— Какие-то проблемы? — заинтересовался я сходу.
— И у неё, — ухмыльнулся Крош.
— Короче, чего вы затеяли, братья и сёстры? — мой вопрос в большей степени адресовался Косе.
— Пополнить коллекцию Крота в бункере, — уяснила это Пуля вперёд меня. — Я права, Коса?
Та ещё не решила до конца участь исчадия, размышляла.
— Сука!
— А кобеля, мы завали, — пояснил я. — Быстрее думай...
Мне стало немного не по себе, похоже, что действие чудодейственного эликсира по поддержанию моих жизненных сил завершилось, и теперь мне требовалась настоящая помощь от мага-лекаря.
На что и указала Пуля — Косе на меня.
— Помоги ему, сестра! — взмолилась она.
— Крош, — отреагировала в первую очередь Коса на малыша. — Приберись здесь!
— Не изволь беспокоиться, сестрёнка, всё будет сделано в наилучшем виде!
— Да, и упакуй это чудовище надлежащим образом!
— С радостью, — шарахнул Крош по нему из дробовика.
На это я уже не мог взирать, закрыв глаза, окончательно поплыл, услышав напоследок голос Пули:
— Он будет жить?
— А куда денется — заставим, — ответ Косы немного порадовал меня.
"До встречи, сестрёнки..." — не стал и я прощаться с ними надолго.
* * *
— Самедов, ну сделай же что-нибудь, — требовала жена от мужа, очутившись с ним и детьми в одной камере.
Те прыгали и веселились, как мартышки в зоопарке, а всю жизнь мечтали побывать в... "обезьяннике", когда услышали от отца, что обычно туда сотрудники отдела по его работе сажают гамадрилов, отлавливаемых ими на улицах города.
— Да что я могу, Зулия, — взглянул он в отчаянии на неё. — Я — капитан, а он — полковник!
Что называется: почувствуй разницу! Но Зулие это было без разницы, она намекнула недвусмысленно мужу в ответ:
— Ты мужик или кто?!
— Потерпи, родная, — знал наверняка Самедов: начальник пошумит и скоро отойдёт, словно предвидел, что дальше произойдёт.
— На выход, Самедов, — возник прапорщик у клетушки. — Один!
— А мы? Что будет с нами? — разнервничалась больше прежнего Зулия.
— Ох, и влетит тебе, капитан, от начальника, а за тем ещё и от жены, — прыснул от смеха конвоир, затворяя дверь за ним.
— Ты лучше скажи мне: какая собака укусила начальника?
— Бешеная! Ха-ха...
— Жена?
— Она, сука, а то, кто же, иначе бы он стал орать на тебя тогда, как и сейчас на всех в отделе, кто попадается ему на глаза! Ведь ночь, а он из-за тебя покинул тёплую кровать!
История в случае с Самедовым и последующим разрывом повторялась в точности и у начальника.
— Да, и вот ещё что, — осадил прапорщик Самедова.
— Ну... — напрягся капитан в ожидании услышать судьбоносную подсказку.
— Его человек наткнулся у тебя в кабинете на кое-что.
То-то они остановились у двери в кабинет следователя, не дойдя до иного — начальника.
Туда конвоир и пригласил заглянуть Самедова, открыв дверь перед ним толчком.
— А ты останься снаружи, — пожелал полковник переговорить с капитаном тет-а-тет, если бы не притаившийся за шкафом майор.
Взгляд Самедова устремился на сейф. Вскрыт. Значит, порылись, а если так, нарыли кое-что, что он прятал там от них.
— Это что? — грохнул рукой по столу начальник, оставляя музейный экспонат на поверхности. — Я тебя спрашиваю, капитан! Украл?
— Вещдок... — принял оборону Самедов.
— Ты в своём уме! Этот раритет дурных денег стоит, а лежит у тебя в сейфе, как никчёмная безделушка! Когда ты был обязан сдать его на хранение под опись!
— Да я хотел, но не успел... — стал оправдываться Самедов, включив дурака. — Забегался, закрутился и...
— Ты от ответа не уходи, как и от ответственности! А если бы вещдок пропал, что тогда? — вмешался заместитель начальника.
Майор сунул под нос буклет, изъятый из музея, где была проставлена приблизительная цена предмета хранящегося в сейфе следователя.
Цифра впечатляла, даже в рублях.
— Какие рубли? Это евро!
— Ну, надо же! — округлились глаза у Самедова — он продолжал косить под дурачка. — Так кто я теперь — террорист-экстремист или вор-рецидивист? И вообще, если меня в чём-то обвиняют, то требую предоставить улики!
— А это что, как не она!? — схватил начальник со стола вещдок и затряс у Самедова перед лицом.
— Выходит, я больше не экстремист?
— Ты хуже, Самедов! Ты — расхититель государственного имущества в особо крупных размерах!
— Да я собирался вернуть эту вещицу в музей по заключении экспертизы!
— Что? Ты сделал её анализ? Уже? — грохнулся на пол стул под полковником, вскочившим из-за стола.
— В сейфе, под вещдоком, лежал соответствующий документ. А вы, разве не заметили? — хитро заключил Самедов.
Майор заглянул туда, и... полковник выхватил у него из рук бумагу.
— Я забираю всё это...
— Дело, — подсказал майор.
— ...под свою ответственность! А ты, капитан, моли своих богов, чтобы я изменил к тебе отношение и...
— Жену с детьми отпустите, Христа ради!
— Ты только глянь на него, майор, как он заговорил! А кто мне твердил: будто он — правоверный мусульманин, а не христианин!
— Вот те крест, начальник! — махнул Самедов так, как получилось, и никто не заметил, что положил на себя крестное знамение в католических традициях — слева на право, а не наоборот.
Обошлось — с одной стороны, а с иной — из реликвии опять выпал драгоценный камень, закреплённый Самедовым на жвачку. Проследив за полётом камня, и то, как майор бросился к нему, полковник заметил: драгоценность прежде бы не мешало отнести на реставрацию к какому-нибудь "ювелиру", чем возвращать в музей.
Самедов вздохнул тяжело, понимая: пропал вещдок.
— Не понял? — удивился полковник тому, что обнаружил внутри под камнем вовсе не золото, а тёмный металл, сковырнул, и... раритет развалился на две составные части, из которых выпала третья.
— Да они полые!
Самедов не слышал, что ему сейчас говорил полковник, а, скорее всего, обращался к майору. И им было плевать на то, с чего не сводил глаз капитан.
— Я могу это забрать?
— Да хоть как вещдок оформить, — схватил каждый из начальства по золотой половинке с каменьями, и оба выскочили, заявив: спешат к знакомому реставратору.
— Угу... — спохватился Самедов, и вспомнил в первую очередь не про жену, а про наскальную живопись в кабинете у старлея.
Сопоставив вещдок из неопределимого на ощупь материала, капитан сошёлся во мнении: данный элемент чётко совпадает со вторым рисунком, и символ на нём в форме руны что-то определённо напомнил ему, а вот что именно — не сразу дошло до него, лишь, когда он подошёл к окну. Оно к этому времени оказалось застеклено, поэтому он ударился о стекло, прежде чем распахнул настежь ставни, и неожиданным образом разгадал загадку со странными и необычными на восприятие инициалами, уставившись на созвездие в звёздном небе. И было отчётливо видно на краю лунного диска — ещё не полного, но это всё равно ничего не меняло.
Самедову впору было кричать: "Эврика". Но на память пришла жена.
— Зулия...
Топот детских ног за дверью в коридоре, и её, он ни с чем бы на свете не спутал.
— Мы в клетке сидим, — распахнулась дверь, и в проёме возник силуэт жены с детьми, — а он на звёзды любуется!
— Вы только гляньте, родные мои... — продемонстрировал муж и отец в одном лице им то, что держал в руке. Там, где на золотой подделки были расположены камни, здесь полые вкрапления, и они вспыхнули.
— Ух ты... — подал голос прапорщик. — Здоровски!
— Мы можем побыть здесь одни? — огрызнулся Самедов.
— Да за ради Бога... — захлопнул за собой дверь конвоир, подавшись восвояси.
— Откуда у тебя это, Равиль? И что это? — округлились глаза у Зулии.
— Нравится?
— Ещё бы... — запрыгали дети вокруг отца. — Дай... дай...
— Не могу — это улика!
— И что ты за человек такой, Самедов, а ещё отец, — недовольно выдала жена. — Мог хотя бы раз уступить детям!
Про работу ему лучше было не заикаться.
— Только не уроните, и недолго! Это вам всё-таки не игрушка, а вещдок!
— Что?!
— А что, Зулия?
— Так вот ты чем тут занимаешься ночами, звездочёт!
— А ты думала: я по бабам бегаю? Любовниц завёл!
Зулия заткнула уши дочке, а Равиль — сыну, чтобы те не слышали, о чём разговаривают взрослые.
— Мам, пап, а когда вы подарите нам братика или сестричку?
Оба запнулись.
— А игрушки уже надоели? — покосился Самедов на жену.
— Они неживые, и быстро ломаются... — озадачила детвора.
Вот и артефакт у них в руках перестал светиться, из-за чего сразу же разонравился им, и они поспешили избавиться от него. Он превратился в обычный кусок камня.
— Не спеши... — выхватил Самедов его у сына, когда тот уже занёс над головой, отводя руку назад за спину для броска в окно. — Папе это ещё пригодится по работе!
— Опять ты про свою работу, будь она неладна! — воскликнула Зулия.
— А мы где, по-твоему, сейчас! — напомнил муж.
— А то, что мы здесь у тебя — об этом ты не подумал?
— Пойдём гулять!
— Ага, делать нам больше нечего! — взяла жена сынишку и дочь за руки. — А ну марш домой за нами!
— Как скажешь, мой сладкий персик, — попросил между делом Самедов у жены мобильник, затеяв сделать один-единственный звонок.
— По работе?
— Нет, другу.
— С работы?
— Он сейчас в отпуске! Хочу узнать, как ему там отдыхается!
— Ночью?
— Там, где он — день!
— Вот видишь: человек отдыхает за границей, а ты... не даёшь ему забыть про вашу работу! Кстати, когда уже сам пойдёшь в отпуск? И не говори: зимой!
— Сразу, Зулия, как только закончу одно дело и...
— Ты опять, Равиль?
— Нет-нет, у меня даже в мыслях ничего дурного не было! Просто сама должна понимать, и видела, в каком состоянии пребывает сейчас наш отдел и начальство — дошло до ручки!
— Это ты довёл нас с детьми до ручки, и сам дошёл до того же состояния! Живо домой!
Самедов ещё раз взглянул на созвездие подле лунного диска, потом на то, что сжимал в руке, и снова перевёл взгляд на стену с наскальной живописью.
Нет, старлею он обязательно звякнет — сразу, как только угомониться жена.
— Зулия, ну дай телефончик, а?
Вместо него ему свой детский в качестве игрушки сунул сын.
— Ой, спасибо мой хороший, — изобразил Самедов улыбку, а сам заскрипел зубами.
Зулия ухмыльнулась.
— Ну, персик... — принялся конючить Равиль у неё мобильник.
— И не проси! Говори по тому, что дал тебе сын!
Он подыграл ему:
— Первый, первый! Приём! На связи второй... — намёк на то: не работает.
— Да нет, просто "отпускник" не желает с папой говорить, — поспешила Зулия успокоить сына.
— А тогда почему я не могу дозвониться друзьям?!
— Потому что у твоего папы нет денег на его ремонт, как и квартиры! Не говоря уже на то, чтобы отдохнуть в отпуске где-нибудь за границей, как это делают нормальные люди!
— Ну, Зу...
— Вот тебе, а не телефон! — скрутила фигу...ру с трёх пальцев жена.
— Да как ты смеешь, женщина! — взыграла горячая кровь у Самедова.
Это он для сотрудников по отделу, а когда они вышли на улицу, сразу всё встало на свои места — у него в семье царил матриархат.
— Да на... — запустила Зулия мобильником в мужа, а угодила в клумбу с цветами начальника. Её прополкой и занялся поспешно муж, оставляя следы на месте преступления.
— Так вот почему ты до сих пор не мог поймать преступника по горячим следам, — выскочила из засады уборщица и одновременно по совместительству дворничиха.
— Равиль, это что за женщина? Откуда она взялась? Ты знаешь её?
— Нет, первый раз вижу... — продолжал шарить руками по клумбе Самедов, заставляя женщин отвлечься от него, поскольку поиски мобильника жены затянулись.
Наконец телефон сам зазвонил, подав сигнал. Выручила дочь.
— Вах, шайтан! Как же я забыл! — только теперь вспомнил он, наткнувшись на надпись на экране мобильного "дочь": мог ведь воспользоваться её телефоном.
Даже не взглянул в сторону конфликта, где жена решила выяснить отношения с дворничихой, и обе женщины перешли от угроз на словах к делу.
— Ну же, старлей, возьми трубочку, — опасался Самедов: тот не ответит на неопределённый номер.
А он при всём желании не мог. Выручила та, кто приняла вызов.
— Это кто? Я с кем говорю? — удивился странному женскому голосу Самедов.
— Пуля.
— Какая ещё Пуля?!
...
— Ах, Полина...
— А ну дай сюда, — отвлеклась жена на мужа. — Совсем совесть потерял — бабам посреди ночи звонишь при живой жене!
Сотрудник оказался сотрудницей.
— Молчи, женщина! И ты заткнись! — выхватил Самедов табельное оружие, направив на дворничиху. Она-то не знала, как и жена: у него там нет патронов, и обойму расстрелял много раньше тот, кому он трезвонил сейчас. — Замерли обе!
Выхватив телефон у жены, капитан вновь набрал номер старлея.
— Это Пуля?
...
— Какая ещё Коса?!
...
— А, сестра? А кто тогда эта Полина?
...
— Тоже ей приходится Силантьеву! А могу я поговорить с ним самим? Мне очень надо!
...
— Кто говорит?.. Его непосредственный начальник по работе!
...
— Какой?.. По ГОВД...
...
— Куда идти?
...
— Да вы в своём уме!? И соображаете, что, и кому говорите?!
Короткие гудки в мобильнике перекрыл озорной женский смех. Смеялась Зулия и дворничиха. Обе ухахатывались.
— Ну что, позвонил, звонарь!
Это дворничиха — Самедову. А жена:
— Чего молчишь, и не мычишь?
— Домой пошли, — запыхтел недовольно Равиль, и всю дорогу просидел в маршрутном такси у окна, давя глазами лунный диск и созвездие рядом с ним.
Вещдок больше не светился.
И почему? — пытался разгадать он очередную загадку, ожидая новой подсказки. Жаль, старлею не дозвонился, тот бы помог ему прояснить ситуацию с ним.
* * *
Приняв у Ктума четвёртый артефакт, Крабат не отправил его на жертвенник, а сгрёб три других в охапку, и никому ничего не объясняя, покинул склеп.
Ктул недовольно покосился на Ктума, оба адепта соперничали меж собой, готовясь обвинить один другого, а в чём, и сами не знали толком, как и, чего в итоге затеял их господин.
Опомнившись, и то не сразу, поспешили за ним, но за пределами склепа и тени его не застали, продолжив поиски в сакральном зале для жертвоприношений. И там не оказалось его следа, некромант исчез, подавшись за пределы изнанки. Неужели Крабат сам отправился за недостающим элементом для ключа, на который крепились четыре иные, полученные им от прислуги? Значит, являлся основным элементом, и он не мог полагаться на них.
А тут и Накр угодил под раздачу — адепты накинулись на него, обвинив послушника во всех их бедах и смертных грехах.
— Я лишь исполнял свой долг перед нашим господином!
И также ни слухом, ни духом про то: где искать пятый элемент, а соответственно некроманта.
— Одержимый, — вспомнил Ктул про него, уставившись на Накра. — Где он? Почему не с тобой?
В ответ ноль эмоций и кило презрения.
