'Во что же ты вляпался, приятель?' — подумалось Вацлаву. Памятуя о том, чем именно занимается шестое отделение, а также о двух незабываемых операциях на службе у охранки, Вацлав вздрогнул. В этот момент штурм крепости, которого так опасался комендант, показался ему не таким уж и плохим вариантом развития событий.
Бегство из Марбурга показалось Ют кошмарным сном. Город покидали на рассвете; из шахтёрского посёлка колонна людей, животных и повозок потянулась к северо-восточной окраине. Идти напрямик через город в сторону Марбургского тракта желающих нашлось немного.
Некоторые, отчаявшись дождаться родных и близких за стенами шахтёрского посёлка, отправились на поиски, рассчитывая нагнать колонну беженцев позже. Многие делились со смельчаками и провизией, и каким-никаким оружием, но мало кто верил, что тем удастся вернуться из охваченного огнём и кровопролитием города.
Первым препятствием на пути колонны стала переправа через марбургскую речушку. Старый, шаткий мост, которым пользовались только ходившие в горы старатели, позволял переправлять только по одной повозке зараз. Пока дружинники охраняли оба берега, а конные объезжали растянувшуюся на полторы мили колонну, несколько добровольцев принялись сколачивать второй мост. Получился он не слишком капитальным, и не выдержал бы серьёзный вес, но женщины, старики и дети вполне могли перейти по нему на другой берег, не дожидаясь, пока пройдут медлительные повозки.
Тем временем из города по одному и группами подтягивались ещё беженцы — все как один измученные, грязные и едва стоящие на ногах от усталости. Среди людей поползли слухи о новых и ещё более кошмарных бесчинствах, творимых в городе, о завывающих толпах, ведомых безумцами, кровавых расправах и оживших кошмарах, что охотятся во тьме предрассветных сумерек. И не было разницы, кто рассказчик: клерк, рудокоп, лавочник или дворянин — у всех в глазах стоял один и тот же лишающий сил ужас.
Ют видела, как медленно, но верно по толпе расползаются первые росточки паники. Как люди, до этого целеустремленные и уверенные в себе, оглядываются по сторонам, выискивая невидимых чудовищ, как бросают взгляды в сторону Марбурга, над которым всё никак не рассеивался дым недавних пожарищ. Это следовало прекратить, пока не слишком поздно. Пока страх не стал приманкой для тех, кто крадётся вдоль тонкой границы между миром людей и обителью теней.
Она прервала свой обход раненых и больных, чтобы поговорить с Клеммом. Старый горняк был занят у переправы, однако всё-таки нашёл время выслушать её, а когда она закончила, тут же отрядил людей, чтобы те пресекали все подобные разговоры, вольные и невольные.
— Только массовой истерики мне тут не хватало, — проворчал он, раздав нужные указания.
Люди Клемма, привыкшие решать проблемы быстро и эффективно, действовали жёстко, а порой и жестоко, но Ют, хоть и была тому невольной виновницей, быстро подавила в себе голоса совести и жалости. Лучше так, чем когти и клыки тёмных тварей. Лучше так, чем снова видеть, как умирают хорошие люди. Лучше, чем видеть кровь на своих руках, которые оказались не в силах спасти одну-единственную храбрую душу.
Ют встряхнула головой, отгоняя застывший перед глазами образ, и вернулась к своим пациентам. Впереди был долгий путь, многие его не переживут, и травница решила, что она — не она, если её стараниями это число не уменьшится.
Переправа продолжалась. Клемм, его младший сын, и сержант Клаус отошли в сторону и стали в тени старой ольхи. Сержант махнул своим людям, и те привели худощавого молодого человека в чёрных брюках и мятой белой сорочке, которые явно были ему велики — видимо, кто-то поделился с ним своей одеждой. Левая рука его висела на перевязи, на лице были видны следы жестоких побоев, он то и дело вздрагивал и косился на своих конвоиров.
— Кто его так? — строго спросил сержант.
— Не мы, шеф, — ответил один из стражников. — Он такой и явился. Правда, голосил много, но мы его быстро угомонили. А Хайнц потом узнал его, вот и доложили вам.
— Понятно.
Сержант посмотрел на Дмитрия Клемма и молча дёрнул головой, уступая ему право говорить с задержанным. Горняк выступил вперёд, приглаживая бороду.
— Алекс Дайне, эк тебя угораздило, — Клемм сочувственно покачал головой. — Как ты уцелел, парень? Я думал, в ратуше живых никого не осталось.
Молодой человек посмотрел на него исподлобья и отвернулся.
— А никого и не осталось, — пробормотал он. — Всех под нож пустили. И меня хотели, а кто я-то? Я секретарь простой! И бургомистра... того... А он вопил, унижался, в ножки им кланялся! А я секретарь, я не солдат — куда мне с ними сладить было?!
Алекс задрожал, ноги его подкосились, и конвоирам пришлось поддержать его под руки.
— Как ты уцелел? — повторил Клемм.
— Да как, как... — Алекс с трудом выпрямился и, осторожно поглядывая на сержанта Клауса, продолжил рассказ: — В окно я сиганул, там козырёк парадного входа, крыша у него покатая — вот я и скатился вниз. А там жуть, кровища, эти... бродят, молитвы свои распевают... меня чуть наизнанку не вывернуло. Я и бросился бежать, да куда там — кругом толпа, тянутся ко мне, вопят. Еле отбился, заполз под прилавок у торговых рядов, оттуда в канаву, а там кровь и требуха какая-то... проклятье, — парень всхлипнул, как ребёнок, губы его задрожали, едва сдерживая рвущийся наружу стон. — Эти мрази, они никого же не жалели, никогошеньки!
— Не ори, — оборвал его сержант. — По делу говори.
Алекс, собравшись с духом, кивнул.
— Кто их вёл? — спросил Клемм. — Нам докладывали о проповедниках, которые вели за собой людей и проводили кровавые ритуалы. Наши ребята сталкивались с этими озверевшими толпами, но никакого порядка, никаких командиров или заводил они не заметили. Просто толпы безумных фанатиков.
Секретарь попытался усмехнуться, однако вместо этого разразился рыданиями, слёзы ручьём полились по его щекам, оставляя на раскрасневшемся лице влажные дорожки. Сержант уже приготовил очередную отповедь, однако Клемм остановил его, покачав головой.
— Говори, парень, — повторил Клемм, когда Алекс немного успокоился. — Ты видел что-нибудь?
— Да, видел, — с трудом выдавил секретарь. — Проповедники были, много, вели за собой толпы, зазывали людей. Кого-то для острастки убивали, но большинство просто присоединялось к их пастве. Больные и здоровые, бедные и богатые — все. Словно их сплотил творящийся ужас, господин Клемм, я сам едва не сдался, но... хвала Маттиасу, духу хватило... вырвался, уполз, убежал.
— Кроме проповедников, кто был? Перед кем унижался Крейн? Перед ними?
— Э, нет, — молодой человек всё-таки выдавил из себя жалкую улыбку. — Там все ваши были, горняки, дельцы. Хауффен, Самсонов, Шнитке...
— И доктор с ними? — поразился Клемм.
— И даже люди из гарнизона, — добавил Алекс. — Но я их не знаю, имён не назову. Пришли, заявили, что забирают власть в свои руки. Мол, шефа Блюгера больше с нами нет, а вы и ваша артель им не указ. Было среди них и несколько дворян, но они всё больше помалкивали.
— Ну да, у нас не Вальцберг, здесь другие порядки, — сказал Клемм.
— Там аристократы, здесь коммерсанты, но разницы в итоге нет никакой, — заметил Кирилл. — Осмелюсь предположить, что в этом деле замешаны все, кто ранее выступал против нас, Блюгера и Де'Сенда. А вот куда ниточки тянутся дальше...
— Пусть над этим ломает голову господин Де'Сенд, — закончил за него Клемм-старший. — Сейчас наша задача — определить, кто здесь всё ещё на нашей стороне, и вывести из города как можно больше людей.
— И правильно, — поддержал сержант Клаус.
— А что горожане? — задал следующий вопрос Клемм. — Не могли же все тридцать тысяч человек разом сойти с ума и последовать за этими сектантами?
— Не могли, — согласился Алекс и мрачно усмехнулся, продемонстрировав свои поредевшие зубы, — да какой в том толк? Отчаяние, господа, оно хуже всего. Люди видят, как их соседей выволакивают из домов и приносят в жертву непойми кому, слышат проповеди безумцев, сулящих избавление, и волей-неволей... поддаются.
— Страх и слепая надежда — плохое сочетание, — прокомментировал Кирилл, а Дмитрий Клемм и сержант Клаус кивнули, соглашаясь. — Они, быть может, ещё осознают, как низко пали, но будет уже поздно. Мы могли бы помочь, но...
— Нет смысла бросаться им на выручку, — отрезал сержант. — Мы только погубим наших бойцов.
— Это жестоко, — возразил Кирилл.
— И тем не менее он прав, — сказал Клемм-старший. — Сын, мы едва-едва обеспечиваем порядок среди колонны беженцев, а ведь нам ещё понадобятся люди для охраны и разведки. К тому же у нас мало лошадей, а пешком на Марбургские улочки сунется только самоубийца. Выхода нет, господа, следует продолжать переправу, после чего выдвигаться к тракту. Если кто прибьётся к нам — примем и защитим, но искать уцелевших своими силами мы не будем.
— Как скажешь, отец, — понурившись, пробормотал Кирилл.
— А со мной что будет? — подал голос Алекс. — Меня оставят под стражей?
— Под присмотром, — поправил его сержант Клаус и скомандовал своим бойцам: — Уведите его к раненым.
Когда конвоиры с бывшим секретарём бургомистра скрылись из виду, Клемм-старший тяжело вздохнул и, проведя рукой по лицу, уже в который раз пригладил свою непослушную бороду.
— Неужто все наши заодно с заговорщиками? — пробормотал он, особо не ожидая ни от кого ответа.
— Я предупреждал, отец, — напомнил Кирилл. — И тебя, и шефа. Костяк у них серьёзный, самые видные люди города. Удивительно, что у нас вообще хватило сил им противостоять.
— Эх, знать бы, чем этот таинственный Учитель их соблазнил, — сказал Клемм-старший.
— А толку? — фыркнул сержант. — Об том раньше надо было думать. Вот если живы будем, добьёмся, чтобы об этом узнали, кому положено. Глядишь, и вздёрнут мерзавцев.
— И то верно, — согласился Клемм-старший. — Кирилл, иди, посмотри, как там дела у переправы.
Молодой человек не успел отойти далеко, когда со стороны шахтёрского посёлка послышались отдалённые хлопки выстрелов. Кирилл обернулся, но отец махнул ему рукой — иди, мол, делай, что тебе сказали. Сержант к тому времени уже кликал своих людей.
— Четверо остаются с Клеммом, — распорядился он. — Головой отвечать будете. Остальные со мной — разберёмся, что и как. И Франца разыщите, да пошустрее!
— Мне людей не надо, у меня свои телохранители, — сказал Клемм, направляясь в голову колонны. — Пойду, посмотрю, можно ли ещё как-нибудь ускорить переправу. Вам прислать кого-нибудь на подмогу?
— Надо будет — дам знать, — сказал сержант и во главе отряда в несколько дюжин стражников отправился в ту сторону, откуда раздались выстрелы.
Олег остановил коня и огляделся. Пятачок земли перед воротами шахтёрского посёлка был пуст, если не считать нескольких мертвецов, застреленных, либо заколотых дрекольем, и бурых пятен от впитавшейся в сухую землю крови.
Большую часть тел уже убрали и сложили за забором. Все они были из числа беженцев, остававшихся в хвосте колонны. Их убийц отогнали дружинники, и прибывшим на место кавалеристам осталось только созерцать место бойни.
Не считая дружинников, с Олегом было всего семь человек — меньше половины звена. Остальные рассредоточились по окрестностям, чтобы отыскать разбежавшихся во время нападения людей и проводить их к остальным.
— Сколько человек тут было? — спросил он старшего дружинника.
— Дык, это, человек двести, господин офицер, — ответил дружинник, почесывая немытую шею. — Баб и детей немного, столько же мужиков, остальные — старики. Хвост колонны вперёд ушёл, а они задержались, телеги подогнать надо было. Тут на них и налетели.
Олег спешился и прошёлся по пятачку.
— Сколько нападавших было?
— Врать не буду, не считал, но не меньше сорока. И всё оборванцы какие-то, я таких даже в корчме не видал, вот.
Олег жестом остановил дружинников, таскавших трупы, и склонился над одним из убитых. Пуля попала тому в горло и перебила ярёмную вену. Роковая случайность, ибо вряд ли среди марбуржских сектантов были такие меткие стрелки.
— У них были ружья?
Дружинник пожал плечами:
— У них самих вроде не было, две штуки отобрали у наших, когда началось. А так они с чем попало были: косы, лопаты, колья, ножи, молотки...
— Стрелять они начали?
— Ага, на часовых навалились, глотки им порезали, взяли ружья и стали палить по людям — те врассыпную, — а тут и мы подоспели. У нас-то этого добра пока хватает, — дружинник с гордостью похлопал своё ружьё по цевью. — Мы два залпа дали, а потом пошли их ножами да прикладами валить. С десяток подстрелили, кого-то ранили, но не догнали — уж больно прыткие, бесы.
— Где тела?
— Да в кустах их и оставили — мараться не охота.
— Ясно.
Убитых собрали в сарайчике неподалёку от ворот, но, как бы ни сжималось от обиды сердце, хоронить не стали. В итоге, немного поспорив, сарайчик закидали сеном и подожгли. Многие сочли, что это не по-людски, но не оставлять же мертвых на поживу воронью!
Взрослые, потрёпанные жизнью мужики, глядя на полыхавший сарай, отворачивались, смахивая слёзы, кулаки их сжимались от затаённого гнева, на скулах играли желваки. Олег так и не нашёлся, что им сказать.
Тем временем драгуны смогли-таки собрать попрятавшихся по окрестным кустам беженцев и в сопровождении дружинников отправили их нагонять основную колонну.
К сожалению, уйти далеко им не удалось.
Когда раздались крики, Олег и его люди среагировали первыми. Звено перестроилось в две шеренги и встало поперёк дороги. Дружинники и те из мужчин, кто мог и хотел держать оружие, встали позади конных. Женщины и старики шли дальше, то и дело оглядываясь на своих защитников, чьи силуэты постепенно скрывала дорожная пыль
Из-за поворота, ведущего к посёлку, появилось несколько человек в рваной и окровавленной одежде. Увидев всадников, они стали звать на помощь и, размахивая руками, торопливо заковыляли в их сторону. Олег прищурился, пытаясь разглядеть угрозу, и та не замедлила появиться следом за побитыми беглецами.
Поднимая пыль, к ним приближалась толпа сектантов. Впереди шёл человек в длинной и некогда белой рясе, перемазанной кровью, грязью и нечистотами. Он широко простирал окровавленные руки и громогласно вещал, однако расстояние и шум поначалу скрывали его слова. За ним следовала его паства: чудная и страшная мешанина залитых кровью конечностей, лиц и тел, обнажённых или закутанных в грязные саваны. Кто-то бежал рысцой, кто-то дёргано маршировал, словно поломанный солдатик из старой сказки, кто-то ковылял, кто-то полз на четвереньках. Мужчины, женщины, старики и даже... дети? Нет, детей не было, и Олег медленно выдохнул, силясь скрыть своё волнение от подчинённых.
— Всем приготовиться. Без команды огонь не открывать, — приказал он.
Проповедник указал рукой, и несколько человек из его вопящей и бормочущей паствы бросились преследовать бегущих. То ли последние были уже вымотаны, то ли их преследователи оказались на диво прыткими, но несчастных они догнали почти сразу же — в несколько прыжков — и, сбив их с ног, прижали к земле. Лишь один из бегущих — невысокий сухощавый мужичок — вырвался из цепких рук и, пинком отшвырнув преследователя, бросился наутёк. Остальных же, не сбавляя хода, поглотила толпа, чей гомон перекрыл отчаянные крики. С самым благодушным выражением на лице проповедник продолжал вести своих людей вперёд.
