Опричник I

Так и вышло, путь и не по самому желаемому варианту. Неплохо было бы конечно взять его живым и относительно невредимым, как в свое время Мамич-Берды, но видно не судьба. Выслушав доклад Челмата, командира разведгруппы, которая оказалась на пути основной группы ногайцев, я понял, что в целом и это большое везение. Али-Акрам действительно разделил колонну на две части и мало того — поставил во главе второго отряда самого опытного и преданного своего нукера. Не знаю, как он просчитал то, что я устрою на него засаду, причем именно в этом месте, но факт есть факт — просчитал и принял меры!

Стоило моим бойцам опознать казанского хана и начать отстреливать его охрану, как отряд, шедший про второй дороге, спешился и попытался нанести им удар в тыл. Сомневаюсь, что это было самодеятельностью, а если так, то командир отряда явно получил подобный приказ от Али-Акрама, что в свою очередь означает, что тот учел такую возможность. Единственное чего он никак не мог ожидать, так это способ, которым мы создали завалы. Одно-два дерева для ногайцев не стало бы непреодолимым препятствием, хотя они бы конечно понесли, но отнюдь не фатальные. Однако четыре пары деревьев, поваленные друг на друга, практически внахлест — такое верхом, да еще и под огнем противника преодолеть очень трудно.

К тому же, если учесть интенсивность огня, шансов уйти у ногайцев не было. И хотя на месте в первый момент оказалось лишь треть бойцов, но даже два десятка стволов, с учетом запасных снаряженных барабанов — это как минимум шесть сотен выстрелов за минуту. А через минуту подтянулась вторая группа, которая собственно и отбила нападение с тыла. Что примечательно, Али-Акрам еще был жив, когда его ребята Челмата вытащили из-под трупа коня. Но кроме пули в живот, уже гарантировавшей летальный исход, он получил еще пару: в колено и в бедро. Последняя расколола кость, и ее обломками разорвала бедренную артерию. Впрочем, последнее я установил уже позднее, при вскрытии трупа.

Большая часть черемисов ушла, но кроме тех полутора сотен, что оказались в западне под срезом холма и вполне ожидаемо сдались после недолгих уговоров, полон пополнили еще три сотни, выловленные по лесам касимовскими татарами. Остальным повезло меньше. Поместная конница, подоспевшая на следующий день из Мурома, захватом пленных себя особо не утруждала, так что почти все попавшие в ее руки мятежники без затей украсили местные осины. Исключение было сделано лишь для главарей, которых отправили под надежной охраной в Москву. На следующий день отправились туда и мы. Расшивы до окончания ледохода на Оке вынуждено стояли на приколе, и убывшие в столицу служилые о том непременно проболтаются, так что риск спугнуть Девлет Гирея минимальный, даже если у него хватает своих глаз и ушей на Москве.

Обоз на Выборг ушел еще за неделю до появления Али-Акрама с повстанцами, и теперь мы с ребятами шли налегке, ведя в поводу запасных коней с минимумом необходимого. Конечно, до ямской гоньбы такому способу передвижения было далеко, но через пять дней мы уже были на месте. Спешка оказалась напрасной, государь меня принял только в воскресенье, зато дважды. На первой встрече, произошедшей ранним утром, сразу после заутрени, кроме нас двоих присутствовал лишь Иван Васильевич Висковатый. На то были свои причины.

Операция, разработанная мною и главой Посольского приказа, получившая затем полную поддержку государя вступила в завершающую фазу. Частично в некоторые ее детали был еще посвящен Иван Васильевич Шереметев Большой, поскольку на нем лежала самая важная часть плана — нанесение максимального ущерба крымцам под предводительством Девлет Гирея. При удачном стечении обстоятельств имелся призрачный шанс, что Крым хотя бы на время перестанет представлять собой военную силу. Но шанс, увы, был единственным, потому как скрыть наличие новых орудий, как и то, насколько они эффективны, не было возможности. Слишком многие были в курсе. Зато можно убедить крымского хана, что акция Али-Акрама частично удалась и русская армия так и не успела получить этой весной легкую артиллерию.

...

— Изыйди с глаз долой! — гневно изрек Иван Васильевич, и добавил: — Покуда, не исполнишь уговоренное, да пушки не свезешь на Пушечный двор, быть тебе в опале...

— Непременно исполню, не за мной заминка вышла, бунтовщики окаянные тому виной.

— Срок даю до Ильина дня[58]! — продолжил Иван Васильевич, — А допрежь видеть тебя не желаю!

Цирк мы с Иваном Васильевичем устроили еще тот, всё-таки не зря историки отмечали его склонность к лицедейству — артист из него вышел бы изумительный. Все присутствовавшие бояре как один поверили в царский гнев и уж, само собой разумеется, в то, что "клятый латинянин" сорвал поставки пушек, чем нанес урон войску православному.

Тут было сразу несколько плюсов: во-первых, был шанс, что Девлет Гирей не изменит своих планов, а наличие артиллерии у Шереметева окажется для него весьма неприятным сюрпризом. Во-вторых, это был просто уникальный случай чтобы оценить отношение к себе бояр: кто злорадствовал, кто глядел сочувственно, кому вообще были безразличны злоключения "гишпанца". В-третьих, затеянным спектаклем мне, пожалуй, удалось надолго сбить волну интереса к собственной персоне, и как следствие предотвратить возможные козни завистников.

На деле же я получил от государя задание отправиться со своими пушкарями под Выборг, и заодно доставить туда порох и ядра для осадных орудий. Инициатива исходила от меня самого, и была озвучена еще на утренней встрече. Впрочем, государь полностью поддержал мое желание принять участие в осаде, лелея видимо надежду, что я, когда-нибудь, займусь и тяжелыми орудиями. Над последним я обещал подумать в будущем, а сейчас для царя было не столь важно, возьмут ли воеводы в ближайшее время Выборг или нет. Для моих же планов относительно финских территорий первейшее из условий — захват шведского монарха, желательно вместе с генералитетом шведской армии готовящейся вторгнуться на нашу территорию.

Для достижения этой цели было сделано всё возможное: заготовлен запас реактивных мин, пятой части которого достаточно, чтобы раскатать средневековые укрепления Замкового Острова, натренированы пять дюжин бойцов, способных выполнить подобное диверсионное задание, обеспеченных стрелковым оружием, не имеющим равных себе в этом мире по мощи и скорострельности. Каждый вооружен не только револьверной винтовкой, но и короткоствольными револьверами ближнего боя, с дозвуковыми пулями и глушителем: вероятность того, что придется вести бой в подвалах замковых укреплений не нулевая, а использовать там длинноствольное оружие не только несподручно, но и опасно для собственных ушей. Самые умелые стрелки при этом получили по паре револьверов, остальные же вместо них несут по несколько запасных барабанов, чтобы оперативно перезаряжать орудие для первой линии.

Не забыл я и про "карманную артиллерию". Обеспечить гранатами каждого, как ранее планировалось, к сожалению, не удалось, в основном из-за проблем с вменяемыми и при этом миниатюрными взрывателями, зато в каждой дюжине один из бойцов был вооружен пятизарядным револьверным гранатометом, под гранату калибром в вершок и одну двенадцатую, длиной в два калибра. Взрыватели, впрочем, у них пока довольно примитивные, накольного типа, срабатывающие после выстрела при смятии мягкой головной полусферы, сделанной из отожженной меди.

В каждом боекомплекте по одной зажигательной, паре осветительных и дюжине осколочных гранат. Заряд у них уже вполне солидный — две дюжины золотников шимозы, так что при работе в помещении противогаз строго обязателен. Корпус из меди и рубашка из луженой проволоки с насечками. Дальность действия вышибного заряда не велика, всего двадцать пять саженей, но больше нам пока и не нужно, важнее, что без особых последствий можно за минуту отстрелять в цель весь барабан, хотя синяк на плече при этом гарантирован, не смотря на амортизирующий тыльник приклада. Потому и пришлось в качестве гранатометчиков выбирать самых крепких ребят.

Обмундирование и прочие мелочи мы успели обкатать многократно в боевых и не очень условиях. Единственное что добавилось — нагрудники и каски из марганцовистой стали. Собственно это и стало основной причиной недостатка взрывчатки для снаряжения гранат. Сделать штамп пригодный для изготовления кирас из проката такой толщины, да еще и легированного марганцем в ближайшие годы можно только мечтать. Вот и пришлось использовать штамповку взрывом. При этом каждый комплект из трех единиц обходился нам в соответствующее количество зарядов. Зато ребята получили полноценную защиту от холодного оружия и легких аркебузных пуль.

Не забыл я и о медицине: все бойцы получили медицинские пакеты с соответствующими настоями трав и экстрактами растений, стерильными бинтами в упаковке из вощеной бумаги и всем прочим, что могло пригодиться на поле боя. Кроме этого в составе каждой дюжины был один "медик", с более богатым ассортиментом в полевой медицинской сумке. Выбирал я их из числа наиболее преуспевших в обучении полевой хирургии и медицине в целом. На полноценных врачей ребята еще не тянули, но экстренную помощь оказать уже могли вполне квалифицировано, и, кстати, им уже приходилось это делать, правда, в основном в отношении наших противников, когда те перешли в разряд раненых-пленных.

Во сколько мне обошлась подготовка к Выборгской операции лучше не вспоминать! Утешало лишь то, что в большинстве случаев это не столько трата денег, а скорее упущенная прибыль, но от этого не сильно легче. Даже стоимость одной только шимозы, которую с легкостью можно продать в качестве желтой краски, а именно так она и использовалась, пока не открыли ее взрывчатые свойства, просто пугала. Цены на красители сейчас на диво хороши, а шимозы потрачено аж семьдесят два пуда! И это только на две дюжины восьмивершковых мин, а кроме них еще полторы сотни калибром в две целых и три четверти вершка, каждая с зарядом в восемь фунтов, то есть еще тридцать пудов. Плюс ко всему сами топливные заряды в крупнокалиберных минах содержат прилично сахара, точнее фруктозы полученной из инулина. А сколько еще иных затрат? Жуть! Но деваться не куда, если сейчас не решить вопрос со шведской экспансией, потом это обойдется дороже во стократ, а если удастся получить доступ к рудникам Финляндии и Лапландии, все затраты окупятся тысячекратно!

К тому же грех жаловаться на доходы, пока я ждал приема у государя, успел получить остаток денег за обучение посохи, а заодно договорился с настоятелями трех московских храмов насчет витражей. Причем они сами на меня вышли, и любой из трех заказов был настолько солидным по объему, что, только ради этого стоило ехать в Москву. Даже аванс размером в пятую часть потянул почти на два с полтиной пуда серебра! Видать сказывается конкуренция за паству, а ведь я еще даже не закончил всего заказанного игуменом Благовещенского монастыря. Только и успел пару окон поставить, а слухи уже поползли!

Второй неожиданностью оказался заказ на большую партию масляных ламп от именитого купца Матвея Тараканова[59]. Естественно из серебра, бронзы или мягкой меди, поскольку продавать кованые из железа или литые из чугуна, я мог по ранее заключенному договору только через Строганова. Но пока не было смысла этим заниматься, потому как цена невелика, а трудозатрат, пожалуй, даже больше. Ближе к зиме даст бог наладит штамповку из листового проката, тогда можно резко снизить себестоимость. Но в этом году стоит снять сливки с Москвы, как-никак пока это эксклюзивный товар, так что предложение московского коммерсанта меня заинтересовало. Единственная странность состояла в том, что сюжеты, которые необходимо было изобразить на корпусе, были сплошь на религиозную тему — не иначе монастырям продавать планирует или просто набожный. Впрочем, не особо это и важно, а вот размер заказа впечатлили и заставили всерьез задуматься о пополнении рядов литейщиков. Но над этим уже придется поработать после возвращения из Выборга.

Кроме всего прочего, с утра, после первой встречи с государем, меня порадовал Иван Михайлович Висковатый, сообщивший, что Джамбатисто Бенедетти и Никколо Фонтана будут на Москве уже на следующей неделе, а Андрей Везалий прибудет в конце мая. Еще одна новость удивила меня до глубины души: похоже, небольшой террариум из врачей-итальянцев у нас всё-таки будет. Как бы это неожиданно не прозвучало, но Матео Реальдо Коломбо ответил согласием прибыть в Россию. Последнее, кстати, вызвало у меня немалые подозрения. Чтобы вот так просто человек, лечивший в свое время Игнатия Лойолу[60] и добившийся должности хирурга при Папе Юлиане III, бросил всё и отправился в "дикую Московию"? Не верю!

С другой стороны объяснение есть и довольно простое: если есть хоть малейшая возможность заиметь рядом с русским государем своего человека, Святой Престол не упустит такого. Пришлось упредить главу Посольского приказа о такой возможности. С другой стороны нет худа без добра: по кругу вопросов, которыми будет интересоваться "засланный казачок" нетрудно вычислить истинные интересы папской курии. К тому же два врача лучше, чем один, особенно когда есть гарантия, что они не сговорятся друг с другом, а эти двое вряд ли смогут...

Ваньку Кожемякина и других, взятых с собой ребятишек, которые имели способности к математике и желание ею заниматься, я оставил в Москве, обговорив с Висковатым устроить их на обучение к итальянцам сразу по их прибытию. Еще шестеро способных пацанов остались дожидаться Везалия, дабы "грызть гранит науки" в сфере медицины.

...

Несмотря на то, что весь путь из Москвы до шведских пределов мы гнали лошадей как могли, до места встречи с Матвеем Котовым и его ватагой мы добрались лишь к вечеру пятого мая. Суда были уже готовы, но потребовалось время на установку мачт и парусного вооружения, так что до Выборга мы добрались лишь утром восьмого числа. Своевременно посланные Иваном Васильевичем наказы привели отлаженный механизм в действие и войска уже начали осаду. Посему сразу по прибытию я рассчитался с проводниками-саамами, и отправился в расположение большого полка, доложить о прибытии и передать привезенный артиллерийский припас.

Реальные боевые действия еще толком не начались: пока лишь татары занимались разорением округи и захватом полона, основная же часть армии обустраивала лагерь под стенами Выборга. В шатре я застал воеводу большого полка боярина Петра Михайловича Щенятева и новгородского наместника князя Дмитрия Федоровича Палецкого, троих Шереметевых, включая Ивана Васильевича Шереметева Меньшого, а так же Андрея Ивановича Ногтева и Михайло Петровича Головина. От них я узнал, что при наряде поставлен Григорий Путятин, но он как раз и отсутствовал — второй день занимался расстановкой орудий, так что от предложения присоединиться к застолью мне пришлось отказаться и отправится на его поиски. Долго искать не пришлось: Григорий Васильевич обнаружился как раз на позициях что напротив стены соединявшей башню Лакамунда с Круглой башней: именно с этого направления планировался главный удар по Выборгу во время штурма.