— Это как? — вскинул брови Ветран.
— Это, 'когда', — внесла я незатейливую поправку. — Когда накладывается оно с отсрочкой на определенное стечение обстоятельств. А уже после этого срабатывает. В нашем случае... — открыла я пораженно рот. — ... усиливается. Да-а.
— Что, 'да'? — внимательно посмотрел на меня мужчина.
— Мама у меня вчера спрашивала, зачем я охрану на доме усилила.
— Так ты ее сама?
— Нет, Ветран, в том то и дело, что не сама. Вот я, Трахиния. Я же во всех охранных вопросах только на Грушу всегда полагалась. А здесь что тогда получается?.. Получается, тетушка моя на твое появление заклятие отсрочила?
— Она у вас провидцем была? — теперь уже всерьез удивился воин духа.
— Да нет. Она и магом то была лишь наполовину. Да и зачем, если у нас... другие провидцы есть, — опять удостоили мы притихшего кота взглядами. — Зеня, ты ведь до последнего ее притчами своими поддерживал?
— Ну, поддерживал, — съежился под нашими прицелами умник.
— А Груша мне сказала, что она незадолго до смерти охранку усложняла.
— Да отстаньте вы от меня, наконец! — даже подскочил на стуле кот. — То с водой своей, то с притчами! Я устал, я эфиров надышался! Выпустите меня отсюда!
— Пожалуйста, — растерянно протянула я, а Ветран настежь распахнул перед умником дверь. — Неуравновешенное состояние психики налицо... Но, знаешь, оно как раз, кстати.
— Не понял? — на всякий случай не стал закрывать дверь мужчина.
— Сейчас поймешь...
Солнце, подарив еще один день жизни, уходило за горизонт. А вслед за ним, как стая за вожаком, плыли на запад облака. Все вокруг стихло, завороженно глядя на эту небесную процессию, окрасившую, осиротевший до утра мир нереальными, махровыми цветами. Болотно-зеленая и малиновая краски, будто перемешанные сумасшедшим маляром щедро пролились на деревья, траву и изгородь. А широкая дорога странной рекой застыла неподвижными волнами — ухабами. И по этой реке сейчас, вполне гармоничной частью общей сказочной картины, ехали скособоченные дрожки. Наши дрожки с запряженной в них, совершенно незнакомой серо-сиреневой в этом свете лошадью. Правила повозкой худая старуха в черном, перетянутом на лбу узлом платке. Старуха сидела на кривых кОзлах совсем с краю, почти на боковом поручне, но факт этот нисколько не умалял ее величавой сосредоточенности. Сбоку от нее, привязанный за веревку, трусил огромный лохматый кобель, примерно той же расцветки, что и фантастическая лошадь. А сами дрожки были доверху загружены сундуками, мешками и одиноко торчащим, как покосившаяся мачта корабля, свернутым ковром... И все это плыло по реке... Можно было бы сказать, что плыло, если бы не страшный скрип и скрежет... Все это медленно выбывало из Мэзонружа в сторону соседнего Мочалина.
— Это... кто? — тихо произнес, тоже, видимо, впечатлившийся зрелищем, Ветран.
— Это?.. По всей видимости, плод наших с вами совместных деяний — вдова отца Аполлинария, госпожа Илуниха. Или, как там ее на самом деле.
— Не может этого быть, — припечатался носом к стеклу кот. — Это же полностью противоречит здравому смыслу.
— Можно подумать, то, что привело к... — мотнула я головой в сторону удаляющихся дрожек. — здравым смыслом было преисполнено.
— Вы о чем сейчас? — не отрываясь от окна, буркнул воин духа.
— Да-а, долго рассказывать. Ну, а если в двух словах... — растерянно уставилась я на задумчивый мужской профиль, а потом хмыкнула. — Знаменья... и иже с ними.
— А-а-а... Ну, раз 'иже с ними', то, все ясно... Так о чем я говорил, до того, как отвлечься?
— О драке, — давя зевок, развернулась я в сторону собственной кровати, и тут же с удовольствием на нее плюхнулась. — Ты говорил о драке между нашим оружейником и...
— Точно, — оторвался, наконец, от окна, Ветран. — Надо будет завтра еще раз наведаться к его свояку и расспросить по подробнее о том инциденте в либрянской таверне. Ведь мастер Булдг в Мэзонруж, еще двумя неделями раньше должен был заехать, если бы не разборка с эльфом и ночь, проведенная в городской каталажке.
— А мне вообще сам факт кажется довольно странным. Эльфы... — задумчиво протянул с подоконника Зеня. — Эльфы, ведь крайне редко изменяют своему натуральному, семи дюймовому размеру, так как считают это несмываемым пятном на репутации. А тут... Хотя, лимонный вопрос, — хмыкнул кот. — Повод вполне для них достойный.
— Что это за вопрос, вообще? — прошлепал босыми ногами на свой матрас Ветран.
— Вопрос принципиальный. Затрагивающий честь практически каждого из обеих тщеславных рас. Хотя, мое личное мнение...
— Как мудреца? — не поленилась уточнить я.
— Как умудренного жизненным опытом существа, — витиевато парировал кот. — Спорить здесь 'кто дурнее' бесполезно, потому что одинаково абсурдно смотрится и эльф с киркой в холеных руках и гном с садовой леечкой в квадратных конечностях. А сказку эту придумал кто-то с большим чувством юмора, да и запустил ее в мир сразу в двух вариантах.
— А мне кажется, я читал что-то подобное. Еще в школе, — потер нахмуренный лоб, откинувшийся спиной на перила мужчина. Там про неудачный опыт в выращивании лимонного дерева, так?
— Совершенно верно, — менторски кивнул умник. — И кто в вашем варианте был горе — садовником?
— В нашем?.. Я и не помню уже. Да и сама эта сказка... какая-то она унылая, что ли?
— То есть, без геройских рыцарей и огнеплюйных драконов?
— Что? — склонил голову набок Ветран.
— Она не унылая. Просто вы ее смысла не поняли. А мне эту сказку бабушка рассказывала, еще в детстве.
— Так, может, ты нас сейчас просветишь? — пропел умник и даже запрыгнул ко мне на постель.
— Да, пожалуйста. Там главное, ни кто дурнее: эльфы или гномы, а само лимонное дерево, которое в результате погибло. Просто, тот, кто его выращивал, так и не осознал, что, в жизни, как и в любви, прежде чем многое получить, надо самому многое отдать, — уперлась я взглядом в собственные колени. — Так бабушка моя говорила.
— Она была мудрой женщиной... твоя бабушка, — глухо произнес Ветран, заставив меня поднять на него глаза.
— Ну, это совсем уж глубинный смысл. Однако если рассматривать любовь, как основополагающую всего сущего, то... Вы меня слушаете?.. О-о, пойду ка я вниз.
— Нет!!! — развернулись мы оба к удивленно замершему коту. — Зеня, у меня к тебе вопрос.
— Не бойся, я не за свечкой. Это я к тому, что держать ее не собираюсь.
— Заткнись, пошляк, и послушай меня, — как-то, не очень удачно, начала я. Потому что собиралась начать с совсем другого — задушевно-проникновенного, настраивающего на то, что собираюсь вытворить дальше. Все же вытворить, хоть воин духа и был против, высказавшись накануне достаточно прямо:
— Ну, неужели ты думаешь, что для Зигмунда лучше оставаться в неведении, чем попытаться изменить свою жизнь на благо других?
— Да, думаю, — упрямо мотнула я челкой. — Я знаю этого мудреца уже десять лет и, поверь мне, ему так будет спокойнее. Он не борец, Ветран, он созерцатель. И для него это знание — лишь тяжкое бремя.
— Тяжкое бремя, — невесело усмехнулся мужчина, глядя на свои сцепленные руки. — Поэтому ты решила поиграться с чужой памятью запрещенным даже у вас заклятием?
— Я просто пытаюсь исправить собственную ошибку. Потому что иначе... Ну, послушай, — присела я перед мужчиной и накрыла ладонями его руки. — Не всем же совершать подвиги во имя возвышенных целей? К тому же Зеня и так приносит людям пользу своими целебными притчами. А теперь он даже этого боится... Он сам себя теперь боится.
— Делай, как считаешь нужным, Анастэйс, — со вздохом сдался мужчина. — А я, так и быть, буду держать рот на замке. Будто ничего и не было... Обещаю, — в ответ на мой выразительный взгляд, попытался улыбнуться Ветран...
— Ну-у...
— Ты вопрос свой по слогам решила выдавать? — нетерпеливо дернул хвостом кот.
— Не-ет, — скосилась я на замершего на своей лежанке Ветрана и, наконец, отбарабанила. — Скажи мне, Зеня, мне обязательно нужно знать, когда ты начнешь прием клиентов?
— Ух, ты! — растерянно шлепнулся на задницу умник. Потом подскочил, глянул на нас по очереди исподлобья, вздохнул, и тоже, видимо, решился. — Спокойной всем ночи. Пусть вам приснятся облака и рыцари и еще что-нибудь, совсем уж неопису...
— Стоять!
— Ста-ся, — медленно попятился к краю постели кот. — Я тебя боюсь, когда ты на меня вот так смотришь. Ста-ся, ты помни, что на моей стороне мораль и закон об исчезающих видах... О-ой...
Пальцы с непривычки, да еще из-за сильного волнения, никак не хотели складываться в нужный знак. Тонкая огненная нить, витиеватой петлей взметнувшаяся над головой умника, растаяла еще до того, как опуститься на покатые котовьи плечики, а я уже припечатала к выпуклому зениному лбу свой оттопыренный палец... Да, у Глеба оно, как-то ажурнее получалось... и незаметнее... Хотя, не это сейчас главное:
— Зеня, чудесный мой, ты как себя чувствуешь?
— Я?.. — обвел нас ошалелым взглядом кот. — Не зна-ю... Что-то повело меня... куда-то в бок, — неуклюже завалился он прямо в подставленные руки Ветрана. Мужчина глянул на меня настороженно, мол, так оно и должно всегда быть? А ахирантес его знает, как оно должно быть! В первый раз ведь упражняюсь:
— Это ничего, — склонилась я над часто моргающим умником. — Это пройдет. Просто, день был тяжелый. А завтра проснешься, как младенчик... Ты только на вопрос мой не ответил. Когда клиента своего примешь? Он сегодня уже приходил.
— Клиента?.. Какого клиента? — теперь уже на пару с Ветраном, вопросительно воззрился на меня кот, а потом, вдруг, просиял. — А-а... Так завтра приму. Что у него, кстати? Хотя, не имеет значения.
— Ну да, — с чувством выдохнула я. — Правильно подобранная тематика и все такое прочее, оздоравливают организм в целом... Зеня, а можно тебя попросить? Мне очень твои притчи нравятся. Ты мне разрешишь их слушать? Я буду тихо-тихо за занавеской сидеть.
— А что, сильно хочется? — самодовольно оскалился умник и неожиданно зевнул.
— Очень сильно, — как можно убедительнее закивала я головой.
— Ну, ладно. Только, без комментариев потом... и аплодировать в конце тоже не надо... А теперь, как я ранее заявлял, спокой-но... — ретировался кот в крепкий здоровый сон.
Ветран, сильно смахивающий на картину из тайрильского музея 'Освободитель с дитём войны на руках', удивленно поднял глаза:
— И надолго он вышел из строя? — ну, точно, 'солдат победы', ни дать, ни взять.
— До утра, как минимум, — уже вполне авторитетно заявила я. — Да ты его уложи. Колыбельные то петь поздно.
— Угу, понятно, — как-то, уж больно хмуро буркнул мужчина. Видно, у него, на сей счет, свои ассоциации возникли.
Зеня, пригревшись под боком у Ветрана, то истерично подергивал лапками во сне, то начинал что-то басом внушать про достоинства воды. Мужчина, наблюдая эти мытарства, лишь вздыхал, тяжко скованный 'висячим замком' на губах. Я тоже. Правда, по своей причине: надо было еще и на эту 'больную' тему коту отсекновение наложить. Да, что уж, теперь...
— Анастэйс, — видно лопнуло терпение у мужчины. — Ты не спишь?
— Неа... Я слушаю.
— Слушаешь... Я про тяжкое бремя... Что ты молчишь?
— Я слушаю.
— Угу... Скажи, тебе то оно зачем?
— А ты водой, водой его полей!
— Сойдет за ответ? — повернула я голову в сторону перил. — Нет?.. Тогда, не знаю, Ветран. Может я, действительно, наконец, повзрослела и поняла, что мир вокруг, не прекрасная, выдуманная страна. А, может, в отличие от Зени, больше поддаюсь дурному влиянию некоторых... Давай спать?
— Угу, — еще раз вздохнул Ветран. — Спокойной ночи, Анастэйс, — произнес он с такой надеждой в голосе, словно от этого ночного спокойствия напрямую зависела вся его жизнь...
___________________________________________
1 — Все, кроме 23-го числа каждого месяца.
2 — Риторика — ораторское искусство.
3 — 'Жрицы любви' из древнего далматского племени, описанные еще Плутархом. По мнению же местных жителей, данные дамы имеют тесную связь с миром духов, так как 'сперва заманивают мужчин, ублажают их, а потом превращаются в ворон, и целыми ночами кружат над своими жертвами, наделяя их невероятными мужскими силами, но лишая рассудка'.
4 — Топор для колки дров.
5 — Логотипами.
6 — ' ...Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что, сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте...' М. В. Ломоносов.
7 — Привлекательный, видный мужчина.
Глава 10
Она пришла перед самым рассветом. Зависла темным размытым пятном на фоне лоскутной занавеси и будто решала, что ей делать дальше. Вроде и трансформироваться уже поздно и исчезать так сразу как-то не вежливо, раз уж пришла. И было в ней столько бездонной непроглядной пустоты и какой-то чужой боли, что язык мой не сразу смог отодраться от нёба, и произнести единственно верное:
— Дух этого дома, призываю тебя долгом твоим, скрепленным ключом и тремя словами клятвы: явись пред своей хозяйкой, — сдернув вниз ноги, сползла я с кровати.
Ветран лежал на боку, у самого края матраса, и в правой руке, спущенной на пол, сжимал меч, на который я сейчас чудом не напоролась. Кот же распластался в аккурат, вдоль перил. И над ними обоими, тускло светящейся дымкой мерцало заклятие сна, наложенного явно не мной. Ну что ж, примерно такого оборота я и ожидала. Значит, остаемся лишь мы вдвоем: я и моя... Кратагусом меня накрой!
Нет, это был не боггарт, абсолютно незримый и безвредный без накинутой на себя чужой личины. Это была лишь завеса, скрывающая маленькую фигурку, нечетким силуэтом сейчас висящую в задымленном угарном мраке.
— Дух этого дома, призываю тебя долгом твоим, скрепленным ключом и тремя словами клятвы: явись пред своей хозяйкой. Явись... Груша, Грушенька. Ты меня слышишь? — завеса задергалась, как пловец, решивший дать в воде задний ход, но осталась на месте и, мало того, потихоньку начала всасываться, вбираться в саму себя, в ту самую маленькую фигурку, проступающую с каждым мгновением все отчетливее. Фигурка выгнулась дугой, как от тяжкой боли, сведшей ее в судорогу и листиком опала на пол. — Груша! — рванула я к ней сквозь клочья смрада. Домовиха открыла глаза, и уставилась ими в потолок:
— Я не смогла, хозяйка.
— Что ты не смогла? — бухнулась я перед ней на колени.
— Причинить тебе боль... О-ох, — вмиг обмякло ее тельце, позволив повернуть ко мне голову. — Я очень долго боролась, но, он — сильнее меня, хозяйка.
— Кто, 'он', Груша? Кто тебя сильнее? С кем ты боролась? Кто заставлял тебя творить все это зло?.. Говори! — домовиха вздрогнула от моего крика и, тихо заскулив, свернулась на полу калачиком. — Ну, как ты не понимаешь, если я не буду знать, то не смогу тебя защитить.
— Грундильда сама должна защищать свой дом. Грундильда старалась, но не выдержала. Он... — приподнялась она на локте и заглянула мне в глаза. — Он меня мучил. Он заставлял меня... — испуганно прихлопнула кроха ладошкой рот.
