* * *
Генлои был на похоронах, он выглядел как мертвец, как пустая оболочка плоти, из которой вытянули душу, но которую при этом забыли умертвить и уложить в могилу. С тех пор, как он узнал о смерти Маризы, с тех пор как поверил в это, Генлои не произнес ни слова, не ел, не пил, кажется, даже не спал, и ни на что не реагировал. Мать и сестра крутились вокруг него, пытались подсовывать ребенка, но это не возымело действия. Сухим холодным ветром Генлои уносило из жизни, разметая, как невесомый пепел, оставшийся после того, как огонь окончательно погас.
Ему незачем было жить, все утратило смысл.
И не было в нем ни ярости, ни гнева, ни желания мстить, на что так наделся Элкси. Теперь Генлои был действительно нужен ему, как союзник. Но теперь Генлои у него не было.
Элкси не выдержал однажды, сел с ним рядом в пустой и темной гостиной, где Генлои просиживал сутки напролет, неподвижный и почти уже прозрачный, как привидение.
— Ты не имеешь права сдаваться, — сказал он ему, — только не сейчас. Умирай потом, если хочешь, но ты не имеешь права допустить, чтобы они торжествовали. Мы должны уничтожить их, уничтожить всех... Я сделал бы это сам, один, но не представляю как, я не умею устраивать революций. А убить только Кевина — это чертовски мало, он сам трус и ничтожество, он не решился бы мстить, если бы за ним не стояли другие, все эти говнистые стариканы. Ты сам говорил, что все уже почти готово, так давай, начинай войну, и пусть эта война будет кровавой. Никто не сделает этого кроме тебя, никто не способен. Не будет тебя и все снова захиреет и покроется пылью, — теперь уже навсегда. А я не лидер, Ивер, я не смогу повести за собой... Вернее, смогу, если за моим плечом будешь стоять ты. Я сделаю все, что ты скажешь, все отдам и не поверну назад, клянусь тебе...
Генлои сидел молча, чуть наклонив голову и смотрел куда-то в пол. Элкси вообще не был уверен, что тот его слышит.
— И ты должен позаботиться о сыне, — добавил он, — Если меня убьют, а скорее всего, они меня убьют, ты ведь понимаешь, что этот яд был предназначен для меня, а не для нее, и они не остановятся, они будут пытаться снова, пока не добьются своего. Если не будет тебя и не будет меня, что станется с ним? Мариза ни за что не простит нам, если мы бросим Джастина одного. Проклянет из могилы.
Генлои молчал, молчал и молчал... Элкси хотелось ударить его, но он понимал, что это ничего не изменит.
— Ладно, — вздохнул он, — как знаешь...
Поднялся и ушел.
* * *
Но Генлои все-таки вернулся. Каких усилий ему это стоило, никто не знал, но он начал шевелиться, говорить и, главное, — начал что-то делать. В нем не было больше огня и удивительного заразительного энтузиазма, но в нем была холодная и твердая решимость, и этого было вполне достаточно.
Дайн теперь не отходил от Элкси ни на шаг, и вообще всячески старался, чтобы он пореже выходил из дому. Будь его воля, он запер бы Элкси в бункере, но тот воспротивился. Демонстрировать Вермиерам и особенно дедушке Фарнису, что он боится, по-прежнему не хотелось.
Бабушка прервала блокаду, перепуганная покушением на дорогого ребенка, она готова была забыть о его глупости и о нанесенных ей обидах. Дошло до того, что она начала звать Элкси жить во дворец, дескать там он будет в безопасности.
Шокированный подобным предложением, Элкси осведомился, как к этому отнесется его величество, но бабушка раскричалась, что ей все равно, и что она сможет заставить Фарниса принять его. Бабушка могла... Элкси вполне в это верил... Она умела быть нудной и истеричной, она могла достать кого угодно.
Поселиться во дворце было бы, конечно, забавно и Элкси сделал бы это только для того, чтобы представить себе как будут негодовать все, кто его ненавидит. Под крылом дедушки Фарниса никакие убийцы его, конечно, не достанут. Разве что его величество лично отдаст приказ. А он не станет этого делать, ну, по крайней мере, пока... Но уж очень это неудобно — жить во дворце. Как, к примеру, Элкси смог бы там общаться с заговорщиками?
Привыкнуть к тому, что Маризы больше нет оказалось довольно непросто. Она умерла и на ее месте как будто образовалась какая-то черная дыра, высасывающая из дома свет и тепло. Даже в самый солнечный день в нем царили серые сумерки, все говорили тише и казались усталыми и поникшими. Оставалось надеяться, что со временем это пройдет и пустота заполнится чем-то новым, сгладится и зарастет, и все вещи Маризы и люди, которые приехали вместе с ней, — все будет уже просто принадлежать дому. Этому дому, а не ей.
Обретя новую цель в жизни, Элкси снова занялся бурной деятельностью, разбираясь с делами, которые совершенно запустил за последнее время. Помимо прочего, он взял, наконец, кредит в одном из Саланских банков и начал достраивать представительство своей компании в Браге. В отличие от Генлои, он не хотел умирать и на всякий случай, если вдруг переворот не получится и надо будет срочно бежать с планеты, готовил себе убежище. Все его имущество на Салане, в том числе и новое здание было зарегистрировано на Генриха Алофу. Проследить связь между ним и Элкси, наверное, было возможно, если бы кто-то всерьез за это взялся, но это было не так уж просто, — даже связываясь со своими партнерами по бизнесу с Эридана, Элкси предварительно переключался на коммуникационные станции маленькой планеты Топь, или еще более маленькой планеты Неспа, где принципиально никогда не было порядка в документации, и где его настоящее имя не могли выдать даже при желании.
Но в общем-то даже умирать было теперь не так уж страшно. Может быть, потому, что это больше не казалось бессмысленным. А может быть, потому, что слишком сильным было желание отомстить, уничтожить раз и навсегда это полное крокодилов гнилое болото, каким Элкси виделся теперь Эридан. Наверное, только теперь он действительно понял то, о чем когда-то говорил ему Генлои, — нельзя оставлять все, как есть, даже если кажется, что эта планета вполне благополучна, и как-то худо-бедно ковыляет из прошлого в будущее. Есть что-то по-настоящему чудовищное в законах, которые ей навязали. И рано или поздно с этой чудовищностью может столкнуться любой человек, даже защищенный высоким титулом.
Ведь дело было даже не в том, что Кевин Вермиер с легкостью и даже с удовольствием убил свою сестру, а в том, что он мог гордиться этим, в том, что в обществе этот поступок сочли правильным и приняли с одобрением. Паршивая овца пошла против семьи, она должна быть наказана, она должна умереть. Тем более, что этим можно досадить ее нынешнему владельцу, который обманом получил имущество, на которое не имел никакого права. Судебное разбирательство в связи со смертью Маризы могло возникнуть только в двух случаях: если бы Элкси подал иск на Вермиера с требованием возместить ущерб или если бы представители власти усмотрели в действиях Вермиера покушение на его жизнь. В первом случае, Элкси получил бы денежную компенсацию, размер которой установил бы суд. Во втором случае, Вермиер оказался бы за решеткой. Но то, что власти не признали за Вермиером вину было уже понятно, произошедшее решено было считать несчастным случаем.
Старик Вермиер при всей своей надменности был разумным человеком, и он, конечно, не позволил бы сыновьям осуществить эту затею с ядом. Он отомстил бы иначе, более тонко, изящно и исключительно дипломатично, так, чтобы все знали о его мести, но никто не мог бы придраться и обвинить. Но Кевин ничего не смыслил в политике и, самое главное, он не хотел ждать. Смерть сестры, без сомнения, очень его порадовала, но этого ему было мало, ведь настоящая цель осталась недостигнута. Уже вкусив сладкого вина мести и почувствовав безнаказанность, Кевин не мог остановиться просто так. Он должен был сделать второй удар, обязательно должен был...
Конечно, он не сам придумал это.
И разумеется, он не выдал того, кто его надоумил.
Да его и не спрашивали... Зачем? Ведь у него был свой собственный вполне очевидный мотив.
Горящего праведным пламенем мести Кевина Вермиера ловко подставили, заставив сыграть роль, которая некогда досталась Аргенсу Глетферну, — он должен был попытаться уничтожить неугодного для сообщества консерваторов человека.
И он попытался.
Поздним вечером одного ничем не примечательного дня слуга из дома Вермиеров сумел пробраться на крышу некого общественного здания, откуда в условленное время выпустил ракету по особняку Сайгеронов. Это была легкая ракета системы "улей", как раз предназначенная для уничтожения противника внутри помещений, не производя при этом слишком больших наружных разрушений. Ракета аккуратно пробила окно и взорвалась в доме, разлетевшись сонмищем осколков, изрешетивших в гостиной, где в то время ужинали хозяева, все живое и неживое, превратив его в фарш.
Это было уже слишком.
От подобной наглости рассвирепел даже его величество.
Стрелявший пытался скрыться, но его поймали и допросили с пристрастием, заставив выдать тех, кто его подослал, — хотя в общем, это и так было очевидно. После этого несчастного показательно казнили, а Кевин Вермиер был признан виновным в организации злостного убийства нескольких человек, был осужден и получил какой-то не слишком значительный срок, долженствующий вправить парню мозги, чтобы впредь не зарывался. Кевин отправился в тюрьму с гордо поднятой головой и с чувством облегчения на лице, только теперь до него дошло, как сильно ему повезло, что погибли только слуги, — если бы он добился желаемого и убил-таки Сайгерона, его, вполне вероятно, ожидала бы смертная казнь.
* * *
Все случилось так внезапно, что вряд ли кто-то вообще успел понять, что происходит. Ну разве что только Дайн, который вдруг вскочил из-за стола, опрокинув стул, и с криком: "На пол!" бросился на Элкси, когда тот подносил ко рту чашку с горячим чаем, и с чудовищной силой швырнул его на паркет, навалившись сверху.
Элкси не успел ни удивиться, ни испугаться, он крепко приложился затылком об пол, в глазах его потемнело и на какое-то мгновение он вообще лишился способности соображать. А уже в следующий миг раздался взрыв, с такой силой ударивший по барабанным перепонкам, что уши будто ватой заложило и во рту стало солоно от крови. Пронзительного визга, который пронесся сквозь этот грохот, Элкси практически не услышал, и для него стала полной неожиданностью внезапная острая боль, полоснувшая бедро, руку и лицо. Но Элкси не успел подумать об этом, потому что тело Дайна несколько раз ощутимо дернулось, а потом навалилось на него всей своей тяжестью, выдавливая воздух из легких.
И тут все смолкло. И наступившая гробовая тишина, почему-то показалась еще более неестественной и страшной, чем грохот.
— Дайн, — прохрипел Элкси, — Слезай с меня...
Но Дайн не шевелился и это было страшнее всего на свете. Элкси вдруг почувствовал себя очень маленьким и очень жалким, как будто он снова оказался ребенком в охваченном пламенем доме совершенно один. И кровь кругом. И мертвые. Но в тот раз появился Дайн и вытащил его из кошмара, а теперь...
Нет, Дайн не мог умереть. Только не Дайн. Он должно быть ранен и нужно срочно вызвать помощь.
Элкси изо всех сил напряг руки и перевернул Дайна на бок, тот свалился тяжело и беззвучно, словно огромный мешок, упал на спину и распластался на полу, раскинув руки и глядя в потолок чуть приоткрытыми и совершенно стеклянными глазами.
— Черт, Дайн! — завопил Элкси, встряхнув его за плечо, — Ты охренел? Не бросай меня!
Из-под спины его телохранителя по паркету быстро растекалась лужа крови.
— Вот блин... — пробормотал Элкси. Ползком, потому что правая нога совершенно онемела и не слушалась, он поковылял по обломкам мебели и осколкам посуды, добрался до скатерти и поволок ее за собой.
— Дайн! Ты слышишь меня! Не смей умирать! Эй, кто-нибудь! — крикнул он, — Вызывайте спасателей! Черт-черт...
Скатерть была крепкой и не желала рваться, тем более, что одна рука тоже напрочь отказывалась повиноваться, но Элкси все же разодрал ткань пополам, используя здоровую руку и зубы. Потом он дополз до Дайна, перевернул его на бок, потом на живот, разорвал пропитавшуюся кровью рубашку у него на спине и замер. Спина Дайна представляла собой сплошное кровавое месиво, и Элкси несколько мгновений тупо смотрел на виднеющиеся сквозь иссеченные осколками мышцы белые кости позвоночника. Потом он перевел взгляд выше и увидел черный осколок металла, торчащий у Дайна из шеи чуть ниже основания черепа.
Вот рту вдруг сделалось сухо и закружилась голова.
Никто не мог бы выжить после таких ранений. Никто. Даже Дайн.
Кто-то осторожно коснулся его плеча, и Элкси, обернувшись, увидел за своей спиной бледную как смерть Люану, которая держала в руках поднос со свежеиспеченными булочками.
— Вы весь в крови... — услышал он, прежде чем потерял сознание.
* * *
В госпитале врачи вынули из него пять осколков. Два из мягких тканей руки, которая не так уж сильно пострадала и три из ноги, которая пострадала гораздо сильнее. Один осколок задел бедренную артерию, и Элкси совершенно определенно истек бы кровью, если бы врачи не приехали так скоро, а другой под каким-то нехорошим углом вонзился в кость, почти перебив ее пополам. Еще один осколок прошел по касательной, распоров ему щеку и всего на сантиметр пройдя ниже глаза. В общем — ему здорово повезло, потому что выжить после прямого попадания ракеты "улей" практически невозможно, даже если кто-то прикроет тебя собой.
В гостиной не осталось больше живых. К счастью, людей там было не так уж и много. Помимо Элкси и Дайна — только двое прислуживающих за столом лакеев. Полины не было, потому что она укладывала спать Джастина, а Люана как раз перед выстрелом отправилась на кухню, чтобы принести десерт. Должно быть, стрелок старался свести количество случайных жертв к минимуму, наблюдая за происходящим в окно.
Бабушка все время плакала, она как-то внезапно постарела, ссутулилась и даже стала казаться меньше ростом. Слабый от потери крови, заклеенный бинтами и накачанный лекарствами, Элкси почти не мог шевелиться и говорить ему тоже было трудно, поэтому утешать бабушку ему удавалось плохо.
— Чего ты рыдаешь, как над покойником, — бормотал он, — Я вроде жив пока.
Бабушка гладила его по голове, целовала в лоб и в неповрежденную щеку, она пыталась улыбаться сквозь слезы, и Элкси думал о том, что являет собой, должно быть, чертовски жалкое зрелище.
Все закончилось. Его перестали ворочать, перетаскивать с места на место, ощупывать и осматривать. Уверив ее высочество, что с ее деточкой все будет хорошо, а самой деточке велев спать, врачи ушли и погасили свет, и Элкси смотрел в окно, видя как над городом занимается рассвет.
Можно было бесконечно смотреть, как светлеет на горизонте узкая полоска неба, как она становится все шире, как небо заливает алым, и как огромное красное солнце поднимается над крышами домов, зажигая пожары в оконных стеклах. Элкси не хотелось спать и не хотелось ни о чем думать, разве что только о том, что как только он поднимается с кровати, то улетит к чертовой матери с этой планеты и не вернется сюда больше никогда. Это желание было утопическим и неисполнимым, и в глубине души Элкси прекрасно это понимал, но мечтать о том, как было бы здорово больше никогда не видеть этого солнца и этих домов, было слишком приятно.
