Даже здесь каменные здания высотой в несколько этажей встречались весьма редко. Преобладали двухэтажные строения из глины и дерева, часто весьма ветхие.
Вьянтара была очень, очень древним городом — и теперь Лэйми начал это чувствовать. Здания, слившиеся в единую массу, которая тянулась на мили; здания, форму которых он не мог угадать из-за бесчисленных пристроек; здания, осевшие в землю так глубоко, что к их дверям приходилось спускаться по лестнице. Может, вся эта земля была пылью, осевшей за множество прошедших лет...
Здесь было множество людей — так много, что порой ему приходилось толкаться. К тому же, здесь, внизу, было очень жарко и Лэйми, хотя бы отчасти, оценил обычай молодых леров ходить полуголыми. Но, несмотря на жару, большинство местных жителей, в том числе и девушки, одевались в темные штаны и серые рубахи навыпуск — без воротов и с короткими рукавами, сшитые из толстой, грубой холстины. Обуви здесь не носили.
Чтобы не привлекать внимания, Лэйми оделся так же. Улица была немощеной и шлепать босиком по теплой пыли ему нравилось. Тем не менее, на него часто косились — всё же, он был выше и крепче большинства здешних парней. На "траве", как Охэйо называл вегитарианскую пищу, не очень-то вырастешь. Во-вторых, все здесь казались какими-то... занятыми. Они куда-то спешили, глядя только перед собой. И ещё, они, конечно, отличались от него и внешне — то есть, волосы у них были такие же черные и вьющиеся, но кожа желтовато-коричневая, губы — гораздо более пухлые и уши тоже больше. Охэйо наверняка бы сказал, что всё это — от постоянной жизни в жарком климате и взялся бы вычислить, сколько лет они тут живут...
Здесь, в южных районах Вьянтары, жило много людей из народа халсе — коренастые, широкогрудые и толстоногие они заметно выделялись в толпе. Их узкие, загрубевшие ступни странно сочетались с мускулистыми икрами. Округло выступавшая нижняя часть лица придавала их внешности что-то первобытное. Как и орки, они были дикарями, относительно недавно принятыми в цивилизацию. Но за эти две недели (самых счастливых в его жизни) Лэйми успел узнать достаточно, чтобы по достоинству оценить их — халсе, в отличие от большинства людей, сохранили прямолинейность и честность. Если они отдавали кому-то свою верность, то хранили её до конца. Единственное, что ему в них не нравилось, — они больше всех прочих ненавидели орков и эта вражда уходила корнями в глубину времен.
Халсе стали самой удачной находкой Летящих — может, и не желая этого, они собирали во Вьянтаре всё лучшее, что могли найти. Лэйми очень жалел, что не может участвовать в их дальних полетах — но он мог, по крайней мере, слушать и расспрашивать о них.
Разнообразие культур Пояса — самых плодородных земель Мааналэйсы, окружающих её Центр — было почти беспредельным. Летящие Вьянтары изучили лишь ничтожную его часть — но легенды и слухи разлетались гораздо быстрее и дальше. Им доводилось видеть земли, где люди постоянно кочевали, нигде не задерживаясь подолгу, и базары заменяли им города; земли, где жили только дети, убивавшие всех, кто достигал совершеннолетия; земли, где царила тирания, и земли, где о власти не знали вообще. Застывший в своем вечном полудне Пояс был шириной в двадцать миллионов миль — а дальше начинались сумрачные и таинственные земли Вторичного Мира...
Кое-что и здесь казалось Лэйми странным — например, отсутствие автомобилей. Оно и понятно — нефти в Мааналэйсе нет. Весь транспорт здесь был электрическим — в центре улицы тянулось сразу несколько рядов трамвайных путей. По ним, правда, ехали не столько трамваи, сколько грузовые платформы. Между путями и тротуарами катила сплошная масса велосипедов, иногда тянущих нагруженные тележки. Попадались, впрочем, и запряженные животными повозки. Бродячие торговцы путешествовали в домиках, похожих на небольшие башни на колесах, — с их верхних площадок было очень удобно заключать сделки и обмениваться товарами прямо через окна вторых этажей...
Лэйми не боялся заблудиться — достаточно только взлететь и он увидит Мебсуту; она парила в выцветшем от жары небе синеватым призраком. Солнце жгло его плечи, земля обжигала босые ноги — не сильно, но всё же, вполне ощутимо. Слабый ветерок нес не прохладу, а пыль и жар, словно из печи. Он не понимал, как люди вообще могут жить здесь — по крайней мере, он просто не смог бы спать в такой жаре...
Охэйо бы немедленно предположил, что для развития цивилизации необходим холодный климат и привел бы массу примеров — начиная с их родной державы, возникшей едва ли не под Полярным кругом. Впрочем, цивилизация и впрямь не вполне добралась до этих мест. Отвернувшись от велосипедов и трамвайных путей, Лэйми словно попадал в средневековье. На обочине стоял дощатый эшафот и двое палачей на нем секли кого-то — должно быть, вора — плетьми, подвесив его за руки. Тут же был ряд ям, заполненных гниющей требухой и прикрытых деревянными решетками — из них разило невыносимой вонью. В некоторых что-то шевелилось — люди, сидевшие по самую шею в этом смрадном месиве...
Несмотря на жару, кожу Лэйми покрыл озноб. Пожалуй, даже разделочные столы леров были лучше, чем ЭТО. Впрочем, прохожие уделяли мольбам несчастных не больше внимания, чем он сам уделил бы мычанию коровы.
У него не было сейчас никакой цели — кроме обычного для Летящих желания посмотреть. Иногда оно заводило их очень далеко. Так как юные леры обладали Даром Полета около десяти лет, многие из них совершали лишь одно, но очень длинное путешествие — пять лет в любую из трех сторон света и пять обратно. Некоторым удавалось увидеть земли, удаленные на полмиллиона миль, и каждое такое путешествие становилось легендой. Но большинство не возвращалось — и чаще не потому, что гибло. Повидав так много, они легко выбирали себе новый дом...
Вдруг к Лэйми привязалась какая-то девушка; не понимая, что ей нужно, он просто отмахивался от неё, но она преградила ему путь и вдруг вызывающе толкнула грудью. Он на миг замер, потом грубо отпихнул её... уже чувствуя невольное возбуждение. К его удивлению, почти никто не обращал на них внимания.
Девушка беззастенчиво рассматривала его. Она оказалась круглолицей, пухлогубой, с поджарым гладким животом. На тугих округлостях её неприкрытой груди дерзко торчали крупноватые темные соски. Из украшений на ней были лишь кожаные браслеты на запястьях и щиколотках. Множество мелких ремешков туго оплетало её ступни, проходя между пальцами. Узкий плетеный ремень низко охватывал талию; кожаный треугольник, прикрывавший низ живота, переходил в жгут, пропущенный между ягодиц. Зад у неё тоже был тугой, круглый, широкий и довольно-таки грязный, словно она сидела в уличной пыли. Непонятно почему, именно это и привлекало Лэйми.
— Чего тебе надо? — спросил он, уже зная всё.
— Я хочу любить тебя, — улыбаясь ответила она.
— Взамен?..
— Ты будешь любить меня. Разве мало?..
2.
Они быстро шли по улице, казалось, не замечая друг друга. Шагов через двести девушка остановилась и сдвинула две доски в ветхом заборе, жестом предлагая Лэйми следовать за ней, в узкую щель между задней стеной какого-то дома и высокой каменной оградой. Здесь было темно, сыро, валялся мусор и плохо пахло. Шагов через тридцать проход упирался в тупик. Там девушка остановилась. Глядя на Лэйми, она с улыбкой расстегнула поясок, немедленно свалившийся с бедер. Её горячие ладони скользнули по его животу, проникнув под рубаху, отбросили её в сторону. Избавившись от остатков одежды, он погладил её грудь, гладкий, подвижный живот... глубоко втянувшийся, когда его рука скользнула ниже. Девушка зажмурилась, невольно запрокинув голову, тихо постанывая под его быстрыми прикосновениями... потом вдруг нежно коснулась его ресниц, заставив их опуститься.
От предвкушения удовольствия по коже Лэйми волной пошли мурашки. Её ногти коснулись его ушей, царапнули по груди, задев сразу затвердевшие соски. В них словно впились сотни крохотных сладких иголок; Лэйми невольно выгнулся, делая ей то же. Через минуту она задышала чаще. Когда его губы коснулись её губ, они покорно раскрылись и она вся вдруг прижалась к нему. Её руки сжали его плечи, бедра обхватили его стан... она рывком осела, заставив его вскрикнуть. Её горячая гладкая грудь прижалась к его груди, зубы сжали его левое ухо.
По телу Лэйми мгновенно разлился жар, мускулы невольно напряглись, голова закружилась. Он сел на пятки. Её бедра двигались неровными рывками, яростно, быстро. Пронзительные вспышки сводили Лэйми ноги, отдаваясь в основании позвоночника. Её ногти так же яростно скользили по его бокам, заду, пояснице, оставляя длинные кровоточащие царапины, нашли несколько чутких местечек, причинив ему боль, от которой его дыхание перехватило, мускулы окаменели, а живот втянулся почти до позвоночника. Он взмок и был очень близок к тому, чтобы закричать... но даже не вздрогнул — может, ему было слишком стыдно... а может, он чувствовал теперь эту жгучую боль как-то иначе. Это странное удовольствие наполовину было восхищением собственной стойкостью, наполовину... чем-то ещё. Открывшийся ему мир ощущений был настолько нов и необычен, что он был готов на всё, чтобы заглянуть в него подальше... но они уже уносили его. Его рот округлился, мышцы мелко задрожали, дыхание замерло. Потом резкий конвульсивный спазм потряс его тело... ещё один... и ещё... и она вскрикнула, до крови вцепившись в его спину.
3.
Какое-то время они дремали, сидя в объятиях друг друга. Лэйми чувствовал, как кровь течет по нему из пылающих огнем царапин, но ему было очень, очень хорошо...
Отдышавшись, девушка вдруг ткнулась пухлыми губами в его ухо, лизнула шершавым, невыносимо горячим языком, потом вдруг прихватила зубами. По коже Лэйми вновь пошли мурашки. Только что он думал, что всё кончено, но теперь... теперь он с неожиданной остротой ощутил собственную наготу — и нагое горячее тело в объятиях.
— Хочешь ещё? — шепнула она, и жаркий ветерок её шепота словно забрался в самую душу Лэйми...
— Да...
Она вдруг со смехом поднялась и потянула его за руку.
— Тогда, думаю, нам пора представиться.
4.
Её звали Миэй; она очень вежливо пригласила его к себе в гости. Лэйми согласился, но путь оказался неожиданно долгим — они шли не менее часа. За это время небо успели затянуть тучи, прошла и кончилась гроза. Мучительная жара спала; воздух немного посвежел. Лэйми сразу почувствовал себя бодрым и легким — может быть, из-за взглядов, которые бросала на него Миэй.
К его удивлению, она привела его к высокому стальному забору. Едва девушка вставила магнитную карточку в щель, замок мягко щелкнул. Массивная калитка отворилась — и Лэйми удивленно замер, попав в обширный двор, окруженный желтыми четырехэтажными домами — весь он, кроме ведущей от ворот и обегающей его центр дороги, был покрыт травой, здесь же росло несколько деревьев. От дома перед ним, справа, отходило что-то вроде открытого танцевального зала — на его террасе, за столиком, сидели две девушки в легких платьях, с любопытством глядя на него. Лэйми смутился и перевел взгляд. Двор продолжался и за "танцзалом", он был гораздо обширней, чем представлялось на первый взгляд — и притом, кроме этой парочки, в нем не было видно ни одного человека.
Квартирка Миэй на третьем этаже старого дома была маленькой и бедной — голый дощатый пол, голые стены. В распахнутые настежь окна струился сырой, болезненно-теплый воздух и желтовато-серый свет мутного, дождливого дня — а также, само собой, бесконечный скрип повозок и голоса прохожих.
Подойдя к окну, Лэйми увидел немощеную, утопающую в грязи широкую улицу, кишащую телегами и людьми. Вдоль неё тянулся бесконечный ряд одноэтажных лавок с тускло-желтыми облезлыми стенами и железными крышами — а за ними море таких же крыш до смутного горизонта, отмеченного полосой странных белесых туч. Несмотря на бедность комнаты, один такой вид был здесь неслыханной роскошью.
Над крышами, на лесе столбов, тянулась спутанная сеть проводов, особенно густая здесь, на улице, — будь Лэйми подходящих размеров пауком, он смог бы обойти все дома в округе, ни разу не коснувшись земли. А потом Миэй обняла его и всё остальное потеряло значение.
5.
Они проспали до заката. Когда Лэйми проснулся, небо за окном уже пылало багровым закатным огнем. Зрелище было тревожное и даже величественное — лишь сейчас стали видны многоэтажные нагромождения облаков — и они отдали должное этой впечатляющей картине. Потом наступило время для более прозаических дел — они помылись (здесь был крохотный душ с удивительно теплой водой и Лэйми не отказал себе в удовольствии вымыть Миэй целиком, от волос до пяток), поели — просто, но сытно, — а потом она решила его нарисовать.
Подчиняясь её указаниям, Лэйми нагим лег на живот, оперся на локти, туго прогнув спину, и прикусил кончики двух пальцев правой руки. Босые ноги он подогнул пятками кверху, с большого пальца левой свисала нитка пёстрых бус. Он изо всех сил старался не двигаться, сохраняя на лице лукавую, снисходительную усмешку. Миэй, тоже нагая, сидела за столом, то и дело посматривая на него и быстро рисуя. По коже Лэйми пополз сладкий, колючий озноб — рисовали его первый раз в жизни и он и представить не мог, что это так ему понравится.
Постепенно темнело. Миэй почему-то не зажгла света — может, ей нечем было за него платить, — и продолжала рисовать уже в полутьме, пока Лэйми не начал удивляться этому. Через минуту после этого Миэй закончила — она встала, бесстыдно потягиваясь, и, широко ухмыляясь, поманила его.
Лэйми с нетерпением подошел. Миэй стояла рядом с ним, ожидая его реакции: она пританцовывала от нетерпения, как бы случайно накрывая пальцы его босых ног своими, потираясь о него плечами и слегка толкая бедрами. Вид у неё был весьма живописный: черные блестящие волосы дико растрепаны, падая в красивом беспорядке на спину, из-под них весело блестели длинные, темно-синие глаза. Вокруг пушистых ресниц и пухлых губ на гладкой золотистой коже розовели чуть более темные следы от его поцелуев. Пальцы её босых ног были туго стянуты пёстрыми четырехцветными шнурками. На запястьях и щиколотках девушки блестели серебряные браслеты, на верхней части её бедер лежал поясок из нескольких цепочек, соединяющих тяжелые, колючие шарики, похожие на звезды, — их длинные острые лучи заметно вдавливались в чуткую кожу. Лэйми с большим трудом смог отвести от неё взгляд.
На столе лежал большой лист белой бумаги — а с него смотрел он сам. Рисунок был, конечно, карандашный, черно-белый — но четкость и точность очертаний восхитила его. Выбранная Миэй поза Лэйми понравилась — она не только подчеркивала красоту его тела, но и очень точно отражала характер. Лэйми, правда, полагал, что волосы у него всё же покороче и не такие пышные, да и бус на талии он, вроде бы, не носил, — но в остальном изображение было безупречным. Гибкое, словно литое тело дышало бесстыдной, неутомимой чувственностью — и круглый, чуть приподнятый зад, и дерзкий изгиб стройного стана, и даже в чуть отогнутых книзу пальцах и гладких подушечках своих босых ног Лэйми теперь мерещилось нечто неприличное. Но больше всего ему понравилось выражение лица — "вот какой я красивый, любуйся, но потрогать не дам!" Впрочем, это было уже явной ложью — когда Миэй вновь потянулась к нему, сопротивляться он не стал — да ему и не хотелось.
