Я только покачал головой. Я разговаривал с ними потому, что помнил людей, пришедших за мной в Иншель. Насчет самой Северной коалиции давно все ясно: больше всего ее интересовали наши оружейные заводы и возможность оформить бесплатный заказ с самовывозом. Но для тех, кого она кидала в мясорубку, прикрываясь Светом, образ светлого магистра имел значение.

— Вас уничтожили темные, — изрек вторую мысль ЯнИнш. У него были те же светлые глаза, что я видел у магов-дженеро, и белая, почти прозрачная кожа, сквозь которую просвечивали венки. Нашивки с именами и цифрами были у многих.

— Ваша информация устарела на двенадцать лет, — поздно. Так поздно. Я прижал ладонь к груди и вежливо поклонился: — Я — светлый магистр Тсо Кэрэа Рейни, глава объединенной гильдии Аринди. Вы пришли в мою страну.

— Мы не знали, — как будто с оправданием сказал кто-то, но сразу умолк.

— Ваше правительство вас обмануло, тупоголовые насекомые, — тихо прошептал Миль.

По вратам пробежала рябь, и женщина с нашивкой "Хаджет" начала раскачиваться на месте. Ее голова была обмотана грязной тряпкой, а на руках виднелись следы от ритуальных кровопусканий. Эту волшебницу, насколько я помнил, вытащили из погашенного ритуального круга.

— Будь стойкой, Хаджет, — сказал ей ЯнИнш. Этот тип явно был в каждой бочке затычка. — Мы примем свою участь достойно.

Она прорычала в ответ что-то грубое.

Земля под вратами покрылась черными точками, а потом превратилась в сплошной шевелящийся ковер. Брошенная в бой колония Четвертого Лорда катилась на нас беспощадной волной, и сила иномирья вливалась во врата широким отравленным потоком.

Третий Лорд следовал за ней. Это не выглядело как перемещение чего-то вещественного; просто стало стремительно темнеть, как при затмении солнца. Я щелкнул пальцами и не услышал звук; землю начало мелко потряхивать.

— Верните нам оружие, — волшебница Хаджет открыла налитые кровью глаза и прекратила раскачиваться. — Мы будем сражаться.

Я ободряюще улыбнулся ей и повернулся к подъезжающим машинам. Они прибыли вовремя.

Они не могли не прибыть вовремя — время тщательно высчитывал инфоотдел.

Этих людей сопровождал усиленный конвой, огромные пауки и сам темный магистр Шеннейр, который сразу отступил в сторону, чтобы не перетягивать внимание. Они были ярким пятном на сером полотне жизни, цветами в грязи бытия, в своей броне, красной одежде и полным и окончательным отпечатком светлейшего Загорья на лицах.

— Вы все-таки пришли нам помочь. Столько лет вы пеклись только о собственном благополучии и заботились только о себе, но в решающий момент вы выступили рядом с нами. Мы спасемся, только если объединимся.

Годами ждал момента, чтобы это сказать.

На меня посмотрели как на сумасшедшего.

— И где же ваше оружие? — Миль быстро глянул вперед и отступил, растворяясь в тенях.

Загорцы выглядели торжественно и нарядно, и, в сравнении с северянами, сразу становилось понятно, кому здесь хорошо живется, а кому нет. Но загорцев было так мало.

Они прошли по западным туннелям, как я и предсказывал, и темные перехватили их там. Вот только загорцы никогда не сдавались живыми.

Тьма докатилась до границ лагеря, задержавшись на защитных печатях, и легко слизнула их. Круг света от фонарей сузился, а потом погас. В полном мраке я слышал только нарастающий тихий свист: несколько человек, стоящих с краю, разом пропало из эмпатического восприятия.

Матиас снова вцепился мне в руку, задерживая дыхание и словно пытаясь спрятаться. Я знал, что он пытается бороться с этим, но инстинкты пересиливали.

Однажды Миль спросил, что будет, если я заиграюсь, и мой очередной план провалится. Мы всего лишь умрем, и это тоже вариант.

Загорцы начали движение первыми: они просто рассредоточились, поднимая сложенные руки на уровень груди. Я чувствовал сияние их разумов; я чувствовал, как где-то далеко за горами из сотен динамиков звучит сигнальная сирена и сотни тысяч людей становятся в круг, поднимают руки к груди и одновременно произносят...

Культисты, которые пришли сюда, не несли оружие. И не были оружием. Они служили маяком.

Далеко над северным горизонтом поднялось пульсирующее свечение. Семь светлых источников, чья сила так долго сдерживалась, пробуждались; то, к чему Загорье готовилось годами, должно было исполниться. Переливающаяся арка припала к земле и рванула ввысь, сметая все на своем пути.

— ...и свет победит, — прошептал я и протянул руку, направляя удар.

Сверкающее лезвие вспороло черное брюхо ночи. У искр, которые оттуда посыпались, был мятный привкус.

...Загорцы так и оставались на том же самом месте, и это было первое, что я увидел, как только смог видеть. И вопли ошалевших северных — первое, что смог услышать.

— Культисты хреновы! Чокнутые! Позор нации! — надрывался кто-то, и сердца окружающих пели.

Загорцы выглядели так, словно не планировали остаться в живых. У них было задание, и они его выполнили. Я мог их понять. Даже выражение лица они держали прежнее, одухотворенное и возвышенное. Но слышать про позор нации им все равно было неприятно.

— Отбросы человеческого рода! Спасите мир от себя!

От иномирных врат остались слабые тени. Костяной крючок уже не врезался в нутро, и леска, тянущая меня в другой мир, ослабла. Нить, связывающая нас с Заарнеем, все еще оставалась, но я не думал, что кто-то сейчас смог бы по ней пройти. К посветлевшему небу поднимались столбы дыма, а на севере, где горизонт загораживала гряда холмов, в холмах виделся широкий пролом.

Опушки леса больше не существовало; прекрасного зеленого клочка земли Аринди и леса — тоже. Встать на ноги не мог даже Шеннейр: те, кто пришел в себя, сидели на земле. Кто-то корчился от боли, кого-то рвало кровью, а в разбросанных повсюду телах даже я не мог распознать живых или мертвых. Самых слабых и раненых направленная вспышка энергии добила. Что творилось по всему направлению детонации источников, представить было страшно.

И Миль называет чудовищем меня? Я всего лишь рассказываю сказки. Загорье обрушило на Заарней частицу нашего мира. Загорье всегда мыслило масштабно. Требовалось всего лишь рассказать ему правильную сказку.

— Мы служим щитом всему северу от заразы иномирья, — внезапно сказал загорский командир. Сказал на ломаном всеобщем и с полной убежденностью. Как будто пытался объяснить кричащим людям общеизвестный факт.

— Да потому что вы такая дрянь, что вас даже твари жрать не стали!

— Я чувствую, как во мне просыпается светлость и милосердие, — с блаженной улыбкой сообщил по общей связи Шеннейр. — Даже не смейте их трогать. Посадите в один блок, пусть общаются.

— Вы просто хотите забрать наши семь прекрасных священных великих источников.

— Это наши источники! — казалось, сейчас ЯнИнша хватит удар. — Мы нашли их первыми! Вы отобрали их и оставили нас умирать!

Темные только увлеченно переводили взгляды с тех на других. Стремительно очнувшаяся внутренняя служба записывала каждое слово.

— Но ведь это не мы устроили войну с другими странами, вместо того, чтобы поддерживать мир и сопротивляться Заарнею, — тихо и вежливо заметил культист, полностью одетый в красное.

Тишина, установившаяся на поляне, была почти печальной. Командир отряда культистов повернулся ко мне и столь же настойчиво сказал:

— Мы заботимся обо всем мире. Мы победили Лорда.

Я попытался прогнать с языка привкус крови и пожал плечами. Мы все оставались врагами, но никому на этой поляне больше не хотелось воевать. Как светлый магистр, в этой битве я победил.

— Весь мир для вас грязь и мерзость. А наш родной мир прекрасен. И вы могли бы его вылечить, если он болен. Но казнить легче. Я — светлый магистр, и я не боюсь тьмы и скверны. У них нет надо мной власти.

Спасите нас, если отважитесь.

Укрепления на границе с Ньен исчезли. Вдаль простиралась всхолмленная перерытая равнина, на которой лишь угадывались остатки построек и боевых машин.

После того, как врата временно притихли, на поле боя высыпали граждане Ньен. Они даже не скрывали, что собираются мародерствовать, пусть на словах это называлось очищением родной земли. На почве мародерства они и сцепились с темными, которые считали машины северных своими, а часть уже загрузили трофеями. Потом вмешались мои светлые и сказали, что раз машины принадлежат северянам, мы должны их забрать, чтобы вернуть северянам. С такими доводами никто спорить не смог.

Выжившие остатки гильдии Джезгелен, не появлялись. Они отступали, то есть разумно бежали прочь.

— Мы выдавим оккупантов со своей земли и поставим против них мощный заслон! — при свете дня Гражданин Ньен маску не носил, очевидно, пытаясь притворяться, что это другой гражданин.

— Захватывать страны, называясь светлыми — на такой цинизм способны только темные. Двойная подлость! Мы должны быть бдительны и открыть глаза остальным. Только светлый магистр развеял мрак их лживых речей!

— Светлый маг Иллика, выступает от нашей гильдии на переговорах, — представил я волшебницу. Иллика носила чуть великоватый жилет с защитными рунами и выглядела уверенней, чем прежде. Я верил, что новая увлекательная работа, где она сможет транслировать свой взгляд на весь мир, пойдет ей на пользу.

Миру, возможно, нет.

Гражданин Ньен кивнул и наставительно поправил:

— И недреманное око Ньен. Мы всегда бдительны. Всегда.

Гражданин Ньен прибыл сюда неслучайно: прогонять оккупантов и ставить заслон Ньен планировала за счет наших магов. Правда, желательно как-нибудь без темного магистра.

— Вы хотите, чтобы вам в битву отдали светлого магистра? — Шеннейр расхохотался им в лицо.

Здесь мы разъехались в разные стороны.

И когда я уже решил, что все хорошо, светлые вдрызг переругались с темными. Речь шла о фразе "наш магистр", и пусть мне следовало радоваться любому проявлению инициативы, громкий спор про то, чей магистр, не радовал.

Совершенно непострадавший Миль залег где-то в лагере, сообщив, что у него ужасная мигрень и разочарование в человечестве. Таким образом, как я понял, он ускользнул даже от гипотетической вероятности помогать пострадавшим. Маг то и дело пытался связаться со мной через браслет, наверное, чтобы выразить восхищение моим удавшимся замыслом, но пока слабая связь успевала установиться, передумывал и отключался. Мне не мешало, но если бы я начал ему звонить и сбрасывать сигнал, Милю бы не показалось это таким веселым.

Прорыв докатился до Астры. Среди пожухлых трав и цветов и вдоль дороги, поднимаясь выше машин, лежали груды плоти, искореженной и истаивающей на солнце. Отдельные существа уже слились, превратившись в единую массу; сквозь полупрозрачное желе я видел розовые прожилки, розовые лепестки звездной симметрии. В воздухе пахло гнилью, водорослями и озоном.

Тела лежали кругом, в центре которого стоял Норман. Холод шел от него плавными волнами, но я слишком устал, чтобы радоваться этому. Большие машины с ковшами — что-то сельскохозяйственное — сгребали тела и утрамбовывали в большие цистерны под контролем нормановских слуг. После близкого знакомства с традициями иномирья я был уверен, что павших врагов пустят на пропитание.

— Теперь Первый будет пробужден. Иного пути нет, — сухо сообщил Норман через переговорник. Я отправил ему краткий доклад почти сразу после перехода, но ответить Лорд соизволил только сейчас.

Подведем итоги. Четвертый Лорд уничтожен; Второй и Третий Лорды серьезно ранены; инкубаторы прорыва передрались. Это хорошо — но у Заарнея еще есть силы, а у нас уже нет.

Горожане, вынужденно оставшиеся в Астре, высыпали на улицы. Кричали, размахивали разноцветными флажками и радовались так, будто приняли победу в сражении за победу в войне. Кажется, в этот миг они искренне верили, что их власть самая лучшая в мире.

— Суета, — сказал Норман и отключился.

Вот поэтому Норману никогда не стать по-настоящему хорошим правителем. Впрочем, после того, как я узнал об инкубаторе под Полынью, не оставляла мысль, что Норман заботился о людях исключительно как о пище для своей растущей колонии.

* * *

За городом над медовой травой жужжали шмели, и мир выглядел таким хрупким. Таким неповрежденным. Над приграничными равнинами стояла невыносимая жара, на небе не было ни облачка, и ростки пшеницы, над которыми мы так долго бились, пожухли. Системы полива требовали постоянной заботы, а потому давно вышли из строя.

На расстоянии нескольких часов езды от темных лагерей ничего не росло — сухая трава, колючки, перекати-поле. Смятые, опрокинутые венчики солнечных батарей. Я мысленно подгонял время: быть магистром — это не спать ночами, представляя, что могут вытворить твои подчиненные, пока ты в отъезде.

Возле тренировочного лагеря Мэйшем-два вырос палаточный город.

Последнюю партию беженцев из Астры бросили посреди равнины. Некоторое время я мысленно вопрошал у миропорядка многие значимые и сложные вопросы, на которые прекрасно знал ответы. Тех, кого нужно, вывезли первыми рейсами, остальные в восточные города не поместились. Я даже не мог осуждать — города заботились о своих жителях прежде всего — но я был светлым магистром и заботился обо всей стране. Первый порыв их заставить был силен.

Я прикрыл глаза и ступил на землю. Кто-то однажды сказал, что темные сражаются против врага, а светлые — против реальности. Он был умным, этот кто-то. Если бы я хоть немного верил в Свет, то решил бы, что моя страна Свету очень сильно насолила.

Люди сидели под навесами, стояли в очередях у цистерн с водой — скважина тренировочного лагеря столько человек не тянула. Добровольцы разносили еду и лекарства, неофиты спешно делали заготовки для охладительных амулетов, а Кайя с помощниками их заклинали. Кайя был повсюду и нигде конкретно — его отпечаток я чувствовал в общем эмпатическом поле и общем умиротворении. Способность Кайи к управлению толпой была выдающейся, но чрезмерная экзальтация и так взбудораженных людей возникала именно под его влиянием. Малый светлый источник мягко окутывал палатки, принося прохладу и шум воды.

Темные заперлись в Мэйшем-один.

Неподалеку от лагеря в воздухе висели три заклинательных кольца, а под ними светлые собирали установку для бурения скважин. Машины всегда относились к светлым с симпатией, установка, вроде бы, не сопротивлялась, но была слишком массивной, и бессильно шевелила опорами, не в состоянии подняться. Судя по внешнему виду, ее все двенадцать лет продержали на складе и ни разу не будили.

Со стороны на светлых тоскливо смотрели гражданские техники из Астры, но не приближались. Светлые оглядывались на них недоуменно, и я тоже не сразу взял в толк, что здесь происходит.

— Вы отказываетесь принимать участие в общественно-полезной работе — установке водяной скважины, которая будет снабжать нас всех водой? — я постарался говорить громко еще до того, как подошел к ним вплотную. — Это акт саботажа и гражданского неповиновения, за который вас ждет наказание!