— А сейчас, Дмитрий Сергеевич, возьмите листочек, будем рисовать план аэродрома.
Начальник штаба, улыбнувшись, довольно потер руки:
— Это мы мигом!
Прирожденный разведчик, много лет прослуживший в разведывательных подразделениях кавалерии, он радовался любой добытой информации.
— Нарисуйте две примыкающих друг к другу дуги (Как брови у Брежнева),— чуть не сказал Глеб. — Это примерный вид аэродрома. Дорога от разъезда подходит к средней части, где соединяются дуги. Её сверху видно. Длина каждой дуги примерно пятьсот метров. Каждая группа имеет взлетную полосу, они тоже заметны с воздуха. Но в принципе площадка ровная и позволяет взлетать в любую сторону. Самолеты расположены, — Глеб стал наносить точки, — здесь и здесь. Стоянки углублены в лес, самолёты накрыты сетями. Блиндажи для летчиков и техников находятся здесь, в ста метрах позади стоянок самолётов. Штабные землянки можно определить по антеннам, они в центре. Каждая группа имеет по семь блиндажей, сделанных в два наката. Летчики слева, техники справа. Склады топлива вот в этих местах, бомбы складированы здесь и здесь. Аэродромная техника находится на стоянках род кронами деревьев в двух местах. Зениток шесть штук, двадцати миллиметровые четырёх ствольные автоматы. Расположены вот в этих местах. Расстояние от начала левой дуги пятьдесят и сто метров,— показал Глеб карандашом, а Писаревский сделал пометку метража. В центре, где дуги сходятся, одна зенитка практически на самой опушке, и может вести огонь в разные стороны. Вторая, прикрывает вот эту группу, и может вести огонь только вверх и вправо. На фасе правой дуги зенитки расположены на расстоянии двадцати и восьмидесяти метров от края выступа. Да, блиндажи зенитчиков расположены здесь и здесь, указал сержант. Вот собственно по этому аэродрому и всё. Могу сразу добавить, что налёт на этот аэродром обречён на провал, большую часть наших самолётов собьют при отходе. Причина: наличие аэродрома истребителей в Люблине.
— А нельзя ли поподробнее Хранитель, об этом аэродроме? — спросил командующий.
— Для этого и летал, — сказал Глеб. И выдал всю информацию по Люблину. Начальник штаба изрисовал второй листок с новыми целями.
— Что можете предложить, — спросил Потапов после доклада.
— Разбить операцию на два этапа, — высказал своё мнение Глеб. Сначала уничтожить аэродром в Люблине, а потом уже ударить по пикировщикам. Или одновременно, если хватит сил. В шестой армии с успехом применяли ротативные бомбы, для бомбёжки самолётных стоянок они в самый раз, накрывают большую площадь. Для атаки на зенитки в Люблине я присмотрел два маршрута, вот здесь и здесь, — показал сержант на плане.— На бреющем полёте в первом случае по самолётам не дают открыть огонь дома с лётчиками, во втором прикрывает берег реки, можно сразу выйти на зенитки в упор. Вот эти крупнокалиберные надо уничтожить в первую очередь, тогда наши бомбардировщики смогут отбомбиться с трех километров по самолётным стоянкам, накрыв в первую очередь истребители, чтоб не взлетели. В воздухе барражировала пара мессеров, пока я наблюдал аэродром, но может быть и больше. Возможно, получится проложить маршрут в обход населённых пунктов, чтобы выйти к аэродромам неожиданно. Границу в местах пересечения заблокировать артиллерийским налётом, чтобы ни у кого и мысли не было сообщать о пролётах самолётов.
— Спасибо, Хранитель, за разведку, — поблагодарил генерал-майор Потапов. — Будем думать.
— Тогда я к себе в батальон, — сказал Глеб. — И удачи вам, и вашим войскам! — перекрестил он обоих генералов, и те увидели светящуюся руку и вспыхнувший крест.
Г Л А В А 15
Когда Глеб вернулся в батальон, работы там уже не велись. Старшина ходил счастливым, ему удалось договориться в банно-прачечном отряде округа о стирке и дезинфекции белья. Поэтому сегодня после обеда он организовал баню. Сдвинули две палатки, в одной была раздевалка, в другой моечное отделение. Одна кухня стояла и беспрерывно грела воду. Два бойца вёдрами таскали холодную и горячую воду и подливали в две чистые металлические бочки, поставленные в мойке. На земле в палатках лежали доски, установленные на лаги. Несколько широких лавок дополняли картинку. В моечной имелось десять банных шаек, расставленных на лавках, и два больших ковша для зачерпывания воды. Мыло и пучок волокна для мочалки, старшина каждому выдавал лично, при этом, не забывая напомнить, чтобы мыло берегли — последнее. Бельё со склада Николаев получил новое, бойцы лишь проветрили его, развесив на верёвках на солнце. Запускал старшина по десять человек. Время помывки пятнадцать минут. Быстрее всех условно "помылись" якуты. Зашли в раздевалку, заглянули в мойку, где красноармейцы яростно тёрли себя мочалками и вышли, решив, что не стоит смывать с себя благословление предков. Нет, умываться они умывались, и утром и после работы. Ремонтник, он ведь сначала руки бензином моет, а потом водой с мылом. Иначе масло не ототрёшь. Да и вообще ремонтника сразу по рукам узнать можно, у всех чёрная каёмка под ногтями, как у водителей и танкистов. Это у красноармейцев руки натруженные, и с мозолями, от лопаты и винтовки. А у ремонтников, ко всему ещё, руки покрасневшие, и с остатками въевшегося масла под ногтями. Рытгин и Кутагин просто переоделись в чистое бельё, вручив дневальному по бане грязное, и вышли. Они были довольны. Банный день удался. Бельё дали, мыло дали, и мочалка пригодится руки оттирать.
Грязное бельё старшина собирал по взводам. Каждый комплект был подписан. Старшина заставил всех нитками вышить фамилию на подоле рубахи и поясе кальсон. Если заразу какую подцепил, то сам от неё и страдай. Хотя в банно-прачечной, он договорился, что обработают по полному циклу, сначала в бучильном котле тридцать минут, где бельё кипит вместе с щелоком, потом в парильной камере, а затем уже стирка. Всех микробов и паразитов убивает напрочь.
Командиры мылись после красноармейцев, правда, старшина предварительно перед этим провёл лёгкую уборку, заставив красноармейца из наряда сполоснуть пол и протереть тряпкой мокрые доски и лавки. Такую уборку он проводил после каждого взвода. Рябининых тоже пригласили, они тоже красноармейцы, хоть вольнонаёмные. Женщины были довольны возможностью помыться больше всех. К ужину весь батальон благоухал мылом и чистотой. После ужина на помывку направились штабные, а затем бойцы комендантской роты. Старшина у Огнева затребовал наряд для топки кухонных котлов и уборки помещения. Старший лейтенант, в общем, не возражал, требования были законными. Старшины у них на ППД не было, его отправили с комендантским взводом в поле. Чистое бельё им вещевик тоже выдал, а Николаев им пообещал грязное завтра с утра свезти в стирку.
На ужин опять было много мяса. С гречневой кашей. Свежий хлеб отсутствовал, поскольку передвижной хлебозавод тоже ушёл вместе с дивизией. Все хрустели сухарями, или макали их в сладкий чай. После того как поужинали, Маэстро развернул баян. Пели песни. Начали с военных: От тайги до британских морей, По долинам и по взгорьям, Три танкиста, а дальше Утро красит нежным цветом, Спят курганы тёмные, Широка страна моя родная, Любимый город, Синий платочек, Утомлённое солнце, что на ум придёт. Маэстро знал песен множество. И народ подхватывал, причем так мощно, что улицы от этого красноармейского хора настороженно затихали.
Глеб заметил, что как только заиграл баян, к батальону потянулись люди. Ни один не пришёл без оружия, даже штабные. Дневальный на входе, тех, кого знал, пропускал сразу, у остальных требовал удостоверение красноармейца. И люди с гордостью показывали. Борис проинструктировал наряд правильно.
Часовые на вышках тоже развернулись в сторону музыканта, а вот это было уже плохо. Глеб одёрнул двух красноармейцев, и, чуть нажав, внушил: — Смотри внимательно, могут напасть! Бойцы сразу повернулись и стали бдительно наблюдать за обстановкой вокруг.
В двадцать два часа, комбат объявил конец музыкальному вечеру и назначил построение. Проверили личный состав. Михайлов, предупредив о бдительности и готовности к отражению диверсантов и бандеровцев, распустил народ спать. Командиров, в том числе Огнева с Кульчицким, и караул предупредил особо.
— Нападение будет обязательно, — сказал комбат. — На границе наши сражаются, немцы ничего не могут сделать. Обязательно попытаются ударить изнутри. Этот удар нужно не проспать, и ответить достойным образом. Поэтому бдительность и ещё раз бдительность. Быть готовым, при необходимости под прикрытием наших танков выдвинуться в город, на оказание помощи частям, подвергшимся нападению.
В двадцать три часа Глеб получил вызов от Музыченко. Батальон уже спал.
— Слушаю, товарищ командующий!
— Пятую армию можно поздравить с удачными налетами на два немецких аэродрома. Оба уничтожены. Потери, правда, в Люблине значительные: двенадцать истребителей и два бомбардировщика. Но выбили, считай, четыре полка немцев, а может и больше. Мы сейчас тоже планируем налёт через полчаса примерно. Будем испытывать ваш напалм, Хранитель. Не желаете посмотреть? Попытаемся поджечь те два сосновых лесочка, с танками и техникой.
— Желаю, — сказал сержант.
-Тогда прошу ко мне, обговорим кое-какие моменты.
Глеб переместился к командующему.
— Наши орлы на ночную бомбежку первый раз идут, никогда такого не делали. Поскольку истребителей немецких пока в окрестности нет, пускаем две шестёрки бомбардировщиков. В каждой шестёрке два самолёта идут с ротативными бомбам, один с напалмом — по пять бочек с подрывными зарядами, три самолета с обычными, фугасными. Летчики все имеют допуск к полётам ночью. В район они выйдут, тут вопросов нет. А вот найдут ли тот лесок, вдоль дороги, тут меня сомнения гложут. Там, к сожалению, судя по карте, несколько одинаковых массивов. Высылаем для наведения разведывательный самолёт. Капитан Ракитин пилот опытный, должен подать сигнал бомбардировщикам ракетой, указать лес, который надо бомбить. Сначала одной группе, потом другой. А вот этого пилота надо проконтролировать, чтоб промашки не вышло. Бомбить будем с трёх тысяч метров, без всякой подсветки. Прилетели, покидали и улетели. Таков план.
— Мне надо карту с моими отметками, чтобы вспомнить, и указать место, где я могу перехватить пилота.
Музыченко выложил крупномасштабные листы. Сержант всмотрелся, вспоминая очертания пятен. По трассе то он шёл, не особо засекая ориентиры, тогда был день, а сейчас ночь. Ночью всё по-другому.
— Пилот пойдёт вот по этому маршруту, — показал командующий. Маршрут ему на нашей стороне задан жёсткий. Возвращаться будет тоже самостоятельно.
— Нужно будет, чтобы он за десять километров от границы обозначил себя ракетой. Иначе я его ночью не найду. Небо оно большое.
— Такое указание дадим, вылет у него через пять минут.
Командующий снял трубку и позвонил, подозвали пилота из разведэскадрильи армии. Музыченко отдал приказание. Для Глеба пояснил:
— Пойдет на высоте тысяча метров, на той стороне, по обстановке.
— Хорошо, — сказал сержант, — устраивает. Всё, я полетел на встречу, — закончил он разговор, выходя из ментальной связи.
Пилот должен был пересечь границу в районе Сокаля. Вылетал из Каменки-Бугской. Сержант пожалел, что не спросил скорость и тип самолёта. Минут двадцать очевидно придётся ждать. Он поднялся повыше, увеличил скорость и помчался на северо-запад, к границе. По линии фронта прошёл до Сокаля. Город уже не горел. Или потушили, или уже выгорело. Чуть сместился восточнее от города и стал слушать, и ждать. Мотор он надеялся услышать раньше, чем увидеть ракету. Провисев почти тридцать минут, сержант уже стал сомневаться, что удастся здесь перехватить самолёт.
Ракета вспыхнула неожиданно, справа, на расстоянии километра. Глеб рванул к ней. Двигатель он услышал на расстоянии метров в пятьсот. Подлетев ближе, узнал У-2. Пилот был один, второе место пустовало. "А молодцы мужики, и самолёт правильный подобрали. Будет спокойно висеть над лесом, и ждать наших. Хотя там, у себя в кабине, он тоже, наверное, ничего не услышит, тем более в шлемофоне. Хотя у бомбёров выхлопы от двигателя ночью возможно видно, а может рация есть, если разведчик". Сержант установил ментальную связь с пилотом:
— Здравствуйте, вы капитан Ракитин?
— Да, я.
— Я хранитель Глеб, — представился сержант. — Считайте, что везёте меня бортстрелком.
— Узнаю руку командарма, — сказал лётчик, — решил перестраховаться. Я бы и сам справился с заданием.
— А в этом никто и не сомневается. Меня здесь нет. И о нашей встрече болтать нигде нельзя, если не хотите познакомиться с особым отделом. А то уже по всей армии болтают о Хранителе Глебе. Теперь о задании. Вам задачу, какую поставили?
— Отыскать два лесочка ночью, при подлёте бомбардировщиков дать две ракеты, одну красную вертикально вверх, над точкой бомбометания, вторую зелёную в направлении бомбёжки. Интервал — две минуты.
— Так вот, товарищ Ракитин, я вам поясню то, что вам ваши начальники не рассказали. Наша цель не бомбить, поскольку такой лес надо полком бомбить, а не шестью самолётами. Наша цель этот лес поджечь. А для того, чтобы этот лес поджечь, он должен быть хвойным. Вы уверены, что тот лес, на который вы укажите, окажется из сосен? Я вот лично не уверен. Он может с таким же успехом оказаться дубовым, грабовым, буковым и просто не загорится. И все наши старания пойдут даром. Вот для этого я здесь и присутствую. Понятно теперь?
— Так точно товарищ Хранитель.
— Уже подошли к границе, вы маневрируйте, не обращайте на меня внимания.
Пилот потянул ручку на себя и поднялся выше. Пошли уже над польской территорией. Убедившись, что Ракитин пересёк границу без происшествий, сержант сказал:
— Я вас покину ненадолго, если что случится, мысленно крикните: Хранитель Глеб, помоги! Я тут же буду около вас и помогу.
— Хорошо, — произнёс пилот, — я вас понял, Хранитель.
Ткачёв достиг Томашува и пошёл вдоль трассы. Самолёт этот он теперь мог найти по ментальной привязке к пилоту. Скорость у аппарата была чуть выше ста километров, и лететь до места, ему было минут тридцать. За это время сержант рассчитывал осмотреть оба лесочка и выяснить, что там находится.
Подсвечивала луна, и островки леса выделялись темными пятнами. Если придерживаться карты, то нужный островок от Томашува был по трассе шестым слева, а затем через два ещё один. Хотя сержант к этим данным относился с осторожностью. Это не снимок со спутника. Карту делали неизвестно когда, и неизвестно кто. Всё вполне могло уже измениться десять раз. И лес мог разрастить, или наоборот — быть вырубленным. Да и топографическая съёмка могла быть не точной. Достигнув нужного места, сержант опустился вниз. Да, несомненно, лес был сосновым. Сосны не лепились одна к другой, деревья были зрелыми, расстояние между стволами достигало пяти — шести метров. Кроны смыкались. Под деревьями стояли танки и машины обеспечения. По лесу петляла дорога, и было вырублено насколько просек. Ветер дул с запада, вдоль вырубок, поэтому они особо распространению огня не помешают. Немцы видно использовали их в качестве дорог, поскольку на всех виднелись следы гусениц, высвечиваемых луной черными поперечными полосками от углублений, вдавленных траками.
