Джеймс покачал головой.
— Без понятия. Похоже, это придется выяснять именно тебе, Ральф. Как сказал Тед, ты — наш человек в стане врага.
Ральф упал в кресло. Зейн что-то чиркал на куске пергамента.
— А что насчет нашего первого вопроса? — спросил он, не поднимая глаз. — Где Зал Старейших?
Джеймс и Ральф обменялись озадаченными взглядами. Джеймс сказал:
— Снова без понятия. Но, я думаю, есть еще и третий вопрос, о котором мы должны подумать.
— Как будто первые два недостаточно мудреные, — проворчал Ральф.
Зейн поднял глаза, и Джеймс увидел, что тот рисовал Врата пещеры.
— Какой еще третий вопрос?
— Почему они до сих пор этого не сделали? — прошептал Джеймс — Если они верили, что все три реликвии у них, почему они просто не пошли в этот Зал Пересечения Старейших и не попытались призвать Мерлина обратно из его тысячелетней трансгрессии?
Ни у кого из них не было ответа, но все согласились, что это важный вопрос. Зейн перевернул свои каракули, продемонстрировав заляпанные небрежные записи и диаграммы по арифмомантии.
— Я просмотрел библиотеку Когтеврана, но из-за домашней работы, уроков, квиддича, дебатов и астрономического клуба у меня не было и двух минут, чтобы собрать все вместе.
Ральф бросил перо на стол и откинулся на спинку стула, потянувшись.
— Кстати, что там происходит? Ты единственный, у кого есть контакт с мадам Делакруа. Как она?
— Как цыганская мумия, у которой есть пульс, — ответил Зейн. — Они с Трелони ведут астрономический клуб, как и класс предсказаний, но они постоянно спорят вместо того, чтобы преподавать вместе. Работа шла бы намного лучше, если бы они как-то уравновешивали друг друга. Трелони заставляет нас просто чертить астрономические символы и смотреть на планеты в телескоп для «выяснения настроения и поведения этой планетной собратии».
Джеймс, который знал Севиллу Трелони как дальнего друга семьи, усмехнулся от нежных отзывов Зейна о ней. Зейн продолжал:
— Делакруа, напротив, заставляет нас составлять звездные карты и измерять цвет волн звездного света, высчитывать точные сроки некоторых значимых астрономических явлений.
— Точно, — вспомнил Джеймс. — Парад планет. Петра и Тед рассказывали мне про это. Они посещают уроки предсказания у нее. Похоже, что королева вуду действительно знает толк в таких вещах.
— Она анти-Трелони, это точно. У нее сплошная математика и вычисления. Мы знаем дату, когда это произойдет, но она хочет, чтобы мы вычислили вплоть до минуты. Пустая трата времени, скажу я тебе. Она слегка помешана на всем этом.
— Она помешана вообще, если спросите меня, — заметил Ральф.
— Я думаю, она подозревает нас, — понизив голос, сказал Джеймс. — Я замечаю, как она смотрит на меня иногда.
Зейн поднял брови и указал на свои глаза:
— Она слепа, если ты помнишь. Она не может ни на что смотреть, приятель.
— Я знаю, — сказал Джеймс, но остался при своем мнении. — Но я готов поклясться, что у нее есть способ видеть, не имеющий ничего общего с глазами.
— Давайте не будем сходить с ума, — быстро проговорил Ральф. — Все это и без того достаточно странно. Ничего она не может подозревать. Если бы так было, она бы уже вмешалась, не так ли? Так что забудем о ней.
На следующий день Джеймс и Ральф отправились навестить Хагрида в его хижине, якобы поинтересоваться как там дела у Грохха и Пречки. Хагрид восстанавливал тележку, которую Пречка случайно раздавила, и был рад небольшому отдыху. Он предложил им войти и подал чаю с булочками, пока согревался у огня. Пес Триф лежал у него в ногах и иногда облизывал опущенную руку Хагрида.
— О, у них свои радости и горести, — произнес Хагрид таким тоном, словно хитросплетения великанских отношений представляли одну большую загадку. — Они поссорились незадолго до начала каникул. Размолвка вышла по поводу лосиного скелета. Грохх хотел сохранить голову целиком, в то время как Пречка желала использовать рога для изготовления украшений.
Ральф на секунду перестал дуть на чай.
— Она хотела сделать украшения из лосиных рогов?
— Ну, это я сказал, что украшения, — Хагрид развел ручищами. — Это довольно сложно объяснить. На великанском языке один и тот же звук обозначает как украшения, так и оружие. Что может быть одним и тем же у того, в ком росту двадцать футов. Так или иначе, они пришли к какому-то решению, и между ними снова тишь да гладь.
— Она по-прежнему живет в предгорьях? — поинтересовался Джеймс.
— Уверен, что так, — сказал Хагрид слегка укоризненно. — Она — девочка гордая, наша Пречка. А Грохх проводит дни и ночи в своей хижине. Подготавливает самый лучший очаг и березовый навес. Все это займет немало времени. Великанская любовь… это штука тонкая, знаете ли.
Ральф поперхнулся чаем.
— Эй, Хагрид, — сказал Джеймс, решив сменить тему. — Ты в Хогвартсе уже довольно давно. Ты, наверное, знаешь много всяких тайных вещей о школе и замке, не так ли?
Хагрид устроился поудобнее на своем стуле.
— Ну да, вроде того. Никто не знает окрестности лучше меня. За исключением разве что Аргуса Филча. У меня началось все со студенческих времен, задолго до рождения твоего отца.
Джеймс знал, что он должен быть очень осторожным со словами.
— Да, именно об этом я и думал. Скажи-ка мне, Хагрид если бы у кого-нибудь было нечто волшебное, что они хотели бы спрятать где-нибудь в замке…
Хагрид перестал чесать Трифа. Он медленно повернул большую косматую голову в сторону Джеймса.
— И что же необходимо спрятать первогодке, такому как ты, могу я спросить?
— О, не мне, Хагрид, — быстро сказал Джеймс. — Кому-нибудь еще. Я просто из любопытства.
Черные, словно жуки, глаза Хагрида сверкнули.
— Вижу. И этот кто-то другой, мне интересно, с какой стати ему нужно спрятать таинственные магические предметы здесь…
Ральф отхлебнул чая. Джеймс смотрел в окно, избегая странно проницательного взгляда Хагрида.
— Ну, ты знаешь, ничего определенного. Мне просто любопытно…
— А-а, — сказал Хагрид, слегка улыбаясь и кивая. — Ты, должно быть, слышал множество историй про старину Хагрида от твоего отца, тети Гермионы и дяди Рона, я угадал? Хагрид выбалтывает разные детали, которые должен держать в секрете. Тоже верно. Я могу быть слегка туповат иногда, забыть, что можно, а что нельзя говорить. Они, должно быть, рассказывали истории о собаке по кличке Пушок и другие, да? — Хагрид пристально изучал Джеймса несколько мгновений, а затем испустил протяжный вздох. — Джеймс, мальчик мой, я теперь намного старше, чем был тогда. Старые хранители ключей учатся не многому, но мы учимся. Кроме того, твой отец предупредил меня, что вы могли ввязаться черт знает во что, и попросил приглядывать за тобой. Он заметил, что ты стащил его мантию-невидимку и карту мародеров.
— Что? — выпалил Джеймс, повернувшись так быстро, что чуть не пролил чай.
Хагрид сдвинул кустистые брови:
— О, ну это... Я не уверен, что должен был вам говорить, — он задумчиво нахмурился, а потом кажется выбросил это из головы. — Ну, на самом деле, он и не говорил, что я должен молчать…
Джеймс поперхнулся.
— Он знает? Уже?
— Джеймс, — рассмеялся Хагрид, — твой отец — глава мракоборцев, на случай, если ты забыл. Он говорил об этом на прошлой неделе, когда мы беседовали через камин, здесь. Что его больше всего волнует, так это пригодна ли еще карта к работе или нет, ведь в замке многое перестроили. Он забыл проверить ее, когда был здесь. Так как?
Увлекшись захватом мантии Мерлина, Джеймс совсем забыл про карту мародеров. Надувшись, он сказал Хагриду, что еще не пробовал.
— Может, и к лучшему, знаешь ли, — ответил Хагрид. — Только из того, что твой отец знает об этом, еще не следует делать вывод, что он от этого в восторге. И насколько я понял, твоя мама не знает об этом и, тебе повезет, если не узнает. Хотя не могу представить, как твоему отцу удастся сохранить этот секрет достаточно долго. Лучше держи свою контрабанду подальше, а не старайся спрятать ее на территории. Поверь мне, Джеймс, подозрительные магические предметы в школе могут наделать очень много бед, больше, чем стоят того.
На обратном пути в замок, продираясь сквозь холодный ветер, Ральф спросил Джеймса:
— Что он имел в виду, когда спрашивал, работает ли карта? Что она делает?
Джеймс объяснил Ральфу про карту мародеров, чувствуя смутное беспокойство и раздражение из-за того, что его отец уже знал, что он взял ее и мантию-невидимку. Конечно, он понимал, что рано или поздно его поймают, но предпочел бы получить громовещатель, а не насмешки со стороны Хагрида.
Ральф заинтересовался картой.
— Она действительно показывает всех, кто находится в замке, и где они находятся? Это действительно полезно! Как она работает?
— Нужно сказать специальную фразу. Отец говорил мне давно, но сейчас она совершенно вылетела из головы. Мы испытаем ее как-нибудь ночью. Но сейчас я не хочу думать об этом.
Ральф кивнул и оставил тему. Они вошли в замок через главный вход и расстались у лестницы, ведущей в подвалы к комнатам Слизерина.
Было уже довольно поздно, так что Джеймс оказался совершенно один в пустынном коридоре. Зимняя ночь была облачной и беззвездной. Она прижималась к окнам и, казалось, высасывала свет из факелов. Джеймс вздрогнул, частично от холода, частично от пробравшего его чувства леденящего ужаса, казалось, просачивающегося в коридор, наполняющего его от пола до потолка подобно туману. Он зашагал быстрее, поражаясь, насколько коридоры темны и безлюдны. На самом деле, еще не было слишком уж поздно, но воздух застыл в неподвижности, словно в предутренние часы или в могильном склепе. Неожиданно он осознал, что идет несколько дольше, нежели позволяла длина коридора.
К этому времени он уже должен был дойти до пересечения коридоров, украшенного статуей одноглазой ведьмы, откуда надо было повернуть налево, чтобы добраться до приемного зала, ведущего к лестницам. Джеймс остановился и оглянулся. Коридор выглядел точно так же, но что-то неуловимо изменилось. Он явно стал длиннее. Очертания его, казалось, изменились — это явно бросалось в глаза. Джеймс заметил, что на стенах отсутствовали факелы. Невозможно было определить источник слабого рассеянного света, постоянно меняющего свой цвет от мерцающего желтого до серебристого, а когда Джеймс пытался присмотреться — тот и вовсе бледнел.
Ледяные щупальца страха поползли по спине Джеймса. Он снова повернулся в прежнем направлении, готовый сорваться с места, но ноги приросли к полу, стоило ему увидеть происходящее впереди. Коридор по-прежнему был здесь, но подпирающие его колонны сменились стволами деревьев. На месте сводчатых потолков возникли ветви и лианы, ничем не ограниченные в пустоте ночного неба. Даже мозаичный пол растворился в кружеве корней и сухой листвы. А потом и та малая сохранившаяся иллюзия школьного коридора исчезла, остался только окружающий его лес. В спину дунул холодный ветер, раскрывая полы его плаща и взъерошивая волосы призрачными пальцами. Джеймс понял, где он оказался, хотя, когда он был здесь в последний раз, листья все еще были на деревьях, и в ночи звучал неумолкающий хор сверчков. Это был лес, окружавший озеро неподалеку от острова с пещерными Вратами.
Деревья застонали, скрипя ветвями на ветру, звук был негромким, словно тихое бормотание спящего, окутанного лихорадочными снами. Джеймс осознал, что он снова может двигаться и направляется туда, где заканчиваются деревья, где шуршит камыш, покачиваясь на краю озера. Огромная темная масса выросла впереди, заслоняя вид. Луна показалась из-за туч, когда Джеймс приблизился, по-прежнему неспособный управлять движением своих ног. Остров проявился в лунном свете, и у Джеймса замерло дыхание в груди. Остров рос. Таинственная крепость выглядела сейчас реальной как никогда.
Готическое чудовищное сооружение, украшенное мрачными статуями и кособокими горгульями, непонятно как возникшими из лиан и деревьев острова. Драконья пасть моста легла перед ним, и Джеймс вовремя успел остановиться, чтобы не поставить на него ногу. Он припомнил скрежет деревянных зубов, когда монстр пытался сожрать их с Зейном. В серебряном лунном свете ворота на другом конце моста были хорошо видны, как и слова стихотворения на них — «Когда свет Сульвы засияет, найдешь в пещеру ты Врата…» Ворота вдруг вздрогнули и раскрылись, обнажив свою черную глотку. И из нее пришел голос, четкий и красивый, чистый, как перезвон колокольчиков.
— Хранитель реликвии, — произнес голос. — Твой долг уплачен.
Джеймс стоял и смотрел через мост во тьму открытых врат, где замерцал свет. Он конденсировался, твердел и обретал форму. Джеймс узнал нежно сияющие очертания дриады, лесной женщины, духа дерева. Хотя это была не та дриада, которую он встречал раньше. От той исходило зеленое сияние, а от этой бледно-голубое. Она слегка пульсировала. Ее волосы струились вокруг головы как текучая вода. Скромная, почти нежная улыбка была на ее губах, и ее огромные влажные глаза слегка поблескивали.
— Ты исполнил свою роль, — произнесла дриада столь же чудесным и обволакивающим голосом, как и предыдущая. — Больше нет нужды хранить реликвию. Это не твое бремя. Отдай ее нам. Мы назначены ее хранителями с давних времен. Сбрось эту ношу, принеси нам реликвию.
Джеймс взглянул вниз и увидел, что вопреки собственному желанию, все-таки ступил на мост. Драконья пасть не сомкнулась над ним. Он взглянул вверх и увидел, что она, как ни странно, немного оттянута вверх, словно приглашая его. Упавшие деревья, образовывавшие челюсть, тихо скрипнули.
— Принеси нам реликвию, — снова произнесла дриада и протянула руки к Джеймсу, словно приветствовала его с распростертыми объятиями. Ее руки были неестественно длинными и словно протянулись через весь мост. Ее ногти были такого темно-синего цвета, что они казались почти фиолетовыми. Они были длинными и удивительно неровными. Джеймс отступил на шаг, сходя с моста. Глаза дриады изменились. Они засверкали и ожесточились.
— Принеси нам реликвию, — повторила она еще раз, и ее голос тоже изменился. Он зазвучал, словно песня. — Она не для тебя. Ее могущество сильней тебя, сильней всех вас. Принеси ее, пока она не разрушила тебя. Реликвия уничтожит тебя, как и любого, кто неспособен ей овладеть. Отдай ее нам, пока не попадет она еще к кому-нибудь, кто использует ее… Отдай, пока еще можешь…
Её длинные руки протянулись через мост, и Джеймс понял, что сможет дотронуться до них, если захочет. Он попятился назад, зацепился пяткой за корень и споткнулся. Потом повернулся, взмахнул руками и упал на что-то широкое и жесткое. Резко оттолкнулся и выпрямился. Это была каменная стена. В пяти футах дальше потрескивали факелы в подставках. Джеймс огляделся.
