Я занялся дверью, сворачивая охранительное заклятие, а также отодвигая засовы, снимая цепочку, поворачивая ключи и откидывая щеколду.
— Ждем вас с нетерпением! — крикнул Ворон вдогонку сопровождаемой Псом Лёне.
Мы даже не успели проявить нетерпение, как Пес с Лёней вернулись. В ту же самую секунду, как я закрыл за ними дверь, раздался звонок.
— Что случилось? — спросил я. — Что-нибудь забыли?
— Да нет, мы уже, — сказала Лёня, а Пес, пасть которого была занята тяжелой кошелкой, кивнул лобастой своей головой.
Я недоуменно посмотрел на них, потом на Ворона.
— Ловушка! — каркнул Ворон. — Она продолжает действовать. То есть улавливать хронофагов. Эффект хроностазиса распространился на всю нашу квартиру.
— Заумен, аж жуть берет, — сказал недовольно Домовушка. — Доходчиво не мог ли, свет мой?
— Доходчиво — мы застряли во времени. Теперь у нас во всей квартире, как внутри шкафа. Время остановилось.
— Что же делать? — спросил я.
— Найти хрононепроницаемый контейнер, каким была прежняя ловушка, и поместить в него ловушку нынешнюю. Открыть окна и хорошенько проветрить квартиру, на предмет естественного заражения воздуха хронофагами в необходимом для нормального течения времени количестве...
— А из чего можно сделать хрононепроницаемый контейнер?
— Не знаю! — каркнул Ворон раздраженно. — Лада знает!
— Ну так подождем. Каких-то три месяца... — я уже успел частично ознакомиться с содержимым сумки, которое Лёня выкладывала на стол, увидел пару бутылок молока и банку со сметаной, и успокоился.
— Она может никогда не проснуться, имбецил! — каркнул Ворон еще громче, чем прежде. — Она не проснется, пока не пройдут три месяца! А три месяца не пройдут никогда! Потому что у нас во всей квартире не найдется ни одного хронофага!
— А если открыть форточку?
— Ловушка их сразу уловит. Или ты хочешь остановить время сразу во всем мире?
— Рано или поздно ловушка переполнится, как та, прежняя.
— Или не переполнится. И сколько надо лет для того, чтобы она переполнилась!
— Может быть, уничтожить ее?
— Чтобы время снова сошло с ума?
— Ну, все. Я пошла домой, — сказала Лёня, закончив выгружать продукты из кошелки и повесив ее, пустую, на ручку кухонной двери. — Будьте здоровы, Ладе привет.
— Меня, меня не оставляй! — завопил вдруг молчавший до сих пор Крыс, вылетел из-под стола и обхватил четырьмя лапами бедную Лёню. Лёня завизжала и упала без чувств.
— Снова обморок, — констатировал я.
Пес надвинулся на Крыса:
— Кто тебе позволил...
— А она не член вашей семьи! — нахально заявил Крыс. — И я ее не обижал!
Он оскалил острые зубы. Пес не остался в долгу, и тоже показал зубы, правда, не такие острые, но еще более внушительные. Убедительная демонстрация Пса подействовала — Крыс снова юркнул под стол и затаился.
Домовушка вылил на Лёню стакан холодной воды. Лёня застонала.
— Кто это был? — спросила она слабым голосом.
— Ухажер твой бывший, кому ж еще, — пояснил ей Домовушка с готовностью. — Ты б его не слушала. Не справиться тебе с ним, слабосильна больно. Оставляй здесь.
— Да, да, конечно, — кивнула Лёня и с трудом села. — Ни за что!... — она передернулась от отвращения.
— Лёнечка! — взвыл Крыс, но из-под стола не вылез.
Зато из своей паутины вылез Паук.
— Мне кажется, — сказал он с сомнением в голосе, — Лада что-то такое говорила... Когда работа близилась к завершению...
— Что, что Крыса надо оставить у нас? — спросил я.
— Нет, про ловушку. Что ее надо будет каким-то образом свернуть, когда все хронофаги будут уловлены. Эта лента внутри полая, и...
— Умница! — умилился я, мгновенно поняв гениальный — я не боюсь этого слова! — замысел Лады. — Конечно! Вывернуть наизнанку! Хронофаги окажутся внутри, как в мешке!...
Мы быстро проделали этот опыт. Лёня, сидя все еще на полу, с интересом следила за нами.
Хронофаги оказались в хрононепроницаемом контейнере. По виду контейнер напоминал чулок. По верхней кромке чулка Лада продела нитку, чтобы затянуть вход в ловушку.
— Ой, да это ж она свой чулочек приспособила! — воскликнул Домовушка расстроено. — Я ей в ту зиму... уж не знаю, в какую теперь, но в зиму ей вязал, в сапоги чтобы, ножкам чтобы тепленько... А она и не носила их даже... И вон что удумала.
— Пригодились, значит, — поучительно заметил Рыб. — Я бы на твоем месте радовался.
— А я и радуюсь, — кивнул Домовушка. Но голос его звучал по-прежнему печально.
Затянув нитку потуже, мы привесили плотно набитый хронофагами чулок на прежнее место. На гвоздик, вбитый в притолоку. Я торжественно распахнул форточку в кухне и отправился открывать все остальные форточки.
— Ну, я пойду, — сказала Лёня, приветливо кивая всем нам и опасливо косясь на Крыса. — Если можно...
Она замялась, и заботливый Домовушка, превратно истолковав ее замешательство, сказал:
— Да вон, по коридору прямо, что, Пес и не озаботился показать?
— Да нет, — окончательно смешалась она, краснея. — Я не про туалет, я про... Ну, вы мне все очень понравились, если честно. Когда к вам привыкаешь, и не страшно вовсе. Можно, я к вам буду иногда заходить?
Мы дали свое позволение, и Лёня, еще раз попрощавшись со всеми, кроме Крыса, ушла.
Крыс сидел под столом, надувшийся.
Каша поспела, Домовушка раскладывал ее по тарелкам, в соответствии с давно изученными вкусами домочадцев, сдабривая ее кому молоком, кому — маслом.
— А тебе как, с молочком, али с маслицем, али еще как? — спросил он, нагибаясь и заглядывая под стол. Надо отметить, что Крыс занимал под столом все пространство, упираясь головой в одну ножку стола, и выпростав хвост из-за противоположной.
Крыс молчал, и только сопел обиженно.
— Да ты не серчай, не серчай, — продолжал сердобольный Домовушка. — Известно, девки — они тщеславятся, им дружок нужён, чтоб кудри кольцами, румянец кровь чтобы с молоком, а без кудрей, без румянца ты ей в дружки никак... Да и на что она тебе, коли ты ей такой без надобности? Плюнь, милок, вылазь, да и откушай с нами. А девок этих — ну их!
Крыс закрыл глаза и отвернулся к стене, делая вид, что не слышит.
— А ну вылезай! — рявкнул Пес, приближая свою голову — вместе с пастью, между прочим, и со всеми своими внушающими уважение зубами — к голове Крыса. — Вылезай, кому говорю!
Крыс повиновался.
— Вот, садись, — как ни в чем ни бывало, предложил ему Домовушка, пододвигая лавочку, ставя на стол перед Крысом тарелку с кашей. — И как тебе, с молочком, али все ж с маслицем?
— С молоком, — буркнул Крыс.
— Ну, вот и ладненько, — вздохнул с облегчением Домовушка. И спохватился:
— Ой, девка-то ушла, а какой нынче день да год, мы и не узнавши...
— Девяносто седьмой, — сказал Пес, вылизывая кашу с тарелки. — Двадцать девятое мая. И карбованцы не в ходу, а такие... Гривны называются. И доллары вполне законно можно на те гривны поменять. За один доллар дают одну гривну восемьдесят копеек. Или что-то вроде. Я ей, Лёне этой, немножко гривен отдал.
— По миру пустишь, наши-то кровные денежки расточать! — всплеснул лапками Домовушка. — Вот так, ни за что, деньги отдавать незнамо кому...
— Да ладно тебе, Домовушка. — прервал я неуместные его излияния. — Девчонка нам помогла очень.
— Да, и неизвестно еще, что ее ждет, — поддержал меня Пес. — Что она дома скажет, если только дом свой найдет — без денег, без документов, неизвестно где четыре года ...
— Четыре года... — эхом отозвался враз погрустневший Жаб. — Моя-то, небось, за это время...
— Четыре года... — повторил за ними я и задумался. Я чувствовал себя обиженым. Обделенным. Из моей жизни пропали, были вычеркнуты, украдены кем-то — неизвестно кем — целых четыре года! За это время я мог бы окончательно освоить магию, прочитать множество книг, посмотреть множество фильмов... Да мало ли что я мог сделать за целых четыре года жизни!
— Что вы повторяете, как попугаи, "четыре года, четыре года"! — гаркнул Ворон. — Скажите спасибо, что только четыре, а не сорок! И что адаптироваться Ладе в этой среде будет не так уж трудно! И что пока еще есть время...
— Какое время? На что время? — не понял я.
Ответил мне Домовушка:
— Ежели слишком уж долго наша Лада домой не возвернется, в ее Там — так они, родители ее, и ждать устанут. Другую наследницу родят, али найдут, уж не знаю. Так что времени ей отпущено — на все, про все, — годков пять...
— Пять, не пять — какая разница! — каркнул Ворон сердито. — А даже если и пять! За пять лет горы можно своротить, а не только в Там вернуться!
— Легко сказать... — буркнул я. Несвойственный вообще-то мне пессимизм заставил меня приуныть. Бабушка Лады искала пути в Там лет восемьдесят, а уж она была магиня — не нам с Ладой чета!
— Не вешай нос, Кот! — подбодрил меня — кто бы вы думали? — Ворон! — Если твой потенциал сложить с потенциалом Лады, вы не только Бабушку, вы даже и Василису Премудрую за пояс заткнули бы! Но надо учиться, учиться и учиться! И чтобы Лада проснулась.
— А там — в Там! — радостно воскликнул я. Пессимизм мой как рукой сняло.
— Попадем в Там, стану человеком, — мечтательно произнес Жаб, и глаза его затянулись пленкой. — Пить брошу, честное слово! Бабу себе найду, серьезно чтобы, чтоб жениться... На сантехника выучусь, чтоб постоянный доход. А то у нас, на заводе — два раза в месяц только, аванс, зарплата, аванс, зарплата — на три дня после получки всего и хватало, а потом сидишь, телевизор глядишь, ни тебе выпить, ни закусить... Тоска!
— А зачем тебе постоянный доход, если ты пить бросишь? — съехидничал Рыб.
— А книжки покупать! — заявил Жаб. — И в библиотеку запишусь! И в театр пойду! В Оперный!
"Мечты, мечты..."
Г Л А В А С О Р О К О В А Я, в к о т о р о й
Л ё н я в о з в р а щ а е т с я
Джентльмены только тогда джентльмены, когда ведут себя по-джентльменски.
Миссис Тафтс
А пока нужно было трудиться.
Ворон, этот фанатичный сторонник политики кнута и пряника, выразив мне поощрение, просто обязан был так или иначе дать мне понять, что недоволен мною, и погнал меня в кабинет, изучать вышеупомянутое произведение Урсулы Ле Гуин. Как вы помните, я задолжал ему реферат.
До обеда я трудился над книгой. Правда, лапы мои так и не дошли до бумаги и ручки — я зачитался этим прекрасным произведением и забыл про все на свете, даже и про обед, не говоря уже о каком-то там реферате. И был жестоко наказан — Ворон не только больно клюнул меня в темечко, но также, исполнившись нахальства, лишил меня заслуженной миски с похлебкой (а Домовушка сварил любимый мною молочный супчик с вермишелью!).
— Кто не работает, тот не ест! — высокомерно заявил Ворон, обнаружив, что к написанию реферата я даже и не приступал. — Четыре года я жду этот несчастный рефератишко! И пока я его не дождусь, ты есть не будешь. Dixi.
То есть "Я сказал".
Я бы плюнул на него и на его слова с высокой колокольни, и отправился бы себе обедать, но это вредоносное создание по принципу "Назло маме уши отморожу!" тоже отказалось от обеда. Чтобы сидеть на спинке стула и следить за моим прилежанием. И целиться в мое многострадальное темечко каждый раз, когда ему казалось, что моя работоспособность падает.
Ему-то что — он терпеть не может молочные и любые другие супы!
А Домовушку, когда тот пришел звать нас к столу, он изгнал, противным непререкаемым тоном заявив, что нам надо работать, чтобы "инициировать магопотенциал Кота", и "что хронокризис нарушил нормальное течение процесса обучения..." и так далее. Домовушка испуганно кивнул и испарился, получив, впрочем, обещание Ворона отпустить меня ужинать.
И я почти до темноты скитался по морям Архипелага, покорял драконов и спасался от преследования жуткой тени, вызванной из царства мертвых...
Эта гнусная птица заставила меня читать ему вслух, а потом еще и задиктовывала свои соображения по поводу прочитанного, которые я должен был записать, а потом перепечатать на чистовик.
И только когда уже почти стемнело, Ворон ворчливо сказал:
— На сегодня, пожалуй, хватит.
И тут как раз Домовушка просунул головку в дверь и провозгласил застенчиво:
— Ежели вы не против, то кушать подано.
И даже Ворон был не против.
Мы уселись за стол, предварительно вымыв лапы — почему-то когда я пишу или печатаю на машинке, мои лапы всегда загрязняются чернилами или краской.
Домовушка напек блинов, и мы ели их со сметаною, и с вареньем, и с медом.
Крыс, как мне кажется, слегка примирился с жизнью, потому что за стол сел, не ерепенясь, ел, что дают, и на вопросы Домовушки, сметанки ему положить, али там медку, али вареньица, отвечал четко и ясно, не колеблясь. Однако красные его глазки по-прежнему злобно смотрели на всех нас, а уж в сторону комнаты, где спала Лада, он посматривал и вовсе свирепо, с какой-то даже мстительной радостью.
Улучив момент, когда Крыс был занят очередной порцией блинов, я наклонился к Псу и спросил:
— Ну, и как новенький? Не шалит?
— Пусть только попробует, — грозно сказал Пес, глядя не на меня, а на Крыса.
— Моя помощь не требуется?
— Домовушка им пока что занимается. Разговаривает. Даже привлекает к работе. Ты же знаешь, бездельники ему...
Пес не договорил, потому что Крыс быстро и хитро взглянул на нас и тут же, с видом невинного младенца, отвел взгляд в сторону. Мы уткнулись в свои тарелки.
Обед подходил к концу.
Я взял с блюда очередной блин и раздумывал, взять ли мне меда, или, может быть, сметаны, как вдруг раздался звонок в дверь.
Я вздрогнул и уронил блин.
Пес поперхнулся.
Жаб сдавленно квакнул, быстро прожевал кусок, бывший у него во рту, и сказал:
— Кого еще черти принесли?
Домовушка замахал на него лапками, сбросил валенки и босиком, на цыпочках, подкрался к двери.
— Ктой-то долговязый, — еле слышным шепотом произнес он, глядя в глазок. — Не разобрать... Вроде, женска пола... Отпирать ли, нет, Коток?
Все посмотрели на меня. Звонок раздался снова, и тоненький голосок, приглушенный дверью, просительно протянул:
— Впустите меня, пожалуйста!...
— Может, Бабушка? — высказался Рыб.
— Ну, да, Бабушка будет тебе под дверью стоять! — сказал Пес тихо.
Я на всякий случай сплел магионную сеть, чтобы, в случае чего, набросить ее на непрошеного визитера.
Пес встал возле двери, чуть сбоку. Из такой позиции он мог перекрыть визитеру путь к отступлению, прыгнув наперерез. Или схватив визитера за горло — это уж как выйдет.
Домовушка, повинуясь моему кивку, снял цепочку и приоткрыл дверь. Совсем чуть-чуть, так, чтобы только просунуть в щель мордочку.