— С экстрасенсами? История? Не помню. О чем ты?
— Почему Юлька мне сказала, что ты Змей какой-то? Что за экстрасенша тебя разоблачила. Что происходит, папа? Что за Змей? Отвечай!
Змей вздохнул. Что происходит? Что-то ужасное. Знать бы что. Как только где-то рядом появляется Сребреникова, начинается скверна. Рассказать, что ли? Но Змей представил, как он с сучьим видом повествует о причинах, приведших его на злополучный сеанс, и понял, что не сможет.
— Не понимаю я, о чем ты говоришь. Юльке ты никогда не верила, и даже общаться с ней перестала. С чего вдруг поверила? Странно как-то.
— Ну и ладно, Юлька, скорее всего, наврала. Я и не поверила вовсе, просто забавно стало, как можно такую ахинею выдумывать.
— И решила проверить.
— Ну ладно, пап, ладно, мир.
Влада чмокнула отца в щеку. Не то что бы она ему поверила, но добиваться правды ей не расхотелось. Хотя упоминание Юлькой старшего Чуркина заинтриговало ее, особенно после слов, которые тот кричал на поминках. Но было понятно, что вытащить что-то из отца, дело нелегкое, если даже и знает, то упрется. Тем более что ей самой не хотелось рассказывать, при каких обстоятельствах она услышала от Юльки, что ее отец Змей. Но ничего, они с мамой что-нибудь придумают и узнают правду.
Влада вышла, а Змей еще долго сидел и смотрел, как изгибаются в телевизоре две мясистые гусеницы — губы Сребрениковой.
"Может лучше было рассказать?" — думалось ему, — "Может тогда многое станет проще? Может удастся избежать какой-нибудь беды в будущем?"
* * *
Влада вернулась в Москву, и опять пестрая, звенящая, струящаяся лента московской жизни захватила ее. Вскоре начались занятия в Суриковском. Против всех ожиданий Владе учеба давалась тяжело. Она понимала, что технически она сильнее почти всех первокурсников, но легкость и восторг, которые она испытывала от рисования куда-то пропали, и это сказывалось на качестве работ. Самое неприятное, что она никак не могла заставить себя настроиться на нужную волну. Видимо, не было того самого пресловутого вдохновения, к постоянному присутствию которого Влада так привыкла, что перестала обращать на него внимание. Мысли ее помимо воли то и дело возвращались к тем событиям недавнего прошлого, на которые она не обращала никакого внимания. Маринка, Юлька, Чуркин-старший, всегда ей неприятный, а теперь казавшийся жутким монстром, непонятные намеки об отце... Была за этим какая-то тайна, она чувствовала ее нутром. Чем чаще она размышляла об этом, тем более не по себе ей становилось. Особенно ее тяготил венец безбрачия. Нужно было заняться этим вопросом, но все время было некогда. А в свободное время как-то получалось что она отдавала предпочтение развлечениям вместо того, чтобы сесть и обдумать, что же ей делать, и стоит ли что-то делать.
— Да-а-а, — мрачно бросил Вахромеев, откладывая в сторону последния Владины работы, — что это? Что случилось?
Влада сидела на диване по-турецки, поджав ноги, и мрачно смотрела себе на пупок.
— Ты сама-то понимаешь, что это не то?
Влада кивнула.
— Что с тобой творится? После того, как с похорон вернулась — постоянно грустная. До сих пор переживаешь? Я ведь всё замечаю, вижу, что тебе развлекаться хочется, а не работать.
Влада заплакала. Пришлось все рассказать. Правда, допрос Юльки в магазине она изложила, опустив многие детали.
— Бред какой-то. Колдовство? Венец безбрачия? Так вот что тебя гнетет. Ну, бабы, вечно у вас что-то такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Немного воспрянувшая духом Влада снова заплакала.
— Ну ладно, успокойся, — Вахромеев сел рядом и обнял ее, — ерунда это все, пойми, полная ерунда.
Влада благодарно улыбнулась ему, но он молча встал, и, не говоря ни слова, ушел.
До вечера его не было, звонков тоже не было. Влада совершенно извелась.
"Все, это все", — говорила она себе, — "после этой дурости он меня бросит. Какая я идиотка, ну зачем мне было обращать внимание на эту Юльку и на ее дурацкие поступки? Зачем было рассказывать Сереже о венце?"
Вечером пришел Вахромеев. В руках у него был большой букет белых роз.
— Предлагаю тебе руку и сердце, о свет очей моих.
* * *
Известие о свадьбе дочери застало родителей врасплох.
— Не знаю, что и думать, радоваться или нет, — подвела итог первой части семейного совета Люда, — он ведь нашего возраста. Не о таком муже я мечтала для дочечки. Но зато настоящий мужик — волевой, богатый, внимательный, и слово держит — взялся за нее, и гнет свою линию, в люди выводит. И она его любит, как ни странно. Для меня это был удар, всегда и всем она со мной делилась, а у них, оказывается, уже больше года роман. И ни словечка матери.
— Выросла.
— Да, выросла. Так незаметно дети растут. Ну а ты как, рад?
Змей пожал плечами.
— Трудно сказать. С одной стороны рано. И мужик намного старше. Больше чем в два раза. Женат уже был, дети есть. С другой стороны — богатый, занимается ее карьерой, будущим. Без него не было бы ни выставок, ни Суриковского. Посмотрим. В конце концов, главное — чтобы счастлива была, не в возрасте дело.
— Да уж, ничего оригинального тут, наверное, не скажешь. Нужно готовиться, свадьба уже в конце ноября.
— Да нам и особенно готовиться не придется. Расходы он берет на себя. Да нам его и не переплюнуть.
— Вот и отлично. Я не против, раз решили скромно, без помпы, пусть так и будет. А разве плохо, что будут самые близкие? Ей еще только-только восемнадцать исполнилось, ей тяжело будет, если все на нее будут пялиться. Правда, будут в основном его друзья. С ее стороны только мы.
— Нужно подарок обдумать, все-таки, хоть мы никого не переплюнем, опозориться тоже не хочется.
— Ну, это я беру на себя, можешь не беспокоиться.
— А я и не беспокоюсь.
— Как обычно. Меня вот волнует, что его дети будут на свадьбе. Бедная Владинька. Как то у нее отношения сложатся с его родней. Они ее, наверное, ненавидеть будут. Во-первых, из-за матери. Хоть он от их матери и не из-за нее ушел, но им-то все равно за нее обидно. А злость на ком-то вымещать хочется. А потом, новая жена — новый рот на общий каравай Вахромеева. Все они от него грызут. Представь только, в каком сложном положении девочка окажется.
— Да уж. Но что делать. Ты же сама говорила, что она его любит. А первая любовь — это серьезно, несмотря на то что редко браком заканчивается.
— У нас сплошной редкий случай. И первая любовь, и разница в возрасте больше двадцати лет.
— Будем надеяться, что все будет хорошо.
Чувство смутной тревоги так и осталось у родителей, несмотря на то, что вроде бы у дочери дела шли недурно.
* * *
Змея продолжали тревожить мысли об угрозах экстрасенши. Надо же, прошло десять лет, и как все совпало. Сребриникова явилась из небытия, как тень отца Гамлета. В тот же момент появилась Влада с известием от Юльки, что он Змей. Ну да, на том сеансе были люди, запомнили. Он жил себе десять лет, ни о чем не думал, а кто-то из присутствующих узнал его на том злополучном сеансе или потом, после сеанса, и все эти годы рассказывал неведомым знакомым, что он Змей. Сколько же народу считает его Змеем? Глупость. Конечно же, это все полная глупость и дурость. А Рюрик? Почему Рюрик буквально накануне второго явления экстрасенши миру начал грозить ему скорым концом и обвинять в смерти Марины? Совпадение? Может быть. Но ведь поминал про подарки, от которых голова болела. Змей нащупал на голове шишку. А ведь шишка появилась после того, как Рюрик подарил ему статуэтки. И в голову ему стрельнуло сразу после того, как он подарочек получил. Как он там сказал ? "Как подарочки мои? Понравились, а? Головка не болела?" Нет сомнения, что шишка и эти проклятые статуэтки связаны.
И... Вот это да. И все его интернет проблемы, наверное, связаны с этой шишкой, а значит и с Рюриком. И опять-таки, Рюрика пробило на откровенность именно сейчас. Что же это такое?
Просто ряд совпадений. Не более того. Конечно, столько совпадений — маловероятно. Но с другой стороны, может быть, он сам связывает события. Появление экстрасенши на экране через десять лет, может статься, и в самом деле простое совпадение. Возможно, она и раньше появлялась под разными именами на телевидении, просто ему на глаза не попадалась. То, что Рюрик и его подарок имеют какое-то отношение к шишке, кажется несомненным. Нет, не подарок — два подарка! Как он тогда сказал? "Одна фигурка тебе, вторая — Владиньке".
Змей шлепнул себя по лбу. Вторая фигурка предназначалась дочери! Она же тогда совсем маленькая была! Нет, это шиза. Бред. Но Рюрик сразу сказал, что это фигурки сделали сииртя. А это прямой намек на то что фигурки — колдовские! Как можно было брать такое в дом, где маленький ребенок! Хорошо, что Люда себе вторую фигурку забрала, а потом выбросить пыталась. Дурак он. Нужно было дать ей выбросить и все тут. А он... Подобрал, на работу унес... Ведь после этого и начались у него проблемы.
Неужели все это правда? Неужели такое может быть? Как же так? Что же это такое? Неужели и в самом деле его легкомысленное любопытство по отношению ко всему эзотерическому дало такой результат? В животе у него противно похолодело.
А если это не бред? Придется поговорить с Рюриком. Неудобно, он в таком ужасном состоянии, но придется. Слишком уж скверно все. Необходимо поговорить.
* * *
Змей позвонил Рюрику и договорился о встрече в хорошо им знакомом маленьком пивном ресторанчике недалеко от порта. Несмотря на то, что ресторанчик был в центре, недалеко от Губернского, бывали тут только свои, маленький переулок с неказистыми домами не заманивал праздношатающихся.
Друзья уселись в углу и заказали по паре пива.
В постаревшем, осунувшемся Рюрике трудно было узнать щеголеватого весельчака с ослепительной улыбкой в тридцать два зуба. Лицо обрюзгло. Под глазами повисли нездоровые синеватые мешки. Кожа была нездорового желтоватого оттенка. Кое-где на лице набрякли красно-синие звездочки сосудов. Глаза были воспаленные, розоватые.
— Сильно ты сдал, старик, — посочувствовал Змей.
— Да что ты? С чего бы это? — ехидно ухмыльнулся Рюрик.
— Я понимаю, как тебе больно. И сочувствую.
— Да ни хрена ты не понимаешь, но скоро поймешь.
— То есть?
— Когда дочь свою профукаешь, тогда и поймешь.
— То есть как профукаешь? — Змей даже слегка пристукнул кулаком по столу и возвысил голос, — Что за ересь ты опять несешь? Сперва ты утверждаешь, что я в смерти твоей дочери виноват, а потом говоришь, что я дочь профукаю? Хорош ерничать!
— Да не ересь это, не ересь. Не было бы тебя, и дочь бы моя не погибла. А больше я тебе ничего об этом не скажу. Кто ты такой, что бы я тебе что-то рассказывал? Всего-навсего жалкий Змей, самое ничтожное и убогое создание Вселенное, полная ерунда, чепуховина, слизь.
— Та-а-а-к. Дружбан. Вот ты как заговорил. Так это ты с чепуховиной и слизью дружил столько лет, да еще и семьями. Хорош гусь. Это ты в таком случае — мразь. Жалкая. Соболезную я тебе. Столько лет во лжи жить... И потом, какой я вам Змей? Что это вы все понавыдумывали? А?
— Ты ведь не первый раз слышишь, что ты Змей? — голос Рюрика стал тихим и торжествующим.
— Не первый, — мрачно согласился Змей.
— А помнишь, как ты в первый раз об этом услышал?
— Так, все понятно, кто-то был на том давнем шоу и тебе рассказал, а теперь ты меня разыгрываешь. Строишь из себя супермена, а сам сплетнями перебиваешься. Да еще распускаешь их по городу. Это ведь ты рассказал Юльке, что меня чокнутая баба Змеем назвала?
— Да, я рассказал, — Рюрик преувеличенно широко улыбнулся, — и впредь всем буду рассказывать. И то, зачем ты пришел туда буду рассказывать, Змей. У тебя ведь с бабами не получалось, Змей? И ты при наличии жены притащился эту проблемку исправлять, Змей?
— Откуда ты знаешь?
— Да я все про тебя знаю. Я столько лет за тобой наблюдаю, что мне тошно.
— Так, постой-ка. Где-то я это слышал. А ведь проблемка, как ты ее назвал, возникла после того, как ты подарил мне эти дурацкие статуэтки. Я вычислил. Ты недаром говорил: "Головка не болела у вас?" А у меня действительно голова заболела, когда я эти статуэтки в руки взял. А потом у меня тяга к порнухе появилась, которой никогда не было. Значит это тоже статуэток проклятых действие? И за всем этим ты стоишь?
Рюрик горделиво выпрямился. Его обвисшее помятое лицо налилось презрительным величием. "Вылитый тролль", — подумал Змей. Троллей ему встречать не приходилось, но почему-то он решил, что они должны быть именно такими. "А может он и в самом деле тролль?" — шевельнулась робкая мысль. Чувствовал он себя, как будто попал в сказку. Так можно поверить, что он на самом деле Змей. Да он уже почти поверил. Змею стало не по себе.
— То есть на этот сеанс меня занесло благодаря твоей работе? И к Сребренниковой ты, наверное, сбегал, предупредил?
— Сребренникова сама про тебя все знает. А куда и к кому я бегал, не твоего, Змей, ума дело.
— Значит, бегал. И хоть и глядишь горделиво, все равно просто мелкая сошка. Интересно, много ли вас? И зачем я вам нужен? Почему я Змей?
— Сколько нас? Весь мир. Кроме твоей семьи. Весь мир против тебя, можешь это осознать, ничтожество? Ты Змей, тот самый Змей, который изобрел Добро и Зло. Выдумал какое-то Добро. Это же надо такое придумать — Добро. Это ты погубил род человеческий. Ты соблазнил Еву.
— Что? Да какой же я Змей? Глупость какая! У меня же руки-ноги есть.
— Может быть, тогда не было. Я при этом не присутствовал. Все наши знают, что ты тот самый Змей.
— Ваши! Но как это возможно? Был змеёй, стал человеком?
— Очень даже возможно. Ты о переселении душ слышал?
— Так это же буддизм! И индуизм. В христианстве никакого переселения душ нет.
— Да, туповат ты, хоть и Змей. Неужели устройство мира зависит от вероисповедания? Оно у всех вероисповеданий одинаковое. Все религии его не до конца понимают. Переселение душ ЕСТЬ. Просто когда христианство возникло, уже почти все люди жили последнюю жизнь. Поживут, а после смерти через тебя переходят в новую Вселенную. Спасаются, потому что наша Вселенная погибает. Поэтому и живут последнюю жизнь, и поэтому христианство о переселении душ ничего не знает. Те, кто недостоин еще жизни в новой Вселенной снова возвращаются сюда, в сансару. Некоторых, совсем падших, уничтожают, поэтому тамошний суд и называется Страшным. Понял, простофиля? Самое забавное, что ты — центр этой истории. Через тебя проходят, и отдают тебе Зло, которое из-за тебя возникло. И ты вместе со Вселенной погибнешь, потому что ты самое убогое создание, которое когда-либо жило на свете. Последняя бактерия ценней для Вселенной, чем ты.
— Шпаришь, как пописанному, наизусть что ли учил этот бред? — саркастически спросил Змей. Лицо у него побелело, глаза округлились, — как такое возможно? Зачем нужна какая-то душа телу? И кто эту душу видел?
— Душа нужна телу, чтобы его двигать, а тело душе для питания. Душа питается от тела. Грубые формы энергии перерабатываются так, что душа может их усваивать, и ей хватает надолго, до нового рождения. Иначе нужно было бы душам охотиться друг за другом, чтобы прокормиться. Так мир боги устроили. Тела — просто размножающиеся скафандры. Без души они сразу разрушаются.
