты потратив на спуск, я притормозила, чтобы Явик первым встал на дно шахты.

— Спасибо, Джейн, — прострекотал, не скрывая несколько расстроенных чувств, протеанин. — Спасибо, что дала первой коснуться здешней земли, — он помедлил, затем продолжил. — Не думал никогда, что вот так... придётся возвращаться. — Протеанин, поворачивая голову, осторожно и медленно огляделся вокруг, словно сканируя окружающее пространство. — Стена Базы — вот в этом направлении. — воин шагнул к стене шахты, крест-накрест взмахнул рукой с зажатым в ней узким и длинным клинком, вырезая на свежезастывшем слое раствора размашистый крест. — Это — не тайна. Теперь — не тайна, — выдохнул он, замирая.

Я молчала, не желая торопить или как-то определять действия партнёра.

Явик смотрел на нарисованный крест, а видел не слой раствора-фиксатора, а стену Базы. Он действительно не думал, что ему придётся увидеть её вот так, извне.

Прошло пятьдесят тысяч лет. Любой протеанский инженер, который увидел бы его до сих пор вполне работоспособный саркофаг, был бы предельно счастлив, а протеанское правительство засыпало бы почестями создателей столь долговечной техники. Теперь... наверное, всё, что осталось от протеанской Империи, во всяком случае — на сегодняшний день — здесь, за стеной Базы. Двести метров отделяют сейчас протеанина от стены Базы.

Явик медлил, подсознательно пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни за стеной Базы. Он не пытался глушить в себе это желание, хотя, конечно, мог. Нет, никаких признаков жизни не ощущалось. И это понимание... страшило. Одно из двух: или там, за стеной Базы все — мертвы и тогда он — единственный выживший. Или — там живы, хотя бы один-два протеанина...

Стена базы и аппаратура надёжно отсекают признаки жизни, ведь всё делалось для того, чтобы, даже разрушив скорлупу Базы, Жнецы не смогли быстро найти и уничтожить её обитателей-протеан. За сотни лет противостояния приходилось не раз идти на такие вот ухищрения, которые, конечно же, крайне удорожали строительство и эксплуатацию Баз на многих планетах.

— Джейн, — прострекотал едва слышно протеанин, сомневаясь, что человек его услышит. — Остальное смогу сказать только мыслеобразами. Пока рано это знать всем остальным...

— Давай. — я ответила так же тихо, протянула руку. Явик взял руку человека своей рукой. Почти рукопожатие, особое рукопожатие.

И я увидела.

— Уверен, Яв? Двести метров напряга, — тихо сказала я.

— Уверен, — кивнул Явик. — Не спорю, технология такого прохода — сложна, но сейчас... Лучше не рисковать. Хочу взглянуть на стену Базы сам. Без посторонних.

— Хорошо. — я едва заметно кивнула. — Успехов.

— Спасибо, Джейн. — Явик приблизился к стене шахты, остановившись в шаге от неё. — Успех мне... потребуется.

Окутавшись зеленоватым коконом биотики, Явик сделал ещё шаг к стене шахты — и пропал.

Я посмотрела наверх — там едва заметно светлело пятно: шахта не освещалась, это был отражённый свет от софитов, стоявших в углах шатра-палатки. Посмотрев на индикаторы наручного дисплея, я убедилась в том, что изоляция пока в норме.

Явик прав — если там всё нормально и даже если там не всё нормально, лучше пока стену базы не тревожить буровыми установками — хоть лазерными хоть какими. Археологи, конечно, мастера вскрывать всякие захоронения, но это — не кладбище и не склеп. Это — протеанская база, а там, как доказал мне Явик, может быть и то, что окажется неподвластно технике, находящейся в распоряжении нынешних археологов-землян.

Я спокойно села у стеночки шахты и начала просматривать свою память вытаскивая данные из маяка из прошлой жизни.

Прошло несколько десятков минут и, сбрасывая с себя тяжёлый биотический кокон, рядом с человеком из "поля невидимости" вышел Явик.

Он протянул руку. Я поняла: говорить вслух партнёр не хочет.

Подав свою руку, я почувствовала, как пальцы Явика смыкаются на запястье брони.

Мыслеобразы снова захлестнули мое сознание.

— Уверен? — спросила я, когда Явик отпустил мою руку.

— Уверен. Нет признаков того, что там — всё тихо. — Явик не стал говорить "все мертвы". Наверное, не смог бы такое словосочетание озвучить даже мысленно.

Я понимала: партнёр до последнего будет надеяться на то, что там, за стеной Базы есть выжившие. Если выжил он, в одиночном саркофаге, то там, в спецзалах капсульного хранилища, должны быть и другие выжившие. Должны быть!

— Надо "бить" тоннель. Теперь — можно. Я сделал всё, чтобы База не воспринимала наше приближение как угрозу. И, думается, мне это удалось сделать хорошо, — он чуть выпрямился, радуясь осознанию своей полезности. — Надо "бить" тоннель, Джейн! Поднимаемся, — он шагнул к тросам лебёдки, пристегнул "систему". — Пошли!

Подъём много времени не занял — на этот раз Явик не сдерживал мощь лебёдки и человек и протеанин встали на помост над жерлом шахты через несколько минут.

У ограждения уже стоял профессор Сташинский.

— Тимур Лаврович, как с буровыми установками? — спросила я.

— Готовы. Только скажите — сразу начнём спуск, установим, — ответил руководитель археологической партии.

— Тогда — приступайте к спуску и установке. Направьте острия в сторону, указанную крестом на стенке шахты. Но пока — не активируйте аппаратуру в боевом режиме. — я коснулась пальцем размыкателя замка креплений "системы", давая понять собеседнику, что готов уступить место над шахтой коллегам археолога.

— Сделаем, — профессор, воспользовавшись своим спикером, коротко распорядился. Археологи подвезли к жерлу шахты тележки с уже установленными на них буровыми установками.

Две установки, как отметила я, были полностью подготовлены к работе. Ещё две — стояли чуть поодаль от шахты, готовые заменить те, что скоро окажутся на дне шахты.

Археологи, обрадованные, что ожидание завершилось и теперь можно приступить к реальной важной работе, суетились вокруг тележек с установками, проводя последние проверки.

Отстегнув "системы", Явик и я отошли от шахты, не желая мешать учёным и техникам. Всё равно пока аппаратура не будет активирована, нам не следует вмешиваться в работу специалистов.

— Даже не знаю, как сказать, Джейн, — проговорил тихо Явик, садясь в кресло, стоявшее у одной из стенок шатра. — Бенезия...

— Знаю, Яв. Она любит меня. — Я присела в рядом стоявшее кресло. — И она понимает, что я люблю и Карин как мать, и Дэйну, — я не стала скрывать это от партнёра, способного, как я понял, легко считывать эмоции, чувства и даже мысли человека. — Сейчас важно, чтобы мы нашли Лиару живой и желательно — здоровой и целой. Я помню как она беспокоилась о матери. А дальше — думаю, Бенезии будет уже не до меня. Для неё главной должна стать дочь! — чуть громче сказала я. — Должна стать главной на самое ближайшее время! Надолго, очень надолго! Они должны пообщаться, побыть рядом и вместе очень долго. Компенсировать это пятидесятилетнее молчание...

— Я не о том, Джейн. Хотя в этом вы тоже — правы, — ответил Явик. — Бенезия, я это знаю и чувствую, прекрасно понимает, что мы все здесь "застряли". Минимум — на месяц. И она очень хочет уже сейчас...

— Явик... Она — матриарх. И она знает, что забеременеть — не сможет, — тихо сказала я, наблюдая за работой ассистентов и техников с буровыми установками. — Я понимаю, сценарий стандартен, но...

— Вот именно потому, что сценарий стандартен, Джейн, — прострекотал Явик. — Вам решать, конечно, но... Не отталкивайте Бенезию. Ей уже немало лет и она хочет быть рядом с вами очень долго. Она любит вас, Джейн. Любовь матриарха азари было нелегко заслужить даже нам, протеанам, а уж вам, представителю молодой космической расы — это вообще уникальный случай. Все, с кем Бенезия общалась в окружающих нашу стоянку крестьянских поселениях, так или иначе чувствовали, что матриарх влюблена именно в вас. О Лиаре она крестьянам, по понятным причинам, многое не говорила, но то, что она любит именно вас — местные жители понимали на полном автомате, Джейн. И это понимание оказывает очень положительный эффект на всё, что связано с нашим нормандовским пребыванием здесь, на этой планете, — он помолчал. — Джейн, как бы ни сложились наши дела там, внизу, — он взглядом указал на ограждение шахты, — не отталкивайте Бенезию. Вы и она — взрослые разумные. Мы здесь пробудем месяц и будем заняты не только нашими основными и сопутствующими проблемами.

— Хорошо, Явик, — кивнул я. — Я подумаю об этом.

Протеанин не стал брать человека за руку, передавать ему мыслеобразы — его слова и без того содержали предостаточно информации.

Бенезии — тяжело, трудно. Она привыкает к нормальной жизни и хочет максимально быстро и полно ожить, вернуться в нормальное состояние, забыть, если уж невозможно такое стереть, о своём недавнем прошлом, накрепко связанном с хаскоподобным состоянием.

Она могла и имела полное право полюбить меня как, Джона Шепарда. Просто потому, что он её спас. Я знала, что она любит и Карин, уважает и ценит её за то, что она провела сложнейшие операции, фактически вернув тело пожилой азари в более-менее нормальное состояние. Но всё же именно Шепарда Бенезия полюбила глубже и больше, чем Чаквас. Потому, что он... Сложно самому о себе вот так говорить, хотя... Ясно, что Бенезия любит его, потому что я спасла её суть и душу.

Для неё это — ясно и понятно. Именно это и является основой её любви к нему, капитану ВКС Джону Шепарду. Благодарность за спасение не тела — его, безусловно, спасла Карин, а за спасение души.

Вот только становиться объектом повышенного внимания старой азари у меня не было никакого желания. Мне Лиары хватило. А ведь она не лезла в наши с Гарусом взаимоотношения. А эта влезет в мои отношения с Дейной. Уже лезет. Еще и Явик её поддерживает. Вот нахрена?

Этита?! Да, Бенезия её любит, но она, если верить традициям и обычаям азари, всего лишь формальный, биологический отец Лиары. И ещё неизвестно, как она отреагирует на возвращение Бенезии на Тессию и на возвращение туда же Лиары. Она, если верить Бенезии, никогда особо не была вовлечена в процесс воспитания дочери. Да, несколько лет она провела рядом с Лиарой, но отец нужен ребёнку не только в раннем детстве, а всю жизнь. Просто потому нужен, что он — отец. Этита же была тогда поглощена общественной работой.

Именно общественная работа была и, наверное, осталась основным смыслом жизни для Этиты. Можно ли Этиту за это осуждать, указывая на то, что надо было постоянно и долго уделять много внимания и Лиаре? Нет, потому что Этита уделила дочери столько внимания, сколько было необходимо.

Всё зависит от точки восприятия. Да, Бенезия воспитывала Лиару в одиночестве, Этита большую часть времени была занята общественной работой. Рядом с дочерью и женой она появлялась и бывала очень редко, может даже — крайне редко. Наверное, Лиара и не запомнила Этиту как настоящего отца. Что-ж, у азари это — в порядке вещей.

Потому-то Бенезия и стремится заместить Этиту кем-то, кто будет ей самой и, возможно, Лиаре, ближе. Может быть — даже понятнее и роднее. Хотя тут... можно спорить. Всё же я — человек, а Этита, Лиара и Бенезия — азари. Разница, если и не углубляться в детали, всё равно огромная. А если углубиться — то чудовищная.

Бенезии — как минимум восемьсот с лишним лет, она — пожилая азари. Если средняя продолжительность жизни людей — сто пятьдесят лет, то настрой Бенезии становится очень даже понятным: она хочет встать рядом с ней, Джейн Шепардом и прожить остаток своей жизни и — всю жизнь Джейн. Стремление — похвальное, но как это реализовать? Как совместиться?

Бенезия верит в то, что совмещение возможно. Может быть, она и права. Пока что у меня, Джейн Шепард, нет явных аргументов "против". Но и аргументов "за" тоже — не много. Слишком всё это получилось неожиданно.

Явик прав — рубить сплеча нельзя: есть ещё время, как минимум — месяц пребывания на Идене, а там — время до Цитадели и время до той планеты, где сейчас работает Лиара. Жаль только, что лишь после вылета с Идена можно будет организовать поиск Лиары — пока что дистанционный. Раньше — никак. Не хочется напрягать шифрованные каналы — любая нештатная активность со стороны Идена сейчас — вредна.

— Мы закончили проверки, — ко мне и Явику подошёл профессор Сташинский. — Понимаю, что преждевременно...

— Нет, профессор. Не преждевременно, — прервал учёного Явик, посмотрев в глаза археолога своим мягким взглядом. — Я хотел вам предложить возможность спуститься в шахту тогда, когда мы закончим проходку тоннеля и тогда вы, вероятно, увидите стену Базы. А проходка тоннеля — рутина, там, как вы сами понимаете, смотреть нечего. Повторяю, профессор, только возможность, — уточнил протеанин.

— Тогда, — кивнул профессор, соглашаясь с мнением Явика, — с вами пойдут инженер, техник и один из моих ассистентов.

— Согласен, — кивнул Явик.

Я вмешиваться в диалог партнёра и археолога не стал, понимая, что они и сами между собой прекрасно договорятся. Явику принадлежало здесь окончательное решение, а я, старпом — лишь представитель команды и экипажа фрегата, ставшего, волей обстоятельств, домом для пока что единственного выжившего протеанина.

— Джон, идёмте, — сказал протеанин.

Вместе со Сташинским я и Явик подошли к ограждению шахты.

Установки были надёжно закреплены на платформах, инженер, техник и ассистент уже облачились в "системы" и пристегнулись к страховочным кольцам подвески.

— Честно... Сам бы пошёл. Но, понимаю, что бурение займёт много часов, — сказал Сташинский, мало скрывая своё нетерпение, смешанное с волнением. — Потому — успехов вам.

— Успехов всем нам, — сказал Явик, первым вступив на мостик и подходя к платформам. Закрепив свою "систему" на подвеске, он обернулся ко мне, обменивавшемуся со Сташинским файлами инструментронов — с фрегата пришла информация и профессор спешил передать её мне. — Джон.

— Иду. — я повернулась к протеанину, кивнула Сташинскому и, ступив на мостки, быстро приблизилась к платформам.

Щелчок карабина — и я закрепила свою "систему" на кольце подвески.

— Все готовы? — я посмотрела на трёх археологов. Те кивнули. — Тогда — майна! — скомандовала я технику, стоявшему у пульта подъёмника.

Спуск занял не больше трёх минут и инженер с техником, первыми отцепившись от подвески, занялись установкой платформ в нужное положение.

Явик отошёл к противоположной стенке шахты, повернулся спиной к археологам, не желая их смущать своим внимательным взглядом. Раскрыл инструментрон, прикоснулся когтями к сенсорам. Я присела на дно шахты, скрестила, насколько позволяла это делать броня, ноги по-турецки. Прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной и полумраком. Свет софитов вырывал из полутьмы только платформы с размещёнными на них буровыми установками. Светился экран инструментрона Явика. Остальное тонуло в темноте.

Археологи скупо переговаривались между собой. Слышались щелчки и лёгкие удары — инженер и техник продолжали настройку аппаратуры установок.

Четверть часа — и ассистент профессора склоняется над экраном пульта управления, выполняя точную финальную настройку.

Протеанин тихо обходит платформы, подходит к "кресту", уже очерченному прицельной лазерной рамкой, прикасается рукой к стенке шахты, оборачивается, делая шаг назад, кивает.

Ассистент осторожно нажимает несколько сенсоров и два луча упираются в стенку шахты. Зашумели насосы, убирая из рабочей зоны измельчённую породу.

Шланги отсосов были спущены в шахту несколько минут назад. Техник быстро присоединил их к установкам, проверил герметичность.

Теперь наверху, росли "пирамиды" отработанной породы.

Я не стала подходить к установкам — не было необходимости напрягать археологов излишним посторонним вниманием.

Явик — понятно, ему надо свыкнуться с мыслью о том, что момент обретения возможности пройти сквозь стену Базы приближается. Протеанин несколько минут внимательно смотрел, как лучи буровых установок измельчают породу, углубляя выемку трёхметрового диаметра.

Я приготовилась ждать. Конечно, можно было бы подняться наверх — подвеска была в полной готовности, но не хотелось мельтешить туда-обратно. Явик, конечно же, не собирается покидать шахту до тех пор, пока не будет достигнута стена Базы. Значит и мне, старпому фрегата-прототипа, тоже не следует уходить.

* * *

(от Чаквас)

Бенезия радовалась, ощущая свежесть во всём теле. Ванн на фрегате не держали — душ, вполне вероятно, земляне считали и более технологичным и более функциональным средством поддержания необходимого уровня гигиены. Карин тоже будет рада: врачи почти всегда бывают довольны, когда к ним приходят чистые пациенты, надевшие и чистое свежее бельё и чистую верхнюю одежду.

Дверь медотсека приближалась. Бенезия шла неспешно, едва заметно кивая обгонявшим её и идущим навстречу членам экипажа фрегата, отмечая про себя, что теперь к ней, матриарху азари, относятся с гораздо меньшей настороженностью и с гораздо меньшей опаской.

Привыкают?! Возможно.

— Карин, — азари переступила порог, привычно плотно прикрывая за собой тяжёлую дверь Медотсека. — Я пришла.

— Рада. — я встала из-за стола, шагнула к гостье. — Понравился душ?

— Да, — тихо сказала Бенезия. — Хоть мы и живём очень долго на суше, но для нас Океан Тессии остался домом, нашей естественной средой обитания. Мне известно, что многие другие разумные называют азари "рыбообразными". Необидная констатация факта, — матриарх подошла к рабочему столу врача. — Рина, я... думала о Джоне.

— И...

— Мне сложно это пояснить достаточно развёрнуто вслух, Рина, но я... я хочу ребёнка от Джона, — матриарх опустилась в кресло, стоявшее рядом с рабочим столом врача, подождала, пока Чаквас устроится в своём любимом рабочем кресле и пододвинет к себе клавиатуру настольного инструментрона. — Я понимаю, что это глупо, что это... ну почти невозможно, ведь оперируя меня, вы...

— "Ты", Бена. Давай на "ты", — мягко прервала азари я. — Я действительно видела, что ты — матриарх, но... Если бы не изменения, происшедшие с Джоном, я бы сразу сказала тебе, что надежды не следует питать. Никакой. А теперь, зная в общих чертах, на что способен Джон, я скажу, Бена, по-другому: надейся. Да, да, Бена, надейся. — я посмотрела в глаза собеседницы. — Джон... поймёт. Насколько я могу судить, он догадывается о твоём отношении к нему. Настолько, насколько это вообще доступно для мужчины. И понимает, что ты к нему... очень неравнодушна.

— Очень. И я понимаю также, Кари, что встаю между ним и Дэйной. — вздохнула матриарх.

— Согласна Дэйну он отпустить не желает, — тихо сказала Чаквас.

— И... — несмело сказала старшая Т'Сони.

— Как врач, я понимаю, Бенезия, что нет никаких объективных препятствий для того, чтобы ты и Джон были вместе и рядом. Независимо от того, будут ли у вас совместные дети или нет, — уточнила я. — Как человек и как женщина, я обязана учитывать, что Дэйна...

— Я согласна, чтобы у неё и Джона были совместные дети, Карин, — тихо сказала матриарх. — Джон должен быть счастлив. Полностью счастлив. А я... Я буду счастлива рядом с Джоном. Независимо от того, будут ли у меня дети от него или их... не будет, — вздохнула Бенезия. — Он спас мою душу от угасания, Карин.

— И об этом подумала, — сказала я.

— Да, — кивнула старшая Т'Сони. — В последнее время я наслаждаюсь возможностью о многом очень глубоко, серьёзно и долго подумать. А об этом — особенно. Мысли... сами приходят. Наверное, как вы, люди, выражаетесь, из подсознания.

— Может быть, — едва заметно кивнула я. — И всё же...

— Да, Рина. Я очень надеюсь, что у меня всё же будут дети от Джона, — подтвердила матриарх. — Если сбывается то, во что мы не верили, может быть и это — сбудется.

— Может быть. — Я осторожно кивнула и эту осторожность сразу оценила Бенезия. — Только, Бена... Не дави на Джона. Я понимаю, тебе за восемьсот лет, ты больше знаешь жизнь....

— Более опытная... — продолжила собеседница.

— И это — тоже, — честно признала я. — Но Джон... Ему трудно. Я как врач вижу: он ещё не свыкся полностью со своим новым статусом старшего помощника командира фрегата-прототипа и командира десантного экипажа. А теперь на него свалились ещё и обязанности по сопровождению протеанина.

— Да и я с Сареном — тоже не подарок, — сказала матриарх.

— Возможно. — я вывела на экран ноутбука "серую" заставку. — Всё равно, Бена. Не дави, не форсируй ситуацию, — я помолчала несколько секунд. — Джон, конечно, стремится сделать всё возможное, старается, но его тоже напрягают его новые возможности. Скажу так, Бена. Прямо скажу, не обижайся. Он боится, что его примут за монстра.

— Да уж. — Бенезия, осторожно и медленно поворачивая голову, оглядела Медотсек.. — Если от меня шарахаются, от Сарена — прячутся, Найлуса — за Спектра не считают, но опасаются, помня, кто такие турианцы, как раса, то понимать, какие возможности и способности обрёл твой же соплеменник... Это — слишком сложно для обычных людей.

— Джон не склонен бояться чего-либо без достаточных оснований, Бена. А вот этого, уверена и даже — убеждена, он боится всерьёз. Как врач, я вижу это и знаю это. Тяжело такое знать, когда любишь того, кому вот так достаётся от жизни, — вздохнула Карин. — Лучших всегда кидают наперерез любой мыслимой опасности. Иногда — кидают просто на инстинктах, без участия логики и разума. Так уж здесь в этом мире заведено, — тихо сказала я, помедлив несколько секунд. — А Джон — лучший.

— Если бы не он... Я бы осталась хаском, — сказала Бенезия. — А Иден ждала бы судьба планеты, на которую в первую очередь обрушились бы Жнецы.

— Потому, Бена, не спеши. Не используй весь сценарий "до дна" вот так сразу. — я прогнулась, сидя в кресле. — Просто будь рядом с Джоном. Явик... поймёт. Ему тоже нужно одиночество. Наверное, все мужчины такие — они любят одиночество больше, чем женщины.

— Там... — несмело продолжила тихим голосом Бенезия и осеклась

— По последним данным — они начали проходку горизонтального тоннеля. Сташинский сообщил Андерсону, что Явик уже был у стены Базы. Своими методами и средствами, Бена, — уточнила я. — Ни Сташинский, ни тем более, Андерсон, деталей не знают — подозреваю, что даже Шепард не в курсе того, как именно это удалось сделать Явику. Преодолеть двести метров плотной породы и достичь "скорлупы". Но, как Старшая Раса, Явик имеет свои возможности и способности, которые для нас, нынешних, выглядят и являются настоящим чудом. Может быть и правы те, кто считает, что любая совершенная технология есть чудо, но Явик не станет лгать. Он и сам нервничает, потому что всё ближе к моменту разгадки, к моменту ответа на главный вопрос.

— Он остался один или он не одинок, — произнесла Бенезия.

— Можно и так сформулировать. Так что... Пока идёт проходка горизонтального тоннеля — Шепард и Явик решили шахту не покидать. Нет смысла "прыгать" туда-сюда. Ожидание — не слишком любимое и довольно неприятное для людей занятие. Но тут другого выбора просто нет. Пока тоннель не упрётся в "скорлупу", переходить к дальнейшим шагам — глупо.

— А там...

— Подозреваю, Бена, что Явик попросит всех трёх археологов покинуть шахту и тоннель. Аппаратуру заглушит — вполне понятно, что он опасается слежки и прослушки. А там... Там он вместе с Джоном переступит порог Базы. И пробудут они там, в Периметре... долго. База — большая и, думаю, там не обошлось без протеанских "штучек". Самое меньшее — свёртка пространства. Проще говоря — пространственная архивация. Деталей не знаю, часть предположений по этому поводу высказал Дэвид, а ему я — верю. Он — "эн-семёрка", ему доступно и не такое понимание, которое, ясное дело, выглядит слишком пионерным для обычных людей.

— Рина... Я вроде бы почти что очнулась, привыкание к нормальной жизни идёт более-менее стабильно, насколько я вообще могу судить. Может быть, ты меня всё же посмотришь? На известный тебе предмет... — несмело произнесла Бенезия.

— Ладно. — я встала, отметив, как обрадованно поднялась со своего кресла матриарх. — У нас, конечно, не крейсер, но кое-что мы тоже можем, — я шагнула к дверце диагностической выгородки, открыла её. — Проходи. — я подождала, пока азари переступит порог отделения диагностики, вошла сама и плотно прикрыла за собой дверь, взглянув на индикаторы обстановки в Медотсеке. — Пока здесь тихо, можем провести полный цикл. Но для этого...

— Понимаю, — матриарх шагнула к раскладному стулу, быстро обнажилась. — Мне — ложиться туда? — она взглядом указала на кушетку. — Навзничь?

— Да. — я нажимала клавиши на пульте меддиагноста. — Пока — ложись, успокой дыхание. И — не накручивай себя отрицательными мыслями, Бена.

— Постараюсь, — азари улеглась на кушетку, попыталась расслабиться, отметив, что ей это удалось сделать достаточно полно. — Это... долго?

— Пятнадцать минут. Минимум, — уточнила я, подходя к лежащей навзничь азари и поправляя жерла диагностических сканеров. — Ты же хочешь точности и полноты?

— Очень хочу, — азари наслаждалась возможностью держать голову прямо — отростки привычно улеглись в выемку в изголовье кушетки. — Только так — точно и полно, Рина.

— Будет тебе и точно и полно, — сказала я. — Только лежи, постарайся не двигаться и не шевелиться. Понимаю, что трудно, но лучше так, чем совсем никак. Когда будет можно пошебуршиться — я тебе обязательно скажу. — я отошла от кушетки, садясь за пульт. — Да, если тебе будет удобно, можешь закрыть глаза. Нужно будет включить биотику — включай, она не помешает диагносту.

— Спасибо, Рина. — Бенезия постаралась расслабиться ещё больше, с наслаждением прикрывая глаза и чувствуя, что её совершенно не клонит в сон и не хочется включать биотику — в диагностической выгородке было достаточно тепло, а кушетка тоже не была холодной — согреваться биотическим свечением не было никакой необходимости.

— Вот так, хорошо. — я передвинула на пульте несколько ползунков. — Началось сканирование, Бена.

— Угум. — Бенезия поймала себя на мысли, что ей предстоящая процедура нравится. Очень напоминает диагностику в Центральном госпитале Тессии. Там, конечно, аппаратура другая, но ведь принципы и даже показатели за три десятка лет земляне и азари успели унифицировать, так что особых расхождений в показаниях приборов, и, соответственно, в результатах исследования, быть не должно.

* * *

(от Уильямс)

— Усилить внимание, — распорядилась по взводной конференцсвязи я, получив на инструментрон текстовое сообщение от Сташинского. — В периметр — никого не пропускать. До особого распоряжения.

Приняв ответные доклады от командиров отделений, я решила не спешить с очередным обходом постов — пока что вокруг было всё спокойно. Признаков неблагополучия не было.

Когда руководство археологической партией принял доктор Сташинский, ей, как командиру приданого взвода охраны, работать стало легче. Тимур Лаврович не старался вмешиваться в служебные армейские вопросы, чем откровенно грешила предшествующая начальница. Не использовал профессор космопехотинцев и как людей для "подай — принеси".

Сейчас, как я знала, он наблюдал за работой двух буровых установок, осуществлявших проходку горизонтального тоннеля к протеанской базе. В шатёр никого не пускали, в шахте находились Шепард, протеанин, инженер-археолог, ассистент-археолог и техник-археолог.

Руководитель экспедиции и несколько ассистентов, инженеров и техников наблюдали за процессом проходки по приборам и через видеокамеры, установленные на буровых станках. Пока процесс проходки только начался, насосы выбросили на поверхность, на специально подготовленные площадки вне шахты первые центнеры измельчённой породы.

Двести метров. Для археологов, насколько понимала я, это — большое расстояние. Наверное, как и говорил раньше Сташинский, последние метры перед стеной учёные будут расчищать от породы вручную, по минимуму используя буры и насосы. До этого момента — ещё очень далеко.

Едва только бывшая руководительница покинула пределы района, большинство странных проблем — как отрезало. Дроны, конечно, приземлили, теперь ими управляли исключительно вручную, через операторов. Людей, попавших под индоктринацию, также изолировали, невзирая на возраст, пол, и звания и должности. Это "успокоение ситуации", конечно же, расслабляет и расхолаживает, но пока не следовало особо "закручивать гайки". И тогда, если будет повод, можно будет потребовать напрячься.

Кайден... Он именно напрягается. Теперь-то я знала, как ему досталось. Многое мне рассказали крестьяне, чьи дома были расположены по соседству с местом стоянки двух кораблей. Там побывала делегация с фрегата во главе с медиком корабля — майором Карин Чаквас. Вот как бывает — Медотсеком экспериментального фрегата "рулит" целый майор, а кораблём командует каперанг. Интересная картинка получается. Кайден... Он, конечно же, рад избавлению от мигрени — жуткой головной боли, делающей из здорового мужчины-офицера инвалида и постоянного пациента Медотсека.

Крестьяне любопытны по своей природе. Это только так кажется, что они ничем, выходящим за извечный круг сельских обязанностей и сельского быта, не интересуются. Расспросили они, конечно, Карин и пришедших с ней женщин и девушек — членов экипажа и команды корабля. О многом расспросили. Разговоры, как теперь знала я, были долгие, содержательные. Крестьяне умеют слушать и умеют слышать. Горожане этим не всегда сейчас могут похвастаться, а вот у крестьян, у сельских жителей, эти качества сохранились. И хорошо, что сохранились.

Разговорам "за жизнь" между крестьянами и членами экипажа фрегата-прототипа очень, как оказалось, поспособствовало присутствие матриарха азари. Бенезия Т'Сони. Я знала, что поначалу очень многие крестьяне опасались такой гостьи. Но потом опасения рассеялись и матриарха теперь принимали "на ура". Потому, что Бенезия, в отличие от многих своих ровесниц, не учила, а училась. А уж как она уважительно общалась с крестьянами — наверное, о её посещениях будут не только долго говорить тогда, когда фрегат покинет планету, но и сложат несколько содержательных и увлекательных, а главное — правдивых легенд.

Кайден сейчас — фактический командир группы охраны фрегата-прототипа. Потому я и перестала "дуться" и обижаться на Аленко за то, что он не спешит увидеться с ней не по видеосвязи. Он — лейтенант, офицер, техник и теперь — командир группы охраны корабля и большой охранной зоны вокруг фрегата и Жнеца. Ясно, что командир фрегата в отсутствие командера Шепарда именно ему, лейтенанту-биотику Аленко поручил осуществлять общее и специальное руководство действиями полисменов, составляющих группу, охраняющую периметр стоянки.

Любопытные местные жители готовы на всё, чтобы получить побольше острых ощущений и не менее острых впечатлений, но они явно не осознают, что и обездвиженные гетские корабли, и обездвиженные геты, и Жнец по-прежнему опасны. А если и осознают, то не понимают до конца.

Аленко хочет наилучшим образом справиться с поставленной перед ним задачей, ведь он теперь не расплачивается за неизбежное нервное напряжение и стресс жесточайшей головной болью.

Шепард прав, порекомендовав Андерсону назначить на этот пост именно Кайдена: пусть он освоится с реальным практическим уровнем офицерских обязанностей без необходимости удаляться надолго и далеко от корабля. Если фрегат действительно задержится на ближайший месяц на Идене, у меня будет немало возможностей встретиться и поговорить с Кайденом. Обязательно будут такие возможности. Пока что надо только подождать. Да, ждать сложно, тяжело, но — надо.

Прочитав новополученные текстовые файлы, пришедшие от Сташинского, я пристегнула к поясу шлем, поднялась с раскладного стула и отправилась проверять посты.

* * *

(от Чаквас)

— Всё, Бена, — сказала я, выключая большую часть индикаторов на пульте. — Можешь осторожно, не спеша встать. Диагностика выполнена, результаты получены.

— И... — обнажённая матриарх текучим движением поднялась с кушетки, подошла к стулу, оделась и повернулась к хозяйке Медотсека.

— Идём ко мне в кабинет. Поговорим. — я погасила освещение в выгородке, выходя следом за старшей Т'Сони и прикрывая дверку. — Присаживайся, — я взглядом указала собеседнице на свободное кресло, сама села в своё рабочее кресло и сразу активировала ноутбук на столе, развернув большой экран. — Смотри сама. Думаю, ты не раз уже такое или — примерно такое — видела.

— Да. — Бенезия просмотрела файлы. — Ты...

— Не скрою, применила программу адаптации. Но — только по внешнему представлению. Все показатели, все цифры и все выкладки остались такими, какими они были получены аппаратурой Медотсека. Здесь никаких "причёсываний" не было.

— Верю, — произнесла матриарх, ещё раз пересматривая содержимое немногочисленных, но оказавшихся очень информативными файлов. — И...

— Общий вывод, Бена — ты вполне можешь забеременеть и родить детей. Нескольких детей. Никаких признаков того, что репродуктивная система у тебя сколько-нибудь существенно и окончательно нарушена или разрушена, я не нахожу.

— То есть...

— Думаю, Бена, ты права. Если Шепард захочет — ты сможешь забеременеть от него. Даже в возрасте матриарха. Дело за малым — вашим общим единением. И взаимным согласием, конечно.

— Ты просила меня не давить на Джона, Рина, — произнесла матриарх. — Я пока лежала на кушетке там, в "диагностике", об этом, не скрою, думала. Ты права. Я не имею права давить на Джона здесь. Теперь я это понимаю, думаю, достаточно полно, чтобы согласиться с твоим требованием. Я люблю Джона, это правда, но я не буду использовать любовь... как таран. Я постараюсь, насколько это возможно вообще, быть ближе к Джону, стать для него полезной. Подозреваю, Кари, что мне не суждено остаться здесь, на борту фрегата, надолго даже после того, как я найду свою дочь. Значит, впереди у меня — возвращение на Тессию. Ясно, что вместе с Лиарой. А там... там мне предстоит напрячься. Наша азарийская система... Отдельные её части и система в целом — теперь мне не кажутся уж слишком оптимальными и пригодными для осуществления нормативного реагирования на вызовы ближайшей перспективы, — "по-книжному" выразилась матриарх. — И я понимаю, что мою влюблённость, мою любовь к Шепарду может весьма неоднозначно, возможно — даже отрицательно — воспринять Лиара. Всё же пятьдесят лет молчания, пятьдесят лет разлуки... — вздохнула, не таясь, старшая Т'Сони. — Теперь я сама не понимаю, как прожила эти годы... Другое понимание, — помедлив, отметила азари. — Совсем другое. А уж как воспримет мою влюблённость, мою любовь к Джону Этита... Нет, я уверена, она поймёт меня в гораздо большей степени, чем Лиара. Во всяком случае — попытается понять, но... не знаю. Я думаю, что нам с Этитой надо будет сделать всё, чтобы теперь жить единой семьёй... Мама, папа и дочка. У Этиты были дочери, но о них она не любит много говорить. А для меня Лиара — единственная. Может быть — это действительно следствие моего статуса, а может быть — это и следствие моего... не очень умного выбора. — Бенезия сказала это, опустив голову. — И вот теперь... я влюблена, я люблю Джона, я счастлива... Я верю в то, что смогу забеременеть и родить ещё одного, хотя бы одного ребёнка. Спасибо, Рина. Я, не скрою, не особо верила, что сохранила минимум необходимого для того, чтобы забеременеть. Всё же мы очень далеко от центров азарийской медицины.

— Цитадель, Бена. У нас впереди — Цитадель, — мягко заметила я.

— Там... сложно. Не думаю, что мы там задержимся уж очень надолго. И я сейчас... не склонна настраивать себя на перепроверку твоих выводов, Рина. Я вполне доверяю им. — матриарх помедлила. — Постараюсь быть к Джону поближе. Ты права, не следует торопиться. И я — не буду. Хотя очень хочу... как вы, люди, часто выражаетесь, "испить эту чашу до дна".

— Бена, не забудь про биотику. Не только мирную, но и... боевую, — тихо сказала я.

Бенезия подняла на собеседницу удивлённый взгляд, но я осталась серьёзной.

— Да, да, Бена. У нас есть трюм, там достаточно места. Пока мы стоим здесь — ты вполне можешь поддержать свой уровень. И мирной, и боевой биотики. Теперь уже — можно. Диагностика подтвердила — ты восстановилась в достаточной степени. Думаю, тебе будет нужно составить график, скажем так, тренировок. Ты вполне можешь заниматься самостоятельно или тебе с радостью составит компанию Кайден Аленко.

— Да, он сильный биотик, — соглашаясь, кивнула матриарх.

— Не так чтобы очень сильный, — едва заметно усмехнулась я. — Но всё же два биотика быстрее между собой договорятся. Вот и договорись с ним. Я не сомневаюсь, ему будет чему у тебя поучиться. И теперь подобные нагрузки не будут ему вредны.

— Джон... спас его. — тихо сказала, вставая, старшая Т'Сони.

— Да, — кивнула я. — Спас. От мигрени. Жуткая головная боль, способная парализовать человека и сделать из него, пусть и временно, но очень надолго — глубокого инвалида.

— Спасибо, Кари, — матриарх пододвинула кресло к столу. — Я пойду к себе. Надо о многом подумать.

— Не забудь о том, что тебе надо наладить режим питания, Бена, — я встала, шагнула к азари. — И не думай, что наши походы по крестьянским домам — окончены. Нас ждут. А тебя — особенно.

— Меня... приняли?! — удивлённо спросила матриарх.

— Да, — твёрдо сказала я, уклонившись от дальнейших словесных пояснений.

— Я... рада, — смущённо проговорила азари, поворачиваясь к выходу из Медотсека. — Благодарю, Карин. — она остановилась у тяжёлой створки, подождала, пока полотно, освобождая проход, уйдёт в сторону, перешагнула порог, обернулась. — Вы мне... очень, очень помогли, Карин. Я этого не забуду.

Полупрощально кивнув уходившей азари, я вернула створку герметдвери на место, повернулась и направилась к своему рабочему столу.

На экране ноутбука уже светились значки прибывших сообщений, среди которых были и несколько файлов от Дэвида.

Устроившись в хорошо знакомом уютном кресле, я набрала на клавиатуре код.

* * *

(от Шепард)

Лучи буровых установок замерцали и стали меркнуть. Явик встрепенулся, сбрасывая с себя сонливость. Он снова не спал, лишь снизил активность почти всех процессов в своём организме до минимума. Сейчас ассистент подойдёт к пульту, взглянет на показатели...

— До стены осталось пять метров. Автоматика установок бурение завершила нормативно, — сказал учёный, не стремясь непременно обернуться и посмотреть на протеанина. — Три минуты на застывание раствора.

— Добро. — я пружинисто встала на ноги, прогнулась. — Спасибо. Можете полностью выключать установки. Мы с партнёром займёмся проходкой оставшихся пяти метров.

— Ясно — кивнул ассистент, производя необходимые манипуляции с клавиатурой пульта. — Установки — обесточены.

— Я иду, Джон. — Явик подошёл ко мне тогда, когда я уже вошла в тоннель. Лучи наплечных скафандровых прожекторов плясали по стенкам, терялись в глубине. Протеанин, стараясь не бежать, не оглядывался по сторонам, сдерживал нетерпение и волнение.

Я шагала не спеша, рассчитав про себя, что мы подойдем к месту предстоящей расчистки через три, максимум — через четыре минуты. Волнение и нетерпение партнёра я вполне ощущала, но решила ничего не говорить вслух, понимая, что если надо — Явик сообщит мне всё безмолвно, ставшими привычными "мыслеобразами". Как с драконом общаешься. Что-то я не припоминаю подобных особенностей нашего Явика. Чем еще отличаются протеане?

Путь к месту работ занял четыре минуты. Явик оглянулся, взмахнул рукой, выставив "стенку" из биотической "плёнки".

Я, начавшая привыкать к возможностям партнёра, не стала вслух уточнять, для чего это было сделано. И так понятно: чтобы отсечь хронически любопытствующих археологов. Похоже, помахать лопатой и поупражняться с крепежом не придётся. Лопаты протеанин и человек захватили с собой — они лежали у входа в горизонтальный тоннель. А вот крепёж мы с собой не взяли. Если бы взяли — археологи под любыми предлогами увязались бы следом за нами или вместе с нами. Так уж настроены учёные: им любые детали и мелочи важны.

"Стенка" стала полностью непрозрачной. Теперь горизонтальный тоннель погрузился в полную темноту. Там, где он выходил в вертикальную шахту, было довольно светло от двух софитов, установленных на высоких треножниках — установки тоже надо было освещать.

Явик, не испытывавший сложностей из-за отсутствия освещения, взял в горсть землю, поднёс к лицу, вдохнул, видимо, принюхиваясь, осторожно повернул руку ладонью вниз, смотрел, как земля сыплется. Вот уже почти и невозможно разобрать, где земля из вертикальной "стенки", а где — земля из тоннеля.

— Ты права, Джейн, — мыслеобраз, возникший в моем сознании, не стал неожиданностью. — Я намереваюсь применить биотику, чтобы побыстрее получить доступ к стене Базы, — с этими словами протеанин встал в двух шагах от вертикальной "стенки". — Пока — встань в трёх шагах позади меня. Это — не долго. И ничего особенного здесь не будет. — Он вытянул обе руки вперёд, сблизил ладони, между которыми вспыхнул сине-голубой шар.

Несколько мгновений — и шар превращается в пирамиду, которая увеличилась в размерах, достигла своим основанием краёв залитого раствором тоннеля и двинулась вперёд, оставляя за собой стенки из спёкшейся породы.

— Теперь — две минуты по вашему счёту времени — и мы получим доступ к стене Базы, — в мыслеобразе, присланном мне протеанином, прозвучало отчётливое удовлетворение.

Явик, поддерживая пирамиду своей энергией, осторожно шагнул вперёд.

Я подождала, пока мой партнёр сделает четыре шага и, стараясь не спешить, шагнула следом.

Стенки, созданные из спёкшейся породы, выглядели вполне надёжными. Да, способ их создания необычен, а результат — вполне нормативен и приемлем.

Явик осторожно продвигался вперёд, подпитывая своей биотикой слабо шелестевшую энергией "пирамиду". Я не отставала от партнёра, с интересом оглядывая стенки получавшегося тоннеля. Пять метров, а какие ровные и прочные. Приятно посмотреть и очень приятно идти. Никаких опасений не возникает, никаких сомнений в их прочности и стойкости.

— Со временем... если потребуется, — пришёл от Явика, уже преодолевшего три метра расстояния до стены Базы, новый мыслеобраз, — эти стенки археологи укрепят. Если захотят, конечно. В наших условиях такие стенки стояли пять десятков лет. Без всякого обслуживания, — голос протеанина в мыслеобразе был ровен и спокоен. — Думаю, при необходимости... Впрочем, нет, — воин древней расы остановился, сделав ещё три шага, с усилием раздвинул руки, разведя их в стороны, отчего пирамида резко и быстро стала плоской. — Мы... пришли, — он погасил свечение пирамиды, сбрасывая с пальцев и ладони остатки биотической энергии. — Как давно я её не видел... — протеанин подошёл к стене, опустился на одно колено, осторожно касаясь поверхности, склоняя голову и замирая. — Совсем по-иному воспринимается, чем тогда... в коконе. Совсем по-иному, — он неспешно поднялся на ноги, выпрямился. — Хорошо, что мы поставили стенку. Не всё археологам надо видеть и не всё надо понимать, Джейн. Я помню о желании Сташинского увидеть стену базы, но... Пока мы не обойдём большую часть базы, пока мы не найдём саркофаги и не решим основную проблему — не стоит давать археологам возможность знать больше, чем они знают сейчас.

Шепард молчал, ожидая, когда же протеанин пояснит, что следует делать дальше.

Стена, перед которой они стояли, выглядела монолитной. Ни щели, ни намёка на вход.

— Мы пройдём... моим методом, Джейн, — пришёл в мое сознание новый мыслеобраз. — В коконе. Я подготовил для этого всё необходимое. Стена Базы пропустит нас в Периметр, — протеанин обернулся, прислал мне новый мыслеобраз, не желая ничего озвучивать голосом. — Встань за мной в шаге от меня. Пожалуйста. И — не беспокойся, стена пропустит тебя беспрепятственно.

Я выполнила просьбу протеанина. Мы вместе сделали шаг, другой — и вокруг возникли внутренние "дублирующие" стены базы. Высоченные, в четыре-пять метров, покрытые странным, напоминающим листовой металл материалом.

— Мы — внутри, — вошёл в мое сознание новый мыслеобраз. — Теперь мы можем говорить как обычно, но я бы предпочёл пока подождать. До момента окончательного решения нашей проблемы. Нам — туда, — протеанин поднял правую руку, указывая куда-то вверх и вправо. — Здесь — мало света. Джейн, прошу, притуши прожектора. Я не хочу слишком сильно нарушать тишину и покой этого места.

Уменьшив мощность лучей наплечных броневых прожекторов до минимума, я пошла следом за протеанином, ориентируясь на звук его шагов по плитке пола заодно активировав ночное зрение.

— Это — подземные уровни. Через несколько минут мы спустимся ещё ниже, — пришёл новый мыслеобраз. — Туда, куда отступали все мои коллеги. Я не знаю точно, сколько займёт путь... База будет постепенно, как выразилась Карин, "разархивироваться", разворачиваться. Но пока что за нами обоими... не будет развёртки. — Явик понимал, что мне придётся докладывать Андерсону, а о чём доложишь, двигаясь едва ли не наугад в почти полной темноте. Хорошо ещё, что шаги слышно, а то ведь вполне можно поверить, что идёшь по очень узкому мостику, где справа и слева — пропасть. Если бы я не видела отблески на стенах.

Свернув несколько раз в боковые ответвления, мы вышли в очередной коридор. Здесь было не намного светлее.

— Залы саркофагов. Не чувствую повреждений системного уровня, — пришёл новый мыслеобраз. — Прости, мне нужно несколько минут, чтобы убедиться в отсутствии проблем с автоматикой уровня. — Явик сделал несколько шагов в сторону. — Пока остановись, постой, пожалуйста, по возможности, на месте. Если всё будет более-менее в порядке, я включу здешнее неяркое освещение.

Минуты истекали медленно. Я подумала, что в пределах протеанской базы, даже время идёт по-другому. Явик не появлялся в пределах слышимости и тем более — в пределах видимости. Наверное, пошёл проверять не только этот зал, но и соседние.

Прошло около получаса. Точнее промежуток времени, в течение которого отсутствовал партнёр, я определять не захотела — не было никакого желания смотреть на внутришлемный индикатор или часы в инструментроне.

Шлем я надела чисто автоматически. Протеанин возражать не стал, хотя, как поняла я, отметил это в памяти. Так, на всякий случай.

— Прости, — наконец пришёл новый мыслеобраз и Явик "проявился" из темноты в шаге от меня. — Я не утерпел, обошёл все соседние залы, — он помолчал несколько секунд. — Есть, конечно, отключившиеся саркофаги с моими мёртвыми соплеменниками. И их достаточно много. И есть много саркофагов, сохранность которых примерно равна сохранности моего саркофага. Это... — осторожно заметил Явик, — даёт надежду. Свет пока включать не будем. Я пройдусь по залам ещё раз. Смотреть пока здесь особо нечего. Можешь включить вполнакала прожектора на броне, теперь свет не помешает. Здесь, в этом зале, большинство — живые.

— Можно с тобой? — тихо спросил я, выйдя на канал спикера Явика.

— Можно, — вздохнул протеанин. — Знал, что спросишь именно это. Идём. Пока — только посмотрим. Вскрывать залы полностью и активировать саркофаги будем позже.

Похоже, Явик не ждал никакой реакции на свои слова. Молча развернулся и шагнул в полумрак.

Я тихо и неспешно последовала за ним.

Наплечные прожектора вырывали из мрака ровные ряды капсул саркофагов. Сейчас человеку невозможно было понять, есть ли внутри них живые протеане.

Явик двигался вперёд почти бесшумно.

Зал, второй, третий. Следов боя нигде не отмечалось, а вот следы возгораний — были. База была атакована как минимум несколько раз.

— Это — последний зал. Здесь — почти все... мертвы, — пришёл в сознание старпома очередной мыслеобраз. Явик строго придерживался "правила тишины". — У меня, Джейн, была мысль, что начинать оживление надо с тех, кто здесь, но я отказался от неё...

— Кто командовал?... — Я постаралась задать этот вопрос тихо и по возможности спокойно, но это мне плохо удалось.

— Я был в арьергарде, как ты знаешь. А в авангарде шла командир нашего фрегата "Клинок Ярости". Таэла, — тихо сказал Явик, остановившись у одного из саркофагов. — Я примерно знаю, где она... находится сейчас, в каком зале. Знаю, что она отказалась от того, чтобы занять место в "командирском зале", здесь есть и такой. Знаю, что она... выжила, — в голосе протеанина, почти избавившемся от стрёкота, послышалось облегчение.

Похоже протеанин рад тому, что выжила именно Таэла. Вполне возможно, её и Явика связывали некие отношения неслужебного, сугубо личного характера.

— Но я также знаю, Джон, что она будет очень недовольна, если мы начнём процедуру оживления выживших протеан с неё. Потому придётся начинать не с живых, а с мёртвых. Увы, Джон. У нас — такая традиция. Если уж мы вдвоём сюда вошли, то... надо следовать правилам.

— Будем следовать правилам, Яв, — сказала я. — Только говори, что и как надо делать.

— Я рад, что ты рядом, Джейн, — прострекотал Явик, отходя от капсулы. — Мне легче, когда ты рядом. Тем более — здесь. Я понимаю, что тебя интересует база в целом. Но сначала давай дадим возможность моим соплеменникам... очнуться. Они помогут нам с приведением базы в порядок.

— Явик, корабль... — напомнила я.

— Учтено, Джейн, — ответил партнёр. — Ты помнишь про две резервные буровые установки?

— Помню, — кивнула я.

— Я уже посмотрел по уточнённой план-схеме — здесь есть возможность устроить "сквозной" проход, по которому эти платформы могут быть доставлены к противоположному краю Базы. А там... Там археологи смогут помочь нам пробить тоннель до корабля. Я предварительно посчитал: расстояние — полтора километра. Несколько суток работы установок. Минимум — четверо, максимум — пять суток. Потом — вскрываем корабль и мои соплеменники, — стрёкот в голосе протеанина ненамного усилился — партнёр явно волновался, — смогут перенести в корабль всё ценное, что нельзя оставлять на этой базе.

— Распланировал, — уважительно сказала я.

— А то, — впервые улыбнулся — не оскалился, а именно улыбнулся усталой улыбкой — протеанин. — Первая высота, Джейн, нами взята. Тобой и мной. Мы... нашли выживших протеан. Нашли! — повторил Явик, вслушиваясь в звучание и вдумываясь в смысл сказанного им самим вслух слова. — Теперь мы соединим базу и корабль тоннелем — и у нас будет возможность сделать много важного и полезного. Думаю, мои соплеменники не откажутся помочь иденцам в уточнении очерёдности проведения раскопок на планете. Там, где много протеанских построек и более мелких, как вы, люди, выражаетесь, артефактов.

— Яв... тебе не надо...— осторожно заметила я.

— Отдохнуть?! — протеанин обернулся ко мне стоявшей у саркофага. — Нет, Джейн! Если раньше, до того, как я прошёлся по этим залам, я бы ещё согласился поспать... Теперь — нет! Теперь у меня есть цель — обрести живых соплеменников! Они живы, но они — спят. И теперь они проснутся! В новом мире. Перед новой войной с древним, старым противником, — он помолчал. — Неужели мы, чистокровные протеане... вернулись?! Я не сентиментален, Джейн. Но я... поверить не могу: больше сотни живых протеан и... протеанок, — голос Явика дрогнул. — Мы... получили право и возможность на возрождение... Через пятьдесят тысяч лет... — он помолчал и я поняла, что мой партнёр сейчас не в силах ничего сказать вслух.

Он должен свыкнуться с этой непростой мыслью. Поверить в реальность чуда, в реальность невозможного. Раса протеан выжила. Даже не видя никого из соплеменников Явика, я не сомневалась — протеанин не стал бы так говорить, если бы у него не было стопроцентной уверенности в том, что очень многие саркофаги содержат живых сородичей.

Тишина в зале уже не казалась зловещей или гнетущей. Теперь это была обычная тишина. Совсем скоро она будет нарушена самыми разными звуками, означающими возвращение в стены Базы носителей разумной органической жизни.

— Идём к исходной точке, Джейн. — Явик сделал несколько шагов по направлению к выходу из зала. — Идём. Хоть мы и сказали, что идём надолго... Но археологи — это такие нетерпеливые спецы...

Они вышли из Периметра и спокойно прошли через плёнку, запечатавшую подходы к стене Базы.

Увидевший нас первым ассистент не удержался и воскликнул:

— Они оба вернулись! — после чего Явик и я увидели идущих к нам инженера и техника.

— Да, мы вернулись, — сказал Явик. — А что, мы должны были исчезнуть? — спокойно уточнил он. — Можете доложить наверх вашему шефу, ассистент, что мы побывали на базе. Детали мы сообщим только ему. — Явик предостерегающе оскалился. — И ещё — не пытайтесь пройти к Базе. Там я поставил защиту. Пока мы не наведём на Базе порядок — никто кроме нас двоих на Базу не попадёт. Сразу скажу — большую часть базы и тогда никто не увидит. Так, небольшой кусочек. В котором, кстати, не будет ничего интересного или особенного. — уточнил протеанин, видя нараставшее разочарование в глазах и в выражении лица помощника профессора Сташинского. — Подготовьте к транспортировке две резервные установки. Они потребуются нам на противоположном краю Базы. Для чего — я уточню позднее. Идёмте, Джон, — протеанин первым шагнул к кольцу лебёдочного подвеса. — Надо поговорить со Сташинским, — уже прицепив свою "систему" к кольцу, Явик обернулся, посмотрел внимательно на инженера и техника, потом перевёл взгляд на ассистента. — До нашего возвращения вам тоже здесь нечего делать. Так что — цепляйтесь и — поедем наверх.

Профессор Сташинский встретил нас на мостике, перекинутом через жерло шахты. Кивнув разрешающе своим троим коллегам, археолог поспешил сойти с мостика на твёрдую землю. Следом за ограждение шахты вышли я и Явик.

— Были? — задал ТимурЛаврович остро мучивший его вопрос.

— Были, профессор, — не стал отрицать Явик, остановившись в нескольких шагах от ограждения. — Распорядитесь, пожалуйста, чтобы в шахту в наше с Джоном отсутствие никто не спускался. В тоннеле перед Базой выставлена защита и без нас её никто не преодолеет. Протеанская технология, — не стал особо скрывать воин древней расы. — И всё остальное мы сможем вам одному рассказать и даже показать только на борту фрегата. Нам надо будет сделать подробный доклад для командира корабля. Чтобы два раза не повторяться и не приглашать куда-либо ещё всех, кому это надо будет знать достаточно полно... Лучше будет, если мы в ближайшее время вернёмся на "Нормандию". Вместе с вами, профессор, — уточнил Явик, выходя из-под шатра. — М-да... время идёт... быстро, — произнёс он задумчиво.

— Бежит, — подтвердил профессор. — Хорошо. Мы установили здесь несколько домиков, палатки всё же для ночного отдыха — не слишком подходят, один домик мы оставили для вас двоих. Отоспитесь восемь часов...

— Нет и нет, профессор, — отрицательно, совсем по-человечески помотал головой протеанин. — Извините, но мы должны "доложиться" командиру фрегата. Порядок есть порядок.

— Простите. — Сташинский несколько смешался, но затем овладел собой. — Понимаю...

— И мы вас — тоже понимаем, Тимур Лаврович, — сказала я, закрывая инструментрон. — Я вызвал сюда дежурный фрегатский челнок. Так что сразу после доклада командиру и обсуждения вас доставят сюда обратно. Если захотите — сможете остаться на борту корабля.

— Нет и нет, — профессор ограничился словесным выражением несогласия. — Так и быть, полечу с вами на фрегат, а затем, после беседы, вернусь сюда. Сразу после окончания обсуждения, — он повернулся к подошедшему ассистенту. — Мирон, останешься за меня. Указания ты получил, последние ограничения и запреты — услышал.

— Да, профессор. — молодой человек кивнул. — Челнок — уже на подходе. Две-три минуты, не больше.

— Ладно. — Сташинский проводил уходившего к балкам заместителя взглядом, потом посмотрел на подлетавший челнок. — Что-ж, идёмте.

глава 28 Явик и Шепард вскрывают саркофаги. Найдены выжившие протеане и протеанки

Доклад Явика и Шепарда Андерсону не занял много времени — протеанин с согласия командира фрегата применил свою технологию передачи мыслеобразов, благодаря которой все присутствовавшие в командирской каюте получили полную возможность увидеть очень многое из того, что до этого момента видели только старпом и воин древней расы. Аленко, Бенезия, Найлус, Сарен, Чаквас, Адамс были впечатлены. О профессоре Сташинском и говорить нечего — увиденное и почувствованное его просто потрясло.

— Я... я должен вернуться в лагерь, коллеги, — чуть запинаясь от переизбытка чувств, сказал, вставая, профессор. — Надеюсь, что я смогу... должным образом... обдумать всё, чему я стал свидетелем. Был очень рад услышать и увидеть это, был рад пообщаться с вами.

— Не беспокойтесь, профессор. — Явик сказал это совершенно лишённым даже намёка на стрекотание голосом. — Никто из посторонних не сможет вытянуть из вас ни грана информации. Я об этом позаботился.

— Понимаю. — Сташинский прощально кивнул и направился к двери командирской каюты.

Андерсон вполголоса отдал распоряжение по спикеру и у входа в каюту профессора встретил вахтенный офицер, проводивший гостя к челноку.

Пока кораблик преодолевал расстояние между фрегатом и лагерем археологов, члены экипажа и команды фрегата вполголоса обсуждали увиденное в мыслеобразах.

Приняв доклад вахтенного о том, что Сташинский благополучно прибыл в лагерь, а челнок возвращается на борт "Нормандии", Андерсон разрешил всем нормандовцам быть свободными.

Я и Явик вместе покинули командирскую каюту одними из последних. Протеанин был рад — я проводила его до двери каюты, подождала, пока Явик покопается в саркофаге.

— Спасибо, Джон, — прострекотал воин древней расы, не скрывая волнения. — Мне надо о многом подумать. Встретимся завтра в десять утра у челнока.

— Добро. — я кивнула, переступая порог каюты Явика. — Хорошего отдыха.

Явик закрыл дверь своей каюты на защёлку, включил красный сигнал на внешней, коридорной панели ВИ замка и сел на саркофаг. Ноги не держали.

Прикрыв глаза веками, протеанин погрузился в размышления. Сегодня он сделал очередной шаг к тому, чтобы окончательно прояснить ситуацию. Завтра после десяти часов утра он вместе с Джейн вернётся внутрь Базы, займётся оживлением своих соплеменников и подготовкой к похоронам умерших.

Да, он сказал Шепард, что... надо, прежде всего, разобраться с умершими. И он был прав — такая традиция у протеан была. Она редко применялась на практике, но существовала. И сейчас надо было её в очередной раз задействовать в самую первую очередь.

Его соплеменники, те, кто выжил, должны придти в этот мир, уже зная, что все, кто погиб, идентифицированы и подготовлены к погребению. Таэла... Таэла может приказать сжечь тела в ходе траурной церемонии. Её право. Он выполнит её приказ, приказ командира фрегата "Клинок Ярости". Погибшие протеане обретут вечный покой. И свидетелями похорон станут и он, остающийся "на виду" протеанин, и землянка, человечкаДжейн Шепард, скрывающаяся под личиной парня Джона.

Пока они вдвоём будут искать и отмечать саркофаги с умершими протеанами, можно будет попутно определить поточнее, в каком состоянии находятся выжившие. Вряд ли автоматика саркофагов сработала одинаково. Значит, будут найдены травмированные, легко и тяжелораненые. Надо предварительно отсортировать их, чтобы уточнить порядок пробуждения выживших. И только потом, отправив саркофаги с умершими протеанами в отдельный зал... может быть тот, пустой, резервный, он, первый из выживших протеан, сможет позволить себе приступить к обретению живых соплеменников.

Джейн... достойна видеть это, ведь она видела, как приходил в себя Явик. И уж конечно, Шепард не будет претендовать на то, чтобы самостоятельно пробуждать соплеменников Явика. Она не будет претендовать и на то, чтобы быть первой, кого увидит очнувшийся протеанин или... очнувшаяся протеанка.

Явик тяжело и трудно свыкался с мыслью, что раса протеан получила возможность возродиться. Он уже подготовил себя к пониманию, что не выжил, кроме него одного, никто из соплеменников, что в лучшем, очень лучшем случае, выжили несколько протеан. Но — не протеанок. И теперь он, пусть и предварительно, знает, что выжили не только протеане, но и протеанки. И их, протеанок, достаточно много.

Они... поймут. Да, им будет очень тяжело и трудно, вот так сразу, едва очнувшись, понять, что им и только им придётся возрождать расу с минимальной численности. Не считать же сотню с небольшим протеан большим сообществом разумных... И к тому же, надо учитывать, хотя и тяжело это, очень тяжело, что многие протеане, очнувшись и придя в себя, адаптироваться к жизни в этом новом для них мире по самым разным причинам не смогут. Значит, их, выживших, скоро может стать меньше сотни.

Всё равно это — уже победа. Раса не погибла окончательно. А протеанки... они будут счастливы, получив право на жизнь. И очень скоро образуются пары, очень скоро родятся дети. Протеане живут долго. И теперь они получат возможность прожить ещё одну жизнь. Жизнь, достойную протеан, жизнь, достойную имперской расы.

Протеане снова, через очень большой промежуток времени, обретут свою собственную базу здесь, на Иден-Прайме. И затем очень скоро обретут свой родной протеанский корабль, на котором они, вполне возможно, через тридцать-сорок дней смогут покинуть Иден и отправиться, конечно же, под маскировочным полем, на поиски приемлемой для себя планеты.

Надо любыми средствами и любыми путями сохранить в тайне факт возрождения протеанской расы. Надо помочь сородичам найти приемлемую для них планету, позаботиться о том, чтобы как можно дольше ни об этой планете, ни о том, что на ней теперь обитают выжившие протеане, не узнал никто из нынешних органиков. Таких планет в Галактике — много и не все они расположены в хоть как-то исследованных к сегодняшнему дню районах. Значит, протеане смогут обрести свой новый звёздный дом, получить твёрдую почву под ногами.

И всё это теперь можно будет реализовать! Раса... выжила! Да, предстоит ещё большая работа по оживлению соплеменников, предстоит ещё похоронить погибших, предстоит пробить почти пятикилометровый тоннель к кораблю, правильно и безопасно вскрыть его борт, активировать системы. Предстоит подготовить большой по современным меркам космический корабль к полёту, предстоит перенести на фрегат большую часть всего ценного, что находится на Базе. Работы — очень много, но теперь... теперь он точно не одинок. Хотя... окончательно он сможет свыкнуться с тем, что одиночество закончилось только тогда, когда будет похоронен последний из погибших и оживлён последний из выживших.

Он сможет, наконец, встретиться и поговорить с Таэлой. Да, она — пилот, но она — офицер, она — воин. И ему предстоит попробовать стать для неё, протеанки, важным в личном плане. Он сможет объясниться ей в любви. Наверное, это хорошо, что он не стал этого делать тогда, когда они отступали в глубины Базы. И не только потому, что им было тогда не до этого... Но и потому, что именно теперь, в новом времени, у них будет больше возможностей для неспешного сближения. Помнит ли он её? Да, он её прекрасно помнит. И смеет надеяться, что и она его тоже помнит. Пусть смутно, пусть смазанно, но — помнит.

Подумав об этом, Явик погрузился в забытьё. Надо отдохнуть, надо восстановиться, надо обрести силы. У него впереди — большая, важная и сложная работа.

* * *

Остановившись перед рабочим столом, я обернулась, проверяя, закрыта ли дверь в каюту-выгородку. Не хотелось больше никого видеть, да и визитёров я не ждала. Распаковав взятый с полки паёк, я поела, не особо ощущая вкус и аромат пищи, запила съеденное литром травяного настоя из термоса и села в кресло.

Дисплей ноутбука, стоявшего на столе, транслировал изображение с одного из видеодатчиков, расположенных на внешней обшивке фрегата: на Иден пришла ночь. Одна из многих ночей для этой планеты, одна из немногих мирных ночей, которые ещё остались у разумных органиков до того момента, когда в галактику придут сотни, если не тысячи таких вот огромных кораблей — Жнецов и начнут свою Жатву. Темноту разрывали лучики лазерных систем, узкие и широкие лучи прожекторов, снопы световых пятен от "люстр", состоящих из нескольких десятков софитов. Люди продолжали работать, выдерживать свой привычный двадцатичетырёхчасовой график. Восемь-десять часов на сон — минимум.

Явик обретёт живых соплеменников. Раса протеан получит шанс возродиться. И пока что она будет скрыта пологом тайны. Да, предстоит похоронить погибших протеан, предстоит оживить выживших, дать им возможность пройти спокойную, неспешную адаптацию к новым условиям существования, к новым условиям жизни. Предстоит активировать протеанский фрегат и перенести на его борт большую часть самого ценного из всего, что есть на базе.

Работы хватит минимум на месяц. Здесь спешить и торопиться — не получится. Надо делать всё точно, чётко, последовательно. И одновременно — быстро. Потому что сейчас время стало невероятно дорогим. Мирного времени... осталось мало. А когда над планетой появятся Жнецы... будет поздно что-либо делать с прицелом на далёкое будущее. Тогда надо будет воевать, сопротивляться, огрызаться.

Всем протеанам, кроме, конечно же, Явика, предстоит сделать всё, чтобы остаться "в тени". Остаться в положении расы, которой не удалось выжить. Не надо сейчас "проявлять" протеан перед всем расовым галактическим сообществом разумных органиков. Не все поймут, а времени для преодоления непонимания может и не хватить. Так что лучше будет, если протеане действительно пока сохранят в тайне своё возрождение, своё возвращение к жизни.

Целый месяц предстоит много и напряжённо работать. Для меня, спецназовца — эн-семёрки, такая работа — не в новинку. Я привык работать именно так. И теперь моя работа обретает особый смысл: командеру ВКС Альянса Джону Шепарду выпало стоять у истоков возрождения мощной, имперской расы, игравшей ключевую, лидерскую роль в далёком прошлом.

Явику и его соплеменникам нужна будет помощь. И вряд ли воин древней расы согласится, чтобы кроме меня ещё кто нибудь из землян — да и не только из землян — получил доступ к такой тайне. Остальные нормандовцы... У них будет предостаточно забот: надо начинать развёртывать подготовку Идена и его населения к противостоянию со Жнецами. Так что работы хватит всем членам экипажа и команды фрегата — не зря сегодня Андерсон пригласил на совещание даже Адамса, хотя обычно главный инженер фрегата крайне редко становился участником офицерских совещаний. Обстоятельства изменились, и Адамс должен знать и понимать больше, чтобы чётче и полнее организовать работу своих коллег в усложнившихся условиях.

Явик... он так надеется на встречу с протеанкойТаэлой. Он её любит. Продолжает любить. Любит, понимая, что она может не согласиться стать его женой, может не согласиться стать матерью его детей. Он радуется уже тому, что она — выжила, он так боялся обнаружить, что она мертва...

Этот поход по залам дался Явику очень нелегко. Как бы протеанский воин ни был крепок и силён — он ослабел, пройдя по этим залам. Не просто пройдя, а стремясь определить, кто из протеан выжил, а кто — умер. Там — десятки саркофагов и каждый саркофаг ему нужно было проверить. Это — невероятно тяжёлая работа, ведь заранее сказать, есть ли внутри саркофага живой, пусть и спящий протеанин, невозможно. Потому сейчас воин древней расы отдыхает, привычно снизив активность почти до нуля. Завтра предстоит тяжёлая работа.

Если Явик сказал, что саркофаг с Таэлой был им найден, он вряд ли согласится сразу оживить командира фрегата "Клинок Ярости". Скорее всего, он сначала постарается перенести все саркофаги с погибшими протеанами в отдельный зал, ещё раз убедится в том, что в других залах саркофагов с умершими соплеменниками нет. И только потом начнёт постепенно, понемногу, осторожно и внимательно оживлять своих соплеменников.

Сташинский, конечно же, проведёт разъяснительную работу со своими коллегами, чтобы они не наделали глупостей и ошибок за эти ночные часы. Пусть подготовят две резервные буровые установки к транспортировке, проверят ещё раз всё своё оборудование. И, конечно же, отоспятся, а то завтра в десять утра в лагере снова появятся протеанин и старпом фрегата-прототипа — и начнётся новый рабочий день, до предела заполненный работой. Предстоит ещё уточнить параметры многих археологических раскопок, определить очерёдность их осуществления, сделать ещё десятки важных дел, составляющих программу, рассчитанную на ближайшие тридцать-сорок дней. И всё это — в условиях ночи.

Убрав обёртки от пайка в утилизатор, я пододвинула к себе инструментрон. Да, связи с Землёй по обычным каналам нет. И в ближайшее время — не будет, но это не мешает мне почти каждый день стараться написать Дэйне хотя бы несколько строчек. Иногда — рукописных, иногда — с помощью привычной клавиатуры. Хорошо, что людей не отучили писать вручную — сейчас это умение становится особенно важным и ценным. Несколько строчек для Дэйны ему, несмотря ни на какую загруженность всегда было несложно написать. Несколько строчек. Вроде бы ничего особенного, но я-то хорошо знаю, что именно этих строчек ждёт от меня подруга. Возможно, она уже ощутила, поняла, что я, Джейн Шепард, даю ей полное право и возможность уйти. И теперь ей предстоит сделать выбор. А мне предстоит удержать ситуацию в рамках допустимого.

Любовь матриарха азари стала для меня неожиданностью. И теперь предстояло о многом подумать и решить. Бенезия любит меня, любит по-настоящему, так, как способна любить азари, много повидавшая в своей жизни, уже далеко и полно отошедшая от подростковой сосредоточенности на сексуальных моментах взаимоотношений.

Тем не менее, она надеется забеременеть от меня. Надеется остро, истово, полно. Да, она формально — замужем, у неё есть взрослая и очень самостоятельная дочь, но разве на этом заканчиваются возможности изменить свою жизнь? Нет. И Бенезия хочет изменить свою жизнь, хочет встать рядом сомной, Джейн Шепард, встать как верная подруга, а в ближайшем будущем, вполне возможно — супруга и мать моих детей.

Я не находила оснований отказывать Бенезии в праве на надежду. Если матриарх азари считает, что для неё такой вариант взаимоотношений будет приемлемым — кто я такая, чтобы рвать и рубить любые возможности для реализации этого варианта в действительности? Явик прав: они оба взрослые разумные и в состоянии прийти к взаимоприемлемому выбору своего личного будущего.

Имею ли я право отказывать Бенезии в близости? Да, имею. Хотя бы потому, что до сих пор неясна судьба Лиары — единственной дочери матриарха. А когда она станет известна — необходимо будет сделать всё, чтобы мать и дочь обрели друг друга. Теперь уже — очень надолго. И тогда, вполне возможно, Бенезия отодвинет в сторону мысли о близости сомной. У неё появится другой, более важный и, главное, реальный и долговечный смысл жизни — дочь. Пятьдесят лет молчания, пятьдесят лет неизвестности — это совсем не шутка. Это — очень серьёзно.

К тому же, Бенезия и Лиара — гражданские, у них нет даже минимальной военной подготовки. Хотя помню я как Лиара сингулярностями раскидывалась и деформацией била по церберовцам. Да, они, конечно, биотики, как и большинство азари, а Бенезия — очень сильный и умелый биотик, но всё равно — для того, чтобы остаться на борту фрегата, необходимо обладать профильной военной подготовкой. Значит, обе азари покинут борт "Нормандии" в порту в азарийском пространстве. Это — самый вероятный вариант развития событий.

Бенезия и тогда, вполне возможно, не разлюбит его. Может быть, ей действительно предстоит стать первым резидентом нормандовцев в Азарийском пространстве? Очень даже может быть. Живя в привычном окружении, пусть даже и очень скромно, Бенезия сможет воспользоваться своими знакомствами, связями, контактами для того, чтобы получить интересующую нормандовцев информацию. Надо будет отслеживать ситуацию во многих обитаемых звёздных системах и тем более — в ключевых системах.

Конечно же, работа Бенезии в интересах экипажа и команды "Нормандии" будет вознаграждена. И кредитами и благодарностью нормандовцев. Матриарх будет чувствовать себя нужной, необходимой, востребованной. Для неё это будет как минимум, важно.

Встав с кресла, я подошла к койке, откинула покрывало, легла, постаралась расслабиться. Сон пришёл быстро и незаметно. Я опять бродила по мертвому лесу, хорошо хоть пацана не было.

* * *

(От Чаквас)

Я встала из-за стола, подошла к двери командирской каюты, прикоснулась к сенсорам замка. Андерсон, встав со своего кресла, снимал броню. Искоса смотрел на меня, поправляя комбинезон, проверяя застёжки и понимая, что последует дальше, но ничем не проявляя вовне своего отношения к происходящему и предстоящему.

Упаковав броню в кофр, Дэвид вернулся в кресло, устроился поудобнее, отодвинул подальше выключенный ноутбук.

Я обошла каюту, встала позади сидевшего в кресле мужчины:

— Ты напряжён, Дэвид. Расслабься, — тихо сказала я, разминая своими сильными и нежными пальцами плечи командира.

Андерсон постарался успокоиться и это ему, пусть и не сразу, удалось, что я сразу ощутила:

— Хорошо, Дэвид, — тихо сказала я. — Похоже, у нас всё складывается.

— Ты права, — в тон ей ответил Андерсон. — Пока — да, складывается. У нас появилась большая, многоплановая и сложная работа. И это не может не радовать. Я тут, кстати, раньше думал, что мы застряли на Идене впустую, оказалось — нет.

— Не впустую, Дэвид, не впустую, — закончив массаж, я опустила руки. — Идём, Дэвид. Отдохнём.

— Идём. — Андерсон встал, обнял меня. — Спасибо, Рина.

— Спасибо скажешь утром. — я притушила в каюте до минимума свечение потолочных софитов, подошла к койке. — Я жду тебя, Дэвид.

У Андерсона не осталось времени на размышления — я постаралась завладеть его телом полностью. И он отдался мне своей подруге, отвечая на мои объятия и поцелуи. Завтра будет новый рабочий день, а сегодня он принадлежит только мне. Только мне одной.

* * *

(от Аленко)

Я проконтролировал посты вокруг стоянки кораблей, поднялся к себе в каюту, закрыл дверь, присев в кресло у столика. Хорошо, что Эшли успокоилась, хорошо, что она поняла его. Ей, наверное, немало рассказали крестьяне. "Народный телеграф" здесь действует исправно и любые заслуживающие внимания новости и сведения расходятся почти мгновенно.

По меньшей мере, теперь Эшли не "дуется" и не обижается на то, что я крайне занят, что я не могу вот так просто прийти к ней и остаться рядом очень надолго, минимум на несколько часов.

Теперь всем нам предстоит поработать: и нормандовцам, и космопехам Уильямс, и археологам. Стоять у истоков возрождения имперской расы — о таком я и подумать не мог раньше, как о чём-то реальном для себя самого. А ведь вот так и получилось, что я тоже оказался прямо причастным к такому событию. Шепард и Явик, конечно, стоят ближе, но и я, лейтенант-биотик, как оказалось, не отодвинут на задний план. Моя работа тоже важна и нужна.

Если Бенезия не шутит, хотя... с чего бы это ей, матриарху азари так шутить, то я смогу многому научиться у неё. Андерсон дал добро на организацию и проведение ежедневных тренировок биотиков в трюме "Нормандии" и теперь там, в определённые часы будем тренироваться Бенезия и я. Когда вместе, когда — отдельно.

Думая о перспективах таких тренировок, я понимал, что я часто буду уступать Бенезии право на одиночные тренировки. Пусть она чувствует себя спокойно и свободно, пусть не сдерживает свою мощь, пусть восстанавливает форму. А мне вполне хватит нескольких, например, двух-трёх тренировок в неделю. И одиночных и парных. Как получится.

Матриарху, вернувшемуся из хаскоподобного состояния, надо будет максимально полно восстановиться до момента встречи с дочерью. Потому я не буду стремиться составлять ей компанию. У меня и без того хватит работы с полисменами, из которых надо будет подготовить десантников. Да ещё с Дженкинсом предстоит поработать так, чтобы он смог меня, лейтенанта, замещать в ряде случаев вполне уверенно, а главное — профессионально.

Предстоит продолжить общение с журналистами, с правоохранителями, с воинами местного контингента ВКС и ополченцами. Появилась хоть какая-то внятная перспектива и полёт "Нормандии" перестаёт восприниматься таким, каким он, возможно, воспринимался изначально — рейс за протеанским Маяком. Да, Маяк по-прежнему находится в контейнере, находящемся в трюме фрегата. Но теперь это не выглядит результатом насильственного изъятия. Появление протеанина разом сняло все проблемы, дающие основания считать полёт "Нормандии" незаконным. У Маяка, да и не только у Маяка появился владелец, очень скоро раса протеан получит шанс возродиться и тогда... тогда все протеанские артефакты в Галактике обретут своих законных, а главное — совершенно естественных владельцев и хозяев.

* * *

(от Адамса)

Спустившись к себе в инженерный отсек, я не торопился заходить в свой небольшой кабинетик-выгородку, которая мной использовалась и как жилая каюта. Я стоял у одного из пультов и, глядя на сияние зеленоватых огоньков, свидетельствовавших о том, что контролируемые параметры находятся в пределах нормы, думал о том, что мне довелось узнать во время прошедшего совсем недавно совещания.

Я был опытным офицером и инженером. Таких специалистов коллеги уважительно называют "проверенный временем", хотя, конечно, вкладывают в это словосочетание разный смысл.

Мне довелось поработать и послужить на кораблях всех доступных Альянсу классов, поэтому во многом закономерным было мое назначение на "Нормандию" — экспериментальный фрегат-прототип, совместную турианско-человеческую разработку.

Корабль мне понравился, я считал совершенно искренне, что "Нормандия" — лучший корабль из всех, на которых мне приходилось служить. Андерсон оказался прав, пригласив меня, инженера Адамса в состав экипажа столь необычного корабля, но разве мог я, корабельный инженер, предполагать, что "Нормандии" суждено поучаствовать в таком полёте?

Возможно, я, Грег Адамс, редко покидаю инженерный отсек и предпочитаю возиться — иногда сутками — с настройками ядра и двигателей, у меня всё же сложились хорошие отношения с большинством членов экипажа фрегата-прототипа.

Среди коллег по кораблю я выделял штурмана Прессли и доктора Чаквас, терпимо относился и к инопланетным членам экипажа, хотя не мог отрицать и тот факт, что Найлус Крайк — молодой самоуверенный Спектр-турианец, бывало, меня очень напрягал.

Когда на борту фрегата-прототипа появились азари-матриарх и Спектр-турианец Сарен, я понял, что полёт к Иден-Прайму окончательно перестаёт быть рутинным. А напряжение противостояния с совершенно реальным, обретшим плоть Жнецом доставило мне редкое удовлетворение — я впервые почувствовал фрегат-прототип в бою, понял, как ведёт себя корабль в минуты реального, а не полигонного боестолкновения.

Новый старший помощник командира фрегата мне понравился — и как офицер, и как человек. В нём чувствовалась готовность работать на пределе сил и возможностей, готовность разумно рисковать и не останавливаться, если потребуется, перед крайними мерами воздействия.

То, каким образом Шепарду удалось вернуть азари и турианца, извлечённых из Жнеца, к нормальной жизни, во многом осталось для меня непонятным. Но я был удовлетворён тем, что оба разумных органика оказались вполне нормальными: ни матриарх, ни легендарный Спектр не стремились, как Найлус, поставить себя над членами экипажа корабля в какое-либо привилегированное положение. Наверное, в этом тоже сказалось влияние Шепарда и Чаквас — именно им пришлось возвращать из хаскоподобного состояния обоих неожиданных пассажиров фрегата, имевших все шансы — в особенности, конечно же, турианский легендарный Спектр — остаться на борту корабля и в дальнейшем.

Радиомолчание, установленное на фрегате, не пугало и не напрягало меня. Я был доволен тем, что мои родители продолжают работу и службу на корабле-ферме Альянса "Зенит Веридия", сестра продолжает нести службу штурманом на "Бенджамине Дэвисе". Оба эти корабля по-прежнему находятся в Пятом Флоте, под началом адмирала Хакета.

Пока фрегат не появился в звёздной системе, где располагался Иден-Прайм, я не раз и не два смог обменяться и с родителями и с сестрой текстовыми сообщениями. И не пожалел о том, что, по условиям усиленного варианта несения службы, введённого приказом Андерсона, аудиосвязь и видеосвязь оказались для нормандовцев недоступными. Я знал, что и Андерсон и Шепард не пользуются "золотыми" каналами связи и воспринял данный факт спокойно и уважительно. Старшие офицеры подают другим нормандовцам хороший пример.

Инженерам и техникам "Нормандии" редко когда удавалось подолгу бывать вне технических отсеков, им некогда было отвлекаться на созерцание космоса на экранах или в иллюминаторах, некогда было любоваться красотами планет, над которыми проходит курс военного разведывательного фрегата.

Да, "Нормандию" считали "проблемным кораблём" и в этой оценке было немало правды. Тем почётнее была служба на таком фрегате, поскольку приходилось сталкиваться с ситуациями, нигде не описанными и никем до этого не "пройденными", приходилось искать и находить решения предельно нестандартных проблем и вопросов.

Теперь, когда фрегат стоял на землеподобной планете, инженеры и техники были заняты не только обслуживанием корабельных систем, но и работали на площадках стояночного поля, исследовали отключённые десантные корабли гетов и знакомились с внутренностями гетов-шагоходов.

Жнец тоже некоторое время был в центре внимания специалистов инженерного отсека, но, как он обрёл пилота, встал на лапы и замер, я по согласованию с Андерсоном исключил сверхдредноут из сферы интересов своих коллег.

Общаясь со штурманом Прессли, я с изумлением ощутил, что навигатор теперь вполне спокойно и даже несколько равнодушно относится к присутствию на борту корабля и турианцев, и азари.

Явик, конечно, первое время напрягал и очень сильно беспокоил большинство нормандовцев, но сейчас к нему относились как к коллеге-воину и офицеру, а не как к ожившей легенде. Теперь и я сам признавал, что спокойное принятие многих вещей такими, какими эти вещи являются, сберегает силы, нервы и энергию, которые можно теперь употребить на более полезные дела, как например обеспечение работы фрегатской группы высадки на раскопках. Параллельно можно будет заняться установлением взаимовыгодных отношений с местными военными корабельными инженерами, принять участие в оказании профильной помощи местному ополчению и контингенту ВКС.

Признав, что время, потраченное на раздумья, потрачено с пользой, я направился в свой кабинетик. Там я ознакомился с пришедшими на моё имя докладами, рапортами и сообщениями, после чего поужинал и, не снимая скафандра, лёг спать.

* * *

Фрегат затихал. Большинство нормандовцев разошлись по каютам, выгородкам, кубрикам, очень многие ужинали пайками, готовились ко сну, писали письма, сохраняя их в памяти инструментронов — может, когда-нибудь удастся отправить, когда будет снят режим ограничений с космической связи корабля и планеты.

По коридорам, переходам и лестницам прошлись группы вахтенных, проверяя, всё ли в порядке. Бодрствовали часовые на стояночной площадке — периметр охранялся и автоматикой и людьми.

Первая ночь на Иден-Прайме. Первые спокойные ночные часы, за которыми придут ночные напряжённые рабочие часы. Заканчивались очередные мирные, теперь уже предвоенные сутки.

* * *

(от Чаквас)

Открыв глаза, я взглянула на индикатор каютных часов. Девять. До подъёма ещё как минимум час. Дэвид спит крепко и, по всей видимости, спокойно, неподвижный как скала. Хорошо, что он спал больше шести часов. На него столько всего свалилось... Одни чиновники районные чего стоят. Но теперь Дэвид будет доволен: нормандовцы получили возможность поучаствовать в работе, которая останется для почти всех иден-праймовцев — и не только, кстати, иден-праймовцев, глубокой тайной.

Если действительно Явик нашёл саркофаги с выжившими протеанами, то надо будет сделать всё, чтобы помочь очнувшимся протеанам адаптироваться. Хорошо, что рядом с Явиком будет Джон. Он поможет протеанскому командиру и офицеру справиться с самыми трудными, начальными этапами возрождения расы. А если Явику удастся активировать корабль, то протеане смогут исчезнуть с Идена абсолютно незаметно для местных жителей. Тайна возрождения расы останется для иденцев тайной, а следом сможет уйти и "Нормандия", но уже — явно.

Вот только Жнец... Ясно, что он теперь — далеко не тайна. Только самый ленивый иденец не запечатлел на свой инструментрон этого гиганта. Всё равно Назара уйдёт далеко от Идена. Уйдёт туда, куда ещё не летали даже разведчики нынешних ключевых рас Пространства Цитадели. В его сфере доступа — вся Галактика и он, как и подобает разведчику и наблюдателю, сумеет скрыться с обжитой людьми планеты абсолютно незаметно. Да, его видели многие иденцы, его видели нормандовцы, но его исчезновение всё же станет полной неожиданностью как минимум для иденцев. А куда он пойдёт после того, как поднимется с планеты, вполне возможно останется неизвестным и для нормандовцев.

— Ум-м, — завозился Андерсон, обнимая и привлекая к себе меня приподнявшуюся на локте. — Карин... — сонный голос Дэвида понравился мне. Я обняла друга за плечо. — Куда ты...

— Никуда, Дэвид, — тихо сказала я. — От тебя я — никуда не денусь. Спи. Ещё рано. Можешь ещё спать целый час, — я склонилась ещё ниже и поцеловала Андерсона в щёку.

— Рина... Обними меня, крепче. — Дэвид ещё сильнее привлёк подругу к себе. — Вот так! Хорошо!

— И мне тоже хорошо с тобой, Дэвид! — ответила я, чувствуя, как сама проваливаюсь в приятную дремоту. — Спи.

* * *

(от Джейн)

Спустившись в трюм-ангар, я не удивилась, обнаружив у челнока Явика. Протеанин был свеж и полон решимости продолжить работу в залах Базы.

— Вы правы, Джон. Я хоть и постарался... отоспаться, но всё равно посчитал, что необходимо как можно раньше приступить к нашей работе, — сказал Явик, садясь в салонное кресло, кивая поднявшемуся на борт и вошедшему в свою кабину водителю. — Сташинский уже ждёт. За ночь никто не спускался в шахту, так что там — всё чисто и спокойно.

— Хорошо, что спокойно. — я пристегнулась, отметив, что челнок плавно и быстро покинул нутро фрегата и ввинтился в ночное небо. Предотлётные и отлётные процедуры снова как-то прошли мимо моего восприятия. — Скоро будем на месте.

— Хоть я и стараюсь быть внешне спокойным, Джон, но я очень волнуюсь, — признался Явик, глядя на ночной Иден-Прайм в иллюминатор салонной двери. — Вчера я провёл только предварительное ознакомление, а сегодня... сегодня предстоит сделать основную часть работы. Надеюсь, что нам удастся... очень многое, — протеанин замолчал, повернув голову к иллюминатору. Я поняла, что Явик стремится сохранить сдержанность и немногословность, поэтому не стала настаивать на продолжении разговора.

Сташинский встретил нас у входа в шатёр — челнок доставил меня и Явика прямо в периметр охранной зоны и завис в десяти метрах от шатра на высоте в полтора метра. Протеанин и я привычно тихо и быстро спрыгнули на землю и челнок, закрыв салонную дверь, умчался обратно на фрегат.

— Происшествий в зоне не было, — подтвердил Тимур Лаврович, поймав вопросительный взгляд протеанина. — Сегодня мы убираем из шахты буровые установки, продолжим подготовку установок к переброске на другой конец Базы. — Сташинский помедлил. — Это действительно так?!... Есть проход через Базу?!

— Есть, — кивнул Явик, подходя к ограждению шахты и надевая на себя "систему". — Об остальном — позже, профессор. Мы идём туда надолго. Не беспокойтесь, мы выйдем тогда, когда большая часть работы будет выполнена.

— Успехов, — кивнул археолог, пропуская меня на мостки шахты.

— И вам, профессор. — Явик подождал, пока я пристегну "систему" к кольцу и скомандовал технику, стоявшему у пульта лебёдки. — Майна!

Несколько минут — и полупрозрачная плёнка преграды, отделявшей горизонтальный тоннель от Базы, осталась у меня и Явика позади. Человек и протеанин не спеша шли по полутёмным коридорам базы.

— Он интересуется уже переброской установок, — сказал Явик. — Быстро.

— Времени — мало, Яв, — ответила я.

— Это точно, времени у нас — мало. — Явик вошёл в зал, который был отмечен на плане, как зал, в котором в большинстве саркофагов были мёртвые протеане. — Джейн, — протеанин подал старпому маленький плоский брусок. — Это — индикатор. Я настроил его так, что если мой сородич внутри саркофага мёртв, то такой саркофаг индикатор пометит хорошо читаемым в темноте знаком "минус". Если же там — живой протеанин, то индикатор такой саркофаг пометит знаком "плюс". Сделает это прибор полностью самостоятельно, тебе нужно только направить лучик считывающего устройства на любое место на очередном саркофаге. Если саркофаг уже будет помечен, лучик автоматически перейдёт на другой, непомеченный саркофаг, находящийся рядом. У меня, — протеанин кивнул, указав взглядом на такой же брусок в своей руке, — такой же индикатор. Так что — давай разделимся и пока только отметим саркофаги.

— Поняла. — я кивнула протеанину.

— Тогда — начнём, — воин древней расы растворился в полутьме. — Выбирай зал.

Я не спеша продвигалась вдоль стенок очередного зала, сканируя лучиком индикатора ряды саркофагов. "Плюсы" и "минусы" ясно и чётко светились в полутьме, прибор не пропускал ни одного саркофага непомеченным, успевая за несколько секунд сканирования произвести полный анализ содержимого индивидуального убежища. Я не сомневалась — индикатор не так прост, как постарался представить это партнёр. Вполне возможно, что уже сейчас Явик накапливает на своём инструментроне данные о выживших сородичах, восстанавливает "штатное расписание" экипажа, команды и десантной группы фрегата. Кому, как не ему, старшему офицеру, располагать сейчас такой информацией до того момента, как очнётся и придёт в себя командир фрегата — протеанка Таэла.

Ряды "плюсов" и "минусов" светились в полутьме залов. Одного взгляда на них было достаточно для того, чтобы понять: очень многие протеане погибли. То ли из-за отказа автоматики капсул, то ли от ранений и травм, полученных при отступлении сюда в эти залы.

Сейчас невозможно было в деталях восстановить полную картину этого отступления. Наверное, это бы не смог сделать даже Явик, отступавший сюда, в Цитадель Базы, последним. Уважая право Явика на самостоятельность, я не стремилась как можно скорее встретиться с партнёром в одном из залов, рассчитывая на то, что протеанин сам появится, когда закончит свою часть работы.

Так и произошло: Явик вынырнул из полумрака, остановился в нескольких шагах от человека, склонившегося над очередным саркофагом. Подождал, пока хранилище обзаведётся очередным "минусом".

— Много погибших, — стараясь сохранить спокойствие, негромко произнёс вслух протеанин.

— Очень много. Я не считал особо внимательно, но несколько сотен — точно погибли, — подтвердила я, поняв, что сейчас мой партнёр не потерпит приукрашиваний.

— Я закончил отмечать саркофаги в своих залах, Джейн. Давай теперь вернёмся в тот зал, где больше всего мёртвых. Там решим, как действовать.

— Согласен, — ответил Шепард. Протеанин нырнул во мрак. Дорога в указанный партнёром зал мне была уже знакома. Через несколько минут я остановилась у входа.

Явик обошёл зал, подошёл ко мне, остановился:

— Много мёртвых, — тихо сказал воин древней расы. — Но — много и живых. Второе — радует больше. Знаю, я говорил, что надо похоронить мёртвых. Тогда, когда я это говорил, Джон, я не был уверен в том, что ушедших окажется настолько много. Я... не верил в реальность такой огромной цифры потерь. Теперь... сам видишь, сколько их, — протеанин коротким, но выразительным жестом указал на сиявшие в полумраке "минусы" на саркофагах. — И потому нам вдвоём со всеми погибшими разобраться не удастся — у нас обоих нет времени для соблюдения... всех полагающихся ритуалов. Надо пробуждать тех, кто выжил. И начнём мы их пробуждение с зала, где больше всего... живых. Прости. Это — моя недоработка, — тихо отметил протеанский воин. — Я не смог предвидеть таких потерь... Думал, многие выживут...

— Ты и не мог предвидеть, Яв, — мягко и тихо сказала я. — А твоя вера в то, что многие выжили... Она помогла выжившим. Укрепила их.

— Хотел бы верить, что именно так и есть, Джейн, — негромко ответил воин древней расы. — Идём. Этот зал, где много выживших... недалеко, — он помедлил, делая первые шаги к выходу из зала. — Таэла... её саркофаг в другом зале. И я сделаю так, как она хотела: она будет пробуждена в числе последних выживших протеан. Очнувшиеся... пока придут в себя, это займёт до часа, может быть — полтора-два часа, — размышляя вслух, протеанин оглядывался по сторонам.

Я кивнула, не сомневаясь, что даже в плотном полумраке партнёр отметит это движение и поймёт его подтекст. Остановившись у первого же отмеченного "плюсом" саркофага, я наклонилась, не решаясь вот так, сразу коснуться поверхности капсулы.

— Джейн, — прострекотал подошедший Явик, — я запрограммировал автоматику зала. Она сама выдвинет саркофаг с очередным выжившим, опустит его на пол зала и тебе останется только выполнить известную тебе процедуру. Как только пойдёт сияние по граням, свидетельствующее о готовности к открытию крышки, ты отступаешь в сторону, а я подхожу. Пусть мой соплеменник первым увидит меня. Это избавит его от шока и от реализации защитно-оборонительной программы.

— Согласен, — коротко ответила я.

— Приступай, — кивнул Явик. Я пока побуду рядом с тобой, — он оглядел зал. — Здесь много выживших. Как только мой сородич встанет, саркофаг закроется и вернётся на своё место в ячейку в стенке зала. Так что завала открытых саркофагов на полу зала не будет, — пояснил воин древней расы.

— Начнём, — тихо сказала я, наклоняясь и касаясь пальцами клавиш пультов на верхней крышке выдвинувшегося из ячейки саркофага.

Меньше минуты — и знакомые огни побежали по граням. Старпом сделал пять шагов назад и к саркофагу, уже открывавшему створки крышки, шагнул Явик. Со своего места я видела, что внутри саркофага — протеанка. И чувствовала, насколько рад и доволен Явик — она почти не пострадала, так, мелочи. Для протеан с их панцирем такие повреждения — далеко не критичны.

Она открывает глаза, видит сородича и сразу успокаивается, расслабляется. Явик протягивает ей руку, она вкладывает в его ладонь свою ладошку и получает первую, самую важную порцию мыслеобразов. Конечно же, теперь протеанин перекачивает информацию своей соплеменнице в полную силу, не сдерживаясь. Эта полнота окончательно успокаивает очнувшуюся.

Она, опираясь на руку Явика, поднимается, встаёт на ноги, несколько десятков секунд — и она уходит из зала, а Явик наблюдает, как саркофаг закрывает створки крышки и возвращается в свою ячейку.

— Она... она в норме, — чуть срывающимся, тихим неровным голосом Явик показывает мне, насколько он взволнован. — Теперь она знает достаточно и сейчас захотела вернуться на своё рабочее место. Очень скоро база получит энергию. Тогда мы включим в залах приглушённое освещение. — Явик обернулся к стоявшему поодаль партнёру. — Она... молода и она здорова. Значит, очень скоро у нас появятся дети. Новые дети, рождённые уже после ухода Жнецов... Наша раса... выжила. И она получила шанс возродиться. — Протеанин обрывает фразу, делает шаг к другому, отмеченному "плюсом" саркофагу. — Давай, Джейн. Она отметила твоё присутствие, но я ей пояснил, что ты — друг расы. Она поняла правильно. Возможно, когда мы вернём к жизни всех, кто сейчас заперт в саркофагах, вы пообщаетесь. С очень многими протеанами, Джейн, — Явик склоняется над вышедшим из ячейки саркофагом. — Поработай с соседним. Теперь можно будет активировать по два саркофага, это всё же быстрее.

Шепард молча кивает, делает шаг к стене, дожидается, пока автоматика зала выдвинет из ячейки другой саркофаг, склоняется над его крышкой, прикасается к сенсорам пультов.

Меньше двух минут — и крышки обоих саркофагов почти одновременно открываются. Ещё минута — и Явик склоняется над одним из саркофагов. Там находится пожилой протеанин. Он медленно открывает глаза, видит сородича и быстро успокаивается. Меньше минуты — и он осторожно встаёт на ноги, ненадолго фиксирует взгляд на стоящем поодаль человеке и уходит из зала.

— Здесь сложнее, Джейн. — Явик склоняется над вторым саркофагом. — Она тяжело ранена. Автоматика капсулы сделала всё, что ей доступно, — пальцы протеанина танцуют над боковым пультом, — сейчас саркофаг уйдёт туда, где расположены капсулы с погибшими, подключится к системам зала по другому протоколу, восстановительному. Главное, что она, — протеанин указывает взглядом человеку на лежащую в медленно двигавшемся к другой стене саркофаге протеанку, как сказал бы любой землянин, средних лет, — выжила. — Такими как она мы займёмся позже.

Дальнейшее Шепард фиксировал только в самых общих чертах. Подошедшая небольшая гравиплатформа позволяла человеку подниматься к расположенным на верхних ярусах капсулам, проводить первичную настройку автоматики через пульты, расположенные на крышке, а когда капсула опускалась на пол зала, там очнувшегося сородича уже встречал Явик, успевавший также контролировать состояние раненых и травмированных соотечественников и соотечественниц.

Большинство протеан и протеанок сразу уходили из зала в другие части базы, но несколько остались в зале, уселись с краю возле выхода и смотрели, как человек и протеанин продолжают возвращать к жизни всё новых и новых воинов и гражданских.

— С этим залом — всё, — сказал Явик, остановившись у выхода и ожидая, пока четверо остававшихся у портала сородичей встанут на ноги. — Идём в следующий зал. Таэла — в третьем зале, там уже много... ушедших. Я предполагаю, что мы пока пробудим в залах всех выживших, и только потом вернёмся в этот зал, чтобы дать ей возможность обрести новую жизнь. — Явик переступил порог зала, убедившись, что он пуст и задержавшиеся сородичи неспешно, помогая друг другу, направились в одну из жилых частей базы. — Они пока займут жилые залы, поедят и отдохнут после длительного, очень длительного анабиоза и стазиса.

Шепард кивнул, глядя на ряды сверкавших в полумраке "плюсов", среди которых мерцали и "минусы", которых действительно в этом зале было больше, чем в первом.

— Работаем, Джон, — шёпотом сказал Явик, склоняясь над вышедшим из ячейки саркофагом.

Я не стала как-то обозначать своё согласие с решением партнёра, просто шагнула к очередному саркофагу, вышедшему из ячейки, склонилась и коснулась пальцами сенсоров обоих пультов. Следующие два с половиной часа протеанин и человек почти не отдыхали, открывая один саркофаг за другим.

Часть саркофагов автоматика направляла к зоне выхода из зала — там раненые и травмированные протеане могли постепенно придти в себя, получить дополнительное питание и необходимые медикаменты от систем зала.

Большинство очнувшихся протеан покидали зал на своих ногах, я уже достаточно чётко слышала шелестение двигателей, сигналы пультов. База оживала.

Явик оказался прав — протеане самостоятельно возвращали своё главное обиталище на этой планете к жизни, попутно осваиваясь с тем, что им удалось выжить и вернуться в галактику через пятьдесят тысяч лет после ухода Жнецов.

— Перерыв делать будем? — спросил Явик, когда вышел следом за мной из зала, в котором не осталось живых протеан.

— Нет, Яв. Надо возвращать всех к жизни. Когда всех оживим, тогда — сможем отдохнуть, — сказала я.

— Принимается. — Явик переступил порог третьего зала, прошёлся вдоль рядов саркофагов, остановился напротив одного из них. — Таэла — здесь, — тихо прострекотал он, отмечая саркофаг с протеанкой-командиром фрегата неярким бело-лунным маячком. — Я пока включил автоматику — она подпитает Таэлу, можно сказать... внутривенно. — Явик не стал улыбаться, но я почувствовала удовлетворение в его голосе. — Работаем, Джейн.

Два часа сорок минут ушло на то, чтобы вернуть к активной жизни всех обитателей саркофагов, располагавшихся в этом зале. Всех, кто смог выжить, кого не убили ранения, травмы или отказы автоматики капсул.

Выходя из зала, я обернулась на сиявший в полутьме зала маячок.

— Мои сородичи... они поймут, Джейн. У нас так... принято. Они знают, что Таэла — выжила. И это придаёт им силы. Я знаю, — стрекотнул Явик. — Осталось ещё несколько залов.

— Работаем, — проговорила я, первой входя в очередной зал и склоняясь над первым, вышедшим из ячейки, саркофагом.

Теперь можно было подвести первые итоги: протеане выжили. Среди тех, кто смог очнуться, были протеане самого разного возраста — от весьма пожилых до весьма молодых, было немало протеанок, были, как сказал мыслеобразами Явик, специалисты в самых разных областях. Раса протеан получила шанс на полное возрождение.

Очередные два с лишним часа работы дались мне тяжело — здесь, в этом зале было много "минусовых" саркофагов, немало было и протеан, которые не смогли сразу встать на ноги и потому их саркофаги выстроились в шеренгу у выходного портала. Глядя на раскрытые створки, на почти неподвижные тела, я понимала — дальше, в следующих залах будет только хуже. И то, что и в тех залах тоже будут выжившие, меня совершенно не радовало. Явик тоже мрачнел, не скрывая от очнувшихся сородичей общей картины с положением дел на Базе. Самой общей — вдаваться в детали было некогда.

— Подождём, Джейн. Нужен ещё час для того, чтобы они, — красноречивый короткий взгляд в сторону шеренги саркофагов, — смогли хотя бы встать на ноги. — Явик остановился рядом со старпомом, стоявшим у дальней стены зала и смотревшим на оставшиеся в ячейках саркофаги, отмеченные знаками "минус". — Знаю, мои сородичи уже готовятся к предварительному ритуалу. Как только мы пробудим Таэлу... И она в достаточной степени очнётся... Мы, возможно, проведём церемонию погребения. Хотя... Чем больше сородичей я пробуждаю, тем чаще думаю о том, что хоронить погибших... Не могу сказать — умерших... Придётся на другой планете. Там, где мы сможем обрести базу и построить... колонию. Прости, я сейчас могу только предполагать, что мы можем и будем делать в дальнейшем... Слишком много неясности. И особенно — с судьбой тех, кто... погиб.

— Сожжение? — тихо спросил капитан.

— Увы, да. На базе полной автономности для этого всё, кстати, предусмотрено, — ответил протеанин. — Информация о погибших... станет частью Свода знаний Протеан. Она... не будет потеряна. — Явик крутанулся на месте, взглянул на экран своего наручного инструментрона и шагнул к шеренге капсул у выхода из зала. Склонился над одним из раскрытых саркофагов, помогая сородичу встать на ноги. Я не стала оборачиваться, продолжая скользить взглядом по капсулам, оставшимся в ячейках и хранившим теперь мёртвые тела.

Восемь часов непрерывной работы остались позади. Убедившись, что в самом дальнем зале теперь остались только саркофаги с "минусами", Явик и я вернулись в зал, где размещался саркофаг с командиром фрегата.

— Здесь нам придётся задержаться надолго, Джейн, — прострекотал Явик, входя в зал. — Таэла... любопытна. Она захочет многое узнать. И от меня и от тебя. Мои сородичи пока продолжат оживлять и восстанавливать базу, а мы с тобой пообщаемся с Таэлой. Потом наступит черёд поисков протеанского корабля. Таэла должна стать хозяйкой не только базы, но и фрегата.

— А ты? — спросила я.

— Я? — протеанин обернулся, внимательно посмотрел на меня. В его взгляде не было недовольства. — Я... вернусь на борт "Нормандии". А Таэла организует всё здесь. Оставшись в безвестности, Джейн. Пока — оставшись в безвестности. Так, уверен, будет лучше всего поступить. Я допускаю, что Назара сообщил Жнецам о том, что многие протеане на этой планете — выжили. Программа Жнецов остаётся прежней: даже если бы выжил я один, они бы не успокоились, пока не вырезали всех высокоразвитых, перешедших определённую "границу" разумных органиков. Так что сейчас нам, протеанам, предстоит тоже всем... готовиться к войне. Согласен, в других условиях, но — к прежней войне. Которая, к сожалению, никогда не кончалась, не кончается. И которую мы, воспринимая эту войну со Жнецами как эпизод в бесконечной всеобщей войне, всё же должны закончить, Джейн. Именно мы, нынешние обитатели Галактики, должны закончить. Позволь... Я сам всё сделаю.

— Хорошо, Явик. — Я отступила в полутьму, а протеанин приблизился к саркофагу, уже поставленному автоматикой зала на пол, склонился над крышкой, легко прикасаясь когтями к сенсорам пультов.

В этот раз действовал медленно, осторожно. Он знал, что Таэла — жива. И это знание заставляло быть крайне внимательным. Впервые за долгие часы он активировал в особом режиме свой наручный инструментрон, нажал несколько сенсоров, вызывая на малый экран данные, считанные с накопителей саркофага.

Глаза воина древней расы несколько раз пробежали по строчкам, разум свыкался с мыслью о том, что Таэла... почти не пострадала. Именно — почти. Она... была легко ранена и сейчас вряд ли важно, при каких обстоятельствах.

Явик понимал, помнил и знал: она никогда не отсиживалась в тылах. И никогда не любила особо долго пребывать в штабе или заниматься только управленческой и командирской работой.

Помедлив, Явик запустил повторное сканирование, коснувшись нескольких сенсоров на крышке саркофага. Слишком была важна Таэла, чтобы сразу запускать программу пробуждения. Да, Таэла жива. Её личность полностью сохранена. Протеанка крепко и нормально спит.

Явик вспомнил, как сам очнулся от стазиса и от анабиоза. Вспомнил достаточно яркий свет, заливший внутреннее пространство капсулы, вспомнил свежий, планетный воздух, хлынувший в саркофаг, вспомнил первые почувствованные запахи и ароматы. Вспомнил, как увидел Шепард.

Сейчас командер отошёл довольно далеко, но она стоит так, чтобы видеть всё, происходящее в капсуле и рядом с ней. Первым, кого Таэла, очнувшись, увидит, будет не она, а Явик.

Руки протеанина впервые набрали на клавиатуре команды, активировавшие программы, до этого момента пребывавшие в бездействии. Те самые программы, которые он перевёл в этот современный инструментрон из накопителей своего саркофага.

Включился режим глубинного сканирования информации, сохранившейся в капсуле Таэлы. Явика интересовало очень многое, но пока что он хотел знать только общую картину. До детальной он доберётся позднее, когда Таэла очнётся и освоится.

Момент пробуждения — целиком во власти Явика. И он сдерживает себя, хотя понимает, что не сможет остаться равнодушным, предельно собранным и спокойным. Это же Таэла! Та самая, с кем он общался, пусть и очень редко, когда они летели на Иден, когда укрывали корабль, когда оживляли новопостроенную базу. Эту базу.

Они изредка встречались и говорили о многом. Не только на служебные темы. Тогда они могли ещё позволить себе не носить бронескафандры, а облачались в обычные гражданские протеанские одежды. Среди соплеменников не было никакой необходимости непременно носить военную форму. И для Явика не было важно то, что Таэла — пилот, командир корабля, а он всего лишь десантник, боевик, ликвидатор.

Они уходили в самые нижние уровни Базы. Там Таэла непременно зажигала зеленоватый биотический светлячок, который удерживала в левой руке всё время, пока они общались.

Она умела построить общение так, что не были важны ни возраст, ни звания, ни статусы. Говорила ровным, тихим голосом, умела слушать и очень внимательно слушала то, что и как говорит ей Явик. Вставляла короткие реплики, не уходила слишком уж надолго в рассуждения об услышанном.

Она была командиром корабля и фактически — руководителем отряда. Формально на поверхности планеты руководство переходило к Явику, но он, переговорив предварительно с Таэлой, решил, что командование будет двойным. И Таэла это решение Явика оценила очень положительно. Ей понравилось решение протеанина-десантника.

Потом... пришли Жнецы. Начались бои. И встречи, неформальные, неслужебные встречи стали огромной редкостью. И она, и он могли неоднократно подумать о том, что не смогут, просто не успеют перешагнуть за пределы служебного протокола — бои с десантниками Жнецов приобрели постоянный, а временами — и затяжной характер.

Отступление... едва удалось сделать управляемым и нормативным. Таэла возглавила колонну протеан, уходивших в недра Базы, а он вызвался прикрыть тылы колонны, встал в арьергарде со своими лучшими и опытнейшими десантниками. И почти всех, почти всех... потерял. Немногие успели добраться до саркофагов, располагавшихся в залах. Очень немногие.

Видя, как смыкаются створки саркофага, Явик подумал о том, что за всё это время вынужденного отступления он так и не почувствовал, что Таэла... пострадала. Значит, она выжила и сумела уйти в залы, сумела лечь в саркофаг.

Явик читал информацию, поступающую на экран инструментрона. Читал медленно, не спеша, параллельно убеждаясь, что автоматика капсулы не пострадала, а значит, Таэла очнётся в более-менее нормальном состоянии. Убедившись в почти полной исправности механизмов капсулы и достаточности энергопитания, Явик набрал на панелях крышки саркофага код открытия створок.

Несколько минут показались Явику часами, но автоматы проверили внутреннее пространство саркофага, постепенно и аккуратно уравняли давление.

С лёгким шелестом створки распахнулись. Явик вперил свой взгляд в лицо спящей протеанки. Таэла. Как давно он её не видел! Она, безусловно, жива. Она спит, спокойно спит, нормальным сном. Лёгкие повреждения тела — не в счёт, она — воин, для неё они — не критичны. Личность — полностью сохранена, — пальцы правой руки Явика сами набрали на клавиатуре инструментрона команды, активирующие последнюю, самую полную проверку.

Лёгкий щелчок известил протеанина о завершении проверки. Над капсулой заструился лёгкий дымок, который вскоре рассеялся. Протеанка лежит неподвижно, в обычном комбинезоне, весьма схожем с человеческой гражданской женской одеждой. И не скажешь, взглянув на обитательницу саркофага, что она — командир корабля, пилот, офицер и руководитель отряда. Для протеан все внешние знаки отличия не так уж важны — они с лёгкостью читали друг друга.

Веки четырёх глаз почти одновременно затрепетали, несколько секунд — и глаза протеанки открылись. Голубая радужка проступила под сужавшимися зрачками — приходившая в себя протеанка старалась сразу же оглядеться по сторонам, зрачки её глаз фокусировались на стоящей над капсулой фигуре. Секунда, другая, третья — и Явик почувствовал, как исчезает скованность в теле протеанки, как исчезает напряжение.

Она узнала соплеменника, поняла, что он — не индоктринирован, что он — свободен, вооружён и независим. Если бы это было не так — хотя бы в одной детали — она бы так спокойно не повела себя.

Дымка над капсулой окончательно рассеялась, указав Явику, что переход к температуре окружающей среды для обитательницы саркофага прошёл нормативно. Протеанка осторожно поворачивает голову вправо, влево, на её лице проступает выражение узнавания. Взгляд постоянно возвращается к Явику.

Протеанин решается, протягивает руку, склоняется и протеанка протягивает ему навстречу свою руку.

Я, издали наблюдавшая за происходящим, отметила, что Явик, вполне возможно, снял барьеры, но открыл очнувшейся соплеменнице доступ только в ту часть своего сознания, в которой записана очень краткая информация о том, что произошло как в недавнем прошлом, так и в настоящем. Заметно, что протеанка жадно впитывает и осознаёт переданные соплеменником данные.

— Здравствуй, Явик, — голос Таэлы впервые прозвучал в тишине зала. Сюда почти не проникали шумы оживающей базы, здесь не было надоедливых трансляционных экранов. — Рада, очень рада тебя видеть.

— Здравствуй, Таэла, — помедлив, произнёс Явик, убравший из своего голоса даже намёки на стрекотание.

— Мы... снова воюем? С прежним врагом? — озвучила Таэла свой очередной вопрос. "Действительно, крайне любознательная особа, — отметила я. — Желает быстро получить подтверждения по широкому кругу проблем и вопросов. Явик прав, пожелав вести процесс самостоятельно".

— Твой партнёр?! — спросила Таэла, получив от соотечественника серию мыслеобразов и удовлетворившись увиденным и осознанным.

— Да. — Явик обернулся. — Джейн, подойди. Разреши, Таэла, тебе представить. Джейн Шепард, землянка, человек, офицер военно-космических сил Альянса Систем, старший помощник командира фрегата "Нормандия". В присутствии посторонних зови её Джоном, как звали её предшественника.

— Я... чувствую Жнеца. Он... безопасен. Как такое возможно? — спросила Таэла, не сводя взгляд с меня подходившей к капсуле.

— Корабль землян атаковал Жнеца на этой планете. Был бой, — отрывисто произнёс Явик, стараясь говорить потише. — Теперь у нас временное перемирие, — перед командиром протеанского корабля Явик не стал полностью придерживаться нынешних стандартов понимания. — Благодаря ему мы получили информацию... точные данные о расположении Базы и...

— Фрегат... Он цел?! — прошелестела протеанка.

— Точно не известно. — Признаков подрыва или крупных повреждений я не отметил. Остальное...

— Позже, — прошелестела Таэла. — Понимаю, — она попыталась приподняться и Явик не удержался, помог ей сесть в саркофаге. — Хм, — командир протеанского фрегата оглядела зал. — Вы провели огромную работу, Явик, Джейн. Я чувствую... многие уже занялись работой и службой.

— Они сами так решили поступить, — подтвердил Явик. — Мы с Джоном только помогли им очнуться и покинуть саркофаги. Есть раненые, они сейчас уже получают лечение в медчасти Базы. Есть травмированные — они тоже там.

— И есть очень много погибших, — в шелестящем голосе протеанки послышались нотки острой грусти. — Сколько выжило, Яв? Не скрывай, я вполне в норме и ты знаешь, что я могу посчитать живых и сама.

— Не напрягайся, Таэла, — ответил Явик. — Чуть больше сотни. Хорошо, что выжили протеанки. Надеюсь, нам удастся реально возродить расу.

— Война... скоро?

— Очень, Таэла, — кивнул Явик. — Несколько лет... Два три года... максимум.

— Тогда нам придётся поспешить. И поработать. — Таэла повернулась, спустила ноги за пределы саркофага, ухватилась рукой за край капсулы и встала. — Спасибо, — она легко опёрлась о плечо Явика. — Давно я... не стояла на ногах, — она уцепилась за руку воина и тот, как сразу же ощутил Шепард, включил перекачку очередной порции информации, уложенной в мыслеобразах. Помедлив, Таэла прошелестела. — Так... Теперь я понимаю. Что-ж. Если ты говоришь, что мы должны остаться в безвестности... Пусть так и будет, Явик. Ты хорошо придумал с путём через окраины базы для перевозки буровых установок. Корабль нам будет нужен. И им... следует заняться им в самое ближайшее время. Но сначала... активируем большую часть базы, проверим, просмотрим. И — подготовимся к похоронам погибших, — она взглянула на меня. — Кроме неё...

— О внутренностях базы — никто, Таэла, ничего не знает. Учёные-археологи даже стену базы не видели. Мы остановили бурение в пяти метрах.

— Остальное... ты прошёл своей биотикой, Яв. Неугомонный. — Таэла взглянула на сородича по-доброму, неформально и нежно. Явик впервые за несколько часов открыто и свободно усмехнулся. Таэле усмешка понравилась. И она тоже усмехнулась. — Ладно.

— Таэл, — проговорил Явик, продолжая удерживать соотечественницу за плечо. — Не форсируй...

— Нет, Яв. Не могу. Ты же знаешь, я — командир и руководитель отряда. Так что... Идём. Покажешь мне залы саркофагов. А потом... потом подумаем над тем, как похоронить погибших.

— Тебя не остановить, — прострекотал Явик.

— Нет, Яв. Не остановить, — ответно прошелестела Таэла. — Здесь ты прав, — она подошла к порталу, выглянула в коридор. — Да, теперь я узнаю. Сумела добраться сюда. Хорошо, что автоматика зала сработала и подключила все капсулы к стационарным системам. Большая была тогда нагрузка на механизмы зала. ВИ... постарался. И даже при этой внешней поддержке... многие не выжили.

— Часть — от ран и травм, Таэла, — уточнил Явик. — Мало кто погиб из-за несовершенства автоматики залов. Некоторые капсулы оказались проблемными, это верно. Но в основном — гибель членов отряда — следствие ран и травм.

— Меня это не успокаивает, Яв. — Таэла вошла в зал, прошлась по его периметру, прикасаясь к стенкам ближайших капсул саркофагов. — Да... Многие не вернулись, — она вышла из зала, направляясь к входу в следующий зал.

Больше получаса Явик, я и Таэла обходили залы с анабиозными капсулами. Таэла мрачнела. Одно дело — когда тебе словесно сообщают о потерях, а другое — видеть капсулы с телами соплеменников и соплеменниц и знать, что им никогда не вернуться в мир живых. Явик, шедший чуть сзади и слева от Таэлы, поглядывал на экран своего инструментрона, куда стекалась информация о том, как осуществляется активация систем Базы.

— Идёмте на жилой уровень. Хоть посмотрю, цела ли ещё моя каюта, — прошелестела Таэла, заставив себя отойти от очередного саркофага и выйти в коридор. — Залы... пока пусть стоят открытыми. Джейн? — она взглянула на приостановившуюся землянку. — Вас что-то смущает?

— Мне лучше остаться здесь, Таэла, — сказала я.

Протеанка остановилась, полуобернулась ко мне, помедлила.

— Понимаю. Что-ж. Хорошо, — она шагнула вперёд, догнала Явика и скрылась за поворотом.

База оживала. Залы саркофагов теперь заливал неяркий рассеянный свет и Шепард выключил наплечные скафандровые прожекторы, вернувшись в самый последний зал и присев у входа так, чтобы держать портал в поле зрения.

Лёгкость, с какой протеанка согласилась с тем, что землянин не будет их с Явиком сопровождать, меня не удивляла: они находились на своей протеанской базе. Сейчас им необходимо было сделать многое из того, что должно было остаться тайной для всех, кроме протеан. Вечный принцип: "не знаешь — не скажешь", срабатывал здесь на все сто процентов.

Я видела, что Таэла ощутила настроение Явика и поняла своего соплеменника правильно — он к ней явно неравнодушен. Она принимает такое отношение за норму, относится спокойно и с большим пониманием.

Сидя на полу в своей любимой позе, я ждала. Должно пройти, как минимум несколько часов. За это время Таэла и Явик, вне всякого сомнения, обойдут базу, пообщаются с выжившими соплеменниками, установят рамки поведения и работы — не все "домашние заготовки" были работоспособны в новых условиях. Может быть, им удастся побыть хотя бы несколько минут наедине. И Явику и Таэле это необходимо. А мне надо обдумать происшедшее.

Поднявшись на первый верхний уровень, Таэла обернулась к Явику:

— Она — интересный человек, Яв. Что можешь о ней сказать?

— Ты... готова воспринять всю информацию? — Явик протянул руку.

— Готова. Куда же я денусь-то. — Таэла обхватила запястье руки сородича своими пальчиками. — Угу-м. Давай, давай, Яв. Больше плотность — меньше времени на передачу. А обдумать я — сумею.

— Верю. — Явик чуть увеличил плотность передачи информационных мыслеобразов.

— Яв, не жмись. — Таэла взглянула на соплеменника предельно неформально. — Давай, давай, не стесняйся. Нам ещё предстоит базу обойти, потом посидим в моей каюте, подумаем.

— Хорошо. — Явик снял последние барьеры. Информация хлынула в сознание протеанки полноводным потоком.

— Наверное, я с ним жестковато обошлась, Яв, — подумав над почувствованным и увиденным, прошелестела Таэла. — А она... поняла многое.

— Очень многое, Таэл, — согласился Явик. — И о нас с тобой тоже.

— Думаю, ты не скрывал особо это перед ней, — усмехнулась протеанка. — Ну да ладно, это — нормально. Давай теперь пройдёмся по базе, посмотрим, чем и как заняты наши соплеменники. А потом поговорим в моей каюте. О разном, Яв. Об очень разном. Только это всё не должно занять много времени. Тебе ведь надо будет вернуться? Вы и так тут провели большую часть стандартных для людей двадцатичетырёхчасовых суток?

— Да, — коротко ответил Явик, оглядываясь по сторонам.

— Вот. Тогда тебе тем более придётся вернуться к Шепард, а затем — покинуть Базу. Понимаю, Яв. Есть вещи, которые я сразу понимаю. И это — одна из таких вещей, — вздохнула Таэла.

— Рад, Таэл, — стрекотнулЯвик.

— Ну вот, опять волнуешься, — прошелестела протеанка. — Яв, я всё помню, всё. Память вернулась ко мне полностью. Я всё помню, что было между нами. Все разговоры, всё наше общение. Я ничего не забыла. И я хочу, чтобы наши отношения продолжались. Веришь?

— Верю, Таэл. — Явик обернулся к подруге, она дала себя обнять, их взгляды встретились. — Верю. Спасибо.

— Не за что, Яв. Рада, что и ты многое помнишь. Очень многое. Мне это знать и понимать... ценно. — Таэла легко и совсем необидно быстро высвободилась из объятий соплеменника. — Давай, пойдём, посмотрим, как наши обустраиваются.

— Идём, — кивнул воин.

Три часа Явик и Таэла потратили на то, чтобы обойти всю базу. Да, численность её населения уменьшилась, но протеане, осваиваясь, стремились сделать всё необходимое как можно быстрее и лучше, поэтому со стороны могло показаться, что база рассчитана как раз на сотню с небольшим жителей. Таэла предупредила своих соплеменников о нежелательности посещения уровня с залами саркофагов. Явик передал сородичам всю актуальную информацию о положении дел на поверхности Идена и в галактике. Отдавать мелкие указания и приказы почти не требовалось — в отряд, базировавшийся на фрегате "Клинок Ярости" отобрали профессионалов, не нуждавшихся в опеке. Само осознание того факта, что им выпало выжить после очередной Жатвы и снова оказаться перед угрозой вторжения Жнецов придавало сил и заставляло работать быстрее и качественнее.

Убедившись, что возрождение базы идёт по плану, Таэла и Явик поднялись на жилой уровень. Идя по коридору, Явик считывал с экрана инструментрона поступающие сообщения о ходе работ по подготовке базы к эвакуации на корабль.

Таэла молчала, изредка поглядывая по сторонам, отмечая в памяти то, что необходимо было сделать в самое ближайшее время вот здесь, на этом жилом уровне.

— Сколько может уйти времени на бурение тоннеля, Яв? — Таэла остановилась перед дверью своей каюты, ничем не выделявшейся среди множества других. Протеане знали, что здесь обитает командир отряда и не нуждались во внешних опознавательных признаках статуса помещения.

— Несколько суток. По моим оценкам — минимум четыре-пять суток. Двадцатичетырёхчасовых. И то — при непрерывной работе буровых установок, — ответил воин.

— Сколько смогут работать одновременно? — протеанка переступила порог, включая с инструментрона неяркий свет.

— Две. Не больше. Я учёл перерывы каждый шестидесятиминутный час по десять минут. Для охлаждения и профилактики, а также сверки направления и характеристик тоннеля.

— Хорошо, — помедлив, произнесла Таэла. — За это время мы успеем подготовить полный комплект всего, что стоит взять на борт. Главное — убедиться в том, что корабль... сохранился. Поточнее убедиться. — Таэла подошла к столу, взглянула на погашенные мониторы, пододвинула раскладной стул, села, подпёрла голову руками. — Поверить не могу, что мы... сумели выжить.

— Придётся, Таэла. Я привыкал долго. А вам... будет немного легче, — сказал Явик.

— Потому что мы останемся, как это люди выражаются... в тени? — протеанка прикрыла глаза веками, вслушиваясь в собственные ощущения.

— В том числе и поэтому, — согласился Явик, остановившись рядом со столом.

— Может быть. Каковы твои предложения, Яв? — Таэла бросила на собеседника короткий вопрошающий взгляд.

— Ты не слишком скоростишь, Таэла? — протеанин закрыл дверь каюты и вернулся к столу, встав слева от сидевшей на стуле соплеменницы.

— Нет. Мне нужна информация для размышлений. Чем её больше, тем больше проблем я смогу решить, не доводя дело до вмешательства наших...

— Партнёров, — закончил Явик.

— Чувствую, что ты уверен в таком их статусе, Явик, поэтому дальнейших вопросов по этому направлению не задаю, — ответила Таэла. — Но всё же.

— Базу надо привести в порядок. Подозреваю, что так или иначе, она может нам пригодиться в ходе будущих столкновений с войсками Жнецов. Эта планета будет атакована, — прострекотал Явик. — Люди, конечно, будут её защищать, сейчас это — важная сельскохозяйственная колония, а голод... сама понимаешь, мощный подчиняющий фактор. Потому пусть эта база будет законсервирована. Корабль... если он действительно работоспособен и может летать... На него следует перенести всё самое ценное, погрузиться всем протеанам и, под "полем невидимости", следует не позднее месяца, считая с этого дня, покинуть Иден-Прайм. Придётся искать планету в ныне закрытых секторах, где надо будет основать колонию. Свою протеанскую колонию.

— Насчёт приведения базы в порядок — согласна и поддерживаю. Насчёт консервации базы — тоже согласна. Люди, конечно, будут оборонять эту планету до последней возможности и эта база, в конечном итоге, может им пригодиться в качестве опорного пункта Сопротивления. — Таэла помедлила, раздумывая. — Корабль... Здесь ты тоже прав. Сейчас главное — поточнее определить место его размещения и хотя бы предварительно убедиться в отсутствии крупных повреждений. Предполагаешь, что снова потребуется бурение вертикальной шахты?

— Да.

— Шатёр, маскировка, секретность, — перечислила Таэла. — Всё по полной схеме, почти аналогичной той, которая была применена для входа на эту базу. Здесь тоже можно согласиться. Но взлетать...

— До взлёта, Таэл, слишком далеко, — уточнил Явик. — Пока пробьём вертикальную шахту, пока пройдём горизонтальную шахту, пока окончательно убедимся в том, насколько корабль вообще сохранился. На всё это уйдёт в самом лучшем случае — не меньше двух декад. Не хочу впадать, как выражаются многие земляне, в излишний оптимизм.

— А то и три декады, Явик, — уточнила Таэла. — Ведь при подтверждении сохранности корабля и его способности летать, нам предстоит ещё перетаскать на его борт большое количество грузов. И перевести почти всех выживших.

— Всех, Таэла. Всех. На этой планете мы не сможем остаться, — ответил Явик. — Даже под землёй.

— Вполне возможно, Яв. Согласна. Тогда — переводим всех выживших на борт "Клинка" и...

— Думаю, придётся пойти на риск и продавить кораблём путь к поверхности планеты. Боевому космическому кораблю такое — не в новинку, учтём нюансы, подготовимся. А перед выходом на поверхность — включим маскировку и — спокойно уйдём.

— Котлован будет, — сказала Таэла.

— И что? — несколько недовольно прострекотал Явик. — Легендирование сработает. Мало ли что — пустота какая-нибудь или некий древний допротеанский пещерный город обвалился. Это же — далеко не молодая планета, потому... По-разному можно эту ситуацию "обставить".

— Тут ты тоже прав. Согласна. Но ты ведь... — помедлила протеанка, не желая вот так сразу уточнять.

— Я остаюсь на борту фрегата "Нормандия", Таэла. Не хочу сейчас это обсуждать, вижу и чувствую, что ты храбришься, но ты устала.

— Ты прав, — кивнула протеанка. — Немного — устала. И — хочу спать. Потому... Яв, возвращайся к Джейн. И передай ей буквально следующее: я ей — доверяю и верю. И она может ходить по всей нашей базе. Пусть спокойно готовит археологов к тому, чтобы по окраинам базы провезти на платформах буровые установки. А там, на противоположном конце базы... Думаю, за несколько часов мы... сможем установить портал. Временный, конечно. Ты же передал мне размеры установок, наши инженеры и техники сами посчитают поточнее, сделают всё так, словно этот портал там и стоял. Бурить пусть земляне начинают прямо с территории базы. Сделаем глухой коридор. Не будем настораживать наших партнёров. — Таэла усмехнулась. — Шепард — необычна и очень умна. Так что, скажи ей, что она может спокойно появляться у нас в любое время.

— Передам, Таэл. — Явик приобнял подругу за плечи. — Отдыхай.

— Буду, Яв. Спасибо, что встретил меня у порога нового мира и у порога второй жизни.

— Не за что, Таэл. Я рад и счастлив, что мы помним многое важное для нас. И счастлив, что мы остались прежними.

— Мы выжили, Яв. — Таэла поднялась, повернулась и обняла Явика. — И мы будем жить, бороться с нашим врагом. Ты... помоги Джейн и её соплеменникам и сокомандникам. Им будет нужна информация о методах и средствах борьбы со Жнецами.

— Помогу. И — не только информацией, Таэл, — прострекотал Явик.

— Знаю и верю. Что-ж, придётся мне свыкнуться с мыслью...

— Нет, Таэл. Впереди — несколько декад и мы будем, обязательно будем и не раз — вместе. — Явик разомкнул объятия, давая понять протеанке, что ему надо идти.

— Верю. Иди. — Таэла отпустила Явика и проводила его взглядом до двери каюты.

Явик быстрым шагом преодолел расстояние до нижнего уровня, где располагались залы анабиозных саркофагов. Едва только он вошёл в последний зал, как из полумрака вышла Шепард.

— Что так быстро вернулся, Яв? Проблемы? — спросила я.

— Нет, — прострекотал протеанин. — Таэла... утомлена. Ей необходимо хотя бы несколько часов поспать, — он протянул руку и, правильно поняв этот жест, я подала партнёру свою руку, принимая мыслеобразы. — Вот так, Джейн.

— Ясно. Значит, предварительная договорённость...— произнёсла я.

— Подтверждена, — стрекотнул Явик. — Можем возвращаться за пределы Базы, а то нас вполне смогут счесть погибшими при исполнении служебных обязанностей.

— К такой формулировке следует привыкнуть заранее, — согласилась я. — Здесь ты прав. Идём.

* * *

Нервно ходившего вокруг ограждения шахты Сташинского я заметила сразу же, едва лебёдка подъёмника остановилась. Учёный не скрывал своего нетерпения:

— Ну, как? — выдохнул он, взбежав на мостки, перекинутые через жерло шахты и приблизившись к отстёгивавшим "системы" мне и Явику.

— Всё в порядке, профессор. — Явик взглянул на Сташинского и тот заметно успокоился, поняв, что действительно внизу всё обстоит более-менее нормально. — Об остальном давайте переговорим в вашем офисе.

— Согласен. — Сташинский первым покинул мостки и, остановившись у выхода из шатра, охраняемого двумя космопехотинцами, обернулся, ожидая, когда подойдут старпом и воин древней расы.

— Долго говорить не буду, профессор. — Явик подошёл к присевшему за рабочий стол руководителю экспедиции, чуть наклонился, беря пожилого учёного за запястье левой руки и включая перекачку информации. Несколько минут — и Сташинский кивает, а Явик отпускает руку человека и делает два шага назад.

Я с интересом оглядываю интерьер офиса археолога, но не спешу подходить к полкам и трогать выставленные там артефакты.

— Вам предстоит подготовить обе резервные буровые установки к проводке через территорию протеанской Базы. Маршрут, — воин древней расы коснулся когтями клавиатуры своего наручного инструментрона, пересылая файлы на инструментрон профессора. — Вот, проложен. Коридор монолитный, так что... ваши коллеги не будут отвлекаться, — протеанин не стал улыбаться или усмехаться, оставшись серьёзным. — На противоположном конце базы будет подготовлен портал, можете сразу распорядиться, чтобы ваши инженер, техник и ассистент, участвовавшие в предшествующем бурении, сразу приступали к установке оборудования и начинали работу по проходке тоннеля.

— А... пустая порода? — спросил Сташинский, изучая на своём наручном инструментроне содержимое присланных файлов.

— Здесь нет ничего сложного, профессор. — Явик оставался официален и сух, не спеша называть руководителя археологов по имени-отчеству. — Протянете через весь коридор шланги, думаю, длины имеющихся на складе трубопроводов у вас с запасом хватит до места бурения. Так что разводить грязь на поверхности или в базе вам не придётся.

— Хорошо. — Сташинский выключил свой инструментрон. — Но ведь это...

— Вы правы, профессор, — кивнул Явик. — Разрешите воспользоваться вашими настенными экранами?

— Да, да, конечно, пожалуйста. — Сташинский встал из-за стола.

— Тогда. — Явик прикоснулся к сенсорам клавиатуры своего инструментрона. Ближайший настенный экран осветился. — Это — карта окрестностей археологического лагеря, профессор.

— Узнаю. Она... более точная, — сказал учёный, оглядев представленное на экране изображение.

— Пришлось уточнить. Но — только в одном направлении. — Явик коснулся когтем экрана. — В этом направлении, профессор. Пять километров — и здесь предстоит, вот в этом месте, — коготь протеанина указал на крестообразную отметку с "ярлычком-координаткой", — пробурить второй вертикальный ствол. Такой же, как здесь. Можете считать, что там — вторая база. Разница лишь в том, что район этой второй базы придётся перекрывать по радиусу в пять километров. Временно, конечно, но — перекрывать надёжно. И, профессор, предупредите своих коллег, что там не будет ни домиков, ни палаток для жилья. Скальная база со временем будет взорвана, — прострекотал Явик. — Да, да, профессор. Эта вторая база будет взорвана и, вполне возможно, на этом месте образуется котлован. Его придётся засыпать, но, думаю, местные жители сами решат, что и как делать с этим котлованом. Для вас же важно осуществить установку шатров, выставить надёжную охрану района... Помните о радиусе в пять километров от этой отметки, профессор. И — выполнить бурение вертикального ствола шахты. Остальное сделаем я и мой партнёр. Всё, буквально всё придётся возить отсюда, из этого лагеря. Там не должно быть ничего вашего, кроме того, что будет под шатром и — в шахте. Надо сохранить планету в неприкосновенности, не замусоривать, — сейчас Явик сдержанно улыбался, давая понять профессору, что высказанной версии он, человек и руководитель экспедиции, должен стопроцентно придерживаться в общении со своими коллегами-археологами и техническим персоналом экспедиции.

— Хорошо. Вы точно указали нам, что следует делать. Я распоряжусь, — ответил Сташинский.

— Рад это слышать и понимать, профессор. — Явик повернулся и направился к выходу из домика, на пороге остановился. — Как всегда, профессор, никого из людей не должно быть в шахте. Защита не пропустит к базе никого. Как приготовите две установки к транспортировке — свяжитесь со мной, я дам вам инструкции по осуществлению прохода через территорию Базы.

— Хорошо. — Сташинский обошёл свой рабочий стол, погасил нажатием на несколько сенсоров настольного инструментрона настенный экран и сел в кресло. — Я распоряжусь.

— Уверен, профессор, у вас — всё получится. — Явик переступил порог домика-офиса и спустился вниз, где его уже ждала я. — Идёмте, Джейн. Вернёмся на фрегат на несколько часов, пока археологи выполнят подготовительные работы, — протеанин решительно направился к стоянке шаттлов и челноков на окраине периметра археологического лагеря.

— Уверен, что твоего присутствия не потребуется при осуществлении транспортировки, Явик? — спросила я.

— Да, Джон, — сказал воин древней расы, устраиваясь в салонном кресле и наблюдая, как в иллюминаторе салонной двери уменьшаются в размерах палатки, шатры и балки лагеря археологов. — Они всё сделают правильно. А Таэла... она проконтролирует своими средствами. Ей надо будет дать эту возможность. Она должна... ожить. — Протеанин помолчал. — Свяжись, пожалуйста, с Дэвидом, попроси, чтобы он принял нас сейчас вместе с Карин. Пусть они оба знают правду. Аленко и турианцев пока вмешивать в это дело... не будем.

— Хорошо, — я набрала на клавиатуре своего инструментрона несколько фраз, просмотрела сообщение на экранчике, надавила сенсор отправки. Спустя две минуты тренькнул сигнал и на экране высветился значок сообщения. Открыв файл, я посмотрела на экран, повернула экран к партнёру. Тот вчитался, кивнул.

* * *

Прибывший челнок ждали другие нормандовцы, которым предстояло отвезти в лагерь археологов отремонтированное оборудование. Явик и я вышли из салона кораблика, подошли к трапу фрегата, кивнули вахтенным и поднялись к шлюзу.

Несколько минут — и они останавливаются перед дверью командирской каюты.

— Я уж, грешным делом, подумал, что вы там пропали на несколько суток, — навстречу вошедшим шагнул Андерсон.

Карин поудобнее устроилась в кресле у стола, внимательным взглядом окинула Явика и меня.

— Нет, Дэвид. — я, вошедшая в обитель командира фрегата последней, закрыла дверь на защёлку.

Явик подошёл к Андерсону, взял его за запястье левой руки.

— Вы, Карин, тоже увидите всё, что покажет Явик, — пояснила я, усаживаясь в свободное рабочее кресло. — У нас есть ещё несколько часов, потом Явик распорядится относительно осуществления перегона установок на противоположный конец базы.

— Именно так, — подтвердил протеанин. — Вам, Дэвид, будет лучше присесть в кресло рядом с Карин, — он приблизился к столу, остановился, ожидая, пока командир фрегата-прототипа устроится поудобнее в кресле. — Теперь можно показывать, — сказал воин.

Десять минут в каюте царила тишина. Явик не стремился втискивать в канал максимум информации, поэтому показ получился и подробным и комфортным для людей.

Примерно зная, что показывает сейчас командиру и врачу фрегата-прототипа партнёр, я обдумывала разговор со Сташинским. Да, профессору нелегко. Он — учёный-археолог, а его используют "втёмную", не дают права начать исследование протеанской базы. Ничего не говорят о том, что удалось найти и увидеть на её территории. Ограничивают возможности его коллег в доступе внутрь базы. Регламентируют использование буровых установок. Фактически чуть ли не берут на себя руководство половиной штатных сотрудников экспедиции.

Пока Явик общался с археологом, я могла видеть и чувствовать, что Сташинскому не впервые приходится вот так подчинять деятельность своих коллег внешнему руководству. На Земле многие спецслужбы тоже вот так использовали штатских специалистов — ничего не поясняли, ни о чём не рассказывали и только говорили, где, что и как следует сделать.

Да, Явик, безусловно, позаботится своими средствами о том, чтобы археологи не увидели, чего им видеть не нужно и не поняли, что им понимать не нужно. Потому и Сташинский и его коллеги будут избавлены от угрозы стать объектами для "разработок" разведок рас пространства Млечного Пути.

— Ясно. — Андерсон посмотрел на Карин. — Хорошо, Явик. У вас есть несколько часов...

— Относительно свободного времени, Дэвид, — уточнил протеанин. — Потом мне придётся выйти на связь со Сташинским и на словах передать ему все указания. Остальное сделает Таэла. Всё будет происходить в радиусе охранного периметра Базы, так что я могу и не вмешиваться особо в процесс. А новый ствол вертикальной шахты... Он будет всего лишь страховкой на крайний случай. — Явик почти полностью убрал из голоса стрёкот, в очередной раз успокаиваясь. — Я не планирую его сколько-нибудь активно использовать. Основная работа будет проведена с использованием пробурённого горизонтального тоннеля. Вертикальная же вторая шахта — своеобразный "разгрузочный клапан".

— Понимаю, — кивнула Чаквас, вставая. — Что-ж, успехов вам и вашим начинаниям, Явик. — Карин не стала упоминать вслух протеан во множественном числе. Имя Таэлы здесь прозвучало, но врач фрегата-прототипа понимала — если Явик не захочет, никто из разумных органиков не поймёт, что оно означает и как связано с происходящим. — Дэвид, я пойду, надо провести контрольный обход корабля.

— Спасибо, Карин. — Андерсон встал, проводил подругу до двери, закрыл створку, вернулся к креслу, сел, пододвигая ноутбук, взглянул на стоявших у закрытого бронекрышкой иллюминатора Явика и меня. — Каковы планы на ближайшие часы, коллеги?

— Прогуляемся по окрестностям, Дэвид, — ответил Явик. — А то всё время шахты, корабли, челноки. Замкнутое пространство в таких количествах... не полезно для психики любого разумного органика, — совершенно по-доброму и искренне усмехнулся протеанин.

— Поддерживаю, — кивнул хозяин каюты. — Тогда — успехов.

— Спасибо, командир. — я пропустил вперёд партнёра и вышел из каюты Андерсона. — Ты и в самом деле решил прогуляться?

— А чего ещё делать, Джон. — Явик переступил порог шлюза, услышал привычное звуковое сообщение-предупреждение ВИ "Начата процедура очистки", подошёл к противоположной створке. — Пройдёмся, прогуляемся за пределы охранной зоны. Подышим свежим воздухом.

— Ладно. — я переступила порог шлюза, остановилась на площадке трапа. — И вправду, всё время вокруг какие-то стены, а тут — такая красота. Даже достаточно тёмной ночью.

— Иногда, чтобы понять такую красоту, надо приблизиться вплотную к грани, за которой маячит её уничтожение, — произнёс Явик, спускаясь по трапу на плиты посадочной площадки и кивая вахтенным. — Ты, Джон, видишь башни?

— Да. Силуэты читаются неплохо в полумраке. Их немного. — я огляделась по сторонам, привычно несколько раз глубоко вздохнув.

— Мы и не стремились непременно строить многоэтажные комплексы — хоть жилые, хоть производственные, хоть, как вы, люди, говорите, офисные. Хотя... зарывались и в землю, и строили дома на сваях.

— Как домики археологов, — поддержал рассказ партнёра старпом.

— Примерно так, — согласился протеанин, направляясь к едва светившимся вешкам, обозначающим внутреннюю границу охранной зоны. Обойдя грузовик, мерцавший габаритными огнями, Явик остановился, наклонился, прикоснулся к металлической поверхности погрузочной площадки. — Всё же нам, органикам, нужно часто поддерживать контакт с живой природой, а не с этими... безжизненными структурами.

Я кивнула, обойдясь без озвучивания своего согласия со сказанным партнёром.

Явик сел на землю, положил винтовку рядом.

— Знаю, Джейн. Хочешь спросить, как я умудряюсь столько времени носить эту тяжёлую броню со всеми дополнениями.

— Ты прав. Но... насколько мне известно, ты её можешь носить годами. — Капитан отстегнул от креплений скафандра свою винтовку, сел рядом с Явиком, скрестив ноги по-турецки, положил винтовку на колени.

— Да. — Явик осторожно повернул голову, огляделся по сторонам. — Годами... — он помолчал, глядя в небо. — Облака, зелень. И тёмные ночи. Почти так же здесь было тогда, когда мы прибыли сюда, на эту планету, в составе отряда для организации защиты этого мира... — он не стал продолжать говорить, замолчал, поглощённый созерцанием окружающего пейзажа и звёздного неба.

Так, в молчании мы просидели чуть меньше часа.

Явик встал, прицепил винтовку к скафандру, выпрямился и направился к тропинке, уходившей к озерцу.

Несколько секунд — и фигура воина древней расы скрылась во тьме — Явик двигался бесшумно и быстро, как и полагается профессиональному воину и прирождённому хищнику. Я не последовал за партнёром, почувствовав, что тот хочет побыть в одиночестве.

Глава 29 Бенезия и Шепард. Общение (от Карин)

— Боюсь я, Рина, — тихо сказала Бенезия, когда вышла за калитку подворья, намереваясь возвратиться на корабль. — Вот боюсь и всё. Он... даже не знаю...

— Он — не любит тебя, Бена. Просто не любит. — Карин, шедшая рядом с матриархом, чувствовала, какое смятение царит в душе спутницы, но оставалась спокойной. — Если бы любил — дело другое. А он — не любит. Поговорите между собой.

— М-м-м. Возможно, — протянула матриарх. — Ночи тут... тёмные.

— Вокруг — жизнь. Здесь ночь — понятие очень относительное, — улыбнулась я, прислушиваясь к докладу вахтенного по наушному спикеру. — Явик ушёл к озеру, а Шепард... Он — рядом. Здесь есть что-то вроде поляны, он решил присесть близко к её границе. Вахтенные убеждены — он сейчас смотрит на небо.

— Мечтает? — кисло усмехнулась матриарх.

— Возможно. Как по мне, так он — в очень значительной степени — романтик. Когда такое возможно проявить, конечно, — уточнила я.

— А всё остальное время — он строгий и требовательный, очень знающий старпом и умелый опытный воин, — продолжила матриарх. — И что мне теперь делать?

— Если бы такой вопрос задала мне моя, ровесница, я бы ей ответила, Бена. Но тебе-то не тридцать и не сорок лет. — я ступила с грунтовки на просёлок, фонари стали светить тусклее — селение оставалось позади.

— Я после того, как побывала в хаскоподобном состоянии... — помедлив, сказала Бенезия, — не знаю, сколько мне теперь лет. А когда он рядом... Я вообще чувствую себя... очень резко помолодевшей.

— Вот и используй это, Бена, — сказала я. — Иди к нему и... побудь с ним. Он будет рад. Ты сама знаешь, что ему пришлось пережить за последние часы, потому... сумеешь всё правильно сделать.

— Уверена? — Бенезия посмотрела на спутницу чуть искоса.

— Убеждена, Бена, — кивнула я. — Отношения двоих разумных есть отношения только двоих разумных. И Шепард — лучшее, что есть у нормандовцев. Он достоин тебя, Бена, если тебе интересно моё мнение на этот счёт. А остальное — решать только тебе и ему. Иди, — с этими словами я легонько подтолкнула азари в спину по направлению к неприметной тропке. — Ты здесь ходила, дорогу знаешь. Иди.

— Иду, — вздохнула матриарх, подчиняясь моему желанию и сворачивая на тропинку, еле заметную в сгустившемся полумраке. Лёгкие мягкие ботинки совсем не сковывали ступни. Азари чувствовала малейшие неровности. Ей нравилось, что под ногами — не металл, не пластик, а земля. Обычная земля большой, приветливой к разумным органикам планеты.

* * *

(от Джейн)

Я сидела на траве, привычно скрестив ноги по-турецки. Наслаждалась видом звёздного неба. Ночь вступила в свои права, свет поселковых фонарей не мешал, не превращал черноту в какое-то молоко, в котором терялись светлячки звёзд, потому смотреть вверх, на "купол" было интересно. Иногда слышались всплески воды — живность в озере снова и снова обозначала своё присутствие. Шелестел ветер в хитросплетениях ветвей и листвы деревьев и кустарников. Гнетущей, кладбищенской тишины не было. Это ночное многоголосье радовало меня, освобождало мою душу от остатков той тяжести, какую я ощущала там, в нижних уровнях залов анабиозных саркофагов.

Протеане понесли большие потери. Очень большие.

Таэла... Хоть она и командир, и офицер, и воин, и пилот, она... Всё равно ей тяжело осознавать, что вместо почти полуторатысячного с небольшим отряда у неё осталось чуть больше сотни коллег. Да и те сейчас по понятным причинам не в лучшей форме: многие ранены, контужены, как минимум — травмированы. И все — напряжены, потому что... потому что никто не ждал пробуждения через столько лет. Пробуждения перед лицом новой схватки со старым, даже можно сказать — древним врагом.

Я, коммандер ВКС Шепард здесь сижу, в тишине и в относительном покое, а Таэла, едва отдохнув несколько часов и подкрепившись, наверное, не ходит, а бегает по уровням огромной подземной базы. Проверяет, контролирует, советует, временами даже указывает и приказывает, но постоянно чувствует пустоту вокруг. База, насколько сумела понять я, очень велика по размерам. Там минимум несколько тысяч воинов и гражданских с полным комплектом оснащения можно укрыть.

Теперь же всё это досталось сотне выживших разумных органиков. И теперь... Теперь всем, кто выжил, предстоит скитаться по Галактике. Скитаться, потому что надо сохранить хотя бы в относительной тайне факт возрождения расы протеан.

Да, Жнецы знают. Но у них — приказ, у них — программа. Они... уверены, убеждены, настроены — можно как угодно назвать эту установку: протеане будут побеждены, будут уничтожены вместе с нынешними разумными органиками, перешедшими Рубеж.

Пятнадцать рас. Расой — больше, расой — меньше, это в данном случае — не критично. Но рас — много и они все, эти расы — разные. Турианцы отличаются от азари, азари отличаются от турианцев, а люди, соответственно, отличаются и от азари и от турианцев. И для всех них Галактика — единый, общий дом.

Разумные органики хорошо научились играть словами и прятать за ними глубинную истинную суть и настоящий смысл. Многие разумные органики не чувствуют теперь за сказанными или написанными словами смысла и ничего, живут и даже благоденствуют. Даже если сидят на социальном дне и условно бедствуют.

Но ведь живут же! А впереди — война на уничтожение. С врагом, который раз за разом буквально и реально вырезал всю разумную органическую жизнь в галактике. Всю! Хотя, после того, как я, коммандер ВКС Альянса, Джейн Шепард, видела возрождение протеан, видела возвращение почти сотни древних протеан из анабиоза, из стазиса... Можно и усомниться в том, что раз за разом Жнецы уничтожали всю разумную органическую жизнь в галактике без остатка. Очень серьёзно можно усомниться.

Вот турианцы. До сих пор они ведут странные войны на дальних подступах к своей Иерархии с расами — разумными, полуразумными или неразумными — тут, можно быть уверенным, это также не критично — о которых в Совете Цитадели совсем ничего не знают. Не знают — и продолжают считать, что так и надо. Если там, на дальних подступах к границам своей Иерархии, турианцы реально применяют свои Флоты уже сейчас... Даже относительно слабая альянсовская разведка нет-нет, да и сообщит своим офицерам что-то интересное по этому поводу... То здесь, в Галактике, турианцы совершенно не стремятся показывать высокий класс военной и тем более — боевой подготовки.

Азари... Те ещё дипломаты. Прямо кот из имперского мультфильма. Кажется, его звали Леопольд. У этого кота, насколько помнил я своё детдомовское детство в этом мире, была любимая фраза: "Ребята, давайте жить дружно". Давайте, кто же спорит, что жить в мире и дружбе лучше, чем во вражде и войне, но... делать это тоже надо уметь. А Совет. В котором азари — матриархи и матроны играют не последнюю, а ключевую роль, едва сумел остановить Флот Иерархии, направленный Примархом к Земле. Едва сумел.

Иерархия вспомнила, что она состоит из воинов, которым вообще-то все эти дипломатические изыски, политесы и протоколы не нужны по определению. Не нужны. А её, военизированную насквозь Иерархию, одёрнули. Словно это какая-то шавка на тонком поводке. Жутко дорогая, маленькая, непрерывно лающая, потому что укусить никого ей не дают, хотя и намордника вроде бы не надевают, но всё же — шавка, если обратить несколько искажённое внимание только на внешний вид и на размеры.

Иерархия была ослабленным вариантом знакомого мне по рассказам Гарруса государства. Да еще кеты на дальних подступах никак не давали им покоя.

Матриархат... Проблемная организация. Очень проблемная. Одни юстициары чего стоят. А если вспомнить об "ардат-якши", "демонах ночного ветра"... Как выражался один детдомовский приятель Джона, ставший руководителем частной охранной конторы где-то в Южной Америке, "туши свет, сливай масло". Если уж азари не могут справиться с такими вот порождениями своей же собственной расы, то... вряд ли они справятся со Жнецами. А тут ещё протеане объявились, которые к тем же азари очень даже мощно приложили руку. Так приложили, что заставили этих рыбообразных водоплавающих выйти на сушу, освоить биотику, прямохождение, воздействие ферамонами да три десятка других особенностей подарили. По самым скромным подсчётам — три десятка, а сколько их на самом деле — наверное, даже в Матриархате не знают.

Земляне тоже хороши. Все свои проблемы, все свои заморочки они выставили не куда-нибудь, а в Большой Космос. Тут своих проблем хватает, а земляне добавили своих и... Такое варево образовалось, что не знаешь — то ли в отвал вылить всё содержимое котла, то ли как-то съесть, морщась и зажимая нос, даже микроскопическими дозами. Каждый разумный, конечно, выбирает по себе, но сейчас нужно единство, а его... нет.

Думая об этом, я и не заметила, как поляна осветилась неверным, мятущимся, но знакомым бело-голубым сиянием. Мои глаза, привыкшие к темноте, без труда выделили ступившую на поляну, объятую биотическим свечением фигуру Бенезии. Сюда азари пришла не в своём строгом церемониально-ритуальном платье, а в простом комбинезоне. Впрочем, чему тут удивляться? Ей ведь надо тренироваться, надо восстанавливать биотику, надо работать над сохранением биотического потенциала. Возраст у Бенезии солидный, если не заниматься своим телом... можно очень быстро состариться так, что останется только умереть, потому что тело придёт крайне фундаментально в негодность. А негодное тело — не оптимальное вместилище для полноценной души.

Голова азари не покрыта, её не обнимает свечение. Несколько секунд матриарх стоит неподвижно, опустив руки вдоль тела. Голубоватые всполохи подсвечивают её фигуру. Комбинезон — самое лучшее облачение для такой тренировки.

О том, что азари тренирует свою биотику, я знала — вахтенные доложили. Знала в деталях, как и положено старшему помощнику командира корабля. Как-то так получалось, что у меня не было возможности посмотреть на тренировку матриарха, а вот теперь, сегодня, сейчас — получилось. И посмотреть и сравнить с боем на Новери, после которого Лиара устроила молчаливую истерику в мед каюте. Даже Эшли проняло, после чего она отправила меня к ней. Не хотелось бы повторения. Хотя какая она местная Лиара. Люди из моего окружения были другими. Видимо и другие расы не обошла эта напасть. Гаррус вон например свалил с СБЦ на Омегу отстреливать пиратов и наркоторговцев. Слухи про банду Архангела ходили очень активно.

Но что мне делать с Бенезией? Оставить все на самотек? Не стоит. Она пытается привлечь мое внимание и сойтись поближе с момента своего пробуждения. Явик посоветовал не отталкивать. Но как же Дейна? Бросить её? Я не хочу. Променять подругу детсва на матриарха. На фиг.

Азари, как мог я судить, знала, что я за ней наблюдаю, но не обращала на это сколько-нибудь заметного внимания. Она даже не поворачивала голову в мою сторону, но старпом знал — она ощущает мое присутствие. Наверное, почти так же, как я бы ощущала присутствие другого разумного. Бенезия тем временем просто разогревалась, прогревалась, входила в состояние, когда почти все ресурсы тела азари брошены на обеспечение нужд биотического потенциала.

Затем... я даже не поняла, что именно произошло. Бенезия сорвалась с места. Несколько секунд по поляне двигалось только бело-голубое облако, в котором фигура матриарха едва угадывалась.

Только отточенная преподавателями Академии способность при необходимости раскладывать в своей памяти быстрое движение любого объекта на отдельные фазы, буквально покадрово, позволила мне понять, что Бенезия за эти несколько секунд выполнила каскад отлично отработанных движений. Здесь были атаки, блоки, отскоки... Трудно сразу перечислить всё, что вроде бы пожилая матриарх сумела вложить в несколько секунд поистине бешеного движения по поляне.

"Да, если с ней встретиться не на тренировке, а тогда, когда она действительно в боевом режиме, — подумала я, наблюдая, как Бенезия "проявляется" совершенно в другом конце поляны. — Не факт, что против неё устоит космопех или спецназовец Альянса". Что-то подсказывало мне, что против такого "каскада" не устоят и несколько весьма подготовленных и высококвалифицированных нападающих. При этом, двигаясь, азари не давала возможности зафиксировать на себе ни взгляд, ни прицел — всё происходило крайне быстро. Можно, конечно, было попробовать в боевой обстановке стрелять на свет и на звук, но... несколько секунд — попасть в матриарха можно было только случайно. А если она биотикой ещё способна отклонять заряды с траектории... то вообще ранить матриарха стало бы почти невыполнимой задачей. Если она с согласия Жнеца сохранила в себе такой потенциал... Можно было себе представить, насколько она была опасна, находясь в хаскоподобном состоянии. Настоящее разумное профессиональное оружие. Ей за восемьсот лет, а двигается — любая столетняя азари обзавидуется. Одно только скажешь — "матриарх" — и никакие другие пояснения и будут не нужны.

Видимо нам тогда на Новерии сильно повезло с матриархом. Там больше десант проблем доставлял. А здесь и сама пожилая азари поддерживает себя в форме. Да и присутствие Лиары довольно сильно сдерживало её.

— Я только начала тренировки, Джейн, — раздался совсем рядом голос Бенезии. Азари вышла из полумрака, садясь рядом со мной на траву. — Потому не стремлюсь тренироваться долго. Здесь... хорошо, — помолчав, добавила матриарх. — Спокойно, свободно, простор. Можно, конечно, хорошо потренироваться и в трюме... но здесь — лучше, — она повернула голову ко мне, взглянула на него. — Особенно, если есть столь благодарные и очень подготовленные зрители, — она не стала улыбаться. — Сейчас, сегодня... Я... только опробовала свои силы... И мне... Мне страшно, поскольку я теперь очень остро осознаю, что могла натворить... И, скорее всего, творила... не раз... Действуя по указке Жнеца. Наверное, не только могла натворить, но и натворила. — она замолчала, подняв взгляд к небу и замерев.

Глядя на её силуэт, на её лицо, едва читавшееся во мраке, на чуть блестевшие глаза, я понимала, что она страдает. Страдает и настраивает себя на то, что ей придётся ответить за всё, что она натворила, не будучи в силах противиться воле Жнеца. Вряд ли Матриархат, вряд ли юстициары будут церемониться с Бенезией, когда она — одна или с дочерью — попадёт в пределы Азарийского Пространства.

Чиновникам нужно обеспечить результат, нужна обвинённая чуть ли не во всех смертных грехах матриарх. И Бенезия, чего уж там приукрашивать-то, отлично подходит на эту роль. Она будет унижена, она будет наказана, она будет уничтожена хотя бы морально, а Матриархат сможет пусть ненадолго, но предстать чистым, белым и ни в чём не виновным.

Если судебный процесс по делу Бенезии будет закрытым... и, учтя её возраст и состояние здоровья — ну не может быть такого, чтобы азарийские медики не отметили никаких ухудшений в её состоянии — она же не молодеет в конце концов-то... Всё равно Бенезию ждёт спуск на "социальное дно". Социальная, самая маленькая пенсия, почти подаяние, вспомощенствование, пособие по выживанию. Назови как хочешь, но для старшей Т"Сони это теперь — вполне вероятная перспектива. Сажать её куда-то в узилище... не будут. Или, если всё же посадят, то она... превратится в мученицу.

Её, если верить данным альянсовской разведки, искали сотрудники разведки Матриархата. Искали. Но — не нашли. И тогда её поисками занялись сподвижницы и последовательницы, которых у неё, одной из религиозных лидеров расы, было, конечно же, не так уж и мало. Пока она здесь, на Иден-Прайме... вряд ли её найдут. Какая-то информация может где-то проскользнуть, но вероятность того, что именно на эту информацию будет обращено должное внимание — ничтожно мала.

Она понимает, что её ждёт опала. Понимает, держит всё внутри. Страдает молча. Ничего не говорит, никак не показывает душевного волнения, душевного смятения.

Этот смертельно опасный для врагов танец по поляне... Только средство ненадолго ощутить себя свободной. Свободной от жестокости окружающего мира. От несовершенства восприятия, свойственного разумным органикам, не любящим копаться в деталях. Тех самых деталях, от которых очень часто, да что там часто — почти всегда — зависит выбор, а потом... потом успех этого выбора.

Она постарела. Сейчас, когда на её голове нет этой ритуально-церемониальной шапки, я отчётливо, насколько позволяла ночная темнота, видела, насколько укоротились её головные отростки. Рисунок кожи стал ясно читаемым, крупные шестиугольники бывшей чешуи отмечались человеческим взглядом сразу, даже если не было необходимости подолгу приглядываться.

Только глаза остались прежними. Брови... Даже если они просто "наведены" чем-то вроде азарийской туши — всё равно они работают на создание целостного внешнего образа. Строгая, неприступная жёсткая матриарх. Да, пожилая. Но тут не только брови — они лишь выделяют и подчёркивают.

Бенезия стареет. Стареет сейчас — я по памяти сравнивала лицо той азари, какую я вытаскивала из Жнеца, из той пилотской кабины... Хотя, какая там "пилотская" кабина... Так, бутафория сплошная. Чтобы Жнец-Наблюдатель, разведчик, полумашина, полусинтет допустил каких-то там разумных органиков к прямому управлению кораблём?!... Нет. И азари и турианцу он создал только иллюзию управления и власти. Лицо той Бенезии, лежащей на стене той пилотской кабины, было не в пример моложе, чем лицо матриарха азари, сидящей сейчас рядом со мной.

Жаль её. Может действительно пойти на небольшое сближение.

Бенезия постарела. И она торопилась, пыталась восстановиться. Возможно, она даже была рада тому, что ей официально разрешено вернуться к биотическим тренировкам. Возможно, она понимает, что и эти "тренировки на пленэре" она может проводить с согласия командования фрегата-прототипа. Она пыталась восстановиться, но, вероятнее всего, понимала, что не сможет преодолеть возраст полностью. И всё же она продолжает делать новые и новые попытки. Она не хочет сдаваться.

— Вы правы, Джейн, не хочу. Не хочу сдаваться, — тихо сказала азари, опустив взгляд. — Явик рассказал мне о вас и вашей ситуации вообще. — Голова не опустилась, осанка сохранилась — гордая, прямая. — Я не читаю мысли, нет. Это, не знаю, к счастью или — к сожалению, мне... недоступно. Или, в чём я убеждена больше — малодоступно, — продолжала Бенезия. — Но сейчас я сдаваться не хочу. Не могу и потому — не буду. У меня есть дочь, я должна вернуться к ней. У меня есть Этита и я должна вернуть её в свою семью. Она... страдает, её эта общественная работа... ела поедом и, наверное, сейчас — тоже ест. А она ведь тоже... не молода. Я хочу вернуть её к себе и к Лиаре. Они должны пообщаться... как отец и дочь, — матриарх помолчала несколько секунд. — Я знаю, что меня ждёт. В общих чертах... и не в общих... Знаю. И пытаюсь, стремлюсь, стараюсь подготовиться к этому. Насколько это вообще возможно, — она снова сделала паузу, видимо, собираясь с силами. — Жизнь стандартна. В ней очень мало приятного, прекрасного, полезного. И очень, очень много... никакого. Слишком много. И это "никакое" топит всё. И — хорошее, и — плохое. Топит и мы, разумные органики любой расы, так и не успеваем за срок своей жизни понять, что же действительно такое "хорошо" и что же действительно такое "плохо". Потому вынуждены делать одни и те же ошибки, превращая единственную жизнь в шебуршение.

На этот раз молчание азари длилось дольше минуты:

— Я пока общалась с землянами, с местными жителями, с крестьянами, о многом подумала, Джон. Эти часы разговоров, эти часы общения дали мне очень многое. То, чего я не смогла бы познать, узнать, понять никаким другим образом. Я многое поняла о вас, землянах. Вы в считаные часы, дни, месяцы, годы часто вкладываете столько, сколько мы, долгоживущие азари... не можем вложить нередко даже в десятилетия. У каждой расы... своя жизнь и всё же она... очень похожа, потому что мы все живём в единой среде. В небольшой, очень небольшой Галактике, которая тоже когда-то родилась, сколько-то миллиардов лет, может быть — десятков миллиардов лет — проживёт, — азари подняла голову, вперив взгляд в чернеющее небо, — а потом... потом трансформируется во что-нибудь другое или... сольётся с другой галактикой. Даже тысяча лет перед такими масштабами — как вы, люди, часто говорите вслух и пишете — песчинка.

— Но это — наша песчинка... — тихо сказала я.

— Бена. Просто Бена, — тихо ответила матриарх. — Я хочу для вас быть Беной. Так зовёт меня Этита и мне это сокращённое имя нравится. Полное меня... старит, — она чуть опустила голову, повернулась ко мне. — Пожалуйста... — Хочет быть Беной, ладно.

— Хорошо, Бена, — согласилась я. Бенезия не стала улыбаться, её лицо осталось серьёзным, но я почувствовала — ей понравилось мое согласие. — Тогда... зовите меня просто — Джейн, только не на людях. Там лучше Джоном.

— Обязательно. Особенно, когда вокруг почти никого нет, — обрадованно кивнула матриарх.

Несколько минут они молчали. Ночные звуки стали привычными, а темнота уже совершенно не давила, не пугала и не напрягала.

— Мы — не одни, — тихо сказала Бенезия.

— Знаю. Рядом с нами — девочка и мальчик. Дети уже давно наблюдают за вами, Бена.

— И за вами, Джон, тоже, — согласилась матриарх. — Можно считать, что они наблюдают за нами обоими, — она соединила пальцы правой руки в щепотку и зажгла маленький, слабенький биотический огонёчек. — Не прячьтесь, идите сюда, — она посмотрела в сторону кустарника. Послышалась возня, треск веток и к Шепарду и Бенезии осторожно приблизились пятилетняя девочка и четырёхлетний мальчик. — Садитесь, — азари взглядом указала на поросший травой земляной холм рядом с собой. Дети уселись, выжидательно посмотрев на азари. — Я вас не напугала?

— Нет, тётя Бена, — сказал мальчик. — Вы... вы настолько быстро двигались по поляне... Это все азари так... умеют?

— Не все, но многие, — сказала матриарх, улыбнувшись и увидев ответные улыбки на детских лицах. — Протяни руку ладошкой кверху, я тебе положу этот огонёчек. Он не жжётся, едва-едва тёплый, — она подождала, пока мальчик подставит руку и опустила биотический огонёк на детские пальцы. Шарик скатился в ладошку. Мальчик заворожённо уставился на маленькое чудо, спокойно лежавшее у него в руке и действительно, как видел Шепард, не обжигавшее нежную детскую кожу.

— Он... тёплый и совсем не страшный, — выдохнул мальчик. — И светит так мягко и приятно... Как сказочный фонарик.

Бенезия посмотрела на девочку, уловила её настроение и зажгла такой же огонёк в своей левой руке:

— Возьми, подставь ладошку, — мягко негромко сказала она. Девочка обрадованно протянула руку, ощутила, как шарик скатывается по пальцам, устраивается на ладошке и улыбнулась. — Они — живые.

— Живые, — почти одновременно сказали мальчик и девочка, не сводившие взглядов со своих светлячков.

Интересно. Я уже давно заметила на полигонах, что местная биотика куда обштирнее стандартных воздейтсвий которыми владела та же Лиара и Аленко.

Несколько секунд — и мальчик поднимает на азари озабоченный взгляд:

— А сколько они будут светить? — спросил он.

Шепард видел, что тот же вопрос готова озвучить и девочка.

Бенезия, вероятно, ждала этого вопроса:

— Часов шесть, — сказала она.

— До-о-лго, — девочка поднесла ладошку со светлячком к лицу. — И они будут светить только рядом с вами?

— Нет, — ответила матриарх.

— Хорошо, — мальчик повернулся к своей спутнице, а она заворожённо смотрела на игру биотического пламени, заключённого в тонкую оболочку "светлячка". — Красиво.

— Очень, — согласилась Бенезия. — Такие светлячки азари учатся создавать, едва им исполнится три года.

— Даже младше меня?! — изумлённо выдохнул мальчик. Матриарх кивнула. — Расскажите, тётя Бена!

Бенезия не стала отнекиваться и рассказала. Сказать, что дети слушали рассказ матриарха едва дыша — не сказать ничего. Они были полностью поглощены рассказом. Бенезия плавно переходила с темы на тему и говорила, как видела я, о том, что было интересно и понятно именно таким детям. Несколько десятков минут пролетели как одно мгновение.

— Вот так. — Бенезия закончила свой рассказ. — А теперь — идите, покажите огоньки родителям и друзьям. Они будут светить ещё долго, — матриарх с едва заметной доброй улыбкой наблюдала, как первым поднимается на ноги мальчик, за ним — его спутница и дети, взявшись за руки, неспешно уходят по тропинке к посёлку, освещаемые всполохами биотического сияния "светлячков". — Ушли. Мне почему-то кажется, Джейн, что они ещё не раз вернутся.

— Вернутся, Бена, — согласилась я. — Мы пробудем здесь, на этой планете, ещё долго и они будут часто приходить к стоянке.

— Хорошо, что они пока не чувствуют приближения войны, — вздохнула матриарх. — Они живут своей, детской жизнью. В которой нет полного, взрослого понимания смерти, болезни. Нет понимания "никогда"... Наверное, мы, разумные органики, взрослея, действительно, многое теряем. Потом, возможно, всю жизнь ищем... И — не всегда находим, — она смешалась, взглянула на меня, словно ища поддержки. — Джейн...

— Садитесь ближе, Бена. — я поняла, что ждёт от меня азари, раскрыла наспинный рюкзак брони, достала куртку, набросила её на плечи матриарха, успевшей привалиться к моему левому плечу. — Такова, наверное, жизнь.

— Может быть. — Бенезия придержала куртку за воротник. — Джейн...

— Нет, Бена. Не расходуйте биотическую энергию. Ночь не слишком холодная, пока что это — только начало ночи.

— Для вас мне это не трудно, Джейн, — помолчав, сказала Бенезия. — Но если вы не хотите — не буду. — В её голосе послышалась тщательно скрываемая нотка усталости и беспокойства. — Они такие маленькие, а ходят по ночной планете... спокойно.

— А куда им деваться, Бена? Родители работают, сутки здесь — шестьдесят часов, но люди — упрямые существа, они везде заводят свои порядки. Для нас, землян, привычны двадцать четыре часа, значит и здесь, на другой планете, будет такой же график... А ночь — так ведь и на Земле есть полярные ночи по полгода. Куда там каким-то шестидесяти часам? По полгода солнца нет, кругом — только искусственное освещение. И всё равно — люди работают, действуют, творят, создают, — тихо сказал я. — Вот и здесь. К тому же, как сказал один мой преподаватель, пусть это и не было его любимым изречением, но он всегда так это мастерски озвучивал... Сейчас, вот настроюсь, попытаюсь, насколько смогу, воспроизвести: "Так ведь в космосе — всегда темно...", — я помедлила несколько секунд, затем продолжила. — Не знаю, насколько близко к оригиналу у меня получилось.

— Получилось очень близко, Джейн, — тихо сказала матриарх. — Очень близко.

— Рада, — коротко ответила я, чувствуя, что, несмотря на ощутимо потеплевший тон голоса, матриарх всё же напряжена и очень задумчива. — Бена...

— Да, Джейн. Простите. — Бенезия кинула на мое лицо сидевшей рядом быстрый взгляд, но затем опустила глаза. Я почувствовала, как она снова погружается в раздумья. — Я... Я сейчас больше думаю, чем говорю. И мне... мне очень важно, что вы сейчас рядом со мной... Мне намного легче, когда я вижу и чувствую вас рядом... Понимаю... что вы не сможете быть со мной круглосуточно, но... Очень бы хотела именно этого. Побывав в шкуре хаска, так, кажется, теперь иногда говорят люди, я сейчас особо чётко и точно ощущаю, насколько это... противоестественное для разумного органика состояние. Побывав там... по-другому, очень по-другому понимаешь, разумеешь и оцениваешь очень многое, что другие разумные органики воспринимают как совершенно обычные вещи... Знаю, Джейн, что я вроде бы и матриарх, вроде бы мне и немало лет, вроде бы я должна быть по-прежнему строгой, неприступной, даже суровой. Всё это так и в определённые моменты жизни мне надо быть именно такой. А сейчас я думаю о том, сколько же всего я упустила в жизни, не остановив тогда уходившую из дома Лиару...

Бенезия помолчала несколько секунд. По её рваному дыханию я чувствовала — она стремится справиться с волнением. Стремится — и не может полностью унять это волнение:

— Я тогда стояла, смотрела ей вслед. И — не могла двинуться с места. А надо было... Надо было побежать. Побежать настолько быстро, насколько это вообще возможно. Надо было остановить её... Тогда бы не было этих пятидесяти лет... Этих пятидесяти лет молчания, отчуждения... Теперь я уверена, что это промедление... Это это главная ошибка в моей жизни. Главная среди многих других ошибок... Вольных или невольных...

Она снова замолчала, теперь молчание продлилось несколько минут. Всё это время, как ощущала я, она смотрела куда-то вниз остановившимся взглядом:

— Пятьдесят лет, — тихо сказала матриарх. Пятьдесят лет мира... И я эти годы... упустила. Если бы Лиара... Если бы я смогла тогда остановить Лиару, наверное, не было бы и моей встречи с Сареном... Не было бы этих пятидесяти лет отчуждения. Я сейчас часто думаю, что я потеряла дочь навсегда. Та Лиара, которую я, может быть, увижу в ближайшем будущем, это будет уже взрослая, самостоятельная, зрелая азари. Она всегда отличалась от своих сверстниц. Очень отличалась. Её не привлекали танцы на подиумах у шестов, ей не нравилось рассматривать сколько-нибудь серьёзно перспективу стать наёмницей. За какой-то год она прочла столько книг, сколько средняя азари хорошо, если прочла за всю тысячу лет... И я... я не понимала тогда, насколько Лиара... другая! Не понимала, Джон! Я, мать, не понимала свою дочь, которую выносила и родила!... Вот что страшно! Да, вроде бы и считается, что большинство матерей-азари способны полностью отпустить своих дочерей, едва им исполнится сорок лет, но я... я никогда не думала, что я отпущу свою дочь вот так. Так отпущу, что она... совершенно исчезнет из моей жизни.

Бенезия замолчала. Несколько секунд — и она продолжает:

— Ни звонка, ни записки. Ничего. Долгие годы... И я... я окунулась в это варево политики Матриархата, стремясь заполнить возникшую внутри меня пустоту... Эта пустота привела меня в лапы Жнеца. И я пропала... Моя суть пропала из Галактики на эти... годы. Лиара, я почему-то убеждена в этом, она уверена в том, что я... погибла. Распространённый вариант... Очень распространённый. А раз я погибла... значит, Лиара ощутила самое страшное — одиночество. Ладно там любая другая азари, более стандартная, что ли. Но Лиара... её "повёрнутость" на протеанах была способна возмутить почти любую мою соплеменницу. А уж представители других рас вообще редко когда могли выдержать многословие моей дочери. Не пустое, нет. Она была... тогда... тогда была молода, она была слишком убеждена в том, что сделала что-то действительно ценное, важное. Наверное, в молодости это необходимо... такое вот ощущение уверенности в своей всемогущести ... И теперь Лиара в одиночестве работает, продолжает продвигать свои исследования, совершенствует свою теорию, мало признаваемую другими специалистами. Знаю, пыталась читать её старые статьи. Пыталась читать и новые... Вот читаю, а перед глазами — не протеане, а она... Как ни стараюсь, не могу вникнуть в суть статей, не могу, как ни пытаюсь. Всё время думаю о ней... А как вспомню, что прошло пятьдесят лет... Так... больно... Из-за моего исчезновения и Этиту могли "подвинуть" на менее значимые позиции. У чиновниц Матриархата это быстро... Кормушка, как везде, маленькая, а желающих оказаться как можно ближе к ней — много. Да почти все... желают. Противно, но это... Это жизнь, которой скоро может не быть. И я так глупо растратила пять десятков лет... Сначала потеряла Лиару, а потом... потом потеряла себя.

Она повернулась ко мне, вперила в мое лицо свой взгляд, в котором было столько боли, что я в первую секунду смешалась. Что я могу сделать, если восьмисотлетняя матриарх с её-то жизненным опытом чувствует себя бессильной, бесполезной и почти не нужной?! Мне нет и тридцати, а ей — за восемьсот. Она видела в этой жизни в тысячу раз больше чем я... А сейчас она — слаба:

— Джейн... Я понимаю, что буквально плачусь вам в жилетку. Понимаю. Но... это всё я могу сказать только вам. Только вам одной, хотя понимаю, что и без моих проблем у вас хлопот хватает... — Бенезия помолчала несколько секунд. — Джейн... Только рядом с вами мне становится легче. Даже если я ничего не буду вам говорить, даже если я не буду на вас смотреть — мне уже легче. Намного легче. Так легче, как никогда... Простите, Джейн, но я скажу... Я... люблю вас. И хочу, чтобы вы знали — на Тессии, в моём доме, как бы мне ни было трудно и сложно — вы всегда будете самым желанным... не гостем, нет... Другом. Близким другом... Очень близким, — выдохнула Бенезия. — И не только на Тессии, Джон. Везде, где буду я — я буду рада вам. Очень, очень рада, — она обняла меня, прижалась ко мне и, замолчав, спрятала лицо у меня на груди.

Несколько минут. Несколько минут тишины. Бенезия обнимала меня. Обнимала и я чувствовала: это то, что ей сейчас необходимее всего. Может быть, у неё все чувства сейчас пошли вразнос. Очень даже может быть.

— Простите, Джейн. Я скажу... — она вздохнула. — Я понимаю, что... это странно. Но не могу, да и не хочу поступать как-то иначе. Я знаю, что...

— Дэйна? — спросил Шепард, не стремясь смотреть на собеседницу.

— Да. И я... как бы становлюсь между ней... и вами, — выдохнула, сдерживая волнение и опасение, Бенезия.

— Да, и это проблема, — тихо сказал Шепард.

— Я все равно буду любить вас.

— Я знаю. Но я не хочу предавать доверие Дэйны.

* * *

Сколько прошло времени с тех пор, как Бенезия удобно умостила свою голову на моих коленях, ни он, ни она, наверное, точно не знали. Ночь была длинной, тридцать часов, потому скорого рассвета никто не ждал. Можно было не спешить, не торопиться. Протеане на своей базе занимались своими неотложными делами, профессор Сташинский готовил вместе со своими помощниками всё необходимое для осуществления бурения горизонтального тоннеля и бурения вертикальной шахты и пока что у меня и Бенезии было время, которое мы могли посвятить друг другу.

Сказав про объединённую надежду, сказав об этом очень тихо, мягко и спокойно, Бенезия вскоре уснула. Без сновидений, без кошмаров, без волнений. Уснула крепким, здоровым сном. Восстанавливающим силы — и душевные, и физические. Я сидела неподвижно, изредка взглядывая на азари, голова которой покоилась у меня на коленях. Хорошо, что Бенезия поспит. Хотя бы час, хотя бы два. Ей нужно восстановиться, впереди у неё — встреча с дочерью. Тогда ей очень понадобятся силы.

Так уж случилось, что, оставшись наедине со мной, она призналась мне в любви. Словесно. И была растроена, услышав отрицание с её стороны. Бенезии нужен кто-то, кому она может поверить очень глубоко и полно, пока не встретится с дочерью.

Карин... Да, она стала хорошей, можно сказать — лучшей подругой из всех разумных, встреченных старшей Т'Сони после выхода из хаскоподобного состояния. Наверное, этот выход так повлиял на внутренние настройки личности матриарха азари, что ей теперь легче, комфортнее и, в какой-то, может быть, весьма значительной мере, привычнее ощущать себя в большей степени не бесполым "оно", а женщиной. Всегда считала азари женщинами. И за чего у меня с Лиарой так ничего и не было. Ну кроме последнего объятия вечности. Что-то Лиара мне недоговорила тогда. Как бы она не залетела.

Она часто, почти постоянно думает о Лиаре, она — её мать и ей предстоит обрести счастье единения с дочерью после почти полувековой разлуки. Ей важно, чтобы её сейчас понимали именно как женщину, а не как условно бесполое "оно". Она выбрала меня. Влюбилась... Сказала честно и прямо мне о своей любви. Сама, первая сказала, хотя, наверное, осознавала и понимала, что я догадываюсь о её чувствах ко мне. И сейчас она спит, положив голову ему на коленях, спит, чувствуя себя более спокойно и уверенно. Она не скрывает от Шепарда деталей своего отношения к нему.

Может быть, ей действительно спокойнее и комфортнее рядом со мной. По многим причинам. Она понимает многое в нюансах взаимоотношений мужчин и женщин — людей, землян и не хочет стать угрозой для взаимоотношений меня и Дэйны. Не хочет стать угрозой и — не может отказаться от своего чувства ко мне, человеку, вытащившему её душу из "кокона хаска". Давшей ей возможность обрести душевную свободу и, возможно, душевную целостность.

Дэйна... Я не готов отпустить её. Да она осталась на Земле. Да её спортивная карьера перевалила за половину. Еще лет двадцать-тридцать и она завершиться. Ей придеться уйти в тренеры. И можно будет наконец обзавестись детьми, как мы и хотели.

Думая о Дэйне, я изредка поднимала взгляд к небу. Звёзды мерцали. Сознание человека привычно соединяло их в рисунки хорошо знакомых людям созвездий, сиявших сотни тысяч лет, сияющих сейчас и имевших все шансы сиять ещё тысячи лет после того, как очередное столкновение обитателей Галактики со Жнецами станет древней историей. Когда я смотрела на звёзды, я забывал о времени, оно переставало быть для меня ощутимым... Минута истекала за минутой, уходя в прошлое, а я смотрела на звёзды. Просто смотрела, не думая ни о чём.

Бенезия завозилась, легла навзничь, повернула голову, взглянула на меня. Я не стала сразу опускать взгляд. И ей это понравилось. Она придержала куртку на своих плечах, ощутила тепло, почувствовала, как её голова удобно покоится на коленях человека, которого она любит. Которому открыто и свободно призналась в своей любви, который принял её признание, но к несчатью не ответил взаимностью.

Что бы ни случилось впоследствии, как бы ни сложилась её, матриарха азари, жизнь, она выполнит данное Джону Шепарду обещание и всегда будет для него очень близким другом. Может быть, даже главным. Одним из самых главных. Главной подругой.

Сейчас, очнувшись от приятного, крепкого сна на моих коленях, она чувствовала себя отдохнувшей, спокойной и уверенной.

Джейн... Она не смотрит на неё. Ей комфортно, потому что она — рядом с Шепардом. Вокруг — никого из разумных нет на десятки метров... Они, можно сказать, наедине. И это осознание наполняло душу Бенезии спокойствием и силой, дарило ей уверенность в будущем.

Джейн... не привязывает её к себе своей любовью, не делает азари заложницей её любви к нему. Он раз за разом направляет её, матриарха, на осознание и понимание того, что она, прежде всего — мать Лиары, что именно дочь для неё — важнее, нужнее и ценнее всего. Потому что она — дочь Бенезии.

Она неявно постоянно напоминает Бенезии, что у неё есть Этита. Есть, потому что она была и осталась отцом Лиары. И для Джейн это — достаточное основание для того, чтобы остаться даже не на втором, а на третьем плане по степени важности для Бенезии. Она любит Джейн, но она ей постоянно неявно, но чётко напоминает, что есть в этом мире разумные, которые в большей мере и степени заслуживают её, матриарха Бенезии, любви: Лиара и Этита.

Она не хочет разрушить её, Бенезии, семью. В которую, как она убеждёна, и Бенезия эту убеждённость чувствует, матриарх должна вернуться. Во всех смыслах — душевно и физически вернуться.

И она вернётся. Вернётся к Этите, вернётся к Лиаре. Сделает всё, чтобы теперь Этита и Лиара пообщались. Очень плотно и очень долго пообщались. Отец и дочь. Она сделает всё, чтобы Лиара и Этита узнали максимально полно и максимально глубоко поняли, что сделал Джон, что сделала Карин для того, чтобы она, Бенезия Т'Сони, сохранилась как личность.

Наверное, тогда они смогут понять, что она любит теперь не только их, своих самых близких и родных, но и Шепард и Чаквас. Любит как своих спасителей. А Джейн она любит ещё глубже, ещё острее и ещё полнее. Любит, потому что... потому что любит. Как того, кому она готова отдать всю себя. Без остатка. Любит, потому что он подарил ей возможность любить так остро, полно и глубоко, как любят, наверное, очень многие разумные, независимо от расы, только в молодости, а не так, как любят на закате своей жизни.

Она готова отдаться мне. Вот прямо здесь и сейчас отдаться. Вот только он это не поймет.

Она смотрит на Джейн, Джейн смотрит на неё и им обоим этих взглядов достаточно. Он не касается её тела руками, хотя ей очень хочется, чтобы я её обняла. Обняла крепко, прижала к себе. Но тогда... тогда она не сможет смотреть на него вот так и видеть мою лицо и фигуру во всех деталях. Несмотря на черноту ночи. Эта первая ночь на Иден-Прайме стала для нас двоих особой ночью.

Я подпустила азари к себе немного ближе. А Бенезия была рада хоть такому сближению.

Она помнит, хорошо помнит, как душил её несколько раз индоктринированный, несвободный Сарен. Душил, выполняя волю, приказ Жнеца. Сейчас не важно, именовать ли Жнецом только корабль или только пилота или — и корабль и пилота одновременно. Она помнит, как Сарен её душил. И будет помнить это всегда. Такое — не забывается, такое забыть — крайне трудно. Почти невозможно.

Сарен... останется на борту фрегата. Вместе с Найлусом. Они — воины. И они будут сопровождать Джейн и её сокомандников тогда, когда она и Лиара останутся на Тессии. Турианцы будут рядом с Джоном. Военный корабль с военным экипажем и военной командой. Впереди — война. И им... им придётся воевать уже сейчас. Во всяком случае — готовиться к войне. И стремиться к тому, чтобы подвигнуть, побудить других разумных органиков тоже начать подготовку к большой тяжёлой войне. К противостоянию.

Ей тоже придётся готовиться. Потому что мало кто из азари знает то, что знает она, Бенезия Т'Сони. Знает о Жнецах и о... хасках. Знает не извне, изнутри. Тяжёлое, трудное знание. Необходимое знание. Необходимое для успешного противостояния и... успешной победы над Жнецами. Окончательной победы.

Она будет стараться использовать все свои возможности, все свои ресурсы, да, теперь — по понятным причинам, небогатые, но... всё равно. Она сделает всё, чтобы война не застала простых азари, именно простых, а не знатных, врасплох. Она будет делать всё, чтобы её соплеменницы, очень многие, успели получше подготовиться к предстоящему противостоянию. В этом теперь будет её основная задача. "Нормандия" уйдёт, а она, Бенезия Т'Сони, останется на Тессии, материнской планете расы.

Теперь она знает о протеанах. Знает о том, что они выжили. Да, Явик не будет скрываться, это — ясно. Скрываться будут все остальные протеане и мало кто в Галактике будет знать, что выжил не только Явик, но и его соплеменники, что выжила раса. И придёт день — военный или мирный, всё равно, когда протеане вернутся в галактику. Вернутся сильными, спокойными и — свободными. Уже не имперской расой, но — мощной и целостной. Вернутся благодаря тому, что на Иден-Прайме был найден Явик, а потом — были найдены и другие протеане. Найдены стараниями Шепард и её коллег. Стараниями Джейн. Её Джейн, о которой она будет думать постоянно, когда фрегат покинет пределы Азарийского Пространства.

Тогда, в редкие спокойные свободные минуты она тоже будет смотреть на звёздное небо над Тессией, а видеть фрегат "Нормандия" и Джейн. Видеть и чувствовать его, свою Джейн, сколько бы между ними не было звёздных систем. Видеть и чувствовать. И — любить. Любить верно, глубоко, полно и чётко. Любить, потому что именно Джейн подарила ей это великое счастье: любить как в молодости.

Она будет любить Джейн и верить в то, что он не раз вернётся на Тессию. Она будет ждать его возвращения, будет ждать Джона. Даже если он... не согласится на близость до момента отлёта с Тессии, когда она и Лиара вернутся на родную планету, она всё равно будет верить и надеяться на новую Встречу. Встречу, дарящую ей новое начало, детей её и Джона. Да, азари, но — способных прожить минимум тысячу лет. Уникальных азари. Унаследующих большую часть мощи Джона. Эта встреча... будет обязательно. Ожидание этой встречи, вера в то, что эта встреча обязательно будет, поддержит её, пожилую азари, даст ей силы действовать во благо своих соплеменниц, действовать ради победы над Жнецами. Скорой победы. Окончательной победы.

Возможно, она не доживёт до Победы. И такое может быть. Но и тогда она будет уверена в том, что Джейн помнит и будет помнить её ещё очень долго. Просто помнить. Ей этой памяти будет вполне достаточно. Когда она уйдёт к Богиням, ей этой памяти будет достаточно. А пока... пока она будет помнить и любить Джона, помогать и поддерживать его всем, чем сможет.

Лиара... Ей придётся понять, что приближается война, что теперь нельзя будет улетать далеко и надолго и месяцами пропадать на раскопках. Но прежде... прежде ей придётся увидеть реального, живого, настоящего протеанина и эта встреча будет для неё очень сильным шоком. Способным перепахать её личность. Да что там перепахать — это слишком слабое и неточное определение. Переформатировать — вот это слово точнее описывает то, что предстоит Лиаре. Переформатирование очень важной части личности. Накрепко связанной с её основным научным интересом — протеанской культурой, протеанской цивилизацией.

Сейчас сложно даже представить, как сложатся взаимоотношения Лиары и Явика после того, как молодая азари попадёт на борт фрегата-прототипа. Ясно только одно: Явик останется на борту "Нормандии" надолго. И его отношение Лиаре будет очень отличаться от его отношения к Бенезии. Потому, что Лиара ещё очень молода — ей едва исполнилось сто лет. По азарийским меркам — это очень мало. Дева-азари. Не более того. Не матрона, не матриарх — дева. Соответственно, Явик, скорее всего не будет ничего рассказывать Лиаре. А если он не будет рассказывать — то никто из нормандовцев тоже ничего не будет рассказывать молодой азари о протеанах. Ничего из того, что успел им, нормандовцам, рассказать и даже показать своим фирменным расовым способом Явик. В том, что он выдержит осаду молодой азари, которую Лиара не преминёт и организовать и провести, нет никаких сомнений.

О перспективах взаимоотношений Лиары и Явика, пока фрегат будет лететь к Тессии или к границам Азарийского пространства сейчас в деталях сказать ничего нельзя. Ясно одно: Лиара попадёт в очень сложное положение. Встреча с протеанином — шок, встреча с Сареном — легендарным Спектром — шок, встреча с людьми — ещё больший шок. Лиара знает и понимает в людях ещё меньше, чем знала и понимала Бенезия до встречи с Сареном, до попадания под власть Жнеца. А значит, молодая азари будет делать ошибки. Много ошибок. Прежде всего — во взаимоотношениях с нормандовцами, с землянами.

Турианцы и протеанин... они сумеют отгородиться от Лиары. И нормандовцы не будут им указывать, как это следует делать и следует ли делать это вообще. Но полёт к Тессии или к Пространству Азари стараниями Лиары может превратиться для нормандовцев в кошмар. Теперь Бенезия это понимает. Память вернулась к ней в полной мере, она многое вспомнила, многое осознала. Остро, чётко, глубоко осознала.

Это осознание, особенно — относительно Лиары, ей сейчас не нравилось. Лиара слишком молода и недостатки, проблемы, даже пороки, свойственные молодости, ей повредят в гораздо большей степени тогда, когда она окажется перед необходимостью понять суть взаимоотношений, суть связи, существующей теперь между её матерью и Шепардом.

* * *

— Бена... — раздался мой тихий шёпот.

— Что, Джейн, — азари открыла глаза, её взгляд упёрся в мое лицо.

— Не накручивай себя, — произнёсла я.

Только три слова, сказанные мягко, тихо и спокойно, а Бенезия... Наверное, это можно определить, как "растаяла". Если она читает её мысли... нет, скорее — чувства, то... он её любит. А это для Бенезии — главное. И всегда будет главным. Теперь — будет главным. А Лиара... Лиара вынуждена будет смириться с тем, что Бенезия круто изменила свою жизнь, что теперь кроме Этиты у неё есть новая, глубокая любовь. К Джейн Шепард, землянке, человеку и офицеру.

— Не буду, Джейн, — сказала Бенезия, прикасаясь рукой к моей щеке. — Думаю... О многом думаю. Теперь — об очень многом думаю, — она помолчала несколько секунд. — Спасибо. Тут так тихо и спокойно... Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности, — она едва заметно улыбнулась, не сомневаясь, что Джейн увидит её улыбку. — Можно тебя... обнять? Я... немного устала лежать и теперь готова посидеть... рядом с тобой, Джон...

— Можно. — я не стала улыбаться, но сказала это так по-доброму, что матриарх одним слитным движением села и обняла меня за шею, целуя его в губы.

Она понимала, что я могу уклониться. Могу устраниться, выставить ладонь и — не дать Бенезии соединить свои губы с его губами. Что я и сделала.

* * *

Я... он подхватила её на руки, встала и медленно, мягко понёсла по тропинке. Азари обхватила руками мою шею, продолжая смотреть на мое лицо, в мои глаза. Я несла её. И ей было всё равно, куда я её несу: она верила мне и верила в меня. Она знала, чувствовала и понимала, что я не подвергну её опасности. Я подняла её на руки, понёсла. И она поняла — я не хочу, чтобы она простудилась. Всё же комбинезон — не броня. Шепард заботилась о ней. Заботилась без слов, молча. Заботилась о ней, не как о бесполом "оно", а именно как о женщине.

Они молчали. Молчала Бенезия, почти неотрывно смотревшая на мое лицо и в его глаза, молчала я, изредка смотревшая на Бенезию, на её лицо, но чаще поглядывавшая на тропинку. Кустарники остались позади, начался лес. Бенезия ощутила, как ей становится... теплее. Мои руки, мои ладони согрели её.

Сколько они вдвоём прошли по этому лесу — она не знала, да и не стремилась знать сколько-нибудь точно. Она радовалась, она была счастлива, что Джейн Шепард уделяет ей одной столько внимания. Да, пройдёт ещё немного времени, несколько часов — и она улетит в лагерь археологов, потому что работа продолжается.

Она улетит, а она останется здесь, на фрегате. И теперь она будет ждать её возвращения. Она будет рада принять её в своём салоне. Она будет рада придти к нему в её каюту-выгородку, которую я иногда, под настроение, называю "каюткой". Она будет счастлива придти к ней в каюту так же, как приходит Карин к Дэвиду. Приходит, чтобы остаться с ним наедине. Надолго. Очень надолго. Потому что когда рядом с тобой любимый человек, время начинает течь по-другому.

Она будет ждать её возвращения на фрегат. И я буду знать, что она меня ждёт. Она — меня. Я будет чувствовать её ожидание, будет чувствовать её любовь. И возможно это мне поможет. Должно помочь справиться с трудностями, со сложностями, поддержать. Если потребуется — защитить от слабости, от неуверенности.

Она будет счастлива накормить её домашней едой. Да, паёк, армейский — это хорошо, там много витаминов и всяких других полезностей, но домашняя еда всё же намного лучше. Потому что она — домашняя. Потому что её надо приготовить вручную. И она, Бенезия Т"Сони теперь будет стремиться к тому, чтобы Шепард ела не пайки — армейские или флотские, а домашнюю еду. Чтобы он нормально питался — не на коленке держа раскрытый пайковый пакет, а за столом, неспешно. Три блюда. Минимум — два.

Так будет. Потому что она этого хочет. Хочет быть полезной Джейн, хочет быть рядом с ней. Да, вполне возможно, когда Лиара будет найдена, ей предстоит вместе с дочерью покинуть борт фрегата-прототипа, предстоит возвратиться на Тессию. Но до этого момента ещё очень далеко и всё это время она хочет быть рядом с Джейн, хочет быть вместе с ней, хочет быть для неё опорой и поддержкой, потому что она стала опорой и поддержкой для неё. В самый трудный момент она сделал всё, чтобы она выжила, чтобы она возродилась. И теперь они связаны. Накрепко связаны невидимыми узами. Она рискнула для неё своей жизнью. И она рискнёт, если потребуется, своей. Рискнёт ради него. Не задумываясь. Потому что... потому что она его любит.

— Спасибо, Джон, — тихо сказала Бенезия, когда мы поднялись на холм и я остановилась. — Я отдохнула. Опусти меня на землю, дай мне встать на ноги, пожалуйста.

— Уверена? — тихо спросил я.

— Да, Джейн. Теперь — уверена, — ответила Бенезия, чувствуя, как я осторожно ставлю её на ноги и обнимаю, плотнее запахивая куртку. — Спасибо, — ей так хотелось постоянно благодарить меня, но она сдерживала себя, понимая, что лучшей благодарностью будут не слова, а действия.

Бенезия обняла меня. Мы смотрели на открывшуюся панораму. Тёмные громады протеанских башен, светлеющие едва заметно в ночном мраке громады протеанских, немногочисленных жилых небоскрёбов, "кубики" археологических посёлков, белевшие расплывчатыми параллелепипедами, серые склоны обработанных ковшами археологических раскопов.

Глава 30 Явик и дети поселенцев Иден-Прайма. Общение

Сидя на берегу озера, Явик обдумывал случившееся совсем недавно, вспоминал, привычно отслеживая и то, что происходило поблизости здесь и сейчас. Он знал, что Бенезия неравнодушна к Шепарду, понимал многие причины такого отношения азари к человеку и признавал, что избранная матриархом тактика и стратегия поведения является во многом оптимальной, а часто — единственно возможной и необходимой в данных конкретных условиях сложившейся и продолжавшей складываться ситуации.

Для него не было тайной то, что Шепард любит Дэйну.

Явик не видел ничего особенного и в том, что Шепард полюбит Бенезию, но она не захотела. Представительницу расы, обозначавшей себя как бесполая, признаваемой другими расами в качестве двуполой. С одним маленьким, но важным уточнением — каждая азари на протяжении своей гарантированно тысячелетней жизни успешно выполняла требования социальной роли и мужчины и женщины. Потому протеанин ничего удивительного не видел в том, что матриарх азари полюбила человека, землянина.

Джейн Шепард — необычный человек, необычная землянка. И потому она может делать необычные вещи. Какой обычный сценарий ждал бы Иден-Прайм, не пройди Джейн через активацию новых возможностей и способностей? Опускается на планету, ставшую земной колонией, вышедший из пылевого облака странный корабль, стартуют с него десантные корабли гетов, шагоходы-охотники и шагоходы-пехотинцы оттесняют в сторону от Маяка, не особо церемонясь и тем более — не останавливаясь перед необходимостью убивать, разумных органиков-людей. Маяк быстро переносится на борт Жнеца, который, лениво и неспешно огрызаясь из своих орудий, стартует и исчезает.

Пока ещё иден-праймовцы поймут, что именно произошло, пока "прокрутится" чиновничья машина реагирования на ситуацию — будет уже поздно. Прибывший на планету фрегат "Нормандия" ждал бы провал возложенной на экипаж военного корабля-прототипа миссии: Маяк выкрали, увезли в неизвестном направлении. Даже те, кто совершил это, не известны в деталях. На гетов кивать? Можно, но — вряд ли эффективно. И если бы местные жители узнали, что экипаж прибывшего корабля тоже должен был бы забрать Маяк... Непонимание могло достичь гротескных размеров. Со всеми сопутствующими последствиями. Было ли в этом сценарии что-нибудь новое? Нет, не было. В истории — и не только Протеанской Империи — были похожие сценарии.

Сидевшего на берегу озера протеанина больше занимали раздумья о том, что же произошло с его собственной расой. Да, пятьдесят тысяч лет назад имперская раса протеан пережила геноцид. Жнецы вырезали разумных высокоразвитых органиков практически полностью. Пока Явик был рядом с Таэлой, рядом с другими выжившими соплеменниками, он многое восстановил в своей памяти. И многое узнал с новых, ранее неизвестных сторон. Ему открылись новые детали, новые уровни понимания происшедшего.

Да, на момент вторжения Жнецов раса протеан могла и, наверное, считалась наиболее "продвинутой" и развитой из всех существовавших на тот момент в галактике рас. Как всегда бывает, когда дело касается разумных органиков, протеане о своей древнейшей расовой истории знали до обидного мало. Даже самоназвание и расположение материнской, родной планеты так и осталось не установленным совершенно точно и однозначно. На роль такой планеты претендовали, как помнил Явик из курса обязательного обучения, освоению которого посвящали несколько лет жизни все без исключения чистокровные протеане, претендовали несколько планет, вполне возможно, что на каждой из них зародилась цивилизация, ставшая, в конечном итоге, фундаментом расы протеан. Если уж коммуникационное устройство, обнаруженное разведками нескольких нынешних, современных землянину Джону Шепарду ключевых рас, датировалось возрастом более чем в семьдесят тысяч лет. А содержало это устройство в себе весьма продвинутую "электронику", то ясно: протеане гораздо старше, чем можно было предположить, учтя те самые двадцать тысяч лет до момента прихода Жнецов. Протеане со Жнецами воевали столетиями. Не всегда успешно, следует признать, воевали, но ведь воевали же! Не сдавались, не отступали, а сопротивлялись, огрызались, наносили урон.

Предшественниками протеан считаются инусаннон, оставившие на планетах, ставших частями прародины протеан, руины своих городов. Именно там, на руинах были найдены многие носители информации. Явик помнил из курса первичного обучения, что первые протеане были потрясены предусмотрительностью инусанонцев: все сохранившиеся тексты были адаптированы, изложены чётко, просто, конкретно. К каждому файлу-тексту был приложен файл, позволявший легко расшифровать написанное, обеспечить понимание.

Именно там, на руинах древних инусаннонских городов, была найдена информация, давшая возможность первым протеанам освоить эффект массы и впоследствии — очень быстро разработать сверхсветовой двигатель, открывший протеанам дорогу к звёздам, позволивший потомкам первых протеан путешествовать между звёздными системами.

Протеане, расширяя границы своего расового пространства, обнаружили ретрансляторы, прошли через них и вышли к Цитадели — огромной космической станции. Впоследствии она стала политическим и культурным центром протеанской цивилизации.

Вспоминать дальнейшее было тяжело. В курсе первичного обучения об этом периоде протеанской истории говорилось лишь то, что в самом начале своей космической истории протеане столкнулись с опасностью, олицетворяемой машинным разумом. Этот разум восстал против протеан. И он же заставил протеан объединиться, создав межзвёздную империю. Только тогда, когда протеане объединили под своим правлением всю разумную органическую жизнь в галактике, они смогли победить восставшие машины.

И тогда же протеане начали наблюдение за многими предками современных Шепарду рас — за азари, турианцами, саларианцами, кварианцами, ханарами и, конечно же, людьми. Точности и чёткости, а главное — оперативности и полноте наблюдений способствовало наличие и работа большого количества аванпостов, расположенных на планетах материнских миров молодых разумных рас, ещё не вышедших в космическое пространство, не достигших уровня возможностей, позволяющих преодолеть планетное притяжение. Протеане, как помнил Явик, способствовали развитию этих рас, управляли этим развитием, помогали раскрывать расовый потенциал. В перспективе планировалось предоставить некоторым молодым расам возможность присоединиться к Империи.

Вера в то, что разумные органики способны победить любых разумных синтетиков, стала одной из могильных плит, задавивших и умертвивших расу протеан. Когда пришли Жнецы, у протеан едва хватало сил сопротивляться, постепенно отступая и нанося редкие, малоэффективные, как теперь понимал Явик, удары. А вот Жнецы... Они действовали умело, уверенно, чётко и мощно. Пришли в Галактику через Цитадель. В результате раскрытия станции в "ромашку" погибло всё центральное, верховное руководство Империи вместе с ближайшими помощниками. Обезглавленная Империя Протеан перешла к обороне, но... овладев Цитаделью, Жнецы захватили контроль и над всеми ретрансляторами, что привело к нарушению связи и перевозок по всей империи. Каждая имперская звёздная система очень быстро оказалась полностью отрезана, надёжно изолирована от всех других. Жнецы получили доступ ко всем центральным базам данных, которые хранились на Цитадели и смогли отслеживать деятельность своих оппонентов в любой части галактики практически в реальном времени. Протеане оказались беззащитны — враг проник в их ряды. Иерархия протеан была подорвана: возникавшие и множившиеся внутренние конфликты ослабляли единство протеанского общества. Подчинённые чистокровным протеанам расы были разделены и дезориентированы. Империя была неспособна к быстрой трансформации, а её единство, в первую очередь — военно-доктринальное, делало полное поражение протеан вопросом нескольких ближайших столетий.

Наверное, единственное, что действительно хорошего сделали протеане тогда, когда поняли, что стоят на пороге собственной гибели — прекратили все исследования развивающихся разумных рас в надежде, что Жнецы сочтут эти расы слишком примитивными для уничтожения. Протеане надеялись на то, что некоторые из этих молодых рас переживут Жатву и объединятся в новую империю.

Теперь Явик видит людей, видит турианцев, видит азари и, наверняка увидит ещё многие расы, которые он и его соплеменники видели на этапе их, этих молодых тогда рас, древнейшей истории, но все они стоят теперь перед перспективой противостояния со Жнецами и перед перспективой уничтожения. Да, молодые расы смогли выжить. Смогли тогда, когда погибли протеане, сохраниться и развиться, но выживут ли они теперь?

Он — выжил. Выжил и очень долго, несмотря на то, что прошло только несколько десятков часов, считал, что он выжил только один. Готовился к тому, что ему придётся прожить остаток своей жизни в одиночестве и никогда не увидеть сородича.

Теперь он знает, что у него есть сородичи, знает, что выжила его любовь, Таэла, не отвергшая его, сохранившая память о нём и согласившаяся быть с ним рядом. И он должен был согласиться на то, чтобы и Таэла и её коллеги, другие протеане и протеанки, пусть немногочисленные, пусть очень немногочисленные, остались в тени, а на свету, открытый всем и всему, остался только он.

Теперь он должен делать вид, играть роль и действовать так, чтобы все разумные органики поверили в то, что он выжил один, а вся раса протеан погибла. Вся. Раса. Погибла. Он должен это сделать, чтобы теперь дать возможность своей расе выступить не в первых рядах борьбы с новым нашествием Жнецов, а на заднем плане, в ходе тайной войны со старым врагом. Потому что свою войну с этим древним врагом протеане уже проиграли. И теперь новую войну суждено или проиграть или выиграть уже не протеанам, а новым расам.

В течение нескольких веков, две тысячи лет протеане сражались за каждую звёздную систему, за каждую планету, за каждый город, за каждое поселение, стремясь изнурить Жнецов до значимого "острого" предела. Чтобы замедлить продвижение полумашин, приходилось приносить в жертву целые планеты со всем их населением.

Вопли о помощи, разносившиеся по межпланетным линиям связи. Они до сих пор звучат в сознании и в памяти Явика, лишая его покоя. Тогда такая сдача планет считалась необходимой уже потому, что время, которое Жнецы тратили на переработку населения этих планет, позволяло в очередной раз перегруппироваться протеанским войскам.

Враг, с которым столкнулись протеане, возглавлявшие галактическую империю, оказался гораздо опытнее, чем они могли себе представить. Гибель инусанонцев и их предшественников, всех без исключения, становилась реальной перспективой и для протеан. Жнецы применили индоктринацию, одурманивание солдат протеанских войск и сопротивление имперской расы было сломлено. Жнецы прошли по всем обитаемым районам галактики, часть планет, население которых оказало, несмотря на бесперспективность, яростное и эффективное сопротивление полумашинам, была целиком уничтожена, другие населённые планеты были захвачены войсками Жнецов, а население обращено в рабство.

Явик знал, помнил о том, что Жнецы никогда никому не предлагали сдаться. Они имели только одну цель: уничтожение всей развитой разумной органической жизни. Хотя, случалось, что уничтожали и полуразумные и неразумные расы. В истории противостояния Жнецов с протеанами такое тоже было. Рабство же состояло в том, что порабощённые разумные органики переходили на сторону Жнецов и становились их сообщниками, начинали воевать против своих соплеменников. Можно было сколько угодно надеяться на патриотизм, самопожертвование, воинскую дисциплину, верность присяге, но если враг просто перехватывает управление твоим разумом, твоим телом, твоим сознанием, твоей памятью — какое тогда значение имеют все эти морально-этические регуляторы? Они становятся абсолютно бессильными, а, следовательно — неэффективными и, как итог, ненужными.

Явик слишком хорошо помнил о том, что индоктринация, массово применённая Жнецами, обрекла протеан на борьбу с врагами в собственных имперских рядах. Под жнеческим внушением многие разумные органики из рас, входивших в состав Протеанской Империи, неминуемо становились либо тайными, либо явными послушными агентами Жнецов, способными в самый критический момент предать своих соплеменников. Предать всех разумных органиков, кто боролся против Жнецов.

Несмотря на ведение активных боевых действий против полумашин, протеане продолжали заниматься наукой, они искали причину такого поведения Жнецов, видели цикличность их действий и уже подозревали, что Жнецы действуют так, а не иначе, просто выполняя программу. Значит, эту программу кто-то вложил в эти полумашины, кто-то эту программу активировал и остался неизвестен, потому что в дальнейших Жатвах участвовали только Жнецы, а не их создатели, не их покровители. Жнецы воспринимались многими протеанскими учёными-исследователями как такие же заложники цикла повторений, как и уничтожаемые расы разумных органиков.

Горечь поражения усугублялась ещё и осознанием того, что к любому выбору, способному в корне изменить ситуацию в противостоянии со Жнецами, протеане, равно как и их предшественники, оказались не готовы. Огромное количество ресурсов было брошено не на борьбу со Жнецами, а на строительство Горна — устройства, которое, по мнению крупнейших знатоков техники и технологий, могло стать оружием Судного Дня и, по меньшей мере, резко ослабить Жнецов, если не уничтожить их всех и сразу. Горн даже начали строить, отрывая ресурсы с фронтов противостояния со Жнецами, но достроить не смогли. Потому что не было в рядах протеан прежнего единства. Появились те, кто считал, что Жнецов следует не уничтожать, а подчинять. И к ним очень многие прислушались. А результат — ослабление не Жнецов, а протеан и ускорение окончательной гибели имперской расы.

Насколько мог судить Явик, Жнецы, получив контроль над сознанием и над телами разумных органиков, извлекли с населённых планет всё ценное — все ресурсы, все технологии. Удостоверившись в том, что высокоразвитой органической жизни в Галактике больше нет, Жнецы ушли, предварительно уничтожив все явные свидетельства вторжения. Брошенные на произвол судьбы хаски, оставшись без верховного управления, без цели, оправдывавшей их существование, долго профункционировать не смогли и вымерли. Разрушились. Геноцид, устроенный Жнецами протеанам, был завершён победой Жнецов.

И теперь выяснилось, что некоторые протеане всё же выжили. Выжил он, офицер и командир Явик. Выжила Таэла. Выжили члены экипажа и команды фрегата "Клинок Ярости". Выжили немногочисленные воины — десантники и пехотинцы. Выжили немногие гражданские специалисты. Ясно, что пройдёт ещё немало времени, прежде чем протеане окрепнут и смогут открыто заявить о себе, как о выжившей расе.

Да, всё это — дело близкого, но всё же будущего, а пока... Прислушиваясь к себе, Явик теперь был склонен верить: где-то в Галактике ещё есть места, где сохранились такие же протеанские анабиозно-стазисные акрополи. Там в саркофагах находятся выжившие протеане. И эта вера придавала воину древней расы сил, порождала в его сознании надежду на то, что, даже оставаясь в тени, протеане смогут внести свой уникальный вклад в победу над Жнецами. Победу, которую одержат те расы, которые протеане видели в древнейшие периоды их истории.

Вспоминая последние дни обороны нынешнего Иден-Прайма, Явик обратил внимание на одну деталь. Она раньше ускользала от чёткого осознания: многих чистокровных протеан не обнаруживали ни в числе живых, ни в числе мёртвых. Они исчезали. Теперь Явик был склонен верить в правильность предположения, высказанного одним из его сослуживцев-офицеров: Жнецы всё же берут пленных. Думать о деталях такого пленения даже для него, офицера протеанской армии, было очень тяжело. И не только из-за отсутствия внятных доказательств и подтверждённых фактов. Что-то он чувствовал такое, что ему будет трудно воспринять полностью даже сейчас, когда до столкновения со Жнецами оставалось ещё немного времени. Мирного времени. И возможно, будет тяжело воспринять и принять много позже, когда война со Жнецами снова придёт в Галактику.

Мысли Явика вернулись к тому, что он увидел на протеанской базе. Да, он знал то, о чём умолчал в общении с Шепард и другими нормандовцами. Он знал, что фактически на огромной подземной протеанской базе были места для миллиона капсул с солдатами. Этот бункер уходил в толщу планеты Иден-Прайм на сотни метров. То, что видел Шепард — это только часть, самая верхняя часть этого бункера. В глубины уходили этажи и уровни, на которых располагались технические, служебные и жилые, а также вспомогательные помещения, а главное — сотни и тысячи капсул. В них находились протеане. Не только воины, но и гражданские. Из них Явик должен был восстановить, воссоздать, реанимировать новую протеанскую империю, когда угроза Жнецов минует.

Не всё пошло так, как предполагалось в заранее разработанном плане. Ещё тогда, когда все эти солдаты и гражданские погружались в анабиоз и глубинные подземные уровни были заблокированы, среди них появились одурманенные, которые и навлекли на бункер внимание, а затем и войска Жнецов, прибывшие для зачистки Иден-Прайма. Тогда, в ходе возникшего противостояния, были уничтожены сотни тысяч капсул с протеанами. Подконтрольные врагу хаски протеан ещё очень долго атаковали чистых протеан — как гражданских, так и солдат, ещё не вошедших в анабиоз.

Виртуальный Интеллект "Победа" был вынужден самостоятельно использовать нейтронную обработку для устранения всех сил Жнецов, находящихся внутри бункера. Обработка была проведена, но она сильно повредила базу протеан, выведя из строя аппаратуру, отвечавшую за автоматическую перезагрузку. Из-за возникшей нехватки энергии многие капсулы, в которых находились "чистые" протеане, были экстренно отключены, потому в живых осталось совсем немного протеан. К моменту активации Базы умерли многие тяжелораненые протеане, сумевшие всё же активировать режим анабиоза.

Список жертв пополнили протеане, капсулы которых оказались неисправны. Жнецы наступали, протеане отступали, огрызаясь и отстреливаясь. Таяла надежда на сохранение протеанской расы, надежда на то, что бункер обнаружат представители молодой разумной расы, сумевшей избежать уничтожения в ходе Жатвы, была очень слабой.

Протеане — выжили, но пока что они слишком слабы и слишком малочисленны. Да, они — хищники и готовы принять активное участие в борьбе со своим старым врагом. И не их вина, что им придётся действовать не в авангарде, а в тылу, скрываясь и прикрываясь завесой тайны.

Явик был рад увидеть и услышать соплеменников и соотечественников, он был счастлив убедиться, что Таэла не пострадала, что она выжила, что она осталась прежней. Через несколько суток будет пробит тоннель к "Клинку Ярости" и в глубокой тайне протеане перейдут на борт своего большого сильного, хорошо вооружённого корабля.

Если фрегат действительно не пострадал — они получат шанс уйти в безвестность для почти всех нынешних обитателей Галактики. Уйти, оставшись видимыми и доступными только для нескольких десятков разумных органиков, которые в большинстве своём будут ещё очень долго составлять экипаж и команду фрегата "Нормандия".

Сейчас многие нормандовцы откровенно боятся протеанского воина. И Явик понимал этот страх правильно: слишком многое в среде чистокровных протеан было построено на объективном многоуровневом превосходстве расы над другими, неимперскими, нетитульными расами. Протеане смогли научиться индивидуально передавать данные прямо в сознание другого разумного существа, смогли достичь в этом искусстве уровня мастеров и уровня профессионалов. На такой технологии работали, в том числе, и протеанские маяки. Хорошо ещё, что пока никто из представителей молодых рас не обнаружил и не вступил в контакт со многими руинами, способными тоже передавать информацию прямо в мозг разумного органика. Вряд ли мозги современных органиков полностью приспособлены к такому информационному удару. Может быть, Шепард и сохранит себя в здравом уме и в твёрдой памяти после такого контакта с руинами, но... она ведь такая стойкая и подготовленная — одна, а землян, людей — много. И не факт, что первым контактёром с такими протеанскими руинами будет именно старпом "Нормандии".

Спокойно отнесясь к развитию взаимоотношений между Шепардом и Бенезией, Явик всего лишь следовал традициям своей расы. Тогда, когда нынешние молодые расы стояли на значительно более низких уровнях развития, чем сейчас, перед очередной войной со Жнецами, они в сознании протеан были прочно соотнесены с понятием "примитивы". Потому и отношение протеан к нынешним кварианцам, саларианцам, турианцам, азари было в целом надменным.

Были и исключения из этого правила, которые ни в коей мере не могли подвергнуть само правило какому-либо сомнению. Так, нынешние кварианцы, которые тогда ещё обходились без скафандров, многими протеанами вполне обоснованно и нормативно считались привлекательными.

Общая же установка в Империи Протеан была такова: все более слабые расы завоёваны и порабощены чистокровными протеанами, потому никакие взаимосвязи вроде спаривания между чистокровными протеанами и представителями слабых рас не могут считаться нормативными и потому — приемлемыми.

Да, Шепард прекрасно понимал, что протеанин — прежде всего хищник, а потом уже — воин и офицер. Сарен Артериус, чему старпом был неоднократно свидетелем, бледнел, едва только видел неподалёку протеанина. Безжалостный турианец, руки у которого минимум по локоть, а по оценкам самого Явика, считавшего с Артериуса немало важной информации — и по плечи — в крови, понимал, что в лице протеанина он видит перед собой более сильного противника, которому не сможет успешно противостоять и тем более — сопротивляться. Шепард, как понимал протеанин, подозревал, что во времена раннего детства многих нынешних рас пространства Цитадели, протеане не гнушались поеданием нынешних турианцев, саларианцев, кварианцев, кроганов, ханаров, азари. В меню протеан входили и древние люди.

Всё это было в истории протеан. Да и не только протеан. Явик знал теперь, благодаря общению с Таэлой, достаточно полно историю азари, историю турианцев. И те, и другие тоже на заре своего расового развития "баловались" поеданием друг друга в живом и в мёртвом виде. Теперь Явик видел в действии более полную, но по-прежнему стандартную общегалактическую программу расового развития, влияние которой не смогла избежать ни одна из рас. Видел и знал достаточно много о существующем до сих пор заблуждении, что ретрансляторы и Цитадель являются наследием протеанской цивилизации. Лестно, конечно, было знать о том, что именно твоей расе приписывают создание столь долговечных сооружений. Но правда всё же была гораздо проще и страшнее: создателями этих сооружений были не протеане, а Жнецы. Протеане тоже усовершенствовали свои технологии на основе наследия предшествовавших им рас, таких, как инусаннон. Но в своём развитии они не достигли столь высокого уровня, который позволил бы им создать нечто наподобие ретранслятора или станции "Цитадель". Во время войны со Жнецами протеане разработали и сумели создать энергетическое оружие, не требовавшее стандартных боеприпасов, продолжали исследовать космос автоматическими зондами, а иногда — и с помощью пилотируемых кораблей. И это — несмотря на то, что ресурсов катастрофически не хватало для сдерживания наступления Жнецов. Протеане старались сохранить чертежи недостроенного ими Горна, чтобы дать другим расам шанс на противостояние Жнецам. Записи о Горне, как знал теперь Явик, хранились на Марсе, но до сих пор в базах данных, доступных на Иден-Прайме, нет информации, что они были найдены людьми.

Многие, но не все подземные уровни базы на Иден-Прайме были, в общем-то, почти целы. Явик, благодаря общению с Таэлой и с её выжившими коллегами, тому самому интенсивному общению мыслеобразами, по которому он уже успел очень соскучиться, теперь мог предполагать, что руины протеанских городов, поселений, станций, нынешние расы могли найти на разных планетах по всей нынешней галактике. Возможно, они остались нетронутыми, но Явик, как и Таэла и её коллеги, не исключал, что многие со временем могли быть — и даже должны были быть — разграблены. Зная о том, какими были нынешние молодые расы на заре своего развития, ни Явик, ни Таэла с коллегами не сомневались в том, что никакая из этих рас, включая, конечно же, людей, не смогла бы пройти тест на звание "святой" с положительным результатом.

Если многие базы и поселения протеан были действительно разрушены или разграблены... Значит, где-то в галактике должны были быть найдены и протеанские диски с данными, в том числе "золотые" диски, обозначавшие планеты и иные небесные тела, предназначенные для колонизации протеанами. Над поиском таких дисков следовало поработать. Если будет полёт по значительной части галактики, исследованной к нынешнему времени, то поиску этих дисков — и не только ему, он, протеанский воин, должен уделить самое пристальное внимание.

Если бы среди нормандовцев не было такого человека, как Шепард, прошедшего через своеобразный обряд "преображения" и ситуация сложилась так, что люди самостоятельно обнаружили Базу, то перед ними встала бы проблема осуществления доступа и понимания смысла информации, записанной на протеанских носителях. Явик пока что сомневался в том, что и информация Маяка, содержащего предупреждение о грядущем вторжении Жнецов, будет понята людьми правильно и в полной мере. Видение, заключённое в Маяке, люди смогли бы увидеть, но полностью осмыслить — вряд ли. Для полного осмысления люди должны были владеть Шифром, являвшимся ключом, позволявшим мыслить как протеане, понять протеанскую культуру, историю, память ушедших поколений. Если бы не Шепард... пришлось бы решать вопрос о передаче людям Шифра. Вот поэтому Явик, едва очнувшись, очень обрадовался тому, что Шепард способен говорить с протеанами напрямую и понимать их достаточно глубоко. Да и шифр она уже раньше получила.

Протеанин включил инструментрон, развернул средний экран и вывел на него карту нынешней Галактики, увеличив сегмент Аттического Траверса. Он вглядывался в отметки планет, звёздных систем, астероидных поясов и думал, что видит сейчас то, что осталось от области, где располагалась в глубокой древности материнская планета протеан.

Если "Нормандия" покинет Иден-Прайм, то он договорится с Андерсоном, чтобы корабль побывал в Аттическом Траверсе. Ему надо, очень и очень надо взглянуть на место, где располагалась прародина протеан, своими глазами.

Таэла и её коллеги смогут сделать это, воспользовавшись "Клинком Ярости", они сделают это тайно, прикрыв корабль полем невидимости, а ему... ему придётся попросить Андерсона направить "Нормандию" в этот район. Почему-то ему кажется, что после Цитадели фрегат-прототип отправится в длительный полёт по Галактике. И он даже немного уверен в том, что именно так и будет.

Протеанин сидел на берегу озера, сохраняя привычную полную неподвижность. Ночь его не настораживала — он привык к тому, что необходимо бодрствовать и действовать ночью. Протеане всегда были и оставались хищниками — жестокими, быстрыми, безжалостными. Он привык воевать, жить боем, действовать так, как полагается воину. Когда он появился на свет, война со Жнецами... приближалась. И сейчас, сверяясь со своей просыпающейся глубинной памятью, Явик с трудом воспринимал окружающее пространство, как мирное. "Всё в этом мире повторяется" — с горечью подумал воин древней расы.

Несколько десятков минут назад он почувствовал, что рядом появились дети. Они тоже пришли к озеру, пришли, не боясь темноты, не обращая особого внимания на то, что время уже достаточно позднее. Теперь, ненадолго отрешившись от размышлений о минувшей войне, окончившейся поражением протеан, но, к счастью, не завершившейся гибелью протеанской расы, Явик чувствовал сдержанный интерес крестьянских детей к себе. Он продолжал сидеть неподвижно, но слышал, чувствовал и видел, как дети поселенцев Идена приближаются к нему.

Любопытство человеческих детей, как теперь полагал Явик, граничило с безрассудным бесстрашием. Они не воспринимали протеанина, облачённого в боевую кроваво-красную броню, больше похожего на жука, вставшего на задние лапы, чем на человека, как угрозу и опасность. Они хотели приблизиться к нему, хотели поговорить с ним, хотели прикоснуться к нему. Столь непосредственное отношение маленьких землян не удивляло Явика — он видел, как развивалось человечество в начальный период своей истории. А потом... потом была война со Жнецами, но человечество выжило. И развилось, и упрочило своё положение, вышло в Большой космос, стало, пусть пока что очень формально, частью сообщества Старых Рас. И вот теперь дети землян осторожно, неспешно, но неудержимо старались подойти к нему, воину протеанской расы.

Явик знал, что крестьяне, жившие в окрестных селениях, задали Карин и Бенезии немало вопросов о протеанине. И азари, и человек многое рассказали иденцам о Явике. То, что знали, а ещё — то, что поняли, что ощутили. Так что для крестьян Идена он, воин древней расы перестал быть неизвестным, страшным, опасным. Для взрослых — перестал. А дети... Они всегда воспринимали окружающий мир по-иному. Пользуясь своим, особым детским восприятием, они осваивали окружающий мир.

* * *

Явик не напрягая слух, чётко и ясно слышал, как перешёптываются между собой девочки и мальчики, подходившие к тому месту, где он сидел:

— Он сидит здесь долго, — говорил один мальчик другому. — Несколько часов. Сидит неподвижно, не смотрит по сторонам.

— Может, не надо ему мешать? — спросил другой мальчик. — Может, ему надо побыть одному?

— Мы не будем мешать ему. Просто подойдём поближе, — сказал первый. — Родители сказали, что он выжил один. Только один, представляешь?! Из всей расы! Наверное, ему сейчас тяжело.

— Думаешь, что если мы подойдём, ему станет легче?

— Не знаю, — честно сказал мальчик своему приятелю. — Думаю, что тяжелее ему точно не станет. Многие взрослые говорят, что одиночество — страшно для любого разумного. А он — разумный. Представь только, что такое проснуться, очнуться через пятьдесят тысяч лет и понять, что ты один...

— Б-р-р, — произнёс собеседник. — Не-е-е. Такое я даже на секунду представить боюсь. Не умею я такого.

— А вот ему — пришлось. И он несколько часов сидит один. В темноте. На берегу.

Две девочки, насторожённо посматривавшие на неподвижно сидевшего протеанина, старались держаться позади мальчиков. Явик чётко ощущал, что они боятся его, воина древней расы, боятся сильно. Мальчишки тихо и медленно, наверное, так им казалось, шаг за шагом сокращали расстояние между собой и сидевшим на берегу протеанином.

— Ребят, может, не надо мешать ему? — спросила одна из девочек, державшаяся чуть ближе к мальчишкам, чем её подружка. Явик чувствовал, что она — более смелая и решительная.

— Мы ему не помешаем, — мальчик остановился. — Он... Он смотрит на меня.

* * *

— Не прячьтесь, — сказал Явик, почти полностью убрав из голоса стрёкот. Он бы мог и полностью убрать стрёкот из голоса, но решил, что для первого общения будет достаточно и такого уровня. Наверняка Бенезия и Карин рассказали крестьянам Идена о том, как чаще всего звучит голос протеанина. — Подходите и давайте поговорим, — он не стал улыбаться, не будучи уверен в том, что его улыбка не напугает детей. Взрослые земляне — это одно, а дети... Они могут воспринять его улыбку по-другому. Она может их напугать очень сильно, а сейчас это ему не нужно. Он не желает, чтобы маленькие земляне воспринимали его как хищника, как охотника.

* * *

— Он нас заметил, — сказала девочка, остановившись. — Мальчишки, что, будем подходить?

— А куда мы денемся? — помедлив, сказал второй мальчик. — Хотели...

— Хотели, это правда, — подтвердил первый. — Теперь... придётся идти. Если он нас заметил, то он и подойти сможет...

— Ты считаешь? — удивлённо спросила вторая девочка, отступив на два шага. — Может...

— Не надо, — остановил её жестом второй мальчик. — Нас... четверо. И всех нас он видел. Подойдём. Хотели ведь поговорить с ним...

— Но... — в голосах девочек послышалась острая неуверенность в том, что теперь надо подходить к протеанину, чья тяжёлая броня недобро блестела в полумраке, напоминая детям о том, что этот взрослый разумный — воин. — Он... вооружён Я... я боюсь, — сказала первая девочка.

— Тут все вооружены, — первый мальчик осторожно сделал шаг по направлению к сидевшему на берегу протеанину. — Все разумные, — он подошёл к Явику, остановился в трёх шагах от него. — Сэр?

— Здравствуй. — Явик повернул к нему свою голову. Мальчик почувствовал на себе его взгляд. Странный, мягкий взгляд четырёх глаз. — Я действительно воин, но сейчас... мир и потому мне нет необходимости доставать и применять оружие, — он посмотрел на подходивших девочек. — Здравствуйте.

— Сэр... Мы... — несмело произнесла вторая девочка. — Если мы вам мешаем, мы можем уйти. Мы не хотели вам мешать...

— Вы мне не помешали. — Явик по-прежнему не хотел улыбаться, по-прежнему полагая, что его улыбка сможет изрядно напугать маленьких собеседников. В руке протеанина засветился зеленоватый огонёк. Дети не смогли удержаться, чтобы не посмотреть на него.

— Маленький костёр! — восхищённо выдохнула одна из девочек. — Только не рыженький, а зелёный! Как красиво!

Явик опустил огонёк на траву. Он увеличился в размерах. Языки зелёного пламени заплясали точь в точь так же, как плясали бы языки привычного для детей землян костра. Жестом пригласив маленьких гостей присесть на траву, Явик подождал, пока они рассядутся вокруг костра и вдоволь насладятся его необычным свечением и игрой языков пламени.

* * *

— А он совсем не жжётся! — протянув руку к одному из язычков, сказал мальчик. Явик увидел, как желая проверить, правду ли говорит их товарищ, две девочки и мальчик тоже протянули руки к пламени и убедились, что языки — тёплые, но совсем не горячие, они не обжигают, и не оставляют ожогов на коже. — Как такое может быть, сэр?

— Явик, — сказал протеанин. — Меня зовут Явик.

— Джессика, — представилась первая девочка.

— Ванесса, — назвалась вторая.

— Мигель, — отрекомендовался первый мальчик.

— Луис, — представился второй. — И всё же, ... Явик... Мы знаем, что биотика... Но у вас она — другая!

— Да, — подтвердил протеанин. Другая. Моя раса всё же старше любой из ваших рас на пятьдесят тысяч лет. Потому мы... во многом очень отличаемся от вас, нынешних. Основной цвет нашей биотической энергии — зелёный, а не голубой.

— Тётя Бена говорила, что только азари... — девочка помедлила, стараясь собраться и по-взрослому, слитно выговорить трудное для неё слово, — профессионально владеют биотикой. Она у них... это... врождённая, вот.

— Правильно, — согласился Явик. — Именно врождённая. У нас, протеан, она тоже врождённая. Но далеко не все протеане в равной степени владеют биотикой. Это... не требуется. — Явик старался говорить просто. Детям это нравилось. — Такие огоньки мы использовали для того, чтобы осветить местность тогда, когда вокруг было темно или мы находились глубоко под землёй.

— Вы тоже ходили... в пещеры? — спросила Джессика. — Здесь есть пещеры, но они... небольшие. Говорят, что есть пещеры и побольше, но...

— Нам родители не разрешают далеко уходить от посёлка, — сказал Луис. — А ближайшие пещеры мы уже облазили. И костры там тоже жгли... Там, в этих пещерах... как это... хорошая тяга воздуха. Вот. Потому мы там не задыхались от дыма. Но... сэр, биотиков среди нас четверых нет... И у людей биотика... она нам не свойственна, очень немногие люди могут использовать биотику.

— И не надо, чтобы все люди владели биотикой, — сказал Явик. — Это всего лишь способность, которая может быть дана человеку, а может быть — и не дана.

— Судьба? — спросила Ванесса.

— Да. Может быть и судьба, — согласился протеанин, чуть увеличив свечение языков пламени. Теперь лица и фигуры детей читались без особого труда: рукотворный костёр хорошо освещал их и маленьким собеседникам свет этого пламени очень нравился.

Явик чувствовал, что дети ждут от него чего-то очень необычного. Не желая их разочаровывать — всё же они проявили смелость, сами подошли, хотя им было очень страшно, Явик посмотрел на "зеркало" озера. Дети не могли видеть, а на глубине пяти-восьми метров под поверхностью уже сформировалась биотическая "сфера", в которую попали несколько довольно крупных рыб. Явик убедился в том, что сфера до краёв наполнена водой, а рыбы в ней чувствуют себя более-менее нормально, после чего стал осторожно поднимать импровизированный аквариум к поверхности.

— Посмотрите! — Джессика, обернувшись к озеру, первая увидела поднимавшуюся из воды сферу. — Что это?!

— Аквариум, — сказал Явик, неспешно направляя сферу к берегу.

— Там... там рыбы! — воскликнул, привставая, Мигель. — И они — живые!

Явик не стал ничего говорить, просто вывел сферу на берег и приблизил к костру. Дети несмело прикоснулись руками к поверхности шара, убеждаясь, что она мягкая и что внутри — действительно вода и рыбы не только плавают в воде, но и чувствуют себя ничуть не хуже, чем в водах озера.

— Как... Как такое возможно? — восхищённо спросила Ванесса.

— Мы освоили это очень давно, ещё до тех времён, когда смогли выйти в космос, — сказал Явик. — Когда у нас было несколько планет, ставших материнскими для нашей расы.

— Расскажите, Явик! — попросил Мигель, не сводивший взгляда со сферы аквариума.

— Да, расскажите, пожалуйста, — поддержал приятеля Луис.

— Хорошо, — протеанин рассказал маленьким слушателям о том, как жили древние протеане, пока ещё не преодолевшие атмосферные "щиты" своих материнских планет. Дети слушали молча, переводя заворожённые взгляды со сферы на пламя костра и обратно.

Рассказ протеанина им очень понравился. Несколько минут дети молчали, обдумывая услышанное.

— Явик... а можно... увидеть эти планеты? — спросила Ванесса.

Не желая разочаровывать детей и прямо говорить им о том, что теперь на месте этих материнских протеанских планет — только газопылевые облака, Явик протянул руку. Дети положили свои ладошки на ладонь протеанина. Им даже не потребовалось закрывать глаза — они просто не успели это сделать: Явик, уменьшив мощь потока информации, показал им многое из того, что сам помнил и знал о материнских планетах своей расы.

— Красиво... — сказала Джессика.

— И... сурово, — добавил Луис.

— Явик... — тихо сказала Ванесса. — Эти планеты... они... разрушены?!

Протеанин замер, едва справляясь с волнением. Маленькая девочка-землянка сумела прочитать его глубже, чем он рассчитывал. Она сумела увидеть за показанным в мыслеобразах не только красивые и достаточно мирные картины, но и тщательно скрываемую боль и грусть того, кто ей, человеку, эти мыслеобразы передал.

Посмотрев на Ванессу, Луис, Джессика и Мигель перевели взгляды на Явика. Тот медленно кивнул. Ванесса, вздрогнув, прикрыла ладошкой рот. В глазах Джессики появились слёзы. Луис пододвинулся к Джессике ближе, обнял её за плечи, она заплакала, уткнув лицо в плечо приятеля.

Маленькие дети, земляне разделили с ним, взрослым протеанином, воином, офицером, его боль потери. Огромной потери. Явик, не двигаясь, чувствовал, как тяжесть, сковавшая его душу тогда, когда он показывал собеседникам мыслеобразы своей прародины, немного ослабла. Он бы не смог уменьшить эту тяжесть сам. Это сделали его маленькие собеседники. Сделали без лишних слов, не испугавшись вполне взрослого понимания и разумения происшедшего.

Джессика плакала, Луис гладил её по голове, что-то тихо говорил, успокаивая. Ванесса опустила голову, по-прежнему не убирая ладошку от лица. Явик чувствовал, какое смятение царит в душе этой маленькой девочки.

Мальчишки... они оба тоже готовы расплакаться, ведь они поняли, почувствовали и осознали то, что стояло за этими мыслеобразами. Память о навсегда утраченном... Протеанин понимал, что почти каждый из четверых собеседников представил, каково им, каждому из них будет, если они увидят гибель своей родной планеты, гибель своей родной планетной системы.

Многие взрослые считают, что дети не способны, не могут многое понять, но этот взгляд в очередной раз оказался неверным. Маленькие земляне сумели почувствовать то, что Явик тщательно и полно скрывал от них, не желая пугать, расстраивать, напрягать. И это лучше всех и всяких опытов и тестов доказывало то, что люди, которых протеане видели и знали на заре их расового развития, стали космической расой. Не потому, что их, землян, пустили в большой Космос, не уничтожив у ретранслятора, а потому, что они оказались готовы к выходу в Большой Космос. Сами оказались готовы. Своими силами.

Ванесса смотрела на огонь биотического костра. Протеанин чувствовал, как она постепенно, пусть очень медленно, но успокаивается. Джессика уже не плачет, её плечи не вздрагивают, но она пока не решается отпустить Луиса. Тот легко обнимает её, продолжает что-то говорить. Явик не прислушивается, он чувствует, что Луис говорит именно так и именно то, что поможет Джессике успокоиться ещё больше. Может быть, даже заснуть, подремать.

Явик смотрел на "зеркало" озера, смотрел поверх костра. Он вспоминал Цитадель. На которой ему удалось несколько раз побывать, задержавшись там очень надолго. Один-два раза, не больше. Побывать, в том числе, в связи с осуществлением строительства Горна. Установки, устройства, на создание которого по найденным чертежам были брошены огромные и крайне необходимые для противостояния Жнецам ресурсы. Много ресурсов, очень много. И эти ресурсы были потрачены впустую. "Нынешние расы, — думал Явик, — не всё знают. Они медлят. Преступно медлят. Да, теперь они будут знать о Жнецах, но вряд ли это знание о Жнецах заставит их бросить все силы на подготовку к реальному противостоянию, к реальному отражению вторжения Жнецов в галактику".

Ему не случайно сейчас захотелось подумать о Цитадели. Жизнь на станции, превратившейся в гигантскую ромашку, была уничтожена за несколько секунд, едва только проход в Тёмный Космос был открыт. Если кто и выжил, то это были, скорее всего, только бессловесные и полностью покорные воле Жнецов Хранители — трансформированная, модифицированная — раса. Никто кроме Хранителей тогда, вероятнее всего, на Цитадели не выжил.

Сейчас Явика не интересовало то, сколько раз он побывал на Цитадели. Сам, лично побывал. Его сейчас не интересовало точное количество посещений. Впереди был очередной визит на эту станцию, снова оказавшейся перед перспективой стать воротами в Галактику для пришельцев из Тёмного Космоса.

Никто не знал, возможно, даже Таэла не знала о том, что тогда, в один из визитов на Цитадель, Явику пришлось стрелять в свою хорошую знакомую, ЧейсиО'Лин. Стрелять, потому что она... была индоктринирована. Стрелять на поражение. Не для того, чтобы ранить, а для того, чтобы гарантированно убить. Так убить, чтобы она уже не возродилась, не стала хаском.

Он вспоминал о том, как поднимал пистолет, как наводил его на Чейси, встреченную им в коридоре станции. Там было немало других протеан, но в них он не чувствовал признаков индоктринированности, а вот Чейси... Она была индоктринирована. Он это знал, и, что больнее стократно — хорошо понимал и чувствовал. Настолько хорошо, что сейчас, вспоминая об этом, он сам не мог понять, как ему удалось тогда поднять пистолет и нажать несколько раз на спуск.

Он был офицером протеанских вооружённых сил, был чистокровным протеанином и потому к нему не бросились другие протеане, охранявшие порядок на станции. Они получили от него всю информацию мыслеобразами и поняли её правильно. Доказательства не потребовались. Не было ни расследования, ни протокола. Потом — не было. А тогда... Он шагнул к осевшей на пол длинного и неширокого коридора Чейси, лежавшей на правом боку, шагнул к ней, присел на корточки и приложил пальцы к её шее.

Она легла на пол, легла, сложив на груди руки и прикрыв глаза, а Явик продолжал нажимать на спусковой крючок пистолета и новые и новые заряды кромсали её тело. Офицерская, бордовая воинская накидка скрывала под собой его боевую броню, но протеане-правоохранители уже опознали Явика и не стали арестовывать его. Толпа зевак, в которой было немало инопланетян, конечно, собралась, но протеане-охранники быстро рассеяли её, убедив зрителей, что здесь не произошло ничего особенного. Убедили. Или постарались убедить. Или — попытались убедить.

Явик подождал, пока прибудут эксперты-патологоанатомы и только тогда, когда глава экспертной группы склонился к нему, он встал, выпрямился и отшагнул назад, глядя, как убитую им Чейси запаковывают в мешок и кладут на носилки. Он выполнил свою задачу, оборвал жизнь разумного органика, перешедшего на сторону врага. Вроде бы он сделал всё так, как должно, так, как нужно, так, как необходимо. Но тогда ему не казалось, что он сделал всё именно так.

Он помнил Чейси чистой, свободной от индоктринации. А они... он и Чейси встречались, поддерживали отношения, общались. Без всяких обязательств, без далеко идущих планов.

* * *

В руке протеанина, очнувшегося от воспоминаний, появился модуль памяти. Привычно просканировав окружающее пространство на несколько сотен метров, Явик скосил взгляд и увидел, что дети смотрят на пластинку, отливавшую в полумраке стальным, мертвенным светом. Смотрят все четверо. Девочки уже успокоились, вытерли слёзы, мальчики тоже расслабились. Наверное, шок прошёл. Да, прошёл. — Явик привычно выполнил мягкое сканирование психосферы собеседников, подтверждая этот спонтанный вывод своими собственными точными ощущениями.

— Что это, Явик? — спросила Ванесса, глядя на модуль памяти.

— Кристалл памяти. Такой кристалл был у каждого взрослого протеанина. И — у многих молодых. Не юных — именно молодых. В нём хранилась... личная информация. Самое важное и... — Явик помедлил несколько секунд, — самое дорогое. Кристалл... передавался от одного протеанина к другому. Я получил его от своего командира, а он — от своего командира.

— Цепочка, — прошептал Луис.

— Да, — вполголоса подтвердил протеанин, — цепочка. Непрерывная цепочка.

— Протеане... живут долго? — спросила Ванесса.

— Да, — кивнул Явик. — Несколько сотен лет. Дольше, чем азари...

— Вы... вы несколько минут думали о чём-то, Явик... — Джессика посмотрела на протеанина, коснулась пальчиками уголков своих глаз, смахивая непрошеные слезинки. — О чём?

— О прошлом, — тихо сказал Явик.

— О войне? — спросил Мигель.

— И о ней — тоже, — не стал скрывать правду протеанин. — Но — не только о войне. Я вспоминал, как побывал на Цитадели.

— Этой огромной космической станции? — Луис встрепенулся. — Я слышал, о ней взрослые часто говорили, что её построили... её построила ваша раса, Явик.

— Нет, — тихо, без намёка на стрёкот в голосе, сказал Явик. — Не моя раса построила Цитадель. Когда мы пришли... она уже существовала.

— Вы... вы думали о ком-то, кто вам... очень-очень дорог, — сказала Ванесса. — И вы... вы помните её до сих пор. Вам... вам больно это вспоминать, но вы... вы вспоминаете её снова и снова. Вы любили её, Явик?

Протеанин в первое мгновение смешался. Справившись с первой волной расстроенных чувств, он посмотрел на Ванессу, смотревшую на него прямо, спокойно и... мягко. Лгать ей? Прочитавшей его, как книгу? Понявшей то, о чём он действительно думал и вспоминал эти секунды, совсем недавно? А сможет ли он обмануть её? Нет, лучше... лучше пусть она и её спутники знают правду. Не всю, конечно, правду, но — почти полную правду.

— Да, — едва заметно кивнул протеанин. — Я вспоминал... одну протеанку, которая жила на Цитадели. Наверное... она любила меня. А я... — Явик помедлил, прислушиваясь к себе и решая, стоит ли говорить маленьким землянам правду. — Я... любил её. Тогда — любил.

— И любите сейчас, — тихо сказала Ванесса, не сводя своего взгляда с лица протеанина. — Она... она не выжила в той войне... со Жнецами?

— Нет. — Явик решил не говорить детям о том, как погибла Чейси. — Не выжила, — подтвердил он, опуская голову и глядя на языки биотического костра. — Не выжила, — повторил он глухо.

Помедлив с минуту, он протянул кристалл памяти Ванессе:

— Возьми. И ты увидишь Цитадель такой, какой она была много тысяч лет назад. Тогда, когда жила моя раса.

Девочка осторожно взяла в руки кристалл и изумлённо вздохнув, замерла. Явик знал — мыслеобразы, к которым он, как владелец кристалла, открыл маленькой землянке доступ, захлестнули сознание девочки. Пусть смотрит. Там нет ничего опасного. Просто... просто картинки жизни на Цитадели.

— инопланетные рассы, — восхищённо выдохнула Ванесса.

— Тогда они были очень, очень молоды, — подтвердил протеанин. — Как и люди.

— Но людей... на Цитадели тогда ведь не было? — уточнил Мигель.

— Не было. Ваша раса тогда ещё не вышла в космос, — сказал Явик, чувствуя, что мальчику хочется тоже увидеть картинки, хранящиеся в кристалле, но он не решается попросить об этом. — Ванесса...

— Да, Явик, — девочка заворожённо смотрела на кристалл, переливавшийся зеленоватыми всполохами — трансляция мыслеобразов шла устойчиво и безопасно.

— Пусть Джессика, Мигель и Луис... тоже посмотрят. Передай им кристалл. Пожалуйста.

— Да... — Ванесса вложила кристалл в руки Джессики. — Большая станция... Но кто её тогда построил?

— Точно не известно. Многие протеане тоже думали, что это были инусанонцы... — произнёс протеанин.

— Кто? — спросила Ванесса.

— Инусаннонцы, — повторил Явик, понимая, что далеко не каждый землянин слышал название этой расы. — Наши предшественники. Тоже имперская раса.

— Я о них слышал. Правда, очень мало. Мой дядя говорил, что о них известно ещё меньше, чем о протеанах, — подтвердил Мигель.

— Расскажите нам о них, Явик, — попросила Джессика. — Пожалуйста.

— Хорошо. — Явик коротко, стараясь не углубляться в малопонятные для детей детали, рассказал своим собеседникам о предшественниках протеан. Девочки и мальчики слушали рассказ протеанина со всем вниманием, не решаясь прервать и задать вопросы. — Вот так. — Явик выпрямился. — Мы сами, к стыду своему, мало знаем об инусаннонцах.

— Их тоже... уничтожили Жнецы? — спросил Луис.

— Да. Они сопротивлялись, защищались, они атаковали, боролись. Но... Жнецы их... задавили, — тихо сказал Явик, видя, как Джессика толкнула Луиса в бок локтем, пресекая попытки мальчика задать ещё один вопрос. — Они погибли... с честью. Не сдались. И не отступили.

— Тётя Бена рассказала моим родителям о... войне со Жнецами, которая скоро начнётся, — сказала Джессика. — Я многое слышала. И... многое поняла. Мой папа сказал, что мы будем... бороться с ними. И я знаю, что мы... тоже не отступим.

Явик увидел, как пусть чуть и вразнобой, но кивнули, услышав слова Джессики все остальные ребята. Почувствовал, что они не просто согласны со сказанным девочкой — они думают так же, как думает она.

Люди взрослели и Явик, воин древней расы, чудом выживший и вернувшийся, ощущал, насколько быстро они взрослеют. Даже дети землян готовы воевать, бороться, противостоять Жнецам. Несмотря на то, что их, детей, считают слишком маленькими, слишком слабыми, слишком юными. А они... они совсем не так слабы и беспомощны.

Наверное, Жнецов ждёт большой сюрприз, если даже дети землян готовы противостоять им. Жнецов ждёт столкновение со всем населением нынешней Галактики — от глубоких стариков до самых маленьких детей. Столкновение, не сулящее полумашинам лёгкой и быстрой победы. Сулящее им смерть, гибель и забвение.

Джессика передала Явику кристалл. Протеанин спрятал его под бронёй. Привычным, отработанным движением, не глядя. Взгляд Явика был направлен на "зеркало" озера. Ему вновь вспомнилась Цитадель. Тогда на станции могли жить только весьма обеспеченные и знатные разумные. Не только чистокровные протеане, конечно. Но протеане там были в явном большинстве. Станция была местом, где располагалось правительство и все центральные органы власти Империи. Была...

Насколько успел понять Явик, просматривая банки данных фрегата-прототипа, и сейчас на Цитадели среди жителей почти нет тех, у кого уровень достатка и известности можно оценить как средний и тем более — как низкий. Ничего не меняется. И теперь Цитадель снова может стать воротами в Тёмный Космос. А точнее — из Тёмного Космоса.

* * *

— Явик... — тихо сказала Джессика.

Протеанин очнулся от воспоминаний, посмотрел на девочку, почувствовал, что она немного замёрзла и хочет вернуться к себе домой. Да и другие дети тоже проявляли беспокойство, всё же они просидели на берегу озера, где почти всегда свежо и прохладно, очень долго.

— Что делать с аквариумом, Явик? — спросил Мигель.

— Заберёте его к себе домой. Сами решите, у кого он будет, — сказал протеанин.

— Он... — несмело произнёс Луис, желая, как понял Явик, спросить, сколько же будут жить рыбы в столь необычном сосуде.

— Два-три дня, — ответил Явик. — Не больше. Лучше, если вы поместите сферу в какую-нибудь большую кастрюлю. Когда сфера начнёт таять, вода прольётся в кастрюлю и рыбы всё равно выживут.

— У меня есть корм для рыб, — сказала Джессика. — И я... я буду их кормить.

— Ещё лучше, — продолжил Явик, — если вы через два дня, не позже, — он сделал на этой фразе хорошо заметное и понятное для детей ударение, — принесёте сферу сюда, на берег пруда и опустите её на воду. Как только она окажется в воде, вы отпустите её, она распадётся и рыбы... вернутся в свою стихию.

— Так будет... лучше всего, — тихо сказала Ванесса, переглянувшись со спутниками. — Мы так и сделаем. Озеро — это намного лучше, чем кастрюля, — она встала, подошла к сфере, взяла её обеими руками, подняла, глядя на спокойно плавающих рыб. — Они... не боятся меня?

— Ты — не страшная, — сказал Явик, вставая. — Ты — добрая, — он помедлил несколько секунд и добавил. — Вы все — добрые. Это — главное.

Мигель, Луис и Джессика тоже встали, глядя на мятущиеся языки биотического пламени.

— А с костром что делать? — спросил Мигель, делая шаг к пламени.

— Возьми. Он будет светить ещё несколько суток. А потом погаснет, — сказал Явик. — Не обожжёшься, возьми.

Мигель наклонился, подставил ладони под пламя, огонь лизнул его пальцы и мальчик, восторженно вздохнув, заключил костёр в сведённые "ковшиком" ладони.

— А он... — Луис подошёл к Мигелю, не сводя заворожённого взгляда с языков пламени.

— Не надо его пока делить, Луис, — сказал Явик. — Вот дойдём до посёлка...

— Вы нас... проводите? — изумлённо выдохнула Ванесса, взглянув на протеанина, бросившего взгляд на "зеркало" озера.

— Да, — кивнул воин древней расы, вызвав на лицах детей счастливые улыбки. Конечно, приятели и подруги обзавидуются, увидев, кто сопровождает их, четверых, ушедших к озеру далеко за пределы своего посёлка. — Идёмте.

* * *

Они отошли от озера на порядочное расстояние, когда Явик остановился. Ванесса передала сферу-аквариум в руки Мигеля. Протеанин подхватил девочку на руки. Усевшись на левой руке воина древней расы, Ванесса уцепилась руками за броню скафандра и улыбнулась — ей понравилось быть столь близко к необычному разумному.

— А можно я — тоже? — Джессика снизу вверх посмотрела на возвышавшегося над ней протеанина. — Явик, пожалуйста.

— Можно. — Протеанин чуть наклонился, подхватывая девочку правой рукой и она, крепко уцепившись за бронированный воротник скафандра, устроилась на правой руке. — Удобно?

— Очень. — Джессика взглянула на Явика. — Спасибо.

— Тогда — идём дальше.

Путь до посёлка не занял много времени. Обитатели селения заметили их издали — шедшие впереди мальчики держали в руках сферу-аквариум, освещённую неярким пламенем биотического огня. Явик уже знал, в каких домах обитают родители его спутников и спутниц, поэтому решил сначала проводить девочек до калиток подворий. Джессика и Ванесса жили рядом, буквально через дом.

Остановившись у калитки дома Ванессы, Явик подождал, пока подружки спустятся на землю. Мигель передал Джессике сферу-аквариум и девочка, прощально кивнув Явику и друзьям, вошла во двор. Луис передал Ванессе в подставленные ею ладошки огонь, проводил уходившую во двор своего дома подругу взглядом и повернулся к Явику. Тот кивнул, одобряя поступок мальчика. Луис понял.

Несколько минут — и сначала Мигель, а потом и Луис входят через калитки во дворы своих домов. Обернувшись, они помахали Явику руками. Тот помахал им в ответ, повернулся и вскоре покинул пределы селения, направляясь к стоянке кораблей.

Ночь вступала в свои права. Темнота сгущалась. Миновав озеро, Явик прошёл по тропинке к вешкам, кивнул часовым и поднялся по трапу на борт фрегата. Поприветствовав вахтенного офицера, воин древней расы скрылся в своей каюте, заперев дверь на защёлку и включив красный предостерегающий сигнал на внешней панели ВИ замка.

глава 31 Борт фрегата "Нормандия". Перед отлётом Шепарда и Явика в лагерь археологов

Сколько она простояла рядом с Шепардом — Бенезия не помнила. Она наслаждалась возможностью быть рядом с любимым разумным. Наслаждалась и жила этой возможностью. Да, теперь она чувствовала себя живой. Она любит. Она — в безопасности. Она возвращается к полной жизни. Старшая Т'Сони наслаждалась тишиной, покоем, царящим в окружающем мире, наслаждалась возможностью обнять Шепарда, прижаться к нему, слышать его ровное, глубокое, спокойное дыхание. Да, он — в броне, жёсткой, но сейчас... Сейчас эта броня кажется Бенезии самым родным, близким и очень, очень мягким. Она чувствует тепло тела Шепард даже сквозь лёгкую броню. И отчётливо, остро чувствует тепло его души. Предназначенное сейчас только ей. Ей одной. Да, Джон думает о Дэйне, вспоминает её, любит её. Он любит и Карин как мать. Такой уж он... необычный землянин. Карин права, он — лучшее, что сейчас есть у нормандовцев. Благодаря Шепарду ни корабль, ни экипаж не пострадали.

Да, тот самый протеанский маяк, за которым и был послан Советом Цитадели на Иден-Прайм фрегат-прототип, теперь находится на борту корабля. Можно считать, что распоряжение Совета Цитадели нормандовцы частично выполнили. Частично, потому что никто из землян или турианцев-Спектров не мог предположить, никто из обитателей фрегата не мог бы предсказать точно и полно, как именно сложится этот полёт. А он сложился так, что теперь фрегат стал домом для протеанина Явика. И потому Маяк обрёл живого, настоящего, полновластного владельца и хозяина. А Совет Цитадели... впрочем, эти сидельцы цитадельские ещё не знают, что Маяк не получат. Явик не отдаст им его. Если у сидельцев Цитадели есть другие маяки — а они у них, безусловно, есть, то пусть, если сумеют, с ними и работают руками своих умников-разумников. Только вот теперь Явик имеет право изъять эти маяки с Цитадели. В том, что эти маяки именно там, у Бенезии нет никаких сомнений — вряд ли цитадельские сидельцы согласятся добровольно выпустить маяки из пределов Станции.

Сейчас она, Бенезия Т'Сони, ещё пребывает в безвестности. Можно сказать, она по-прежнему является "без вести пропавшей". И только тогда, когда она взойдёт на причалы Цитадели, она вернётся. Хочется надеяться, что окончательно. Потому что второй раз она такую безвестность не переживёт. Никто из ныне живущих разумных органиков, кроме неё и Сарена, не знает доподлинно, что такое жить, существовать, быть в шкуре хаска. Слуги Жнеца, служанки Жнеца. Никто не знает. Пока не знает. Многим из жителей нынешней Галактики суждено очень скоро это узнать. На собственном горьком опыте.

И тогда... тогда далеко не каждого разумного органика сможет вытащить Шепард. А кроме него... некому. Только он может действенно попытаться вернуть разумного органика из хаскоподобного состояния в нормальное. И уже сейчас Бенезия убеждена: он, Джон Шепард, будет это делать при любой мыслимой возможности. Потому что он... способен любить и ценить жизнь и судьбу всех разумных органиков. Жаль только, что всех, попавших под власть Жнецов, Шепард спасти не сумеет. Не сможет и не успеет. Даже его уникальных возможностей, даже его уникальных способностей на это не хватит. Так захотели Высшие Силы. По-разному именуемые разумными разнорасовыми органиками.

Я стою неподвижно, смотрю на открывшуюся панораму. Это только так кажется, что вокруг — очень темно. Когда глаза привыкают к темноте, они начинают различать и контуры, и оттенки. Многое начинают видеть достаточно полно и чётко.

Я стою, смотрю, молчу. Думаю. О многом думаю. И сейчас Бенезии не хочется знать, о чём именно он думает. Она не страдает излишним любопытством и не хочет напрягать Джейн просьбами рассказать. Она его любит и убеждена, что когда любишь — ты понимаешь того, кого любишь. Не должна понимать, а именно понимаешь. Если не понимаешь — тогда... Тогда с любовью — проблемы. А Бенезия понимала Джейн. Потому что он понял её. Если бы он её не понял — он бы не смог её спасти.

Сейчас я стою неподвижно, смотрю куда-то вдаль, о чём-то думаю. Я даю ей, своей спутнице возможность вести себя совершенно естественно и свободно. Она может уйти сейчас. Уйти к кораблю, подняться в свой салон. Но она... она не хочет этого делать. Она хочет быть рядом с Джейн. Сейчас и здесь. И везде и всегда во всех других местах. Как бы ни было там горько, больно и опасно. Потому что только она, Джейн, спасла её от горечи, боли и опасности. Спасла так, как смог бы сделать только совершенно искренне и глубоко любящий разумный.

Надо будет попросить Карин... прежде всего — Карин, научить её готовить земные блюда. Самые простые. Потому что Джейн любит простоту. Любит незамысловатость, в которой... много естественности. Она, матриарх азари Бенезия Т'Сони, многого не знала о людях, пока судьба ей не подарила встречу с Шепард. Встречу, перевернувшую во многом её мировосприятие. И теперь она хотела, чтобы Джейн, возвращаясь на свою "Нормандию"... Которую, кстати, она тоже глубоко, полно и искренне любит... Если бы она её не любила, она бы не стала так заботиться ни о корабле, ни о его экипаже и команде... Чтобы Джейн могла поесть не очередной уныло и строго утилитарно выглядящий в своей упаковке армейский или флотский паёк, а именно домашнего. Поесть, не стоя в коридоре у тумбы, где можно было бы приткнуть этот самый брикет пайка, а за столом, из тарелки, пользуясь нормальными столовыми приборами. Не спеша, не будучи в напряжении, не думая о том, что сейчас надо бежать, лететь, спасать, исправлять, делать.

Она, азари, конечно, читала сборники рецептов земных блюд. Имперскую "Книгу о вкусной и здоровой пище" тоже прочла как-то, под настроение. Просто прочла. Для информации, для общего развития. Просто потому, что ей это могло когда-нибудь пригодиться. И она тогда, когда читала, не предполагала, что ей это прочитанное сможет пригодиться вот так. Нет, определённо надо как можно скорее просить, умолять Карин научить её. Стыдно будет ей, матриарху азари, если всё, что она сможет, оставшись наедине с Шепард, это поставить на стол упаковку армейского пайка и раскрыть её. Очень стыдно ей будет. Стыдно, потому что она тогда не покажет, что поняла Джона правильно.

Она... — в первый момент, когда её сознание кольнула иголочка острого понимания, матриарх едва сдержалась, сделав всё, чтобы не вздрогнуть, не насторожить стоявшего рядом и обнимавшего её Шепарда. Обнимавшего её, матриарха азари... У которой есть дочь. У которой есть муж. И которая вернулась в этот мир, чтобы жить. — Она... она ведь сирота, она — одинока с самого рождения... И если она была рядом с Дэйной, то только потому, что считал себя обязанным помогать ей, девочке, девушке. Потому что она нуждается в заботе, в понимании, в любви больше чем она ставшая, мальчиком и юношей.

Она не настаивает ни на чём вот сейчас, когда мы вдвоём стоим и смотрим на этот ночной пейзаж. Обычный иден-праймовский ночной пейзаж. Да, глаза уже давным-давно привыкли к ночной тьме и теперь с лёгкостью выделяют контуры предметов, растений и строений. Шепард спокойна, она стоит, легко обнимая Бенезию. Без тени сексуальности. Просто обнимает, чтобы ей было спокойно, чтобы она была уверена в том, что она... не одна.

Да, у неё есть Этита, есть Лиара. Но сейчас и Этита и Лиара — далеко. А Джейн — вот она, рядом с ней. Она обнимает её. И она обнимает его. Ей — хорошо. И она хочет, и она должна сделать всё, чтобы было хорошо и Джейн. Потому что она ей стала невыразимо, глубоко и очень, очень дорога. Она не примет от неё никаких клятв верности. Нет, не примет. Хотя в азарийской практике, да у тех же юстициаров, к примеру, эти клятвы очень даже в ходу. И требования этих и подобных клятв... азари соблюдают, страшась, опасаясь и боясь, прежде всего, бесчестья. А Джон... нет, он не примет никаких клятв. Они ему... не нужны. Ведь, несмотря на то, что рядом с ним все эти годы, так или иначе, была Дэйна, потом — появилась Карин... он их обеих, самых близких для него женщин ничем к себе не привязывал. Они оставались рядом с ним по своей собственной воле. По своей собственной, а не по его воле. И она тоже останется с ним рядом навсегда по своей собственной воле.

Даже если она будет рядом с Этитой, рядом с Лиарой, она всегда уделит максимум внимания Джейн. Она будет помнить её, она будет любить её, она будет думать о нёй. Просто потому, что она есть в её жизни, в её судьбе, он есть в её сердце и в её сути. Да, да, в сути. Потому что она рискнула всем, рискнула всей своей человеческой личностной сутью, спасая, вытаскивая из хаскоподобного состояния её, Бенезии Т'Сони, суть. Это... высочайшая цена, которую никто из знакомых Бенезии органиков ещё никогда не платил за счастье, свободу и безопасность другого разумного органика. А Шепард... уплатила эту цену. Уплатила и победила, вернув Бенезию в обычный мир, подарив ей счастье вернуться к Этите и к Лиаре. Вернуться обновлённой, вернуться помолодевшей, вернуться свободной.

Наверное, она смогла осилить элитную программу подготовки спецназовцев, в том числе и потому, что не считал себя одинокой. Считала себя не одинокой — и продолжает считать, что он — по-прежнему не одинока. Ей нравиться Дейна, и не ей вставать между ними.

Джейн так может простоять очень долго. Но она — устала и она — голодна. Прошло несколько часов. И пройдёт ещё несколько часов, а там Джейн придётся улететь в лагерь археологов. Она улетит туда. Наверное, улетит вместе с Явиком. Который ей доверяет и верит. Для которого она — партнёр, напарник.

Решившись, Бенезия искоса взглянула на старпома:

— Джейн... — тихо позвала она.

— Да, Бена. — Шепард повернула к ней голову. И азари едва не забыла, что хотела ему предложить вернуться на фрегат. — Ты хочешь вернуться на фрегат? Идём.

Он повернулся, не размыкая объятий, нашёл взглядом тропинку. И они пошли по ней, вместе и рядом. Рука Шепарда придерживала на плечах азари куртку. Бенезия чувствовала, как тепло куртки смешивается с теплом тела и руки Шепард. Ей было так приятно... Джейн поняла её, сама поняла, чего она хочет больше всего. Пусть не полностью поняла, не до конца, но поняла правильно.

Вешки, тускловатым сиянием обозначавшие дальнюю границу охранной зоны стоянки кораблей, остались позади. Вахтенные козырнули подошедшей к трапу "Нормандии" Шепард, расступились и пропустили меня и Бенезию. Азари несколько секунд чувствовала на себе их взгляды, ощущая в них понимание и согласие. "Похоже... Карин провела здесь воспитательно-разъяснительную работу" — успела подумать Бенезия, переступая порог шлюзовой камеры фрегата и пережидая, пока ВИ проведёт обычную процедуру "очистки".

— Сэр, — ко мне, открывшей внутренний люк шлюза, подошёл вахтенный офицер. — Майор Чаквас хочет видеть вас. Как можно быстрее.

— Хорошо. Спасибо. — Шепард огляделся по сторонам и направился к лестнице. Бенезия последовала за ним. — Карин? — он открыл дверь медотсека, переступил порог и остановился, увидев Чаквас, хлопотавшую у кухонного блока.

— Хорошо, что пришли, Джон, — обернулась врач. — Проходите, закрывайте дверь. Сейчас, скоро будем кушать, — она перевела взгляд на Бенезию. — Рада тебя видеть, Бена. Присаживайся пока, — она обернулась к плите, переставила несколько кастрюль с одного нагревательного круга на другой. — Скоро будем кушать, — повторила Чаквас.

— Карин. — я разомкнула объятия, отпустила Бенезию, шагнула к кухонному блоку. — Позволь? — я взялась за лопатку, стала переворачивать скворчавшие на сковородке котлеты.

— Как знала, что не утерпишь, Джон. — Чаквас улыбнулась, мельком взглянула на меня поглощённого процессом. — Спасибо.

Бенезия, видевшая всё это, постаралась вздохнуть потише:

— А мне... мне можно принять участие? — робко спросила она.

— Конечно, Бена, — усмехнулась, чуть обернувшись Чаквас. — Я как раз хотела приготовить что-то такое, что было бы очень полезно и для азари и для людей.

— А где Найлус и Сарен? — спросила матриарх, становясь рядом с Бенезией и берясь за нож и лопатку.

— Покушали у себя в каюте, помутузили друг друга в трюме, сейчас куда-то ушли, но вахтенные говорят, что они оба пока что — в пределах дальнего охранного периметра стоянки. Ночные хищники, так что мы не особо беспокоимся. Сами о себе позаботятся. Им надо побыть наедине друг с другом, о многом поговорить. Думаю, что к моменту отлёта Джона в лагерь археологов они вернутся на борт. Им тоже надо покушать. Я им приготовила, — врач кивнула на закрытые крышки термошкафа. — Чтоб не остыло. Они это любят и ценят. Им — нравится, — с удовлетворением сказала врач, не пожелавшая озвучивать, что уж ей-то как врачу корабля, хорошо известно и то, где именно сейчас находятся турианские Спектры и каково их самочувствие и состояние здоровья. — Всё, всё, вы оба разогрелись так, что скоро меня вообще оттесните от плиты, а это всё же мой Медотсек и я здесь — хозяйка.

— Хозяйка. Эт-точно, — поддакнула я, улыбаясь. — Но мы — не гости, мы — сокомандники. И потому должны помогать хозяйкам.

— Вы мне и так уже помогли, — усмехнулась Чаквас. — Всё, всё! К столу. Давайте к столу! — она достала из шкафа подносы, заполнила их тарелками и чашками, отнесла к разложенному обеденному столу. — Присаживайтесь.

Бенезия села рядом со мной, по левую руку от меня. Ей захотелось слышать биение сердца Джона — оно её успокаивало. Азари слышала его даже сквозь броню. Взглянувшая на матриарха Чаквас едва заметно усмехнулась и старшая Т'Сони усмехнулась в ответ: они обе поняли друг друга правильно.

Я, видевшая улыбки и взгляды женщин, не стала акцентировать на них своё внимание, подождала, пока сядет Бенезия и сядет в своё рабочее кресло Карин и только после этого плюхнулась сама.

* * *

— Рад видеть всех вас, — в Медотсек через четверть часа вошёл Андерсон. — Джон, челнок будет готов к отлёту через несколько часов, — командир фрегата присел в свободное кресло, взял с подноса вафлю, откусил, прожевал. — Профессор Сташинский передал, что всё — в норме.

— Хорошо, — кивнул я, допивая из большой, почти литровой кружки травяной настой и вставая. — Карин, Бена, спасибо. Мне надо идти на обход корабля. А потом — лететь к Сташинскому. Начинаем работу, — он подошёл к двери, открыл створку и переступил порог, закрывая створку за собой. Мерцнули указатели-индикаторы герметизации. Муркнул сигнал, обозначавший закрытие защёлки.

(От Карин)

Андерсон, усевшись в кресло, ел молча, быстро и спокойно. Я посматривала на него, подкладывала добавки, доливала в чашку настой и не стремилась расспрашивать.

Бенезия чувствовала, что здесь хозяйка медотсека предоставляет право выбора своему, без малейших натяжек, Дэвиду. Она стала близким человеком для командира корабля, волей традиции почти всегда жёстко отделённого от остального экипажа статусом, положением, званием.

— Спасибо, Рина. Спасибо, Бена. — Андерсон встал, промокая губы салфеткой, кивнул матриарху и мне. Несколько секунд — и дверь Медотсека закрылась за ним.

— Торопятся, — проговорила я, отпив несколько глотков травяного настоя из своей кружки. — Торопятся они вернуться к работе, к делу. Не могут они без дела. Для них оно — главное, — она посмотрела на дверь Медотсека. — Рассказывай, Бена. Вижу, что тебя что-то заботит... Выкладывай.

— Рина... Я теперь понимаю, что совсем недостаточно, крайне мало знала о вас, людях. Я... я хочу деятельно заботиться о Джоне, пока мы, я и Лиара, не вернёмся в Азарийское Пространство. Быть рядом с ним — счастье, говорить с ним — ещё большее счастье, понимать его — великое счастье. Но я... я совсем не умею готовить ваши, земные блюда. А мне... мне бы очень, очень хотелось, чтобы возвращаясь на корабль, приходя со службы, Джон смог бы поесть чего-нибудь домашнего, — матриарх, смущённо потупившись, помолчала несколько секунд. — Прошу, Рина, помоги мне. Научи. Мне... мне больше не к кому обратиться... Мне стыдно будет обращаться с этим к твоим подругам...

— И к твоим — тоже, Бена. Они приняли тебя в свой круг. Я в этом уверена и полно и чётко знаю, — тихо сказала я, вставая. Хорошо. Только — уговор. У Джона впереди как минимум — три часа, которые он проведёт на корабле. И ты обязательно два часа из этих трёх поспишь здесь. Ты устала, я это вижу и чувствую. Ты нервничаешь, ты боишься. Чего ты боишься — я тоже понимаю и знаю, но лучше будет, если ты два часа поспишь здесь. Я тебя напою моим фирменным отваром. И ты забудешься.

— Я, Кари, хочу... хочу проводить Джона, — прошептала матриарх.

— Проводишь. Я тебя разбужу за четверть часа до отлёта челнока. Дэвид сообщит мне, я в этом уверена, когда челнок будет полностью готов к вылету. Встанешь и проводишь. А потом — вернёшься к себе в салон. И — хорошо отдохнёшь. Договорились?

— Договорились, — матриарх поднялась на ноги.

* * *

Несколько десятков минут я, стоя у кухонного блока, показывала Бенезии, как правильно готовить самые простые земные блюда. Старшая Т'Сони чувствовала и понимала, что Карин показывает ей, как готовить именно те блюда, которые нравятся и которые приемлемы именно для Шепард, не делая на этом обстоятельстве никакого особого акцента.

Убедившись, что азари действительно хорошо освоила рецептуру и технологию приготовления, я увлекла свою подругу прочь от кухонного блока.

— Вот здесь, в этой выгородке, Бена... раздевайся, переодевайся в халатик и ложись, отдыхай. Давай, разоблачайся и ложись. — Я направилась к выходу из выгородки, не желая смущать азари своим присутствием. — Я подойду позже, когда ты уже ляжешь. Мне надо снять показания системы мониторинга. Время, график, — проговорила я, задвигая за собой створку полога ширмы.

Бенезия стянула с себя комбинезон, оставшись в белье, сняла с вешалки, надела, запахнула и застегнула лёгкий халат. Сложив комбинезон на табурете, она подошла к больничной кровати.

Да. На такой же кровати она лежала, когда её принёс на борт фрегата Шепард. На такой же кровати она лежала, когда Шепард вытаскивал её из хаскоподобного состояния, рискуя своей сутью, своим здоровьем, самой своей жизнью. И на такой же кровати она очнулась, впервые почувствовав себя не хаском, а совершенно обычной пожилой азари.

Теперь это была другая кровать. Другая. Я всё просчитала верно, не стала вольно или невольно заставлять Бенезию вспоминать всё совсем недавно случившееся с ней снова и снова.

Улёгшись на правый бок, Бенезия с наслаждением вытянулась, напряглась, чтобы дать нагрузку мышцам, потом расслабилась.

В этот момент и вошла Карин. В руках у врача был сосуд, закрытый крышкой, из которой выходила недлинная гибкая и, по виду, мягкая трубочка.

— Вот, возьми. Не вставай, не поднимайся. Здесь в изголовье тоже есть выемка для отростков, так что не беспокойся, ты не проснёшься от боли, повернувшись на спину, Бена. — Я подала азари сосуд, и та взяла его одной рукой, другой зажимая конец трубочки губами и делая первый глоток. — Была рядом?

— Да, Рина. Я... я счастлива. И я очень хочу, чтобы Джон перестал чувствовать себя одиноким. Я знаю, Рина, Дэйна — далеко. И Джон, снова, вольно или невольно считает, что он — одинок. Знаю, чувствую это. И хочу, чтобы пока я здесь, на борту, пока я ещё не сошла с корабля где-нибудь в Азарийском пространстве, Джон не чувствовал себя одиноким.

— Понимаю, Бена. — я присела на раскладной вращающийся табурет. — Я тебе — помогу. Ты права, Джону будет сложно. Предстоит большая работа с нашими находками здесь, на Иден-Прайме, — я, блюдя секретность, не стала озвучивать детали. — Потом предстоит рейс на Цитадель, там, вполне возможно, будет противостояние с Советниками и послом Альянса. А там... там, если не будет ничего сверхсрочного, мы обязательно займёмся поиском и эвакуацией твоей дочери.

— И всё это время, Рина, я постараюсь быть рядом с Джоном. Мне понятно, что он ушёл на второй план, Рина, когда осознал, что ты отдала предпочтение Дэвиду. И теперь я должна сделать всё, что только будет в моих силах, чтобы Джон не чувствовал себя одиноким. Прошу тебя только об одном, Рина... — Бенезия помедлила, собираясь с мыслями. — Я знаю, что, скорее всего, не смогу остаться на борту фрегата... Помоги Джону. Сделай так, чтобы он не чувствовал себя одиноким после того, как меня рядом не будет. Он ведь такой... Он никогда своими проблемами никого не грузил, не грузит и грузить не будет. Просто не захочет грузить. Помоги ему, Рина... Прошу. Я знаю, впереди — война, впереди — возможно — отключение ретрансляторов. Между нами могут быть сотни тысяч километров. Ты будешь с ним рядом, я в этом уверена, Рина. И прошу... помоги.

— Помогу, конечно, Бена, — сказала я, видя, как глаза азари начинают закрываться. — Спи. Я разбужу тебя за четверть часа до отлёта челнока.

— Спасибо, — едва слышно проговорила Бенезия, проваливаясь в сладкое лёгкое забытьё.

Убедившись, что матриарх уснула спокойно и крепко, я вернулась в свой "кабинетик", взглянула на индикаторы, уселась в кресло и вызвала на экран настольного инструментрона очередную медицинскую "форматку".

Тихо открылась дверь. Вошли Сарен и Найлус.

Я обернулась, кивнула в ответ на приветственные кивки Спектров, подошедших к её рабочему столу, взглядом указала на закрытые створки термошкафа. Бесшумно протянув руку, Сарен открыл створку, забрал пакеты из термошкафа, Найлус подставил раскрытую мягкую сумку и Артериус осторожно и тихо опустил пакеты внутрь.

Старший Спектр выпрямился, прощально кивнул мне, повернулся к двери, обернулся, взглядом указав на выгородку, в которой располагалась матриарх. Чаквас едва заметно кивнула и оба Спектра неслышно ступая, покинули Медотсек, тихо прикрыв за собой дверь.

* * *

(от Сарена)

Найлус, взглянув на наставника, направлявшегося к лестнице, понял — он неспроста поинтересовался у Чаквас, находится ли матриарх азари в медотсеке.

Войдя в каюту Найлуса и прикрыв за собой дверь, я подождала, пока Найлус выложит пакеты с блюдами из сумки на стол:

— Най, похоже, мы получили нашего первого агента в Пространстве Азари, — сказал я. — И этим агентом, как ты правильно понял, будет именно матриарх Бенезия Т'Сони. Другой вопрос — одна или с дочерью, но даже такой агент, как старшая Т'Сони, нам будет крайне ценен.

— То есть, — младший Спектр убрал сумку, свернув её в компактный пакетик и уложив на полку, — Ты предполагаешь, что...

— Я, Най, не предполагаю. Я уверен. Война приближается. Времени на раскачку, на подготовку у нас — всё меньше. Да, Бенезии будет трудно. Как часто говорят земляне, на неё вполне могут "повесить всех собак", обвинить, если сказать проще, во всех смертных грехах. Разумные органики... Несмотря на пятьдесят тысяч лет относительно спокойного развития они остались несовершенны. Сорок тысяч лет мы все потратили неизвестно на что...

— Почему же неизвестно, — усмехнулся Найлус, присаживаясь на раскладной стул и ожидая, когда на другой стул, стоящий у столика, присяду я. — Известно на что. На развитие. Какое-никакое, но всё же развитие.

— Вот именно, что "какое-никакое". Совет, к примеру, оказывается, должным образом не проверяет планеты, передаваемые молодым расам. И я теперь склонен думать, что он не первый раз допускает такой формализм. Если бы Совет проверил Иден-Прайм перед самой передачей планеты людям — он бы смог получить и Маяк, и базу протеан... Да, да, Най, базу протеан, двойную базу протеан — абсолютно спокойно. А теперь, увы, нет. Теперь ему это будет сделать крайне сложно. И потому, что у протеанских артефактов и руин появился вполне реальный, живой и дееспособный владелец и хозяин, и потому, что люди — это не та раса, которая позволяет обращаться с собой, мягко скажу — некорректно.

— Подозреваешь, что теперь Совет не увидит Маяк? — спросил Крайк.

— Конечно же, не увидит. — я принялся за еду. — Я пока что не знаю и не понимаю, куда денет Явик такое устройство. Ну не на базе же в глубинах Идена оставит... Хотя, впрочем, это — тоже вариант. Люди здесь первые из всех ныне живущих рас разумных органиков познакомились с живым представителем считавшейся совсем недавно вымершей расы. Это обстоятельство теперь очень серьёзно повлияет на многое. — Сарен задумался, пережёвывая очередную порцию. — Очень на многое, — добавил он.

— Я могу ошибаться, Рен, но я почувствовал, что Бенезия... очень неравнодушна к Шепарду, — сказал Найлус, беря в руки столовые приборы и приступая к еде.

— Ты не ошибаешься. — я едва заметно кивнул. — Она действительно его любит. Очень глубоко и искренне любит. И Шепард, на мой взгляд — единственный из ранее незнакомых с Бенезией разумных, кто заслуживает такой любви и такого отношения со стороны матриарха азари.

— Считаешь, что она... — негромко заметил Крайк.

— А кто ей сможет запретить, Най? — спросил я. — Ей — за восемьсот лет, она — пожилая азари. Люди живут сто — сто пятьдесят лет. Если она станет женой Шепарда, то она проживёт с ним рядом счастливую жизнь. Очень счастливую. Они... понимают друг друга. Крайне глубоко, остро, точно и полно понимают. А это сейчас — очень редкое... явление. — я отпил из бокала несколько глотков эрга. — Так что если Бенезия пожелает подписать договор с Шепардом... вряд ли её что-нибудь или кто-нибудь, включая Этиту и Лиару, сможет остановить. И даже если Бенезия будет просто любить Шепарда... — он помедлил, стараясь поточнее сформулировать мысль, — это всего лишь означает, что она будет его ждать. Ждать всю свою жизнь. Ждать, любя. После того, что ей... пришлось пережить, что ей пришлось перенести, эта любовь... такая любовь и такое ожидание — это счастье для Бенезии.

— До сих пор ничего неизвестно о том, кто его родители, Рен, — отметил Крайк.

— Я не думаю, Най, что нам, представителям другой расы, пусть и сотрудникам спецслужбы галактического уровня, следует заниматься уяснением этого обстоятельства во всех деталях. Всё равно дело — очень прошлое. Шепард вырос, возмужал, он сам прошёл свой жизненный путь. Прошёл один, не напрягая никого из находящихся рядом разумных. Да, родители у него были, вполне возможно, неординарные. Но всё равно они оставили его в младенчестве в детдоме. Это — поступок. И это — показатель. А сейчас Шепард — Эн-Семёрка, спецназовец высшей квалификации, одновременно — носитель загалактических и может быть — внегалактических возможностей и способностей.

— Он — наша надежда на победу над Жнецами, — сказал Найлус, собирая посуду в ровную стопку.

— Может быть он — надежда. Может быть, — сказал я. — Он, Най, никогда не согласится возглавить какую-нибудь общегалактическую структуру. А именно этого от него будут ждать. Именно этого, — повторил Сарен. — Всегда легче переложить и тяжесть работы, и тяжесть ответственности на какого-нибудь другого разумного, — старший Спектр помолчал несколько секунд. — Шепард из-за своих качеств... Да, и приобретённых — тоже, Най... Он будет вынужден действовать на пределе своих возможностей. А остальные... попытаются им просто прикрыться. Чтобы не напрягаться. — Я хлопнул ладонью по столешнице. — Сколько раз я это видел! Сколько раз я этому был свидетелем!... Нагрузить другого разумного, чтобы самому — не напрягаться! Шепард не согласится возглавить что-то вроде Галактического Сопротивления, а ведь именно этого от него и ждут! Очень многие разумные этого от него и ждут уже сейчас, Най.

— В противном случае... — протянул Найлус, размышляя, — его могут счесть...

— Монстром, — сказал я. — Тут ты — прав. Полностью — прав. Но это — не сработает. Шепард — не монстр. Он просто... не такой, как многие другие разумные. Не только — люди. Не только — земляне. Он — другой. И в то же время... он — наш.

— Считаешь... — осторожно заметил Крайк.

— Да, Най. Ты прав. Надо подумать. Нам с тобой вдвоём надо подумать над тем, как "продавить" через Совет Цитадели решение о присвоении Шепарду звания и статуса Спектра. Если он действительно, настолько необычен... Нельзя его связывать дутыми рамками стандартных внутрирасовых и межрасовых ограничений. Они, эти рамки, для него будут противоестественны. Если мы хотим попытаться победить Жнецов, что само по себе — невероятно сложно и трудно, надо дать возможность Шепарду раскрыть свой потенциал.

— Он ведь неугомонный, — сказал Найлус.

— Именно, что неугомонный, — подтвердил Сарен. — И он не хочет для себя никаких особых прав, никаких особых "послаблений" и "облегчений", как иногда выражаются люди. Он просто живёт и действует. Наверное, такая настройка и привлекает к нему... женщин. Они чувствуют, что он — достоин их особого отношения к нему, их любви.

— Бенезия... Она... — несмело продолжил младший Спектр.

— Хочет забеременеть от него, Най, — подтвердил я. — Знаю. Слышал. Это — "читается" очень легко. Она — счастлива, а счастье для любой женщины — быть матерью детей от достойного мужчины. Очень достойного, — подчеркнул Артериус. — Так уж тут, в этом мире, заведено. — Сарен посмотрел на часы. — Ладно. Скоро Шепард улетает в расположение лагеря археологов. Давай отдыхать. Потом надо будет прогуляться по окрестностям. Ночь ещё не кончилась... — Он встал, намереваясь улечься на раскладной койке. — Скоро придётся подумать над тем, как мы с тобой будем спать в капсулах.

— Подумаем, — сказал Найлус, гася свет и направляясь к своей раскладной койке. — Уверен, что эту проблему удастся решить. Так — или иначе.

* * *

Сташинский, как и обещал, вышел на аудиосвязь с Явиком. Получил от него инструкции по осуществлению передвижения двух буровых установок через территорию протеанской базы. К порталу, от которого предстояло бурить тоннель к месту расположения второй протеанской базы. Время, отведённое археологам на подготовительные работы, подходило к концу. Явик, переговорив с профессором, почти полностью очнулся, постепенно повышая степень своей готовности к обычной работе до нормативного уровня. Наконец, ощутив, что уровень достаточен, протеанин открыл дверь своей каюты-выгородки и вышел, направляясь к каюте старшего помощника.

* * *

(от Шепард)

Я лежала на койке, перебирая струны своей гитары и думая о чём-то своём. Старпомовский обход закончился несколько минут тому назад. Пока на корабле всё было в порядке. Экипаж и команда заняты выполнением поставленных задач, особых сложностей не отмечено, в пределах охранной зоны тоже спокойно.

На столике рядом с кроватью на подносе лежал распакованный паёк, к которому я так и не прикоснулась — слишком сытно накормили меня Карин и Бенезия в Медотсеке, чтобы была необходимость "дозаправляться" ещё и в своей каюте. Дверь, кстати, я не стал закрывать, оставив достаточно широкую щель и тем самым обозначив готовность пообщаться с любым из нормандовцев.

Явик, приближаясь к каюте старпома, несколько десятков секунд слушал, как играет Шепард. Мелодия ему понравилась. В этот раз воин древней расы шёл не скрываясь. Поэтому я, прежде чем протеанин появился на пороге каюты, успела сесть на койке и отложить гитару в сторону. Мысль о том, что часы безделья, пусть и относительного, подошли к концу, мелькнула в моем сознании одновременно с ровным коротким гулом струн гитары, уложенной в чехол и повешенной на стену.

— Проходи, Яв. — я поднялась с койки, поправила чехол с гитарой, подошла к шкафу, привешивая к поясу шлем и вооружаясь. — Сейчас я буду готова.

— Спасибо, Джейн. — Явик переступил порог каюты старпома, но дверь закрывать не стал. — Я получил информацию. Транспортировка обеих буровых установок через базу прошла штатно, учёные и техники уже установили их у портала. Кроме вполне обычного коридора археологи и инженеры с техниками ничего "такого" и не увидели. Похоже, наш план начинает работать так, как надо, Джон, — он подождал, пока я проверю свой рюкзак, отошёл к двери каюты. — Каков твой дальнейший план?

— Посмотрю, как начнётся бурение. — Я закончила сборы, повернулась, шагнул к партнёру. — Это должно занять час с небольшим, максимум — два. Просто понаблюдаю. Потом... я планирую вылететь со Сташинским на место, где уже началось строительство шахтного шатра над базой-второй. На дорогу туда уйдёт полчаса, там — час-два-три максимум — пока уясню неспешно, что там и как, на этом новом месте.

— Полагаешь, что мне лучше остаться на базе-один? — спросил протеанин.

— Да. Яв, ты знаешь сам, почему я так полагаю, — подтвердил я. — Поэтому пояснять, озвучивая вслух, прости, не буду.

— Знаю. — Явик понял, что я предполагю уход партнёра на несколько часов в глубины протеанской базы и уверена в том, что воин древней расы захочет побыть рядом с Таэлой. — Хорошо. Идём.

— Идём, — эхом отозвался Шепард, следом за Явиком переступая порог своего обиталища и прикрывая створку двери. — Если бы не ночь... можно было многое сделать быстрее, а так... придётся только попытаться ускориться.

— Согласен. Ночь — специфическое время, — произнёс Явик, ступая на лестницу, уходившую в ангар. Ни он, ни старпом в очередной раз не захотели воспользоваться лифтом.

В ангаре было спокойно и свободно. Водитель уже находился в кабине. Явик, поприветствовав полисмена, стоящего на входе в ангар, подошёл к челноку, поднялся на борт, вошёл в салон и сел в кресло. Он уже знал, что к ангару направляется Бенезия и не хотел быть свидетелем прощания.

— Джон... — Бенезия подошла к Шепарду, облокотившемуся о поручень трапа и читавшему на экране своего инструментрона последние присланные вахтслужбой фрегата файлы. — Летишь?

— Да, Бена. — Джон обернулся. — Ты немного отдохнула...

— Да, — улыбнулась азари, обрадовавшись, что Джон поинтересовался её самочувствием. Пусть и очень кратко, но поинтересовался... вполне искренне. — Вот, пришла тебя... проводить.

— Спасибо. — Шепард свернул инструментрон.

— Возвращайся, Джон. Я буду... ждать, — тихо сказала она, взглянув в глаза дорогого для неё человека. — Приходи ко мне в салон.

— Нет, — помотала я головой.

Я опускила руки, подхватывая рюкзак.

— Джон... — Бенезия сделала шаг назад, отступила от трапа, на который уже ступил Шепард. — Возвращайся... ко мне.

— Я вернусь, Бена, — тихо и твёрдо сказал Шепард, поднимаясь по трапу к челноку и кивая водителю, уже включившему автоматику закрытия двери. Шагнув к креслу, старпом уселся, пристегнулся и несколько секунд потратил на осмысливание происшедшего.

Челнок, тускло посверкивая мерцавшими прожекторами, вырвался из ангара через шлюз и ввинтился в ночное небо Иден-Прайма, выходя на просчитанный курс к лагерю археологов.

Бенезия вышла из ангара, направляясь к своему салону.

Карин разбудила её вовремя, сама подошла, коснулась плеча спящей азари. Когда старшая Т'Сони открыла глаза, Чаквас тихо сказала только одно слово: "Джон" и Бенезия поняла. Сон слетел с неё в одно мгновение и азари, как молодая дева, откинув покрывало, соскочила с кровати, почти моментально оделась и едва ли не бегом поспешила из Медотсека к ангару, с трудом осознавая, что ведёт себя совершенно не так, как пристало вести себя матриарху азари.

Нормандовцы, она это отчётливо, пусть и где-то на заднем плане восприятия, ощущала, провожали её удивлёнными, изумлёнными и заинтересованными взглядами, а она... Она почти бежала к ангару фрегата-прототипа, потому что понимала: она не простит себе, если увидит только хвостовые огни челнока. Она должна проститься с Шепардом так, как подобает прощаться двум разумным, любящим и ценящим друг друга. Даже когда он не любит её.

Сейчас, возвращаясь к себе в салон... Уже не в Медотсек, в салон, Бенезия чувствовала себя счастливой. Она попрощалась с Шепардом. Пусть даже он улетал с фрегата на несколько часов, улетал в сопровождении Явика, улетал отдохнувший, сытый, вооружённый.

Он улетал работать, действовать, помогать. А она... она оставалась на фрегате. Да, она снова будет рядом с Карин тогда, когда врач корабля продолжит своё путешествие по окружающим стоянку кораблей поселениям иден-праймовцев, она снова пообщается с подругами Чаквас. Всё это обязательно будет. Но теперь она будет ждать Джона. Ждать его, Джона Шепарда, возвращения. Будет думать о Джоне, будет беспокоиться о нём, будет любить его. Любить... на расстоянии.

Это — сложно, это трудно, но она справится с этой сложностью и с этой трудностью. Справится, потому что она действительно любит Шепарда.

Она ощущала, что Джейн уже настроилась на работу, что он несколько холодна, что она сосредоточена. Всё это так.

Она улетела работать, действовать, помогать. Совсем скоро начнётся война. И она будет улетать и уходить с борта своей "Нормандии" воевать. И будет возвращаться на фрегат, ставший для него очень надолго домом. Важным, ценным, дорогим и, конечно же, любимым домом.

Подождав, пока створка салонной двери откроется, Бенезия переступила порог своего обиталища, подошла к столику, села в кресло и задумалась, понимая, что в её жизни начался новый этап. Или — новый период. Или — новая страница. Она обрела большую, глубокую любовь, обрела возможность быть для кого-то единственной, лучшей, любимой. О многом теперь предстояло ей подумать, многое предстояло решить и время для раздумий и решения теперь у неё, матриарха азари Бенезии Т'Сони, было. До тех пор, пока Шепард не вернётся на фрегат из лагеря археологов.

глава 32 Бурение тоннеля и шахты к "Клинку Ярости"

Тимур Лаврович шел по коридору, по которому недавно были проведены две платформы с буровыми установками. Профессор вспоминал, как впервые спустился в туннель и впервые дошел до той странной пленки, перекрывающей подходы к стене протеанской базы. При его приближении плёнка растворилась в воздухе. Он увидел проход в монолитной стене. Чёткие яркие указатели — привычные для земного человека "стрелки" — диктовали руководителю археологической экспедиции направление движения. Остановившись в проёме, профессор прикоснулся рукой к "коробке" портала. Материал похож на камень, но ясно, что это — не привычный гранит или базальт или какая-нибудь другая, обычная для человека горная порода. Ширина и высота портала были достаточны для того, чтобы установки на гравитационных платформах, одна за другой прошли внутрь базы.

Сама база оказалась неприступной — коридор не имел никаких боковых ответвлений, никаких намёков на порталы и входы. Похоже, протеанская база обладала огромными возможностями по трансформации своей внутренней структуры, что, в том числе, обеспечивало ей достаточно высокую степень стойкости при попытках осады и штурма.

Установки аккуратно провезли по тоннелю, ввели в портал и провели по коридору. Техники, инженеры и ассистенты с интересом, но настороженно оглядывались по сторонам. Тимур Лаврович понимал их настроение: быть внутри протеанской базы и не иметь возможности вгрызться в боковые стенки в попытке пройти за их толщу внутрь этого гигантского артефакта... для исследователей было просто невыносимо.

Да, профессор предварительно поговорил почти со всеми своими коллегами, участвующими в работах, предупредил, что не следует даже пытаться искать другие проходы внутрь базы протеан, но... Разве настоящего учёного это предупреждение когда-нибудь останавливало? Нет, никогда раньше — нет. Но теперь... Теперь Сташинский и его коллеги чувствовали, что расплата за нарушение запрета будет предельно быстрой и жестокой.

Археологи потратили немало времени, чтобы проверить обе установки, предназначавшиеся для перевода к другому порталу. Техникам пришлось крайне осторожно провести гравиплатформы с установками через горизонтальный тоннель к стенам базы. Затем совершенно неожиданно учёным захотелось задержаться у входного портала: археологи, инженеры, техники, ассистенты очень долго не хотели уходить отсюда — они впервые встретились с такой технологией, с таким артефактом. Люди несколько раз — туда и обратно прошли пешком путь по длинному, не очень широкому коридору. Шли в первый раз очень осторожно. Никто из спутников профессора не хотел торопиться... Вокруг были монолитные стены, потолок и пол.

Протеанская трансформируемая база — так пояснил Сташинский необычный вид коридора своим коллегам и те вроде бы удовлетворились этим пояснением. Во всяком случае, на словах, да и по ощущениям самого профессора выходило, что удовлетворились.

Достигнув второго, дальнего портала, учёные и техники с инженерами закономерно стали действовать ещё более осторожно. Здесь уже не было створок ворот, прямо за аркой портала начиналась стена горной породы, которую предстояло бурить, прокладывая тоннель.

Сташинский распорядился начать установку гравиплатформ в стационарное положение, приказал начать прокладку отсасывающих трубопроводов, по которым измельчённая порода будет выбрасываться на поверхность под старым куполом шатра.

Несколько часов люди работали, привыкая к тому, что коридор протеанской базы так и останется единственным, что им удалось увидеть. Сташинский чувствовал недовольство своих коллег, но что он мог сделать?

Этот протеанин... Он — серьёзный и не склонный шутить разумный органик. А Шепард... с такими людьми Сташинскому редко когда приходилось контактировать. Весь опыт таких контактов просто кричал, что противоречить таким людям крайне опасно. Да, Шепард не производил впечатления тупого солдафона, способного только стрелять, убивать и калечить, но он был очень непрост. Очень. А с непростыми людьми следовало быть крайне осторожным.

Наконец все трубопроводы были проложены, проверены, закреплены. Вся аппаратура настроена так, как надо. Сташинский связался с фрегатом, передал всю информацию вахтслужбе, та передала её командованию корабля.

Появление меня и Явика было, как всегда, быстрым и внезапным.

Остановившись у портала, Явик смотрел на стену из камня, я просматривала настройки буровых установок. И протеанин, и я молчали. Наше молчание немного нервировало Сташинского, понимавшего, что мы ничего не будем говорить, пока не убедимся в том, что всё запланированное было сделано надлежащим образом. А ведь здесь — только часть работы.

Вторая часть работы должна быть осуществлена в пяти километрах отсюда, над второй базой. Что представляет собой эта вторая протеанская база, Сташинский не знал: ни я, ни Явик ничего ему так и не пояснили. Не считать же пояснением то, что это — некий скальный подземный город, совокупность пещер, залов, коридоров, спусков и подъёмов на самые разные уровни. Профессор не раз участвовал в раскопках таких подземных городов и не только на Земле, но сейчас... Сейчас он чувствовал, что от него что-то старательно скрывают. Скрывают потому, что не хотят, чтобы он и его коллеги когда-нибудь в будущем пострадали из-за прикосновения к слишком серьёзной тайне.

— Вы хорошо поработали, профессор, — сказал Явик, оборачиваясь к руководителю археологической экспедиции. — Если не будут найдены проблемы в аппаратуре и в оборудовании — можно будет приступить к бурению. Как только будут пройдены первые двести метров, профессор, мы должны будем приступить к проходке вертикальной шахты в обусловленном ранее районе Идена. Вторые две установки уже на месте? Как с шатром и охраной?

— Всё сделано. — Сташинский посмотрел на стоявшего у портала Явика, смутно осознавая, что этот странный протеанин не преминёт лично убедиться в том, что на второй "точке" всё действительно сделано надлежащим образом. — Охрана выставлена, там — полувзвод из приданного нам подразделения космопехоты. Командует заместитель сержант Уильямс.

Явик кивнул, не сводя со Сташинского взгляда своих четырёх линейно-горизонтально расположенных глаз и привыкший общаться с батарианцами профессор едва слышно вздохнул: теперь ему предстояло привыкать общаться с разумным, обладающим совершенно иным расположением глаз — зеркал души. Хотя сейчас протеанин, как чувствовал профессор, был настроен вполне благожелательно, что-то в облике и во взгляде этого разумного постоянно напоминало профессору, что перед ним — воин, офицер и командир, который не остановится перед необходимостью проявить крайнюю жестокость, если, конечно, в этом возникнет какая-нибудь нужда.

Вздохнув, профессор продолжил:

— Шатёр выставлен, установки заведены на места, обусловленные в задании. Всё готово к началу бурения.

— Хорошо, — кивнул протеанин, поворачиваясь к порталу.

— Яв, подойди. Взгляни. — я стояла у пульта управления, единого для обеих установок. — Или я чего не понял, или это — недоработка, — старпом указал подошедшему партнёру на одну из строк, высвеченных на экране. — Вот эта позиция.

Услышав о недоработке, Сташинский похолодел. Да, он понимал, что подготовку к бурению и я и мой странный партнёр будем проверять досконально. Потому гонял своих помощников и коллег нещадно, добиваясь максимального качества. И если там, в настройках, действительно допущена ошибка...

— А если так? — спросил протеанин, быстро нажимая своими когтями сенсорные клавиши на пульте. — Посмотри, Джон, вот так будет намного лучше, чем мы планировали.

— Хм. — я посмотрела на изменившуюся сетку показателей. — Ты прав, так будет лучше. Проверим энергообеспечение и — можно будет начинать, — я обернулась. — Тимур Лаврович, прошу вас, подойдите. И инженера, осуществлявшего настройку — тоже пригласите.

Вздохнув, профессор осторожно и медленно подошёл к пульту, склонился над экраном. Рядом остановился инженер, которому Сташинский поручал окончательную настройку параметров бурения.

Несколько минут Явик, я и археологи обсуждали изменения, которые были внесены в сетку параметров.

Слушая, что ему говорим я и странный инопланетянин, Сташинский всё острее понимал, что мы двое за несколько часов сумели подготовиться гораздо полнее и профессиональнее, чем он, начальник экспедиции, смог бы ожидать от воинов. Протеанин и я были, как оказалось, знакомы со многими деталями, известными только очень узким специалистам.

— Тимур Лаврович. — я поняла настроение профессора. — Мы хотим, чтобы вторая база... не сложилась раньше времени как карточный домик. Поэтому проходка горизонтального тоннеля и вертикальной шахты должны быть осуществлены максимально точно и аккуратно. Нам не нужен котлован на месте второй базы. Во всяком случае — вот так сразу, сейчас. — я выпрямилась, сделала шаг назад от пульта, давая возможность своему напарнику завершить на клавиатуре ввод команд. — Мы подождём, пока не будут пройдены двести метров тоннеля. Потом вместе с вами вылетим на точку-вторую. Там тоже надо будет начинать проходку. Затем, профессор, вы сможете выбирать, откуда осуществлять руководство работами. Мы вмешиваться не будем до момента, когда до стены "второй базы" не останется несколько метров. Проходка, как вы знаете, Тимур Лаврович, будет долгой, особенно здесь, в горизонтальном тоннеле. Вертикальный ствол будет пройден за двое суток, горизонтальный тоннель по финальным расчётам — минимум за четверо суток. Так что у вас будет возможность распределить силы экспедиции по двум-трём дополнительным площадкам, определённым в уточнённом плане.

— Да, да. Понятно, — несколько рассеянно ответил Сташинский, изучая показатели на экране пульта. — Конечно, я проконтролирую начало работы на "второй точке". Обязательно.

— Данные введены, — отметил Явик, отходя от пульта и взглядывая на подошедшего инженера-археолога. — Можете включать.

Специалист кивнул, опасливо покосившись на боевую тяжёлую кроваво-красную броню странного разумного органика, нажал несколько сенсоров и обе установки ожили. Сташинский, стараясь сохранить спокойствие, наблюдал, как Явик одним текучим движением переместился к порталу, встал в метре от рабочей зоны буровой установки, стоявшей слева, впился взглядом в стену породы, уже начавшую проседать и выгибаться. Я, в отличие от своего партнёра, не спешила отходить от пульта управления, считывала показания приборов и изредка поглядывала на то, как лучи установок кромсают породу.

— Двадцать минут, Джейн, — пришёл от Явика мыслеобраз. — Двести метров будут пройдены через двадцать минут.

— Тимур Лаврович, через двадцать минут мы с вами выходим на поверхность, — сказал старпом.

— Да, да, конечно. — Сташинский ощутил, что его нервная рассеянность только увеличилась, никуда не исчезнув, хотя оснований для особого беспокойства больше не было.

— Он боится... Боится слишком многого. — Новый мыслеобраз проник в мое сознание и я едва заметно кивнула, не сомневаясь, что Явик поймёт правильно.

Двадцать минут истекли и я отступила от пульта ещё на два шага, поворачиваясь к выходу в коридор базы.

— Идёмте, Тимур Лаврович. — я несколько устало и рассеянно махнула рукой в направлении выхода из тамбура, где стояли установки. — Нам надо поспешить.

Когда тамбур остался далеко позади, я замедлила шаг и повернулась к Сташинскому:

— Тимур Лаврович, я понимаю, вам интересно, что за этими стенами находится, — он указал на стены коридора. — Не буду кривить душой — там много всего. Но, — я посмотрела на Явика, шагавшего рядом со Сташинским, — Я не могу действовать в ущерб интересам нашего партнёра. Это — то, что принадлежит ему, его расе.

— Профессор, — сказал Явик. — Пока что то, что находится за стенами этого коридора — должно остаться тайной. У вашей экспедиции будет предостаточно работы на других площадках. Там вы сможете найти немало интересного, ценного и полезного. То, что расположено здесь и на второй, подземной скальной базе, должно остаться неизвестным, — он посмотрел на занервничавшего археолога и тот с изумлением ощутил, как нервозность отпускает его. — У нас впереди война, а то, что находится за этими стенами — потребует нескольких лет на одно только предварительное исследование. — Явик повнимательнее всмотрелся в глаза Сташинского. — Да, профессор, понимаю, но — объективно вы не успеете сделать всё необходимое до начала Вторжения. Так что то, что там, — протеанин указал рукой на стенки коридора, — останется вне досягаемости членов возглавляемой вами экспедиции. Ясно?

— Ясно, — вздохнул Сташинский, подходя к порталу, за которым начиналась вертикальная шахта.

Загудевшая лебёдка опустила вниз страховочные пояса и двое землян и протеанин, пристегнувшись, поднялись наверх, под шатёр, где, освободившись от подвесных "систем", вышли на площадку к ожидавшему их челноку.

Сташинский поднялся в салон первым, за ним — я и следом — Явик.

Пристёгиваясь, я обратила внимание, что Сташинский ведёт себя несколько скованно. Он уже не выказывал недовольства по поводу недоступности протеанской базы, но...

— Я немного поработал над его сознанием, Джейн. Он — увлечённый человек, а его увлечённость отключает очень многие "тормоза", — вспыхнул в сознании капитана мыслеобраз. — Так же я поработал над сознанием и всех его коллег, введя некоторые ограничения. Обе базы теперь в безопасности. Даже привлечение посторонних иден-праймовцев в качестве вспомогательной рабочей силы не поставит базы под угрозу расшифровки. И я ничего не трогал за пределами этого ограничения, Джейн. Эти несколько дней, пока идёт бурение тоннеля... должны быть спокойными.

Я восприняла мыслеобраз — Явик это не только почувствовал, но и увидел. А также понял, что подобная самодеятельность партнёра очень не понравилась мне.

Подавив недовольство, Явик сформировал и послал уточняющий мыслеобраз, отметив для себя попутно, что челнок уже поднялся в ночное небо Иден-Прайма и направился ко второму лагерю археологов:

— Джейн, нам нельзя сейчас и здесь расшифровываться, — протеанин привычно не указывал явно, кому именно не следует расшифровываться. — Пусть археологи роются в любых других местах, ты помнишь карту, ты видел её "легенду". Эти две точки должны быть пока недоступны. Иными путями побудить археологов... не проявлять излишней активности — это заняло бы очень много времени и не гарантировало бы успеха. И я действительно не трогал ничего за пределами этого ограничения, Джейн. Мне... мне нельзя терять сейчас своих. А если я дам доступ внутрь базы — я их потеряю... Рано ещё моей расе выходить на открытое место. Рано, Джейн. Мои... только-только вернулись, им надо окрепнуть, адаптироваться. Им нужен... корабль. Это — ваша планета, планета, предназначенная людям. А нам надо найти приемлемую для нас планету. Желательно — абсолютно не известную никому из представителей нынешних рас. Всем выжившим протеанам надо покинуть Иден-Прайм. Жнецы... мы для них только строчка в плане, они всё равно будут уничтожать всю разумную жизнь в Галактике, но сейчас... — Явик помедлил и мыслеобраз дрогнул в сознании капитана. — Если мы... все, кто выжил... проявимся, Жатва будет очень приближена по срокам, Джейн. Я... я не хочу этого. И я не хочу, также, чтобы Жатва началась в самое ближайшее время. Нам всем нужно время на подготовку к войне, к противостоянию, к столкновению. Чем больше будет у нас времени — тем лучше мы подготовимся. Нам нужно постараться подготовиться как можно более качественно, чтобы наполнить надежду на выживание... реальным смыслом. — Явик с трудом сдерживал внутреннее волнение, видя, как заинтересованно поглядывает на него Сташинский. — Джейн, если у тебя есть сомнения — мы сможем поговорить на фрегате. Только там... можно будет максимально открыто говорить.

Я отвёла взгляд от иллюминатора салонной двери, взглянула на протеанина, чуть склонила голову, приподняла её и снова стала смотреть в иллюминатор. Этот жест... не очень походил на обычный кивок, обозначавший согласие, но Явик понял. По меньшей мере, я его услышала, выслушала. Теперь мне надо обдумать услышанное. Впереди — работа и надо сосредоточиться на ней.

Профессор Сташинский посматривал на сидевших чуть поодаль от него протеанина и человека, понимая, что эти двое — самые странные разумные, которых он встречал в своей жизни.

Я и Явик общались, причём делали это совершенно открыто, спокойно, в полной уверенности, что их никто не подслушает и не поймёт. Самое горькое было то, что он, профессор археологии, достаточно известный учёный, понимает: так и есть. И сейчас протеанин вполне мог говорить со мной о том, как дальше не пускать археологов внутрь протеанской базы. Конечно, они — воины, для них противостояние, бой, даже смерть — привычны. Для него же привычно открывать новое в очень старом. И вот теперь мы двое не даем ему возможности найти это новое, дать этому новому шанс быть узнанным, исследованным, введённым в научный оборот.

— Мы почти на месте, — сказал водитель. Две минуты.

Я кивнула, вставая с кресла, поправляя винтовку и набедренные боксы. За мной поднялся Явик, шагнувший к двери.

Вздохнув, Сташинский отстегнул привязные ремни и тоже встал, подумав о том, что его оттеснили от двери. Воины... Может, они действительно чувствуют, что приближаются бои? Может быть.

— Сэр! — к челноку, опустившемуся на площадку, подошла Эшли Уильямс. — Полувзвод из состава моего взвода, сэр, осуществляет охрану периметра и базы. Происшествий за время охраны не было, сэр, — она опустила руку от шлема, отступила на два уставных шага.

Я, оглядевшись по сторонам, кивнула:

— Рапорт принял, сержант. Как люди обустроены здесь?

— Два домика. В одном — археологи и техники с инженерами — восемь человек, в другом — мои люди, сэр, десять человек. Два человека — в боевом резерве, два человека — отдыхающая смена. Остальные — на постах.

— Ясно, — капитан увидел, как Явик, взяв Сташинского за руку, отводит его от челнока, что-то поясняя учёному своим фирменным, чуть стрекочущим голосом.

То, что я увидела, мне понравилось — маскировка была выполнена нормативно, охрана не "светилась" в открытую, зона, в которой было запрещено появляться местным жителям, ясно и чётко обозначена — вешки хорошо заметны и днём и сейчас, ночью. Свечение фонарей и прожекторов на площадке было притушено — видимо, берегли энергию и просто не хотели давать любопытствующим возможности что-либо чётко рассмотреть.

— Рапорт принят, сержант. Спасибо. Свободны.

— Есть сэр. — Эшли отошла от капитана.

Прибытие протеанина и старпома здесь ожидали — археологи, техники, инженеры, два ассистента профессора работали эти несколько часов, готовя шатёр и две буровые установки. Предполагалось, что бурить придётся несколько суток, в почти непрерывном режиме. Да, постепенно археологи, получившие уточнённую информацию, меняли места расположения своих лагерей, переходили к более "интересным" и обещавшим успех площадкам. Протеанин... жёстко и чётко взял управление раскопками на Идене в свои... руки... Или — лапы. Впрочем, наверное, на "лапы" он и оскорбиться может, а если оскорбится такой... то обидчик может пострадать очень серьёзно.

Я вошла под шатёр, приветственно кивнула ассистенту, снимавшему показания с экрана пульта управления одной из установок. Подошла к ограждённому месту, где предполагалось начать бурение. Все эти часы археологи осуществляли необходимые подготовительные работы. Здесь было главным закрыть для доступа местных жителей огромную по иденским меркам территорию. Да, пришлось предупредить о возможном появлении котлована, но здесь — камень, пахотной земли очень мало, поэтому крестьяне и фермеры не особо возражали. Строители — да, возражали, они отсюда иногда брали камень, но им подождать легче, чем тем, кто работал на земле и кормился с земли. Слушая пояснения второго ассистента, я изредка оглядывалась по сторонам.

Явик не утерпел, проводит "воспитательно-разъяснительную" работу. Вроде бы и не давит на Сташинского, но... кто его знает, что в понимании протеанина "не давит", а что — очень даже "давит". Пятьдесят тысяч лет разницы давали протеанину множество преимуществ, которыми он, кстати, не спешил воспользоваться в полной мере. Так, немного. Пока в рамках. Честно ведь сказал, что повлиял на археолога. А мог бы, вполне мог бы и не говорить.

Кое в чём партнёр, конечно же, прав. Если дать возможность археологам закопаться в базу — доверие протеан будет потеряно. Не подорвано, а потеряно. Именно потеряно. Археологи — ужасно терпеливые и настойчивые люди, поэтому если бы Явик не провёл работу со Сташинским... что помешало бы ему отдать распоряжение о бурении стенки коридора? Да ничего. Он — руководитель археологической экспедиции, учёный, исследователь. Попробуй такого энтузиаста останови... Так что лучше, когда он всё же знает рамки, за которые нельзя переходить. Просто опасно переходить.

Бурение началось, установки включились и работают нормально. Смотреть здесь особо нечего. Как обычно — дойдут до определённой отметки и прекратят работать. Автоматика сделает всё так, как надо. Я ещё раз взглянула на экран пульта управления, переговорила с техником, инженером и ассистентом профессора, после чего вышла из шатра.

Гудения установок здесь не было слышно — звукоизоляция была выполнена на "отлично". Вокруг внешне всё было спокойно. А ведь где-то под ногами, в нескольких десятках метров лежит протеанский корабль. Возможно — почти не повреждённый.

Старпом слишком хорошо понимал, что будет означать обнаружение такого корабля для иден-праймовцев. Такая находка вызовет слишком большой резонанс, ажиотаж и привлечёт повышенное внимание администрации района и планеты, а там и до паломничества всяких разных "заинтересованных лиц" и не только, кстати, землян, очень недалеко будет. И как тогда сохранить в тайне базу протеан? Нет, эти две базы надо сохранить в максимальной тайне. Просто потому, что выжившим протеанам нужно покинуть Иден-Прайм. Для них здесь спокойной жизни не будет. Планета колонизирована, заселена людьми. А вернувшимся из криостазиса нужна своя планета, на которой только они, выжившие протеане, будут полноправными, полновластными хозяевами.

Им ещё предстоит несколько дней перегружать необходимые припасы, технику, оборудование с базы на корабль. И только потом корабль, приняв на борт всех выживших протеан, кроме, конечно, Явика, сможет стартовать.

Поле невидимости. Протеанская технология. Единственное — что останется здесь, на второй базе — огромный котлован. Корабль, как доказал ему, старпому "Нормандии", Явик, достаточно большой. Военный боевой корабль. Хорошо, что не гражданский и хорошо, что большой.

Несколько часов придётся провести здесь, потом вернуться на фрегат. Говорить с Явиком? О том, как он надавил на Сташинского? Вполне возможно, что придётся. А потом придётся несколько дней, пока идёт бурение, направлять активность профессора и его коллег в более безопасное и нужное русло. Да, это означает, в том числе, и разделение экспедиции на несколько отрядов, но для самих археологов это — привычный режим работы, а для него и Явика — способ не допустить привлечения излишнего внимания к этим двум протеанским базам. Вполне достаточно будет, если на несколько суток здесь останется минимум работников — установки вполне могут работать в полностью автоматическом режиме, за ними не нужно постоянно приглядывать, техника знакомая, стандартная, технология бурения отлажена. Проблем не предвидится.

Может и не предвидится, но... Ладно там эти поездки-полёты по новым археологическим площадкам, но ведь придётся снова встречаться с журналистами, снова встречаться с местными военными. Уже сейчас, по первым, поступившим на мой инструментрон сообщениям видно — работа по мобилизации иден-праймовцев на подготовку к отражению Удара Жнецов начата. И в этой работе мне тоже придётся принимать активное участие. Режим радиомолчания и фильтрации придётся сохранить ещё на несколько декад, как минимум — на месяц. Один из последних мирных месяцев.

— Джон. — Явик, сказав это вслух, подошёл неслышно, остановился в нескольких шагах от спецназовца. В сознании Шепарда вспыхнул мыслеобраз — протеанин отказался озвучивать его содержимое голосом:

"Я переговорил со Сташинским. Он понял. Как вы, люди, часто говорите, проникся.

Так что сделанные мной ограничения... это — на самый крайний случай. Когда тебя или меня или кого-то из нормандовцев рядом с профессором не окажется".

— Хорошо, если это действительно, Явик, на самый крайний случай, — тихо сказала я. — У нас тут впереди война — тот самый крайний случай. Крайнее не бывает.

— Тоже верно, — кивнул воин древней расы. — Сейчас Сташинский раздаст указания и можно будет полететь, посетим последовательно несколько интересных площадок. Десять-двадцать минут придётся подождать. — Явик помедлил. — Тихо тут... Хорошо, что мы звукоизоляцию сделали максимально качественно. Ночь... время покоя и отдыха. А у нас она — самое рабочее время. Условности... — протеанин замолчал, глядя куда-то в сторону.

Я не стала ничего говорить, понимая, что протеанин нервничает. Да, внешне он спокоен, но... когда пообщаешься с конкретным разумным достаточно долго... волей-неволей начинаешь обращать внимание на мелочи и детали его поведения, которые позволяют достаточно точно, полно и чётко судить о внутреннем, прежде всего душевном состоянии партнёра. Я понимала, что только рядом со мной Явик позволяет себе расслабиться, а так — он всегда собранный, крайне немногословный, строгий и серьёзный воин. Прежде всего — воин и офицер. Всё остальное — скрыто под бронёй и под суровым выражением лица.

Так мы простояли несколько минут, пока Сташинский, воспользовавшись аудиоканалом спикера, не сообщил мне о том, что ждёт меня и протеанина у челнока. Вскоре кораблик уже нёс профессора и его спутников к первой из нескольких намеченных к посещению археологических площадок.

(От Андерсона)

Проверяя работу систем корабля, я, стоявший у Звёздной карты, изредка поглядывал на панораму БИЦа и чувствовал приятное удовлетворение: экипаж работает, действует, люди почувствовали, что их жизнь наполнилась особым смыслом. Полисмены, стараниями Дженкинса и Аленко, успешно осваивали нелёгкое армейское ремесло, в перспективе они все станут прекрасно подготовленными десантниками. Турианцы улетели в райцентр, решили провести ещё одну встречу с правоохранителями. Пусть. Если им кажется это необходимым — я, командир корабля, не имею ничего против. Иденцы должны видеть нормандовцев, ощущать их присутствие, понимать, что экипаж и команда прибывшего фрегата не будут изолироваться от них, не будут дистанцироваться. Как Спектры, причём — достаточно опытные, и Сарен и Найлус смогут помочь местным правоохранителям не теоретически — практически. Пусть пообщаются, пусть поработают бок о бок. Надо готовить планету к Противостоянию, надо готовить население к войне со Жнецами. Пока есть ещё время — надо готовить.

Сташинский... Он нервничает, он сопротивляется стремлению и желанию Явика сохранить тайну протеанской базы в неприкосновенности. Как учёный и исследователь, Сташинский имеет право быть недовольным такими действиями протеанина, но... Будет лучше, если тайна обеих баз протеан останется для него и его коллег нераскрытой. Ни к чему сейчас привлекать к Иден-Прайму излишнее внимание. Да и напрягать местное чиновничье руководство — не следует. Чиновники всё равно ничего не поймут, а вот навредить смогут — очень серьёзно. В том числе и из-за непонимания.

Аленко... Он уже знает, что Эшли теперь "разрывается" между двумя лагерями археологов. Да, у неё есть заместитель, но она привыкла всё проверять сама, проверять по нескольку раз, добиваясь максимального результата. И теперь её взвод разделён на две части. Одна часть взвода охраняет первую, главную базу археологов, а вторая — заступила на охрану периметра территории второй базы. Там — сложнее, там, в основном — патрулирование и посты. Аленко поговорил с Эшли по аудиоканалу после того, как вернулся к себе в выгородку. Поговорил хорошо, это заметно по его внешнему виду и по настроению — он спокоен. Значит, отношения развиваются нормально.

Ни Кайден, ни Эшли не спешат, хотя многие люди в таких условиях поспешили бы. А они, лейтенант и сержант, не спешат. И не только потому, что сейчас важнее всего нормально служить и хорошо выполнять, прежде всего, свои служебные обязанности. А потому, что они оба — очень молоды. А в молодости кажется, что впереди — вся жизнь и можно не спешить. Эшли довольна — Кайден про неё не забывает, пусть даже сейчас, приняв командование группой охраны корабля, он не может увидеться с ней. Для Эшли военная служба тоже на первом месте, а все охи-вздохи — на втором или — на третьем. Кайден, получивший возможность избавиться от необходимости платить за минуты напряжения — душевного или физического — острой, резкой, всепоглощающей головной болью, теперь тоже вернулся к выполнению обязанностей кадрового офицера. Эшли видит это возвращение, чувствует и радуется, потому что для неё, внучки мятежного генерала, служба в армии тоже очень важна.

Карин... Она совершила очередное чудо: подарила Бенезии новых подруг, подарила ей выход из пусть условного, но личностного одиночества, став для азари настоящей, близкой подругой. Да, отношения с Шепардом, любовь к Джону для Бенезии тоже очень важны, приоритетны, но Джон — мужчина, а Бенезия — женщина. Тем более Джон против их отношений. Но она — мать и ей нужны, необходимы именно отношения с женщинами, пусть даже и с землянками. Им она... доверяет, а они доверяют ей. Между ними теперь нет холода, между ними нет теперь стены непонимания из-за принадлежности к разным расам. Они спокойно и свободно общаются — женский клуб продолжает работать и обретает, благодаря присутствию матриарха азари, новое глубокое дыхание, осваивает новые смыслы существования.

Пусть Карин научит Бенезию готовить простые земные блюда, пусть пояснит ей очень многое относительно мужчин-землян. Бенезии это всё очень пригодится. Она должна ожить, должна вернуться к обычной многогранной, насыщенной событиями жизни.

Да, сейчас старшая Т'Сони пока что в безвестности, но эта безвестность теперь — не бесконечна. На Цитадели Бенезия уже не будет скрываться, там её возвращение заметят и не преминут доложить на Тессию. Маховик закрутится...

Сейчас Бенезия вернулась к себе в салон. Наверняка, как пояснила Карин, она медитирует. Азари обрела новую любовь. Можно сказать, что обрела и новый смысл жизни. До того момента, как будет найдена Лиара, ещё очень далеко. А ей, выжившей после возвращения из хаскоподобного состояния, необходимо было полюбить, чтобы обрести полную власть над своей сутью, над своей личностью, над своим телом. И она полюбила. И захотела родить ребёнка. Вряд ли, конечно, Шепард сейчас согласится ей помочь забеременеть. Всё равно, сейчас это будет явно лишним: Бенезии предстоит официально утратить своё, достаточно высокое социальное положение, легализоваться в качестве пожилой бедной азари, адаптироваться к тому, что далеко не всё из социальных благ теперь будет ей доступно.

Совместить такое "падение" с беременностью будет очень трудно. Очень. И потому, скорее всего Шепард не согласится помочь Бенезии обрести счастье материнства. Сейчас — не согласится. И не потому, что он продолжает любить Дэйну и продолжает любить как мать Карин. А потому, что он хорошо понимает и остро чувствует свою личную мужскую ответственность за такой выбор Бенезии. Это ведь будет и его ребёнок, пусть и азари, но — его дочь. И бросать Бенезию одну, в такой сложный момент? На такое Шепард не пойдёт, не согласится, ведь ясно же, что "Нормандия" не сможет надолго задержаться в Пространстве Азари. Предстоит сложный и длительный полёт — в этом я был уверен.

Бенезия не настаивает на том, чтобы Шепард вот так сразу стал отцом. Не настаивает, она наслаждается возможностью быть рядом с Джоном. Просто быть рядом, целовать его, обнимать его, любить его без перехода к сексуальным ласкам, без тупого следования стандартному сценарию. Теперь Джона на борту будет ждать подруга, любимая. Гораздо более близкая к нему, чем продолжающая его, капитана Шепарда, любить, Карин Чаквас. Это — важно, это — необходимо. И для Джона и для Бенезии — необходимо.

Карин поможет Бенезии, научит её многому, пояснит многие вещи так, как только она и может — женщина и врач. Единственная врач на корабле. Остальное сделает Бенезия. Потому что взаимоотношения старшей Т"Сони с Джоном это — только её взаимоотношения с Джоном. И даже Карин не будет уж очень глубоко в них вмешиваться.

Карин... С появлением на борту Шепарда я смог уделить ей гораздо больше внимания и она этому была очень рада. Да, полёт получился сложным, опасным. Одновременно в ходе этого полёта, в ходе этого рейса на фрегате стала формироваться команда, стал формироваться экипаж. Уже сейчас можно сказать, что полисмены перестали быть чужими для нормандовцев, они стали полноправными членами и экипажа и команды. Значит, здесь уж нет причин для напряжённости, для особых проблем. Карин обрела новую подругу, теперь она будет с ней часто разговаривать, в том числе — и наедине, а потом, когда Бенезия и Лиара вернутся в Азарийское Пространство, будет переписываться с матриархом, изредка — говорить по аудиоканалам. Пока ещё такая связь будет возможна. Сейчас уже, в относительно мирное, предвоенное время, на видеоканалы надежды мало — фильтрация, ограничения. Дальше, после отлёта "Нормандии" с Иден-Прайма, будет ещё хуже — приближается большая война.

Карин... можно сказать, что она немного ожила. Может быть, она даже поверила, что теперь, на борту фрегата-прототипа "Нормандия" она задержится очень даже надолго. Раньше она с лёгкостью меняла борты кораблей на кабинеты в планетных и станционных медцентрах. А теперь... теперь вряд ли.

Тому, что она настроена остаться на борту "Нормандии" очень надолго, я радовался так, как не радовался уже очень давно. Потому что Карин... поверила мне, Дэвиду Андерсону. Да, она знает, он ей честно и прямо рассказал и о бывшей жене и о том, что у него есть сын. Карин, как офицер ВКС и офицер Медслужбы ВКС Альянса Систем, конечно же, могла узнать многое и по своим каналам, но она была определённо очень рада откровенности Дэвида, не ставшего скрывать от неё очень многое. Наверное, она поняла, что нормандовцам в ближайшее время не будет никакой возможности вернуться на Землю или на "Арктур". И, обдумав сказанное Дэвидом, она приняла решение. Своё собственное, личное решение. Она стала подругой для Андерсона. Близкой подругой. Готовой стать главной подругой для опального капитана ВКС, не сумевшего когда-то стать Спектром Совета Цитадели.

Она разрешила мне быть гораздо ближе к себе, чем раньше, в первые недели полёта на фрегате. И уже несколько дней она очень близка с Андерсоном. Да, я в курсе, я знаю. И она от него не скрывает, что пользуется защитными препаратами. Она не хочет беременности. Не потому, что ей не нравлюсь я, как отец будущего ребёнка, а потому, что если она сейчас забеременеет — ей будет сложно нормально выполнять свои многочисленные врачебные обязанности. Да, она — единственная врач на фрегате и у неё, к сожалению, нет сейчас рядом равных ей по подготовке или хотя бы по статусу, помощников. Да, фельдшера — есть, медбратья и медсёстры — тоже есть. Но всё равно врачей, кроме неё, на борту нет, а сейчас нельзя опираться на медучреждения Идена, сейчас надо сохранить автономность, можно сказать, что независимость от планетной медицины. Военный фрегат-разведчик должен сохранить самостоятельность. В том числе и в медицинской сфере.

Карин не скрывает от Дэвида то, что она предохраняется. Предохраняется и при этом она остаётся очень близкой с ним, командиром корабля. За несколько дней она стала просто невероятно близкой для него, Дэвида Андерсона. Во многих смыслах близкой. Она ему поверила глубоко и полно, она сделала свой выбор. И этот выбор ему, Дэвиду Андерсону, очень нравился.

Фактически на военном боевом корабле стали образовываться устойчивые пары. Он — и Карин Чаквас, Аленко — Уильямс. Две пары. И одна односторонняя Бенезия — Шепард. И, как он знает или просто догадывается, эти пары — не единственные. Стоянка на планете помогает нормандовцам налаживать новые, обычные взаимоотношения с жителями и с жительницами Идена.

Время стоянки пройдёт, корабль стартует, уйдёт к Цитадели, но у многих нормандовцев на Идене останутся очень дорогие им разумные. Нельзя исключать даже рождения детей. Всё же на планете для их появления на свет гораздо больше приемлемых условий, чем на борту фрегата. Карин пока молчит, значит, никто из девушек и женщин ещё не находится "в положении". Нет никаких сомнений, что возникни ситуация — и нормандовцы помогут молодой маме, освободят её и от вахт, и от работ. Всё сделают, чтобы она нормально выносила и нормально родила нового человека. Или — нескольких новых людей. Появление двоен и троен тоже исключать нельзя.

Приближение войны чувствуют все нормандовцы. И очень многие иден-праймовцы. Мирное время стремительно, неудержимо уходит в прошлое. Конечно, о нём будут вспоминать, ведя войну со Жнецами. Вспоминать часто, детально, даже жить этими воспоминаниями. Есть, конечно, признаки возросшей неуверенности, неожиданной пустоты в мировосприятии. Рутина службы, рутина работы начинает заедать. И если бы не взаимоотношения, уровень которых достаточно быстро растёт, было бы очень сложно. А так... может быть и удастся сделать всё, чтобы Иден-Прайм первым полностью, насколько это вообще возможно, подготовился к противостоянию со Жнецами. Опыт его жителей потом пригодится обитателям многих других человеческих колоний. И — не только человеческих.

Думал ли я, что когда-нибудь на земном боевом корабле будет такой необычный интеррасовый экипаж? Думал, чего уж тут особо скрывать. Тем и отличалось обучение в Академии Эн-Семь, что там многие вещи, очень пионерные для обычных армейцев "флотских" и "летунов" воспринимались как рядовые и рутинные. Потому к идее реализации схемы интеррасового экипажа я, Дэвид Андерсон, был готов.

Земляне продолжали осваиваться в Большом космосе. Каждый человек, конечно, по-своему, в меру сил, желания, способностей и возможностей, но люди уже не хотели возвращаться или замыкаться в пределах Солнечной системы. Они колонизировали новые планеты, строили космические станции, вводили в строй новые космические и планетные заводы, фабрики. Да, многим старым расам это не нравилось, но это не сдерживало, не могло сдержать натиск землян.

Закончив работу с экранами, я свернул их, вернув Звёздной карте обычный вид, кивнул вахтенному офицеру и сошёл с постамента, направляясь в свою каюту. Мысли мои снова вернулись к Карин. Теперь я очень часто о ней думал. Она... отличалась от моей бывшей жены. В лучшую, конечно, сторону. И дело было не в том, что он будто бы переживал очередной период новизны отношений. Он чувствовал, а может быть — даже понимал, что Карин — другая. Она — офицер, она медик и она привыкла к кочевой жизни, к армейской неустроенности, к тому, что сегодня она — здесь, а завтра — за тысячи километров. Она понимала Дэвида можно сказать, на интуитивном уровне, чем бывшая жена Андерсона похвастаться никогда бы не смогла.

Конечно, как медик, Карин взялась строго следить за состоянием здоровья своего близкого друга. Она добивалась того, чтобы он меньше употреблял спиртного, и не думал когда-нибудь закурить, высыпался минимум восемь часов в сутки, нормально, а не всухомятку и почти что на бегу питался.

Странно, но такая забота не вызывала у меня внутреннего протеста, я не считал, что таким образом ограничивая мою свободу, Карин как-то управляет мной, мужчиной, насильно руководит моей жизнью. Она умела облекать сугубо медицинскую заботу в такие приятные "одёжки", что у Андерсона не возникало желания посопротивляться даже для вида: он не усматривал для себя угрозу в этой заботе. В конце концов, он — командир корабля, на него смотрят члены экипажа и команды, может быть, даже равняются на него. А значит, он должен быть в форме.

И всё равно, что он почти в разводе, что он и не поддерживает какие-либо близкие отношения со своей бывшей женой и сыном. Всё равно. Потому что Карин, едва только появилась на фрегате, дала ему мягко, необидно, но совершенно определённо понять, что я, Дэвид Андерсон — не одинок. Теперь — не одинок. И я ей поверил. И ни разу за прошедшие дни не пожалел о такой высокой степени доверия. Карин стала для меня волшебницей. Да, она сначала постепенно, но неуклонно вернула себе право присутствовать на всех офицерских собраниях и совещаниях. Где, кстати, не всегда обсуждались какие-либо медицинские или околомедицинские вопросы. А потом... Потом она незаметно, но твёрдо приучила экипаж фрегата к тому, что у неё с Андерсоном — особые личные взаимоотношения. Не имеющие ничего общего с теми, которыми грешат пресловутые "походно-полевые жёны". Другая врач вряд ли сумела бы всё так организовать и осуществить. Карин поступила очень умно: она сначала завоевала полное доверие, глубокое уважение и искреннюю любовь всего экипажа и команды корабля. И только потом, а может быть — и параллельно с этим, обратила самое пристальное, но такое приятное внимание на командира фрегата.

Поняв, что как бы ни сложились у Карин Чаквас взаимоотношения с Андерсоном, она всё равно останется на прежних прочных позициях уважаемого и любимого врача, а часто — больше, чем врача... Члены экипажа и команды согласились с тем, что традиции — традициями, но Андерсон за короткий срок сумел создать на проблемном фрегате работоспособный экипаж. И уже за это его можно уважать, любить и позволять намного больше, чем допускается традициями.

Закрыв за собой дверь командирской каюты, я прошёл к рабочему столу, сел в кресло. Ноутбук мерцнул синим светодиодом, но капитан не стал включать ни клавиатуру, ни экран. Теперь, наедине с собой в своей каюте, он погрузился в воспоминания и размышления, центром которых стала Карин.

Её всегда чуть грустные глаза и внимательный, но мягкий взгляд... Наверное, это первое, на что обращает внимание разумный, который её видит. Она не любит носить офицерскую форму, ограничивается научным или медицинским комбинезоном, а теперь — и лёгким военным медицинским бронескафандром. Спокойное выражение лица говорит о том, что она многое пережила, со многим сталкивалась лицом к лицу. И это многое далеко не всегда было приятным и безопасным.

Хирург-травматолог с уникальной специализацией, она решила в очередной раз изменить свою жизнь и пришла на борт фрегата Нормандия. Возможно она считала что и здесь на борту проблемного корабля, она не задержится надолго. Получилось — по-другому. Она насколько я понимал настроение своей подруги не жалела о сделанном ей выборе и приходе на Нормандию. Ей было интересно.

Служение человечеству тем единственным способом, какой ей врачу от бога был доступен не тяготило теперь Карин. По меньшей мере на борту теперь находились двое турианцев и протеанин. А так же азари что не позволяло чувствовать Карин себя постепенно теряющей квалификацию.

Протеанин своим постоянным, а главное длительным присутствием на фрегате ставил Карин в привилегированное положение по сравнению с другими медиками ВКС Альянса систем. И не только военными, но и гражданскими медиками. Ей посчастливилось другого определения я не находил видеть совершенно реального, живого, здорового и адекватного протеанина, и не только видеть но и общаться с ним.

Явик, как знал я не имел ничего против общения с Чаквас. Он высоко оценил её человеческие и профессиональные качества и легко позволял проводить Карин не очень глубокие научные и медицинские исследования считая это необходимым и полезным для себя и для Чаквас.

Сарен... им Карин командовала как хотела, её не пугало мрачное кровавое прошлое легендарного Спектра. Артериус сам как-то признался, в разговоре с Найлусом, что Карин как хирург способна на не меньшую жестокость, но в отличии от воина её жестокость медика как не парадоксально это звучит спасает тело и душу разумного органика. Сарен слишком хорошо помнил, как Карин Чаквас удалила из его тела большую часть оказавшихся совершенно не нужными, а то и очень вредными имплантатов и сделала это в высшей степени качественно и профессионально.

Глядя на Сарена, Найлус тоже проникся уважением к Карин, причем это уважение у молодого Спектра было не внешним, а внутренним, глубоким и деятельным. Найлус, в немалой степени именно благодаря Чаквас, изменил своё мнение о людях, которое до этого у него не отличалось позитивностью. Чаквас многое рассказала молодому турианскому Спектру, причём рассказала доказательно, основываясь не на домыслах, а на фактах и логике. Найлус как-то в разговоре с Моро высказал убеждение, что Карин смогла бы быстро разбогатеть и стать авторитетной и известной, пожелай она открыть частную медицинскую практику где-нибудь в Пространстве Иерархии. Не прошло и несколько часов, как Карин узнала об этом, но её отношение к сказанному Найлусом было спокойным.

Она только совсем недавно стала проводить ночи рядом со мной. Я, конечно же, спал, как меня приучили в Академии — неподвижно, спокойно. И, похоже, Карин это нравилось: она любила спать, уложив голову на мою грудь и обняв меня своей рукой. Спала она всегда тихо и потом, утром, бывало, говорила, что никогда так спокойно и крепко не спала, как в минувшую ночь.

Наверное, это так и было. Мне нравилось, когда она, появляясь в каюте, едва только взглянув на своего без малейших натяжек Дэвида, сразу видела напряжение — и физическое и душевное и всемерно стремилась снизить уровень этого напряжения. Как мастерски, профессионально и мягко она делала массаж! Я блаженствовал в её руках — сильных и мягких, нежных и поистине целительных! Ей нравилось приносить своему Дэвиду облегчение.

Карин не стремилась непременно о многом говорить, всегда каким-то волшебным образом понимая, когда я расположен слушать что-то домашне-личное, а когда ему лучше говорить вслух только то, что относится к работе и к службе. Мне нравилось просто сидеть или, если была возможность, лежать рядом с Карин и молчать. Она не требовала постоянно смотреть на неё, не требовала дежурных комплиментов, не требовала дутой восторженности собой. Она просто... была рядом.

И это для бывшей жены Андерсона было бы самым трудным экзаменом, который она непременно провалила бы в очередной раз. Ведь, так или иначе, он поддерживал с ней контакт, возвращался к ней даже спустя месяцы, говорил с ней, стремился быть рядом. Она не ценила эти минуты, ей хотелось большего. А у Карин на плечах — немаленький Медотсек, где она — полновластная хозяйка и даже он, командир корабля, там во многом не имеет не только власти — даже права голоса.

Чаквас при этом не пыжится от гордости, не считает, что делает что-то сверхвозможное. Она просто... просто работает, действует. Для неё работа — это действительно жизнь и она действительно медик от Бога. К Чаквас идут не только как к врачу, а и как к духовнику, как к священнику. Выговориться, поговорить, спросить совета. Идут, потому что знают: она выслушает, она подскажет, она просто побудет рядом, когда невероятно тяжело поверить, что ты кому-то ещё нужен, интересен, необходим и важен. Знают, что она — поможет. По-разному, индивидуально, но — поможет.

Благодаря стараниям Карин Чаквас женщины — члены экипажа и команды обрели возможность собираться и говорить совершенно свободно и спокойно о своём, о женском. Карин сделала всё, чтобы ни темы, ни содержание этих разговоров не становились известны никому другому, кроме участниц этих разговоров. Ей поверили — и женский клуб перестал быть формальностью.

А для меня, Дэвида Андерсона, Карин с каждым днём, да что там днём — с каждым часом становилась всё более дорогой, важной, нужной и просто необходимой. В ней я нашёл столько достоинств, сколько не находил ни в одной другой женщине за всю свою достаточно долгую жизнь. Бывшая жена рисковала окончательно утратить все возможности и все права на то, чтобы он, Дэвид Андерсон, вернулся бы к ней даже просто ради ребёнка. Ради сына. Потому что Карин, со свойственной ей обстоятельностью и прозорливостью, сказала Дэвиду как-то поздно вечером... Сказала тихо, спокойно и неспешно, что совершенно не против того, чтобы родить ребёнка от него и даже — не одного!

Я ей поверил. Потому что он чувствовал: такое Карин не подумав, не взвесив все варианты, не скажет. Жаль только, что теперь беременность придётся отложить. Эта война... пусть даже и со Жнецами, пусть даже и галактическая, но... как же она не вовремя...

Война — всегда не вовремя. Карин тоже это знала и чувствовала, понимала. И страдала. Потому что с каждым годом она имела всё меньше шансов родить здорового ребёнка. А будущая война будет долгой. Несколько лет — как минимум. Я чувствовал, что подруга страдает и старался как-то поддержать её уверенность в хорошем исходе. Теперь я часто неожиданно приходил к ней в Медотсек. И она была рада каждому моему приходу.

Если не было ничего особо срочного и важного, мы просто садились на жестковатый диван в "кабинетике" и Карин склоняла свою голову ему на плечо. Этого было достаточно, чтобы я чувствовал себя счастливым. Обниматься и целоваться — и это тоже бывало. Но главное — быть рядом, чувствовать друг-друга глубоко, полно и точно. Карин каждый раз старалась легко и мягко пожать мою руку. И я был уверен — так умеет только она. И — никто больше. Она благодарила меня за присутствие рядом, за поддержку, за помощь, за всё. Благодарила безмолвно, простым пожатием руки. Важным и ценным для меня пожатием.

Мне было важно поддержать Карин. Она была ему интересна, важна, ценна. Здесь, сейчас, сегодня. И он поддерживал её всем, чем мог. А она — поддерживала его. Помогала ему. Незаметно, спокойно, тихо. Часто он отмечал, что какие-либо проблемы, требовавшие его командирского вмешательства, незаметно переставали быть острыми, теряли актуальность и вообще исчезали. Теперь я понимал, что к их решению приложила руку именно Карин и сделала это, нисколько не стремясь афишировать своё участие или свою инициативу.

Карин умела быть для меня разной. И каждый раз — нужной, необходимой, полезной и — приятной. Она понимала меня безмолвно, не требовала длинных рассказов, не требовала каждый раз открывать душу. Она сумела как-то стать чрезвычайно органичной частью бытия командира корабля, офицера Дэвида Андерсона.

Она любила меня. Настоящей любовью. Не требуя вот сейчас, сию минуту обручения, колец, обещаний, клятв в верности и в том, что в самом ближайшем будущем её ждёт венчание в самом известном земном католическом храме. Да, я был уверен и убеждён, что ей нужна свадьба, нужно венчание, нужна церемония, нужны те же кольца и нужно слышать его, Дэвида Андерсона, мужскую клятву в супружеской верности. Так уж настроены большинство земных женщин, видящие в этом что-то большее, чем способны углядеть самые зоркие мужчины. А Карин... она этого хотела, желала, но — не требовала. Она понимала Дэвида и просто была рядом с ним. Была полезной ему. И считала, что он тоже для неё полезен, важен, необходим.

— Сэр, — послышался в спикере голос вахтенного. — Майор Чаквас вернулась на борт корабля. Направляется к вам.

— Спасибо. — Я едва успел встать, как Карин, стремительно и быстро вошедшая в командирскую каюту, обняла меня и поцеловала в губы. Жарко, крепко и нежно поцеловала.

На несколько минут Дэвид выпал из реальности и постарался обнять свою подругу и ответить на её поцелуй. Ответить по-настоящему, а не формально. Несколько минут — и Карин сидит на коленях у меня, устроившегося на жёстком диванчике. Она обнимает меня за шею и тихо рассказывает мне, где ей удалось за последние часы побывать, что узнать и что увидеть. Я слушаю подругу, киваю, вставляю реплики и ощущаю себя в очередной раз счастливым. Мне вполне достаточно чувствовать, что Карин отдыхает, что она расслабляется, что ей приятно быть рядом со мной, когда я — не командир, а просто — друг и, конечно же, её мужчина.

— Д-э-э-в-и-д, — неподражаемо протянула Карин, чуть отслонившись от меня и заглядывая мне в глаза. — Ты неподражаем. Но до вечера ещё очень далеко, поэтому... сбереги запал и силы до вечера. Пожа-луй-ста, — чуть протянула она, зная, что эта протяжность очень понравится её Дэвиду. — Я рада, что ты думаешь обо мне, беспокоишься и заботишься обо мне. И я это очень ценю. Но подожди до вечера. — Она пообещала, ночь будет... красивая.

— Я весь в предвкушении, Рина! — тихо, почти шёпотом ответил Андерсон, обнимая свою подругу. Она выгнулась в его объятиях, улыбнулась, на несколько секунд сбросив с лица всегдашнюю маску грустной сосредоточенности. — Смотри... Я жду тебя сегодня вечером. И я... буду готов!

— Я тоже жду тебя, Дэвид. — Карин поднялась на ноги, склонилась надо мной, целуя меня в лоб. Командир фрегата понял — она рада, довольна, успокоена, но ей надо идти. В Медотсеке пока нет пациентов, но готовиться всё равно надо. Война приближается.

Глядя как она привычно останавливается у двери каюты, я невольно залюбовался её стройной фигурой. Карин озорно улыбнулась, чуть обернувшись, приняв восторженный, любящий взгляд друга, имевшего все шансы стать главным другом.

Когда за ней закрылась дверь, я ощутил прилив сил и, поднявшись, прошёл к рабочему столу. Теперь можно было и поработать. Карин — довольна, а это — главное.

Глава 33 Рассказ Явика о протеанских артефактах и поселениях в Галактике

Явик изумил Сташинского. Профессор подумал, что если протеанин настолько категорически против исследований подземной базы своей расы, то он не захочет ничем компенсировать свой обидный для археологов отказ в допуске. Но воин Старшей Расы нашёл для профессора именно компенсацию: рассказ и показ своими специфическими средствами о том, какие "следы" могут ждать археологов на новообозначенных и теперь уже новооткрываемых площадках.

Сташинский решил, что первая площадка, на которой они побывают, в скором времени станет новой центральной базой его экспедиции. Поэтому заблаговременно перевёл туда часть своих сотрудников — ассистентов, инженеров и техников, теперь занимавшихся реальными раскопками.

* * *

Едва только челнок совершил посадку, к машине подошли несколько ассистентов и инженеров. Из короткого обмена мнениями я и Явик узнали, что археологи больше чем довольны результатами работы на новой, ранее неизвестной им точке: найдены новые интересные многочисленные артефакты.

Осмотрев площадку, Явик предложил Сташинскому и мне короткий обзор протеанской истории. Удивлённый археолог не преминул спросить:

— Явик, но... это же долго. У вас огромная история. Две тысячи лет борьбы со Жнецами — один этот период чего стоит.

— Именно поэтому, профессор, я и хочу вам лично рассказать о том, что вы сможете найти не только на Иден Прайме. Война — войной, но я убеждён в том, что научные исследования будут продолжаться.

— Что-то не особо верится... Если я вас правильно понял, то Жнецы не преминут изолировать расовые пространства. А у нас, насколько я знаю, нет до сих пор не только кораблей — двигателей, способных предельно сократить время в пути от одного расового пространства до другого.

— Верить — одно, а знать — другое, профессор, — сказал Явик. — Присядем, — он указал на несколько раскладных стульев, стоявших вокруг небольшого раскладного столика. Стоявшая на столике лампа тускло освещала стулья. Я и профессор устроились на стульях, Явик жестом попросил людей взяться за руки и взял мою руку в свою.

— Вы не будете говорить об этом вслух? — спросил Сташинский.

— Нет. Вы сами расскажете своим коллегам лучше, чем это смогу сделать я. — сказал Явик.

Далее он говорил с археологом и мной только языком мыслеобразов. Скорость обмена информацией резко возросла, протеанин не только говорил, но и показывал собеседникам знакомые им "картинки" из иденских баз данных. И не только эти "картинки".

— Итак... начну с Туманности Армстронга, а именно — с планеты Антибар. По известным вам лоциям это — холодная планета земного типа, атмосферу которой составляют метан и аргон. Поверхность планеты имеет высокое содержание железа, встречаются залежи магния. Планета считается ныне претендентом на долгосрочное терраформирование, если, конечно, удастся увеличить толщину атмосферного слоя до толщины атмосферы Земли. Температура на планете должна подняться в среднем на десять процентов. Сейчас там царят сильные ветры, видимость — низка, равно как и низки среднепланетные и среднесуточные температуры. В наше время там располагалось небольшое поселение. Строили мы такие поселения так, чтобы они простояли не десятилетия — столетия, поэтому, вполне вероятно, что там что-то осталось. — Явик показал Сташинскому и мне несколько "картинок" этой планеты из своей памяти и из своего кристалла данных. — Если после Цитадели мы отправимся не только на поиск Лиары, но и в полёт по Галактике для сбора самой актуальной информации о состоянии дел в исследованной части её Пространства... То, вполне возможно, мы посетим эту планету. И вы увидите, как минимум, развалины и руины нашего поселения. Информацию о посещении Антибара, профессор, я перешлю вам лично, как только мы вернёмся с планеты. Полагаю, вы и в дальнейшем будете иметь возможность получать с борта "Нормандии" самую свежую информацию о многих протеанских артефактах, расположенных на других планетах и сумеете правильно распорядиться этой информацией. Думаю, что природные условия Антибара не позволили кладоискателям и пиратам вывезти всё ценное и уничтожить развалины и руины... окончательно.

Явик старался увеличить поток информации до возможного предела. Но, если я воспринимала этот поток спокойно, то профессор-археолог то ли в силу возраста, то ли в силу привычки иногда не успевал воспринять и тем более осмыслить поток мыслеобразов. Да, ему было интересно, он был удовлетворён тем, что услышал, увидел и даже почувствовал, но... Всё же его уровень готовности восприятия был, закономерно, гораздо ниже, чем у мой. И эта недостаточность порождала проблему, влияющую на полноту понимания.

— Следующая планета — Бинту, — протеанин передал собеседникам новые мыслеобразы, стремясь, чтобы даже профессор успел их хорошенько рассмотреть, а не только почувствовать. — На ваших картах эта планета появилась не более двадцати лет назад, как и большинство планет в скоплении, названном вами Скоплением Вояджера. Мне известно, что она была открыта благодаря гражданским, исследовательским кораблям Альянса. По вашим общедоступным данным принято считать, что экосистема, как таковая, на планете отсутствует. И я знаю, что, по тем же данным, в их расширенной версии, атмосфера Бинту состоит из углекислого газа с примесью хлора и сернистого ангидрида, которые временами порождают кислотные ливни. Кора планеты по вашим данным состоит большей частью из серы, там имеются также залежи кальция. Словом, с точки зрения большинства нынешних рас Галактики, планета малогостеприимная и малопривлекательная. Тем не менее, коллеги, нельзя забывать, что общая точка зрения не всегда бывает самой точной и правильной. По Галактике постоянно передвигаются одиночные искатели приключений, контрабандисты и бандиты, для которых эта планета — хорошее убежище именно в силу её кажущейся недружелюбности и неинтересности.

— Но как вы сумели... получить такие картины, — успел подумать Сташинский, с изумлением отмечая, что Явик услышал его мысль.

— На таких планетах, профессор, мы ставили форпосты. Разных типов, но, конечно же, хорошо защищённые. В том числе и от попыток взлома, — усмехнулся Явик, прислав Сташинскому новый мыслеобраз — Так что там вполне может быть обнаружена наша "пирамида" — в такой форме перед разумными туземцами наши форпосты представали довольно часто. Не скажу, что взломщикам будет легко проникнуть внутрь, но надеюсь, что за последнее время им так и не удалось сколько-нибудь существенно продвинуться в этом стремлении.

— Явик, вы... читаете мысли? — подумал Сташинский, уже начиная привыкать к тому, что странный протеанин успевает слишком многое делать одновременно и крайне быстро.

— Нет, — протеанин, как поняла я, не торопился подтверждать перед земным учёным все свои возможности и способности, поэтому ответил отрицательно. — Чаще всего — просчитываю ситуацию на основе многих признаков. Для вас, да, не очень заметных, но — не для меня. Вполне рядовое для протеан умение, — прислал новый мыслеобраз воин древней расы. — Кстати, интересно было бы понять, почему сейчас в планетных и галактических базах данные о Бинту ограничиваются слишком краткой общей информацией. Я бы не хотел делать поспешные выводы, но это — настораживает. Ладно. Переходим к следующей планете. Это — Гей Хином. Данные о её местоположении, — прислал протеанин своим собеседникам новые мыслеобразы, — я больше озвучивать не буду, вы сами их прочтёте и поймёте. — Он помедлил, затем продолжил. — Мне известно, что вы уже обнаружили на этой планете наше протеанское кладбище. — Сташинский увидел, как черты лица воина древней расы заострились — он был явно недоволен и напряжён. — Мне также известно, что только несколько захоронений моих сородичей были сохранены в качестве памятников. Это было сделано под давлением, оказанным на горнопромышленную компанию "Эльдфель-Эшланд", которая, тем не менее, сумела настоять на дальнейшем изучении планеты с целью продолжения поиска и разработки нулевого элемента. Мне также известно, — прислал Явик новые мыслеобразы, — что шахтёры, работавшие на эту компанию, оказались столь же тупы, сколь и алчны. Вместо того чтобы нормально работать на добыче и складировании нулевого элемента, они увлеклись поиском сокровищ, для чего массово грабили всё новые и новые протеанские захоронения.

Читая и просматривая мыслеобразы, присланные протеанином, Сташинский всё острее понимал, что воин древней расы сделает всё возможное, чтобы наказать и шахтёров, и руководство горнодобывающей компании. Возможно, весть о появлении живого протеанина ещё не так далеко ушла с Иден-Прайма, но... за месяц стоянки ситуация могла круто измениться. Могла. "Да не только могла, — подумал профессор. — Она изменится. Это — точно. И тогда... Шок у шахтёров и чиновников компании будет очень сильным. Не только шок".

Тем временем Явик прислал Сташинскому и мне новые мыслеобразы. Речь в них шла по-прежнему о Гей-Хинноме:

— Я знаю, что на этом "могильном" бизнесе многим — и шахтёрам и чиновникам удалось разбогатеть. По-разному, в разной мере, но — удалось. И вы правы, Тимур Лаврович. — Явик посмотрел на Сташинского. — Я это дело так не оставлю. — Губы протеанина были по-прежнему крепко сжаты, лицо выражало ясное недовольство. Сташинский понял, что Явик снова прочёл его мысли. Или — просчитал его, вполне человеческую реакцию на услышанное, увиденное и понятое. — Может быть, официально, как следует из данных иденских баз, компания и прекратила разрушение гробниц, коллеги, но мы-то с вами знаем, насколько официальная точка зрения, изложенная в любом документе, может быть сильно далека от реальной действительности. Руда по-прежнему переправляется для обработки в систему Память, это означает, что так или иначе или одиночные шахтёры или целые бригады вынуждены рушить новые и новые захоронения. Я изучил технологию ваших горных разработок. Она не сложна, мы такими или почти такими пользовались достаточно долго. Без расширения площадей обойтись при использовании таких технологий, — Явик прислал собеседникам новые мыслеобразы, — крайне сложно или вообще невозможно.

— Руины на этой планете, принадлежащие вашей расе, — подумал Сташинский, уже уверенный в том, что Явик его услышит и поймёт правильно, — стали причиной вооружённого конфликта между учёными и шахтёрами. У меня там погибло несколько хорошо знакомых мне коллег. Шахтёры... вы правы, Явик, они становятся одержимы, когда желают разбогатеть... неправедными способами.

— Эта планета, — Явик едва заметно кивнул Сташинскому, прислав профессору новые мыслеобразы, которые с лёгкостью читала и я, — была определена нашим имперским правительством как место массового захоронения. Планета — кладбище. Вы, со временем, тоже к этому можете придти... И, скорее всего, придёте, — уточнил протеанин. — Сначала пускать дело на самотёк, потом — пытаться исправить ситуацию... Вы, люди... Да и не только — люди... очень молодые расы. Очень молодые, — вспыхнул в сознании собеседников протеанина новый мыслеобраз. — Но, как вы правильно полагаете, молодость, как недостаток, проходит быстро и безвозвратно.

Он сделал в рассказе короткую паузу:

— Следующая планета — Жоаб. — Новый мыслеобраз. Сташинский не понимал, как протеанин успевает формировать в своей памяти и в своём сознании такие богатые деталями объёмные картины, переполненные информацией. Какую же нагрузку способен выдержать мозг этого разумного органика? — задавал себе вопрос профессор и сам же отвечал. — Большую, очень большую. Настоящая Старшая Раса. Не Старая, а именно — Старшая.

Тем временем протеанин прислал собеседникам новые мыслеобразы с информацией о Жоабе:

— Эта планета и в наше время была признана очень пригодной для жизни, она, и в наше время и сейчас располагала двумя спутниками. Вам, нынешним расам, известно, что в течение тысяч лет, довольно давно, на этой планете существовали не только разнообразная флора и фауна, но и антропоидная цивилизация, вышедшая в космос. Не скрою, это была моя цивилизация. Точнее — часть моей цивилизации, часть моего народа. Именно о нём говорится в данных, найденных вами, нынешними расами пространства Галактики, в капсулах, названных вами достаточно точно — "мемориальные". Мы действительно размещали такие капсулы за пределами областей, предназначенных для строительства городов, посёлков, иных населённых пунктов. — Явик помедлил, затем прислал немало мыслеобразов. Сташинский напрягся — слишком страшные были эти мыслеобразы, заключавшие в себе немало информации о происшедшем на Жоабе. — Да, профессор. Все города и селения были превращены в пыль в результате массированной орбитальной бомбардировки. Образовавшееся в ходе обстрела планеты облако пыли, закрыло доступ к планете света местной звезды, уничтожив всю фотосинтетическую растительную жизнь и зависевшую от неё фауну. — Явик помедлил, потом прислал уже знакомые и профессору и старпому мыслеобразы, сформированные, как было заметно, по данным иденских баз. — Земляне в недавнем, относительно нынешнего момента времени, прошлом снова колонизировали планету. И сейчас достаточно быстро, что не может не радовать, делают планету пригодной для обитания. Конечно, пройдёт ещё немало времени, пока планета станет действительно приветливой и безопасной, но уже сейчас я знаю, что сделано для её возвращения в прежнее состояние очень много. Значит, у нас есть ещё одна планета, которую можно будет оборонять, сдерживая натиск Жнецов. — Явик не стал уточнять, кто обстреливал планету протеан с орбиты и Сташинский понял — эта информация должна остаться закрытой. Возможно, протеанин посвятит в эту тайну Шепарда, который, как было заметно, имел почти полный доступ к такой информации, а для него, учёного-археолога эта информация вполне может оказаться избыточной.

— Мне также известно, профессор, что наёмники, в частности — члены группировки "Синие Светила" не брезгуют участием в нелегальных археологических раскопках. Причём достаточно профессионально делают всё, чтобы их истинные намерения относительно и раскопок и их результатов, оставались для посторонних как можно более неясными, — уточнил протеанин, прислав собеседникам новые мыслеобразы. — Эта планета уже сейчас располагает населением, численность которого в несколько раз превышает численность населения Иден-Прайма. И я склонен рассматривать Жоаб в его современном виде, как форпост, от которого люди шагнут глубже в космос. Всё же условия на планете пока ещё далеки от идеальных.

Сташинский едва заметно кивнул.

Я, сидевшая неподвижно, не смотрела ни на Явика, ни на археолога. Я смотрела на мерцавший фонарь:

— Мне его свет напоминает свет керосиновой лампы, — задумчиво сказала я. — У нашего сторожа в детдоме была такая. Керосин, конечно — не большая экзотика для землян, но при сегодняшнем засилье светодиодов и электроники для нас, детей, это было сродни сказке или... чуду. — я перебирала воспоминания парня. — Мы часто собирались в домике-сторожке у Билла — так звали сторожа — и, сидя вокруг керосиновой лампы, поставленной прямо на пол, слушали его рассказы. Не только страшные, нет. Но всегда — интересные, — я помолчала, давая возможность Явику переслать в сознание собеседников новые мыслеобразы.

— Следующая планета — Кахье, — прозвучал в сознании Сташинского голос протеанина, лишённый и намёка на стрекотание: спокойный и мягкий, повествующий, а не указывающий и не подтверждающий. — Да, и в наше время большая часть поверхности планеты была покрыта огромным океаном. Дреллы — не местные обитатели этой планеты, называли его просто и точно — Всеобъемлющий. Над планетой — почти сплошная облачность, поверхность суши планеты состоит исключительно из небольших островов. Здесь, в своих немногочисленных островных поселениях, живут ханары, сюда же, как вы, друзья, знаете, были эвакуированы со своей умиравшей родной планеты дреллы, которые долгое время обитали на Кахье в куполообразных городах, использующих активные системы климат-контроля. — Явик помедлил, пересылая собеседникам очередную порцию мыслеобразов. — Не буду скрывать, на планете действительно много наших, протеанских руин. Наша раса сформировала религию и общество ханаров. К сожалению, планета эта геологически... очень молода и так случилось, что в центре крупнейшего протеанского поселения образовался подводный вулкан. Для ханаров он стал местом поклонения, особенно — его склоны. Многие протеанские руины оказались под водой, многие — остались на островах, — добавил протеанин. — Вряд ли будет необходимость специально посещать эту планету, тем более ханары... не особо горят желанием принимать у себя чужаков любой расы. Даже меня, — чуть заметно усмехнулся протеанин. — Мне совершенно не хочется играть роль воскресшего и вернувшегося бога, хотя, я подозреваю, друзья, что уже на Цитадели придётся встретиться с ханарами... Надо будет попытаться успокоить их чувства... не только религиозные.

Снова короткая пауза. К Сташинскому подошёл его коллега — руководитель здешней археологической партии, тоже доктор наук.

Пока археологи обменивались мнениями, просматривая на своих инструментронах документы и картинки, я продолжала смотреть на мерцавший огонёк настольного светильника, а Явик, прикрыв все четыре глаза, дремал, понимая, что для местного руководителя учёных-археологов его взгляд будет слишком серьёзным и тяжёлым испытанием.

* * *

— Друзья, предлагаю продолжить путь. Но прежде — давайте ещё раз обойдём площадку, посмотрим изменения. — Сташинский встал, с наслаждением выпрямляя чуть затёкшие ноги. Возраст всё же давал о себе знать постоянно и чаще — неприятно, чем приятно.

— Согласен. — я поднялась, шагнула к профессору. — Идёмте, Тимур Лаврович.

Явик молча присоединился к нам, поднявшись со своего раскладного сиденья. Не оглядываясь по сторонам, он последовал за мной, ощущая на себе взгляды инженеров, техников и ассистентов, входивших в состав здешней части археологической экспедиции. Конечно, посещение нескольких археологических площадок было заранее согласовано с руководителями групп и экспедиций, но всё же одно дело — переговоры по линиям связи, а другое — непосредственное общение. Далеко не все археологи и технические специалисты были готовы вот так просто и чётко увидеть представителя расы, до недавнего времени привычно считавшейся полностью вымершей. Шока, конечно, появление протеанина в большинстве случаев уже не вызывало, но настороженность, непонимание и даже опасение считывались Явиком с сознания окружающих разумных, исключая меня и Сташинского, почти постоянно. Да я и сама чувствовала напряжение ученых.

Обойдя раскопы, я и мои спутники вернулись к челноку. Через несколько минут кораблик стартовал. До прибытия на следующую археологическую базу-площадку было ещё около двадцати минут полёта, поэтому Явик, бросив короткий взгляд на мерцавшие за стеклом иллюминатора челнока огни, тонувшие в ночном полумраке, сказал:

— Предлагаю продолжить наше общение по поводу планет и протеанских "следов". Тимур Лаврович? — он вопросительно посмотрел на сидевшего напротив Сташинского, читавшего что-то на экране своего инструментрона.

— Да, да, конечно, — учёный вздрогнул. — Минуту. Я только дочитаю и сверну экран. Буду рад узнать больше. — Сташинский отключил экран инструментрона и посмотрел на Явика. В полутёмном салоне он ожидал увидеть его светящиеся глаза, но протеанин не стал пугать пожилого человека, коротким жестом предложив ему сесть рядом.

Сташинский пересел, пристегнулся и протянул руку. Он уже начал привыкать к странной манере общения протеанина. Манере, экономившей столько времени, что если бы перевести то, что он, археолог и учёный, узнал, увидел и почувствовал, в нормальный словесный формат, то изложение бы занимало многие часы, а то и многие — земные или иденские — сутки. Всё же следовало признать, что у протеан техника обмена и хранения информации стояла на неизмеримо более высоком уровне, чем самая современная человеческая. Или — современная, находившаяся в распоряжении нынешних Старых рас.

Явик взял руку Сташинского, легонько сжал пальцы и новые мыслеобразы хлынули в сознание учёного, отметившего, что я не стала брать Явика за руку. Я просто сидела рядом со своим партнёром. Успев подумать, что, наверное, для старпома необязательно поддерживать контакт "рука в руке", чтобы получать и передавать эти странные, невероятно информативные мыслеобразы, Сташинский погрузился в рассматривание панорамных картинок.

— Планета Квана, — неслышно пояснил с помощью дополнительных мыслеобразов Явик. — Поверхность содержит до сих пор считающиеся богатыми залежи тяжёлых металлов. Планета имеет высокую плотность, что и в наше время обусловливало наличие обширных месторождений минералов. Атмосфера содержит азот и окись углерода. Не слишком пригодна для дыхания, да, — протеанин сделал паузу, пересылая новый комплект мыслеобразов. — На поверхности Кваны находятся руины разветвлённой сети горнодобывающих комплексов, построенных протеанами. Принадлежность их моей расе не оспаривается современными вам исследователями и учёными, — отметил Явик. — Шахты, конечно, заброшены. Кроме шахт на поверхности имеются руины протеанских городов, где сохранились наши башни-небоскрёбы. Всё стандартно: либо вширь, либо вглубь, либо ввысь, — уточнил протеанин. — Я сам был удивлён, когда узнал, насколько руины городов и шахт на Кване хорошо сохранились, друзья, но, к сожалению, именно их хорошая сохранность очень облегчила многочисленным мародёрам работу по их разграблению.

Взглянув за стекло иллюминатора салонной двери, Явик помедлил, затем прислал собеседникам новую порцию мыслеобразов:

— Планета Коранг. Да, в наше время это была действительно горячая планета. Но и сейчас она сохранила бурную тектоническую активность, обладает высокой внутренней температурой и содержит большое количество так называемых "тяжёлых" элементов. Всё это известно и современным для вас расам, хотя эта известность не определяет высокую активность, направленную на скорейшее увеличение добычи этих полезных ископаемых. Да, атмосфера планеты — определённо не подарок, земные исследователи правы, когда утверждают, что она похожа по своим характеристикам на так называемый "первобытный бульон", обычный в древнейшие времена и для материнской планеты человечества. Планета считается безжизненной, но пока, насколько мне известно, современные вам, друзья, исследователи, не исключают развития жизни в толще планетной почвы. На планете имеются протеанские артефакты, значительная часть которых размещена в развалинах. Мародёры, пираты, искатели приключений, насколько мне известно, уже несколько раз выставляли на аукционах находки, сделанные именно на Коране. Правда, отмечу, что далеко не всегда эти артефакты определяются как принадлежащие моей расе. И в наше время не исключалось, что Коранг посещали инопланетные цивилизации непротеанского происхождения, но пока что из известных мне выставленных на аукционы артефактов таких почти нет. Дело, на мой взгляд, в том, что и искатели-пираты, и те, кто им помогает, не решаются до сих пор и, тем более, — не решались раньше однозначно заявить о том, что большинство находок прямо связано с моей расой. Увы, обычное явление, — вздохнул Явик, переслав собеседникам новую порцию мыслеобразов. — Как можете видеть, условия на планете, мягко скажу, сложные. Тем не менее, хотелось бы взглянуть на неё поближе и, думаю, у меня ещё будет такая возможность. — Явик взглянул на меня. Сташинский понял — протеанин твёрдо вознамерился очень надолго задержаться на борту фрегата-прототипа. Странный корабль теперь имел на своём борту не менее странный экипаж. А уж странность протеанина выходила за любые мыслимые рамки.

— Профессор, всё поначалу кажется странным. Так устроен мир и так устроена жизнь в этом мире, — в сознании учёного вспыхнул и развернулся новый мыслеобраз. — Поговорим теперь, друзья, о Марсе. Да, да, о той самой планете Марс. С которой, собственно, и начался путь человечества в большой космос, — протеанин с удовлетворением отметил, насколько возрос интерес Сташинского. Тот даже подался чуть в сторону, стремясь пододвинуться к протеанину поближе и уже не боясь смотреть в лицо воина древней расы. — Говоря проще, профессор, эта планета играла роль наблюдательного аванпоста. Да, да, именно места, с которого мы, протеане, вели наблюдения за развитием человечества. Не буду скрывать — мы немного вмешались в эволюцию людей и помогли человечеству избежать гибели в ходе предшествующей Жатвы. Уже тогда человечество развивалось очень быстро... по космическим, галактическим меркам, конечно, но всё равно — очень быстро, — протеанин усмехнулся. Эта усмешка получилась у него доброй и чуть-чуть смущённой. — Благодаря размещённому на Марсе сверхмаяку, наполненному информацией, ваша раса, профессор, сделала гигантский шаг вперёд, выйдя в Большой Космос. Да, границы для человечества были раздвинуты очень существенно, что, в частности, предопределило и дальнейшую судьбу этой планеты. Мне, например, известно, друзья, — Явик переслал в сознание собеседников новую порцию мыслеобразов, — что, после открытия возможности использовать для путешествий между планетами и системами сверхсветовые двигатели, реализация программ колонизации и терраформирования, специально разработанных и адаптированных к условиям "Красной Планеты", была практически полностью остановлена. А в дальнейшем — свёрнута. Мне также известно, что на южном полюсе планеты сейчас находится исторический заповедник. Так люди обозначили место размещения протеанских руин, место размещения нашего форпоста. Думаю, что далеко не всё известно ныне широкому кругу общественности — работа над руинами, так или иначе, продолжается. Я так говорю не потому, что являюсь будто-бы неким ясновидящим, а потому, что, по данным, которые я почерпнул из иденских баз, нет признаков того, что все руины нашего протеанского форпоста обнаружены и должным образом исследованы. Между тем их объёмы достаточно значительны и "отметки умолчания", проскальзывающие в открытых источниках, ясно указывают на то, что на самом деле работа над содержимым протеанского форпоста продолжается.

Сташинский посмотрел на Явика более внимательно. Нет, на ясновидящего протеанин... не похож, что ли. Но он умеет очень хорошо делать выводы на основе неполных данных, что, впрочем, для воина и офицера его ранга является не пожеланием, а необходимостью. Может быть, действительно на Марсе в этом самом заповеднике всё же продолжается работа над руинами и их содержимым. Предшественница Сташинского была, как теперь знал профессор, членом "Цербера". А эта организация, действовавшая "под прикрытием" Альянса Систем, почти сплошняком состояла из разумных, которые бы с лёгкостью пошли на нарушение принципа соответствия информации реальному положению дел. Проще говоря, на то, чтобы продолжать активную разработку протеанских марсианских руин, хотя в большинстве источников указывается на то, что в заповеднике всё тихо и спокойно.

— Да, профессор, поиск и изучение протеанских артефактов на Марсе продолжается. — Явик прислал в сознание учёного новую порцию мыслеобразов, частично сформированных из уже известных Тимуру Лавровичу данных иденских баз. — Потому и заселение Марса, и его развитие искусственно ограничивается. Тем, кто пытается проникнуть в форпост глубже... А там, не скрою, есть куда проникать и есть, конечно же, — жёстко усмехнулся протеанин, — то, за чем проникать... Не нужны зеваки, посторонние и, проще говоря, лишние свидетели неблаговидных дел искателей и расхитителей артефактов. А то, что по общераспространённым данным на Марсе всё тихо и спокойно — так ведь земляне-имперцы, кажется, говорят, что "в тихом омуте * водятся"? Не так ли, профессор? — Явик взглянул на Сташинского, отметив приближение челнока к месту расположения ещё одной археологической базы. — Кстати, мы уже прилетели на очередную точку. Давайте прервёмся, посмотрим, что здесь и как, а потом, уже, на пути к третьей точке, продолжим наш разговор.

Я и Сташинский кивнули.

Вскоре мы уже пожимали руки руководителей археологической партии и обменивались с учёными файлами с информацией. Местные археологи предложили прибывшим обойти и осмотреть археологические площадки и гости не стали возражать. Стараясь не мешать работающим археологам, я, Сташинский и Явик беседовали с руководителями археологической партии, обговаривали перспективы согласованных исследований и судьбу уже найденных и предполагавшихся, как такие, что возможно будут найдены, протеанских артефактов.

Присутствие живого и совершенно реального протеанина, конечно, не смогло оставить ни археологов, ни техников с инженерами, равнодушными. Вскоре вокруг Явика образовалась толпа, протеанин выслушивал вопросы, коротко или более-менее подробно отвечал на них, задавал вопросы и выслушивал ответы. Пользуясь тем, что археологи и техники "блокированы" воином древней расы, я и Сташинский ушли вместе с руководителями археологической партии к навесу, где разместились на раскладных стульях вокруг большого раскладного стола. Времени на политес и пустые разговоры никто из собеседников терять не стал и несколько десятков минут прошли в плодотворных обсуждениях самых разных проблем и вопросов, имеющих прямое отношение к дальнейшему осуществлению раскопок в этом районе.

Явик тоже был рад: археологи задали ему немало интересных вопросов, побудив о многом задуматься более глубоко и точно. За дискуссиями время текло совершенно незаметно. Протеанин видел, как многие его собеседники уходят, возвращаясь к прерванной работе, зато появляются новые слушатели, постепенно становящиеся собеседниками. Статус, звание, должность здесь не имели никакого значения — Явик сумел построить разговор так, что даже то обстоятельство, что люди общаются с инопланетянином, принадлежащим к расе, совсем недавно считавшейся вымершей, не давило на сознание разумных органиков и на ход общения.

Людям это понравилось. Незаметно они расселись вокруг протеанина, зажгли вполнакала прожектора на своих научных и исследовательских скафандрах и были очень обрадованы тем, что их гость предложил пообщаться своим, фирменным, крайне необычным для землян способом. С его помощью удалось втиснуть в минуты общения огромный объём информации. Явик радовался — у его новых знакомых будет что обдумать, осмыслить и глубже изучить тогда, когда он вместе с Шепард и Сташинским улетит на другую археологическую площадку, расположенную довольно далеко отсюда.

* * *

Очнувшись от размышлений, Бенезия подняла взгляд на индикатор бортового времени: она и не заметила, как прошло несколько десятков минут. В салоне по-прежнему было тихо и эта тишина совершенно не пугала пожилую азари, сидевшую в кресле. Возможно, ко многим корабельным звукам она просто привыкла, перестала их замечать. А возможно, она просто поверила где-то в глубине души, что этот странный корабль стал, пусть и на очень короткое время для неё... домом. Тем самым желанным домом, куда ей хотелось возвращаться раз за разом, где она чувствовала себя с каждым часом всё спокойнее, всё увереннее.

Наверное, она продолжала возвращаться к жизни. К обычной жизни пожилой азари. Да, теперь уже не принадлежащей к числу членов Азарийского Матриархата, уже не имеющей прежней власти и влияния... Но нужна ли ей эта власть, нужно ли ей это влияние теперь, когда она обрела нечто более значимое, более глубокое, более ценное?

Нет. Она осталась жива, она осталась здорова, конечно, настолько здорова, насколько это возможно в её возрасте. И она... полюбила. Полюбила так, как она, наверное, никогда не любила. Разве что любовь к Этите могла сравниться по силе и глубине с той любовью, какую она испытывала теперь по отношению к Шепарду. К Джону Шепарду. К Джону. К её Джону... Наверное, сейчас она уже может назвать его своим... другом. Да, другом. Чрезвычайно близким другом. И очень важным для неё другом.

Тело просило нагрузки, просило движения. Бенезия встала, подивившись, насколько это у неё легко, быстро и свободно получилось. Будто бы ей не восемьсот с небольшим лет, а намного, очень намного меньше.

Пройдясь по салону, привычно заглянув во все углы, Бенезия остановилась, повернувшись к выходной двери. Ей подумалось о том, что сейчас можно и даже нужно неспешно пройтись по кораблю. По железно-пластиковому рукотворному острову, ставшему для неё местом возрождения и домом. Да, домом... Ещё очень долго фрегат не покинет пределы Иден-Прайма. Месяц. Тридцать дней. Не земных — иден-праймовских.

А может, действительно — земных? Ведь здешние поселенцы — люди, составлявшие на Идене большинство, по-прежнему придерживаются двадцатичетырёхчасового суточного ритма. Как же хочется, чтобы именно земных, а не иден-праймовских, как же хочется, чтобы именно земных суток.

Да, она понимает, что впереди у фрегата — стоянка у Цитадели, а на этой станции появление фрегата с таким экипажем на борту вызовет неслабый шок... Сарен Артериус — вернулся, Найлус Крайк — вернулся, Маяк — на борту. И рядом с Маяком — его владелец, хозяин — протеанин Явик. Пожалуй, Цитадель — тряхнёт. Очень сильно тряхнёт всех обитателей Цитадели. А весть о близкой войне со Жнецами... подтверждённая множеством независимых источников, вполне может стать причиной ещё одного ощутимого "встряхивания".

Да ладно, пусть цитадельцев тряхнёт. Окопались на станции, как в осаждённой крепости, мнят себя властелинами галактики. Ясно, что Жнец-наблюдатель, вполне возможно, к Цитадели не явится. И не покажется ни цитадельцам, никому вообще. Пройдёт время — и легенда о Жнецах воплотится в реальность, едва только Жнецы придут в галактику и нанесут первые удары по обитаемым мирам. Назаре — разведчику и наблюдателю незачем светиться и в боевых действиях он, скорее всего, не будет принимать участия. Союзник он, конечно, условный, но, по меньшей мере, ему не придётся стрелять по кораблям и планетам. Не его это дело. Его дело — разведка, наблюдение. И он этим будет заниматься, а не уничтожением разумных органиков всех полутора десятков рас. Своеобразный договор заключил Шепард с Назарой, очень своеобразный. Но — лучше такой договор, чем никакого.

Открыв дверь, матриарх перешагнула порог, чуть обернулась, ожидая, пока створка встанет на место, перекрывая проход. Ей вдруг захотелось медленно, очень медленно и несколько раз обойти фрегат. Прогуляться. Покидать корабль — не хотелось. А пройтись по кораблю — хотелось. Даже очень хотелось. Да, Шепард улетел, турианцы-Спектры закрылись в своей каюте, той самой, выделенной Найлусу. Может быть, дело и не дойдёт до капсул? А может быть и дойдёт.

Коридор был пуст. Бенезия осторожно и медленно отошла от салонной двери, мельком взглянув на засветившийся красным светодиод на панели ВИ замка. Нормандовцы сделали так, чтобы ВИ автоматически отпирал замок, едва только азари подходила почти вплотную к двери. Бенезии это было приятно: о ней заботились, её избавляли от ненужных движений. И, в то же время, её не лишали права перепрограммировать ВИ замка так, как ей самой того захочется — она уже имела раньше полную возможность в этом убедиться, открыв панель настроек замка на своём инструментроне. Все настройки были доступны и активны.

Коридоры фрегата погружены в полутьму. Только дежурное освещение. Но и его было достаточно. Сейчас матриарх не хотела бы, чтобы вокруг было очень светло. Она продолжала вспоминать и размышлять. Наверное, ей надо было получить возможность делать это в движении. И сейчас она шла очень медленно и тихо. Обгонявшие её нормандовцы приветствовали её учтивыми кивками, но видя её задумчивое сосредоточенное лицо, никто из членов экипажа и команды корабля не решился поприветствовать её ничем, кроме безмолвного кивка. Да, вежливого, но всё же только кивка головой.

Бенезия отмечала эти кивки, едва заметно и спокойно кивала в ответ и продолжала медленно двигаться... Куда? Ещё стоя у двери своего салона, она наметила для себя несколько пунктов, где хотела бы побывать непременно. Это — Медотсек, каюта Шепарда и БИЦ. Остальные — по возможности, но вот эти три — обязательно. Так она решила. И сейчас двигалась к Медотсеку — он был ближе всех остальных "точек".

За стёклами виднелся кабинет Карин. Сама врач сидела спиной к окнам и что-то набирала на экране настольного инструментрона. Наверное, несекретное, если вот так спокойно и открыто светится экран. Матриарх остановилась, глядя на Чаквас и Карин почувствовала её взгляд. Обернулась, приветственно взмахнула рукой, потом — жестом попросила зайти, но Бенезия отрицательно покачала головой, изобразив пальцами, что хочет пройтись. Карин... поняла, согласно кивнула и вернулась к прерванной работе, а матриарх, постояв возле Медотсека с минуту, не больше, медленно повернулась и направилась к каюте Шепарда.

Что-то её тянуло к этой каюте. Нет, она, конечно, не собирается входить в отсутствие хозяина внутрь. Даже открывать дверь не будет пытаться. Но её тянуло к этой каюте. Со страшной силой тянуло. И она знала, что именно её тянет туда: желание понять Шепарда ещё глубже, ещё лучше, ещё полнее. А как ещё можно понять другого разумного, не побывав там, где он живёт? Сложно будет полно его понять тогда, очень сложно.

Да, Шепард — воин, воин по призванию, потому живёт он скромно, по-походному. Но Бенезия знает, например, что у него есть гитара. И он на ней играет. Простая гитара, их тоже называют, кстати, походными, складными. Многие нормандовцы слышали игру старпома, многие обсуждали её — азари слышала обрывки этих обсуждений. Как-то специально не прислушивалась, это оседало где-то на окраинах её сознания. А вот теперь...

Карин ведь говорила, что Джон... в значительной степени — романтик. Он, оказывается, любит смотреть на звёзды, любит и хорошо умеет играть на гитаре. Наверное, можно будет не особо удивиться, если он ещё и пишет стихи... А если не пишет — то и без того у него предостаточно других талантов.

Вот впереди показалась дверь старпомовской каюты. Скромная, неотличимая от других. Только табличка. Тоже — скромная, малозаметная, но чёткая — "старший помощник командира корабля". Просто и без излишеств. Никакой фамилии, имени, отчества. Вряд ли Шепард когда-нибудь в будущем будет требовать своеобразно "увековечить" себя на двери каюты. Вряд ли.

Не доходя нескольких шагов до закрытой двери старпомовской каюты, Бенезия остановилась. Взгляд азари шарил по пластине двери, а воображение рисовало простейшую каюту... столь подходящую для офицера, воина, не стремящегося к излишнему комфорту.

"Надо его почаще приглашать к себе, в салон. У него — маленькая каюта, а у меня — целый салон, там хватит места двоим. И ещё для третьего останется, — подумала Бенезия, отступив к противоположной стене и легко опёршись плечом о плитки брони, которыми была эта стена выложена. — Если я не ошибаюсь, у него каюта немногим больше, чем у Найлуса... А ведь он — старпом... Второй, после Андерсона, офицер на фрегате... Скромен. Очень скромен. Конечно, они ведь с Андерсоном окончили одну и ту же Академию, они — равны по статусу, оба — "эн-семёрки", — вспомнила азари. — Нет, определённо надо почаще приглашать его к себе. Я тогда смогу угостить его чем-нибудь домашним... Эти пайки, они, конечно, сытные, но их недостаточно. Для него — не достаточно, — убеждённо подумала Бенезия. — Он — мой. И я помню, что так же он принадлежит Дэйне и Карин. Но пока я рядом и даже если меня не будет рядом, он — мой. Я ему — верю. И я его — люблю. Я готова повторить это слово миллион раз. И я знаю, что ни на секунду не усомнюсь в своей любви к нему, если даже я повторю это слово миллиард раз. Он подарил мне... слишком многое. Он подарил мне жизнь. Новую жизнь! Он подарил мне возвращение в молодость... Вряд ли теперь меня полностью и сразу узнает Лиара... Вряд ли меня теперь полностью и сразу узнает Этита. А для меня главное теперь — везде и всюду узнавать его, Джона. Хотя... он всемерно старается, чтобы я, прежде всего, думала о дочери. И я за это ему очень благодарна. Я вернусь к Лиаре... Обязательно вернусь. Потому что я прилечу к ней на корабле, где будет Джон. Если он сказал, что нормандовцы найдут Лиару, значит, так и будет. Впереди у нас — Цитадель. Чувствую, постоянно чувствую, что там будет... сложно. Особенно — Джону и Явику. На них обоих столько всего свалится... Даже на Сарена с Найлусом меньше свалится, чем на Джона и Явика... Вот уверена в этом".

Мимо торопливо прошагали несколько нормандовцев, привычно поприветствовавших матриарха учтивыми кивками. Бенезия чувствовала их приближение, знала, что они не удивлены её присутствием здесь, рядом с каютой старпома. "Действительно, на маленьком корабле никуда не скроешься. Все новости рано или поздно (чаще — очень быстро) становятся известны всем, — подумала азари, "отлепляясь" от стены и делая первый, не слишком уверенный шаг к двери старпомовской каюты. — Богиня, что я делаю?! Ведь кто увидит из нормандовцев... Дойдёт до Джона... Я потом — не обрадуюсь. Точно — не обрадуюсь. — Матриарх азари с трудом заставила себя остановиться в шаге от створки. — Нет, так нельзя. Надо идти в БИЦ. Я и так здесь простояла достаточно долго. Половине нормандовцев об этом уже известно. Надо идти в БИЦ. Вперёд, — почти приказала себе матриарх, преодолевая внутреннее нежелание отходить от двери старпомовской каюты. — Я обязательно приду сюда, когда Джон вернётся на корабль. Приду, когда он будет в своей каюте. Тогда я смогу понять его глубже и... более точно, — уговаривала она себя, делая неуверенные шаги от двери каюты Шепарда. — Богиня, как же мне не хочется уходить... Но — надо. Я пока ещё слишком... слишком нова для нормандовцев. И мне надо... держать себя в рамках... — думала матриарх. — Но как тут удержишь себя в рамках, если он... такой... родной. По духу — родной... По душе — родной. Да, он — не азари, но... Он способен понять меня, матриарха азари так, как не каждый, далеко не каждый человек-землянин способен понять. — Бенезия неловко схватилась за поручень, поднявшись на первые несколько ступенек лестницы. — Еле смогла... Так не хочется уходить. Но — нельзя нарушать приличия. Нельзя! Наши, мои отношения с Джоном... Должны быть только нашими, — подумала Бенезия. — Только нашими, — повторила она безмолвно, чувствуя, как волна свежести и тепла накрывает её.

Впереди, за порталом шлюза сияли приглушённые разноцветные огни пультов — в БИЦ шла обычная ежедневная работа. Войдя в зал, матриарх сразу увидела склонившегося над картой Андерсона и, приняв решение, направилась к постаменту Звёздной Карты.

* * *

Археологи долго не хотели отпускать Явика. Им понравилось общаться со столь необычным собеседником. Я, искоса наблюдавшая за толпой, окружавшей партнёра, едва заметно улыбалась, слушая разговор Сташинского с коллегой — руководителем археологической экспедиции. Тот тоже изредка взглядывал в сторону своих сотрудников, те ловили взгляд своего шефа, но расходиться и отпускать гостя не спешили.

Четверть часа Сташинский потратил на то, чтобы "утрясти" все вопросы и проблемы, после чего решительно встал, протягивая своему коллеге руку для прощального рукопожатия. Тот встал, поручкался с Тимуром Лавровичем, взглянул на поднявшегося с кресла коммандера и протянул мне руку. Я пожала руку археолога, произнёсла приличествующую моменту формулу прощания, после чего поспешила к челноку, понимая — Явик уловит это движение и постарается быстро и мягко свернуть общение, грозившее стать бесконечным.

— Следующая наша протеанская база — это "Омега". — Явик прислал своим спутникам очередную порцию мыслеобразов, едва только челнок стартовал, уходя в ночное небо Идена. — Да, да, та самая "Омега", которая сегодня считается столицей преступного мира. Во времена Протеанской империи это был гигантский астероид. Очень трудный для разработки. В новостных сообщениях тогда частенько проскальзывали данные о том, что добыча на "Омеге" была в очередной раз прекращена из-за крайней твёрдости породы. — Явик поймал вопросительный взгляд Сташинского. — Да, да, Тимур Лаврович. Мы тоже не были всесильны. Так уж в галактике заведено: всесильные здесь... не выживают. Проще говоря — их в этой Галактике нет, — он на несколько секунд замолчал, не присылая собеседникам новых "картинок". — И потому даже Жнецы не были никогда всесильны здесь. Так как жизнь, разумная органическая жизнь раз за разом — возрождалась. На "Омеге" были богатейшие для моего времени залежи нулевого элемента. Потому добыча велась там активно и упорно, несмотря на все трудности и сложности. Мало мест в галактике, где нулевой элемент и сейчас имеет такую концентрацию. Но и кора у астероида была очень толстой. Часто добыча прерывалась и из-за очевидной нерентабельности. Прерывалась на века. Да, на века, Тимур Лаврович, — подчеркнул протеанин новым мыслеобразом. — Вы же уже знаете, что протеане... живут долго. Это сейчас "Омега" известна как основной торговый и преступный центр в Системах Термина, которые, кстати, находятся действительно очень далеко за пределами Пространства Цитадели, но мы начали разрабатывать "Омегу" перед самым приходом Жнецов и успели добыть... не так много. Когда пришли Жнецы, тогда нам пришлось... оставить астероид. Бросить технику. Не знаю, успели ли мои соплеменники вывезти оттуда протеан — рабочих и инженеров с техниками. У меня об этом нет никаких точных данных. А тогда Жнецы... использовали и ретрансляторы для своего прихода в Галактику. Потом, когда Цитадель пала, использовали и ретрансляторы...

Я понимала, что Явик не хочет говорить о проблемном ретрансляторе, до сих пор носящим знаковое название "Омега-четвёртая". Страшном ретрансляторе. Не было в галактике вменяемого разумного органика, который бы не знал, не понимал, что возврата из этого ретранслятора нет. Если космический корабль входит в этот ретранслятор, его можно сразу смело вычёркивать из любых, из всех существующих официальных и неофициальных реестров. Назад, обратно в космос Галактики, этот корабль не вернётся. Можно списывать в умершие или в погибшие — как угодно — и весь экипаж этого корабля. И автоматические корабли — а ведь были и такие "посланцы" — не возвращались назад. Связь с ними терялась и вряд ли какие ИИ или ВИ любых классов, рангов и уровней смогли бы преодолеть эту ловушку-преграду, какой раз за разом становился этот ретранслятор.

Согласно современным Шепарду данным, первые постройки на астероиде действительно возникли в период, который многие современные профильные исследователи были склонны определять как "закатный" для империи протеан. Зато было точно известно, что тысячи лет спустя "Омега" столкнулась с другим астероидом, расколовшим гигантское вместилище нулевого элемента. Именно это столкновение сделало возможной лёгкую добычу полезных ископаемых из недр ранее неприступной "Омеги". Хроники и другие документы не сохранили никакой информации о том, кто именно, какая раса обнаружила "Омегу" после того, как протеане загадочным образом "исчезли". Точнее, информации в виде предположений, в разной степени аргументированных, хватало, но единой доказательной точки зрения так и не было сформировано. Ясно, что промышленники не могли "зевнуть" такой источник нулевого элемента, внезапно ставший сверхдоступным.

Окружённая обломками второй "полусферы", половинка "Омеги" попала под прицельную промышленную разработку. Вскоре планетоид-астероид стал практически полым. Остановить маховик разработки оказалось невозможно — и "Омега" из места добычи нулевого элемента и прочих тяжёлых металлов превратилась в место для поселения разумных, которых по самым разным причинам не хотели видеть и принимать в более развитых и считавшихся более цивилизованными районах исследованной части галактики. Так "Омега" стала уже не разрабатываться, а застраиваться. Долгое время корпорации и отдельные частные предприниматели соседствовали, утратив приоритет, преимущества и численное большинство, с преступниками всех мастей.

Место под застройку на поверхности астероида скоро закончилось и продолжавшие возводиться строения стали вытягиваться уже не вширь, а в высоту, создавая знаменитый ныне силуэт "Омеги", очень похожий на земную медузу. Излишне было уточнять, что значительную часть корпоратов, частных предпринимателей и асоциальных элементов составляли с недавних пор люди. Но и Старые расы изрядно отметились на этом астероиде: полезные ископаемые, извлечённые из недр "Омеги" были переработаны на давальческой — и не только на давальческой — основе в ресурсы. А те — послужили основой для строительства сооружений, покрывающих ныне практически каждый дюйм свободной поверхности астероида.

Станция застраивалась бессистемно. И ныне, как знала я, далеко не всякий разумный считает вид "Омеги" оригинальным и изящным. Теперешняя "Омега" вынуждена защищать себя и своих обитателей от космического мусора мощными генераторами поля эффекта массы. Но и это не спасает от проблем и сложностей: навигация для космических кораблей — как крупных, так и мелких — в районе Станции очень затруднена. Пилоты, в совершенстве освоившие полёты в районе "Омеги", не зря считаются мастерами своего дела.

Пояснив некоторые моменты древней истории "Омеги" Сташинскому, весьма заинтересовавшемуся новейшей информацией и даже её непривычной трактовкой, Явик, уловив момент, когда Сташинский открыл экран своего инструментрона, чтобы ознакомиться с пришедшими по почте файлами, обратился ко мне. Я уже привыкла, что протеанин может чётко адресовать свои мыслеобразы, но то, что сказал партнёр сейчас, меня заинтересовало:

— Джон. Предполагаю, что Лиара — будет работать на Теруме. Есть у меня такое... предположение, — сверкнула в сознании капитана искорка мыслеобраза, присланного Явиком. — Потому я ничего не буду говорить Сташинскому о Теруме. Как всегда, если хочешь уточнить — встретимся и переговорим на фрегате.

Да Лиара должна быть на Теруме. Надо будет её вытаскивать от туда. Вот только когда она попадется в ловушку протеанского поля? А может, вообще не попадется. Сарен то с нами на корабле. А больше молодая азари никому не нужна.

Пока Сташинский писал на виртуальной клавиатуре ответы на пришедшие по линиям связи документы и запросы, старпом успел обдумать создавшуюся ситуацию. Явик не торопил партнёра, смотрел в окно, где изредка проступали редкие бледные огни посёлков и чёткие огни аэронавигационных систем безопасности.

Приняв решение, я только едва заметно кивнула и протеанин, подождав, пока профессор свернёт экран своего инструментрона, прислал своим собеседникам новую порцию мыслеобразов:

— В Галактике много миров и много планет, которые и в наше время остались неосвоенными или не были заселены. Мы также считали их непригодными для освоения или для заселения, также руководствовались при этом весьма шаткими критериями, которые тоже были склонны менять, — сказал Явик. — Одним из таких миров стала Тунтау. Сегодня, как я посмотрел в нынешних лоциях, она описывается примерно так же, как и во времена существования Протеанской Империи: огромная планета земного типа, которая имеет низкую плотность и обладает толстым атмосферным слоем, состоящим из метана и гелия. Климат, благодаря, а может быть — и вопреки удалённости от светила — звезды Феникс, на Тунтау отличается, что примечательно, умеренностью. Потому мне странно было читать, что планета необитаема. Наверное, это какая-то точка зрения ваших местных чиновников, в моё время этот мир был отмечен, — Явик помедлил, потом прислал новый мыслеобраз, отлично проиллюстрировавший сказанное им далее, — строительством форпоста. Нашей классической пирамиды. Её появление на планете означало, что эта планета является перспективной. И мы не считали её необитаемой. Потому что такой мир в принципе не может быть не заселён разумными органиками. Да, там нет водоёмов. Точнее — нет на поверхности, ведь как-то надо поддерживать умеренность климата на такой громадной планете, — эмоционально заметил протеанин, — а я... читаю в ваших лоциях, что она используется только как место для разрядки двигателей космических кораблей. Это... смешно... Но, может быть, дело в том, что человечество сравнительно поздно вышло в большой космос, а Старые Расы не захотели... быстро развиваться. Или — не смогли.

Явик не стал как-то обозначать окончание рассказа об этой планете, просто прислал пакет новых мыслеобразов:

— Фел Прайм. Системы Терминуса, если следовать принятой сейчас в галактике картографии. — Явик не спешил с присылкой нового комплекта мыслеобразов. — Человеческая колония, где производятся фармацевтические препараты для Альянса Систем, — протеанин помедлил. — В моё время такие планеты... защищались чуть менее серьёзно, чем главные военные космические базы... А у вас на планете, насколько я понял только одна колония и та слабо защищённая и слабооборудованная, — протеанин посмотрел на Сташинского. — Да, Тимур Лаврович, я помню об инциденте на Фел-Прайме, читал, знаю. Массивные биолюминесцентные грибы, которые фактически и являются основным фармацевтическим сырьём планеты и единственная пушка. Которая так и не смогла спасти планету от нашествия Коллекционеров, — протеанин смотрел на Сташинского и тот успокаивался: Явик переслал ему серию мыслеобразов. Дал учёному понять, что знает о многих деталях происшедшего. — И это — фармацевтическая компания, которая снабжает Альянс?! Так не защитить одну из ключевых планет! Не понимаю! Да, я помню, что у вас — и не только у людей — есть обычный комплект отговорок, где на первом месте — недостаточность финансирования. Не залезая в обсуждение внутренних дел колонии и планеты, скажу так: на этой планете тоже есть развалины. Там был посёлок, где жили несколько десятков протеан, занятых обслуживанием межзвёздного коммуникационного устройства. Да, Тимур Лаврович, того самого, которое кое-как работает и поныне. Был, честно скажу, удивлён, когда прочёл об этом в материалах, выложенных в открытом доступе в вашем Экстранете, но одновременно, как вы сами понимаете, был горд, потому что проработать столько времени это устройство, наверное, технически не могло. А ведь проработало. — Явик не стал улыбаться, помня о том, что многие земляне весьма нервно реагируют на его оскал. — И я знаю, что это устройство уже несколько месяцев как активно не изучается. Так, изредка, от случая к случаю. Но писать, что защита Фел-Прайма является для Альянса Систем приоритетной задачей... И так бездарно пропустить атаку Коллекционеров... У нас за такое снимали с должностей всю цепочку чиновников, которых сразу умерщвляли, — напрягшиеся пальцы протеанина продемонстрировали Сташинскому, что протеанин своими мыслеобразами намеренно не стал показывать ему, учёному-археологу, как именно умерщвляли не справившихся со своими обязанностями чиновников. — И я ещё не говорю о наёмниках одной из группировок, о бездарности солдат и офицеров элитного спецназа, не сумевших спасти похищенных колонистов. — Явик коротко взмахнул лапой, показывая, что возмущён, разозлён, но пока держит себя в руках, потом прислал собеседникам новую порцию мыслеобразов. — Межзвёздный коммуникатор — наша технология. Альянс мог бы резко поднять уровень своих разработок и технологий, если бы немного больше внимания уделил этому прибору. А в результате — не смог защитить даже колонистов! О какой готовности к противостоянию можно говорить?! Я думал, что те, кто придёт в Галактику после нас... Будут немного разумнее. Оказалось — нет. И, чтобы завершить с этой планетой, отмечу, друзья, что этот коммуникатор — довольно старая протеанская разработка. На существующей у вас уже сейчас научной, технологической и производственной базе вы вполне могли бы её повторить, приспособив к своим нуждам. А то ведь... с межзвёздной связью у вас до сих пор — значительные проблемы. Буи возле ретрансляторов — хорошо, но... они не всегда способны устоять перед внешними факторами.

Явик прислал новую порцию мыслеобразов, посвящённую теперь другой планете. Шепард с изумлением узнал в картинах Ферос, который сейчас почти единственный позиционировался большинством исследователей, как разрушенная планета-город, созданная протеанами.

— Да, Джон, — в сознание Шепарда пришёл персональный мыслеобраз. — Это действительно наша большая протеанская колония. А сейчас это, насколько я сумел и успел узнать — пустынная и, по большей части, необитаемая планета. Только совсем недавно по галактическим хронологическим меркам, конечно, ваша земная корпорация "Экзо-Гени" решила основать на Феросе экспериментальную колонию, чтобы исследовать, как написано в официальном пресс-релизе, протеанские руины. Они действительно занимают две трети поверхности планеты. Покинутой нами планеты. С неё мы отступили. Наверное, только потому, что оттуда успели отступить все протеане, Жнецы не стали разрушать планету. — Явик прислал собеседникам новые мыслеобразы и Сташинский встрепенулся, а Шепард, просмотрев "картины", предположил, что часть изображений взята протеанином из его "кристалла памяти". — Да, эти картины... долгое время поднимали наш боевой дух. Мы верили, что если даже не будет нас, то потомки придут на Ферос и смогут успеть воспользоваться его богатствами. И снова... опоздание. Изменился климат планеты — в наше время там было намного... прохладнее. В итоге — атмосфера загрязнена пылью, здания и постройки — разрушаются. Мы, нынешние, рискуем снова не успеть... Может быть, хорошо, что там до сих пор нет многочисленных колонистов, но... теперь Жнецы будут умнее и жёстче. Вряд ли они сейчас обойдутся без орбитальных бомбардировок Фероса. Просто так, в отместку, подчищая хвосты, — мыслеобразы, присланные протеанином, просто пыхали возмущением и... сожалением. — Да, Джейн, мне искренне жаль, что и Старые Расы, и вы, люди, в очередной раз — не успели. Как и мы не успели и не смогли. А точнее — не сумели воспользоваться всем наследием инусаннонцев. Мне известно, что первопроходцы колонии поселились в нескольких наиболее хорошо, по их мнению, сохранившихся небоскрёбах и сумели частично запустить в работу уцелевшие водопроводные протеанские системы и гидропонные сады на крышах. Но всё равно — сделано очень и очень мало. Здесь трудно увидеть положительное и приятное. А вот увидеть опоздание — очень легко. И... горько. — Явик наклонил голову, прикрыл глаза. Шепард чувствовал, что рассказ о планетах Галактики, на которых и поныне сохранились самые разнообразные следы присутствия протеан, даётся его партнёру с трудом: воин древней расы часто заставлял себя продолжать только усилием воли. В том числе и, наверное, потому, что если он смолчит на этот раз — потери будут огромны, а победа над Жнецами станет... невозможной или невероятно затратной. Пирровой.

Протеанин несколько минут не присылал собеседникам новых комплектов мыслеобразов. Я и Сташинский ждали, когда он справится с чувствами и эмоциями. Планета — мегаполис... Это было невероятно грандиозное инженерное решение. Оказавшееся, к тому же, очень стойким к разрушающему влиянию времени. Там, на Феросе, как понимала я и догадывался Сташинский, жило очень много протеан. Целая планета — город. Там были миллионы протеан. Какой же огромный космофлот надо было иметь, чтобы вывезти всё население этой планеты в самые разные уголки Галактики?

Сташинский впервые зримо представил себе огромный протеанский флот, уходивший от Фероса... в никуда? Ведь Жнецы, насколько понял профессор, тогда уже хозяйничали в галактике. И многие корабли просто не добрались до предполагаемых для высадки спасённых феросцев планет или космостанций... Если уж протеане при всей их мощи не смогли победить... то, может быть, уже чудом можно считать то, что они хотя бы выжили. Хотя бы один выжил — уже хорошо.

Но даже если протеане живут долго, то это значит, что... с уходом из жизни Явика прервётся окончательно не только жизнь расы, но и надежда на её возрождение. И он, протеанин Явик, пытается прожить свою жизнь, отчаянно защищая что-то своё. Те же две протеанские базы. Первую и вторую. Он их защищает, потому что они важны для него. Он их — защищает, потому что считает их... своей собственностью? Последним приветом из погибшего родного мира, даже если этот мир — гигантская галактическая империя?

А взамен... взамен он дарит им, обитателям нынешней Галактики всё богатство иден-праймовских недр, в которых действительно ещё немало скрыто протеанских артефактов разного вида, рода и размера. Он всё это отдаёт, оставляя себе только эти две базы. И просит всего ничего: оставить их, эти две базы в покое. Он нервничает, волнуется, он понимает, что как воин, причём — воин профессиональный, в будущей войне он может просто погибнуть. Не выжить. Уйти в небытие. И сейчас он пытается сделать всё, чтобы спасти, что только можно, из артефактов своей расы, последним представителем которой он является.

Он говорит о других планетах, он говорит открыто, откровенно, он показывает ранее неизвестные учёным и специалистам нынешних рас картины из "прошлой жизни", за которые многие академики и профессора сделали бы очень многое. Он понимает, что это — остатки, последние следы гигантской густонаселённой в прошлом протеанской империи, межзвёздной империи. Остатки, которые, скорее всего, не сохранятся в будущей войне, в будущем, очень уже хронологически близком столкновении со Жнецами. Эти следы сгорят, растворятся, исчезнут в огне будущей войны. Он, протеанин, прав. Потому прав, что имеет право судить нынешние расы и нынешние поколения разумных органиков. За лень, за равнодушие, за отсутствие желания и стремления достигать, трудиться, творить.

— Не надо, профессор, — в сознании Сташинского вспыхнул новый мыслеобраз. Персональный — уж это Тимур Лаврович определил сразу. Привычка, наверное. — Не надо... казниться. Мы, протеане, тоже были сметены Жнецами... потому что не интересовались своим прошлым. Сметены Жнецами были и инусаннонцы, потому что не интересовались своим прошлым. Мы, разумные органики, каждый раз оказываемся на краю, но каждый раз возрождаемся. Каждый раз снова идём к краю и останавливаемся на нём, удерживаемые неведомой, непонятной, но умной силой. И в этот раз... нам дан в очередной раз шанс устоять, не погибнуть, не исчезнуть. Нам нужно... воспользоваться этим шансом. И потому... поговорим об артефакте, который всем нам — и протеанам, и людям, и всем пятнадцати нынешним расам... хорошо известен. — Явик прислал своим собеседникам новую порцию мыслеобразов. — Да, именно о Цитадели.

Протеанин подождал, пока Шепард и Сташинский просмотрят богатую подборку картинок. Когда они вопросительно посмотрели на него, он переслал собеседникам ещё одну подборку:

— В этот раз на Станции тоже собрано руководство... Галактики. Как и в наш Цикл и я думаю, что так же было и в цикл, когда верховной расой в Галактике были инусаннонцы. Всегда на этой станции собирались "сливки общества", как любят выражаться в таких случаях люди. — Явик не стал улыбаться или усмехаться, он остался серьёзным. Он... успокаивался. Переход к рассказу о Цитадели помог ему отрешиться от волнений, связанных с трагедией Фероса. Он сам бы не мог пояснить, почему для него Ферос вдруг стал так важен, но лучше... лучше сейчас не возвращаться к воспоминаниям об этой планете-мегаполисе. Лучше продолжать рассказывать своим собеседникам о Цитадели. Скоро — прибытие на очередную археологическую площадку, а там предстоит работа и предстоит новый... раунд общения с археологами, инженерами, техниками. — Да, мне известно, что сейчас там по-прежнему разная сила притяжения в разных секторах. Есть и путаница в размерах, что вполне объяснимо. — Явик не стал сейчас говорить о том, что эта станция — гигантский ретранслятор. — Знаю также, что считается эта станция творением моей расы. Но это — не так. Эта станция старше, чем моя раса, старше даже инусаннонцев, — он посмотрел на удивлённое лицо профессора. — Да, Тимур Лаврович. — Явик переслал персонально профессору комплект новых мыслеобразов. — На самом деле, как было доказано, к сожалению — очень поздно доказано учёными моей расы, эта огромная специальная конструкция была создана более миллиарда лет тому назад. Создана Жнецами. Не этими гигантскими кораблями, один из которых вы видели рядом с фрегатом, а их пилотами. Создана и поставлена в центре туманности Змея. Эта станция может не только раскладываться и складываться, но и двигаться. Медленно, по нынешним меркам, но всё же — двигаться в нужном направлении. В источниках, в своё время я читал развёрнутые доказательства того, что при необходимости Цитадель может двигаться и очень быстро. Она может летать, профессор, летать быстро. И я не удивлюсь, если узнаю, что среди землян есть люди, для которых это — не новость, а вполне рабочее решение. Раса разумных машин создала и Цитадель, и сеть ретрансляторов, поставила Цитадель в центр этой сети и сделала систему-ловушку, чтобы загонять расы раз за разом к необходимости развития по заданному пути. — Явик поймал взглядом негодующее и растерянное выражение лица Сташинского. — Увы, это — именно так, профессор, — протеанин прислал Сташинскому новую порцию мыслеобразов. — Это — то, что я, простой воин, простой офицер, знал всегда. И я знаю, что среди протеан, моих сородичей, были те, кто знал гораздо больше. Цитадель раз за разом становилась центром общегалактической цивилизации. Так было в эпоху инусаннонцев, так было в эпоху протеан, так обстоит дело и в вашу эпоху, которую вполне позволительно именовать Циклом. Да, да, Тимур Лаврович. Именно Циклом, потому что всё повторяется: рождение совокупности высокоразвитых цивилизаций разумных органиков, их развитие, достижение ими определённого, достаточно высокого уровня и, в неизбежном финале — гибель или, точнее, смерть под ударами Жнецов. Под ударами разумных машин, раз за разом уничтожавших разумную органическую жизнь во Вселенной. — Явик помедлил, затем прислал собеседникам — теперь уже обоим — новый комплект мыслеобразов. — Здесь то, что сейчас известно о Цитадели большинству представителей нынешних рас. Это известно в значительной мере и вам. Азари, саларианцы, волусы, турианцы. Все они... лезли на Цитадель. Чувствуя её странную притягательность. И не понимая, что лезут в ловушку. Лезут, не изучая так, как должно, эту станцию. Как не изучали её и мы, протеане, в своё время. Как не изучили её досконально и наши предшественники — инусаннонцы. Мне известно, например, что ваши учёные так и не определили точно возраст Цитадели, не исследовали, не изучили, не определили материал, из которого она была изготовлена. Цитадель, как механизм, тоже, к сожалению, остаётся неизвестной нынешним техникам и инженерам. Расположение основных механизмов станции, местоположение её блока управления и систем регулирования... Да, да, профессор, на любой станции есть эти блоки... Как и блоки жизнеобеспечения и, как ни странно для столь массивной и громоздкой конструкции, навигации... Всё это раз за разом остаётся скрытым от глаз и иных органов чувств её обитателей. Всё это так. — Явик, не глядя на Сташинского, ощутил, что он хочет возразить. — Хранители... Да, это был и для нас, протеан, секрет. Но... эта раса умеет быть незаметной. А в моё время на Цитадели обитали преимущественно знатные и богатые протеане, которые умели и могли в упор не замечать, не видеть и даже не чувствовать "обслуживающий персонал", которым, в первую очередь, и были Хранители, профессор. И Цитадель — это не просто станция. Это — гигантский ретранслятор. — Явик едва успел, предупреждая всплеск удивления, изумления и непонимания, передать профессору специальную подборку мыслеобразов. — Взгляните, Тимур Лаврович. Это — общеизвестные данные из вашего планетного и межсистемного Экстранета. То, что есть в базах данных Идена. И то, что является общедоступным. Всё это доказывает справедливость такого предположения. — Явик посмотрел на занервничавшего археолога. — Да, профессор. Когда Цитадель раскрылась в "ромашку", всё население станции погибло за считаные секунды. Редко кому из разумных органиков, волей случая или обстоятельств, сумевших тогда оказаться и задержаться на станции, удалось прожить хотя бы минуту. Все погибли почти сразу, во всяком случае — за очень короткое время. Цитадель... замолчала. А следом — замолчали и буи связи у ретрансляторов. И тогда — началась Жатва, приведшая Протеанскую империю к гибели и краху.

Несколько секунд Явик медлил с продолжением рассказа, не присылал мне и Сташинскому новые мыслеобразы, но затем всё же решился:

— На Цитадели нет смены дня и ночи, каждая раса живёт по своему распорядку — личному или расово-общественному. И в моё время редко кто из простых, незнатных и небогатых протеан, да, профессор, даже чистокровных протеан, мог бы сказать и доказать, что он побывал на Станции. Для большинства жителей Империи Протеан эта Станция оставалась очень долго мечтой или сказкой. А потом... однажды, эта сказка и мечта — замолчала. И в Галактику пришла смерть. Пришла одновременно, потому что, войдя, Жнецы завладели всеми базами данных, всеми базами знаний. И тогда они точно и быстро узнали, куда и как следует бить, на что следует... нажимать, чтобы предельно быстро и серьёзно ослабить нас, жителей Империи. Мы сопротивлялись, мы не сдались без боя. Но... информация есть власть и эту простую истину мы в очередной раз познали на собственном горьком опыте. Мы оказались лишены верховного, высшего руководства — оно погибло на Цитадели. И очень долгое время воевали несогласованно. Упустили момент, когда Жнецы ещё не отмобилизовались. Отбить Цитадель, как я помню, мы даже не пытались. Некого было на Станции отбивать у Жнецов. Там все разумные органики нашего Цикла очень быстро... погибли. Да, профессор, погибли, потому что Жнецы... мы это узнали почти сразу — противник особый. Жнецы не берут пленных. Потому что мы, разумные органики, живущие в этой Галактике, считаем, что пленный сохраняет не только свою жизнь, но и свой разум, свою личность. Жнецы не сохраняют разумным органикам ни личность, ни разум, ни жизнь. Потому что они превращают сумевших как-то выжить после первого удара разумных органиков в подобие себя. В полумашины. И делают это... быстро или медленно. Бывало, что и тайно делают. Не сразу становится заметен переход разумного органика на сторону врага. Мы так и не научились бороться с этим... медленным предательством. Мы так и не научились. Наверное, не научились и инусаннонцы. Наверное.

Явик замер, стремясь полнее справиться с очередным приступом сильного волнения:

— И потому в будущей войне, профессор, пленных разумных органиков — не будет. Будут сразу — и окончательно — враги, которых придётся убивать. Убивать надёжно, так, чтобы они не смогли встать, не смогли возродиться, не смогли ожить. Враги из "обращённых" получаются очень живучие. Я бы сказал — крайне живучие. И потому будущая война станет сразу очень жёсткой и очень жестокой. В ней будет много жертв. Да, потери будут нести и Жнецы. Мы тоже наносили им ощутимый ущерб, когда столетиями, два тысячелетия воевали с ними. Но мы не смогли защитить Цитадель. И не знали, что она такое. Не поинтересовались у инусаннонцев. Не захотели подумать об этом заранее. А когда подумали... было уже слишком поздно.

Водитель вполголоса сообщил пассажирам о приближении челнока к посадочной площадке у лагеря археологов. Предстояло пообщаться с членами ещё одной археологической экспедиции.

Выходя из салона на плиты площадки, Шепард отметил необычно глубокую задумчивость Сташинского. Учёный весьма скупо поприветствовал своего коллегу, руководившего здешней археологической экспедицией, сразу куда-то ушёл с ним за высившиеся неподалёку контейнеры.

— Там — офисный домик, — пояснил протеанин. — Пусть пообщаются. Это полезно. Сташинский не пострадает. Но знать многое — он имеет право, — помедлив, протеанин подытожил. — И — должен.

— О чём ты собирался ещё нам рассказать? — спросил Шепард.

— О Часке, Шарринге и Элетании. Я полагаю, этого объёма информации хватит для двух перелётов, — уточнил Явик.

— И о многом, конечно, умолчал, — продолжил Шепард, уже догадываясь, какой будет ответ.

— Да, — кивнул протеанин. — Идём, нас ждут и мне снова придётся долго говорить вслух. Хоть какое-то разнообразие.

— Идём, — согласился старпом. Они вместе пошли навстречу подходившим археологам и техникам, привлечённым сообщением по конференцсвязи о прибытии протеанина.

* * *

Бенезия подошла к Звёздной Карте, поднялась на постамент, служивший на этом небольшом фрегате своеобразным аналогом Центрального Поста или капитанского мостика. Подходить к склонившемуся над виртуальным пространством Звёздной Карты и работавшему сразу с несколькими служебными экранами командиру корабля матриарх не спешила.

Несколько минут — и Андерсон убирает экраны с поверхности Карты, выпрямляется и поворачивается к азари:

— Рад вас видеть, Бенезия, — он отошёл от перил ограждения постамента, мягко и не спеша шагнул к старшей Т'Сони. — Мне сказали, что вы... медитируете.

— Это так. Действительно медитировала. Недолго, несколько минут, — уточнила азари. — Потом просто сидела и думала. Наслаждалась тишиной и покоем.

— Хорошо. — Андерсон кивнул вахтенному офицеру, поднявшемуся на постамент и вставшему у Звёздной Карты. — Тогда — идёмте ко мне. Поговорим. Думаю, у вас есть вопросы.

— Есть, — подтвердила Бенезия.

Андерсон подождал, пока матриарх удобно устроится в кресле и сам сел в своё рабочее кресло. Недолгая пауза.

Бенезия чувствовала на себе взгляд Андерсона. Внимательный. Не пронизывающий, не оценивающий. Но — очень внимательный. Командир фрегата пригласил её, матриарха азари в свою каюту и сейчас, наверное, он обдумывает, что следует сказать ей. А ему есть что ей сказать. Есть. В этом у неё нет никаких сомнений.

— Вот так бывает, — произнёс Андерсон тихо, но чётко. — Думаешь, что мир — будет всегда, а когда он начинает... уходить в прошлое... ощущаешь себя очень некомфортно. Вроде бы ты — воин, тебя учили воевать, тебя учили бороться с врагом, каким бы этот враг ни был. А вот сейчас... знаю, что очень многие — не только нормандовцы, но и иден-праймовцы... в большой растерянности. Мы привыкли воевать между собой, но воевать с загалактическим, внегалактическим врагом — это совершенно другой уровень. И это — нервирует, напрягает и заставляет... пребывать в растерянности. Пока мы, нынешние, ещё можем потерпеть эту растерянность Пока — можем. Недолго — но можем. Потом — придётся эту растерянность — выкорчёвывать, — он помолчал несколько секунд. — Этот месяц... Придётся работать так, как нашему экипажу, нашей команде ещё не приходилось работать. Никогда. Нам — мне и Джону — выпускникам Академии, к такой вот работе — не привыкать, а вот остальным... придётся привыкнуть. Очень быстро и — очень глубоко. Месяц. А потом — Цитадель... Там тоже будет сложно. Как и везде будет сложно, во всей исследованной к этому дню части Галактики.

Бенезия слушала Андерсона и понимала, что только ей он может сказать такое и сказать именно так. Карин он точно не будет говорить об этом вот так — жёстко, прямо, чётко. Бережёт и хранит он свою Карин от волнений, тревог, беспокойства и боли... Да, боли... Понимает, что для Карин эмоции и чувства — важнее. И потому не скажет ничего своей Карин вот так остро. Разве что кроме Джона — никому он так открыто о многом... не скажет. Да, она, матриарх азари, не военнослужащая: не солдат и не офицер. И, тем не менее, он от неё не скрывает опасений, раздумий, ощущений. Хотя... вроде бы офицеру, причём кадровому, старшему, спецназовцу... это и не положено. Вот так говорить гражданской азари — не положено ему так говорить. А Андерсон — говорит. Потому что перед ним и рядом с ним — не просто азари, а матриарх, не просто матриарх, а политик, не просто политик, а религиозный лидер расы. И — близкий друг старшего помощника. Андерсон, чувствовала Бенезия, учитывает, возможно, что и в первую очередь — и это. И только потому он так говорит: открыто, скрывая волнение и сохраняя пусть только внешнее, но — спокойствие.

— Бенезия. Карин мне многое рассказала о ваших... о вашем общении с жителями посёлков. Вам верят и вас — ценят. О ваших беседах уже многое знают жители отдалённых иденских селений. И, думаю, не только иденских. Вам стоит продолжать, Бенезия. И для того, чтобы вы могли продолжать... второй челнок фрегата будет в вашем распоряжении. Вашем — и Карин. И — всех женщин фрегата. Вам нужно будет за этот месяц лично посетить почти все селения в этом сельскохозяйственном районе. Поговорить со многими, очень многими местными жителями. Потому челнок вам пригодится. Карин сама скажет, что и как нужно сделать фрегатовцам, чтобы он стал вашей подвижной базой. Возвращаться на корабль каждый раз будет... сложно. Потому обговорите с Карин и вашими подругами, Бенезия, что следует сделать, чтобы вам всем на этом челноке было комфортно. Передайте информацию инженеру Адамсу и нашему снабженцу. Пока вы будете общаться с жителями близлежащих к стоянке селений, мы дооборудуем и дооснастим челнок. — Андерсон помолчал несколько секунд. Азари чувствовала, что командиру хочется встать, пройтись по каюте, но он сдерживает себя, не желая разрушать "настроение общения". — Этот месяц для всех нас будет очень напряжённым. Шепард и Явик будут блокированы работой на площадках археологов, а также на наших двух самых важных площадках. Турианцы пожелали заняться работой с правоохранителями и военными журналистами — их сфера, их право. И они с этой работой справятся. На мне — общение с чиновниками планетного и районного уровней, а также — с командирами ополченческих и планетных военных подразделений. По меньшей мере, мы сможем начать и дать работе по подготовке Идена к противостоянию со Жнецами рамки. Потом, когда уйдём — работа будет продолжена. Иденцы сами сделают всё остальное.

— Хорошо. — Бенезия чуть заметно прикрыла глаза, выражая согласие со сказанным командиром корабля. — Согласна. Я уже говорила с Карин об этом и она согласна с таким вариантом. Нам действительно нужно будет разделиться, чтобы охватить больше селений. И уж конечно, нам нужно охватить все селения этого сельскохозяйственного района. А потом... потом, вы правы, нам нужно будет выйти за его пределы. Если о нас знают в Константе, нас должны знать как минимум в районах, окружающих этот район, где мы пока будем стоять.

— Нам тут... предлагают построить персональную базу, — сказал Андерсон. — Пока это, конечно, на уровне разговоров о намерениях, но я отмечаю, что эти намерения уж очень и очень серьёзные. Непонятно, чем мы это "предложение" заслужили или инициировали.

— Наверное, тем, что иденцы не увидели Жнеца в полном боевом обличье, — сказала Бенезия.

— Может быть, — согласился Андерсон. — Расскажите мне, пожалуйста, поподробнее о том, что вам удалось уже сделать.

— Охотно. — Бенезия несколько десятков минут рассказывала командиру фрегата об основных моментах своего общения с жителями близлежащих селений, не скрывая проблем и вопросов, а также — не делая особой тайны из некоторых результатов своих раздумий. Андерсон слушал матриарха внимательно, кое-что отмечал на своём инструментроне, задавал уточняющие вопросы, изредка взглядывая на настенные экраны, где светились карты Иден-Прайма.

— В целом вот так. — Бенезия, закончив рассказ, отметила, что Андерсон удовлетворён услышанным.

* * *

Общение с археологами, работавшими на этой площадке, затянулось больше чем на два часа. Конечно же, учёные взяли в осаду протеанина, вокруг воина древней расы образовалась толпа жаждущих задать свои вопросы и получить на них ответы, а также желающих просто поближе рассмотреть представителя расы, считавшейся до недавнего времени вымершей. Прикасаться к скафандру протеанина пока что никто из землян не рисковал — изредка посматривавший в сторону партнёра я, отмечала, что это — результат ясно ощущаемого землянами настроения Явика, которое действовало на археологов как хороший сдерживающий фактор.

Сташинский согласовал действия своей экспедиции с руководителем здешней археологической партии, передал ему уточнённую карту расположения артефактов, после чего попрощавшись, покинул домик-офис, направившись по тропинке к стоянке челнока.

Несколько минут — и машина, приняв на борт всех троих пассажиров, покидает площадку, берёт курс к ещё одному лагерю археологов.

— Подлётное время — тридцать шесть минут, — говорит водитель.

— Добро. — Я проверяю замок привязных ремней, пристёгиваю шлем к поясу, взглядываю на Явика. — О Цитадели, Явик, думаю, это — не последний наш разговор. Но сейчас расскажи нам лучше о том, как протеане осваивали планеты Галактики. Станции — это хорошо, но планеты — намного ценнее.

— Это — правда, — протеанин кивает, отметив, что Сташинский пододвигается поближе, насколько позволяют ремни кресельной привязной системы. — Есть такая планета, в ваших лоциях она обозначена как Часка. Две "половинки" — там, где царит жара и там, где царит холод. Есть там и узкая полоса, которая и в наше время была наиболее пригодна для разумной кислородной жизни.

— Да, там в наше время осуществляется ограниченная колонизация, — кивнул Тимур Лаврович.

— Именно, что ограниченная. Тридцать градусов по Цельсию — это тоже не для всех разумных — комфортная температура, — соглашается Явик. — По последним, доступным на Идене данным, там сейчас присутствуют только несколько малочисленных групп исследователей, которые, как утверждают просмотренные мной материалы, занимаются сбором информации о возможных опасностях и в целом об экологии планеты.

— На Земле, — добавил Шепард, — по тем же данным, сейчас в самом разгаре — набор колонистов. И, как свидетельствуют доступные сейчас данные, набор проходит достаточно успешно. Колонистам предстоит ещё пройти подготовку, потом — подняться на корабль, собрав необходимые грузы. В общем, ещё до прибытия основной массы колонистов времени пройдёт, думаю, больше нескольких месяцев.

— Часка находится на ранней стадии освоения, там можно ходить без скафандра, — отметил Сташинский.

— Вторая такая планета, где тоже можно обходиться без закрытого скафандра — Онтаром, — уточнила я.

Сташинский кивнул, выражая своё согласие со сказанным капитаном.

— Мы выбрали эту планету для изучения и выставили на ней форпост, — сказал Явик. — В форме пирамиды. Насколько я помню, Часка обладает уникальным, слабо различимым, если смотреть на планету из космоса, кольцом, состоящим из небольших частичек искусственного материала. Это кольцо отражает свет местной звезды — Матано, создавая на поверхности планеты причудливый рисунок. В наше время тоже не было никаких заслуживающих доверия данных о том, кто и когда создал это кольцо, — отметил Явик. — Потому то мы и решили выставить на этой планете форпост в виде пирамиды. Такие форпосты — трансформируемые, они хорошо защищены и хорошо оборудованы.

— Пока что данных о том, что форпост найден — не было, — отметил Сташинский.

— Время, профессор. — Явик на секунду смежил веки, взглянув на учёного. — Такие форпосты... они могли и самозакопаться в почву, в грунт. Для безопасности или — для сохранения тайны. Если уж в просмотренных мной материалах нет свидетельств бомбардировки или оккупации Часки войсками Жнецов — это "влияние" всегда оставляет долговечные следы, — уточнил протеанин, — то пирамида форпоста могла бы хорошо сохраниться. В пирамиде мог остаться диск с ценными протеанскими данными. Такие диски служили своеобразными метками-маяками и присылались на планеты, представлявшие интерес и значительную ценность для Империи. В моё время там никаких "космокоров" не было. Значит, они развились за последние пятьдесят тысяч лет. Хотел бы взглянуть на это существо поближе.

— Они до сих пор, Явик, считаются неразумными, — сказал Тимур Лаврович. — Хотя, обладая вполне развитыми "руками", по уровню совершенства мало уступающими человеческим, эти существа уже вполне могут оспорить такую оценку.

— Разум мы склонны понимать только применительно к себе, — несколько малопонятно сказал собеседникам вслух Явик, взглянув на редкие огни, мерцавшие за стеклом салонного иллюминатора и продолжив уже с помощью мыслеобразов. — С их, коровьей точки зрения, мы тоже можем проходить по классификации как неразумные.

— Можем, — кивнул Сташинский. — На сегодня у нас только две площадки — эта и следующая. Потом — возвращаемся к...

— Мы высадим вас на первой археологической площадке, профессор, — сказала я, ощутив неуверенность учёного. Мне пора заступать на вахту — А сами направимся к фрегату. Машина может понадобиться нормандовцам в любой момент. Через двенадцать часов мы вернёмся на челноке на первую археоплощадку и оттуда уже на транспортёре, одном из ваших транспортёров направимся на вторую площадку, посмотрим, как осуществляется бурение. Затем мне придётся, полагаю, заняться общением с ополченцами и местными жителями, пожелавшими принять участие в охране археологических площадок. Да, да, профессор, теперь площадки будут взяты под охрану местными военными и ополченческими контингентами. Хорошая практика, да и тренировка неплохая. Война приближается и учения с "холостой" стрельбой тоже будут организованы, но главное — побольше реальных и важных для местных жителей дел, которые, к тому же, будут неплохо оплачиваться. Договорённость об этом, — Шепард свернул экран своего наручного инструментрона, — уже подтверждена. Данные — с фрегата от корабельной службы РЭБ.

— Фильтрация — прежняя? — осторожно спросил профессор.

— Да. Пока — да. В ближайший месяц вряд ли что изменится, Тимур Лаврович. Нам нужно выиграть время и — избежать необходимости в выполнении многочисленных представительских функций. Если сюда набегут всякие "шишки" — у нас не будет возможности подготовить планету и её жителей к тому, что в кратчайшие сроки она должна быть хорошо и, главное, реально защищена.

— Согласен, — вздохнул Сташинский. — Частично вы ведь допускаете утечку сведений?

— Ещё как допускаю, — кивнула я. — Для людей, для нашего общества — это почти обязательное явление. Невозможно всем разумным органикам заткнуть рты, так как общение — дело святое. И расстояния тут — совершенно не принципиальны.

Немного поговорив о том, что предстоит сделать до момента, когда в столь плотной фильтрации информационных потоков не будет необходимости, я, Сташинский и Явик стали ждать, когда челнок приблизится к границе археологической площадки. На салонном настенном экране светилась подробная навигационная карта — с уже проложенным курсом и отметкой челнока. Несколько минут до посадки кораблика в салоне царила спокойная тишина.

— Расходимся, — сказала я. — У каждого из нас есть свои задачи. Так что лучше будет, если мы распараллелимся.

— Согласен, — кивнул Сташинский, первым спрыгивая на плиты посадочной площадки и пожимая руку подошедшему руководителю археологической экспедиции.

Несколько минут — и учёные, обмениваясь репликами и изучая выведенные на экраны наручных инструментронов таблицы и графики, уже идут к домику-офису.

— Быстро у них тут, — прострекотал Явик. — Раз — и в офис.

— Это хорошо. — я обменялась несколькими фразами с водителем, уточнив время предполагаемого вылета. — Нам теперь надо очень многое делать быстро. И в то же время — качественно.

— Я пройдусь по рабочим местам, Джон. Мне не нужны толпы разумных, прервавших из-за моего появления свою работу. — Явик закрыл экран своего инструментрона и, не оглядываясь по сторонам, направился по одной из тропинок к холму, за которым была первая "зона", где велись раскопки.

Я подождала, пока водитель закроет боковую салонную дверь и направилась к балку, в котором размещалась дежурная смена местных ополченцев, охранявших периметр площадки. Предстояло уточнить меры по защите территории от проникновения любопытствующих местных жителей и от выноса за пределы площадки ценных протеанских артефактов. И наладить взаимодействие между подразделениями охраны площадок.

Через несколько часов первым к стоянке челнока вернулся Явик. Усевшись на плитки неподалёку от кораблика, протеанин привычно замер, наслаждаясь тишиной и спокойствием, царившими вокруг. Сюда, к площадке, почти не долетали звуки работающего оборудования или разговоры людей. До соседней археологической площадки, которую предполагалось посетить, было достаточно близко — менее десяти минут полёта почти по прямой, поэтому Явик запланировал рассказать Шепарду и Сташинскому о Шарринге.

— Быстро ты, — из полумрака на площадку, тускло освещённую угловыми "маячками" вышла я.

— Я постарался, чтобы люди не покидали из-за моего появления свои рабочие места, — ответил протеанин, вставая. — Как у тебя, Джон?

— Нормально. Здешние ополченцы уже приступили к учёбе, часть материалов нормандовцы им сбросили в переработанном и уточнённом виде. Пришлось только немного откорректировать процесс подготовки по последним полученным данным. В целом — нормально. Только ведь начали. Потому — говорить о результатах явно преждевременно.

— Понимаю. Ну, хоть начали вовремя. — Явик не стал уточнять, что в данном случае "вовремя" скорее означает "хоть как-то заблаговременно", но я его поняла. — А профессор?

— Так ведь изменений сколько, Яв. Надо почти всё менять, многое — переделывать, ругаться с контрагентами, с агентами, с посредниками всех мастей. Так что на Сташинского и ему равных по статусу свалилось столько всего...

— Вы правы, коллеги, — на площадку вышел Тимур Лаврович, на ходу закрывая экран наручного инструментрона. — Вот только сейчас отправил последнее сообщение по длинному списку адресатов. Нам будут нужны здесь очень многие ресурсы. Здесь, — профессор подошёл к челноку, кивнул водителю и тот открыл боковую салонную дверь, — имею в виду Иден-Прайм.

— Как раз о ресурсах я и хотел рассказать. — Явик следом за Сташинским поднялся в салон, сел в кресло, пристегнулся, подождал, пока Шепард усядется в своё кресло и створка боковой салонной двери закроет проём. — О Шарринге.

— Водородно-гелиевый газовый гигант, — сказала я, — его атмосфера содержит следы аммиака, метана и большое количество водяного пара. Со стороны выглядит весьма занятно: такая смесь из коричневого, синего и белого цветов. Располагает шестьюдесятью спутниками, два из которых...

— Именно, — сказал Явик. — На этих двух спутниках размещались наши добывающие и заправочные станции. Мы тоже были заинтересованы в использовании ресурсов таких планет. В более полном, чем то, на которое способны нынешние расы. Не удивлюсь, если на одном из этих спутников был оставлен диск с данными, фиксирующий эту планету как весьма перспективную в плане разработки.

— Если будем в том районе — прочешем. Может, сумеем найти этот диск, если его до нас уже кто-нибудь из "официалов" или, скорее всего, "неофициалов", не нашёл, — сказала я, взглянув на карту с маячком-отметкой челнока, идущей по линии проложенного курса. — Скоро прибываем на последнюю точку, потом — возвращаемся в главный археологический лагерь и оттуда — летим на фрегат. План — без изменений.

Сташинский и Явик едва заметно кивнули.

Несколько минут — и челнок привычно мягко опускается на плиты площадки. Сташинский кивает встречающему прибывших руководителю местной археологической экспедиции, раскрывает экран своего инструментрона и, едва сойдя на плиты площадки, почти бегом направляется за своим коллегой к домику-офису.

— Я — как всегда, хочу, чтобы люди не собирались вокруг меня в толпу, — сказал Явик, делая несколько шагов с площадки и исчезая в полумраке. Шепард знал, что партнёр уже составил в своей памяти карту рабочих мест учёных и технических специалистов, которые намеревается обойти за те несколько десятков минут, которые были отведены на стоянку челнока. Старпому необходимо было переговорить с командирами местных подразделений ополченческих формирований и связаться с командованием местных армейских и правоохранительных подразделений.

Прощально махнув водителю, капитан направился по едва заметной в полумраке ночи тропинке к домику, в котором размещалось дежурное подразделение ополченцев-охранников.

Водитель челнока обошёл машину, проверил тестером несколько разъёмов, после чего вернулся в кораблик, закрыв за собой боковую салонную дверь и дверь в водительскую кабину. Предстояло подождать возвращения пассажиров, можно было немного подремать — времени для этого должно было вполне хватить. Устроившись в пилотском кресле, водитель через несколько минут уже спал.

— В наше время мы тоже отмечали в Галактике планеты, на которых без нашего участия и без нашего вмешательства зародилась жизнь. Она, пусть и в отдалённой перспективе, но вполне могла стать разумной, — так начал свой очередной рассказ мыслеобразами Явик, когда я и Сташинский заняли свои кресла в салоне челнока, покидавшего площадку. — Одной из таких планет была та, которая в ваших нынешних лоциях отмечена как Элетания.

— Что и говорить, сложная планета, — вставил своё слово Сташинский, быстро и глубоко привыкавший к тому, что протеанин легко читает его мысли и с интересом слушавший и смотревший мыслеобразы, приходившие от Явика. — С одной стороны, на первый взгляд, она очень хорошо подходит для осуществления скорейшей и полнейшей колонизации, но если копнуть поглубже... Это будет не колонизация, а пытка, коллеги. Потому что планета покрыта зелёным слоем мхов, лишайников и водорослей, вдобавок — окружена толстым атмосферным слоем содержащим кислород. На первый взгляд — просто райские условия. Животное же царство представлено только в виде микроскопических симбиотических организмов, которые невозможно было "отделить" от воздуха и которые были необходимы для нормального развития и существования экосистемы. Казалось бы, обычная жизнь, но — как выяснилось, это — жизнь, крайне вредная для всех других живых существ. В том числе, к огромному сожалению, и для людей. При вдыхании представителями всех других форм жизни эти симбиотические организмы вызывают в ста процентах случаев неизбежный сильнейший анафилактический шок. И потому если и будет осуществлено заселение — для всех разумных и неразумных живых существ потребуются герметические защитные костюмы или — замена экосистемы всей планеты.

— Насколько я помню, Тимур Лаврович, — сказала я, — было предложено и ограниченное заселение на высотах, недоступных для этих организмов.

— Вы правы, капитан, — согласился профессор. — Или — в местах, где чистота воздуха обеспечивается благоприятными ветрами. Только вот мы с вами, к примеру, прекрасно знаем, что на ветер надеяться — глупо. Уж очень он непостоянен и изменчив. — Сташинский мягко перевёл разговор на другую тему. — На планете живут так называемые пыжаки. По некоторым, заслуживающим доверия исследованиям, можно согласиться с предположением, что именно Элетания является родиной этих весьма высокоорганизованных животных. Они, кстати, хорошо чувствуют себя и на планетах, где есть атмосфера, пригодная, в частности, для дыхания людей.

— Например — на Тучанке. — Шепард едва удержался от усмешки.

— Согласен. В том числе — и на Тучанке, — профессор усмехнулся. — Хотя, конечно, кроганская планета — весьма специфическая экосистема, но, между тем, исследования доказали, что там пыжаки тоже размножаются весьма успешно и живут достаточно комфортно.

— Тем не менее, профессор, во всех лоциях указано, что на Элетании — опасность токсичных веществ первого уровня. Любое повреждение скафандра, когда, к примеру, нарушается герметичность или разлаживается нормальная работа системы снабжения кислородом — и человек может быстро умереть.

— Тоже верно, — кивнул Сташинский, — но ведь там, на Элетании, к примеру, есть мерцающие кольца, которые то появляются, то исчезают. С разными интервалами. Никогда нельзя сказать, когда можно будет снова увидеть эти кольца, как никогда нельзя точно указать момент, когда они исчезнут. Знаю, пытались составлять зависимости и таблицы — впустую, — махнул рукой профессор. — Да ещё этот крупный спутник, который, кстати, упоминается не во всех лоциях. Непонятное небесное тело.

— В немалой степени именно из-за этих колец и из-за этого спутника мы и держали на этой планете, известной ныне, как Элетания, свою автоматическую исследовательскую базу, — сказал протеанин. — База была и хранилищем информации и системой сбора данных. По имеющимся у меня данным, ядро базы должно было сохраниться до сегодняшнего дня — оно было создано по инусаннонской технологии — одной из немногих, которую мы смогли понять и приспособить к своим потребностям до того момента, как в Галактику вторглись Жнецы.

Я едва заметно кивнула, набирая заметку на клавиатуре своего наручного инструментрона. Сташинский выслушал Явика с интересом, но спокойно.

— Тимур Лаврович. — Явик понял настроение археолога. — Это ядро стоит совершенно открыто на каменной площадке. Вряд ли даже резко поумневшие пыжаки смогут его вскрыть. Вероятность этого, конечно, есть, но там технология — не для мозгов пыжака. Я хоть и солдат, но о том, что представляет собой это ядро, знаю достаточно.

— Возможно. И как вы умудрились такое не спрятать в толще планеты?

— А зачем? — усмехнулся Явик. — Во-первых, архивирование информации, во-вторых, ключ доступа — только один. В-третьих, то, что на виду — интереса у разумных органиков очень часто не вызывает, им по ряду причин гораздо интереснее искать и находить скрытое.

— Тут вы правы, Явик, — согласился профессор. — Действительно, больший интерес вызывает то, для поиска чего пришлось приложить определённые, временами — весьма значительные усилия. Ладно. — Сташинский посмотрел на приближающиеся огни посадочной площадки первого лагеря своей экспедиции. — Буду рад встретиться с вами через двенадцать часов, друзья, — он пожал протянутые руки мою и Явика, после чего спрыгнул на плиты, обернулся и прощально махнул рукой. Водитель челнока включил механизм закрытия салонной двери и повёл машину к фрегату.

— И о чём ты умолчал, Явик? — спросила я.

— О многом, — протеанин взял меня за руку, посылая первую порцию мыслеобразов. — Это — Агетотон. Он находится в закрытом ныне районе, куда пока не добрались ваши разведзонды и разведкорабли. Знаю. Проверял. Там располагалась наша так называемая "воздушная" колония — мы часто строили поселения, которые не располагались на поверхности планет, а парили в атмосфере. Так вот, на Агетотоне располагалась одна из секретных колоний, экспериментальных. Мне неизвестно, чем там занимались мои соплеменники, Джон. Но, если следовать общей направленности — чем-то очень перспективным, — он помолчал несколько секунд, затем прислал собеседнику новую порцию мыслеобразов, — на Теруме у нас тоже были поселения.

— Известная ныне планета. — Шепард, сказав это мысленно, посмотрел на Явика, желая убедиться, что поступил правильно

— Известная, — согласился тот, прислав несколько дополнительных мыслеобразов. — Я полагаю, что Лиара не минует эту планету. Есть у меня такое... называй это подозрением. У нас там будут сложности. И у неё — тоже будут сложности. О деталях всего этого я пока умолчу — у меня нет уверенности в том, что младшая Т'Сони уже достигла этой планеты. Но в том, что она туда... скажу так, высадится, у меня сомнений нет.

— Ладно, Явик. Пока не будем уточнять наш рабочий план относительно этой планеты, — подумав, сказал Шепард, послав партнёру серию мыслеобразов. — Сообщите мне, если найдёте новую информацию по ней. Тогда обсудим и — поставим в известность командира.

— Согласен. — Явик прислал мыслеобраз, после чего легко кивнул, наблюдая, как челнок выполняет традиционную "коробочку" при подходе к месту стоянки фрегата. Громада Жнеца осталась справа позади, впереди мерцали стояночные огни разведфрегата. — Вот мы и дома.

— Да, — сказала я, вставая. — Дома.

Выходя из челнока, уже схваченного "клещами" ангарных удерживающих устройств, я подумала, что Явик, конечно же, умолчал не только об этих двух планетах и — не только потому, что рядом находился "не посвящённый в детали" профессор Сташинский. Наверняка в закрытых и ныне недоступных районах находились и другие планеты, известные протеанам и активно используемые этой имперской расой.

— Я — к себе, Джон. Мне надо... о многом подумать и отдохнуть, — сказал Явик.

— Ладно. Хорошего отдыха тебе, Яв. — Я кивнула. Протеанин направился к выходу из ангара — он снова не пожелал воспользоваться лифтом.

Явик понимал, что я уловила недосказанность. Действительно, о некоторых регионах и планетах ему, воину древней расы, пришлось умолчать. Сейчас эти регионы и планеты проходили в лоциях под другими именами или не были ещё найдены нынешними расами. В том числе и потому, что находились за "спящими" ретрансляторами. К числу таких планет относились:

Транбир-девять. В битве за эту планету погиб протеанин Пашек Вран, руководивший строительством Горна. Вспомнив о том, сколько ресурсов было впустую потрачено на эту "штуку", которую протеане так и не сумели активировать, Явик, подходя к двери своей каюты, чуть заметно сжал пальцы обеих рук в кулаки.

Следующей пока неизвестной в этом времени планетой был Юдор-четвёртый, известный своими ледяными каналами. Протеане не были любителями цветистых и сложных названий, они часто ограничивались буквенно-цифровыми индексами для обозначения самых разных небесных тел или использовали первое ранее не использовавшееся благозвучное буквосочетание.

Пока что тайной для нынешних рас оставался курорт Ангельский Вером, известный своим огромным палисадом.

Тем, более неизвестным для нынешних рас районом была Вуаль Тиранди — располагавшаяся там квазарная крепость была и военным объектом стратегического уровня и очень известной и ценной местной достопримечательностью.

В другом регионе — Кроновой Туманности состоялось одно из крупнейших за всю двухтысячелетнюю историю противостояния протеан со Жнецами сражений.

Закрыв дверь на защёлку, Явик устало уселся на саркофаг. Подумать было о чём. И время для таких глубоких раздумий у протеанина теперь было. Целых двенадцать часов. Затем надо было вернуться на первую археологическую базу к профессору, может быть — встретиться с Таэлой. Да не может быть — а точно надо встретиться с Таэлой. Пусть там инженер с техником и ассистентом профессора бурят горизонтальный тоннель, пусть на второй базе бурят вертикальный тоннель. Он обязательно должен увидеться с Таэлой и с другими протеанами. Надо помочь им первоначально сформировать список всего нужного, того, что подлежало эвакуации на борт корабля.

Сложно это будет — делать вид, что ты один и в то же самое время знать — что у тебя есть сородичи, о которых никто кроме тебя точно ничего не знает. Шепард и Сташинский — не в счёт. Джейн — не болтлива, а Сташинский — с ним уже проведена работа и учёный не будет распространяться о протеанах.

Глава 34. Подготовка к активации протеанского корабля

Эти несколько дней, пока шло бурение и проходка тоннелей... Эти четверо суток... вместили в себя многое. Бенезия долго говорила с Андерсоном. О многом говорила. О разном. Говорила так, что сама потом не раз удивлялась, насколько ей было хорошо и приятно вести этот разговор. Да, она понимала, осознавала, что Андерсон — тоже пожилой человек, много повидавший на своём веку. Ему сорок шесть лет, для людей, даже живущих сейчас в среднем максимум сто пятьдесят лет — это очень солидный возраст, начало личностного расцвета, окончание периода входа в реальную взрослую жизнь. Дэвид — не только офицер, не только военнослужащий. Нет, он, прежде всего — человек, обладавший значительным, разнообразным жизненным опытом. Говорить с ним Бенезии было интересно.

Тогда они проговорили несколько часов и матриарх не удивилась тому, что за всё это время их, закрывшихся в каюте, не побеспокоили ни вахтенные, ни другие члены экипажа и команды фрегата. Азари поняла, что экипаж разведфрегата-прототипа действительно состоит из профессионалов, не нуждающихся в мелочной опеке и в тупом пошаговом руководстве. Люди, турианцы, протеанин работали и действовали по заранее согласованному общему плану.

Когда Бенезия вышла из командирской каюты, подошедший вахтенный офицер вполголоса доложил ей, что я уже вернулся и сейчас отдыхаю у себя в каюте. Что-то такое было в выражении лица матриарха, слушавшей доклад, что офицер поспешил уточнить, что дверь в мою каюту плотно закрыта.

Поблагодарив вахтенного, Бенезия не спеша направилась к себе в салон. Если Шепард закрыл плотно дверь, то... он или спит, или занят срочной и важной работой.

(от Чаквас)

Едва ступив на лестницу, матриарх увидела идущую навстречу меня:

— Рада вас видеть, Бена. — я остановилась. — Пока вы говорили с Дэвидом, я отоспалась, отдохнула. Давайте-ка ко мне, поедите домашнего.

— Рина... мне... — попыталась было "отнекаться" азари, но я, ничего больше не говоря вслух, взяла собеседницу за руку и повела к двери своего Медотсека.

Спустя несколько минут мы уже сидели за небольшим обеденным столом и Бенезия, сама того не заметив, умяла двойной обед, что очень обрадовало меня:

— Ну вот, хорошо. По меньшей мере, я теперь вижу и знаю, что вы плотно поели домашнего и горячего, Бена.

— Дэвид... он несколько раз предложил мне перекусить... но я отказывалась, — смущённо призналась матриарх. — Мне было крайне интересно слушать его, и я боялась, что моё внимание будет слишком рассеяно необходимостью одновременно слушать Дэвида и поглощать пищу. Потому я отказалась. Отказывалась, — уточнила азари. — Хотела потом поесть в салоне, но вы меня опередили.

— И хорошо, что опередила, — кивнула я. — Дэвид, он такой... увлекающийся. Иногда — увлекающийся. Вот и сейчас, пока вы разговаривали, нормандовцы вполне "разогрелись" для того, чтобы за эти четверо суток сделать немало. Я уже знаю, что второй челнок Дэвид отдал нам. — я не стала уточнять, кому это "нам" — Бенезия и так правильно поняла меня. — Так что теперь нам с вами вместе, конечно, предстоит поработать, как любит выражаться Дэвид, "на выезде". Я уже отоспалась, теперь вам нужно будет отдохнуть, Бена. — я встала. — Я провожу вас до салона, поспите шесть часов минимум, потом позавтракаете. И мы с вами вылетаем на очередной "выезд". С нами полетят ещё несколько женщин и девушек. — Я подала собеседнице ридер. — Вот план, ознакомьтесь. Всё согласовано и проблем, думается, быть не должно.

— Но... — Бенезия не удержалась, включила прибор и прочла содержимое нескольких файлов. — Я согласна, но... я...

— О том, что вы хотели побывать у Джона — я помню и знаю, Бена. Но сейчас... Он не так давно вернулся на борт фрегата, вместе с Явиком и Сташинским они провели сложный выезд-вылет последовательно на несколько близлежащих и — не очень близлежащих археологических площадок. Насколько я знаю, он и Явик планируют очень скоро вернуться на первую археологическую базу. Да, да, именно туда, где размещается подземная база. Многие детали предстоящей Шепарду там работы мне, конечно, неизвестны, но оттуда Джон и его партнёр планируют вылететь очень скоро на вторую базу. Наверное, и там и там посмотрят, как идут работы по проходке шахты и тоннеля. И не только... посмотрят. Так что пока вам лучше отдохнуть, Бена.

— Но он... он опять улетит. И я так и не смогу... — Бенезия изумлённо слушала сама себя: так она не говорила с кем-либо из разумных очень, очень давно. Волнуется, нервничает и в то же время — опасается нажимать, настаивать на своём.

— Бена... — чуть укоризненно произнесла я. — Мне уже доложили, что вы хотели войти в каюту Джона. Вы и сами знаете — корабль наш маленький, всё везде просматривается и прослушивается. Да, Джон может улететь раньше, чем вы проснётесь. И что? Он всё равно вернётся на фрегат. И тогда я непременно помогу вам организовать первый ваш совместный обед. Домашний обед, не пайковый, — усмехнулась Чаквас. — Покормишь ты своего Джона, посмотришь на него. Поговоришь с ним. Уверена, Бена, от тебя он никуда не денется. Во всяком случае — в ближайшие несколько часов.

— А от тебя? — улыбаясь, спросила матриарх.

Я изумлённо посмотрела на собеседницу:

— От меня?! И от меня он — никуда не денется. Он — рядом с Дэвидом. Он — его помощник и ученик. И он — рядом со мной. И летает и будет летать рядом со мной. Я-то уж точно от Дэвида в ближайшее время никуда уходить не собираюсь, а значит, с корабля, которым он командует и, уверена — будет командовать ещё очень долго — я никуда не денусь. Так что я буду и рядом с Дэвидом и рядом с Джоном. А они будут рядом со мной. Никуда они от меня не денутся! — раскрепощённо усмехнулась своей полной улыбкой всегда сосредоточенная и немного грустная врач корабля.

— Рада, Карин. Очень рада слышать это от тебя! — улыбнулась матриарх. — И рада понимать, что это — чистая правда! Хорошо, уговорила! — азари допила из кружки волшебный "чаквасовский" настой, встала, сложила на край стола салфетку. — Пойду я, мне надо... подумать.

— Я тебя провожу. А то от моего настоя ты на полдороге вполне можешь лечь и уснуть. Где-нибудь в уголочке, — усмехнулась я, поднимаясь и делая шаг к собеседнице. — Идём.

Тихо беседуя, я и Бенезия неспешно дошли до двери салона, я подождала, пока азари переоденется и уляжется в кровать, прикрыла матриарха покрывалом-одеялом и, убедившись, что Бенезия крепко и спокойно спит, вернулась к себе в Медотсек.

Выспавшаяся Бенезия очнулась быстро и спокойно. Четверть часа — и она останавливается перед дверью Медотсека.

— Вы уже здесь, Бена. Хорошо. — Чаквас появилась у открывающейся двери своего постоянного обиталища несколько минут спустя. — Я как раз закончила снимать показатели с контрольных приборов. Несколько минут подождёте? Сейчас, только перегоню на накопители собранную информацию, сделаю первичный анализ — и мы с вами пойдём осваивать наш челнок.

— Подожду, Рина, — чуть смущённо сказала Бенезия, наблюдая, как я исчезаю за закрывающейся герметдверьюМедотсека.

— Бена, — рядом останавливается Амина Ваабери, облачённая в сержантский среднебронированный полицейский скафандр. — Приветствую. Отдохнула?

— Да. Здравствуй, — азари обнялась с подругой. — Спасибо, что спросила. Я хорошо отоспалась. Благодаря Карининому отвару.

— А-а-а, — удовлетворённо протянула Амина. — Знаю. Карин на эти отвары — большая мастерица.

В этот момент из Медотсека вышла я.

— Приветствую, Амина, — врач приветливо кивнула сержанту военной полиции. — Как ваши... готовы?

— Все — и Елена, и Каролин, и Мандира, и Моника — уже ждут нас в ангаре у челнока, Кари, — сказала Амина. — Только вот, — она взглянула на стоявшую рядом азари. — Карин, нам надо бы её тоже... Обрядить так, как следует. Приобрести ей скафандр лёгкий. Как минимум.

— Я уже озадачила нашего кудесника-снабженца, Амина, — усмехнулась врач. — Но — пока здесь, в округе и на планете — мир и относительно спокойно, пусть Бена почаще одевает не скафандр, а платье. Вот закончится проходка тоннеля и шахты, проясним ситуацию с базами до конца, проведём запланированные работы по развёртыванию подготовки. — я не стала уточнять вслух многие детали. — Тогда и озаботимся приобретением для Бены лучшего скафандра из доступных. Пока что ей угрожать ничего не может, да и наши подруги далеко не все и всегда — в скафандрах.

— Я согласна с Карин, Амина, — подтвердила матриарх. — Мне вполне пока хватит платья и комбинезона. А скафандры... Я ведь не военнослужащая, мне пока вроде можно обойтись без этой бронеоболочки. Пусть даже и лёгкой.

— Можно, — кивнула Ваабери. — Согласна, Карин. Убедила. Идёмте.

За разговорами с Аминой и мной азари и не заметила, как вошла в ангар и остановилась у челнока.

— Вот, наши мальчики презентовали нам, пусть и на время, но — отдельную комфортабельную карету, — усмехнулась, поприветствовав азари, выглянувшая из салона кораблика Мандира. — И полетим мы снова в чисто женской компании, девочки. Я поведу. Если будет надо — меня сменит Амина.

— Именно так, — подтвердила сержант военной полиции, поднимаясь на борт и занимая одно из кресел. — Давно не водила такие кораблики, надо попрактиковаться.

— Обязательно дам порулить. — Мандира помогла подняться в салон Карин и Бенезии. — Присаживайтесь, — она подождала, пока на борт поднимутся Елена и Каролин. — Все сели? Пристегнитесь, скоро взлетаем, — она вошла в пилотскую кабину, уселась в кресло, щёлкнула замком привязной системы. Включила пульты, коротко переговорила по аудикоаналам с вахтслужбой фрегата. — Вылет нам — разрешили. Полетели.

Кораблик вырвался из ангара фрегата, набрал обычную высоту. Вокруг по-прежнему была ночь, полумрак рассекали только лучики лазерных установок и огоньки аэронавигационных систем с блёстками света, льющегося из немногочисленных окон наземных строений.

Бенезия молчала, глядя сквозь стекло иллюминатора салонной двери на мерцание огней. Я работала со своим наручным инструментроном, Амина и Моника о чём-то очень тихо говорили. Каролин и Елена дремали.

Часовой полёт завершился — Мандира опустила кораблик на землю, открыла боковую салонную дверь и вошла в салон:

— Карин, мы прибыли на первую точку. Челнок останется здесь, данные о его координатах введены в ваши инструментроны, подруги, — она обвела взглядом поднимавшихся со своих мест женщин и девушек. — Всем вам известно, к кому кто идёт. Встречаемся здесь через три часа. Задержка запланирована только на час, так что — прошу не опаздывать. Наша следующая точка — в трёх часах полёта отсюда. — Мандира подождала, пока Бенезия и Карин последними покинут борт челнока и, закрыв салонную дверь, обошла машину, направляясь к ближайшему посёлку.

— Я, оказывается, теперь — не большая любительница ночных прогулок, Кари. Мне как-то дневные прогулки стали ближе. Пока ещё это... возможно, — тихо сказала Бенезия, когда вместе с врачом фрегата ступила на тропинку, уводившую к посёлку, расположенному в километре от места посадки челнока. — Я правильно поняла: посёлок этот из пятидесяти дворов — на нас обеих?

— Да, правильно, Бена. — Я кивнула, не особо веря, что азари в полумраке увидит этот кивок. — Не беспокойся, сейчас уже время рабочее, так что со многими здешними соседями ты увидишься, едва лишь зайдёшь на первое же подворье. Тут любят ходить друг к другу в гости — такова местная традиция. Не везде она, конечно, столь сильна, но в этом селении — обычна. Карта у тебя в инструментроне есть, её отметки ты помнишь, — уверенно заявила врач, подходя к границе селения. — Так что — успехов.

— И тебе — тоже, — проводив уходившую по улице Чаквас взглядом, Бенезия надавила сенсор на пульте на невысоком заборчике.

Спустя минуту калитка почти бесшумно отворилась и азари, чуть помедлив и с трудом подавив стремление оглядеться по сторонам, вошла во двор, направляясь по неширокой, едва светившейся в полумраке дорожке, к дому. На пороге гостью уже ждала хозяйка — женщина средних лет, рядом с которой стоял мужчина — хозяин дома и глава семьи.

— Рады вас видеть, Бенезия, проходите, — хозяева пропустили азари в дом, закрыли дверь. — Присаживайтесь. Сейчас придут наши ближайшие соседи. — Мужчина указал на мягкое кресло, стоявшее у стола. Матриарх заметила разложенные на столешнице тарелки с немудрёной закуской и чашки с ароматными напитками.

Соседи не замедлили явиться — не прошло и пятнадцати минут. Дети были в местной школе — взглянув на часы, матриарх отметила, что едва-едва завершился первый сорокаминутный урок. Как она уже знала, уроки здесь были разной продолжительности — педагоги чутко улавливали настроение своих подопечных и никогда не стремились излишне препятствовать им в желании подвигаться и поиграть. Многие уроки и проводились очень часто как игры. Младшие школьники от таких уроков почти всегда были в восторге. А старшие постепенно привыкали к тому, что далеко не всё можно облечь в игровую форму.

Рассевшись за столом — принято было так у землян, конечно не у всех, но у очень многих: прежде всего — накормить гостей — хозяева, их соседи и матриарх, отдали должное пище телесной и, постепенно, совсем незаметно увеличив паузы между "откушиванием" блюд, стали отдавать должное общению. Бенезия с удивлением и радостью отметила, что почти неизбежная поначалу протокольность очень скоро куда-то пропала, разговор приобрёл значительную степень свободы и непринуждённости.

О чём говорили? Да о самых обычных вещах. Конечно же, о детях, видах на урожай, событиях местной жизни. О том, что следует сделать по дому и подворью в самое ближайшее время. И, конечно же, о приближавшейся войне. Слушая рассказы и разговоры крестьян, Бенезия убеждалась, что очень незаметно, но последовательно и полно иденцы основательно готовились к этой войне. Да, было заметно по едва отмечаемым обмолвкам, что иденские крестьяне сумели связаться со своими родственниками, живущими на других планетах, где к этому времени уже существовали человеческие колонии. И там тоже развёртывалась подготовка. Неофициально, конечно, но... Люди удивительным образом были готовы всегда приложить максимум усилий к тому, чтобы выжить. И не делали из выживания проблему.

— А что же вы хотите, Бена, — сказала хозяйка. — Это политики мутят воду, чиновники дурь свою за креатив выдать стремятся, а народ... он всегда жить хочет. И не просто жить — а хорошо жить. Потому и готовимся, ведь если мы не будем готовиться — мы погибнем. А гибнуть нам — нельзя. Нас — много. И мы все хотим жить. У нас вон — у каждой, посчитай, Бена, по трое-пятеро детей. У крестьян всегда так — рабочие руки не только в поле, в теплице или на ферме нужны, но и на собственном, считай, что личном подворье. И детей сиротами оставлять — не дело это. Совсем не дело... — женщина встала с кресла, стоявшего рядом с креслом, в котором уютно и удобно устроилась матриарх, вышла в соседнюю комнату.

Азари понравилось сказанное хозяйкой. Она и сама думала примерно так же. Если Жнецы раз за разом хотели уничтожить и уничтожали разумную органическую жизнь в Галактике, то... обязательно должна найтись сила, которая положит этому стремлению, этому желанию конец. Так уж заведено эволюцией, что ничего вечного нет. Да, Жнецы уничтожали разумную органическую жизнь на протяжении миллиона или миллиарда лет, но это совсем не означает, что они настолько совершенны, что смогут безнаказанно уничтожать разумных органиков ещё миллиард лет. Как сказала Мандира? "Всё течёт, всё изменяется"? Именно так, как вспомнила матриарх, она и сказала.

Разговоры затянулись на добрых три часа, стол не оскудевал и Бенезия не особо отказывалась от предложений в очередной раз "перекусить" — она уже не раз убедилась в том, что местные крестьяне — запасливые, а уж гостеприимные — многим азари следовало бы у них поучиться. За эти несколько часов матриарх успела принять очень важное для себя решение — она будет стараться есть в гостях как можно меньше для того, чтобы возвращаясь на фрегат, плотно поесть в обществе Джона. И сделать всё, чтобы он тоже оттаял и — поел поплотнее. Ей самой это было странно, но она почувствовала, что любовь для Джона может быть только деятельной. Никак не словесной. Такой уж он, Джон Шепард, не любящий много говорить и всегда стремящийся побольше делать.

— Бена, вы опять почти ничего и не поели, — хозяйка подошла к матриарху, отметив, что гостья в очередной раз взглянула на часы и что-то отметила на экранчике своего инструментрона. — Скоро из школы придут дети, они будут рады с вами пообщаться. Мы как раз готовим для них обед. Оставайтесь.

— Я бы хотела, но... не могу. — Бенезия встала, обозначив тем самым, что остаться действительно не сможет. Ей не хотелось прямо говорить вслух о том, что дети, пришедшие из школы, требуют родительской заботы и внимания, они должны пообщаться с родителями и гостья в эти минуты будет в доме лишней. — Мне ещё надо побывать у многих ваших соседей.

— Вы ведь и там... — хозяйка внимательным взглядом коснулась лица Бенезии, поправлявшей свой комбинезон и застёгивавшей так не вовремя расстегнувшиеся липучки на клапанах карманов.

— Что поделать... — улыбнулась матриарх, — Я просто... стараюсь меняться. Приятно и необходимо для себя. И — не только для себя, — она кивнула вошедшему главе семьи. Тот кивнул в ответ, поняв, что гостья прощается. Несколько минут — и она уйдёт. Азари почувствовала, что мужчина не станет её уговаривать остаться, подошла к входной двери, чуть обернулась. — Спасибо вам.

Выйдя за калитку, Бенезия не спеша зашагала к воротам следующего выбранного дома, привычно отмечая в своей памяти жилища тех крестьян, с которыми она уже пообщалась, как с гостями радушных хозяев. Сейчас она хотела побывать в домах у тех, с кем ещё не встречалась. Со временем... Нет, надо всё же соблюдать баланс и не использовать гостеприимство во вред местным жителям. Всё же у неё есть дом.

Есть дом! Пока это, конечно, "Нормандия", но затем — она обязательно вернётся на Тессию. Даже если у неё не будет прежней власти и прежнего влияния, она будет счастлива. Потому что она, живая и относительно здоровая, вернётся к Этите и к Лиаре. Для неё этого будет вполне достаточно, чтобы чувствовать себя живой. В полном смысле этого слова.

Местные жители были в курсе многих вещей, окружённых, казалось бы, плотной завесой всяческой таинственности. Потому в разговорах хозяев и гостей часто упоминались археологические раскопки. И, конечно же, ход работ по восстановлению инфраструктуры планеты, пострадавшей в противостоянии со Жнецом. Тема протеан уже не была для иден-праймовцев чем-то уж особенным, заслуживающим статуса сенсации или новости "на час". Обычное дело — мало кто из иденцев не видел ежедневно гигантские чёрные "штыки" протеанских небоскрёбов, мало кто из иденцев не наблюдал, как ведутся раскопки на многочисленных площадках. Иденцы, кто входил в состав местного ополчения, принимали теперь активное участие в охране периметров этих площадок. А оттуда, с периметра, многое видно и очень многое становится понятнее и яснее.

Люди — любопытны и внимательны, они умеют видеть и понимать тщательно, казалось бы, от них скрываемое. Как сказала Елена М'Лави? "Людской телеграф"? Именно так она и сказала. А Моника Хегулеско выразилась ещё точнее и ещё экзотичнее: "молва людская". Благодаря "телеграфу" и "молве" иденцы знали гораздо больше, чем могли и хотели бы допустить чиновники — хоть районные, хоть общепланетные. Потому известия о протеанине, о том, что он изредка появляется на двух площадках, где работают археологи, а теперь побывал и на нескольких соседних площадках, расходились среди жителей планеты со скоростью, очень близкой к скорости света.

Местные учёные-исследователи теперь работали гораздо интенсивнее. Каждый час пребывания нормандовцев на планете, каждый час общения с протеанином, каждый час изучения новой, уточнённой карты расположения протеанских артефактов способствовали тому, что новые данные уже не откладывались в сторону, не лежали мёртвым грузом на накопителях, а активно использовались.

Как удалось местным иденским "разумникам" пресечь почти вечное стремление администраторов от науки утопить реальные исследования в достаточно долгом процессе их описания во всяческих отчётах и заготовках-черновиках научных публикаций — Бенезия не понимала, да и, если уж совсем откровенно, не стремилась понимать. Но теперь учёные, используя мирное время, которое всё ощутимее приобретало характер предвоенного, старались уделить основное внимание глубокому и всестороннему исследованию всего того, что располагалось на Иден-Прайме и относилось к протеанской культуре.

Шепард, конечно, важен для протеанина, особенно если он действительно был единственным, кто выжил из всей расы. Потому Бенезия и не удивилась, когда узнала, что капитан сконцентрировался на том, чтобы почаще бывать на двух археологических площадках: хорошо освоенной и новой. Если ему так нужно — пусть так и делает.

Иденцы уже давно научились довольно точно определять сроки работ, которые велись на самых разных археологических площадках. Потому, услышав, что на этих двух площадках ведутся теперь работы по проходке шахты и тоннеля, которые будут продолжаться минимум два-три дня, пожилая азари немного успокоилась: если дело обстоит именно так, она найдёт возможность ещё не раз побыть рядом с Джоном. И походы по всё новым и новым поселениям Идена не смогут помешать. Они — только фон, важный фон для её взаимоотношений с Шепардом.

Бенезия прошла несколько десятков метров по неярко освещённой софитами улице, толкнула калитку, входя во двор. Кивнула хозяйке дома, поздоровалась с хозяином. Переступая порог, успела подумать о том, что этот "фон" действительно важен для неё. И она постарается сделать всё, чтобы помочь и нормандовцам, и Джону, и иденцам. Помочь всем, чем сумеет.

Хозяева пригласили гостью к столу. Конечно же, ведь наступило, как всегда, незаметно, время обеда. Дети, вернувшиеся из школы, уже заняли свои места и с интересом посматривали на азари, продолжавшую вполголоса беседовать с хозяйкой, хлопотавшей у кухонной стойки. Бенезия чувствовала взгляды детей и едва заметно улыбалась, ощущая, как уходит куда-то вполне понятное нервное напряжение, связанное с приходом в дом к незнакомым ранее землянам. Хозяйке дома нравилось настроение гостьи.

Глава семьи пригласил гостью к столу, учтиво отодвинул стул с высокой спинкой, подождал, пока матриарх сядет рядом с хозяйкой дома и только после этого занял своё место.

Незаметно завязался разговор, дети, как отметила Бенезия, больше прислушивались к разговорам взрослых, сами говорили мало. Обед не затянулся — первыми в свои комнаты ушли дети, затем, дипломатично сославшись на необходимость поработать в мастерской, ушёл хозяин дома. Матриарх и хозяйка тихо беседовали, прибирая со стола и расставляя на полки шкафов и пеналов вымытые и насухо вытертые полотенцем чашки, тарелки, блюдца, ложки, вилки.

Через четверть часа вернулся хозяин дома. Главы семьи вместе с гостьей переместились в гостиную, где разговор продолжился. Появились новые интересные темы — Бенезия немного рассказала о культуре, традициях и обычной жизни азари.

Отметив интерес хозяев дома, подробно рассказала о том, как азари воспитывают своих детей. Рассказы, как поняла матриарх, понравились — их с интересом слушали не только взрослые, но и их дети, старавшиеся остаться незамеченными, но чутко ловившие каждое слово гостьи.

Вместе с хозяйкой дома матриарх прошла к детям в их комнаты, немного поиграла с младшими в хорошо знакомые им игры, переговорила со средними и старшими детьми на интересующие их темы.

Мельком взглянув на часы, Бенезия извинилась и поспешила попрощаться. Её ждали ещё в нескольких домах. И она не хотела быть навязчивой или "загостившейся".

Главы семьи и старшие дети проводили азари до калитки и Бенезия, неспешно шагавшая по ночной улице, чувствовала: они довольны встречей, довольны общением.

Над услышанным и увиденным предстояло ещё не раз подумать, многое — вспомнить более точно и чётко, но и эту короткую прогулку по ночной улице посёлка матриарх старалась использовать для того, чтобы составить более глубокое впечатление о только что закончившейся встрече.

Бенезии нравилось неспешно идти по обочине, мимо невысоких оград, за которыми располагались огороды и хозяйственные пристройки и светились окна одно-двухэтажных домов. Нравилось чувствовать, что она — живёт. Живёт полной, свободной жизнью. Живёт каждую минуту. А ведь раньше она довольно легко относилась к тому, что прожила ещё один год, ещё один десяток лет, ещё одну сотню лет. Теперь же каждая прожитая секунда для пожилой азари наполнялась сложным многогранным смыслом и побуждала размышлять, всматриваться, вчитываться в то, что раньше воспринималось как данность.

Азари живут долго — тысячу земных лет, как минимум. Живут. И, оказывается, их жизнь во многом уже давно лишилась остроты, полноты, разнообразия. А впереди — война с огромными кораблями и с их пилотами. Война, цель которой в очередной раз — полное уничтожение разумной органической жизни в Галактике.

Кивнув приветственно хозяйке и хозяину, матриарх поднялась на крыльцо, придержала открытую дверь, вошла в дом, поздоровалась с детьми. У землян — кругом дети, почти всегда — многодетные семьи. Конечно, людям далеко до азари, но это — вполне обычная особенность молодой расы, у которой очень многое впереди. А теперь впереди и у азари, и у людей, и у турианцев, и у выжившего Явика-протеанина — война с внегалактическим, сильным, коварным и хорошо оснащённым врагом — Жнецами.

За столом о Жнецах говорили мало. И не потому, что рядом — маленькие дети, которые жадно прислушиваются к разговорам взрослых и вполне многое могут понять по-своему, испугаться, занервничать. Больше говорили о местной жизни, региональных и районных новостях. Самых разных. Слушая хозяев, Бенезия дивилась в очередной раз спокойствию землян и их уверенности в том, что и такой противник, как Жнецы, в конечном итоге будет уничтожен. Именно уничтожен, побеждён. И никак иначе.

Весть о том, что в гостях у крестьян — матриарх азари, вызвала, если не паломничество, то что-то очень близкое к этому. Не прошло и полчаса, как жители большинства окрестных домов — и взрослые и дети — пришли во двор дома, где находилась Бенезия. Пришлось организовать застолье "на открытом воздухе".

За длинным столом собрались и младшие, и старшие. Посыпались вопросы, на которые матриарх старалась отвечать обстоятельно, но в то же время — коротко. Разговор затянулся на несколько часов. Бенезия радовалась: теперь ей не придётся самой ходить в гости к очень многим крестьянам, отрывать взрослых от работы, а детей — от учёбы и игр. Конечно, это не последняя такая встреча, будут обязательно такие встречи и в будущем.

И всё же что-то очень беспокоило пожилую азари. Успевая отвечать на многочисленные вопросы, слушать, что говорят крестьяне и их дети, матриарх понимала всё острее: она влюбилась. Влюбилась по-настоящему, серьёзно и очень надолго. Влюбилась в землянина Джона Шепарда. И теперь беспокоилась за его судьбу. Если она — гражданская азари вполне может себе позволить вот так просто говорить с крестьянами Иден-Прайма о самых разных вещах, не имеющих прямого отношения ни к протеанам, ни к Жнецам, то для Джона эти две темы являются, вне всяких сомнений, приоритетными. И будут важными ещё очень долго.

Шепард — воин, спецназовец и приближение войны ощущает, чувствует и понимает во многом по-иному, чем матриарх азари. Война — на пороге, до неё осталось совсем немного времени. Слишком мало. Конечно, Шепард пообщается очень плотно с протеанином, кому как не ему, этому немного странному и очень непривычному для нынешних органиков жукообразному разумному знать, что такое Жнецы — и как раса, и как противник. Пообщается и поможет протеанину. Шепард уделит должное внимание и всему, что важно для его нового партнёра. А для Явика сейчас важны эти две археологические площадки и их содержимое.

Бенезия чувствовала: именно этим и будет заниматься Джон следующие несколько декад. Вот так странно получилось и даже где-то неожиданно: протеанские артефакты обрели хозяина, владельца, а возможно — ещё и распорядителя. Попробуй теперь поторгуй чем-нибудь протеанским внерамочно. Явик очень силён и необычен, а значит, его реакция может впечатлить любого разумного, привыкшего приторговывать артефактами и на "чёрном" и на "белом" рынках. Протеанин — воин и церемониться не будет. От слов он очень быстро перейдёт к действиям. И результат этих действий будет предельно эффективным.

Застолье на свежем воздухе не затянулось. Всё же особо долго бездельничать иденцам некогда — всегда есть заботы, хлопоты, задачи. Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, Бенезия продолжила свой путь, намереваясь в самое ближайшее время встретиться с Карин, а затем и с её подругами.

Надо возвращаться на фрегат: время идёт незаметно, ночные часы истекают, скоро — новый день. Несколько суток — земных, не иденских — и будет ясно, что же там есть, на этих двух площадках, куда улетели Шепард и Явик. Пока информации явно недостаточно. Тут — не только служебная тайна. Тут взаимоотношения. Никто ведь не знал, что неожиданно будет найден живой и здоровый разумный органик, принадлежащий к протеанской расе.

С Карин матриарх увиделась на улице — врач как раз намеревалась вернуться к челноку, чтобы лететь на фрегат. Четверть часа — и кораблик, приняв на борт матриарха, врача и пять женщин — членов экипажа "Нормандии", берёт курс на стоянку фрегата и Жнеца.

Пока Амина рулила челноком, Елена, Каролин, Мандира и Моника рассказывали Карин и Бенезии, где им довелось побывать, у кого, о чём поговорить и что увидеть и услышать. Как всегда, времени полёта не хватило, чтобы обменяться мнениями в полной мере и пассажирки челнока собрались в Медотсеке у Чаквас на обычные клубные "посиделки", затянувшиеся на несколько часов.

Бенезия больше слушала, чем говорила. Ей нравилось самой учиться, впитывать информацию, молчаливо разбираться в причинах и последствиях самых разных событий и ситуаций.

Вернувшись к себе в салон, матриарх на несколько часов провалилась в сон без сновидений, позволивший ей отдохнуть и зарядиться энергией для нового дня.

* * *

Протеанин не спал. Трудно было привыкнуть к тому, что теперь вокруг — пусть хрупкий, очень хрупкий, но всё же мир, а не война. Трудно. Сохраняя полную неподвижность, воин древней расы постарался заставить себя прервать любые размышления, любые внутренние монологи и диалоги, чтобы предельно расслабиться.

Война, новая война со Жнецами — приближалась. И в этой войне он будет не один. Рядом с ним будут его сородичи, его соплеменники. В нужный момент протеане скажут своё веское слово. Пусть Жнецы каким-то образом узнали о том, что достаточно много протеан выжило — это уже ничего не изменит. Фрегат "Клинок ярости" уйдёт с Иден-Прайма, планета, пригодная для жизни протеан, будет найдена и... пусть все остальные нынешние органики по-прежнему полагают, что выжил только он, Явик.

Пусть. В Галактике сейчас есть сила, способная противостоять Жнецам. Пусть она только формируется, делает первые шаги. Главное, что нападение Жнецов уже не будет внезапным. К нему разумные органики хоть как-то успеют и сумеют подготовиться. Лучше хоть какая-то подготовка, чем никакой.

Решив, что в самое ближайшее время он осмотрит Маяк, находившийся сейчас в трюме фрегата, Явик плотно смежил веки и приказал себе спать. Пока ещё можно.

День второй

— Не спать, не спать! — вполголоса командовала Эшли, наблюдая за бегущими обычную дистанцию утреннего кросса сослуживцами. — Темп! Темп! — сержант Уильямс взмахнула рукой, указывая направление дальнейшего движения, после чего переместилась в "хвост" колонны космопехотинцев. Маршрут был привычный, можно сказать — стандартный, поэтому она не стремилась возглавлять строй.

Вчера вечером она, воспользовавшись тем, что на несколько часов охрану периметра второй археологической площадки взяли на себя местные ополченцы, собрала всех своих коллег на плацу основного военного лагеря. Объявила, что теперь утренние пробежки будут осуществляться только с полной выкладкой, в скафандрах и с полным комплектом брони.

Сказанное сержантом возражений не вызвало: космопехотинцы уже знали о том, что очень скоро в Галактику вторгнутся десятки Жнецов и начнётся очередная Жатва, цель которой — полное уничтожение разумной органической жизни.

Уточнение, сделанное Уильямс немного позднее — перед самым отбоем... О том, что теперь бронескафандр, а не комбинезон станут для космопехов обычной одеждой, также не вызвало непонимания и возражений. И не только потому, что это было распоряжение сержанта: все солдаты отлично видели двухкилометровую "креветку", возвышавшуюся неподалёку от лагеря космопехотинцев и хорошо знали и помнили, что смогла за очень короткое время сделать эта "креветка" с инфраструктурой района, пока её не остановил удар фрегата-прототипа.

Уильямс знала, что запись противостояния фрегата-прототипа со Жнецом есть на инструментронах большинства её коллег. Эта запись не лежит на накопителях мёртвым грузом — пехотинцы её в редкие свободные от службы минуты часто просматривали.

Эшли за прошедшие несколько суток просмотрела её раз пять и каждый раз — словно впервые. Предстоящая война со Жнецами очень отличалась от любых конфликтов, в которых пришлось поучаствовать землянам. И не только масштабом, охватывавшим всю исследованную к этому дню Галактику.

Прежде всего — тем, что в этой войне не будет пленных. Совсем не будет. Жнецы не берут органиков в плен — они их просто... просто "перепрограммируют". Делают своими марионетками, лишают свободы воли. И потому... потому людям тоже надо будет кое-что существенно поменять в своих "настройках". Надо будет отказаться от любой мысли о возможности оставить Жнеца или его сторонника, сообщника, приспешника в живых. Никаких пленных, никаких лагерей для пленных приспешников Жнецов, если, такие, конечно, найдутся. Ни трудовых, ни концентрационных. Никаких лагерей. Только гарантированное уничтожение. Потому что... Потому что вернуть органика, перепрограммированного Жнецами, в нормальное исходное состояние не будет никакой мыслимой возможности. По меньшей мере — в массовом порядке. Это слишком долго и затратно.

Шепард... Он не сможет тратить своё время на извлечение сути очередного разумного органика из "кокона" — у капитана спецназа и старпома будет предостаточно других срочных и важных задач. "Нормандия" покинет Иден-Прайм. У обитателей фрегата-прототипа будет много работы. Со временем случившееся на Идене станет известно очень многим разумным. Хватило бы им всем времени на должное осмысление случившегося.

Может и не хватить. Тогда придётся... тяжело придётся, в общем. Времени на раскачку очень мало. Очень. То, что Жнецы нападут — стопроцентно, а вот когда. Это — самый важный вопрос. Могут ведь и завтра... И послезавтра... И через неделю, и через месяц вломиться в Галактику. Не в первый раз ведь, дорога для них — знакомая.

Космопехи все сильны, в конкурентах — лишь слоны,

Обгоняем лошадей, защищаем мы людей.

Мы стреляем, наступаем, слабость, боль превозмогаем,

К цели мы придём всегда, не страшны огонь, вода!

Обычная речёвка-кричалка сегодня звучала по особому мощно, слаженно. Бегущая слева от колонны своего взвода Уильямс прислушивалась, взглядом отмечая, как подтянулись солдаты, как их шаг становился всё более твёрдым, резким, чётким.

В наступлении страшны, в обороне мы сильны!

Нет преград для нас нигде, мы пройдём всегда везде!

Уничтожим мы врага, не преграда нам снега,

Горы, реки и пустыни — всё пешком, не на машинах!

Пусть текст немного коряв, зато солдаты взвода Уильямс поют то, с чем согласны, что считают не просто словами из армейской кричалки, а чем-то намного более важным, нужным, необходимым. Впереди — война. Реальная, длительная. Впереди — не полигон, не маневры, не учения. Впереди — война. И слова простой армейской речёвки звучат сегодня по-другому. Мирное время подходит к концу и вскоре космопехотинцам предстоит воевать с реальным, сильным, изворотливым врагом.

На Земле и вне Земли служим, дружим, защищаем,

Людям нашим помогаем, мир, порядок бережём,

Равновесье соблюдаем, за врагами наблюдаем,

Если людям будет трудно — мы на помощь к ним придём!

Колонна завершила круг, прошла дистанцию полностью и Эшли вполголоса отдала распоряжение о возвращении в лагерь. Предстояло снять пробу с завтрака, а потом... Потом — обычная служба. Патрулирование, охрана периметра лагеря и двух площадок, контроль входа и выхода людей из охраняемых космопехотинцами зон. Ротация работала нормально — солдаты взвода, охранявшие обе секретные археологические зоны-площадки, менялись, Эшли строго придерживалась плана и программы ротации, так что пока особых проблем с отдыхом личного состава не было.

Космопехотинцам теперь помогали местные ополченцы. Уильямс видела, как они стараются приблизиться хотя бы в чём-то очень важном к уровню, обычному для профессиональных воинов ВКС Альянса Систем. Иначе, как понимала Эшли, им не выжить, когда Иден будет атакован десятками "креветок" и десантными кораблями поддержки.

Разрешив солдатам разойтись по палаткам и домикам, Эшли направилась к палатке-столовой, где уже были накрыты столы. Сняв пробу и расписавшись служебным световодом-кодатором в журнале, сержант Уильямс подождала, пока космопехотинцы приступят к завтраку. Привычно прислушивалась к разговорам солдат за столами, проверяла готовность кухонного наряда к приготовлению обеда, быстро поела и направилась к периметру лагеря, намереваясь обойти посты.

Кайден сегодня будет очень занят на охране посадочной площадки фрегата и площадки со Жнецом. Если Шепард и протеанин загружены работой на двух археологических площадках, то у Аленко полно забот с охраной периметров площадок, где стоят корабли. Местные жители почувствовали, что фрегат-прототип готовится к отлёту и теперь почти каждый час кто-то из местных нарушал границу охраняемой зоны, чтобы увидеться и поговорить с кем-нибудь из нормандовцев. Да, женщины — члены экипажа и команды корабля уже несколько дней ходили по близлежащим селениям, общались с местными жителями, но, вполне возможно, иденцам этого уже перестало хватать. Как бы там ни было, Кайдену придётся поработать над усилением охраны периметра стояночных площадок. А это может занять не один и не два часа, а несколько суток.

Уильямс угадала правильно. Кайден действительно всё утро общался с задержанными местными жителями, стремившимися подойти поближе к кораблям: сначала — к фрегату-прототипу, а потом — и к Жнецу. Дети, подростки, молодые люди, несколько пенсионеров. Всем им было интересно, каковы же эти два корабля вблизи. У визитёров не было никакого страха перед Жнецом. Не только потому, что рядом с "креветкой" находился земной военный боевой корабль, нет. Но и потому, что шок, вызванный внезапным появлением такого корабля, уже прошёл. Уступив место любопытству и... спокойствию.

* * *

Домик-вагончик, куда определили задержанных местных жителей, встретил лейтенанта Аленко сдержанным гулом голосов — люди переговаривались между собой, показывали друг другу снимки на экранах инструментронов, прислушивались к рассказам. Говорили, конечно, больше о том, как прибыл на Иден Жнец. Но и о том, как следом за ним прибыл земной фрегат — не забывали упомянуть. Уважительно так упомянуть, спокойно. Да, гордость за то, что земной корабль сумел остановить Жнеца, не проскальзывала — сквозила в разговорах.

То, что их задержали и препроводили в этот вагончик до прибытия офицера, местных жителей не удивляло и не возмущало: порядок есть порядок. Сержант-полисмен, присутствовавший в зале, где на скамьях разместились задержанные, вполголоса отдал Кайдену короткий рапорт. Отметил, что никаких проблем дежурной смене охраны периметра задержанные не доставили.

Представляться не пришлось — Кайдена узнали, сдержанно поприветствовали.

Переговорив с несколькими пожилыми иденцами, обменявшись несколькими фразами с молодёжью, Аленко вместе с дежурным сержантом проводил местных жителей до границы охранной зоны. Попрощался и вернулся в балок.

Предстояло прочесть рапорты полисменов, осуществлявших задержание, с некоторыми, кто находился в составе дежурной бодрствующей смены, переговорить более подробно — вдруг они вспомнят что-либо настораживающее.

Несколько десятков минут чтения и разговоров — и лейтенант покидает домик, возвращаясь на фрегат, в свою каюту-выгородку.

Взглянув на часы и подивившись точности внутреннего "хронометра", несколько минут назад доложившего, что в двадцатичетырёхчасовом цикле наступило время полудня, Аленко с грустью посмотрел на настенный экран, транслировавший изображение площадки у трапа "Нормандии".

Ночь продолжала держать планету в своих объятиях.

Предстояло пообедать, а потом — полететь на дежурном челноке на первую, а затем — на вторую археологические площадки. Шепард с Явиком уже улетели туда. Дежурный челнок четверть часа тому назад вернулся. Неугомонные, что коммандер, что протеанский воин: проверяют всё сами, доверяют только своему восприятию, а не письменным и устным рапортам и докладам. Наверное, так и надо действовать. Теперь, когда до вторжения Жнецов в Галактику осталось так мало времени.

Неспокойно на душе. Раньше, когда Аленко почти что инстинктивно ограничивал себя в проявлении чувств и эмоций... Не желая расплачиваться за "вспышки" часами жуткой головной боли, он научился многие вещи воспринимать отстранённо. Как сквозь некую вязкую почти непрозрачную стенку.

Теперь же, зная, что мигрень не будет властвовать над ним ни минуты, ни секунды, он... опасался. Не за себя, не за своё состояние — физическое или психическое. За Эшли. Она, скорее всего, останется здесь, на Идене, когда "Нормандия" уйдёт к Цитадели. Надолго останется.

Может быть, космопехотинцев попросят провести занятия с местными ополченцами. Научить стрелять, маскироваться, азам первой помощи при ранениях и травмах, более серьёзных, чем банальные растяжения и ушибы. И всё равно, если фрегат ещё может уйти из-под огня "креветки", то планета... не сможет. И Эшли... она может пострадать.

Космопехоту бросят на отражение ударов десантных сил Жнецов. Прежде всего — гетов. Этих шагоходов. Безжалостных, ведомых сетевым искусственным интеллектом. Кайден точно знал, что космопехотинцев не учили воевать с гетами, не учили воевать с роботами. Хотя, конечно, в земной литературе было предостаточно художественных произведений, в которых люди противостояли синтетам, но то — литература, а это — реальность, где всё — сложнее и тяжелее. Во много раз. Если Жнецы придут к Идену, а они придут — в этом Кайден не сомневался, то... массовые десанты гетов станут вполне обычным делом. И этим гетам придётся противостоять. Гражданским в большинстве своём людям придётся воевать с разумными машинами. Вот что страшно. А Жнецы... эти полумашины, эти полуорганические, полусинтетические создания... К планете, столь густо заселённой разумными органиками придут теперь не единицы — десятки таких "креветок".

И тогда... иденцам придётся воевать в условиях блокады. Воевать придётся всем — и старикам, и маленьким детям. Война о возрасте не спрашивает, она спрашивает, готов ли разумный встать на Грань — и победить врага. Победить — или погибнуть. В предстоящей войне пленных не будет, военнопленных — тем более. Одно неверное движение, один неверный шаг — и человек будет превращён в хаска. Такого, как Сарен. Или такого, каким была Бенезия. Тысячи, десятки тысяч послушных воле Жнецов хасков. Турианцев, азари, саларианцев, кварианцев.

Любой локальный внутрирасовый или межрасовый конфликт мерк перед масштабами противостояния, которое должно было начаться совсем скоро. "Теперь ты в армии, мальчик", — вспомнил Кайден слова из хорошо известной любому военнослужащему Альянса Систем песни. Так же, пусть несколько другими словами, говорил тот турианец, которого Кайдену пришлось убить. Какая там армия, на "Нулевом скачке" — то?! Но этот турианец видел перед собой не детей, он видел новобранцев, которых надо было без всяких скидок на возраст кошмарить и муштровать. Тогда этот инструктор повёл себя не лучшим образом. Тогда... А сейчас именно таких безжалостных инструкторов потребуются десятки и сотни. Потому что только они своими жестокими методами будут способны быстро сделать из вчерашних гражданских органиков опытных, злых и беспощадных к врагам солдат. Медлить нельзя будет — враг опытен. Жнецы много раз приходили в Галактику и победителями уходили из неё тоже много раз... Теперь предстоит попытаться сделать невозможное — победить Жнецов. Победить многократных победителей. Победить так же, как он, подросток Кайден Аленко победил того жестокого турианца-инструктора. Победить, уничтожив. Чтобы никогда больше никакие Жнецы не приходили в Галактику за страшной данью. Чтобы никогда больше разумная высокоорганизованная органическая жизнь не была с пугающей, замораживающей душу регулярностью уничтожена.

Появление среди разумных органиков протеанина Явика — представителя расы, первенствовавшей в прошлом Цикле, считавшейся полностью уничтоженной более сорока тысяч лет назад, можно было счесть знаком, о котором земные и, наверное, не только земные литераторы исписали сотни и тысячи пластиковых, а чуть раньше — бумажных страниц. Знаком, что страшная тенденция, страшная цепочка Жатв может быть окончательно, безвозвратно прервана. Навсегда прервана.

Да, прервать её, эту цепочку, будет невероятно тяжело. Трудно и — тяжело. Многие разумные органики — погибнут. Многие — станут хасками. Нельзя недооценивать мощь Жнецов. Недооценка такого врага ведёт к гибели любого из его оппонентов, будь то люди, азари, турианцы или саларианцы с кварианцами. Ведёт к гибели не отдельных представителей — всей расы. Жнецы не будут церемониться. Их задача — уничтожение всех носителей разумной органической жизни в масштабах Галактики. Ни больше — ни меньше.

Есть перспектива: сопротивляться годами и десятилетиями. Главное — выдержать первый удар, выдержать первый натиск. Не отступить, не испугаться, не запаниковать, не сломаться. Выдержать.

В коридоре послышались шаги множества людей. Прислушавшись, Кайден успокоился: это возвращались с пробежки космопехи бодрствующей смены группы охраны и обороны фрегата. Ричард Дженкинс командовал вполголоса, но традиции — несколько кругов по коридорам и переходам фрегата — изменять не собирался.

Аленко усмехнулся — хорошо ещё, что не заставляет горланить знаменитую "Теперь ты в армии, мальчик". Хотя, чего тут особо заставлять-то? Полисмены, проходившие под руководством капрала курс десантной подготовки, вполне были согласны погорланить такую известную песню. Сразу и ритм чётче становится, и шаг — твёрже, и настроение поднимается, несмотря на то, что вокруг — темнота иденской ночи.

Если уж полисмены согласились переквалифицироваться в десантников, то чистые армейцы и подавно озаботились повышением своей квалификации: трюмные залы не пустуют, тренажёры не простаивают, по коридорам и переходам фрегата снуют люди в скафандрах. Сначала коммандер Шепард облачился в скафандр, потом нормандовцы увидели протеанина в боевой броне. Куда уж тут деваться — облачились, не забыли и про шлемы, и про полный комплект вооружения.

Теперь полисмены вполне профессионально заняты совершенствованием многих нормативно-правовых актов, регламентирующих жизнь и деятельность нормандовцев. Кому как не им, военным правоохранителям, заниматься этим? Командование фрегата, конечно, принимает в этом процессе самое активное участие, но всё же профессиональные военные правоохранители обладают и более специфическим практическим опытом, и взгляд и восприятие у них натренированы особо. Неспециалист может многое пропустить, специалист — вряд ли. А теперь — особенно.

Иденцы понемногу перестраиваются на военный режим жизни и работы. Да, нормандовцам пришлось надавить и на районных, и на планетных чиновников Иден-Прайма, но результат уже виден — простые жители, колонисты планеты первыми глубоко поняли, что именно им надо начинать готовиться к отражению Вторжения, к противостоянию со Жнецами.

Местные генералы ополчения... они, как всегда, готовятся к минувшей, а не к предстоящей войне. Читая отчёты и рапорты, Аленко всё чаще ловил себя на мысли, что сейчас главную роль в подготовке к войне со Жнецами будут играть простые иденцы, а не их немногочисленные, не желающие напрягаться руководители — хоть военные, хоть гражданские.

Информация о происходящем уходит с Иден-Прайма в другие звёздные системы, в другие человеческие колонии. Ведь о полной информационной блокаде планеты речь никогда не заходила. Не тот повод, не те предпосылки, чтобы говорить о возможности установления такой блокады. Тем более что и о полёте к Цитадели по-прежнему говорят, как о чём-то совершенно реальном и обязательном для выполнения, все нормандовцы.

Служба радиоперехвата "Нормандии" регулярно докладывает командованию фрегата о том, как информация о происшедшем и происходящем на Идене распространяется от одной человеческой колонии к другой. Люди начинают готовиться. Сами, без приказов, распоряжений, понуканий. Потому что альтернативой подготовке может быть и будет только физическая гибель расы землян. Турианцев, саларианцев, кварианцев, азари люди не упрашивают, не агитируют отказываться от мирного графика жизни. Жестокий принцип "умному — достаточно" позволяет не тратить время и ресурсы на такие малоэффективные уговоры.

— Сэр, — на пороге возник Ричард. — Время обеда.

Немногословным стал Дженкинс. Это — хорошо, — отметил Кайден, вставая с жестковатого рабочего кресла у столика, на котором светился экран ноутбука. — Надо идти. Все собрались и офицерское присутствие необходимо:

— Идёмте, капрал. — Кайден, встал, пристегнул шлем к поясу, пропустил вперёд Дженкинса и вышел из каюты, прикрыв за собой створку.

Небольшой зал был полон — пришли почти все свободные от вахты полисмены. Кайден и Ричард не стали занимать отдельный небольшой столик, сели за общий стол, приняли участие в коротком обсуждении происшедшего за последние несколько часов. Такое обсуждение становилось у нормандовцев традицией.

Дневальные быстро разнесли бачки с пищей по столам. Застучали, зазвенели ложки о тарелки и миски, разговоры плавно угасали — люди отдавали должное телесной пище.

После обеда Кайден не стал возвращаться в свою каюту — надо было обойти посты на Периметре. Спустившись по едва освещённому софитами корабельному трапу на плиты площадки, лейтенант направился к дальнему краю охранной зоны.

Послышался шелест и над головой офицера прошёл челнок. Проводив взглядом машину, уходившую в небо, Кайден отметил, что Шепард и Явик отправились на одну из двух специальных археологических площадок и, скорее всего, пробудут там долго. Время окончания бурения вертикальной шахты приближалось к концу, до окончания проходки горизонтального тоннеля оставались ещё сутки. Земные, не иден-праймовские, к счастью.

Проверяя посты, Кайден внимательно посматривал по сторонам. Ночь — такое время: всякое может быть. Стоявшие на постах военные полисмены успели задержать двоих подростков, пытавшихся "просочиться" к лапам Жнеца. Пришлось провести воспитательную и разъяснительную работу, сообщить родителям, что их дети в безопасности. Хотя какие там дети — по тринадцать-четырнадцать лет пацанам. Парни кивали, мялись, слушая рассказ Аленко о том, что может сделать Жнец, если оживёт, посматривали по сторонам, в надежде, что им всё же не сегодня так завтра, но удастся пересечь "запретку".

Кайден отметил это стремление, сказал чётко и ясно, что в следующий раз церемониться с визитёрами охрана Периметра не будет. Они уже будут доставлены не к родителям, а в местные правоохранительные органы — пусть они теперь с ними разбираются.

Парни покивали, вроде бы прониклись. Кайден разрешил полисменам отпустить задержанных. Не пришлось специально уточнять, что необходимо усилить наблюдение и повысить бдительность. Всё же близость Жнеца заставляла отбросить в самый дальний угол любые надежды на лёгкое и беззаботное будущее.

Площадь зоны посадочных полей, закрытой для местных жителей, была достаточно большой. Косясь изредка в сторону громады Жнеца, Кайден продолжал неспешно идти по тропинке от поста к посту. Всё же корабль — Жнец впечатлял даже сейчас, когда, казалось бы, его силуэт стал для жителей Иден-Прайма привычным и обычным. Разведчик, наблюдатель. Так уж случилось, что встретились два разведчика, а не два чисто боевых обычных корабля. Может именно то, что встретились разведчики, позволило обойтись без развёртывания полномасштабного конфликта? Может быть.

Думать о том, что было бы, если бы... не хотелось. Совсем не хотелось. Потому что... потому что тогда могла бы очень пострадать Эшли. Она не стала бы прятаться, не стала бы отсиживаться в тылу. Кайден знал, что она очень переживает за своего деда, сдавшего турианцам во время Войны Первого Контакта одну из человеческих колоний. Сдавшего, чтобы избежать ещё больших жертв. Не поняли тогда генерала его вышестоящие командиры. И на семью Уильямс легло пятно. Эшли верит в идеалы Альянса, верит осознанно. Для неё это — не пустые слова, не сухие формулировки, годные разве что для политбесед. Пусть верит. Потому что без такой веры... будет трудно противостоять Жнецам и их пособникам.

Больше двух часов лейтенант потратил на проверку постов и обход периметра. Вернувшись на борт фрегата, он доложил о результатах проверки Андерсону и получил разрешение отдыхать.

Войдя в свою каюту, Кайден взглянул на часы — половина шестого вечера по двадцатичетырёхчасовому суточному циклу. Пройдёт ещё минимум тридцать часов, прежде чем станут ясны результаты бурения шахты и проходки тоннеля. А там — несколько дней и фрегат возьмёт курс на Цитадель.

* * *

Андерсон, разрешив Кайдену покинуть командирскую каюту, сел в кресло, пододвинул к себе клавиатуру ноутбука. На его имя поступило интересное предложение от одного из достаточно высокопоставленных районных чиновников. До разговора с Кайденом командир фрегата успел ознакомиться только с аннотацией к письму, теперь же предстояло прочесть основной текст. Стандартные две страницы древнего формата А4 — любимый всеми чиновниками-землянами объём документа. Предложение и в самом деле было интересным: районная власть предлагала командованию фрегата рассмотреть вопрос о проектировании и строительстве базы для фрегата. Сначала — простого охраняемого и минимально оборудованного стационарного посадочного поля, а затем — полноценной закрытой базы. И это предложение местные чиновники делали нормандовцам накануне войны. Большой войны, рисковавшей стать очень длительной.

Прочитав несколько раз текст письма, Андерсон снял пальцы с сенсоров клавиатуры, откинулся на спинку кресла, прижав затылок к подголовнику. Над прочитанным надо было хорошо и, главное — достаточно долго подумать, поразмышлять. Не следовало торопиться давать согласие, но не следовало, по всей вероятности, спешить и с отказом.

— Прессли, Адамс. Зайдите, — коротко, вполголоса распорядился Андерсон, на секунду прижав сенсор на наушном спикере. — Есть информация, надо обсудить.

Несколько минут — и навигатор и главный инженер фрегата садятся в кресла у рабочего командирского стола. Андерсон разворачивает экран своего инструментрона к собеседникам, пододвигает к ним поближе клавиатуру и кивает, призвав ознакомиться с текстом документа. Торопить коллег он не собирался — времени было предостаточно. Такой проект, если даже начать его воплощать в жизнь... дело не одного месяца.

— Думаю, это, — Адамс указал на инструментрон, — крайне преждевременно.

— Уточните, — спокойно и тихо попросил Андерсон.

— Мы на этой планете не останемся. Нам предстоит полёт к Цитадели, а там... Вряд ли мы вернёмся сюда когда-нибудь в более-менее обозримом будущем, — сказал главный инженер корабля. — И, если иденцы-районщики собираются строить нам здесь какое-то посадочное поле, а затем — базу, то я считаю, что это — пример нецелевого, немотивированного использования и средств и ресурсов. В общем и целом, командир, я эту затею поддержать не могу. Хотя понимаю, что так или иначе, в будущем, нам, вероятно, придётся иметь такую возможность, — Адамс коротким движением указал пальцем на экран командирского инструментрона, — в виду ещё очень долго. Я не верю, что иденцы откажутся от этой затеи легко, просто и быстро.

— А ваше мнение? — Андерсон повернулся, крутнувшись в кресле, к Прессли.

— Да пусть строят! — навигатор взмахнул рукой. — В конечном итоге мы здесь, как правильно говорит главный инженер, не останемся, а вот другие альянсовские корабли будут и до войны и во время войны остро нуждаться в обустроенных наземных базах. Так что наша это будет база или не наша — не принципиально и не важно. Хотят иденцы построить какую-то простейшую базу с одним посадочным столом — пусть строят. Это — их планета, здесь они — хозяева. Не вижу оснований запрещать или препятствовать, тем более что мне кажется: нас просто проинформировали о намерениях, а вопрос в принципе уже решён — они будут строить эту базу, даже если мы откажемся в этом предприятии хоть как-то участвовать.

— Какую реакцию с нашей стороны вы, коллеги, сочли бы нормальной? — задал очередной вопрос Андерсон.

— Принять к сведению, — сказал Адамс. — Без дальнейших уточнений и конкретизации.

— И не выражать явно ни согласия, ни протеста, — дополнил Прессли. — Нужна им эта база — пусть строят. Не факт, что она сохранится до конца войны со Жнецами — всякое может быть. А после победы над "креветками" — будет видно. Сейчас же что-то конкретное решать — нельзя. Мы в этом участвовать не должны.

— Хорошо, — подумав, подвёл итог Андерсон. — Согласен. Спасибо, коллеги, — он встал, проводил Адамса и Прессли до двери каюты, закрыл за ними створку, вернулся к рабочему столу и быстро набросал на экране проект ответного письма.

Четверть часа — и окончательно оформленный документ был отослан, а Андерсон выключил ноубук и встал, решив подойти в очередной раз к закрытому бронезаслонкой иллюминатору. Он любил вот так прерывать работу и подходить к окну каюты. Расфокусированный взгляд командира фрегата очерчивал силуэт хозяина каюты, изредка останавливался на разноцветных пятнах изображений, выводимых на настенные экраны.

Андерсону не нравилось вот так просто "держать" корабль здесь, на планете. Держать в бездействии. Он вспоминал, насколько остро и полно был счастлив, когда "Нормандия" атаковала Жнеца. Да, может быть, высоколобым умникам из штабов Альянса Систем и могло привидеться, что разведывательный фрегат в принципе не должен участвовать в боестолкновениях, тем более, если оппонентом выступает сверхдредноут, но... Какой "Нормандия" тогда боевой корабль? Может, честнее будет снять с фрегата-прототипа "ПОИСКи", оба "Таникса", а также все "небольшие приложения", разоружить экипаж и команду, оставив разумным органическим обитателям фрегата только маломощные гражданские "стволы"? Тогда, по меньшей мере, можно рассуждать о том, что безоружный корабль должен был бежать от сверхдредноута, бежать на самой полной скорости! Но если "Нормандия" является боевым разведывательным кораблём, а не гражданским судном, то... Значит ли это, что использовать фрегат в качестве некоей базы для осуществления работ на вполне благоустроенной и заселённой людьми планете — это правильно?

Андерсон раз за разом прокручивал в памяти цепочку событий за последние несколько суток. И — пытался заглянуть в самое ближайшее будущее. Несколько суток — и тоннель будет закончен. Ещё раньше будет закончена вертикальная шахта. Это позволит решить многие проблемы протеан. Пусть переходят в корабль, пусть переносят на его борт всё, что посчитают нужным со своей базы. Вряд ли они смогут погрузить на один, пусть даже и очень большой и вместительный боевой протеанский фрегат всё содержимое подземной базы, но... Если они погрузят самое ценное и смогут вывезти незаметно с планеты, не засветив корабль, то уже это можно будет считать победой. Явик останется единственным выжившим протеанином, но никто не будет уверен в том, что и другие протеане смогли выжить. Разговоры, конечно, будут, но ведь и о Бермудском треугольнике и его тайнах земляне говорили на протяжении десятков лет, а толку? Разговоры остались разговорами, а треугольник — треугольником. Сейчас главное — дожить до старта протеанского корабля. Это — минимум декада. Эту декаду надо как-то прожить. Постараться прожить. Потом, когда протеанский фрегат покинет Иден-Прайм, сможет стартовать и "Нормандия".

Жнец... Даже если его старт с Идена будет зафиксирован, то где потом искать этот корабль? Явик как-то обмолвился, что такие корабли обладали во времена всевластия Протеанской империи весьма совершенными технологиями маскировки. Вряд ли на корабле-разведчике стоят устаревшие с тех пор системы, позволяющие "засветиться". Нет, системы там достаточно современные, совершенные. Значит, вторым всё же с планеты должен уйти не фрегат "Нормандия", а Назара-наблюдатель. А фрегат "Нормандия" уйдёт третьим. Визуально — вторым, после Жнеца. Фактически — первым кораблём, потому что Жнецу-Назаре ничто не помешает закрыться при старте с поверхности Идена полем невидимости — так, кажется, Явик определил эту технологию. А там — "Клинок Ярости" в одну сторону, Назара-наблюдатель — в другую, а "Нормандия" — к Цитадели. Эту станцию фрегатовцам никак миновать не удастся. На борту — два Спектра Цитадели, Маяк, протеанин. Ситуация, как не раз говорили земные человеческие классики-литераторы, "только что резко осложнилась". Фигурально, конечно, "только что". Не за секунду, не за минуту, не за час, но — осложнилась. Значит, вероятнее всего, следующая остановка "Нормандии" будет на Цитадели.

Остановка, а не стоянка. Вряд ли после стольких суток здесь, на Иден-Прайме нормандовцы согласятся вот так просто бездеятельно простаивать на внешнем, а может быть — внутреннем рейде Станции. Предстоит решить несколько важных вопросов: Спектры-турианцы, Маяк и Явик. Остальное — мелочи, не стоящие сейчас сколько-нибудь подробного упоминания даже при таком беглом разборе ситуации. Главное — стартовать и уйти с Идена. Пусть иденцы сами делают всё необходимое для подготовки планеты и её населения к вторжению Жнецов.

Информация о вторжении уже ушла за пределы Идена, ушла в доказательной форме. Не то, что раньше — на уровне домыслов, слухов и легенд. Теперь о Жнецах заговорили как о реальной угрозе, как о реальной опасности. До цитадельских "сидельцев" это вряд ли быстро "дойдёт" — чиновники в таких направлениях способны только очень медленно думать. И ещё медленнее — соображать. А времени до Вторжения остаётся мало. По космическим меркам — так очень мало.

А по земным? По земным меркам — ещё меньше. В Альянсе — всего два десятка стран и между руководителями этих стран давно нет единства. Один "Цербер" чего стоит. Превратили общественную организацию в прямо-таки государство в государстве. Некая наднациональная, надгосударственная структура, неподвластная земным легальным властям ни в какой сколько-нибудь заметной и достаточной мере — вот что такое "Цербер". Если доклад Сташинского — правда, то... "Цербер" будет усиленно грабить протеанские развалины, добираясь до крайне ценных артефактов, не считаясь с потерями и с затратами на достижение первенства в этой сфере.

Что-то в этой организации не так. Андерсон не знал что именно не так, но чувствовал: здесь присутствует, как минимум, "двойное дно". А это — уже серьёзно. Предшественница Сташинского — член "Цербера"? Сотрудник "Цербера" — так будет правильнее обозначить эту дамочку. А "Цербер" пустяками не занимается. И, если связать появление Жнеца и то обстоятельство, что во главе археологической партии, выкопавшей Маяк, стояла сотрудник "Цербера"... К тому же — только волей обстоятельств, сложившихся не в её пользу, отстранённая от дальнейшего руководства археологами... Значит, "Цербер" погряз в весьма специфических отношениях со Жнецами гораздо глубже, чем можно было представить себе ранее. Опять "спрут"?!

Ничего не меняется, — подумав об этом, Андерсон встал с кресла, решив пройтись по каюте. Ходьба всегда его успокаивала, приводила мысли в порядок, позволяла снять неизбежное нервное напряжение. Или хотя бы ослабить пресс этого напряжения. Нет, сейчас, конечно, Карин видит, что состояние у командира фрегата — далеко не самое лучшее, но... пусть уж такое состояние, чем благодушие и ничегонеделание. Он — командир корабля и ему необходимо много, глубоко, серьёзно думать о таких вещах. Потому что кроме него — некому. Его коллеги ждут от своего командира решения или хотя бы указаний, в каком направлении теперь следует работать. Предстояло поработать на Идене эту ближайшую декаду, а там — снова уйти в полёт. Если уж космические корабли живут, как утверждают земные физики и лирики, в полётах и только в полётах, то командиры таких кораблей тем более чувствуют себя наиболее... нет, не комфортно, а нормально — именно в полётах.

Сделав несколько "кругов" по каюте, Андерсон почувствовал, что достаточно успокоился для того, чтобы вернуться за стол и продолжить работу. Пришли новые доклады и рапорты, требовавшие его внимания. Надо было через час-полтора пройтись по кораблю, посмотреть, как реально обстоят дела на борту фрегата. Не всё, далеко не всё можно узнать, увидеть и почувствовать, находясь в командирской каюте. Потому личные обходы корабля Андерсон старался делать регулярно и относился к этим обходам, как к важным инструментам поддержания ситуации на борту в норме.

* * *

Бенезия ни разу за эти сутки не смогла застать меня в каюте. Она видела меня в коридорах, отсеках и на постах "Нормандии", но там я была очень занята. "Старпом — всегда старпом, — повторяла себе матриарх, глядя на меня склонившегося над пультом или говорившего с нормандовцем. — Мешать ему сейчас — нельзя. Он занят своим делом".

Потом я неожиданно улетела на вторую базу. Туда, где продолжалось бурение вертикальной шахты. Точнее — оно уже подходило к концу. Улетела, конечно, не одина — с Явиком. Протеанин продолжал потрясать восприятие матриарха азари. Мало того, что он практически не спал, не отдыхал, не "отключался", так он ещё не исчезал надолго в своей каюте-выгородке. Его ждали, его звали, его хотели видеть и слышать очень многие нормандовцы. И протеанин был рад своей востребованности.

Рад. Хотя... Он оставался таким же собранным и малодоступным. Броню свою он не снимал сутками — для матриарха, привыкшей отмечать мельчайшие изменения, это было очевидно.

Только рядом со мной протеанин немного... оттаивал, расслаблялся, становился чуть-чуть доступнее. Явик и я образовали прекрасную мини-команду. Конечно, у каждого из них были свои функции, свои задачи и свои обязанности. Далеко не всегда нас можно было видеть вместе. Но, как вполне обоснованно полагала Бенезия, очень многие нормандовцы уже привыкали к тому, что только рядом со старпомом протеанин немного более... открыт, что-ли. Старшая Раса. Два слова, которые очень многое могут пояснить разумному, желающему понять детали.

Чем несколько часов занимались Явик и я на второй базе, Бенезия в деталях не знала. Карин снова попросила азари принять участие в очередном "посещении" отдалённых селений района и матриарх согласилась. Рядом с Чаквас и её подругами старшая Т"Сони чувствовала себя спокойно и свободно. К тому, что рядом с женщинами — членами экипажа фрегата-прототипа находится необычная матриарх азари, жители Иден-Прайма уже начали привыкать. Да, возможно, для них, она и была необычным матриархом азари. Может быть, она чем-то очень существенно отличалась от своих ровесниц. Всё же Иден-Прайм — не какая-нибудь малонаселённая планета: это очень хорошо обустроенная большая человеческая колония.

Люди совершенно не стремятся к изолированности этого мира от представителей так называемых Старых Рас: здесь живут саларианцы, турианцы. Есть пара десятков кварианцев. Есть, конечно же, азари, но вот как раз с ними Бенезия намеренно и не хотела встречаться. Так, если случайно, то можно, а вот намеренно — нет. Ей гораздо интереснее было общаться с людьми, а с соплеменницами — только если будет важная и большая необходимость. А так — нет. Что-то подсказывало Бенезии, что ещё несколько двадцатичетырёхчасовых суток — и события будут сменять друг друга очень быстро. Скоро, очень скоро отлёт.

Иногда матриарх думала: как всё же хорошо, что она теперь вернулась в нормальное состояние. Теперь только она сама решает, что, когда и как ей следует делать. Над ней никто не властен: ни нормандовцы, ни иден-праймовцы не стремятся ею командовать, на чём-то настаивать. Они только предлагают и вполне нормально воспринимают её нежелание или прямой отказ. Это так приятно...

Теперь впереди, скорее всего — Цитадель. И там она впервые, конечно же, как часто говорят люди, "расшифруется". О ней тогда быстро узнают на Тессии и в Пространстве Азари. Там, на этой гигантской станции, будет стоянка. Не остановка, а именно стоянка. И у неё там будет возможность... сделать многое. Важное. Для неё — важное. Только для неё. Она постарается помочь нормандовцам. Всем, чем сможет. Потому что она им... верит. Как мало кому в своей жизни она верила. Верит и им и верит в них. Они... смогут одержать победу над Жнецами. Они — смогут. Весь многостолетний опыт матриарха азари однозначно указывал на это. Они — смогут.

Эту уверенность Бенезия не испытывала желания облекать в слова. Она понимала и верила, что нормандовцы — смогут. Благодаря происшедшему с Джоном у галактики появился протеанин Явик, благодаря Явику очень многое изменится. Так, что об очередной победе Жнецов над разумной органической жизнью уже нельзя думать, как о чём-то неминуемом и неизбежном. Джон — единственный, кто способен понять Явика достаточно полно и глубоко. Единственный, кто сможет многое пояснить Явику так, как не сможет больше никто из нынешних органиков. И единственный, кому Явик доверяет и... особенно глубоко и полно верит.

Джон и Явик действуют. Потому что только им двоим дано выправить эту часть ситуации безопасно. Знают ли Жнецы или не знают о том, что протеане выжили — не так уж, на самом деле, и важно. У Жнецов одна задача: в очередной раз зачистить Галактику от развитой разумной органической жизни. И если под это лезвие задачи попадут в очередной раз протеане — что ж... Значит, так тому и быть. Только вот не попадут они теперь. Они будут готовиться, они будут укрепляться, они будут развиваться, они будут... помогать, оставаясь на заднем плане для очень многих разумных органиков.

Хорошо, что Явик — не одинок. Одному — очень трудно. И — горько. Явик — силён, но одиночество... Его давление очень непросто выдержать и при этом — не сломаться. Протеане живут намного дольше, чем азари, но и они... не вечны.

Явик будет воевать, будет бороться, будет помогать. Он не будет один, потому что рядом с ним — Таэла. Да, она будет скрываться, но она будет рядом с Явиком. Со своим избранником.

Бенезия сама не всегда понимала, откуда и почему она столько знает о выживших протеанах. Для неё, пожилой азари не было секретом, что нормандовцы, те, кто знает о том, что Явик не одинок, строго хранят эту тайну, ничем не проявляя вовне своей осведомлённости. И она, матриарх азари, тоже — ничем не проявляет вовне своё знание. Явик... смог сделать так, что никому из разумных органиков, не допущенных к тайне такого уровня, не удастся узнать ничего из того, что составляет суть тайны. Он — действительно Старшая Раса. Не Старая — Старшая.

Пусть протеане останутся в безвестности, пусть они укрепятся, пусть породят новые поколения. Они смогут это сделать. Смогут, потому что на их стороне — бесценный для нынешних органиков опыт. И передавать нынешним жителям галактики частички этого опыта будет протеанин Явик. Появление которого уже очень серьёзно и существенно повлияло на ситуацию. Глупо рассчитывать, что о его существовании не известно теперь за пределами Иден-Прайма. Потому что... Потому что люди — разные. Они не действуют по одному раз и навсегда установленному шаблону. Они всегда действуют по-разному, временами — очень непредсказуемо. Молодая, активная, энергичная раса.

Бенезия думала об этом, сидя в кресле челнока, летящего к очередному поселению, думала об этом, шагая к дому, с обитателями которого она ещё никогда не общалась. Думала об этом, глядя на играющих детей иден-праймовцев. Думала, видя, как ополченцы Иден-Прайма становились профессиональными воинами. Быстро и уверенно становились. Воевать со Жнецами готовились не только немногочисленные профессиональные армейцы Идена, но и ополченцы — простые, гражданские по сути своей люди.

Да, никто из разумных органиков не рождается с погонами на плечах — думала матриарх, — но люди... Они способны удивить. И они способны... повести за собой. Не уговорами, не лозунгами — собственным примером. Они не тратят время на разговоры, на убеждения. Они деятельно показывают, что можно жить и действовать по-иному. А уж выбор будет делать каждый разумный органик самостоятельно. И выбор теперь невелик: либо ты на стороне жителей Галактики, либо ты — на стороне врага. И — никак иначе. Никаких полутонов, никаких переходных этапов, никаких ситуаций, когда ещё можно будет выбирать. Время выбора сокращается... предельно.

Конечно, такие изменения на Идене — следствие работы всего экипажа, всей команды "Нормандии". Напряжённой, обманчиво незаметной и даже где-то тщательно скрываемой работы. Да, женщины — члены экипажа и команды фрегата-прототипа делают свою часть работы. Кайден Аленко — свою часть работы, Грэг Адамс — свою. Дэвид Андерсон — свою. Трудно перечислить сразу всех нормандовцев поимённо, но без них... Без них не было бы ничего. Ни усмирённого, пусть даже временно, Жнеца-Наблюдателя, ни обретения Явика, ничего. Всё было бы очень горько, больно. К этой горечи и боли разумные органики — ни иден-праймовцы, ни нормандовцы, никто из обитателей Галактики не были бы готовы. Если бы не Шепард. Если бы не его "преображение". Так, кажется, иногда говорят люди в таких случаях.

Хорошо, что ей, матриарху азари, поверили. И хорошо, что она теперь не отсиживается в одиночестве в своём салоне, а участвует наравне с другими женщинами в реальном большом и важном деле. И всё острее, полнее, точнее, глубже понимает, что она — не бесполое "оно". Она — женщина, она — мать, она — жена. У неё есть дочь и у неё есть муж. Она обязательно вернётся к Лиаре и к Этите. Вернётся, пусть даже придётся ей жить теперь очень скромно, даже бедно.

В конце концов, ей — не двести и не пятьсот лет, её жизнь подходит к концу, но, благодаря Джону и Карин, конец жизни у Бенезии был озарён таким светом, о котором она раньше мало что знала, понимала, мало верила, что когда-нибудь такой свет коснётся её. Этот свет не только коснулся её, он проник внутрь её тела, проник внутрь её души, он озарил её суть и дал матриарху новые силы, новые смыслы, новые перспективы.

Она теперь — другая. Она многое знает о том, о чём не знают подавляющее большинство её соплеменниц. Она знает, кто такие люди, она знает, кто такие протеане. Она теперь многое знает и понимает. И готова поделиться этим знанием и пониманием со своими соплеменницами. А уж они сами решат, как им следует действовать в очень недалёком будущем. В будущем, в котором центральное место займёт война со Жнецами. Война, в которой предстоит победить этих гигантских креветок и их пилотов.

Возможно, эта война будет длиться не один месяц. Возможно — не один год. Но всё равно эта война будет окончена победой жителей Галактики над Жнецами. Ради этого будут воевать иден-праймовцы и ради этого будут воевать земляне. Информация о том, что произошло на Иден-Прайме так или иначе уже покинула пределы планеты — в этом нет никаких сомнений. И те, к кому эта информация попала, конечно же, имели все возможности очень серьёзно, глубоко и долго подумать над ней.

Несколько суток. Какая разница — иден-праймовских или земных?! Это — несколько суток. За несколько суток может измениться очень многое. И многое — действительно изменилось. Пусть не всегда эти изменения заметны с первого взгляда. Нужен будет второй, третий, а если потребуется — и четвёртый взгляд. И тогда очень многие разумные, независимо от расовой принадлежности, увидят эти изменения. Или — почувствуют их. Или — поймут, в чём эти изменения заключаются.

Челнок на многие часы стал базой для женщин — членов экипажа и команды фрегата-прототипа. Раз за разом он принимал на борт своих хозяек. Бенезия, перепоясавшись привязными ремнями, засыпала в кресле. Чаквас передала ей подушку, ту самую, с отверстием, благодаря которой азари смогла сначала дремать, а вскоре — спать, не поворачивая голову, не напрягая шею.

Во многих семьях иден-праймовцев на видных местах в домах теперь горели биотические огоньки, порождённые матриархом азари. Да, всего несколько часов горения, но это пламя — тёплое, доброе, мягкое. Оно — не обжигает, не разрушает. Дети с радостью и гордостью приносили эти огоньки своим папам и мамам, сёстрам и братьям. Они смотрели на них, как на огни надежды на лучшее, на победу над страшным, сильным и опытным врагом. Несколько огоньков унесли в расположение своих частей и подразделений старшие молодые иден-праймовцы — ополченцы.

Бенезия знала об этом из рассказов своих подруг. Знала, радовалась и была удовлетворена. Разговоры, общение — это важно, а вот такое зримое, не слишком обычное свидетельство — ещё важнее. Потому что выжить в борьбе со Жнецами смогут только те разумные органики, которые объединят свои усилия. В одиночку против Жнецов выстоять — невозможно. А объединившись — можно и даже нужно. Единение усиливает, укрепляет надежду. Надежду на победу, надежду на то, что Жнецы — не всесильны, не неуязвимы.

Челнок "Нормандии", полускрытый деревьями и кустарниками, стоял неподвижно. Женщины спали или дремали — Чаквас настояла на восьми часах сна, пришлось согласиться и подчиниться. Врача такого класса, как Карин, трудно переубедить и даже Бенезия, чувствовавшая странный прилив сил, не смогла устоять перед магией негромкого, но такого уверенного голоса, совсем, казалось бы, не свойственного хирургам. Очень скоро наступят третьи сутки, а там — придут четвёртые.

День третий

Я на исходе вторых суток не стала возвращать челнок на "Нормандию". Несколько часов сна в кресле пассалона челнока — и я снова вошла в шатёр, раскинутый над буровыми установками вертикальной шахты. В моей памяти была точная карта, переданная мне в ходе ставшего привычным для меня обмена мыслеобразами с Явиком.

Корабль. Протеанский военный боевой корабль. "Клинок Ярости". По протеанской классификации — фрегат, а по человеческой — крейсер. Теперь выжившим протеанам на этот крейсер придётся переносить необходимое оборудование с планетной базы. Потом — стартовать с Иден-Прайма, чтобы уйти незамеченными, неузнанными, неопознанными. Явику предстоит решать сложную задачу: сделать всё, чтобы его считали очень долго единственным выжившим протеанином.

Глядя на "огненный венец", бушевавший на значительной глубине в шахте, я думала о том, что протеанину будет очень трудно. Нельзя считать разумных органиков идиотами и глупцами. Даже если Явик и считает большинство нынешних обитателей Галактики "примитивами", они на самом деле не такие уж и примитивы.

Явик мыслеобразами рассказал мне о том, как девочка, рождённая на Иден-Прайме, прочла больше, чем планировал и желал протеанин. Прочла не только больше, но и глубже. Прочла, можно сказать, острее. Уже хорошо. Значит, Явик скоро поймёт, что далеко не все нынешние обитатели галактики — примитивы. Наверное, так всегда было, ведь разумные органики неоднородны: кто-то лучше, кто-то хуже. Все разумные органики — разные. С этой разностью не всегда можно сосуществовать беспроблемно. Не всех разумных органиков можно понять сразу глубоко и полно. Да, на первый взгляд, нынешние органики, обитатели Галактики могут, с точки зрения выжившего протеанина, быть действительно примитивами. Но, как раз за разом убеждался старпом, только на первый взгляд.

Трудно требовать от всех стопроцентной полноты и чёткости восприятия. А без такой полноты... Хорошо, что Явик где-то в глубине своей души не будет чувствовать себя одиноким. У него есть любимая протеанка, у него есть соплеменники, с которыми так или иначе Явик будет встречаться. Пусть изредка, пусть ненадолго, но — будет видеться и общаться. У него есть любовь. Есть перспектива. Явик хочет и будет воевать со старым, хорошо знакомым врагом. Теперь — будет воевать так, чтобы этот враг терпел поражение раз за разом, слабел, становился менее многочисленным. И, в конце концов — стал историей, прошлым.

Вроде бы присутствия его, старпома "Нормандии" здесь не требовалось: бурение должно было закончиться сегодня поздно вечером, считая по двадцатичетырёхчасовому циклу суток. До этого момента нечего делать здесь, под шатром — все данные, вся информация поступает на фрегат в режиме реального времени и пока что никаких настораживающих моментов не отмечалось. Бурение проходит нормально. Осталось очень мало времени.

Замершего у ограждения Шепарда никто из археологов не беспокоил. И не только потому, что у всех техников, ассистентов, инженеров и у самого Сташинского было много работы. Но и потому, что все, кто появлялся в шатре, ощущали: сейчас лучше к капитану не подходить близко и тем более — ни о чём с ним не говорить.

Явик тоже не подходил ко мне. У него хватало дел в пределах шатра, ведь почти все члены археологической партии желали в очередной раз увидеться с протеанином, поговорить с ним. Не обязательно на служебные, рабочие темы. Да и на площадке вокруг шатра у воина древней расы было предостаточно собеседников: космические пехотинцы, стоявшие в оцеплении, тоже хотели пообщаться с протеанином. А уж о местных жителях и особенно — детях и говорить особо не приходилось. Они во множестве проникали в охраняемую космопехотинцами закрытую зону археологической площадки только для того, чтобы, преодолевая вполне понятный страх, приблизиться и прикоснуться к разумному органику, о котором раньше уверенно говорилось как о представителе вымершей расы. Если ко всему этому прибавить разрывавшийся от звонков и сигналов о пришедших сообщениях новый наручный инструментрон — можно с уверенностью сказать, что Явик не чувствовал себя одиноким.

Не чувствовал — и всё же старался быть поближе ко мне. Что-то ему в моем состоянии очень не нравилось. И не только в состоянии — в настроении тоже.

Я о чём-то думала о будущем и медлительности АС, стоя у ограждения шахты. Да еще и Бенезия влюбилась и отступать не собирается. Да, я смотрел на "корону" бура, это зрелище очень многих людей — и не только людей — завораживало, но протеанин чувствовал: я думаю о том, что не доставляет ему никакого удовольствия. Думаю об этом час за часом. Да, я прерывался для того, чтобы подойти к пультам буровых установок, взглянуть на индикаторы и экраны, прочесть показатели, уяснить изменения. Прерывался, чтобы вскрыв оболочку, торопливо втолкнуть в себя очередной армейский, а если повезёт — флотский паёк. Прерывалась — и продолжала думать.

— Внимание, — разнёсся под шатром приглушённый голос автоматического информатора. — "Корона" отключена. Производится подъём буровой колонны в исходное положение. Бурение завершено.

Я подняла голову чуть выше, повернула её, взглянув на экран пульта одной из буровых установок. Действительно. Осталось три-пять метров размягчённого горячим дыханием "короны" грунта, отделявшего теперь археологов от "спины" "Клинка Ярости". Огромный по нынешним меркам боевой протеанский корабль теперь был вполне доступен. Несколько метров грунта — и стенка внешней брони корабля станет видна, если, конечно, удалить эти несколько метров земли.

Маслянисто поблескивавшая колонна продолжала уходить вверх, складываясь "гармошкой". Я ждала. Время в очередной раз потеряло для меня значение. Где-то в глубине сознания я уже приготовился к тому, чтобы прикрепившись к подвеске, спуститься вниз, к этим нескольким метрам грунта. Что-то очень определённо подсказывало мне: там, почти на дне шахты, мне будет гораздо спокойнее, чем здесь, на поверхности Иден-Прайма.

Колено за коленом складывалась буровая колонна. Явик, поговорив с подошедшим к пультам буровых установок Сташинским, тихо приблизился ко мне. Двое техников готовили к "надвижке" на зев шахты треножник подвески: стало обычным, что я и Явик первыми осуществляем окончательную расчистку дна шахты. Мало кто из археологов знал, что именно находится там, на дне. Единицы разумных органиков знали, немногие, очень немногие — догадывались, остальные — строили самые разные предположения.

Я дождалась, когда "корона" поднимется в нерабочее положение, обернулась, кивнул оператору буровых установок, посмотрела, как быстро, чётко работают трое техников, устанавливавших над зевом шахты трапы и подвеску.

— Джон. — Явик шагнул к старпому, остановился в метре от него.

— Я должен побывать там. — Я взглядом указала на зев шахты.

Протеанин понял — от своей идеи я не отступлю.

— Хорошо. Тогда я — с тобой, — воин древней расы махнул рукой техникам, устанавливавшим дополнительный шатёр вокруг шахты. Слов не потребовалось — всё уже было обсуждено и согласовано заранее: новый шатёр скроет и протеанина и человека на... на столько, насколько потребуется.

Подошедший к капитану техник помог офицеру облачиться в "систему", проверил крепления, кивнул, отошёл к поручням, пропустив Шепарда на мостки. Явик шагнул следом за человеком, подождал, пока Шепард сам проверит подвеску и крепления.

— Поехали, — тихо сказал капитан, первым шагнув за ограждение мостков. Несколько минут — и вокруг — только стенки шахты, а ноги чувствуют мягкость и податливость грунта, отделяющего двух разумных органиков от "спины" корабля.

Протеанин не стремился держать меня под прицелом своих глаз — он почувствовал, что я немного успокоилась, едва ступила на "подушку" размягчённого "короной" грунта. Несколько десятков метров отделяли нас от верхнего двойного шатра, услышать их стоявшие у ограждения техники и инженеры могли бы, но Явик не собирался давать им такой возможности — пальцы правой руки воина древней расы обхватили запястье левой руки Шепарда. Тот не стал взглядывать на Явика — и без этого взгляда было всё ясно. Обмен мыслеобразами стал для меня привычным делом — в этом Явик уже не сомневался. Молчание помогало им общаться так, что очень многое оставалось закрытым, недоступным и неизвестным для окружающих разумных органиков.

Сейчас мне было тяжело. И то, что я стоял здесь, на "спине" "Клинка Ярости", рядом с воином древней расы, лишь в самой малой степени помогало ему чувствовать себя увереннее и спокойнее. Я волновалась и тщательно скрывала своё волнение. Я не любила чувствовать себя слабой, не любил чувствовать себя беспомощной. И не любила, когда моя слабость и его беспомощность видели или чувствовали окружающие разумные.

— Джейн, — мыслеобраз, посланный Явиком, коснулся сознания человека. Первым моим желанием было "закрыться", но я сдержалась. Ответный мыслеобраз в самом общем виде можно было озвучить, как "Что?". В ответ Явик промолчал, задержавшись с ответом на несколько секунд, но потом всё же прислал новый мыслеобраз. — Мы здесь — одни, постарайся расслабиться.

— Не могу, — ответила я коротким мыслеобразом. Явик не смотрел на меня, его взгляд скользил по стенкам шахты. Протеанин чувствовал, что я успокоилась недостаточно, а расслабилась — и того меньше. — Я оказалась не готова к такому... — помедлив, старпом послал новый мыслеобраз. — Совсем не готов. А меня... меня вроде бы готовили. Но — не к такому. Если я не готов, то другие... совсем не готовы. И рискуют погибнуть. Потому что я... снова оказался не готова.

— К такому никто... — помедлив, ответил мыслеобразом Явик, — почти никто из разумных органиков не готов. Мы, протеане, тоже оказались к этому не готовы. Не готовы отступать, не готовы гибнуть во множестве, не готовы отдавать территории "под зачистку", — протеанин не стал обращаться ко мне ни по имени, ни по званию. Сейчас это было излишним. — Мы пытались задержать приход своего окончательного... поражения, но... две тысячи лет оказались слишком... коротким сроком. На больший срок мы оттянуть... не сумели, — не уточняя, ответил мыслеобразом Явик.

— Мы разобщены, разъединены. У вас — была империя, вы были сильны, а тут... Тут каждый разумный будет тянуть в свою сторону. И в результате — нам не "светит" выдержать две тысячи лет боёв... У азари есть спецназ, у людей он тоже есть, но... Против такого спецназ вряд ли поможет. Тут нужна массовость, а её не будет. Мы... Мы рискуем не успеть. — Шепард старался не двигаться, старался не смотреть на стоявшего рядом протеанина. Землянину казалось не слишком обоснованным и необходимым стоять сейчас здесь, на "спине" протеанского фрегата. Явик, считывавший состояние собеседника, ощущал, что я чувствую себя беглецом, пытающимся скрыться от... трудностей?! Нет, скорее всего — от себя самой, от своих размышлений, от своих мыслей. От самокопания. Но от такого — не убежишь. Нельзя убежать от самого себя.

— Мы — будем воевать, — новый мыслеобраз вошёл в мое сознание. — Мы будем готовиться и бороться, Джейн, — подтвердил протеанин. Услышав, почувствовав своё имя, я чуть выпрямилась. Может быть, инстинктивно. Но — выпрямилась.

Явик чувствовал, что я думаю не о себе. Я продолжала думать о других разумных, которым суждено было погибнуть.

— Мы будем воевать, — подтвердил протеанин. — Потому что... Потому что "зона молчания" над Иденом оказалась не слишком плотной. — Явик помедлил несколько секунд. — В Галактике многие... очень многие разумные органики восприняли случившееся здесь, за последние несколько суток... правильно. И потому они будут действовать. А не ждать. Подготовка начата, Джейн. — Явик и в этот раз не стал поднимать взгляд на меня. Понимал, что мне будет тяжело принять этот взгляд, ощутить его на себе. — Благодаря тому, что ты сумел подготовить экипаж и команду корабля. Да, Джейн, ты сумела подготовить их! И потому они не погибли, не были ранены, не пострадали. — Явик помедлил с новым мыслеобразом. — Да, иденцы почти восстановили инфраструктуру, которая была задействована в противостоянии, — протеанин не стал уточнять, с кем. — И теперь делают очень многое для того, чтобы устоять при первом, самом сильном, самом мощном ударе. Они видели этот бой, Джон. Они видели этот бой и поняли очень многое. По-разному, но — поняли.

— Этого — мало, — ответный мыслеобраз, присланный собеседнику Шепардом, был коротким и слабым.

— Нет, Джейн. Этого — не мало, — возразил протеанин. — Не мало, потому что в противном случае никто бы не успел правильно прочесть содержимое основного послания Маяка. Согласен, немногие разумные органики и сейчас прочли послание полностью. Очень немногие. Но благодаря этим немногим... Остальные, не прочитавшие послание, поняли достаточно. Как кто сумел, конечно. Поняли — и стали действовать, стали готовиться. Мы, отступая и умирая, расставляли эти Маяки. Их было немного. Очень немного. Сколько — даже не скажу, потому что точно — не знаю. Но уверен — немного. Жнецы наступали. И их, наступавших, мы сдерживали... своей верой в то, что в будущем Жнецы будут уничтожены. Такое зло... Такое воплощение зла, — Явик исправил мыслеобраз на лету, — не может, не имеет права на существование.

— Мы медлим... — сказала я ответным мыслеобразом. — Мы медлим, Явик. Когда... меня прижало там, в том салоне, я почувствовала, насколько мы медлительны. Насколько мы неспешны. Это... может стать причиной нашего поражения.

— Нет, — лобастая голова протеанина едва заметно мотнулась. — Мы не потерпим поражения, Джейн. На этот раз мы имеем шанс победить. И мы этот шанс используем.

— Какой шанс, Явик? — я осторожно повернула голову и мой взгляд коснулся глаз собеседника. — Мы — не готовы. Мы — медлим, мы — тормозим. Половина... Половина населения Идена вообще не думает о предстоящей войне. А там... — взгляд старпома на несколько секунд поднялся вверх. — Там вообще никто не хочет отказываться от излишеств.

— Шанс на победу, Джон. — Явик не пожелал уступить, но по-прежнему не стал взглядывать на Шепарда. — Шанс — на победу. У вас есть такое выражение... я его нашёл на одном из сайтов в вашем Экстранете: "У победы много отцов...". Именно потому, что за победу будут драться очень многие...

— Там, Явик, в этом выражении, есть и вторая часть, — помедлив, ответила мыслеобразом я. — И ты эту вторую часть — знаешь.

— Есть, — согласился протеанин. — Нас могут попытаться разделить, отключив ретрансляторы, — лобастая голова воина древней расы качнулась, отметив согласие со сказанным. — Могут попытаться разделить, — повторил он. — Физически. Но — не морально. Не духовно. Потому что мы все — разумные органики. Мы родились ими. И мы останемся ими. До конца останемся. И только от нас, от каждого зависит, какой будет конец. А он будет. Для Жнецов — будет. А для нас будет — продолжение. Потому что за победу будут сражаться очень многие. В наше время... Так не сражались. Так — не готовились. — Явик чуть опустил голову, посылая новый мыслеобраз. — Потому что... Потому что в наше время не было надежды. А сейчас она — есть, Джейн. Она — есть, — повторил протеанин коротким мыслеобразом. — Есть, несмотря на то, что ты чувствуешь, насколько медленно, насколько нехотя начинают готовиться к предстоящей войне иденцы. Есть, потому что о происшедшем здесь, на Идене, знают не только чиновники, но и очень многие простые разумные обитатели Галактики. Знают, ведь мы не стали закрывать инфообмен Идена полностью. — Явик помедлил несколько секунд. — Не стали, хотя... Могли, конечно. Знают и — действуют. Не ждут, а действуют. И — правильно действуют, Джейн. Сами действуют.

— Считая нас, нормандовцев...

— Таковы законы восприятия, Джон, — едва заметно усмехнулся протеанин, зная, что я почувствую его усмешку и оценю её правильно. — Мы не будем во главе, мы не будем руководить Сопротивлением. — Явик сделал шаг в сторону, отошёл от меня. — Не будем, Джейн. Я знаю, ты почти постоянно думаешь об этом. И не хочешь, чтобы нас, нормандовцев, считали чем-то вроде штабистов. Иденцы действуют сами и никто из нас, нормандовцев, не смог бы сделать за иденцев то, что они уже сделали за эти несколько суток. Эта подготовка... она осуществлена иденцами почти без любого нашего участия. Ну, разве что — самого малого. И так будет везде в Галактике.

— Мы медлим, Явик. Медлим. И за эту медлительность... — новый мыслеобраз, пришедший от Шепарда, коснулся сознания протеанина. — Мы будем отвечать... платить... кровью.

— Да, Джон. Мы — медлим, — подтвердил протеанин. — Но если мы попытаемся сломать эту медлительность... вторжение Жнецов в Галактику — будет моментальным. И тогда... тогда мы можем не выстоять. Нам нужно время, Джон. Время на подготовку. И медлительность наша — это плата за предоставление нам всем этого времени. Не будет у нас этого времени — не будет победы.

— Всё равно, мы непозволительно медлим, — мыслеобраз, пришедший от меня, дал возможность протеанину ощутить всю силу несогласия коммандера со сказанным Явиком. — Мы... Мы хуже, чем улитки... Большинству — всё равно.

— Так всегда было есть и будет, Джейн, — ответил мыслеобразом Явик. — Так всегда было. И будет, — повторил протеанин, уверенный, что собеседник поймёт повтор правильно. — Потому что большие и резкие изменения... противоестественны. Мы смогли выиграть главное — время. И мы его не упустим. Мы его используем... — Явик не стал в этот раз начинать убеждать меня в ненужности таких мыслей. — И мы — победим. У нас есть надежда на победу, Джейн. Эта надежда получила энергию, получила право на жизнь, на существование, на силу. В моё время, Джейн, надежды не было. Потому что... потому что мы задавили разность. Мы создали империю, мы создали единство и почти уничтожили неодинаковость составлявших её частей. Достаточно было Жнецам понять одну деталь... и они понимали большую часть Империи... Мы слишком поздно поняли, что натворили, уничтожая неодинаковость... Слишком поздно, — с горечью повторил в мыслеобразе Явик. — У вас... есть эта разность, есть эта неодинаковость. Потому... Жнецам будет очень трудно первым же ударом сломить сопротивление нынешних жителей Галактики. Да, да, Джейн, даже при равнодушии, даже при неготовности — очень трудно. — Явик добавил в мыслеобраз, адресованный Шепарду, побольше уверенности. — Мы продолжаем готовиться. Не только здесь, на Идене, но и во многих других местах. Продолжаем, Джон. — Явик помедлил несколько секунд, затем послал новый мыслеобраз. — Давай посмотрим характеристики шахты и будем... подниматься. У нас ещё очень много дел, Джон.

— Давай, — мыслеобраз от меня был более спокойным и мягким. Явик отметил это автоматически, немного расслабившись и успокоившись. В течение часа они обследовали с помощью приборов, встроенных в наручные инструментроны, стенки и "пол" шахты, уточнили характеристики земляной "подушки". Шахта была необходима и как аварийный дополнительный вход в корабль и как своеобразный клапан, снимавший со "спины" фрегата излишнюю нагрузку. Предстоял старт корабля под маскировкой. Надо было осуществить цикл работ на поверхности, за пределами шатра шахты. Теперь можно было заняться и этим — бурение вертикального ствола шахты было завершено.

— Поднимаемся, — тихо сказала я, закрепляя карабины на кольце. Явик, закрепив свои карабины, только коротко кивнул.

Несколько минут неспешного подъёма — и человек с протеанином оказываются на мостках. Сташинский подождал, пока Шепард и Явик отсоединят свои "системы" от кольца подъёмника, шагнул навстречу. Короткий обмен мнениями, передача файлов с собранными данными.

— Пусть всё так и остаётся, профессор, — сказал Явик, почти убрав из своего голоса стрёкот. — Контролируйте состояние шахты, — он помедлил, затем добавил. — Я не ставлю "подушку" под контроль, но... — протеанин взглянул на напрягшегося Шепарда. — Нам обоим надо возвращаться на корабль, профессор, — взяв капитана за руку, протеанин неспешно прошагал к выходу из шатра.

Сташинский отдал несколько распоряжений. Через несколько минут вокруг шахтного ствола были поставлены дополнительные ограждения, вход на мостки перекрыли два щита.

Предупреждение протеанина о "подушке" сработало: все археологи знали, что воин древней расы не будет церемониться с теми, кто не выполнит его распоряжение. В конечном итоге никто из иденцев не знал абсолютно точно, что там, за этой "подушкой" находится.

Сташинский, глядя на экраны буровых установок, думал о том, что ситуация повторяется: имеющаяся у археологов аппаратура не могла пробиться сквозь полог "подушки" ни на первой археологической площадке, ни здесь, на второй площадке. Руководителю археологической партии было ясно, что здесь тоже находится что-то очень ценное для протеанина, но что именно... Об этом лучше было даже не задумываться — Старшая Раса слишком надёжно умела хранить свои секреты.

— Зачем, Явик? — я, поднявшись в салон челнока, остановилась у кресла. — Нам надо бы...

— На первой археоплощадке — всё в норме, Джон. Не следует привлекать сейчас к ней излишнее внимание, — ответил протеанин, закрывая салонную дверь и кивком разрешая водителю-полисмену поднять машину на высоту принятия решения. — Садись в кресло и не забудь пристегнуться.

— Нет, всё же... — я тяжело опустилась на сиденье, накинула на плечи лямки ремней. Мои мысли все еще были о предстоящей Жатве.

— Джон, дело — сделано. Шахта — пробурена, укреплена, состояние её нормальное. Сташинский уже выставил ограждение. Всё сделано так, как надо. Завтра к середине дня будет окончена проходка горизонтального тоннеля на первой археоплощадке.

— Надеюсь...

— Мы обязательно побываем там, Джон, — подтвердил Явик. — И ты сам увидишь весь тоннель. Перекроем туда доступ всем археологам... Подождём. — Явик, не желая озвучивать детали, сел рядом со мной, взглянул в иллюминатор салонной двери. — Сегодня мы уже сделали немало. Все сделали, Джон. Не только мы с тобой, но и археологи, и техники, и инженеры. А сейчас тебе нужно вернуться на корабль, Джон. Ты — старпом. И на корабле у тебя будет предостаточно работы.

— Полетели, Билл, на фрегат. — Шепард обернулся к водительской кабине.

— Принято, коммандер, — отозвался полисмен-десантник. — Выполняю.

Челнок развернулся на месте, плавно набрал скорость и направился к стояночной площадке. Меньше четверти часа — и под днищем челнока промелькнули огни пограничной зоны первой археологической площадки. Десять минут — и челнок влетает в открытый зев шлюза фрегата, машину обнимают чуткие лапы захватов.

Явик проводил меня до дверей старпомовской каюты, после чего направился к себе. Зная, что я составлю и отправлю отчёт Андерсону, а потом... Потом ему необходимо будет отдохнуть, но я отдыхать не буду — отправлюсь на старпомовский обход. Затем несколько часов займёт старпомовская вахта у Звёздной Карты. И только потом у меня будет возможность немного "отключиться" от ежедневной рутины. Только вот "отключиться" не получится: протеанин знал, что я продолжаю думать о том же, о чём я думала последние несколько часов и эти думы — не слишком приятные и уж точно — не лёгкие.

Протеанин оказался прав в своих предположениях. Закрыв за напарником дверь своей каюты-выгородки, я прошла к столу, сел, включила ноутбук. Потратила двадцать минут на набор и компоновку текста отчёта, отправила документ командиру корабля. Выключил ноутбук, встала с кресла. Прошлась по каюте, привычно заглядывая во все углы. Сейчас мне хотелось избежать ничегонеделания. И я ощущала, что это мне удастся.

Несколько минут, потраченных на приведение скафандра и его оснащения в порядок — и я выхожу из каюты.

Взгляд мой привычно медленно скользит по стенам, потолку, полу коридора.

Пост за постом, отсек за отсеком. Короткие, сугубо деловые разговоры, изучение показаний приборов, чтение экранных листингов, проверка работоспособности оборудования, которое может быть задействовано в строго определённых условиях. Сейчас я — только старпом, второй по значению офицер корабля. Ничего неслужебного, никаких излишних эмоций и чувств. Только работа. Только выполнение процедур, протоколов, правил.

Командер ощущал, что нормандовцы кое-что знают о происшедшем на второй археологической площадке. Знают, это — заметно для него, умеющего обращать внимание на мельчайшие детали. Знают нормандовцы о том, что он пробыл достаточно долго на дне шахты рядом с протеанином. Знают о том, что он, вне всяких сомнений, разговаривал со своим партнёром и напарником. Хорошо ещё, что не знают точно, о чём он разговаривал с Явиком. Незачем им знать такое. Хотя кое-о-чём нормандовцы всё же догадываются, ведь Шепард не скрывал слишком надёжно своё "полуразобранное" состояние от окружавших его разумных.

Явик... только он знал больше о том, чем вызвано это состояние. А сейчас... Сейчас, когда один за другим посты и отсеки фрегата-прототипа остаются позади, я чувствую приближение второй волны того самого полуразобранного состояния. И понимаю, что приход этой волны надо всемерно оттянуть за пределы времени, предназначенного для старпомовской вахты у Звёздной Карты.

Потом, после вахты можно будет закрыть дверь каюты-выгородки. И — дать себе возможность разобраться с этой волной. Хотя... эта волна будет особой. Если там, на второй археоплощадке, я больше думала и даже говорила с Явиком о судьбе абсолютно незнакомых мне разумных... То теперь, как всё острее ощущала я, мне придётся подумать — и хорошо, если не говорить даже с Явиком — о судьбе тех разумных, которые мне очень хорошо теперь знакомы. В разной степени, конечно, но — знакомы. И это — тяжелее всего.

Отвлечённые размышления всегда легче размышлений о чём-то очень конкретном. Закон восприятия, закон обработки информации.

Сейчас, пока я занята обходом корабля, нельзя допускать в сознание, в память ничего лишнего. Да, корабль — на обжитой планете. Пока вокруг — безопасно. Но эта безопасность — временная, кажущаяся. Скоро, очень скоро безопасно не будет нигде. Во всяком случае — в исследованной к моменту Вторжения части галактики.

я продолжала обходить посты и отсеки, понимая, что нормандовцы уже давно не воспринимают его только как функционера-старпома. И, тем не менее, я знаю, чувствую: они осознают, насколько я, коммандер ВКС Альянса Джейн Шепард, отличаюсь от них. Вполне обычных рядовых, старшин, сержантов, офицеров корабля.

Это преображение в салоне... трудно скрыть, трудно сделать незаметными его последствия. Нормандовцы много видели, много знают, они вполне в состоянии совместить знание о прошлом со знанием о настоящем. И понять, насколько я, Джен Шепард, изменилась. Опасно изменилась. Стал во многом нечеловеком. Вернула себе свою форму перед разговором с Предвесником. Мой проклятый сон снился мне каждую ночь. И скоро я увижу в этом сне своих друзей и знакомых.

Да, на борту фрегата-прототипа присутствуют не только люди, но и азари-матриарх, и два турианских Спектра. Так что монорасового экипажа теперь не будет. Да, протеанин тоже присутствует. Но он-то, как полагала я, почему-то более спокойно относится к тому, кем или даже — чем стала я.

Может быть, в его время, в прошлом Цикле были уже такие случаи перерождений?! А почему — нет? Протеане живут долго, у них в подчинении были десятки, сотни рас, галактика была изучена протеанами гораздо лучше, чем сумели изучить её нынешние обитатели. Если протеане воевали с синтетами... То, по всей вероятности, такая война с искусственными интеллектами, нам тоже предстоит. И если она, эта война, каким-либо образом совместится с войной со Жнецами... Будет очень сложно. Не трудно — сложно. Здесь сложность важнее, чем трудность. И — гораздо ценнее для понимания.

Да, я, Джейн Шепард, опасаюсь того, что разумные органики сочтут меня монстром. Непонятное воспринимается, прежде всего, как опасное. И — не только людьми. Пришлось надавить на Найлуса... Пришлось спасать Сарена. Делать то, что даже уникальная врач корабля — Карин не смогла бы сделать.

Кто я, Джейн Шепард, после всего этого, как не монстр, обладающий явно нечеловеческими возможностями и способностями? Ладно, Карин, она — медик, вполне в состоянии от многого... абстрагироваться. Отделить это "многое" своеобразной стенкой, обезопасив себя и свою суть.

А как быть с Дэйной? Связи с Землёй нет, фрегат-прототип сохраняет полное радиомолчание. Разведывательному кораблю такое позволительно, но не в таких же масштабах...

Ясно же, что пост РЭБ корабля сейчас выполняет адскую по сложности и трудности задачу фильтрации планетного информационного траффика. Очень скоро будет достигнута нужная степень готовности иден-праймовских подразделений службы РЭБ и тогда корабельный пост РЭБ сможет снизить свою нагрузку, но...

Обманывать Дэйну?! Она же мгновенно учует, почувствует, что я, Шепард, очень серьёзно и существенно изменилась. И это изменение даёт ей право и возможность уйти от меня, отказаться остаться даже просто знакомой. Я же теперь — монстр, а не человек.

Да, я пытаюсь держать Струну под контролем, я стремлюсь обходиться общепонятными для землян способами и методами общения и взаимодействия. Но нельзя же считать всех людей тупыми и глупыми! А кто его, Джона Шепарда знает лучше, чем Дэйна? Да никто! И потому Дэйна может уйти от него. И я буду обязана, буду должна отпустить её. Потому что Дэйна имеет право выбирать. И, скорее всего, она выберет отказ от продолжения знакомства.

У людей принято считать, что первая любовь — не основание для большой взрослой любви. Очень ведь редки случаи, когда люди, любившие друг друга в детстве и в отрочестве или в ранней юности, образовывали прочные и долговечные семьи. Очень редки.

Значит, он, Джон Шепард, будет должен отпустить Дэйну. Она и так слишком многое поставила под угрозу раньше, ещё после Акузы.

А сейчас... Сейчас у неё есть прекрасная возможность освободиться и уйти. У неё — спортивная карьера, она не собирается покидать Землю. Пусть. Свою родную, материнскую планету люди будут защищать отчаянно. И на Земле Дэйна будет в большей безопасности, чем где-либо ещё. Там, на Земле она выберет в спутники жизни кого-нибудь другого. Выйдет замуж, родит ребёнка. Может быть — и не одного. И — будет жить. Обычной, человеческой жизнью. Рядом с обычным человеком, а не с монстром.

После Акузы она долго плакала. Скрывала от него, но уже тогда я многое умела чувствовать и понимать очень остро. Потому и знала — она много плакала, ведь я вернулась едва ли не с того света. Такое возвращение было сложным для меня самой, а уж для Дэйны... С её восприимчивостью...

Нет, я не могу больше удерживать Дэйну рядом с собой. Я хорошо понимаю, что слишком изменилась. Опасно изменилась. Если после Акузы я ещё была просто тяжелораненым молодым воином-человеком, то кто я теперь, как не монстр? И зачем Дэйне такая судьба — жить рядом с нечеловеком?

Значит, я обязана отпустить Дэйну. Отпустить, даже если она... Даже если она захочет остаться рядом со мной. Что-то подсказывало, еле слышно подсказывало Шепарду, что, скорее всего, Дэйна не уйдёт. Откажется уйти. Захочет остаться.

Как тогда мне быть? Здесь очень тонкая грань между допустимым и вредным. Для неё, для Дэйны допустимым и вредным. Не для него. Он — уже не человек, эта Струна... слишком надёжно, слишком определённо отделила его от остального человечества. Может быть, эти загалактические возможности и способности, которые олицетворяет собой состояние Струны, были даны Шепарду для того, чтобы прервать эту цепочку Циклов гибели разумной органической жизни в галактике? Может быть. А может быть — и для чего-то другого, ведь он точно не собирается возглавлять Сопротивление, вставать во главе обитателей галактики в борьбе со Жнецами. Мне прошлого мира хватило, когда все зависело от нашей команды. Я очень не хочу повторения.

Встретились два корабля — разведчика. Встретились их экипажи. Да, я говорила с пилотом Жнеца один на один, но ведь по-другому поступить было нельзя. Пилот Жнеца — одинок. А на "Нормандии" — несколько десятков разумных органиков. Нельзя было позволять всем нормандовцам участвовать в том разговоре. Нарушен был бы баланс, а это — очень серьёзно. И — опасно. Потому я снова решил пообщаться с пилотом Жнеца один на один.

И разговор, общение — получились. Детали, конечно, никто из нормандовцев не знает. Это — только для меня и для пилота Жнеца. Остальным всё знать совершенно не обязательно.

Протеанин... Партнёр, напарник. А ведь всё началось с того, что я и Явик сидели рядом. И между нами не было пятидесяти тысяч лет. Не было даже года. Протеанского ли, иден-праймовского ли, земного ли — всё равно. Они были уже тогда, в тот момент — равны. Я стала понимать протеанина, а Явик стал понимать меня. Да, состояние Струны, да, возможности, подаренные в момент активации, сыграли свою роль — это отрицать и подвергать сомнению глупо. Но для протеанина важно было то, кем является Шепард, а не чем он является. Кто такой Шепард, а не что я такое. Потому, наверное, теперь протеанин чаще общается со мной, чем с любым другим нормандовцем. Он, конечно, не избегает общения с другими членами экипажа фрегата-прототипа, но... Наверное, любой разумный ищет среди других разумных того, кто поймёт его лучше всех остальных. Обычное дело, обычный выбор.

Вот и Явик сделал свой выбор. И теперь я знаю: лучше Явика меня, нынешнею, прошедшею через трансформацию, никто не знает. И, наверное, только для Явика, протеанина, обладающего уникальной информацией о Жнецах — и не только о Жнецах — Шепард не является монстром.

Понимание Старшей Расы... очень ценно и важно для меня. Явику, я могу ничего не объяснять словесно. Протеанин всё поймёт, всё почувствует. Во всяком случае — большую часть из того, что следует понять и почувствовать и что так трудно человеку бывает облечь в слова. Протеанин — воин, офицер, командир. Потому он понимает меня как коллегу, как соратника. И это — тоже очень ценно. Важно. Необходимо не только для меня, но и для Явика.

— Командир, сэр. — я останавливаюсь у Звёздной Карты. — Обход корабля завершён. Замечания, уточнения, — на столик перед Андерсоном ложится ридер. — Готов принять вахту.

— Приступайте к процедуре принятия вахты, коммандер. — Андерсон просматривает ридер, делает своим стилусом пометки, пересылает часть файлов себе на инструментрон.

— Есть, сэр. — Шепард обменивается уставными фразами с вахтенным офицером, занимает его место у Звёздной Карты. — Старший помощник вахту по кораблю принял.

— Вахтенный офицер вахту по кораблю сдал, — только услышав эту фразу, Андерсон кивает, разрешая сменившемуся офицеру покинуть постамент Звёздной карты.

Я заставила себя отключиться от всех посторонних мыслей. Если во время старпомовского обхода я ещё могла хоть как-то очень ненадолго отвлечься на нерабочие размышления, то сейчас, когда я приняла вахту по кораблю, пусть и стоящему на поверхности планеты... этого допустить я не имела права. Где-то на заднем плане сознания он отметил мелькнувшую мысль о том, что Карин уже точно отследила изменения в его физическом и психическом состоянии, но эта мысль была последней, допущенной в сознание, "занавешенное" внутренним приказом сосредоточиться на корабельной старпомовской вахте.

(от Карин)

Я, удобно устроившись в своём рабочем кресле, смотрела на дисплеи своего пульта. Из всех "линий", наглядно показывавших состояние здоровья членов экипажа и команды фрегата-прототипа только "линия" старпома вызывала у врача опасения. Бегло просмотрев медицинские компьютерные архивы, я убедилась в том, что Шепард уже дважды очень существенно "выходил за рамки" норматива состояния. И оба раза он думал не о себе. Сейчас он постарался успокоиться, но только потому, что в ближайшие часы на нём — ответственность за весь фрегат-прототип. И, насколько поняла Чаквас, сейчас очень мало что в окружающем "Нормандию" мире способно выбить Шепарда из колеи. И ещё меньше — способно повлиять негативно на старпома изнутри корабля.

— Рина, — в медотсек вошла Бенезия. — Что с Шепардом? Он на себя... не похож.

— Более чем не похож. — я крутнулась в кресле, встала, подошла к азари, остановившейся у шкафов с медикаментами. — Его "линия" — единственная, которая вызывает у меня... беспокойство.

— Могу предположить, Карин, что ты это определила не только по "линии", — сказала матриарх. — Если тебе будет немного легче — скажу, что у меня тоже... как вы, люди, часто говорите, душа не на месте. А сердце — тем более.

— Ты права. — я не стала отрицать очевидное. — Но пока Шепард у Звёздной Карты — я спокойна и за корабль и за экипаж и за команду. Это лучше, чем он будет постоянно думать о том, что он стал монстром, утратив что-то человеческое.

— Он не утратил, Карин. Он приобрёл. — Бенезия взглянула на чуть подрагивавшую "линию" на контрольном дисплее. — Ему просто надо привыкнуть. Слишком мало времени прошло и слишком много произошло событий. Он и так сделал больше, чем любой из нормандовцев. И уж тем более — чем любой из иден-праймовцев.

— Нельзя выпускать Шепарда с корабля в таком состоянии. — Чаквас остановилась у своего рабочего кресла. — Едва закончится старпомовская вахта — он скроется у себя в каюте. Он всегда скрывается там, если у него... проблемы. А там... там он запрётся и... будет переживать всё внутри себя и — в одиночестве, — врач посмотрела на азари. Та смутилась, почувствовав мой взгляд:

— Карин, он же... любит Дэйну. Я... я не могу... — Бенезия едва сумела заставить себя оторвать взгляд от "линии" на дисплее, посмотрев на столешницу рабочего стола. Сил взглянуть в глаза врача у неё не было.

— Я более чем уверена, что первым, кто окажется в каюте Шепарда, будешь не ты, — сказала я.

— Ты говоришь о Явике?! — в голосе матриарха послышалось изумление.

— Полагаешь, что для протеанина дверь старпомовской каюты — преграда? — усмехнулась Чаквас. — Бена, они — партнёры, напарники. Шепард — лучший среди землян, кто может общаться с Явиком напрямую и понимать его без утомительного и крайне неточного перевода. Да, да, могу сказать, что он — единственный, кто способен полностью и очень быстро понять Явика. — Карин взглянула на "линию". — Он сейчас пока спокоен, но это — только до конца старпомовской вахты. Осталось, — медик посмотрела на часы, — менее двух часов.

— Ты так уверена, что сначала... — выдохнула азари.

— Более чем уверена, Бена. — Чаквас опустилась в рабочее кресло. — Сначала Шепард несколько минут... может быть — несколько десятков минут, предполагаю, что не больше двадцати, будет один, потом — к нему придёт Явик, но...

— Намекаешь, Карин. Опасно намекаешь, — проговорила матриарх.

— Намекаю, Бена, ты права, — согласилась Чаквас. — Явик — Старшая Раса. И он не будет вмешиваться во все наши младшерасовые мелочи. А ты, Бена — современница Шепарда. И Явик уступит тебе место. Спокойно и свободно уступит.

— Но Дэйна...

— Дэйна — далеко, Бена. А ты — рядом с Шепардом. Ты его — любишь. А он — полюбит тебя. И скажу прямо — он готов отпустить Дэйну. И он её отпустит.

— У неё — право решать, Карин. А не у него, — возразила матриарх.

— У него — тоже право решать, — не согласилась Чаквас. — Во всяком случае...

— М-да, помню. Быть ли отцом ребёнка Дэйны, — помедлив, сказала Бенезия.

— В том числе, Бена, в том числе, — кивнула врач. — И потому здесь — совместное решение. И — совместное согласие. Шепард уважает Дэйну, Дэйна — уважает Джона. Сама посуди, мы сидим несколько суток на Иден-Прайме. Планета — под "колпаком" службы РЭБ фрегата, весь трафик фильтруется. Могу вполне обоснованно предположить, Бена, что информация о происшедшем так или иначе уже ушла с Идена за пределы атмосферного щита. До Дэйны детальная информация не дошла.

— Она почувствует, Карин. А если она почувствует... — Бенезия не стремилась держать медика в поле зрения. — Она сможет многое понять. — Она — первая, Карин. И я её отодвигать в сторону от Джона не могу. Я в любом случае буду второй. И не в моих правилах вредить той, кто был для Джона первой.

— Бена, как бы там ни было, нельзя Джона оставлять одного. Ты же понимаешь, что сон в данном случае — не выход. — я встала, прошла из угла в угол, остановилась у рабочего стола, опёрлась обеими руками о столешницу.

— Да, ты здесь права, Карин. Но... — тихо сказала матриарх.

— Возможно, я права, Бена. Джон... уникален. И он, думаю, был уникален ещё до того момента, как его "накрыло" в том салоне. Дэйна, насколько я могла понять за это время... не из тех, кто оставит Джона. Она... сильная. Не физически, духовно сильная. И Джон, уверена, чувствует, что Дэйна его не оставит.

— Я его — тоже не оставлю, Карин. — Бенезия кинула на Чаквас короткий взгляд. — Вне зависимости от того, что я, возможно, не смогу родить от Шепарда ребёнка. Не скрою, я мечтаю об этом. Рядом с Джоном я чувствую, что моя мечта может осуществиться. И я рада, что мы поговорили... об этом... наедине. Мне важно было понять...

— Каковы пределы допустимого? — без улыбки ответила Чаквас.

— Можно и так сказать, — кивнула матриарх. — И потому, Кари, скажу, что я буду в каюте Шепарда. Сразу после Явика. И останусь рядом с Джоном столько времени, сколько потребуется для того, чтобы он... пришёл в норму. Буду молчать. И — буду с ним разговаривать...

— Остальное — не озвучивай, Бена, — сказала Карин. — Это — только твоё и Джона.

— Тогда — мне надо помедитировать. — Бенезия повернулась к выходу из медотсека.

— Я сообщу тебе, как только у Шепарда закончится старпомовская вахта. — Чаквас долгим взглядом проводила уходившую азари, понимая, что у Джона появился ангел-хранитель. Ещё один ангел-хранитель. Да, Шепард уникален. И потому он заслуживает того, чтобы у него было несколько ангелов-хранителей.

(от Джейн)

— Вахту по фрегату — сдал. — я передала ридер с последними, пришедшими на борт корабля файлами вахтенному офицеру.

Тот принял ридер, козырнул мне:

— Вахту по фрегату — принял, — офицер встал на то место, на котором несколько часов простояла я.

Я этой фразы не слышала. Я старалась идти нормальным шагом, старалась чувствовать направление. Где-то на заднем плане сознания он ощущал, как сокращается расстояние между ним, идущим по переходам и коридорам корабля, и своей каютой. Механически кивая идущим навстречу нормандовцам, Шепард старался не смотреть по сторонам, зная, что Явик идёт за ним. И догадываясь — он не войдёт в каюту следом за ним. Значит, у него будет несколько минут одиночества. Сейчас эти минуты нужны были ему больше, чем что-либо другое.

Дверь своей каюты я видела достаточно чётко. Неяркое освещение коридора сейчас было... приятно для глаз и для сознания человека, не спеша шагавшего по плиткам покрытия корабельной палубы. Коснувшись пальцами ручки — анахронизм, но это был важный анахронизм... никакой механики, никакой электроники, просто ручка — Шепард отодвинул полотно двери в сторону, переступил порог. Рука скользнула за спину, пальцы ухватились за ручку. Полотно встало на место, перекрывая проход. Хотелось привалиться спиной к двери, прижаться затылком, закрыть глаза и дать себе несколько минут тишины и неподвижности. Да, сейчас на мне скафандр, но очень хочется ощутить прохладу поверхности двери спиной... голой спиной. Кожей. Можно побудить себя снять на несколько минут скафандр, но это сейчас лишнее. Совершенно лишнее.

Я заставила себя отойти от двери, шагнув к столу. За несколько суток этот стол стал для меня самым привычным предметом мебели в каюте. Ещё шаг — и я опускаюсь в кресло. Хорошо, что кресла на современных космических кораблях — адаптируемые. Можно садиться в комбинезоне, а можно — в тяжёлом скафандре. Хорошо, что шлем, пристёгнутый к поясу, можно отстегнуть и положить на столешницу. Можно, конечно сесть так, чтобы пристёгнутый к поясу шлем не мешал, можно передвинуть шлем на грудь или на живот — инженеры-разработчики многое предусмотрели, просчитали. Руки капитана механически опустились на столешницу, заняли хорошо знакомое и привычное положение. Никакого напряжения, никаких переплетённых пальцев. Можно откинуться на спинку кресла, тогда голова окажется в объятиях мягкого подголовника.

(от Чаквас)

— Он нервничает, — тихо сказала я, наблюдая за "пляской" показателей на настенном дисплее системы слежения. Медотсек был пуст и врач не постеснялась сказать это вслух. — Надеюсь, Явик не заставит себя ждать.

(от Джейн)

Протеанин был в нескольких метрах от двери. Он замедлил шаги, давая мне столь важные для меня секунды одиночества. Я протянула руку, сняла с крепления чехол с гитарой. Достав инструмент, я пробежалась по струнам. Хорошо, что в прошлый раз, когда мне пришла в голову мысль сыграть несколько мелодий, я не стала складывать гитару. Джон хорошо умел играть, а я переняла его навыки. Да, профессиональные музыканты были бы очень недовольны: для них складная гитара — верх издевательства, но он-то не профессиональный музыкант и для него звучание складной гитары мало чем отличается от звучания обычной. Сейчас, во всяком случае, я бы не обратила на разницу особого внимания. Пальцы нащупали позиции, тихая мелодия нарушила тишину каюты. Какая там была тишина — пульты не спали, изредка звучали короткие зуммеры, гудки, но когда привыкнешь к такому звуковому фону, начинаешь выделять только сигналы опасности и тревоги. И потому сейчас Шепард слушал звучание струн гитары и все остальные звуки тонули, отступали на задний план.

Дэйне это не нравится то что я не могла полностью переключиться на неё. И я была благодарна своей ближайшей подруге за то, что она терпит меня такого... собранного пружиной. Наши последние часы перед приходом курьера получились из-за этого какими-то скомканными. Да, Дэйна поблагодарила меня за часы, проведённые рядом и вместе. Поблагодарила, хотя я чувствовала её недовольство. Подруга была недовольна тем, что я по-прежнему была напряжёна, что я не расслабилась.

И он сглупил. Не следовало говорить Дэйне о том, что он тогда чувствовал близость расставания. Он действительно тогда это чувствовал, но совершенно не обязательно было говорить об этом Дэйне. Она — девушка, потому воспринимает такие слова по-иному. И он обязан был учесть эту разность восприятия. Да, он с Дэйной договорился о том, чтобы не лгать друг другу. Но очень трудно понять, когда следует лгать, а когда не следует. Всё же мужчины и женщины по-разному воспринимают окружающий мир. И, соответственно, думают и говорят об этом мире по-разному.

Дэйна... она стремится сохранить любовь к нему и ей это... удаётся. Она тщательно избегала разговоров об Акузе, она понимала, что после Акузы Шепард долго, очень долго восстанавливался и постарался восстановиться. О том, что Джон восстановился в достаточной степени, знали не только Дэйна и не только Шепард, но и командование. И уж конечно старшие офицеры понимали — таких специалистов, как Шепард, нельзя долго держать в запасе. Они должны действовать, должны работать.

Они умели молчать вдвоём, говорить вдвоём, быть вдвоём. Дэйна хотела... Дэйна хотела от него ребёнка тогда, в последние часы перед расставанием. А он... он этого не понял. а желание, стремление не осложнять жизнь своей подруге?! Кто теперь может сказать абсолютно точно? Возможно, я спасла Дэйну от одних сложностей, но при этом обрёкла её на другие? Может быть. Я не оставила её на Земле беременную, но он... он оставил её одну?!

Она отпустила его на "Арктур". Она знала, что он полетит прежде всего на эту станцию. А вот куда он полетит позднее — она не знала. И не могла знать. Ей было так больно узнать о том, что пришёл вызов... При всей своей невосприимчивости я услышала, почувствовала горечь в её голосе. Да, я тогда, услышав её слова: "Я так и знала", обняла и поцеловала Дэйну. Поцеловала в лоб. Так поцеловала, как она всегда любила. Этот поцелуй был ей тогда очень нужен.

Она тогда сказала, что будет его ждать. И просила писать. Эти несколько дней после прилёта на "Арктур"... очень многое изменили в моей жизни. Все эти дни я чувствовала, пусть не всегда понимал это достаточно чётко и полно, но чувствовал, что Дэйна его ждёт. Сейчас она его тоже ждёт. Я знаю об этом, потому что я это чувствую. Сейчас я снова вспоминаю, поминутно и посекундно то время, когда Дэйна провожала его в космопорт. И сейчас я знаю, что Дэйна была напряжена и волновалась. Пока они вдвоём летели в расположение военного космопорта, она молчала, чувствуя всю остроту и неопределённость момента. Для очень многих людей молчание — естественная реакция на такую ситуацию.

В космопорту я обещала вернуться и писать. Обещала Дэйне. Обещала, сказав это подруге. Ближайшей подруге. И уже несколько дней из-за информационной блокады Идена он не могу отправить Дэйне ни одного письма. О том, чтобы услышать её голос по аудиоканалу или тем более — увидеть подругу по видеоканалу — и речи быть не может, потому... потому что это очень существенно нарушит информационную блокаду. А она ждёт, надеется, верит. Продолжает верить ему. Продолжает верить, что он рано или поздно откликнется, пришлёт хотя бы несколько слов, хотя бы несколько строчек. И продолжает верить, что он вернётся к ней. Вернётся, потому что любит её. Мужчина не имеет права отказываться от своих слов. А Шепард сказал Дэйне, провожавшей его, что любит её.