Возникшая давка между поляками и наемниками с каждой минутой набирала силы, так как через пролом внутрь крепости проникали все новые и новые отряды поляков. Желая во что бы то ни стало ворваться в крепость и одержать победу, они неудержимым потоком вливались в пролом и тотчас попадали в смертельную ловушку.
Прошло определенное время, прежде чем задние ряды перестали подпирать тех кто находился впереди и стали отступать назад, давая возможность несчастным свободно вздохнуть и пошевелить рукой или ногой. Столь плотно были зажаты между собой люди, отчаянно пытавшиеся из смертельных объятий этого столпотворения.
Когда гетману донесли о наличие внутри крепости защитного вала, Ходкевич разразился потоком проклятий, обращенных в первую очередь на себя самого. Старый воитель был всегда честен и сразу признал совершенную им ошибку, однако исправить её, к сожалению не успел.
Руководя штурмом Смоленска, Ян Кароль поднялся на небольшой взгорок, что находился рядом с королевским лагерем. Отсюда было хорошо видно все поле боя и сидя на коне, гетман отдавал то или иное приказание своей свите, которая тут же бросалась его исполнять.
Именно её многочисленность и привлекла внимание русских дозорных стоявших на стенах и доносивших князю Пожарского и воеводе Шеину о действиях врага. Не откладывая дела в долгий ящик, караульные кликнули Романа Хохрякова, чья дальнобойная пищаль принесла смерть не одному поляку, решившему выехать за пределы лагеря. Быстро определив главную цель в пестрой толпе, стрелец зарядив тройной заряд пороха и тщательно прицелившись, выстрелил из пищали.
Дальность расстояния сказался на силе выпущенной Хохряковым пуле, что угодила гетману в правый бок. Будь на гетмане его повседневный боевой доспех, Ходкевич отделался бы синяком или на худший случай легкой раной. Но на свою беду, в этот раз гетман одел легкие парадные доспехи, которые не смогли в должной мере защитить его от пули.
Громко вскрикнув от боли старый полководец пошатнулся в седле и чуть было не рухнул из седла на землю, но окружавшие его слуги успели подхватить Ходкевича и помогли ему сойти с коня.
Ранение гетмана вызвало сильнейший переполох среди поляков. Истекающему кровью военачальнику доставили походные носилки и с величайшей осторожность под присмотром набежавших врачей отнесли его в шатер.
Все это время Ходкевич мужественно переносил боль, позволяя себе только время от времени стонать. Дожидаясь носилок, он потребовал к себе коронного гетмана Льва Сапегу, которому передал власть над войском.
Кратко обрисовав ему положение дел, он посоветовал новому командующему отвести войска. Сапега мудро согласился последовать совету великого гетмана и приказал трубить отбой, чем сохранил многие жизни польских воинов.
Подсчет потерь привел поляков в большое уныние и особенно короля. Так как больше всех погибло немецких наемников, которых Сигизмунд считал лучшими воинами своего войска. Свыше полторы тысячи нанятых им солдат было либо убито на валу, либо возле него затоптано, либо скончалось от ран вскоре после него. Король искренне горевал над этими потерями и горечь утраты не мог скрасить тот факт, что в бой наемники пошли не успев получить полагавшейся им платы.
Сами поляки лишились около тысячи своих пехотинцев, погибших в основном от ядер и картечи выпущенных по ним русскими пушкарями. Что касается кавалерии, то она находилась в резерве и не принимала участия в штурме. Заботясь о своих любимых гусарах, Ходкевич собирался задействовать их на самом последнем этапе атаки.
Так плачевно заканчивался для польского короля сентябрь, в последний день которого Сигизмунду пришли страшные вести. Первую из них, поздно вечером на взмыленном коне привез гонец с берегов Днепра. Воевода Волыни Януш Потоцкий доносил королю, что с божьей помощью турки наконец взяли Чигирин, но по непонятным причинам от перехода на левый берег Днепра отказались. Более того, великий визирь прекратил боевые действия против Шереметева и оставив дымящиеся руины Чигирина ушли в Подолию.
Не нужно было обладать большим прозорливым умом чтобы понять, освободившиеся на юге рати Шереметева, рано или поздно появятся у стен Смоленска.
К удивлению свиты, Сигизмунд достойно встретил это неожиданное известие. Подавив эмоции, он приказал наградить гонца и назначил на утро военный совет в шатре у великого гетмана. Тот сильно страдал от полученной раны и врачи категорически запретили ему вставать с постели.
Все надеялись, что на этом совете король и его гетманы смогут найти выход из столь опасной ситуации, но прискакавший из Варшавы гонец поставил жирный крест на этих планах. Канцлер Мазовецкий сообщал, что шведский король Густав заключил мир с датчанами и теперь ему ничто не мешало заняться польскими делами.
Этот двойной удар судьбы Сигизмунд перенести не смог. Мужество оставило короля и он спешно отбыл в столицу, предоставив гетманам самим решать дальнейшую судьбу похода. И тут судьба жестоко посмеялась над поляками. Казалось, что два военачальника быстро придут к единому мнению, но этого не случилось.
Сапега считал, что следует попытаться предпринять ещё один штурм до прихода главных сил противника. В свою очередь Ходкевич настаивал на скорейшем отступлении не дожидаясь появления войска Шереметева.
Зная от докторов, что положение великого гетмана безнадежно и жить ему осталось считанные дни, Сапега не слушал увещевания умирающего Ходкевича и усиленно готовился к новому штурму. По его приказу были изготовлены две мины, которые должны были взорвать у восточных ворот Смоленска.
— Русские наверняка не ожидают удара с этой стороны, вот на этом мы их и поймаем — говорил Сапега потирая руки.
Для того, чтобы ввести противника в заблуждение гетман решил атаковать крепость одномоментно с трех сторон, для чего была задействована часть кавалерии. Это вызвало, естественное, недовольство у конников, но новый командующий был неумолим.
На беду Сапеги, за сутки до наступления разведчики Хохрякова захватили "языка" из числа немецких наемников, который с легким сердцем раскрыл все тайны коронного гетмана.
Вновь под покровом ночной темноты поляки доставили мины к воротам Смоленска и вновь их постигла неудача. Взрыв у Авраамиевых ворот не нанес им серьезного вреда. Построенный возле них сруб принял на себя и смоляне легко отбили приступ врага несмотря на то, что у поляков были штурмовые лестницы.
Куда большего успеха поляки достигли при подрыве Поздняковских ворот. От взрыва рухнула часть башни и стена открыв доступ противнику внутрь крепости. Ободренные успехом поляки попытались проникнуть в город, но там их уже ждали.
Как они не бились в проломе, но продвинуться вперед они не сумели. Вовремя вводимы в бой князем Пожарским подкрепления отражали все попытки противника ворваться на улицы Смоленска. Понеся большие потери, поляки отступили и на этот раз.
Гетману Ходкевичу не довелось испить горечь этой неудачи. Перед самым утром он предстал перед создателем, успев услышать взрывы мин у ворот Смоленска, но не дожил до сигнала к отступлению.
Беда не приходит одна. Вслед за провалом штурма, разведчики донесли Сапеги, что на дальних подступах к Смоленску замечены разъезды русской кавалерии. Одновременно с этим усилились нападения крестьян на отряды польских фуражиров. При этом они не только защищали свое добро от непрошенных гостей как прежде, но стали сами нападать на поляков из засад. Причем в отличие от смоленских крестьян, все они были на конях и действовали малыми отрядами в двадцать-сорок человек.
Взятый в плен предводитель одного из таких отрядов под пыткой сознался, что они прибыли из под Витебска и действуют по приказу князя Скопина Шуйского. Пленный также показал, что в самом скором времени отряды ожидают прибытия самого князя. Оставив в Полоцке и Витебске сильные гарнизоны, Скопин Шуйский собирался ударить в тыл полякам и совместными действиями с Шереметевым и Пожарским уничтожить королевское войско.
Не верить словам пленного не было никаких оснований, учитывая какими чудовищными пытками удалось вырвать у него эти сведения. Напуганный Сапега немедленно собрал военный совет и рассказал на нем все, что удалось узнать от пленного.
Реакцию поляков предсказать было нетрудно. Все присутствующие на совете командиры дружно высказались за отступление. Испуг оказаться зажатыми между двух огней у поляков был таков, что они принялись покидать лагерь без всякого порядка.
Не дожидаясь указаний коронного гетмана, шляхтичи бросились в бега сразу после того как покинули шатер Сапеги. Спешно грузя на лошадей и подводы свое имущество. Вслед за ними двинулись немцы, так и не получившие от коронного гетмана очередной выплаты. Капитан наемников Хайке Маас посчитал себя свободным от всяких обязательств и с чистой совестью увел своих солдат от стен Смоленска.
Одним словом отступление поляков больше всего напоминало паническое бегство. Нахлестывая коней и стирая в кровь ноги, они стремительно двигались на запад не подозревая, что стали жертвой страшного обмана. Что князь Скопин Шуйский и не помышлял оставлять Витебск и Полоцк, имея приказ царя Дмитрия удерживать их до последней возможности. Единственное чем мог помочь князь осажденным смолянам — это послать для нарушения снабжения провиантом польской армии несколько конных отрядов. Отважный командир одного из них Спиридон Белов, сумел ценной собственной жизни обмануть врагов и заставил отступит их от Смоленска.
Глава XXIX. Принуждение к миру.
Отчаяние и уныние правили балом на большом королевском совет, что Сигизмунд Ваза созвал в конце 1612 года. Причина по которой король пошел на этот шаг заключалась в том, что совету следовало решить, с кем из двух врагов, Швеции или Московии следовало подписывать мир, а с кем продолжать войну до победного конца.
Естественно, за заключение мира с любой из сторон Польша должна была поплатиться своими землями, за которые она держалась как черт за грешную душу, считая их своими исконными владениями. Можно было сказать, что Речь Посполитая всеми корнями приросла к ним, но военные поражения следовавшие одно за другим вынуждало гордых шляхтичей делать столь тяжелый выбор.
Трагизм положения польского королевства усиливали ещё и дела небесные в прямом смысле этого слова. К всеобщему смятению в небе появилась хвостатая комета которую с незапамятных пор считали предвестником всевозможных невзгод. В виде мора, всевозможных войн, внутренних бунтов и что особенно знаменательно — к смене правителей.
Об этом Сигизмунду с сочувственным видом объявили королевские астрологи, что вызвало у монарха одновременно гнев и озабоченность.
— Вы, что хотите сказать, что великий род Ваза в скором времени лишиться королевского трона!? — правитель гневно вперил свой взгляд в двух покрытых сединами и мхом астрологов, доставшихся ему в наследство от Стефана Батория.
— Мы это не говорим, ваше величество, — моментально заюлил Мартин Левенгук, — мы только предупреждаем вас о такой опасности, вероятность которой весьма велика. Согласитесь, что кометы просто так на небе не появляются.
Стоявший рядом с ним Ян Моркоуни энергично затряс головой, как бы подтверждая правоту слов своего коллеги.
— А почему вы решили, что эта комета имеет отношение именно ко мне, а не к французскому королю, германскому императору или турецкому султану. Может это у его династия пресечется учитывая те беспорядки, что возникли в его империи, после восстания Константинополя? А может умрет этот московский схизматик Дмитрий — всклепавший на себя титул императора?
Вопрос был вполне здравым и логичным, но у астрологов уже был готов на него ответ.
— Все может быть, ваше величество, — мгновенно согласился с королем Левенгук, — пути господни неисповедимы. Однако положения звезд в составленном нами гороскопе однозначно указывают на то, что именно Польше придется испить до дна чашу горести в ближайшие полгода. Посудите сами, Марс, символ Польши, сейчас находится в созвездии Скорпион, а символ королевской власти Юпитер, расположен в созвездии Водолея. Это крайне неблагоприятное сочетание для вас и всего нашего государства, ваше величество.
— А, что у короля Густова и царя Дмитрия? Что говорит ваш чертов гороскоп в отношении них?
— У шведского короля в ближайшие полгода все будет хорошо. Венера в Тельце гарантирует ему постоянный успехи на военном поприще, а Сатурн во Льве свидетельствует о крепости его власти. Что касается Дмитрия, то ему следует опасаться интриг со стороны своего ближнего окружения, да и удачи в войне у него не столь очевидны как у короля Густава. Лилит в пятом доме и Меркурий в созвездии Рака прямо на это указывают, но при всем этом положение русского царя весьма и весьма предпочтительнее по сравнению с положением вашего величества — вздохнул астролог и сокрушительно развел руками.
Сигизмунд сильно подозревал, что кто-то заплатил этим двум стручкам хорошие деньги за их предсказания, но не пойман — не вор, а сомнения к делу не подошьешь. Кроме этого, все, что сказали астрологи не противоречило общему положению дел. Дела у французского короля, германского императора и даже турецкого султана были куда лучше, чем положение у него самого. Да внутренняя фронда, война с протестантами и бунт греков доставляли им всем много хлопот, но при этом они не вели войну на два фронта подобно несчастной Польше.
Турецкий султан отхватил у неё Подолию, схизматик Дмитрий Переяславское воеводство и Полоцк с Витебском в придачу. Его шведские родственники отгрызли Ливонию, Курляндию и Пруссию и продолжают угрожать походом на Варшаву.
Король недовольным взмахом руки приказал астрологам удалиться и приказал позвать своего духовника Игнатия Стеллецкого. Тот недавно прибыл из Рима и привез его величеству хорошие и плохие вести.
Хорошие заключались в том, что Святой престол по-прежнему считал польское королевство своим оплотом в Восточной Европе. Ставя его выше чешского и венгерского королевства, а также Прусского герцогства. В свете тех религиозных беспорядков, что возникли в землях Священной Римской империи, а также были отмечены во владениях французского короля и датской короны, значение Польши для Рима только усиливалось.
Папа подчеркнул это в своем личном послании и в специальной булле, а в качестве приятного бонуса прислал польскому королю пятьдесят тысяч золотых дукатов. Столько же наместник святого Петра обещал прислать Сигизмунду через полгода, если тот проявит стойкость и упорство в борьбе с германским протестантизмом и православной ересью.
Деньги в руке сейчас и обещание повторных платежей, по мнению папской канцелярии был хороший способ, чтобы удержать Сигизмунда на плаву и заставить его быть покорным папской воле.
Вместе с этим, Стеллецкий привез письмо папы к польскому сенату, в котором призывал депутатов перед лицом внешней угрозы позабыть о своих недовольствах в отношении короля и поддержать Сигизмунда.
— В противном случае, вы своими руками будите способствовать развали собственной страны под ударами внешних враждебных ей сил. Только единство короля и Сейма позволит Польше выстоять в этот трудный момент своей истории и не стать легкой добычей своих недругов соседей — говорилось в послании Святого престола и с этими словами трудно было поспорить.
