Так что проговорив про себя все, что я думаю о данной ситуации, успокоившись и выдохнув все эмоции, я успокоила и Лукашика, и Стёпку, и всех вокруг, сказав, что сама буду лечить ребенка. Я решила — вот способ "нос утрала", как говорила моя мама, доказать силу мази Вишневского и распространить ее дальше. Да Степку я очень любила и спасти его тоже хотела.
Поэтому, вызвав Фому, мы приступили к обработке раны и лечению несчастного Степки, который, перепуганный, только дрожал от боли и страха за свою руку. Лукашика, который переживал больше сына, мы отправили домой, сказав, что он может придти позже, чтобы узнать новости. Нечего было ему мешаться под ногами, да и я хотела использовать свои инструменты будущего из моей сумки " Скорой помощи", которую я перенесла и припрятала до поры и времени.
Фома под моим надзором промыл руку той же кипяченной соленой водой, прочистил и выпустил весь гной предварительно прокипяченными моими ланцетами из будущего. Конечно, их необычный вид вызвал у него интерес, но пока он промолчал, молчала и я. Я уже придумала предварительную легенду для них — мол, от дедушки остались, как и рецепты мази, это подарок от его друга-лекаря.
"Апостол" наложил повязку с мазью, чтобы снять воспаление, а я еще втихушку сунула Степке порошок с антибиотиком, так как переживала, как наша мазь — заменитель сработает.
Надо отдать Степке должное, всю процедуру, довольно болезненную, он вытерпел стоически, только слезы невольно катились из его глаз. Я стала уважать ребенка еще больше и решила и в дальнейшем присматривать за ним, почаще направлять его энергию в "мирных целях".
Наконец, все закончилось и мы оставили мальчишку в комнате "апостолов" под их наблюдением и лечением. Процедура утомила ребенка, и накормив его кашей и напоив сладким чаем, оставили в покое, и он крепко уснул на лавке.
А я еще устроила для всех настоящий мастер класс — достала старый дедов микроскоп, объяснила, что в него видны самые мелкие частички, и продемонстрировала всем смывы с грязных рук. Кишевшие там микробы я назвала "зверушками— микробусами", которые пожирают грязнуль изнутри, и те умирают от антонова огня, лихоманки и других болезней, или, в лучшем случае, без рук-ног идут просить куски по дорогам. Тут же я показала и смывы с чистых рук, и все убедились, что "микробусов" намного меньше. Тоже самое я сделала и с каплей сырой и кипяченной воды, и все, глядя в глазок, сами могли убедиться, что в кипяченной воде "микробусов" куда как меньше.
Дворовые испытали благоговейный страх, рассказали об увиденном всем в деревне, и я с радостью узнала, что они стали чаще мыть руки и пить только кипяченную воду. Единственное, что меня огорчило — известие, что Лукашик выпорол Сцяпанку и за то, что сразу ему ничего не сказал, и за то, что воспользовался грязной тряпкой, да и просто снимая свой страх и переживание. Правда, тут же его пожалел и предупредил, чтобы он больше так не делал.
Сцяпанка порку воспринял как справедливую, а вид страшных зверьков -"микробусов" так его впечатлил, что он рассказал о них всем местным пацанам, преувеличив размеры чуть ли не в трое. Мальчишки прониклись, они уже знали о его лечении, и тоже стали более аккуратными.
Лечение Степки еще продолжалось около недели и привело к отличному результату — краснота спала, гной ушел, рука очистилась, прыщик значительно уменьшился, а когда благополучно вышел гнойный стержень, совсем и заросло и исчезло место гнойника, рука ребенка была спасена.
С моей и Фомы легкой руки мазь быстро распространилась среди крестьян, ведь ее составляющие были им привычны, приготовление — несложным, а эффективность использования они увидели.
Еще раз свои чудодейственные свойства мазь подтвердила уже в необычной обстановке — лечении руки моего нового кучера — Демида. На следующий день я решила поехать в Дорогобуж вместе с Фомой, чтобы прикупить кое-что на нужды лаборатории, да и приготовить квартиру к переносу Варвары. Я знала, что и Миша в эти дни тоже там, надо было узнать, что там с документами для моей " Цветочницы".
По дороге я заметила, что Демид постоянно прижимает к себе руку, а сам чем-то озадачен. Я спросила, что того беспокоит, и он признался, что день назад рассадил руку, пытался её лечить сам, но она болит все сильней. С разрешения Демида я осмотрела руку, и увидела, что она воспалена и рана уже начала гноиться.
По приезду в Дорогобуж мы остановились в доме Миши, и я попросила того пригласить Карла Карловича, надеясь на его помощь и опыт. Тот не отказал из уважения ко мне, так как думал, что его вызвали для моего лечения. но и не придал большого значения руке какого-то крепостного.
Он только промыл рану солёной водой и туго её забинтовал, рекомендуя снять повязку через несколько дней. Причем, как всегда, он даже не помыл руки. Но его вызов нужен был мне для подстраховки, так как в открытую лечить я пока не могла. Но я понимала, что такое лечение только загубит руку мужчины.
Я посетовала Фоме, что мы не захватили мазь, которую он изготовил для лечения Сцяпанки по рецепту дедушки Георгия Ивановича. На что он ответил, что хорошо помнит все компоненты и готов ее сделать.
Миша по моей просьбе пошел в лавку, чтобы купить эти составляющие, и случайно встретил в городе Цекерта (Слава Богу, городок маленький). Цекерт узнав о трудностях, поспешил оказать мне услугу, да и необычные составляющие мази его заинтересовали.
Миша привел его в дом, где мы остановилась. Цекерт увидел воспалённую и гнойную рану Демида и посоветовал такое же лечение, как и Карл Калович — методы то лечения одинаковы в это время.
Но тут вступил в бой Фома и сказал, что хочет попробовать лечить Демида мазью по рецепту моего дедушки. Также он рассказал, что лечил этой мазью руку мальчишки в Деревенщиках — мы с ним заранее договарились, чтобы он не упоминал мою роль в лечении Сцяпанки.
Егор Фомич зантересовался, и как настоящий лекарь, он всегда был готов узнать что-то новое. Фома попросил помочь ему обработать руку, промыть ее и убрать гной. Приготовив мазь под заинтересованным взглядом полкового лекаря, он наложил ее на чистую тряпочку и помыр руки, обмыл соленой водой и рану Демида, то есть поступил также, как делала я. Мы с Мишей скромно стояли в сторонке и только переглядывались, довольные: " Молодец, " апостол", будет из тебя толк!"
Фома важный, как настоящий лекарь, попросил Цекерта тоже помыть руки. Тот удивился этой просьбой, но интерес ко всему происходящему вынудил его выполнить это распоряжение "апостола", лишь уточняя, почему он так делает. Тот рассказал о поразивших его зверьках — "микробусах" и демонстрации их в смывах грязных рук. Цекерт, конечно, уже знал уже о микробах, но пока лекари отрицают их роль в возбуждении болезней, и только пожимал плечами. Но для Фомы это уже аксиома и он подчинил своим напором более опытного взрослого лекаря — вреда-то явно не будет!
Цекерт помог Фоме выдавить гной, они наложили мазь на рану, закрыли чистой тканью и забинтовали ее свободно. Демид выдержал эти процедуры молча, лишь крупный пот выступал на его лице. Но он был польщен, что столько важных людей занялись его раной, да и боль немного спала.
Мы попросили Цекерта завтра приехать и осмотреть рану Демида, да и дела наши не все сделаны, надо задержаться. Цекерт приехал к обеду, ему самому интересно было посмотреть на результаты лечения, да и то, что он поехал к больному, которому частично оказывал помощь, сделал его визит приличным и обязательным. К его удивлению, краснота раны значительно уменьшилась, да и сам Демид подтвердил, что рука болит значительно меньше.
Егор Фомич удивлённо расспрашивал о мази, в эффекте лечения которой он сам убедился. Фома рассказал ему всю нашу легенду о реуепте дедушки и передал оба рецепта мази— полный— а вдруг кто и сделает, и наш, "лайт" вариант, но оба — под названием мази Вишневского, чтобы он мог продвигать лекарство дальше по своим военно-медицинским каналам — коллегам-лекарям в других полках.
Цекерту я сказала, что можно заставить солдат мыть руки и пить только кипяченную воду самым простым способом, объявив, что свою ежедневную винную порцию будут получать только те из них, кто будет выполняет эти нехитрые условия, и строго следить за этим. Он сначала заулыбался, но потом призадумался— ведь небоевые потери от разных инфекционных болезней достигали порой 70%. Тогда я ему предложила провести небольшой эксперимент— заставить все это делать и рядовых, и офицеров хотя бы в течение двух недель, да и самому также поступать, а потом проверить— меньше или больше стало больных, каково самочувствие людей, да все с записями, с сравнениями, чтобы все по науке было.
Цекерт попросил у нас баночку с мазью — у него, мол, в полку у одного из рядовых вскочил фурункул на самом мягком месте, так что тот, бедняжка, и сидеть в седле не может, а только лежит, а лечение пока результата не даёт — может чудо-мазь поможет?
Я, конечно, мазь дала, и позже узнала, что не только рядовые сподобились лечению этой мазью — потренировавшись на кошках, пардон, на простых людях, чудо-мазью стали пользовать еще и унтер-офицеров и даже офицеров полка! Буквально через пару дней Цекерт в письме сообщил, что пациентам становится намного лучше, и эффект лечения производит на всех большое впечатление.
Но главное, что с подачи Цекерта потихоньку негласно начали применять нашу мазь Вишневского и другие военные лекари. Сработало 'сарафанное радио', да и Цекерт ещё попросил позволения статью написать в медицинский журнал, получив полнейшее мое согласие, отправил её президенту Военно-медицинской академии Виллие, приложив к статье оба рецепта мази. Того статья и мази очень заинтересовали, так изобретение Вишневского обрела свое исконное имя и заслуженную славу.
Глава 46. Барыня и посетители.
Пока я в прошлом решала свои проблемы, Барыня в будущем отдувалась за меня. А все мои друзья и знакомые, как специально, решили обо мне вспомнить. Первой, конечно же, была Инна. Она позвонила по телефону и сказала, что находится рядом со мной и сейчас подойдет в гости. Такое было не по правилам прошлого времени, но Барыня уже стала потихоньку приспосабливаться к бесцеремонности века, в который она попала, хотя многое ее и смущало по прежнему.
Барыня достала из холодильника, к которому она привыкла быстрее всего и удобство которого сполна оценила, принесенную мною колбасу, сыр, масло, кое-как их нарезала, разложила по тарелкам, положила приборы, поставила чашки и окинула стол оценивающим взглядом. Хотя обслуживать себя оказалось не так просто, это стало получаться у нее все лучше и лучше, но она каждый раз вспоминала о простой и незаметной заботе своих дворовых, которую считала естественной и привычной, но которую не замечала и не ценила раньше.
Инна ворвалась, как вихрь и сразу села к столу, что тоже было не по правилам, и начала расспрашивать:
— Ну, подруга, рассказывай, как твои дела? Что там за военный к мальчишкам приходил? И что за выпускной ты затеяла? Танюшка мне уже все уши прожужжала. Они с Ниной Владимировной, свекровкой, какой-то наряд необычный шьют, перчатки вяжут. Знала, что ты выдумщица, но такого еще никто не делал. Вся школа на ушах стоять будет!
Барыню немного смутил напор женщины, но чувствуя мою внутреннюю поддержку, она начала рассказывать спокойно и тихо, своим голосом воздействуя на собеседницу:
— Ты же знаешь, что я историей и культурой начала девятнадцатого века увлекаюсь, вот и захотела детей с тем временем подробнее познакомить. Так и пришла идея выпускной в виде бала сделать. А военный — мой знакомый, Сергей Михайлович, реконструктор, бывший военный, ты его со мной в кафе видела, он про войну с Наполеоном рассказывал.
Успокоившись, Инна продолжала намного тише:
— А с работой у тебя как? Что в школе происходит? Мне мамы в чате уже целые романы пишут про новую директрису и ее к тебе неприязнь.
— С работой не понятно,— вздохнули мы с Барыней одновременно,— из школы, скорее всего, придется уйти. Да и дом я хочу купить в деревне, уехать туда хотя бы на лето, хозяйством заняться. А потом еще Сергей Михайлович предлагал в фонде поработать консультантом по 19 веку, балы помогать устраивать, разные мероприятия. Вот скоро первый такой пройдет, можешь и ты с мужем придти, только там одно условие — одежда должна быть соответствующая, да и знания этикета хотя бы минимальные.
— Интересненько, не знаю, сможем ли мы с Володей придти, а вот Танюшку обязательно отправим, тем более, что платье почти готово! Когда это будет?
— Пока не понятно, но думаю, недели через две. Я потом сообщу, когда точно все решится.
— А с Сергеем Михайловичем у тебя как — просто знакомство, или " любовь-морковь"? А покраснела, покраснела, никогда такого за тобой не замечала! Нравится он тебе?
Барыню опять задела непосредственность собеседницы — она еще не привыкла в открытую, как делали здесь, обсуждать свои чувства и поступки, и ничего не сказала. Но Инна поняла ее молчание по своему:
— Да и дай Бог, если все сладится, сколько можно одной жить! Да и видно, что человек он интересный — мне Танюша показывала на телефоне, как он занимательно про войну рассказывал. Ну ладно, засиделась я у тебя, а скоро консультацию проводить очередную, пожилых родителей со взрослыми детьми мирить, никак ужиться вместе не могут. Я им уж и разъехаться предлагала — ан нет, лучше вместе ругаться будут, чем врозь спокойно жить, вид спорта у них такой. Все, убегаю, убегаю! А колбаска у тебя вкусная, хоть и жестковата немного!
И с этими словами она исчезла, как вихрь, заставив Барыню пожать плечами в недоумении: " И что это было?".
Следующим позвонил Сергей Михайлович и сообщил, что готов привезти вещи со склада, о котором он рассказывал, куда мне надо. А куда надо — Барыня и не знала и назвала мой адрес.
Через какое-то время в домофон позвонили, она кого-то запустила, а потом с недоумением наблюдала, как в ее квартиру входил какой-то молодой человек, здоровался с ней, ставил коробку или ящик, мешок или мешочек, и исчезал, чтобы на его месте появился очередной мужчина, который проделывал тоже самое с другим грузом. Барыня только успевала здороваться и мучительно думала, когда она сможет спокойно ходить по комнате, не натыкаясь на эти залежи. Последним появился Сергей Михайлович, который удовлетворенным взглядом окинул принесенное богатство и сказал, что при необходимости он может и помочь увести все это туда, куда скажут.
— Это было бы чудесно,— подумали мы с Барыней опять одновременно,— но, к великому сожалению, не выполнимо.
Пришлось Барыне благодарить всех, передав последнему из носильщиков колбасу и сало, которые были приняты с благодарностью, а Сергея Михайловича приглашать к столу и поить чаем. Посидел он не долго, поблагодарил за угощение и сказал, что с подготовкой бала все идет нормально, но дня через два будет необходима полная оценка всех усилий.
Только Барыня уселась за стол, чтобы дописать свои " Сны о будущем"— а именно так она назвала свои впечатления об этом времени, как позвонила Анфиса Павловна и сказала, что готова передать последние семена и книги по садоводству и огородничеству. Через какое-то время Барыне пришлось запустить еще одного молодого человека, который также принес огромный мешок и пакеты с чем-то сыпучим на ощупь. Барыня и его наградила последним кусочком сала и подумала, что неплохо было бы пополнить эти вкусные запасы.
