Львиный Хвост видит теперь Чёрного Мамонта, того самого, который ушёл, но он видит его раньше, на прошлых оргиях, солнце назад, высокого, стройного, черноволосого. Чёрный Мамонт ищет Чёрную Иву, а он ищет тоже, но он... он не так решительно ищет, он лишь идёт по пятам Чёрного Мамонта, он только второй, он мог бы быть первым, но он только второй... он стесняется, он не может решиться, а вот Чёрный Мамонт решился, сразу решился, опередил, тащит её, они оба смеются. Он видит, как оба смеются, они не стесняются, это священное действо, они дарят степи плодородие, а он — вот он стесняется, за них даже стесняется, а ещё он видит мельком Режущего Бивня, как тот сжал кулаки, как тот морщится, ему жалко Режущего Бивня. И жалко себя. Себя тоже жалко. Он не решился тогда, не смог, как Чёрный Мамонт. И позже тоже не смог, когда мамонт уже был другой, четвероногий, и Режущий Бивень одеревенел на месте без копья, Режущий Бивень смирился, а он... он опять пожалел, он поднял копьё и метнул. Чёрная Ива не стала вдовой, а он... он не покрыл себя позором. Не покрыл.
Стемнело. Звёзды уже появились, а Львиный Хвост всё лежит на земле. Забыл про костёр, про острогу, про факел. Хочет понять. Что-то хочет понять. Что-то такое, чего не хватает. Ему не хватает... Всем не хватает. Вот он думает, он уверен, что ему не хватает Чёрной Ивы, что с ней было бы всё по-другому, совсем не так, как с холодной Черепахой, по-другому... но... Но у его друга Режущего Бивня есть ведь Чёрная Ива — чего же тогда не хватает его другу, Режущему Бивню? Почему так часто озабочено его лицо, почему тот так часто зол и хмур, почему не наслаждается своим счастьем с Чёрной Ивой, почему? Как будто ищет чего-то Режущий Бивень, всегда что-то ищет, но что?.. Или кого? Может быть, его Черепаху? Львиный Хвост готов рассмеяться, но ему не до смеха. Где-то в самой глубине души он понимает, что и Режущему Бивню так же само не по себе, как и ему. Он это чувствует. И Сосновому Корню тоже не по себе... Но тогда кому? Кому по себе? — хочет знать Львиный Хвост. Кому? Степному Орлу? Этот обрёл свои крылья, наверное, как и Чёрный Мамонт, но из тех, кто ещё не обрёл, из молодых охотников кому "по себе"? Кому же?
Бесплодные думы. Полночи прошло. Львиный Хвост вдруг вспомнил о своей затее, поднялся. Есть у него с собою сер-камень, кресало, и трут тоже есть, вот только дров он не набрал никаких, не успел. А сейчас, в темноте, где найдёт он подходящий тополь, где найдёт ясень? Подумал Львиный Хвост, подумал — и махнул рукой на всё. Устроился на холодной земле, только сумку под голову подложил, и попытался уснуть. Немного покорчился — да и уснул.
А приснилась ему рысь. Обычная рысь, зоркоглазая, уши с кисточками. Рысь как будто его благодарит, а он — он вроде как не понимает. Вроде как даже злится немного, рукой на рысь машет. А та... та вдруг сменилась в лице и стала Степным Орлом. Тем самым. Тудином.
— Мы отдадим тебе Чёрную Иву, — говорит вдруг Степной Орёл, — Надо сразу бежать. Останови женщин! Чёрная Ива будет твоей.
Странные слова. Но ещё страннее ответ. Намного страннее:
— Нет, не хочу! — кричит Львиный Хвост. Не хочет он Чёрную Иву, Степной Орёл должен знать, что не хочет, потому что такой же, такой же самый, но... но проснулся уже Львиный Хвост. От изумления проснулся. Чёрную Иву не хочет! В самом деле, не хочет?
Ещё не рассвело. Тишина вокруг почти мёртвая, удивительный покой, равновесие. Львиный Хвост даже боится вдохнуть, чтобы только не поколебать такой величественной тишины. Что-то новое наблюдает он в этом мире, что-то новое чувствует, что-то такое... безмолвное. Но нужно дышать, нужно жить — и он делает вдох. Тишина порушена звуком громкого вдоха, а вместе с этим возвращаются мысли. Привычные мысли. Но немножко другие. Привычно-другие. Ведь он не хочет Чёрную Иву. Он — вправду — не хочет. Он сам так сказал, настоящий. Тогда чего же он хочет? Чего? Ничего. Хочет просто чего-то хотеть. Хочет хотеть. Чего-то придумать себе и хотеть. Придуманного хотеть. Не настоящего. Как так может быть? — удивляется Львиный Хвост. Как будто вовсе и не он этого хочет. Как будто кто-то другой за него. Тогда кто же?.. Но — точно — не он. Ведь он, настоящий, он чётко сказал: не хочу! Ответил Степному Орлу, тому, кто уже с крыльями.
Холодное утро. Замёрз он. Солнце ещё не взошло, только первые робкие всполохи выкатываются на восходе, и тишина всё ещё такая пронзительная, что Львиному Хвосту даже страшно пошевелиться. Вдруг вспугнёт тишину. Вдруг вспугнёт.
Но вдали, на восходе, заревел лев — и тишины больше нет. Откликнулись птицы, завыла гиена, замычал бык, заржали лошади. Все сразу вдруг подали голоса, как по команде.
Поднялся Львиный Хвост, отряхнулся. Пора ему идти назад. К полудню вернётся в стойбище. Принесёт в чум три форели, а после... После где-нибудь уединится и снова станет думать. О чём-то таком думать. О новом. О том, кто это думает вместо него. Кто такой думает? Кто?
Львиный Хвост подходит к запруде и не верит своим глазам. Рыбы ушли. Все три рыбины исчезли.
Но длинный красный луч света упал на песок. Солнце подсказывает незадачливому охотнику. Он глядит туда, где прошёлся луч света, и видит дорожку следов.
Рысь пришла за добычей, покуда он спал. Рысь забрала всех рыбин. Всех трёх. Одну за другой утащила, три раза ходила.
Львиный Хвост задумчиво озирается. Рысь ему снилась. Сон не соврал. И он сам не соврал тоже. Степному Орлу — не соврал! Там он говорил настоящий.
Чего же хочет он, настоящий? Как будто бы ничего. Ничего он не хочет. По следам рыси прошёлся, нашёл рыбий хвост, нашёл кости. Посмотрел, развернулся и направился в стойбище.
* * *
Ещё до рассвета Чёрная Ива с другими женщинами и детьми отправилась в лес. Они переплывут на плотах реку, на том берегу много орешников, желтогорлые мыши, должно быть, уже собрали самые лучшие орехи в своих кладовых, женщины будут искать эти подземные склады и отбирать у мышей их запасы. Ну и сами тоже будут собирать то, что недобрали мыши, белки и медведи.
Дождь до вечера не польёт, хотя небо серее, чем волчья шкура. Но ветер пока ещё тёплый. Таймени придут с другим ветром. Хотя для Режущего Бивня лучше, если бы совсем не пришли.
Режущий Бивень разобрал крышу навеса над сложенным на мелких камушках мясом. Пускай до вечера обдувается ветром и получше вялится. А он займётся новой острогой.
Хороший наконечник для гарпуна сделать не так-то быстро. Сначала нужно надпилить бивень и отломить кусок нужной длины. Затем каменным резцом глубоко прорезается контур будущей заготовки, и заготовка выламывается. После чего в ней вырезаются загнутые назад шипы в виде ёлочки. Кроме наконечника гарпуна нужны ещё два отдельных зубца, которые не позволят пронзённой рыбе сорваться.
Режущий Бивень хороший мастер. Работа спорится в его руках. Но у него нет материала для надёжного древка. Хорошие тисовые деревья растут на том берегу, туда отправился Крепкий Дуб. Крепкий Дуб привезёт пригодную ветку или молодой ствол и для остроги Режущего Бивня. Режущий Бивень в ответ сделает наконечники для остроги Крепкого Дуба.
У Режущего Бивня хорошее настроение. Как-то он даже разнежился. Наконец-то не надо охранять в своих мыслях Чёрную Иву, наконец-то можно немного отдохнуть, ведь за орехами отправились одни только женщины, мужчин с ними нет. Потому можно не думать, как она там и кто на неё сейчас глядит. Никто не глядит. Только дети и женщины. И Режущий Бивень может отдохнуть от своих дурацких подозрений, в которых уже совсем запутался. И ничего не понимает. Просто... Просто, он любит Чёрную Иву — и всё! И никому её не отдаст. Никому!
Пасмурный день перевалил уже свою середину, когда вернулся Крепкий Дуб. Режущий Бивень доволен привезенным для его древка молодым тисовым стволом. Крепкого Дуба радуют наконечники. Он подсаживается к костру, угощается мясом. Не спеша пожёвывая, Крепкий Дуб рассказывает, как искал нужные деревца, как рубил. И ещё говорит одну странную вещь: кто-то распугал всю дичь на том берегу. Там зловеще тихо.
Режущий Бивень, конечно же, сомневается:
— Кто мог её распугать, Крепкий Дуб? Там ведь никто не охотится. Женщины утром, наверное, распугали.
Но он не очень уверен в правоте своих предположений. Крепкий Дуб вторит его сомнениям:
— Какая дичь испугается женщин? Желтогорлые мыши? Женщины уплыли вниз по реке, далеко от меня. Птицы не пели обычных песен. Не просили у осени ещё солнышка.
Кто мог напугать даже птиц, Режущий Бивень не в силах предугадать. Он глянул на серое небо — может быть, надвигается буря, от которой загодя прячутся птицы... Нет, непохоже на бурю, усталое хмурое небо, у которого, кажется, вовсе нет сил, чтоб буянить. Но тогда он не понимает. Ничего не понимает. Скоро вернётся Чёрная Ива, что-нибудь новое расскажет она, тогда и прояснится.
Зоркий Ястреб, молодой охотник, подходит к костру. У него дело. Он хочет новую татуировку, ведь скоро большие праздники, на которых всем нравится покрасоваться. Он приготовил угли.
Режущий Бивень берёт самый острый резец и идёт с Зорким Ястребом к далёкому костерку на краю лагеря.
В костре достаточно углей. Режущий Бивень выкатывает их палочкой на плоский камень, затем крошит другим камнем. Потом усаживается напротив Зоркого Ястреба, подставившего плечо, и делает аккуратные надрезы. Зоркий Ястреб хочет иметь на плече голову своего тёзки. Режущий Бивень чертит изогнутый клюв, отверстие ноздри, большой круглый глаз с круглым зрачком внутри, контуры перьев на голове и на шее, покатую линию головы. Надрезы глубокие, до крови, но Зоркий Ястреб не дрогнет. Мастер втирает в надрезы тёплый угольный порошок, кровь в ранках быстро свёртывается.
Совсем стемнело, хотя для ночи ещё не время. Начал накрапывать дождик. Костёр зашипел, но у Режущего Бивня уже всё готово. Зоркий Ястреб его благодарит, желает удачи.
Дождь усиливается. Но это и к лучшему. Дождь заставит женщин поскорее вернуться, не медлить. Чёрная Ива опять будет с мужем. Ему ведь уже скучно без неё, совсем скучно. И грустно. Что-то не так без неё. Совсем не так. По-другому. Один только дождь без неё. И он уже даже волнуется. Там нет мужчин, там никто не зарится на его жену, но там могут быть медведи. Медведи любят орехи. Наверное, ни один медведь не станет связываться с такой толпой женщин, но если вдруг кто отделится? Если вдруг какая женщина отделится и столкнётся с медведем? Или с медведицей при медвежатах?.. Волнуется Режущий Бивень. Холодные капли стучат по непокрытой голове, словно хотят прорваться внутрь и что-то там прополоскать, очистить мысли. Разбитые струи мельтешат перед глазами — и мир кажется странным, мир будто в ознобе. Дрожит всеми листиками одинокое деревце ивы, вставшее на пути, хочет стряхнуть свою намокшую одежду, дрожит трава под ногами, покачивается земля, дрожит иссеченный воздух. Вдали грянул гром, потом ещё раз. И снова. Режущий Бивень идёт к своему пустому жилищу, продирается сквозь навязчивую дрожь, так внезапно нахлынувшую отовсюду, под босыми ногами бегут ручейки дождевой воды и прячутся в сырой траве. Очень много воды, и если Чёрная Ива уже вернулась, он попросит её сварить супа, горячего мясного супа с приправами, она ведь наверняка привезёт каких-нибудь наваристых приправ, у него уже слюнки текут заранее.
Он думает о ней. Конечно, только о ней. Какая она красивая. Какая... Лучше любой оленухи, лучше львицы для льва... лучше любой. Он не может сказать, какая, даже себе. Его мысли немеют... Нет, он не может сказать, какая она... разве скажет птица, какой ветер, поднимающий в небо... разве скажет рыба, какая вода, которою дышишь... не скажет... не могут. Они просто не могут без этого. И он тоже не может. Не может. Не может.
Его глаза закрыты. Но он видит её. Вот она говорит, задумчиво сдвинула тонкие брови, и говорит:
— Знаешь, когда-нибудь люди будут жить по-другому... Я видела сон. Рожь росла прямо возле нашего чума, одна только рожь, я её собирала. Я даже пела от радости — он зачарован её нежным голосом, не слышит слов. Из её уст и сейчас льётся пение, сладкое пение... Когда-нибудь. Когда-нибудь он будет старым. И она тоже. У них будет много детей, смеющихся, радостных, сильных, здоровых. И он всем им расскажет, радостным детям, какая она... какою была... какая сейчас... Когда-нибудь...
Чум пустой. Даже дождь не заходит внутрь. Его ручейки старательно обегают входное отверстие, которое Режущий Бивень позабыл прикрыть, уходя.
Сейчас полностью стемнеет. Ни зги не видать. Режущий Бивень уже сообразил, что эту ночь ему предстоит провести в одиночестве. И, конечно, без супа.
* * *
Шаман Еохор решился на крайний поступок. Поутру, ещё до рассвета, тихонько покинул своё жилище и отправился в степь. Большая Бобриха, конечно, услышала, как он уходил, и могла подсмотреть, потому поначалу шаман пошёл не в ту сторону, куда собирался, а направился к реке, будто бы хотел сопроводить женщин в лес по орехи. Но женщинам попадаться на глаза он тоже не собирался и вскоре свернул к полудню, быстро пересёк приречные кусты и вышел в открытую степь.
Как раз светало. Еохор остановился у крайних кустов и внимательно оглядел степные просторы. Никаких людей в степи не было, на охоту никто не отправлялся — зачем, когда столько мамоны запасено, да ещё вот-вот таймени придут. "Хорошо, видать, людям", — усмехнулся шаман. Почему же ему тогда плохо? Пошто не угомонится? Всё ищет, расследует — что ему нужно? Но сомнения не долго одолевали шамана. Выбрав направление, он твёрдым шагом направился в степь.
Серое небо понемногу светлело, но солнца не обещало. Дождя тоже до вечера не обещало, ни то ни сё, и шаман опять усмехнулся. Почему-то он в таком небе нашёл сходство со своими делами. Так же само: ни то ни сё. Ни солнца, ни дождя. Вроде всё хорошо, а если копнуть... Никак ему не разузнать про загадочный камень. И с людьми тоже не то происходит. Совсем не хотят ему помогать. Глядят как на врага. Вот хотя бы последний случай с молодой женщиной. Прогневала духов, очень серьёзно прогневала и, пожалуй, умрёт. Он мог бы ей помочь, но для этого нужно сначала отыскать причину гнева, нужно камлать при женщине, чтоб это выяснить, но её муж даже не хочет слышать про такое. Наверное, знает сам, в чём она провинилась, но не подскажет. Наверное, что-нибудь осквернили в нечистые дни... А сознаться перед шаманом никак не согласится. Гордыня людей обуяла, гордыня. Сами всё, сами... Не верят, что шаман может помочь. А кто же ещё им поможет?.. Только шаман и поможет, но только ему нужно знать правду. Всю правду. А иначе где искать и у кого просить?..
Еохор заметил вдали табун лошадей. Как-то понуро бредут, вот и эти понурые — шаман даже остановился от недоумения. Наверное, сам он понурый, оттого и глядит на весь мир понурыми глазами. Просветлить надо взгляд, силы ему не хватает, много не хватает. Потому он и вышел в степь. Потому и идёт туда, куда — даже подумать страшно, куда.
Еохор ускорил шаги. Теперь ему вспомнилось вчерашнее камлание. С того ведь и начался сегодняшний поход. Хотел расспросить о загадочном камне, но никто не явился. Тогда он принял шаманское зелье, чтоб легче было дозваться до духов, но опять никто не являлся. Потом один всё же пришёл, но стал рассказывать про другое. Сказал, что женщина пыталась украсть шаманскую силу, теперь шаман должен восполнить утрату. Он сильно разгневался. Он даже закричал: "Так пусть поскорее умрёт эта женщина!" — и тогда... Тогда его стала трясти Большая Бобриха. Зачем он желал её смерти?.. Он и сам не знает, зачем. Тогда желал, а сейчас не желает. Они столько вместе, так долго, он ведь привык. Конечно, Большая Бобриха и пилит его, и режет, и рубит,.. но он привык и зла ей совсем не желает. Но та уж ему не спустит теперь. При ней он больше не покамлает. А как без неё, как её выгнать? Только уйти самому. Вот он и ушёл.
