Я тебе только что сказала: "Это не предвидение, не какая-то такая сила", да? Но иногда мне кажется, что по крайней мере для меня это действительно что-то вроде предвидения. Если где-то в скором времени за мной придет смерть, может быть, я это как-то почувствую. И если буду действовать правильно, то, возможно, смогу избежать смерти... Помнишь тот раз, когда ты сказал, что беспокоишься, что я иду домой одна, а я тогда сказала, что все в порядке? Вот поэтому и сказала.
...Точно.
Я помнил.
— Если поверить всему, что ты рассказала... — произнес я и тоже встал. Мурашки по коже бегать перестали. Наоборот, несмотря на холод в комнате из-за кондиционера, у меня на спине чуть ниже шеи выступил пот.
Я стоял чуть более чем в метре от Мей. Оба ее глаза — и левый, и правый — были открыты и устремлены на меня. Сзади вновь отчаянно задребезжало окно.
— Тогда, значит, ты знаешь, кто это?
"Кто мертвый?.."
— Ты смотрела своим "глазом куклы" и теперь знаешь, кто в нашем классе "лишний"?
Мей двинула головой как-то неопределенно — ни подтверждая, ни отрицая того, что я сказал. Потом ответила:
— Я стараюсь не снимать повязку в школе. С самого начала третьего года, когда я узнала о "проклятии", я ее ни разу не сняла. Даже после того, что случилось с Мисаки, даже после того как ты перевелся к нам в школу... Даже после того как Сакураги-сан умерла и я начала верить, что "катастрофы" взаправду начались, я ни разу...
— Даже когда ты написала те слова на парте?
"Кто мертвый?.."
— Ведь тебе достаточно было снять повязку, и ты тут же смогла бы сказать, кто это?
— Даже если бы я узнала — даже если бы я знала, кто это, мне казалось, что я ничего не смогу изменить. Я думала, что знание нисколько не поможет. Я об этом думала, но... понимаешь?
Откровенно говоря, я был не очень настроен принять такую точку зрения.
Да, я действительно никогда не видел ее в школе без повязки. Но неужели она на самом деле ни разу даже не позволила ей соскользнуть? Неужели она ни разу не попыталась отыскать ответ на загадку "Кто мертвый?". Как она вообще могла не думать об этом все время, постоянно?
Но...
Делала она что-то или не делала — все это в прошлом. Сейчас размышлениями об этом ничего не достичь. Проблема в настоящем.
— Если так...
Я положил руку на грудь и сделал глубокий вдох. Может, стресс виноват, а может, просто мое воображение разыгралось, но мне показалось, что в груди кольнуло, и я тут же как наяву увидел картину своего скукожившегося легкого.
— ...То что дальше? Что сейчас?
Да — сейчас, когда она услышала кассету, записанную и спрятанную Кацуми Мацунагой пятнадцать лет назад. Теперь она уже не может сказать, что информация о том, кто "лишний", ничем не поможет.
— Сейчас ты знаешь? Видела его или ее? Этот человек сейчас здесь, с нами?
Брови Мей задрожали, будто мой поток вопросов выбил ее из колеи. Она явно не хотела отвечать. Мне показалось, что она сейчас прижмет руку к груди и сделает глубокий вдох, как я только что; но тут ее растерянный взгляд ушел в сторону и она снова слегка закусила нижнюю губу.
И наконец напряженно кивнула.
— "Лишний" здесь.
— ...Значит, поехал с нами.
По моей коже под рубашкой пот лил в три ручья. Я не отводил взгляда от губ Мей.
— Кто он?
— Я не -
В этот момент наш разговор прервал раздавшийся от двери грохот. Кто-то лупил по ней снаружи. Не стучал — а как будто бился всем телом.
— Кто там?
Одновременно с вопросом Мей дверь резко открылась. Едва я увидел, кто ввалился в комнату, как начисто забыл, что делал и думал всего несколько секунд назад.
— Тэсигавара?! Что случилось?
5
Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: что-то очень не так.
Тэсигавара дышал тяжело, будто бежал сюда со всех ног. Рубашка налипла на потное тело. Волосы и лицо тоже были мокры от пота. И при этом он был ужасно бледный; глаза на застывшем лице смотрели куда-то в пространство.
— Что случилось? Что-то... — повторил я и шагнул было к Тэсигаваре, но он издал какой-то придушенный звук и лихорадочно замотал головой. Потом посмотрел на Мей, потом снова на меня. Абсолютно никак не среагировав на то, что Мей была без повязки, он сумел наконец выжать из себя между тяжелыми вдохами-выдохами:
— Ага... прости... слуш... простите, что врываюсь, но... можно один вопрос задать?
Он хочет всего лишь задать нам вопрос? Странно. Просто очень странно. Тэсигавара, ты вообще как себя чувствуешь? Что, черт возьми...
— Просто хочу кое-что спросить, по-быстрому.
По-прежнему тяжело дыша, Тэсигавара прошел мимо меня и направился к балконной двери. Балкон выходил на внутренний двор, окруженный зданием с трех сторон.
Встав у двери, Тэсигавара повернулся к нам лицом.
— К-короче. Ребята, вы знаете такого Томохико Кадзами? — вдруг ни с того ни с сего спросил он.
— Чего?
Я машинально склонил голову набок. Мей среагировала примерно так же.
— А контекст можно?
— Слушай, я задал конкретный вопрос. Вы знаете, кто такой Кадзами? Можете его описать?
Голос Тэсигавары, когда он повторял свой вопрос, был таким серьезным, какого я еще никогда у него не слышал.
— Ну да, знаю, конечно, но это не... — ответил я, чувствуя, как на меня наваливается тяжелое предчувствие. — Он в нашем классе староста от парней. Твой старый приятель.
— Оооой... — с исказившимся лицом простонал Тэсигавара. — А ты, Мисаки? Ты его знаешь?
— Конечно, я его знаю.
Тэсигавара снова простонал "ооой", потом вяло пробормотал:
— Н-ну да, конечно...
Его колени подогнулись, и он сел — свалился, фактически — на пол. Он и так был бледен, но тут его лицо стало еще белее; губы задрожали.
— Эй, Тэсигавара, ты почему спрашиваешь? Что случилось?
Он по-прежнему сидел на полу; когда я подошел к нему, его голова закачалась вверх-вниз.
— Паршиво, — промямлил он голосом, вызывающим ассоциацию с раздавленной лягушкой. — Ой как паршиво...
— Да ты вообще о чем?
— Кажись, я облажался...
— Облажался? В чем?
— Я... слуш, я был просто уверен, что он и есть "лишний". И только что я...
— "Он"? Это ты про...
Это он про Кадзами?
— Кадзами.
— ...Не может быть.
— Я это сделал.
Он это сделал? Неужели он убил Кадзами?
— Врешь!
— Да чего мне врать? — Тэсигавара обхватил голову руками. — Я последнее время втихаря его проверял. Говорил с ним о разных штуках из нашего детства, ну, проверял, помнит он или нет. И он...
— Аа... ну это же...
— Он странно себя вел, зуб даю! — умоляюще, почти всхлипывая, произнес Тэсигавара. — Я спросил о том месте — ну, о нашем тайном убежище у реки, мы в третьем классе началки там все время играли, а он такой: "Я не помню". Потом я еще спросил про лето, когда мы были в пятом классе, — мы тогда на великах хотели проехать до самого океана, а сдались почти сразу, как выехали из города. А он такой: "Как-то не припоминается". Ну и...
— Ну и?
— Я сперва-то был не очень уверен, это знак или нет, но потом я думал и думал, и это все стало казаться подозрительным... И я решил, что это не он. Что настоящий Кадзами давно умер, а этот Кадзами — "лишний", он пролез к нам в класс весной...
Дааа. В смысле — у Тэсигавары явно серьезное непонимание ситуации. "Лишний" / "мертвый" вряд ли так бы себя вел.
Насколько я понял из объяснений Мей и Тибики-сана, вопрос, он "настоящий" или "фальшивый", бессмысленный в принципе. Он однозначно "настоящий" во всем; человек, который умер, возвращается к жизни, нисколько не подозревая, что он уже "мертвый" и пролез в наш мир незаконно. Поэтому что он помнит из детства, а что не помнит, вообще никакого значения не имеет. Это никак не может служить доказательством или признаком, позволяющим его вычислить. И все же...
Детские воспоминания, о которых говорил Тэсигавара, могли потускнеть или вовсе стереться у кого угодно. И все же...
— Вот, а сегодня вечером я... так подстроил, что он пошел со мной.
Давясь словами, Тэсигавара принялся объяснять, что произошло дальше.
— Я с ним живу в одной комнате, но я не хотел, чтобы в соседних комнатах слышали, и мы пошли в другое место. Я нашел в углу второго этажа комнату отдыха и сказал ему, что хорошо бы пойти посмотреть... А когда мы пришли, я психанул и так и врезал ему: ты, говорю, не настоящий Кадзами, правда? Ты "лишний", правда? Его аж затрясло, и он испугался, а потом как начнет на меня орать. И я подумал, блин, раз так себя ведет, значит, точно виноват. Ну и — на той кассете же сказано, если он умрет... если я его верну в мир мертвых, то спасу всех.
— ...И ты его убил? — мой голос едва не сорвался, я его еле сдержал. — Взаправду?
— Сперва мы с ним просто толкались и лаялись. Я не думал ничего такого, типа: так, пора его пришить; не бил его, ничего... Блин, да я вообще не помню, что я думал. Потом мы как-то оказались снаружи, на балконе. А потом я даже понять ничего не успел, а он...
— Упал?
— ...Мм.
— Ты его толкнул?
— ...Может, и толкнул.
— И он из-за этого умер?
— Он лежал на земле и не шевелился. И голова была вся в крови.
— ...Аа.
— Но тут я вдруг очканул. Меня аж затрясло всего, — Тэсигавара прижал колени к груди и еще сильнее вцепился в свою шевелюру. — Я выскочил в коридор... и прибежал сюда. Потому как знал, что ты пошел к Мисаки. Решил, что надо вам первым сказать.
— А Мотидзуки-куну?
— А он ненадежный.
— ...В любом случае — зачем ты нам те вопросы задавал?
— Из-за той кассеты. Забыл, что ли?
Тэсигавара опустил руки и поднял глаза на меня. Глаза были красные, в них стояли слезы, готовые вот-вот потечь по щекам.
— Сказал же этот Кацуми Мацунага: когда он убил "лишнего" пятнадцать лет назад... ты же слышал, да? Когда "лишний" умер, он исчез. Никто в целом классе не помнил, что он вообще был, кроме самого Мацунаги, потому как он сам это сделал. Потому-то я и...
— Ты хотел проверить, Кадзами действительно "лишний" или нет.
— Ага. Но вы сказали, что знаете его.
Плечи Тэсигавары тяжело поднимались и опускались. С отчаянием в голосе он спросил:
— Я что, все сделал не так? Сакаки — я налажал?
Пытаясь понять, как ему ответить, я углядел два возможных варианта, которые и стал обдумывать.
Первый вариант — Томохико Кадзами не "лишний", чего и боялся Тэсигавара. Иными словами, Тэсигавара "все сделал не так".
Второй вариант — даже если Томохико Кадзами "лишний", он еще жив. Судя по рассказу, который мы только что услышали, Тэсигавара не спускался с балкона, чтобы проверить, мертв ли Кадзами. Значит, не исключено...
— Возможно, он не умер.
— Э?
— От падения со второго этажа не обязательно умирают. Возможно, он жив, просто потерял сознание.
— А...
Тэсигавара, пошатываясь, поднялся на ноги и отвернулся к балконной двери. Потянулся — практически качнулся вперед — открыл ее и вышел. Я поспешил за ним.
Дул влажный ветер. Между облаков пробивался лунный свет...
Прижавшись грудью к стальной балконной решетке, по-прежнему мокрой от дождя, Тэсигавара вытянул правую руку вперед и наискось. Слева от входной двери, в углу второго этажа... тускло светилось несколько окон. Где-то там, видимо, была и комната отдыха.
— Это было... вон там, — показал Тэсигавара. — Блин. Не вижу его отсюда. Он за теми кустами...
Я достал из кармана мобильник. Надо позвонить в полицию или в "скорую". Увидев мое движение, Тэсигавара сказал:
— Э-эй, Сакаки. Ты ж не собираешься сдать полиции лучшего друга?
— Дурак.
В голове у меня мелькнул образ того следователя.
Старший из двух полицейских, расспрашивавших меня по поводу смерти Мидзуно-сан. Тот, на которого я как-то раз наткнулся возле школы. Его звали Оба. Он еще говорил, что у него дочь учится в начальной школе. Потом дал визитку с номером своего мобильника на обороте и сказал: "Если вы когда-нибудь сочтете, что я могу чем-то помочь..." Я тогда внес номер в адресную книгу телефона — на всякий пожарный. Если мы расскажем ему, что произошло, возможно, он в какой-то степени поймет.
Я отодвинулся от Тэсигавары и поспешно набрал номер. Но...
Сигнал не проходил.
Я глянул на экран — там была одна полоска. Но все равно дозвониться не получалось.
— Сакакибара-кун.
Я услышал голос Мей. Она смотрела на меня сквозь окно, не выходя на балкон.
Мей слабо, но акцентированно покачала головой. Потом произнесла очень тихо, чтобы Тэсигавара не услышал:
— Это не Кадзами-кун.
— ...Вот как.
Стало быть, "глаз куклы" сказал ей, что "это не Кадзами". "Лишний" кто-то другой.
— Тэсигавара! — с напором заявил я. — В первую очередь надо пойти выяснить, он жив или нет. И если жив — надо оказать первую помощь. Согласен?
— Ага... — кивнул Тэсигавара без особой убежденности в голосе и отодвинулся от балконной решетки.
Глядя на совершенно убитого крашеноголового пацана, я сказал:
— Ты, конечно, жуткий пессимист, но даже не думай кончать с собой.
И я вовсе не шутил.
— Ага...
— Тогда пошли быстрее.
6
Выскочив из комнаты 223, мы побежали прямо к выходу — по коридору второго этажа до лестницы в середине здания, затем по лестнице вниз, в фойе. И по пути...
У меня внезапно возникло какое-то странное ощущение.
Предчувствие, какой-то звоночек в самом нутре... нет, не совсем. Если подключить рассудок — никакого такого шестого чувства просто не может быть.
Эхо... да. Я почувствовал эхо чего-то.
Странное эхо. Беспокойное эхо. Кошмарное эхо. Если подключить рассудок — наверняка причиной послужило что-то, что мельком попалось мне на глаза, когда я сбегал по лестнице.
Тэсигавара и Мей неслись вперед, не оглядываясь. А у меня ноги сами собой остановились.
Я в фойе. Уже ночь, света почти нигде нет. Коридор, уходящий вдаль, словно всасывающийся в черноту. И там...
Приоткрытая дверь — совсем на чуть-чуть. Вот что я увидел.
Дверь в столовую?
Свет за ней не горел. Там было еще темней, чем в коридоре. И вот в глубине этой черноты, видимой сквозь щель приоткрытой двери, я ощутил что-то — что-то чертовски беспокоящее. Отсюда, видимо, и то "эхо", которое я почувствовал.
Звать остальных мне не хотелось. Я в одиночку подошел к двери и взялся за тускло блестящую ручку.
Она была влажная.
Пот? Нет, не пот. Это...
Я убрал руку и, развернув ее ладонью вверх, вгляделся. Несмотря на темноту, мне удалось с трудом различить что-то. Да, это был не пот. Что-то более темное запачкало мне руку. Это...
...Кровь?
Кровь? Но почему?
Можно было отойти от двери и догнать Мей с Тэсигаварой. Но я не мог. Вовсе ни о чем не думая, я открыл дверь и осторожно вошел в столовую. В темноте почти ничего не было видно, так что я двигался медленно, шаг за шагом, по стеночке. И вдруг -
— Ай! — вырвалось у меня, когда что-то вдруг вцепилось мне в лодыжку. — Уай. Что...
