Вечером перед проповедью Заря встретила Ветерка и решила поговорить с ним прямо:
— Послушай, что ты думаешь по поводу всего этого. Ведь ясно же, что Якорь невиновен!
— Не знаю. Я до этого не думал, что он способен на такое, но теперь уже начал сомневаться...
— Сомневаться? То есть?
— Но ведь должен же был кто-то это сделать?!
— А христиане у тебя вне подозрения?
— Не знаю.
— А кого-нибудь вместо Кипу назначили?
— В смысле?
— Ну, ты же сам говорил, что Кипу не просто так с христианами спорить вызывался, а его Хромой Медведь рекомендовал.
— Мне изначально эта идея не нравилась.
— Да я помню, что не нравилась. Но выбрали кого-нибудь или нет? Или раз Хромой Медведь слёг, то остальные амаута решили сдаться без боя?
— Знаешь, у нас теперь никто не желает больше спорить с христианами, раз за это можно получить камнем по башке.
— Ветерок, да ты хоть понял, что ты сказал! Получается, что они уже нас запугали! При том, что их всего трое! И меж собой они не едины.
— Заря, я не в том смысле... а что если их бог... действительно существует? И что именно он покарал Кипу за дерзость?
— То есть швырнулся с неба в него камнем?
— Не знаю...
— Ветерок, одно из двух: или этот камень упал с неба, или он был в руках некоего человека, который нанёс удар. В то, что он упал с неба, я что-то не верю.
— Но Заря, я говорил с Джоном Беком на этот счёт. Вроде их бог может предсказывать действия людей... И позволять им их совершить или не позволять.
— Ветерок, я что-то не понимаю, о чём ты. Тот, кто совершил это — должен быть обезврежен, а невинные страдать не должны. Если христианский бог — соучастник преступления, то и его, по-хорошему, надо бы наказать, хотя едва ли это возможно.
— Да нет, ты ничего не поняла, Заря... Я как-нибудь потом получше объясню, а сейчас давай послушаем проповедь.
На сей раз отцу Андреасу никто не мешал. Он долго и нудно говорил о том, что христианский бог всеблаг и всемилостив, и даже его кажущаяся жестокость есть часть его блага.
— Поймите меня правильно, дети мои. Вот представьте себе — идёт ночью по улице Кипу, а где-то рядом другой человек с мыслью его убить. Бог знает мысли будущего убийцы, но знает и мысли Кипу, который вёл себя по отношению к нему не очень почтительно. А Кипу, для его же блага, нужно отказаться от своей гордыни, чтобы он мог познать Господа. Господь мог бы одним ударом молнии поразить убийцу, однако он не стал этого делать, потому что тогда Кипу не получил бы необходимого ему урока. Когда Кипу очнётся, он с горечью осознает, что ни его тело, ни его ум не могут более служить ему как раньше, и поймёт — в этом мире есть то, перед чем он бессилен и должен смириться. Или вот взять Якоря. Возможно, что это юноша и не виноват в случившемся. Но оказавшись в тюрьме под угрозой казни, он волей неволей должен пересмотреть свою жизнь и крепко задуматься. Языческие боги не способны поддержать человека в трудную минуту — Христианский Бог может. Христос изначально пришёл не к богатым и знатным, а к нищим и презираемым. Знаете, почему? Чтобы показать, что важны не знатность и богатство, а именно вера христианская. Униженные и бедные, вдохновлённые верой, показывали такое мужество, какое заставляло их палачей задуматься — а за что они с такой охотой идут на смерть? Своей кровью мученики засвидетельствовали Истину — и того, кто стоит в истине, ничто не поколеблет. А тот, кто истины не ведает, стойким быть не может. Так что Якорь или покается и станет христианином, или сломается.
Заря решилась спросить:
— Скажи мне, христианин, ну а как же наши предки, порой выносившие жестокие пытки, но не ломавшиеся? Или это значит, что и за ними была истина, то есть — что истина в разные времена и у разных народов бывает разная, или истинность истины не зависит от того, сколь многие люди проявили ради неё стойкость?
— Я не пойму тебя, девочка, — ответил Андреас.
— Но ты ведь сам говорил, что когда Христос проповедовал, одни ему верили, а другие — нет. А если бы ему никто не поверил и никто бы не стал умирать за его учение, то оно осталось бы истинным или стало бы ложным?
— Конечно, осталось бы истинным.
— Значит, для того чтобы истина была истиной, не обязательно, чтобы люди умирали за неё? А что не является истиной, то не станет ею, сколько бы людей ни отдали за это свою жизнь?
— В общем-то верно. Но христианство утешает в скорбях, а ваша вера — нет. Конечно, когда ваши люди страдали за родину, у них была гордость за себя, но вот невинно оклеветанному что может помочь? Ничто, кроме христианства. Ведь даже если люди от тебя отвернулись, то всё равно за тобой — Бог!
Заря только зябко подёрнула плечами. Ещё неизвестно, что хуже — остаться со своими бедами один на один или вдвоём с таким богом, который может помочь, но обычно не хочет.
Ещё через несколько дней с проповедью выступил Джон Бек. Он добился разрешения на эту проповедь, клятвенно заверяя, что это крайне необходимо, и что проповедь распоследняя. Ему разрешили, так как Старый Ягуар был явно не в состоянии спорить, а остальные и раньше на христиан особенно внимания не обращали.
Вечером Джон Бек вышел на городскую площадь и стал истово проповедовать:
— Тумбесцы, я принёс вам Слово Божие, но вы не пожелали прислушаться к нему. Что ж, я догадывался, что так будет. Много званых, но мало избранных! Но знайте, что скоро, не пройдёт и семи дней, Господь покажет вам, что он есть! И что вы зря пренебрегли верой в него! На народы, которые отвергали его, он насылал пожары и наводнения, войны и эпидемии! Если на вас вскоре обрушиться какое-либо из этих бедствий, то знайте, что всему виной только ваше жестоковыйное упрямство! Я кончил.
Почти все горожане, бывшие в этот момент на площади, тихо посмеивались про себя. Без сомнения, Джон Бек выглядел в их глазах глупцом и сумасшедшим, но Заря встревожилась. С чего бы это он стал не просто пугать, а говорить о грядущих бедствиях столь уверенно? Ведь если в течение семи дней ничего не случится, это означает полный провал! А он не может пойти на провал сознательно! Но ведь и устроить в одиночку катастрофу он не способен! А что если... а что если он что-то знает. Когда-то, ещё в детстве, Заря слышала следующую легенду — будто бы один молодой амаута крови Солнца попал в плен к одному отсталому племени, и те хотели его казнить. Он сказал, что если они попробуют это сделать, то его отец-солнце разгневается и закроет свой лик. Хитрый юноша знал, что как раз в этот день должно случиться затмение — и как только оно случилось, его не только раздумали казнить, но и освободили от верёвок и дали всё необходимое, чтобы он мог вернуться к своим. Правда это или нет, но обладая таким знанием вполне можно пойти на такую хитрость. Конечно, тумбесцев затмением не испугаешь, ну а вдруг... вдруг Джон Бек знает о приближении вражеской армии к берегам Тавантисуйю? От этой мысли поневоле делалось зябко и страшно. Надо было что-то сделать, но что? Подойти к Джону Беку и спросить: "Откуда ты так уверен, что беда случится именно в течение семи дней?" Можно ведь будет не только за его ответом следить, но и за выражением глаз... Во всяком случае, попробовать стоит.
Полная решимости, Заря отправилась к дому Джона Бека. Однако у порога она замешкалась. Её одолевал безотчётный страх. Ни тогда, ни позже она не могла объяснить природу этого страха. Даже если Джон Бек заманит её в дом и попытается сделать что-то плохое, у неё, вроде бы, есть все шансы выйти, двери в Тавантисуйю не запирались. Вроде бы у неё не было причин бояться, но в то же время тревога не покидала её и мешала решиться постучать в дверь. Почти совсем решившись и глубоко вдохнув, она вдруг увидела, что дверь сама открылась и оттуда вышел Ветерок.
— Ветерок, ты... ты почему здесь? — спросила она неловко.
— Беседовал с Джоном Беком. У него не очень приятная манера выступать, но если приноровиться к нему, он может рассказать немало интересного.
— Понятно....
— Я к нему не первый раз в гости приходил. Я хотел узнать, почему он нас такими грешниками считает.
— И узнал?
— Да, узнал. Мы и в самом деле живём неправильно, да только понять этого не можем, а хуже всего, что всё это влечёт, в конечном итоге, смерть и зло. Он рассказал, как они живут в Новой Англии. У них нет войск, нет государства и монарха, все должности выборные. Они там действительно все равны, не то что у нас.
— А разве рабов у них нет?
— Не знаю. Не спрашивал.
— Но ведь это как раз и самое важное! Если есть рабы, разве может идти речь о равенстве?
— Но раз он говорил, что все люди равны, значит, рабов у них нет.
— Или рабы в их глазах — не люди...
— Я не знаю точно, как там у них, но мы... за нами столько грехов, что когда мы говорим "а у них там рабство", то мы лицемерим. Ведь и у нас есть слуги...
— Но ведь я — не рабыня! Меня нельзя продать, купить, подарить, оскорбить или избить!
— Но ведь ты не можешь решать свою судьбу... Точнее, ты-то решала, а другие — нет.
— Я не понимаю, о чём ты.
— Да и даже не в этом дело. Почему во время Великой Войны было столько жертв? Официально говорят, что погибла четверть населения, но по некоторым подсчётам половина жителей нашей страны была убита...
— Потому что враги заняли половину нашей страны и обращались с подвластным им населением крайне жестоко.
— Но почему они смогли это сделать, Заря? Почему до Великой Войны говорили, что "враг больше не ступит на нашу землю", лихо пели, что "броня крепка и кони наши быстры", а это оказалось не так? И почему столь многие люди, порой даже целые племена, как те же каньяри, были согласны помогать испанцам?
— Не так уж многие были согласны им помогать! А те, кто был согласен — это дурные люди, которые уж никак и ничем не могут быть оправданы. Ведь они знали, что такое испанцы!
— Заря, Джон Бек недавно дал мне несколько книг... пойдём, я тебе их покажу.
— А они у тебя где? Дома?
— Дома. Ты ведь знаешь, где я живу?
— Да, только мне лучше рядом не появляться, ты знаешь...
— Да брось ты, Заря. Все эти тайны бессмысленны.
— Как сказать... вот кто-то попытался убить Кипу. Если про меня что-то такое узнают — и меня могут найти с проломленным черепом.
— Ну, если ты так боишься, Заря...
— Ладно, я буду ждать на площади перед твоим домом возле Уаки, и ты мне вынесешь свои книжки. Идёт?
— Идёт. Пошли, — и они двинулись от двери Джона Бека. В глубине души Заря была рада, что нашла удобный предлог не заходить к проповеднику. По дороге Ветерок сказал:
— Знаешь, благодаря Джону Беку я понял, в чём состоит самый главный изъян нашего государства — у нас нет независимых книг и газет. Что печатать, а что не печатать, решают только инки.
— Но Ветерок, ты же сам знаешь, почему у нас так. Бумаги мало, и в то время, когда не во всех школах есть тетради, нельзя позволять её тратить на всякую ерунду.
— Мы не такая уж бедная страна, — ответил Ветерок, — теперь тетради вроде бы есть везде. А значит, мы могли бы позволить всем желающим самим печатать свои книги.
— Это как?
— Ну, у европейцев дома каждый ткач имеет ткацкий станок. А чем печатный станок хуже ткацкого? Почему его нельзя позволить держать дома и печатать что захочется.
— А бумагу где брать? Выдаваемого по распределению не хватит.
— Ну, скажем, можно было бы позволить продавать свои книги всем желающим. Если все точно фиксировать, то чем это хуже торговли с заграницей?
— Это уже введение торговли внутри государства! Ветерок, ты же амаута, а ведь это не только амаута, но и любой школьник знает.
Заря процитировала:
"Нам завещали наши мудрецы
Чтоб не было упадка в государстве
Не допускайте меновой торговли
Она сгноит страну совсем как влага
Сгнояет дерево..."
— Чепуха. Немного рынка вполне можно себе позволить, куда хуже отсутствие критики.
— Ветерок, ты же знаешь, что ещё до Манко Капака разумное государственное устройство пытались создать у себя аймара, но только... только они не уничтожили рынок до конца, и рынок их погубил.
— Полно, Заря. Все мы выносим из школы набор избитых банальностей. "Урубамба впадает в океан", "рынок разрушает хозяйство", "мы — лучше и умнее христиан" и так далее... А что если государство аймара рухнуло не из-за рынка, а вот как раз из-за такого отсутствия критики? Из-за которого никто не смог вовремя заметить и осознать накопившихся проблем? Я так из книжек понял многое, и если ты их прочитаешь, так тоже многое поймёшь.
— И что же ты понял из Библии?
— Заря, я сейчас не про Библию. Думаешь, Джон Бек только её читал? У меня три книжки. Одна про то, каким общество должно быть, её я сейчас читаю, а две — о наших дурных деяниях. Раньше я стыдился только того, что мой отец занимается государственной безопасностью, а теперь мне стыдно того, что я — потомок Манко Юпанки!
— Ветерок, да ты что! — только и могла вымолвить Заря.
— Как я завидую рыбакам и крестьянам, у который в роду не было подобных личностей! Я знаю, что тебе мои слова кажутся безумными, но прежде чем возражать, прочти то, что дал Джон Бек.
— Хорошо, я возьму те две книги, которые ты сейчас не читаешь.
— Только Заря... ты ведь не одна в комнате живёшь. А если твоя соседка их увидит?
— У соседки сегодня выходной, она не придёт до самой глубокой ночи, так что сегодня я смогу читать их беспрепятственно.
— Ну ладно, хорошо... — и Ветерок пошёл за книгами.
Заря стояла около уаки и смотрела на пламя свечей. Оно казалось каким-то тревожным в уже начинающих сгущаться сумерках. Девушка вспомнила, как в таких же сумерках пела брату Томасу о Тупаке Амару, и к ним теперь подошёл Кипу, который теперь лежит с проломленной головой... Кто же сделал это? Нет, это не мог быть Томас! Такой простой, честный, наивный... он не мог пойти на подлое и вероломное убийство! Но кто мог? Андреас, Джон Бек, люди наместника? А может, и в самом деле завистники? Из тех, что никогда не решились бы сделать такое, но зная, что подумают прежде всего на христиан, попробовали его убрать? Голова кружилась от тревоги и смутных догадок. Наконец вернулся Ветерок с книгами.
— Ветерок, — спросила она, — а ты не знаешь случайно, как там Кипу?
— Не знаю. Говорят, ещё глаз не открыл.
— Говорят... а точно ты не знаешь? Ведь вы же были дружны...
— Теперь к нему всё равно никого не пускают, — мрачно ответил Ветерок.
Идя к себе, Заря думала, что лучше успеть до темноты, а то не ровен час, и с ней что-то случится. Ни она, ни Ветерок не знали одного — на самом деле Кипу уже очнулся, но Старый Ягуар строго-настрого наказал всем членам своего многочисленного семейства, чтобы не распространяли по городу обнадёживающих слухов, а отделывались самыми неопределёнными ответами. Старик специально пошёл на эту хитрость — раз у Кипу есть такой серьёзный враг, то, узнав о том, что юноша выздоравливает, он может учинить ещё одну попытку убийства.
