Несколько секунд мы кружили по берегу, делая пробные выпады и изучая манеру боя друг друга. Наконец бандит не выдерживает, сделав обманный финт он прыгает на меня, взмахивая кривым клинком. Я успеваю отразить удар, но он очень силен и я с трудом удерживаю меч в руках. Меня разворачивает боком к противнику, а он по инерции делает шаг вперед и оказывается прямо напротив меня. Бить мечом я не могу, он блокирован его саблей, на это бандит возможно и рассчитывал, но он забывает, что я могу действовать и ногами. Я не готовила этот удар специально, но подвернулась ситуация и тело само вспомнило вбитые в модуле рефлексы. Корпус и руки еще отклонялись частично парируя, частично отводя удар, а нога уже выстрелила в открывшуюся челюсть бандита. Хруст костей, влажное чавканье и я замираю в новой боевой позиции, готовая нанести и отразить удар. Но это уже не нужно, натренированная пятка легко ломает лицевые кости и крошит зубы, мой противник валится на траву и сабля падает из разжавшейся руки. Все, остается только воспользоваться плодами моей победы.
Первым делом я подзываю коня и, достав веревку, крепко связываю единственного живого бандита. Он еще не пришел в себя, но жив, приложив ухо к его груди, я слышу стук сердца. Так, теперь займемся Гоймом. Черт возьми, предательский удар, вырубивший его, не смертелен, но какое-то время моим любовником он не сможет стать по чисто физиологическим причинам. Оказав ему первую помощь, я помогла ему одеться и усадила в теньке, приходить в себя окончательно. После этого, одевшись, я иду задать несколько вопросов моему пленнику.
Он уже пришел в себя и пробует на прочность веревку. Зря голубок стараешься, веревка хорошая и связан ты грамотно, любое движение будет затягивать петлю на шее. Ну вот, уже и хрипит, дурачок. Надо поспешить, а то задохнется до того, как ответит мне на некоторые вопросы. Подскочив к парню, я ослабляю ему петлю на горле и даю отдышаться. Затем начинаю задавать вопросы.
— Как тебя зовут?
Он молчит, с вызовом глядя на меня, видимо еще не внес коррективы в тот мой образ, который сложился в его бестолковой голове. Я для него все еще смазливая молоденькая шлюшка, не на что, кроме как ублажать ублюдков, вроде него не годная. Как воина он меня еще не воспринимает, их поражение еще не осмысленно его куриными мозгами и парень не способен относиться ко мне серьезно. Ну, что ж, это дело поправимое. Я за волосы приподнимаю и поворачиваю его голову, так, что бы он мог обозреть поле недавней битвы.
— Увидел, что я сделала с твоими приятелями?
Ответа я не жду, а взяв его за мизинец, сгибаю и сжимаю его так, что слышится хруст косточек и парень орет как резаный. От резкой внезапной боли его глаза округляются, на лбу выступает испарина и, кажется, он начинает воспринимать меня всерьез.
— Ты не ответил на мой вопрос и лишился пальца. Это не очень страшная потеря, но если ты и дальше будешь молчать, то лишишься и других, более важных органов. Итак повторяю. Как тебя зовут?
— Сука! — хрипит он.
— Ну что ж, продолжим.
Я беру второй палец и начинаю медленно сжимать. Посмотрим, говнюк, на долго ли тебя хватит, это даже интересно. Никакой жалости к напавшему на меня бандиту я не чувствую и нужные мне сведения готова получить не считаясь с целостью его организма. Парень видимо это почувствовал, он погоношился немного из гордости, но не был готов терпеть настоящую боль, да и серьезных причин у него для этого не было. Поэтому он ломается и начинает отвечать.
— Корне! Не надо больше ломать пальцы! Я расскажу все. Меня зовут Корне.
Я с некоторым сожалением отпускаю его руку и задаю следующий вопрос.
— Кто вас послал и зачем?
— Я не знаю как его зовут. Все переговоры вел Арчил, он у нас был главный. Но я могу описать его госпожа. Я случайно видел нашего нанимателя, и я с радостью расскажу вам все, что знаю.
— Ну рассказывай.
И он начинает рассказывать. Как все наемники он теперь готов выслуживаться перед победителем и говорит преданно заглядывая мне в глаза. Парень он был наблюдательный, а может страх стимулировал мозговую активность, но так или иначе говорил он толково и внятно. С его слов вырисовывалась следующая картина: Предводителем их шайки, состоявшей из трех человек, был некто Арчил. Ребята занимались различными делишками. Нанимались охранять караваны, ловили и продавали в рабство одиноких бродяг, участвовали в разборках устраиваемых местными сеньорами, когда тем требовалась помощь не очень щепетильных и привычных к оружию ребят, баловались грабежами и разбоем. Арчил хорошо знал какого-то местного бонзу, делился с ним добычей, и тот завсегда помогал им. Предупреждал о засадах и облавах, которые иногда устраивали местные сеньоры и полиция. Помогал укрыться в случае необходимости. Основная масса поручений, как догадывался мой пленник, тоже исходила от их неведомого покровителя. Задание убить меня они получили вчера и вчера же Корне, наконец, догадался кто же их таинственный наниматель.
— Меня всегда удивляло, чего это Арчил все время ходит в церковь на исповедь. Никогда мы в нем никакой набожности не замечали. И вот вчера когда он пришел с исповеди с кошельком денег и стал нам говорить, что мы завтра должны прирезать одну барышню, я понял, наш покровитель это кюре местного прихода. Арчил ходит на исповедь и там получает задания и деньги. Мне даже странно стало, как я раньше об этом не догадался.
Как это не странно, но слушая пленника я даже немного обрадовалась. Кюре дал повод, он первым перевел наш, как я считала, бытовой конфликт в другое русло. Теперь война по всем правилам. До этого я забавлялась, мне хотелось лишь немного окоротить его амбиции и выставить из нашего дома. Возможно, я даже не стала бы лишать его прихода. Но теперь нет. Он оказался не просто мерзким человечишкой, а убийцей. Причем в худшем варианте, из-за угла и чужими руками. Ну, тем хуже для него, я сотру его в порошок.
4
домашний переворот (Бета)
Триумфальное возвращение Шарлоты сразу перевернуло всю нашу жизнь. Она легко и просто меняла устои, казавшиеся незыблемыми.
В первый же вечер мы засиделись допоздна. Я с Сорелой рассказывали ей о нашей судьбе, она о своей. Больше, конечно, говорила Шарлота, мы слушали ее раскрыв рот от удивления. Я дико завидовала ей, ее яркой, полной приключений жизни. Возможно, многое она и приврала, но уж больно все было складно и интересно. Спать легли далеко за полночь, причем все расположились в моей комнате. Лота потому что комнату ей не выделили, видимо забыли, а напомнить, она сама забыла. Сорела потому что не хотела покидать нашу компанию. Правда был с ее стороны момент колебания.
— Мать может заругаться, что я с вами осталась.
Но Лота играючи отмела это возражение.
— Ты уже взрослая и спать можешь где угодно, хоть у любовника.
Сорела смутилась, но осталась. Мы придвинули к кровати стулья, чтобы было куда класть ноги. Притащили из комнаты Сорелы подушки и одеяло и хихикая, кое-как улеглись.
Утром нас разбудил слуга, постучавший в дверь и крикнувший, что пора на утреннюю молитву. Мы было начали вставать, но Лота послала его к черту и сказала, что плевать ей на молитву, она спать хочет. На наши с сестрой робкие замечания, что кюре будет недоволен и мать станет ругаться, она ответила, что это их проблемы, и она не ребенок, делать всякую ерунду по воле дуры мамаши. Глядя на нее мы тоже прониклись бунтарским духом, тем более, что вставать в такую рань действительно не хотелось. Слуга пришел еще раз, но Лота так на него рявкнула, что больше нас никто не беспокоил.
Встали мы поздно. Вся прислуга разошлась по делам и дом казался вымершим. Позевывая мы спустились умыться, а затем направились в трапезную.
Конечно, там уже никого не было и завтрак, естественно, тоже отсутствовал.
— Ну вот, — протянула я, — теперь до обеда ходи голодными.
— А ерунда, — утешила нас Лота, — сейчас схожу на кухню и что-нибудь сообразим.
Она ушла на кухню, а мы с Сорелой уселись за стол и болтали о каких-то пустяках. В этот момент в трапезную вошла мать. Она грозно уставилась на нас, готовая разразиться обличительной речью, не сулящей для нас ничего хорошего. Я непроизвольно втянула голову в плечи. Но тут в трапезную в сопровождении кухарки вошла Шарлота, они несли каждая по подносу уставленному различной снедью.
— Мама, доброе утро! — Бодро приветствовала она мать, словно не замечая ее грозного вида.
Мать проигнорировала слова Лоты, она буравила ее взглядом, словно собралась прожечь в ней дыру. Но нашу сестренку это как будто не волновало. Поставив подносы с едой, она направилась к буфету за посудой, а кухарка предпочла быстро сбежать обратно на кухню. И тут мать попыталась разразиться обличительной речью.
— Вы почему пропустили утреннюю молитву, что это вы себе позволяете в моем доме? — Она обращалась вроде ко всем нам, но смотрела исключительно на Лоту.
Ее яростный взор сестренку нисколько не смутил. Она спокойно расставляла посуду на столе и руки у нее, в отличие от моих, не дрожали.
— Мам, ты чего шумишь? — Ее голос был абсолютно спокоен, и это окончательно вывело мать из себя.
— Не смейте жрать. Вы не были на утренней молитве и завтрака для вас не будет! Вон из-за стола! — визжала она.
Я и Сорела начали было подниматься, но Лота остановила нас.
— Вы что, есть не хотите?
— Но матушка ...
— Да это она так. Шутит.
— Да как ты смеешь в моем доме ...
— Это дом не твой, и еду не ты приготовила, и вообще, что ты тут сделала, чтобы что-то считать своим?
От такой наглости, мать опешила и сразу даже не нашлась, что ответить. Мир переворачивался на глазах. Она приказывала, а ее не слушались. Лота воспользовалась паузой и продолжила.
— Лучше уйди и не порти нам аппетит.
— Да я тебя.
— Ну что ты меня? Выпоешь, как в детстве? Так я уже выросла и у тебя силенок не хватит. Так что иди по своим делам и не мешай.
Лота поудобней уселась за стол и стала делать себе бутерброд. Сорела помявшись присоединилась к ней. Глядя на них я тоже принялась за еду. Мать какое-то время смотрела на нас, а затем развернулась и ушла, хлопнув дверью так, что вздрогнула посуда на столе.
— Ой, что теперь будет. — Промямлила я, с надеждой глядя на старших сестер.
— Девчонки, все будет нормально. — Успокоила нас средняя.
Завтрак начавшийся так напряженно, закончился очень даже хорошо. Лота беззаботно шутила, словно ничего и не произошло. Она втягивала нас в общий разговор, и постепенно ей это удалось. Я и сама не заметила, как напряженность исчезла и мы болтали и хихикали, забыв о неприятном столкновении с матерью.
Наконец, сытно отдуваясь мы отвалились от стола. Шарлота позвала прислугу убрать со стола и посмотрела на нас.
— Ну девчонки, какие планы на день?
Мы с Сорелой переглянулись и недоуменно пожали плечами. Раньше таких вопросов не возникало. Мать или кюре всегда сами находили нам занятие, а сейчас все как-то смешалось.
— Понятно, — протянула Лота и спросила — А купальня за домом еще цела?
— Цела.
— Тогда есть предложение пойти искупаться, а потом уже подумаем чем заняться.
Мы с энтузиазмом поддержали эту идею и быстро собравшись все втроем отправились к реке. По дороге я подумала, что домашний бунт это не так уж и страшно, скорее даже приятно и интересно. Но тут же сама себя одернула, это с Шарлотой не страшно. Ее уверенность и сила передавалась и мне, делая меня совершенно другим человеком.
В купальне никого не было. Ярко светило полуденное солнце и призывно блестела река. Мы спустились к скамейке у воды. Я расстелила подстилку и протянула Шарлоте купальную рубашку, но она только фыркнула в ответ.
— Зачем?
— А в воду в чем, в одежде полезешь?
— Я что идиотка, конечно нет.
— А как?
Я непонимающе уставилась на нее, и тут она удивила нас в очередной раз. Взяла и разделась, оставшись совершенно голой.
— Вот так я и буду купаться.
— Ты что, Лота? А вдруг кто увидит?
— Да плевать на них, мы хозяева здесь или нет. А в этих рубахах плавать никакого удовольствия.
И не обращая больше на нас внимания пошла в воду.
Сорела растерянно глядела на меня, а я на нее.
— Ну, вы скоро? — Поторопила уже из воды Лота.
— А! — Сорела махнула рукой, и тоже раздевшись, пошла купаться голой.
Гладя на них, решилась и я. Отложила рубашку в сторону и быстро скинув одежду, бросилась в воду. Сердце билось часто, часто. Странное волнение охватило меня. Мне было и стыдно и приятно, и вода как-то по особенному касалась тела, и все ощущалось острее, но в тоже время было с каким-то налетом нереальности. Я визжала и смеялась, была возбуждена как никогда в жизни и никогда еще не испытывала таких острых чувств.
— Вы что делаете, бесстыдницы?
Голос нашей матушки прогремел как глас архангела, зовущего грешников на страшный суд. Она вместе с кюре стояла на берегу и они смотрели на нашу резвящуюся троицу. Сердце, словно, оборвалось и упало в пятку. Я как можно глубже присела в воду, жалея, что я не рыба и не могу скрыться там совсем.
— Мы купаемся. — Лота оставалась спокойной, как всегда.
Она не прикрываясь направилась к берегу, и я видела как вытаращился на ее обнаженное тело кюре. Его глаза чуть не вылезли из орбит, лицо перекосила странная гримаса. И тут я поняла, кюре просто млеет от Лоты. Она поразила старого греховодника в самое сердце.
— Вы что-то хотите нам сказать? — Шарлота остановилась в шаге от них.
— Оденься развратница. — Мать просто шипела от злости.
— Зачем, разве ты не сама говорила мне, что кюре человек святой и стесняться его глупо. А на счет развратницы, не тебе матушка об этом говорить.
— Ты, ты... — она не находила слов.
Впервые я видела нашу властную, гневливую мать, такой раздраженной и не знающий на ком сорвать свой гнев.
— Если мой обнаженный вид раздражает вас святой отец, — продолжала Лота, обращаясь уже к кюре, — то вам стоит только отвернуться и я моментально исчезну из вашего поля зрения.
Кюре затравлено молчал, старый сластолюбец не мог отказаться от созерцания нагих прелестей ее тела. И тут наша мамаша заметила, как ее дражайший кюре смотрит на красавицу Лоту и его состояние. Гнев ее, наконец, нашел объект выхода и излился.
Она схватила его за плечо и развернула с такой силой, что он чуть не упал.
— Ты, что на нее вылупился!
И бац, звонкая пощечина отбросила святого отца на пару шагов назад. Я чуть не задохнулась от восторга. О таком я не могла подумать и в самых смелых мечтах. Шарлота весело засмеялась. А мать, схватив за шиворот ошарашенного кюре, чуть ли не бегом потащила его назад к дому.
— Ну вот, а вы боялись.
Довольная сестренка повернулась к нам, и вдруг подпрыгнув, перевернулась в воздухе как ярмарочный акробат, и плюхнулась в воду, обдав нас фонтаном брызг. А я вдруг ясно поняла, что возврата к прежней жизни уже не будет. Буйная радость переполнила меня и чтобы не лопнуть я завизжала, высоко подпрыгнула и плюхнулась рядом с Лотой.
