В ту субботу они снова стояли у причальных ворот — где же еще? Ворота были заперты, но открыты форточки, так что часовые могли вдоволь любоваться нищими и наслаждаться их запахом. И не просто могли, а обязаны были раз в две минуты подойти к форточке и осмотреть местность перед въездом. За две минуты не успеешь сыграть ни в карты, ни в кости, да это и запрещено. Зато успеешь — в пальцы. Это не запрещено: пальцы — настолько тупая игра, что не занимает мысли солдата и не мешает нести вахту. Вот Вернер, Рагольф и Тенн играли в пальцы, и почти всегда проигрывал Рагольф. Он скалился, когда думал показать "копье" и помигивал, когда "колодец". Вернер с Тенном давно заметили это и показывали нужные фигуры: "лошадь", чтобы выпила "колодец", или "костер", чтобы сжег "копье". Рагольф проигрывал с глуповатой улыбкой, говорил:
— Ац-ца, черти! — и шел выглянуть в форточку.
Тенн спрашивал:
— Много уже собралось?
Рагольф отвечал по-горски, с тем смыслом, что да уж, немало.
Вернер говорил:
— Суббота, будь ей неладно. В выходной телег не будет. Хотят нажраться впрок.
Рагольф улыбался:
— Эх-хе-хе! Ниц не выйдет! Наперед тока хрюцки жруц!
— Они и есть свиньи, — отвечал Вернер.
И думал в который уже раз: какой тьмы я делаю рядом с идиотом-горцем? Почему именно я должен сторожить толпу отребья? Я — дворянин, тьма сожри! Единственный у этих ворот!..
Рагольф успел проиграть раз сорок и выиграть раз пять, когда подъехала долгожданная телега. Тенн сдвинул засов, Рагольф открыл ворота, Вернер поморщился и сплюнул — ветер как раз дул с юга, со стороны нищих. Возчик хлестнул лошадей, толпа притихла и сжалась: передние отшатнулись, давая дорогу телеге, задние стали напирать, проталкиваясь вперед. Стражник сдернул мешковину, второй начал скидывать с телеги ящики. Один — Вернер хорошо видел со своего места — был набит огрызками пирожных под грязными хлопьями крема.
— Мое!.. — заорал кто-то.
Каждый раз кто-то орет: "Мое!" — и никогда это "мое" не достается тому, кто кричал. Зачем, спрашивается, голосить?..
Телега стала разворачиваться, а толпа за ее кормой ухнула и накрыла ящики. Рагольф запел:
— Хамди-хамца хум-ли-ла хамди-хамца хум-ли-ла! Упца-упца-упца-упца хамди-хамди хум-ли-ла!
Черт разберет, что оно значило. Рагольф всегда пел, пока нищие дрались: думал, бойкий мотивчик песенки как раз под стать свалке. Когда нищие дерутся под песенку — оно, по мнению Рагольфа, забавно. Вернер не раз обещал дать ему по зубам, если снова запоет, но не сдержал слова. Рагольф был здоровенным детиной. Чьи из них двоих зубы распрощаются с челюстью — вопрос глубоко спорный...
Телега вкатилась назад в ворота, а следом за нею к часовым подошла сгорбленная фигура в плаще. Эту горбунью Вернер давно приметил: она стояла в стороне от толпы, не стремясь поучаствовать в схватке. Каждый день бывают такие: хилые да квелые, кто не имеет шансов в общем побоище, но надеется выклянчить что-нибудь у стражников. "Добрые сиры, не найдете ли монетку для несчастного божьего человечка?.. Глория-Заступница воздаст вам за милость!.." Дома, на Севере, Вернер мог бы рубануть разок, оставить одного попрошайку без руки — прочие сразу бы отвалили. Но здесь приходится терпеть, повторять, как дурачок: "Не подаем, не положено!" Столица, будь ей неладно...
— Чего тебе? — спросил Тенн горбунью. — Клянчить?.. Не положено.
— Хамди-хамца хумли-ла! — пел Рагольф, приплясывая на месте.
Горбунья скинула капюшон — лицо грубое, хитрое, как у площадных гадалок — и сказала Тенну:
— Я пришла к леди Софии Джессике.
Вот южное дерьмо! — подумал Вернер. На Севере ни одна мужичка не посмела бы шутить с воином!
— К кому?.. — переспросил Тенн.
— Как же ты служишь, глухой солдатик?.. — горбунья приставила руки рупором ко рту: — К леди Софии Ориджин, матушке начальника над начальником твоего начальника!
— Проваливай, дура! — бросил Тенн.
— Упца-упца-упца-упца! — проорал ей на ухо Рагольф.
Нищенка выпростала руку из-под плаща и взяла Тенна за пояс. Вдруг Вернер заметил, что ее горб исчез. Его и не было — женщина только делала вид, а теперь разогнулась. Вернер подумал: этого не должно происходить. Полсотни вахт — и ни разу не случалось подобного. Прекратить немедленно!
Тенн, видимо, подумал то же самое. Он оттолкнул нищенку и потянул меч. Едва сталь показалась из ножен, женщина с непостижимым проворством схватила клинок двумя пальцами. То, что было потом... Тьма проклятая, как она?.. Святая зима!..
Словом, нищенка дернула пальцами — и оторвала клинок от крестовины. В руке Тенна оказалась одна рукоять, а клинок упал назад в ножны. Срез мерцал, раскалившись от касания.
— Упца... — еще повторил Рагольф и разинул рот.
Нищенка протянула руку — на каждом пальце по наперстку, а меж ними красная паутина — и сунула Рагольфу в пах.
— Нец!.. — выдохнул здоровяк. — Нец-нец! Спокойненько, буць лапуся!..
— Не дергайтесь, мальчики, — сказала нищенка, — или ему оторву, а вас накормлю. Ты, — это Вернеру, — не хлопай глазами, как телочка. Запри лучше ворота, пока сброду не налезло. А ты, с мечом, беги к леди Софии, покажи обломок и передай: Кукловод прислал Знахарку — старого лорда лечить.
— Нет, сестра, тебя там не будет! — жестко отрезал Эрвин. — Не хватало тебе стать заложницей!
— Меня защитят. Я хочу быть рядом с отцом, когда он...
Выздоровеет либо умрет — в любом случае, Иона должна быть рядом.
— Нет и нет, тьма сожри! Это безумный риск! Я не дам воинов для твоей защиты и тебя не пущу. Точка! А матери лучше вовсе не знать — расскажем, когда все кончится. С отцом будет только пара кайров и я.
Кайр Джемис кашлянул:
— Милорд... Вы не должны идти.
— Кайр, вы указываете мне, что я должен?!
— Да, герцог, — Джемис набычился, заложив большие пальцы за пояс. — Довольно вам рисковать. Сперва родите сына — тогда рискуйте. А до тех пор берегите голову!
— Кайр! Вы забываетесь! — огрызнулся Эрвин.
— Хотите, чтобы двух герцогов хлопнули, как мух, одним ударом? И Север утонул в крови, дерясь за власть в Первой Зиме? Через мой труп вы войдете в комнату отца!
Эрвин скрипнул зубами, сжал кулаки... но кивнул:
— Тьма бы вас, Джемис. Вы правы, я не могу. Но нужен доверенный рядом с отцом. Кто-нибудь, способный принимать решения.
— Я, — сказала Иона.
— Я, — сказал Джемис.
— Вы, — Эрвин кивнул Джемису. — С вами — трое часовых и Знахарка. Учтите вот что. Часовые — глупцы, их не жаль. Но вы мне дороги. Сделайте все, чтобы выйти живым.
— Да, милорд.
— Если придется убить Знахарку — не медлите. Но брать живой не пытайтесь. Если драки не случится, пусть она выйдет спокойно и идет куда хочет. Мы проследим за ней.
— Да, милорд.
— Ступайте!
Рагольф на ходу почесывал спасенный орган и бурчал:
— Оц-оц...
Вернер и Тенн хмуро молчали. Тенн успел заменить меч и поглаживал новую рукоять, привыкая ладонью. За ними шагал Джемис — верный пес герцога... точнее, верный волчара. От такого соседства по спине Вернера гулял морозец. И самое паскудное: Джемис не взял свою собаку. Он всегда ходил с собакой, а тут оставил. Что это значит? Нужно быть дураком Рагольфом, чтобы не понять: герцог не пошел сам и не пустил матушку, а послал Джемиса, Джемис же не взял собаку — пожалел. Значит, велики шансы, что все они дружно улетят на Звезду! И все напасти на их головы — лишь за то, что Вернер с Тенном не вовремя угодили в плен! Пускай кто-нибудь только заикнется, что в жизни есть справедливость, — и Вернер выбьет ему зубы! Конечно, если переживет нынешний день. И если сказавший не будет таким здоровым быком, как Рагольф...
А вот Знахарка совсем не робела. Шла вразвалочку, вульгарно покачивая бедрами. На кайров смотрела с ехидной такой ухмылкой и звала их не иначе, как "мальчиками". Ее нахальная самоуверенность наполняла Вернера злобой. Да кто она такая, эта дрянь? Кем себя возомнила?! По виду — гадалка, что одною рукой хватает ладонь простачка, а второю срезает кошель. А может, опытная шлюха, что исхитрилась накопить деньжат и открыть собственный бордель. Можно поспорить: мужиков она считает за последних сволочей и на каждом шагу обжуливает, а своих девиц держит в черном теле, как собак на псарне. И этакой твари попал в руки Священный Предмет, да еще говорящий!.. Как это может быть? Как Праматери допустили?! Вот Вернер — дворянин из хорошего рода, даже сказать, славного. Предки подвиги совершали, прадед по матери в балладу попал! Но ни одного предметика в наследстве, даже самого крохотного... А гнусная Знахарка — поди ж ты!
Вернер, сам того не замечая, увлекся фантазиями. Приятно было бы увидеть, как Джемис зарубит гадюку. А еще приятнее — убить самому! Выхватить клинок и одним взмахом — голову с плеч! Нет, одним взмахом скверно — этак она не почувствует боли, и даже не поймет, кем на Звезду отправлена. Лучше проткнуть насквозь, чтобы подергалась, как жук на иголке. Но тогда умирающая гадина успеет дотянуться до руки Вернера... Холодок прошиб от этой мысли. Нет, лучше ударить в спину — безопаснее. Правда, такою победой особо не похвалишься — вроде как бесчестно... Но вот если, допустим, Знахарка попытается убить лорда Десмонда, а Вернер будет от нее сзади — тогда позволительно и в спину. Спасая лорда, все можно! Даже награду получишь: чин офицера или сотню золотых. И уж точно больше не будешь стеречь толпу нищих в компании полоумного горца!
Входя в покои Десмонда Ориджина, Вернер глубоко и страстно желал того, чтобы Знахарка покусилась на жизнь милорда. Он и со своей стороны сделал кое-что, чтобы покушение состоялось: отстал от Знахарки на несколько шагов и невзначай оттеснил Рагольфа. Пускай гадюка думает, что кайры боятся идти рядом. Так она быстрее наберется дерзости для атаки. Вот если б еще Джемис отвернулся — чтобы в решающий миг один Вернер успел спасти лорда!..
Герцогский волк и не думал отворачиваться. Буравя Знахарку глазами, он указал рукой в сторону кровати:
— Перед тобой Десмонд Эмилия Герда, старший лорд Ориджин. Лечи его.
Лишь тут Вернер обратил взгляд на милорда — и ноги ниже колен предательски обмякли. Каменный человек! О, святые боги!..
Тенн выдохнул, Рагольф негромко присвистнул:
— Ууц!..
Женщина проворковала:
— Ой, бедняжечка. Как же тебе не повезло!
— Лечи, — процедил кайр Джемис.
— Постой-ка, дорогуша. А где леди София?
— Она здорова и не нуждается в лечении.
— Я же сказала, что хочу ее увидеть.
— А я как-то сказал дамочке, что хочу кончить десять раз за ночь. Не сбылось.
Знахарка повернулась к Джемису. Рыкнула, прочищая горло, пожевала слюну.
— Ты, милок, не умничай. Твое дело песье — сиди и служи. У моего хозяина был договор с миледи. Пущай она придет. Без нее дела не будет.
Джемис скрестил руки на груди и выронил:
— Нет.
Знахарка подалась к нему, выпятив подбородок.
— На характер встал? Со мной не пройдет! Последний раз говорю: зови леди Софию.
Джемис промолчал.
— Тогда я пошла. Бывайте, мальчики.
Она обернулась и зашагала к двери — прямо на Вернера с Рагольфом. А Джемис рявкнул:
— Остановить ее!
Какого шута лысого я оказался между нею и дверью?! — успел подумать Вернер. — Ведь мог же встать сбоку, но нет! Какое паскудство!..
Но ослушаться волка он не рискнул — и вытянул из ножен меч. Знахарка склонила голову — удивилась, значит. Подняла руку, растопырила пальцы — паутина раскрылась алым цветком. Качнула ладонью — и в воздухе перед нею возникло мерцающее пятно. Размером с кулачный щит, прозрачное, но отливающее розовым светом.
— Уйди по-доброму, малыш.
Вернер ухватил рукоять меча обеими ладонями. Он был абсолютно уверен: клинок не прорубит пятно света. Зато пятно легко проломает все, с чем столкнется: проволоку кольчуги, ребра, череп.
— Стой... — сказал он и сам не понял, приказ получился или мольба.
Знахарка ухмыльнулась:
— Мальчик, беги к мамочке. А то плохо будет.
И шагнула к Вернеру. Он окаменел, почти как лорд Десмонд. Подошвы присохли к половице, ладони — к оплетке рукояти, взгляд прикипел к центру мерцающего пятна. В голове стучала одна мысль: дерьмо, дерьмо, божье дерьмище!
— Даю слово лорда Ориджина...
Голос был тих, но настолько тверд, что все живое замерло, обратившись во слух.
— ...что ты увидишь мою леди-жену и получишь говорящий Предмет. После того, как исцелишь меня.
Вероятно, Знахарка хотела поспорить — но не смогла. Рыкнула, покатала слюну во рту, цокнула языком...
— Ладно, старичок, я добрая...
И опустила руку, погасив мерцающий щит. Все тело Вернера обмякло, будто слепленное из мокрого теста.
Знахарка подошла к постели лорда, разминая пальцы. Но герцогский волк одернул ее:
— Не так быстро. Сперва знай: если милорду станет хуже, ты умрешь. Кайр Вернер, встаньте с мечом справа от Знахарки. Если прикажу, отрубите ей руку. Кайр Тенн, стойте за ее спиной. Если повернется к Вернеру, бейте. Кайр Рагольф, будьте наготове.
Женщина хмыкнула:
— Всем наприказывал, начальничек, а сам-то что?
Джемис словно ждал этого вопроса:
— А я, милашка, буду смотреть в глаза милорда. Я знаю взгляд человека, что собрался на Звезду. Да помогут тебе боги, если увижу его.
Кайры с обнаженными клинками обступили женщину. Вернер наметил точку на внутренней стороне ее локтя, чтобы ударить по приказу Джемиса. Сустав разрубить легче, чем кость. Один взмах — и рука на полу... Но чувства Вернера были смешаны. С одной стороны, приятно будет отомстить гадюке, посмевшей его запугивать. С другой же, скверно, что это случится быстро, да еще и по чужому приказу. Вот если бы Знахарка сперва испугалась его, Вернера, да так испугалась, что упала бы на колени, рыдая и моля о пощаде... Вот тогда он остался бы доволен — и с легким сердцем послал бы ее на Звезду!
— Чего напыжились, мальчики? Расслабьте задницы, выживет ваш дедуля. Мне он по нраву — ладный мужчинка. Жаль, что старенький.
Она несколько раз сжала-разжала ладонь, поиграла пальцами. Наперстки и паутина меж ними сменили цвет: были красными, а стали салатовыми, как весенняя трава. Знахарка опустила ладонь на лоб лорда Десмонда. Он вздрогнул, сверкнув глазами, но не издал ни звука. Промолчал и Джемис, а Знахарка стала тихо-тихо напевать. Звуки выходили гортанные и рваные, будто мурчащей кошке кто-то сжимает и отпускает горло. Наперстки засветились ярче, и сияние с них сползло на лицо лорда. Пробежало мерцающей волною по скулам, носу, щекам, подбородку, впиталось в шею под кадыком. Лорд Десмонд снова вздрогнул, испустив тихий вздох.
— Вот и все, — буркнула Знахарка и подняла руку. — Нечего было так бояться.
— Милорд?.. — спросил Джемис.
— Хуже не стало, — ответил старый герцог необычным сдавленным тоном. — Чувствую странно, но не худо.
— Лучше?
Он попытался шевельнуться.
— Нет.
Знахарка помотала головой:
— Э-э, мальчики, вы чего? С одного раза только кролики делаются. Я приду еще дважды. За третьим разом милорд одужает — но не раньше! И слушай меня, солдатик.
