— Самоосознание. Как только я приняла свою множественную суть и поняла, что со мной делают, то заставила себя уйти, порвать с прошлой более-менее нормальной жизнью. В чем-то это серьезно ухудшило мою жизнь, толкнув на мой жизненный путь мерзавцев, от которых меня вполне могли защитить приемные родители. В чем-то — закалило и сделало намного сильнее, практичнее. Злее. Агрессивнее. Вульгарнее. Жить стало интереснее. Никогда не знаю — проснусь ли я утром, и это восхитительное чувство. Я никогда не знаю, откуда выпрыгнет кролик.

Он хмыкнул, снова устремил взгляд в тарелку и промолчал.

— Может, ты мне тоже прочтешь какой-нибудь стих? — попросила она.

— Нет смысла более пытаться

Прогнать жестокую тоску.

Уже пришла пора прощаться

И лезвие приложить к виску.

Моя мучительная злоба

Была подпитана извне.

Моя душа скорбит у гроба,

Отдавшись даром Сатане.

В моем больном сознанье сотни

Мизантропических идей.

Бросаясь в бездну преисподней,

Я отрекаюсь от людей.

Болезненная жажда смерти

Переполняет разум мой.

Я больше не желаю верить

В покой души и рай земной.

И чаша горя и мученья,

Наполненная до краев,

Влечет в объятья преступленья,

Влечет уйти в небытие.

Ничто уже не порождает

Желание продолжить бой.

И мысли эти побуждают

Покончить с миром и с собой.

Мой дух давно уже на грани,

Моя душа давно уже на дне.

Я думаю, никто не станет

У гроба слезы лить по мне.

— Грустно. Но знаешь, это можно справить, — она подняла на него глаза.

'Ее глаза опять меняют свой цвет. Калейдоскоп перемен и лживых масок. Никогда не любил синий цвет'.

— Не верю, — Гаара потянулся к ее еде и невозмутимо смахнул недоеденную порцию Рены в свою посуду. Рена даже не шевельнулась, чтобы остановить его.

— Не верь. Но потом, не сейчас, ты вспомнишь меня и этот разговор, — она смотрела на него внимательно, ни на миг не отводя взгляда.

— Знаешь, почему ты интересуешься мной? Знаешь, почему позволяешь оставаться в одной постели с тобой? — Гаара ответил ей сердитым взглядом, полным насмешки и... серьезности?

'Вот как так получается? Зеленый — самый живой цвет, символизирующий природу и расцвет жизни. А его глаза — самые зеленые из всех, что я видела, — полны смертной скуки и увядания. Как у трупа'.

— Из-за страха смерти? Из-за того, что боюсь тебя рассердить, чтобы ты меня за это не убил? — она не смогла удержаться от этой шалости, слишком рассерженная его насмешками.

Гаара неуловимо изменился в лице и, с чем-то весьма отдаленно напоминающим стыд, посмотрел в ее глаза. Рена ответила кристально чистым взглядом, заставляя Гаару увериться в случайном совпадении.

— Нет, — его голос был сухой и скрежетал по ее натянутым нервам как песок по стеклам.

'Сука!'

— Твоя версия? — она улыбнулась, едва-едва приподнимая уголки губ.

'Мудак!'

— Все на свете содержит в себе свою противоположность. Ничто не может существовать без своей обратной стороны, как свет без тени, как правда без лжи, как иллюзия без реальности — все эти понятия не только связаны друг с другом, но и неотделимы друг от друга. Так и мы с тобой.

— Ты хочешь сказать, что я — полная твоя противоположность? — искренне удивилась Рена. Гааре действительно удалось смутить ее, настолько неожиданным было его заявление.

— Почти. Там, где я вспыхиваю как трут и начинаю убивать, ты остаешься спокойна и руководствуешься только холодным расчетом и логикой. Мне ужасно понравилось наблюдать за тобой во время схваток. Ты очень убедительно изображала помешательство, что в начале даже я поверил в то, что ты — берсеркер. Но бешенство в начале сменилось тонким, холодным расчетом и милой игрой в кошки-мышки. У меня, как ни смешно — наоборот. Я сначала спокоен, а потом, скажем так, уже немного на себя не похож.

— Но я тоже убиваю. Какая разница, кто из нас в какой фазе бесится?

— Это необходимо, — согласился Гаара. — То, что мы оба дышим и у нас бьется сердце и кровь течет по жилам, не является критерием схожести. Я говорю о взгляде на жизнь, не в фазе дело же.

— Не убедительно, но интересно. Продолжай, — попросила Рена и встала подогреть чайник.

— Я сейчас попытаюсь тебе объяснить. Вторая противоположность — там, где я остаюсь спокойным, беситься начинаешь ты.

— Например? — Рена не оборачивалась, наполняя чайник водой из-под крана, но даже спиной она излучала любопытство.

— Замечания относительно репутации ты воспринимаешь очень остро, слишком даже. Даже не сами выпады, а допущение того, как тебя можно использовать. Тебя просто бесит все то, что связанно с принуждением тебя к чему-либо.

— А тебя разве нет?

— Меня — нет. На оскорбления такого рода я отвечаю словами или не отвечаю. А ты — ударом меча или кулака. У тебя есть какой-то грустный опыт по этому вопросу, из-за которого ты так реагируешь?

— Возможно. Но то, что у нас разные слабые точки по части оскорблений, еще не показатель того, что мы — противоположности, — Рена даже не замечала, что вода уже давно льется через край на ее руки, остужая кожу.

— Еще как! Потому что они у нас диаметрально противоположные. И это было любопытное открытие для меня. Твой чайник уже полон, хватит проливать воду зря.

— Это мелочь. Более веский аргумент у тебя есть? — спохватившись, Рена закрыла кран и поставила чайник на плиту.

— Я знаю, что ты хороший целитель.

— Откуда?

— Шепчутся.

— И ты в это веришь?

— Зная тебя — предполагаю, что в этом есть доля истины. Может быть, до ирьенина тебе и далеко, но базовые навыки ты где-то получила. Тебя кто-то учил?

— Ты меня не знаешь, — справившись с установкой чайника на плиту, Рена опять села за стол.

— Знаю уже достаточно хорошо, чтобы понимать, какие из сплетен имеют под собой основу, а какие нет, — Гаара с удовольствием потянулся, хрустнув суставами.

— Ладно, не буду отпираться — я владею основами медицинского ниндзюцу. Базу мне преподала приемная мать, в своей команде она была за ирьенина.

— Ага, основами. Если у вас восстановление вестибулярного аппарата в полевых условиях называется 'основами', то я завидую подготовке шиноби-медиков в Конохе, — почти весело ответил Гаара, щуря глаза как довольный кот.

— А это ты откуда узнал? — с обреченным вздохом ответила Рена, крайне недовольная тем, что ее поймали на почти лжи.

— Шепчутся, — издевательски ответил он, насмешливо сверкая глазами. — Чай будет?

— С цианидом? — ядовито ответила Рена, вновь вставая из-за стола и доставая две чашки.

— Нет, с мышьяком! — не менее ядовито ответил Гаара.

— Мышьяком я тебя как следует отравить просто не успею. Так при чем тут медицина? — Рена покрутила пальцем у виска. — Ты рехнулся!

— Ты исцеляешь, я — убиваю.

— Тогда почему ты не проводишь параллели между собой и всем штатом любой больницы?

— Потому что одно совпадение — не заметно, два — случайность, три — закономерность.

— Знаешь, мне кажется странным, что ты сравниваешь нас как две противоположности.

— Почему? — в его глазах опять была только насмешка.

— Мы больше похоже на двух пауков в банке. Ты — сволочь, и я — сволочь.

— Все равно мы как две половинки мироздания, — он фыркал от смеха, отметая все намеки на то, что мог и вправду так думать.

— Хватит изображать из себя шизофреника! — Рена закипала.

— А я и есть шизофреник! — он зарычал.

— Я устала от тебя и твоих глупых детских игр! — она вскочила на ноги.

— Мы — масло с водой, крепко перемешанные в эмульсию. Станем одним целым, но не растворимся друг в друге... — он тоже встал и подошел к ней очень близко, мурлыкая ей на ухо.

— Это невозможно. Мы оба убийцы, мы оба калеки, мы оба — инвалиды на голову. Разве ты не понимаешь этого? Разве ты не смотрел на наши руки? Они же по локти в крови, а ведь мы все еще дети, хоть и великовозрастные. Разве ты не смотрелся в зеркало и не видел, что ты — психопат?! Как и я! Мы — одно ущербное подобие друг друга, но никак не отражение. Ты, самовлюбленный кретин, понимаешь это?! — Рена начала спокойно, но в какой-то момент сорвалась на крик, полностью теряя контроль над своим языком и бледнея от злости.

Взгляд Гаары, тяжелый, подозрительный, не по-человечески внимательный и оценивающий, в одно мгновение заставил ее подавиться очередным оскорбительным вопросом и всерьез обеспокоиться. А заодно и успокоиться.

— Не кричи.

— Это мой дом, поэтому могу повышать голос столько, сколько хочу! — упрямо поджала губы Рена. — Сядь на место.

Гаара послушался, а она небрежно брякнула перед ним чашку с горячим чаем, да так неловко, что расплескала часть по полированной столешнице.

— Ну и что? Это еще не повод повышать на меня голос. Пока что ты не имеешь на это права.

— А что, со временем могу такое право заиметь? — недовольно пробурчала Рена, заваривая чай и себе тоже.

— Вращается колесо времени, и никто не знает, какой спицей нас проткнет? Такое может случиться. Но мне кажется, что я раньше тебя убью.

— Или я тебя.

— А вот этого точно никогда не случится.

— А как же колесо времени? — опять подпуская в голос сарказм, спросила Рена.

— Колесо вертится так, как я того хочу.

— Весьма самонадеянно.

— Ты действительно наглая дрянь, — внезапно начал сердиться уже Гаара. Похоже, накопленное еще с ночи раздражение постепенно прорывалось наружу, и негодяйка с интересом и эйфорическим страхом наблюдала, как просыпается Зверь.

— Я знаю. А ты — психопат и закомплексованный по самые уши подросток, который стесняется признаться в том, что умудрился запачкать штаны своим оргазмом.

Внезапным рывком Гаара выскочил из-за стола и кинулся на Рену. Поскольку песчаную тыкву он оставил в спальне, то сейчас использовал только свое тело. Рена пассивно позволила ему сорвать себя с высокого табурета и сграбастать в охапку. В ее лицо уставились совершенно белые с тонкими прожилками сосудов глаза Гаары. Он был в бешенстве.

— Ты... ты!!! — задыхаясь от переполняющего его гнева, Гаара не мог выговорить ничего внятного, встряхивая тряпичное тело Рены, с каждым разом все сильнее ударяя ее об стену.

— Я, — согласилась Рена, бестрепетно рассматривая его глаза и даже не поморщившись, когда ее спина очередной раз с силой влетела в стену.

'Какие же они красивые... Даже такие, даже так... Я не ошиблась'.

Гаара, совершенно утративший контроль над своим гневом и инстинктами, одной рукой крепко прижал ее к себе, а другой намотал волосы на запястье и запрокинул ее голову, обнажая белую шею, трепещущую тонкую синеватую жилку и мягкие ямки ключиц.

— Я тебе сейчас глотку перегрызу!

— Я знаю, что умру. И знаю это лучше тебя, вот в чем дело, вот почему то, что кажется тебе просто хаотическим нагромождением звуков, для меня и плач, и крик, и ликование. Вот почему то, что для тебя будни, и тоска, и усталость, я воспринимаю как счастье, как дар судьбы, — спокойно и даже как-то буднично сказала Рена, несмотря на свое сомнительное положение.

Ей некуда было девать руки, поэтому она не нашла ничего лучше, кроме как положить их Гааре на талию, ощущая под пальцами покалывание исходящей от него яростной энергии. Она чувствовала его дикую, невыносимую дрожь и жгучее дыхание на коже. Он издавал странные звуки, похожие и на всхлипы, и на сердитое ворчание.

А потом... потом она дернулась и попыталась отстраниться, спрятаться от него за надежными стенами иронии и чашек с чаем, но сильные руки не пустили ее, не позволили разъединить тела. С мучительной ясностью Рена осознала кожу под своими ладонями — теплую, живую и на удивление мягкую. Осознала возбуждение. Не свое. Осознала влажный язык на своей шее и острые зубы, которые болезненно задевали кожу. Осознала, что происходящее начинает напоминать изнасилование. Осознала, что ей это нравится. И это было хуже всего.

— Ты... Ты! — хрипел он. — Моя! Слышишь?! Моя!!! Я буду драть тебя, как сучку подзаборную! Но только я! Я буду оскорблять тебя самыми грязными ругательствами. Но только я!

'Да, мы чокнутые, ненормальные и больные на всю голову, — думала Рена, царапая беззащитную сейчас кожу на боках Гаары. — И это замечательно!'

Она скорее чувствовала, чем видела, как озверевший Гаара одним взмахом сметает со стола посуду, которая чудом не рассыпается на осколки, и усаживает ее на столешницу. Она наслаждалась тем, что он целовал ее так яростно, как будто это было сражение не на жизнь, а на смерть и победитель получал все. Ей нравилось то, что она смогла пустить ему кровь, прокусив губу, и теперь смаковала ее изысканную соль на языке. Он на вкус был как редкий сорт полыни, которая растет только в песках и цветет раз в шестнадцать лет. Им не нужны были долгие объяснения. Они и так понимали друг друга где-то на простом уровне запахов и инстинктов.

Стон.

— Ты моя!

Его зубы больно и крепко сжались на ее горле. Укус оставит кровоподтек.

— А ты будешь принадлежать мне!

Она с силой оторвала его от своей шеи, потянув за волосы. Вскрик.

— Сначала сразись со мной за это право!

Рычание. Он рванул застежки на ее рубашке.

— Ты проиграешь!

Взгляд. Она запрокинула голову и хрипло рассмеялась.

— Ты уверена?

Пуговицы брызнули во все стороны. Требование. Она безропотно позволила ему уткнуться лицом в ее живот.

— Сделай так еще раз!

Опять укус. Он вгрызался в бледную кожу, пачкая слюной. Но кровь не пускал.

— Так, так, моя милая?

И опять вскрик, перешедший в звонкий визг и рычание.

— Да!

Он ударил ее по лицу, опрокинув на стол и наваливаясь сверху. Зубы сомкнулись вокруг соска, пока еще прикрытого кружевом белья.

— Потаскушка несчастная!

Это было дико, невероятно и больно.

'Ты проиграл'.

А потом все закончилось внезапно, болезненно и постыдно.

— Ибогами Рена? Тебя вызывает Хокаге для личной беседы, — бесстрастный, с неуловимым оттенком брезгливости голос за кухонным окном остудил пыл молодых людей.

Запахнув рубашку, Рена оглянулась и увидела кого-то из личных охранников Хокаге. Охранник заинтересованно рассматривал черный кружевной минимум, заменявший ей лифчик. Поморщившись на отсутствующие пуговицы, она плотнее натянула остатки рубашки на тело.

— Хорошо, сейчас буду.

Посланник исчез в облаке телепорта, напоследок одарив ее 'понимающим' взглядом.

— Ты никуда не пойдешь, — Гаара смотрел мутными от страсти глазами, совсем как в том сне, что они не так давно сочиняли.

— Я должна, — со вздохом ответила Рена и провела пальцем по искусанным и начинавшим отекать губам Гаары. — Не стоит ссориться с Хокаге, ты не находишь?

— Да, действительно не стоит, — Гаара нехотя отпустил ее и помог слезть со стола.

— Ну, я пошла.

— Может быть, я тебя дождусь.

Рена сбегала в гардеробную и, натянув первую попавшуюся под руку футболку, выбежала из дому, на ходу поправляя одежду и волосы.