— Да ты и так ее в упор не видишь, — хмыкнул Джун.
— Ага, "темна вода во облацех".
— Именно так, мой несостоявшийся поклонник, именно так.
Ждать было мучительно и неловко. Лиза уже жалела, что последовала советам братца-сердцееда. "Покажи объекту ножки. Полунамеками дай ему понять, что он тебе симпатичен, что он для тебя важен. Но с признаниями не накидывайся, а то спугнешь". Все эти хитрости были не по ней и к ситуации плохо подходили. Девушка только рассудила, что признаваться в дружеских чувствах, должно быть, еще сложнее, чем в любви. К тому же зачем Джун ее ножки, когда у нее свои гораздо красивее. И потом Лиза лишь хотела поделиться с очаровательной соседкой своими чувствами без каких-то дальнейших телодвижений и без надежд. Она и не собиралась что-то там показывать — просто, чтобы быть более раскованной, сделала себе педикюр. Этот совет брата показался ей разумным. А Джун почему-то сбежала. Нет, Лиза должна сделать все по-своему.
Она возьмет и честно скажет ей, что почему-то в последнее время только о ней и думает, что ей Джун очень-очень интересна и что она хотела бы с ней продолжить общаться и в Татринске — ведь осталась всего неделя здесь, и Лиза не представляет, что будет делать без Джун, без ее молчаливого одобрения или иронической улыбки, без ее песен и звуков ее родной речи, когда она разговаривает с семьей. Совершенно не обязательно быть откровенной до конца. Хоть Лиза и призналась сама себе в том, что для нее это не дружба, для Джун это вполне может быть именно дружескими отношениями. И Лизе будет достаточно этого. И так будет лучше для всех.
Ведь если сама художница, обнаружив свои чувства, была шокирована, то что же будет с Джун, так остро отреагировавшей всего-то неделю назад на слова Пичугина? Если любимый человек так над ней посмеется — не по-доброму, а насмешливо и зло, то Лиза может и не выдержать этого... Главное, она не перенесет, если доставит хоть малейшие неприятности своей чарующей и опьяняющей соседке.
— Поздно уже, почему она не возвращается? — Лиза волновалась. Прошло уже часа три, а соседка все гуляет и гуляет по ночной базе. Вдруг на нее опять нападут, а ее, Лизы, рядом не будет? Увезут ее тогда родственники в далекую Японию и продадут гадкому старикашке. Она уже собралась одеваться и идти на поиски, но тут дверь отворилась и необычайно веселая Джун впустила южную ночь с соленым ароматом моря в комнату.
— Цыпленок, а я уже иду! — кореянка с распростертыми объятиями, чуть пошатываясь, приближалась к Лизе. — А ты меня ждал? То есть ждала? Нет, ждал!
Девушка удивленно наблюдала, как Джун сама себя поправляет.
— Ты что? Ты напилась?
— Цыпленочек! — Кореянка расплылась в довольной улыбке и остановилась, сама себя обняв и пританцовывая. — Ругай меня, мне нравится. Как сварливая женушка!
Джун пару раз икнула и танцевальной походкой направилась к кровати, на которую и свалилась, сразу же... засопев и обнимая подушку. Что-то она там бормотала о маленьких птичках и глупых девочках. Кто ее напоил-то? "Буки" вроде собирались песни писать, а не пить.
Закрыв дверь на ключ и набросив покрывало на продолжавшую бормотать во сне соседку, Лиза устроилась спать сама. Завтра она точно поговорит с Джун.
Федору очень не нравилось то, что он собирался делать. Но это был последний раз. К тому же, его приятели со скверным английским уверяли (один именно что по-английски, а другой лопотанием на своем родном, мычанием и кивками), что ничего опасного в этом нет и что в прошлый раз, когда они слегка толкнули милую светловолосую малышку, они думали, что дно неглубокое и все равно их добрая Джун была готова прийти на помощь. А в море они бы ее и встретили, если бы так не испугались за жизнь малышки. Если и на этот раз Джун не догадается, что ее друзья неподалеку — они сами объявятся и поприветствуют свою дорогую подругу. Еще раз заявив вчера двум настойчивым корейцам со странной любовью к парикам, что больше не собирается участвовать в их приятельских розыгрышах и что уже отработал полностью все деньги, Федор взял у них сверток, выслушал, что с ним делать, раз пять переспросил, не опасно ли это для здоровья, и вернулся на базу. Чтобы все сделать лучшим образом, ему надо было как можно раньше оказаться рядом.
Утро было чудесное — тихое, чуть прохладное, но обещавшее теплый, веселый день. Рыжий паренек прокрался вдоль островерхих домов к одному, в котором обитали объект его шуток насмешливая кореянка и милая Лиза Самойлова, которая, он надеялся, не слишком пострадает от такого соседства. Открыв ключом, который он сделал в день, когда студенты выезжали на экскурсию, Федор бросил в комнату какой-то предмет, отдаленно напоминающий банку газированной воды или пива, причем движение, которое он проделал перед этим, было похоже на открывание этой самой банки.
Глава 25
Неожиданное подтверждение своей уверенности в том, что Лизе он симпатичен, радости Джуну не принесло. Ведь симпатичен был не он, симпатична была она — эта девчонка Ли Джун, манерная, ехидная, высокомерная куколка.
Нелогично было расстраиваться. Ведь он — это все равно он. И все-таки как-то это огорчительно выходило. А вдруг его девушка расположена к нему только потому, что он сам девушка? Хотя это вряд ли. Просто у него такое обаяние, что никто не устоит, несмотря на разные препятствия и здравый смысл.
Валентин посмеялся над ним — да и ушел, а юноша отправился куда глаза глядят. Рванулся было переубеждать девчонку, но передумал: мог бы и не сдержаться, а обоюдная неопытность до добра не доведет. Надо же хоть теоретически подготовиться к будущим подвигам.
Первой он встретил Аллочку. Девочка-белочка сидела под кустом, явно скрываясь, и наблюдала за рыжим пособником зла. И зачем безобидный парень взялся помогать этим двум троглодитам? Не иначе как они прибегли к безотказному средству убеждения — хрустящим и манящим купюрам с портретами важных деятелей позапозапрошлого века. Федор, ругаясь и кривясь, набирал сообщение очень медленно и не успевал отправить, как получал следующее и опять ругался, опять нащелкивал текст с помощью крошечных кнопок. А что же он хотел — если на том конце невидимого и неосязаемого провода представитель страны с пятитысячелетней историей? Да корейская нация славится непревзойденной скоростью набора SMS!
Так, а зачем Аллочке за поваренком следить? Опять какая-нибудь игра, которую затеяли эти неугомонные? Тогда где-то неподалеку и все остальные?
Юноша осторожно, не выдавая себя, огляделся. С пляжа раздавались голоса, смешки. Видимо, не всем строгая мадам директор делала внушение о недопустимости ночных вылазок к морю. Молодые и не очень мамочки в расстроенных чувствах пытались урезонить своих чад и уложить в постель. Пожилые дамы и их бодрее не по годам кавалеры совершали моцион перед сном.
Месяц золотился. Звезды сияли. Из головы не шло лицо Лизы и то, как сосредоточенно красила она ноготки. Очаровательно неуклюжая, восхитительная недотепа! Чтобы отвлечься, юноша вновь принялся оглядывать окрестности. Аллочка не шевелилась и смотрела из своего прикрытия, как Федор ругает свою трубку и ожесточенно запихивает ее в карман. Если эти девчонки не использовали средств из арсенала супершпионов, то, похоже, их нигде близко не было.
— Ну что, подруга, где-то закопала мешок с закусками, а теперь не можешь вспомнить, под каким кустом именно? — присаживаясь рядышком, поинтересовался Джун. Поваренок уже удалился, вполголоса причитая, что опоздает на автобус.
Чуть не сев от неожиданности на землю, рыжая "бука" все же быстро пришла в себя.
— Ну... Джун! Чтоб тебя так врасплох застали! — ткнула Аллочка его в плечо.
— Застали, и не так! — вздохнул юноша.
— Постой... с тобой в последнее время что-то странное происходило? Может быть, во время твоих поездок? — девушка выбралась из-под куста и нетерпеливо перетирала между пальцев листья на ветке.
— Хорошая попытка, но я все равно не скажу, куда езжу и что делаю.
"Буки" вбили себе в головы, что должны разузнать, как он проводит дни со своей красной леди на колесах. Даже Вика приговаривала, что все тайное становится явным. Но по продолжительному опыту общения с любительницами пошутить и выдумать проделку пооригинальнее Джун знал: стоит только им сказать хоть что-то — и самые невероятные предположения, которые они будут строить, они же примутся и проверять. А там недалеко и от открытия какого-нибудь секрета.
— Да подожди ты, скрытная особа! Я серьезно — было что-то неправильное? Может, вещи пропадали, или наоборот, кто-нибудь тебе лягушек подкладывал? — не сдавалась рыжая девчонка.
Юноша промолчал. Конечно, было — и он знал причину. Но почему этим интересуется одна из "бук"? Это тоже в общем-то ясно — учитывая, за кем она только что наблюдала. Если так она коротает не первый вечер — могла и углядеть в поведении агента-кулинара злой умысел.
"Цыпленка мне судьба подложила", — чуть было не высказался Джун вслух, но сдержался.
— Вроде бы ничего такого не было.
— Честное корейское? — девчонка заметно расслабилась, когда он кивнул, и выдохнула.
— А я-то напридумывала. Правильно Степашка говорит — богатая фантазия еды не заменит.
— Да что ты напридумывала-то? Про поваренка что-то? Ты в него часом не влюбилась, подруга? — пошутил Джун. А потом по румянцу, охватившему веснушчатое лицо, понял, что угадал. — Ох... пароль верный, запрос подтвержден...
— Да-а, тебе хорошо шутить, — неожиданно расплакалась Аллочка. — На тебя он сразу внимание обратил, если бы не была такая гордая и неприступная, он бы на Лизу и не глянул...
— И нечего ему на Цыпленка глядеть! И нечего тебе плакать! И нечего... А она-то чем занимается?
— Кто?
— Виктория.
— По-моему, веночек плетет... Только вот... из бумаги.
Загадка мигом осушила карие глаза Аллочки-шпионки, чему Джун был очень рад. Женские слезы в больших количествах мужчинам противопоказаны.
Присмотревшись, оба собеседника убедились, что их подруга действительно делает что-то странное. Вика сидела на скамейке и что-то сворачивала из белой бумаги, потом, закончив, откладывала готовое в сторону и снова принималась за те же действия. Около нее уже высилась небольшая горка не то снежинок, не то цветов, не то перьев.
— Это у нее что вместо четок? — вырвалось у Джуна. — Оригами... Оригинально...
Их молчаливая подруга была не больше, не меньше, как дочкой настоятеля храма Иоанна Златоуста при их институте, поэтому юноша и предположил, что бумажные фигурки девушка складывает, чтобы сосредоточиться на молитве. Папа Вики был батюшкой добродушным, на дочку авторитетом высших сил не давил, может поэтому она и выросла по-настоящему верующая, но не склонная смотреть свысока на тех, кто не разделяет ее убеждений. Иногда у нее, правда, были периоды, когда тянуло "проповедовать" — цитировать умные книги, наизусть читать целые главы из Библии; она сама говорила, что "сие есть гордыня", и просила подружек ее останавливать. Но такой любви к складыванию фигурок из бумаги у Вики раньше заметно не было.
— Я спокойна и сдержана. Я не даю воли страстям. Все нормально. Все просто замечательно. Боже, помоги... — приговаривала шатенка, разглаживая очередную складку очередного цветка и не замечая, что две тени небезызвестных ей любопытных особ уже подкрались настолько близко, что могли слышать все, что она бормотала.
— Да уж... не только у меня проблемы, оказывается, — констатировал Джун, присаживаясь рядом с творениями руки Виктории. Аллочка примостилась с другой стороны. — И что, сильно тебя припекает пламя страсти?
Вместо того чтобы вздрогнуть, девушка пожала плечами и продолжила.
— Вот у человека нервы! — завистливо протянула Аллочка.
— Положим, человек ничем предосудительным не занимается, в отличие от некоторых, прячущихся по кустам и играющих в разведчиков, — Джун не мог удержаться от замечания. Он был очень сильно удивлен. Чтобы Аллочка добрую четверть часа ничего не жевала и смотрела, как какой-то рыжий балуется с мобильником! Чтобы Вика занималась самовнушением! Хотя по причудливости поведения с его Лизой им сравниться не удастся. Несмотря на проблему, которую своим поведением и домыслами подкинула Цыпленок, воспоминание о ней пробудило в нем чувства добрые.
— Ладно, пока я размякшая и сентиментальная — рассказывайте, в чем ваши печали, — вздохнул он.
С этой его невинной фразы все и началось. На него посыпались признания, предположения и даже сочувственные выпады. Он узнал за пять минут, что поваренок совершенно игнорирует Аллочку и только и знает, что смотрит то на Джун, то на Лизу — с разными выражениями, но одинаково пристально. Валентин — жуткий бабник и неправильный брат Лизаветы, при этом симпатичный и просто греховно притягательный. Именно так. Толстушка и Атаманша гуляют со своими кавалерами. Ну от Жизели-то этого можно было ожидать. Но Дашка-то, Дашка! Перемыв косточки подружкам, дуэт страдалиц вернулся к основному мотиву. И опять, и снова — Федор отказывается смотреть на одномастную с ним девушку, Валентин обращает свое внимание на всех девушек, кроме Вики, а уж на Джун и подавно оба заглядываются. Дело начало принимать опасный оборот. Еще немного и две несчастных влюбленных примутся устранять более счастливую, на их взгляд, соперницу. Страдать безвинно не хотелось.
— Да не нужны мне они оба, девочки, я вообще другого человека люблю, — отмахнулся юноша. Зря он это сказал. Если Вика еще могла бы проявить уважение к сердечным тайнам, то для Аллочки любой секрет — это ее достояние, кому бы он ни принадлежал.
— А этот человек? Он-то тебя любит?
— Любить-то любит, только не меня.
"Точнее ей кажется, что меня, а на самом деле лишь то, чем я кажусь. Да и любит — это громко сказано... Может, она вообще просто отдыхает душой в дружбе с необычной жительницей другой страны?", — Джун приуныл, и наверное, заметно.
— Ну и дела, — сочувственно вздохнули девчонки. — Если даже тебе приходится страдать, то мы и вовсе безнадежны. А это, дорогая Джун, повод и серьезный.
Закончили вечер в "букином" домике — трое обитательниц с налаженной личной жизнью отсутствовали, а трое невезучих временно оккупировали нижнюю комнату и заливали горе отменным белым вином.
Юноша выяснил еще очень всего много интересного. Например, не только Лиза решила, что его любовь всей жизни — это Хрюша. Обе собутыльницы принялись сразу же строить догадки о том, что же это за загадочный человек, который больше всего на свете нужен их корейской подруге, и совместными усилиями установили: это не может быть никто, кроме Константина Самойлова.
— Джун, ты героическая личность, героическая, — помахивая пакетиком с сушеным кальмаром, изрекла Аллочка.
— Точно-точно, ты почти что душу положила за други своя, то есть уступила любимого парня подруге — а это еще сложнее, — вторила Вика.
Одно было хорошо: девчонки решили, что он исчезает, чтобы просто быть дальше от милующихся Хрюши и Степашки или чтобы тосковать в одиночестве.
Распрощались трое товарищей по несчастью еще более крепкими подругами. Две попадали на ложа Куликовой и Жизели, поленившись подниматься по лестнице, а Джун идеально ровной походкой удалился, собираясь сделать громкое заявление для Лизы — о том, что ему, то есть ей, никто из ее братьев не нужен. Дальше юноша ничего не помнил. Кроме того, что нежные руки прикрыли его мягким покрывалом из облаков и снов.
