Полная_ерунда_Зимы_2024

Я вытащил Королёва и полетел с ним ближе к кабине.

— Ты меня спас.

— Надо было их послать пешим маршрутом, как только начали заговариваться.

Екатерина Васильевна Воронова вскоре оказалась перед мониторами и журналисты на неё наехали.

* * *

*

Съезд благополучно завершился, а мы благополучно вернулись на землю, сделав много фотографий на фоне луны. И сбросив на луну целых четыре лунохода. Причём многотонных, огромных, с ядерными батареями и тяжёлыми победитовыми гусеницами — такими, что хрен сотрутся от лунного грунта как обычные.

Пётр бегал.

— Да остановись ты, — я сидел с воблой и кружкой жигулёвского, и смотрел искоса на то, как он носится, — угомонись уже, чёрт тебя дери.

— Не могу. Это же так лохануться!

— Подумаешь, забыл про родителей жены и про годовщину знакомства — с кем не бывает!?

— И про её день рождения тоже.

— А вот это уже всё, конец тебе, суслик.

— Работа! — он рухнул в кресло, закрывшись руками, — работа, слишком много работы. Ты не представляешь себе, каких трудов нам стоило внедрение электроники.

— Назвался интегратором — полезай в кузов.

— Это хана. Зарез и полная погибель — слишком много для меня одного. Нет, уеду я куда-нибудь подальше от СССР, в отпуск, на Гавайи.

— Срань полная, был я там недавно. Лучше во Францию, в Сен-Тропе.

— Ну или туда, не в Сочи же.

— В Сочи тоже неплохо — солнышко жарит, по крайней мере. Я высокие температуры люблю.

— Велл дон, — хмыкнул разнервничавшийся попаданец, — ты бы знал, сколько всего приходится делать, ты бы только знал...

— А я и знаю. Наблюдаю за результатами твоих трудов. Поработал ты правда на славу — много чего сделал, много чего интегрировал, Шелепину твоя работа проложила путь к укреплению в своей должности.

— Хочу улететь в дальний космос на месяц и никого не видеть. Ни единой живой души.

— Это ты зря — там скукотища просто смертная. Одному вообще нереально.

— А чего ж ты тогда один летаешь?

— А я не летаю в дальний космос. Ну его нахер, в дальний рейс в одиночку лететь. Я бы оценил твою работу очень хорошо — железную дорогу ты вытянул. Сеть предприятия АЗЛК ты тоже вытянул на своём горбу и пинках подчинённым. Сеть строящегося предприятия тоже вытянул.

— Пока ещё там ничего не понятно, но пусть будет да.

— И с продажами игровых автоматов у нас дела обстоят шикарно. Они улетают один за другим, как горячие пирожки. В общем — результаты отличные.

— Только я жену не видел три месяца.

— Это ничего — это бывает.

— Она меня угробит за секретаршу. Уже грозилась.

— Надо было нанимать страшную.

— Умный, да?

Помолчали. Петю после пары глотков пивка отпустило.

Мы расположились в его большом шикарном доме в подмосковье, негласно ставшем чем-то вроде закрытого люксового посёлка. Закрытого — потому что обнесён забором, КПП, всё такое. Рядом с премиальными домами — находился коттеджиный посёлок на четыреста тридцать домов, по четыре квартиры в каждом. Квартиры все трёхкомнатные, со всеми удобствами, комфортабельные, а особняк петьки был... ну... в духе роскошных европейских особнячков его времени. Здесь было тепло, уютно, красиво, Екатерина ещё обжила особняк, поставив новую мебель и технику — много мебели и техники, и тут всё выглядело очень и очень неплохо. Мы сидели в главном холле — зале, который занимает место первого и второго этажа, потолок пять метров, галерея второго этажа над главным залом, камин, большой телевизор. Поздней весной ещё не было жарко и в камине потрескивали поленья. Я пошёл и подкинул в него ещё парочку.

— Ну что, страх страхом — а ехать надо, — вздохнул Пётр, — и поскорее.

— Анатолий как?

— Анатолий вообще нарасхват у Семичастного. Так как допущен к тайне — поэтому работает сейчас с огромными массивами информации, он у Семичастного типа личный айтишник, освоил все офисные программы и занят взломами шифровок, аналитикой действий запада. Всех припахали. Ладно, поехали.

— Может не надо? Пошлём водителя.

— Дядя Петя, ты дурак? Тебя Катя живьём съест, — покрутил я пальцем у виска, — так что собирай ноги в руки и поехали. Ладно уж, как твой друг и коллега доктор Вилли окажу тебе моральную поддержку. Поеду с тобой и встречу твою тёщу. Мне тоже интересно познакомиться.

— Хорошо. Возьмём водителя?

— Конечно. Фёдоров там уже рвёт и мечет — ему три недели не было работы никакой. Вообще никакой.

— А ему что, платят по часам?

— Нет, конечно.

Мы вышли из особнячка в гараж.

Гараж в доме Воронова был нескромным — буржуйство так и пёрло. У выхода стояла новенькая, отдраенная чёрная волга, за ней Астон Мартин, за ним форд.

— Поехали на волге.

— Дядя Петя, ты дурак?

— Что дурак то сразу?

Через несколько минут к нам подъехали два лимузина, те самые, для особых случаев. Роскошнее членовозки брежнева и намного комфортабельнее — и сразу два, один Воронова, второй мой. На моём была тонировка переднего стекла, а у Воронова её не было.

— Зачем нам две машины?

— Для того, чтобы разделить тёщу и тестя. Чтобы они тебя не загрызли в дороге. Значит так — тесть поедет с тобой, а тёща со мной, договорились?

— Договорились.

Мы сели в машины.

— Куда едем? — спросил Фёдоров.

— На Казанский вокзал. А потом обратно.

Поехали — машина Воронова держалась за моей, я же выдвинул столик, разложил планшет и решил по дороге узнать, как там продвигаются дела со стройкой коммунизма в отдельно взятом Рено. Как я и ожидал — документы подписали, рабочих прислали, и они очень активно работали. Без всего этого штурмового дебилизма, принятого в СССР — с переработками, воровством, трудовым надрывом и пафосом — работали французы лениво, но если посмотреть — всё у них получалось нормально. И проблемы оперативно решались без скандалов и производственных драм.

Что удивляло советских рабочих, участвовавших в проекте — так это то, как работают французы — соблюдая технику безопасности и лениво, не перерабатывали, не кричали постоянно, выясняя, кто где должен быть и что делать, и вообще, работали культурно. Хороших людей прислали из Рено за такие то бабки — не гасконцев каких-нибудь, еле говорящих по-французски.

На вокзал мы приехали вовремя — ИИ корабля сообщил, что пассажиры обнулили билеты и прошли через турникеты почти секунда в секунду, как машины остановились. Пётр тут же выскочил, я вышел без спешки.

Всякое видал — но чтобы на выходе с вокзала стоял баннер с одной фотографией, которую я сделал — это в первый раз. Баннер вроде рекламного — на баннере была Катя, около иллюминатора-обсерватории, прижала ноги к себе, и держала в руках кружку, волосы, которые она не хотела отстригать — разлетелись в невесомости. Это была моя лучшая фотография — и вообще кадр просто удачный до невозможности — круглый иллюминатор, в центре которого земля, девушка красивая, фигуристая, попастая, худая, космический лёгкий скафандр выглядел футуристично, но очень реально — потому что был настоящим, и облегал тело, не был одутловатым. Центр кадра, его ритмизация и окружность, расходящаяся лучами, беззащитная и мечтательная поза, тёплый чай в стакане — всё навевало романтику космических перелётов раннего периода. Фотография была просто передозирована этой романтикой космоса, до предела — кадр, говорю же, получился фантастически удачным. Вообще-то там было кофе с ромом, а Катя просто просыпалась, но не суть — выглядело фантастически хорошо.

Редко какому профессиональному фотографу удаётся поймать такой хороший кадр. Это чистая удача — и в данном случае фотография имела продолжение — её напечатали в Технике Молодёжи, в газете Правда, в периодике, в виде постеров и плакатов, а потом вторая волна популярности пошла гулять по западному миру — под названием "Russian space girl". Правда, вскоре выяснилось, что это не совсем рашн спейс гёл, а гражданка США — но то такое. Американцы были только вдвойне от этого довольны.

Гражданство штатов раздражало Косыгина и Шелепина, и вообще было чем-то невозможным и фантастическим для людей из СССР — это что-то из другой вселенной. Но в случае с Катей и Петей это способ сбежать в случае чего — ведь если Шелепин по какому-то стечению обстоятельств не удержит свои позиции — придётся уничтожать все артефакты из будущего и драть когти из советского союза. Советских граждан местные могут мордовать сколько угодно — поэтому все ключевые люди — Я, Воронов, Катя, имели гражданство западных стран.

Катя стала знаменитой, по-своему — потому что женщина-космонавт Терешкова — это просто женщина-космонавт, а вот один удачный кадр, сочетавший в себе три формы красоты — космос, фантастический антураж, красивую девушку — стал эстетической иконой стиля космофантазёров шестидесятых. Это вам покруче чем кадры из звёздных войн и постеры с актёрами, снимающимися в павильонах!

Я тактично не заметил этих баннеров — которые были сделаны в виде рекламных стоек для привлечения внимания и остановил Воронова. Перед зданием вокзала было много народу — но нам нужно было дождаться конкретных людей — и мы их дождались здесь. Пожилой мужик, инвалид — одной ноги не было ниже колена, и пухленькая женщина в пальто. Я поспешил к ним, Воронов, заметив это, следом.

— Добрый вечер, вы должно быть Анна Павловна и Владимир Петрович?

— Да, да, — мужик оказался разговорчивым и очень положительным, я бы даже сказал весёлым, — они самые. А вы к нам?

— Именно. Позвольте представить — Пётр, — я чуть отступил в сторону, — Воронов.

Петя поздоровался со своими родственниками и взялся тащить сумку. Но вскоре водитель подошёл и забрал у него чемодан, да и Фёдоров тоже помог.

— Пойдёмте, товарищ Тёща, товарищ Тесть, пойдёмте.

— А вы на машине?

— Даже на двух.

Мы дошли до машин, водители уже открыли двери, приглашая нас.

— Анна Павловна, прошу.

— Ой, какие машины, а нам точно можно?

— Конечно.

Она забралась внутрь. Я с другой стороны, и развалился на сидении. Пока Анна Павловна была в состоянии аффекта — всё-таки лимузин, и покруче правительственного — Фёдоров закрыл дверь и сев за баранку, первым тронулся с места. Воронов вскоре пристроился позади.

— Как доехали?

— Хорошо, попутчики хорошие попались, — женщина чуть струхнула, — скажите, а Воронов он что, большой начальник?

— Нет, что вы. Он вообще не начальник — так, руководит небольшим но экспериментальным, коммерческим предприятием. Деньги имеет, хорошую репутацию, для государства их работа имеет особую важность.

— А, понятно.

— А так наоборот — его самого начальство пользует как только может. Он же по внедрению компьютеров специалист — а сейчас идёт массовая компьютеризация всего и вся. То он на железной дороге устанавливает автоматику, то на заводе, то на почте, то в аэропортах, в общем — носится как белка в колесе. Мне его даже жалко.

— Но за это ведь хорошо платят, разве нет?

— Спору нет, денег он имеет немало. И в рублях и в долларах миллионер, но это слабое утешение, честно говоря. Его настолько заколебали товарищи из политбюро, что он забыл про день рождения супруги. Сейчас вот боится ей на глаза показаться.

— Да, дела... Ну наверное это большому начальству простительно.

— Нет, это непростительно даже большому начальству — а Воронову тем более. Ну а я, как его друг и коллега обязан ему помочь и произвести хорошее впечатление. То, что он про вас вообще забыл — его недоработка, должен был помнить всегда.

— Да что там.

— Нет, определённо, он должен был организовать и ваш переезд к нам, и место работы получше. Впрочем, Катя с Толей тоже хороши! Приношу за них извинения, я тоже не придал значение этому факту — наша общая вина и недоработка.

— Ой, да не надо так, — женщина улыбнулась.

— Катя прибудет только через три дня — она сейчас в Риме... по делам.

— Риме? — женщина удивилась.

— Да, в Риме. Неделю назад улетела, сказала, что хочет отдохнуть от всех, и от Пети особенно. За покупками, наверное, полетела.

— То есть как — за покупками?

— Элементарно. Взяла деньги и полетела их транжирить, успокаивать нервы после ссоры с мужем. Она немного беременна и поэтому настроение у неё — лучше не подходить во гневе, может и огреть чем-нибудь. Петра вот огрела вазой и уехала.

— Да, девушка бойкая.

— Не надо было забывать про её день рождения и годовщину знакомства, — улыбнулся я, — сам виноват.

Мы проехали по улицам Москвы в сторону кольца.

— А куда мы едем? — спросила женщина, — вроде машин меньше стало.

— Мы едем за город. Живём за городом все.

— Правда? А я слышала от Кати, что она в Москве живёт.

— Врёт. Работаем все в Москве, а жильё — собственный небольшой посёлок за городом, корпоративный, так сказать — там живут все наши сотрудники — и Воронова, и мои, и ещё некоторых людей.

— А, вроде дачи?

— Вроде того. К тому же в Москве красивый домик не построишь — а вот за городом — легко. Кстати, Анна Павловна, не удивляйтесь, но жилплощадь у Воронова соответствующая.

— Хорошая?

— Да, приличный такой особняк. Хотя у него, если я не ошибаюсь, есть квартира в Москве, рядом с его предприятием, чтобы там ночевать — но он там только ночует иногда, или вообще отдаёт своим сотрудникам, которые засиделись допоздна за работой. Вы уж простите нам некоторую рыночность и потребительство — не то чтобы я, или Воронов, были одержимы примитивными мирскими благами и видели в них высшую ценность. Чтобы прожить безбедно даже в Швейцарии мы оба уже заработали, но всё же — красиво жить любят все. Просто мы хотим, чтобы и другие не тосковали по несбывшимся мечтам, а брали ноги в руки и имели возможность начать действовать.

Женщина вряд ли поняла смысл сразу, но спорить не стала.

— Значит, он богат.

— Я бы сказал состоятелен.

— За кого же выскочила замуж моя дочь?

— Слишком много секретности, — пожал я плечами, — эмигрант, кстати, родственник товарища Воронова, председателя совета министров, компьютерщик, не учёный — бизнесмен, профессионал очень узкого и невероятно важного направления. Причём профессионал с большой буквы — таких в мире очень немного. Формально он, и все мы, находимся в политической шайке товарища Шелепина. Вокруг его персоны, так сказать.

— А, Шелепин... а как вы с ним связаны?

— Напрямую. Он прямой начальник Воронова, и Воронов пашет на него. На Шелепина, Косыгина, Семичастного, Месяцева, Шокина... ну в общем на всех данных товарищей. Насколько я понимаю партийные расклады — Шелепин как человек крайне смелых и дерзких взглядов, ставит процветание населения и страны превыше всего — в том числе превыше идеологии коммунизма. Оксюморон в том, что именно он занял пост второго секретаря, ответственного за идеологию. Назвать его старомодным коммунистом нельзя — но и антикоммунистом тоже — скорее он человек с очень специфическими взглядами на мир. Для него в данный момент важнее Россия, сохранить, укрепить, предотвратить грядущие кризисы и коллапс, который уже показался на горизонте. Он националист, патриот, адепт Русского Мира, если так можно выразиться. Против него играет Леонид Ильич и его друзья, за исключением разве что Микояна, который вообще нейтральный дедушка и старожил. Леонид Ильич — это я вам скажу редчайший кадр. Правит по принципу "после нас — хоть потоп" — то есть строит свою личную страну мечты, которая должна быть комфортна и продержаться до его смерти, как минимум. При этом он фигура коллективная, устраивающая политбюро.