"А тут ты ошибаешься, — вскинул подбородок Рэми. — Если умрет Миранис, то меня не спасет даже Виссавия. А ты, сволочь этакая, силой заставил меня бросить принца одного в Кассии. Хотя есть еще один способ..."
Рэми осторожно проплыл к вождю. Резким движением он выхватил из-за пояса Элизара кинжал и приставил его к горлу любимого дядюшки. Как там говорил Марк? Одно желание убить вождя, и ты сам будешь мертв.
Элизар лишь улыбнулся:
— Ну же, давай!
Рэми нажал на кинжал. Тонкое лезвие надрезало кожу. За белоснежный воротник туники Элизара потекла красная дорожка крови.
— Ну же!
Руки Рэми затряслись. Кинжал выпал из его пальцев. Вождь в воздухе подхватил оружие и, все так же невозмутимо, придержав правой рукой серебряные ножны, левой воткнул в них кинжал.
"Но почему?" — недоумевал Рэми.
— Потому что ты не в силах никого убить вот так, хладнокровно, — холодно ответил вождь. — Иначе бы она тебя не выбрала.
"Но ты убил!"
— Но я убил. И я сильно за то поплатился, потому что в нашей жизни появился ты — человек без роду, без имени.
"У меня есть мой род! Я кассиец!"
— Забудь все, чем и кем ты был в Кассии. Здесь ты мой наследник, Арман. Не больше, но и не меньше.
"Если ты слышишь меня так хорошо, то почему не поймешь? Я не могу тут остаться! Я задохнусь без Мираниса! Я уже задыхаюсь..."
— Вернемся в замок, — сказал Элизар. — Достаточно для тебя на сегодня глупостей.
"Сам иди в свой проклятый замок!" — Рэми в последний раз посмотрел на вождя и, cпустившись на землю, вошел в быстро темнеющий лес. Он уже отчаялся что-то объяснить Элизару.
Рэми не вернется в замок. Они все и всё понимают неправильно. А в лесу каждая травинка знает кто он. Там ничего не надо объяснять. Там не надо чувствовать себя дураком, которого ни с того ни с сего приняли за другого и заставляют играть чужую роль.
И почему Элизар так в него вцепился? Чего ему надо?
Сделать вид, что смирился? И тогда вождь снимет заклятие... Рэми обреченно вздохнул. Как же. Вождь видит его насквозь, такого захочешь, а не обманешь.
"Проклятие!"
Рэми был страшно зол, но на этот раз Виссавия не откликалась на его чувства. Даже этого его временно лишили. Вождь все предусмотрел... идиот!
Вождь был прав, и Рэн понял это очень быстро. Пока Дериан в загородном доме Армана заперся в своих покоях и отбивался от назойливых, многочисленных посетителей, ссылаясь на занятость, Рэн мог спокойно гулять по огромному особняку и наблюдать.
А наблюдать было за чем. Кассийцы оказались народом очень даже забавным. Целители частенько говорили, что люди вне клана испорченны и неприятны. В какой-то степени это было так. Рэн чувствовал, как кассийцев распирали странные, непонятные ему эмоции, чувствовал, как они ненавидели, раздражались, злились по пустякам, как медленно, неосознанно бежали к смерти, травя свое тело крепким вином и жирной, неприятно пахнущей едой, а разум — глупыми, никому ненужными мыслями.
Вот та девушка-служанка мечтает о хорошеньком подмастерье, что живет по другую сторону улицы. Наивно думает, что если позволит зайти к ней ночью, то он будет с ней поласковее, может даже на ней женится. Ее шустрая, бледная подруга тоже думает о том же подмастерье, но уже с ненавистью. Бедняжка ждет ребенка, а от своего мимолетного любовника получила лишь немного денег, которых едва хватит на услуги не очень-то хорошей колдуньи.
Ребенок обречен. Рэн видел его, как черный сгусток внизу живота матери. Почти слышал, как он отчаянно плачет и просит его пощадить. А ведь это отчаяние навсегда останется с его матерью и подходить к этой красивой, умной девушки видящему человеку станет неприятно. Противно.
Как противна Рэну старая, толстая кухарка, что уже не раз пыталась покормить "любимого Нара" отборными, вкусно пахнущими яствами. Видно было, что кухарка искренне любила хариба Армана как своего сына, но Рэн не мог удержать дрожи отвращения, когда она приближалось ближе, чем на пару шагов. Да, он был хранителем смерти, но на дух не переносил, когда за грань толкали насильно, а не по воле богов.
— Ты зря от нее шарахаешься, — сказал Дериан, выглядывая из-за плеча Рэна в окно, туда, где переваливаясь с ноги на ногу кухарка лично шагала на рынок во главе нескольких крепко сбитых парней с увесистыми, пока еще пустыми корзинами. — Она действительно пытается мне угодить. Заметила, что я почти ничего не ем... как и ты. Вот и решилась приготовить что-то повкуснее, потому-то и поперлась перед самым закатом на рынок.
— Ты хоть сказал бы ей что, — криво усмехнулся Рэн. — А то опять чего-то из трупов животных "понаваристее" состряпает. И как это есть-то?
— Я сказал, что слегка притравился виссавийской пищей и пока на дух не переношу мяса, — невозмутимо ответил Дериан. — Потому милая женщина решила меня сегодня покормить исключительно овощами, да фруктами. А это я еще смогу съесть.
— Гм... какой поклеп на нашу богиню, — протянул Рэн. — В Виссавии и притравился... Да и есть эту гадость... И зачем? Чтобы угодить этой?
— А ты попробуй. Некоторая кассийская пища очень даже неплоха.
— Спасибо, нет. И все же... почему ты ее защищаешь?
— Ее можно понять, — Дериан отошел от окна и сел за стол, перебирая стопку лежавших перед ним бумаг. — Н-да... дел у бедного Армана накопилось немало... прошение, еще прошение, счета, жалобы, как же мне все это надоело.
— Тебя никто не заставляет с этим возиться.
— Не заставляет, — кивнул Дериан. — Но мне надо изображать бурную деятельность и занятость. Я даже сегодня вечером собираюсь за дежурство. Как-никак, а я старшой, не забывай.
— И все же о кухарке... почему ты говоришь, что ее можно понять?
— Муж ее давно умер, только сын остался. Единственный. Шалопай еще тот. Она его подмастерьем к сапожнику в столицу устроила, в ногах у старейшины валялась, чтобы рекомендацию дал. Да сын не оценил. Перепил слегка, подрался, ну и в драке ударил соперника слишком сильно, бывает. Одним ударом, да насмерть. А потом к матери сбежал, за стены города. Да только жить в деревне ему тоже было в тягость, вот опять нажрался, и на крышу зачем-то полез. Упал он с нее знатно — сломал позвоночник, а жив остался. Наш виссавиец-целитель его посмотрел... ну и как всегда в таких случаях, лечить отказался. Ну и ехидно так заметил, что теперь-то парень никогда с кровати не встанет...
— Но жил же?
— Видишь ли... не все могут так жить, — тихо ответил Дериан. — Парень вот не смог... просил мать, плакал... ну та и пошла к колдунье, травок купила. Как сыну давала их выпить, мальчишка со слезами благодарности ей ладони целовал. Знал, что больше мучиться не будет. Заснул... и не проснулся. Вот тебе и вся история.
— Но она же все равно убийца, — задумчиво ответил Рэн.
— Убийца, кто же спорит. Но умеет любить. Армана вот любит, Нара. Когда Арман в столицу собирался, он ее с собой прихватил. Знал, что ей жизни в деревне не будет. Он же ее и от дозора спас, да от виселицы.
— Если ты так всех понимаешь...
— Каждый целитель понимает... у людей всегда есть причины, почему они убивают. Тех, кто убивает хладнокровно и без повода, практически нет.
— Так почему же вы им отказываете в исцелении?
— А почему ты с презрением смотришь на эту женщину?
Рэн вздрогнул.
— Я чувствую это еще сильнее. Я даже однажды попробовал, пожалел. Это было все равно, что в дерьме по уши испачкаться, да нажраться его по завязку, и, что самое страшно, душу свою в том дерьме вывалять. Такое ощущение, что ты сам убил. Ни дышать, ни жить после такого не хочется. Ты ведь помнишь, как я однажды слег?
Рэн помнил. Ему было тогда двенадцать, Дериану едва исполнилось пятнадцать. Рэн вернулся домой от учителя ночью, страшно уставший, и у самого порога, на крыльце, чуть было не упал, споткнувшись о потерявшего сознание Дериана. Он отлично помнил, как на крыльях летел к учителю брата, как тот, бросив на Дериана короткий взгляд, приказал перенести брата в дом старшего целителя. И как брат пропал на целую луну.
Вернулся Дериан бледный и молчаливый. Но что произошло тогда так и не рассказал.
— Старший целитель меня целую луну откачивал, целители душ от моей постели долго не отходили... и когда меня полностью "очистили" я понял, что некоторых людей исцелять просто не могу...
— Я думал...
— Кассийцы тоже так думают, — холодно ответил Дериан. — Считают, что мы просто... чистоплюи. Потому исцеляем лишь избранных. Но это далеко не так. А ты куда, собственно, собрался?
Рэн фыркнул. Братишка так заболтался, что только теперь заметил, что Рэн полностью оделся для долгой прогулки.
— В город.
— И оставишь меня тут одного?
— По мне так ты неплохо справляешься. Если что, намекай просителям, что приходить надо в первой половине дня. А с бумажками я тебе и так не помощник.
— Просители меня, собственно, не тревожат. Меня тревожит это.
Дериан кинул брату два распечатанных письма. В первом неровным, размашистым почерком было небрежно выведено всего несколько слов: "Возвращайся в замок. Я тебя жду". Второе, написанное аккуратными, каллиграфически-правильными и идеально-красивыми буквами было интереснее: "Ради богов, брат, ты что вытворяешь? Я понимаю, что ты обижен, но долго я еще в это играться буду? Принц в гневе. Немедленно возвращайся в замок повелителя или я тебя лично за шиворот из поместья вытяну."
— Гм... Друзья?
— Наследный принц Кассии и его целитель судеб, — ошарашил Рэна брат.
— И ты отказал? — сглотнул Рэн.
— А у меня был выбор? Наследному принцу Кассии вежливо написал, что, к сожалению, дела рода требуют моего личного присутствия в поместье, и я не могу вернуться на данный момент в замок. Эррэмиэлю ответил, что я уже не маленький мальчик и сам в состоянии решить, что мне делать.
— Я и забыл о младшем братишке нашего наследника... — задумчиво ответил Рэн, защелкивая застежку плаща, — целитель судеб еще тот противник даже для нашего вождя.
— Надеюсь, что Арман образумится и Эррэмиэлю не придется вмешиваться... надеюсь, что наследный принц и его телохранитель пока оставят нас в покое. Но эти письма... Потому лучше, если бы ты остался.
— Я должен выполнять приказ вождя, — перебил его Рэн. — Вернусь поздно, уж не обессудь. У меня встреча.
Дериан промолчал, вернувшись к своим бумагам. Что же, работа с бумажками ему тоже очень даже подходит. Помнится, в хранители дара долго не могли решить, чего же в Дериане больше — таланта целителя или хранителя знаний. Решили в пользу целителей, потому как целители были для Виссавии важнее. И теперь впервые Рэн задумался, что, может, зря решили. С бумажками оно, пожалуй, с безопаснее будет.
— Запри дверь и никого не пускай, — вдруг отрезал Рэн. — Я скажу, что ты заснул и чтобы тебя не беспокоили.
— Не суетись, — спокойно ответил Дериан. — Я не кисейная барышня и сам справлюсь. Если что... ты сам знаешь, что боевой магии мы тоже очень даже обучены.
— Дериан... будь осторожен...
— И ты будь осторожен. Помни, что мы в чужой стране. И люди тут чужие.
Рэн-то помнил... каждое мгновение. В Кассии оказалось не столь весело, как он думал.
В кассийской столице оказалось гораздо холоднее, чем в Виссавии, небо было затянуто тяжелыми тучами, да и дождик начал накрапывать.
Рэн натянул на голову капюшон, его настроение окончательно испортилось. Здесь даже теперь, после наступления темноты, было слишком много народу, при этом народу злого, одуревшего от тяжелой работы и куда-то спешащего по грязным, закиданным мусором улицам.
Рэн вместе с другими пешеходами вжался в стену дома, когда по узкой улочке мимо промчалась подпрыгивающая на камням мостовой повозка.
— И куда боги дурака несут? — проворчала рядом старуха, отрываясь от стенки. Откинув от заботливо прижатой к груди корзины серое полотенце, она завыла:
— Пирожки! Свежие пирожки!
— Пиво... пиво! — вторил ей откуда-то басистый голос. — Вкусное, крепкое пиво!
— Купи цветочки для мамы! — улыбнулась Рэну хорошенькая девушка.
— У тебя, красавица, куплю и репей, — ответил за спиной виссавийца молодой голос. Девушка улыбнулась еще шире, сразу же забыла о Рэне и юркой змейкой скользнула в толпу.
Рэн усмехнулся. Опасаясь встретить на улицах знакомых Нара, да и не желая расходовать силы понапрасну, он принял свой естественный облик, отчего его вновь начали путать с мальчишкой.
Цветочки для матери? Его мать, талантливая целительница, лунами пропадала за пределами Виссавии. Домой возвращалась редко. А когда возвращалась, то больше спала в своей комнате и выходила оттуда нечасто. Вечно бледная, вечно уставшая, хрупкая, как изящная статуэтка, она с сыновьями разговаривала так редко, что временами казалась Рэну чужой. Но все равно бесконечно любимой.
И она никогда бы не приняла в подарок цветов.
— Срывая цветок, ты преждевременно лишаешь его жизни, — говорила мать. — И в то же время слегка поганишь свою.
Кто-то грубо толкнул Рэна в плечо и, выругавшись, виссавиец выскользнул из воспоминаний на улицы кассийского города. Рэн шарахнулся вновь к стенке, пропуская мужчину с тяжелым мешком на плечах и вздрогнул — в толпе кассийцев он различил того, кого увидеть тут явно не ожидал.
Не понимая, каким образом другой хранитель смерти оказался вне Виссавии, Рэн было бросился за укутанной в плащ фигурой, как остановился. Этот человек был наполнен силой, которой в нем быть не должно. И он убивал, не раз, не два, Рэн уж и сосчитать не мог. Он него настолько несло аурой насильственной смерти, что Рэн чуть было не задохнулся.
Это мог быть только один человек. Человек, которому Рэну лучше на глаза не показываться. Изгнанный из Виссавии Алкадий.
Воспользовавшись, что магический упырь не смотрит в его сторону, Рэн живенько окутал себя щитами, скрывая собственную ауру хранителя смерти, и слился с толпой вовсе не желая упускать Алкадия из виду. Мало ли, может, пригодится. Встреча подождет... у Рэна есть дела поважнее.
Следить за кем-то в полной народу улице оказалось непросто. Рэна бесчисленное раз обругали, посоветовали идти домой "к мамочке", и назвали "несносным мальчишкой". Дважды Рэн думал, что упустил упыря, но вновь находил его совершенно случайно: то стоявшего у лавки с книгами, задумчивого, с толстым томиком в руках, то переговаривающегося в полголоса с каким-то молодым, заспанным мужчиной.
Рэну очень хотелось бы проследить и за спутником Алкадия, но разорваться он не мог. Постаравшись как можно подробнее запомнить ауру незнакомца, Рэн нырнул в тень за колонну, когда упырь вдруг обернулся и окинул улицу внимательным взглядом.
Видимо, не заметив слежки, Алкадий вдруг свернул под арку между плотно стоявшими домами, за которой начиналась еще более узкая, пустая улочка.
Рэн еще больше окутал себя щитами, сгущая вокруг тьму. Ночь была его лучшим другом, а Алкадий, лишенный благословения богини, был слепым, но в то же время опасным. Рэн знал, что надо быть предельно осторожным, ведь в прямой схватке ему упыря не одолеть. Даже вождю не одолеть.
