Я притих. Мне были абсолютно безразличны все эти гипотетические девушки. Я хотел... А чего я, собственно говоря, хотел? Придти к Талине со свадебным браслетом?
Мне нравилось приносить ей цветы и фрукты, болтать с ней, слушать музыку, помогать по хозяйству.
А больше мне ничего и не было нужно.
— Всё равно ничего не получится, — сказал Иджин.
— Что не получится? — переспросил я, отжимая тряпку — потоки чёрной воды устремились в ведро. Надо будет сходить набрать чистой.
Холл мы уже отмыли, оставалась маленькая комнатка, где складировали грязное бельё. Запах, тяжёлый и какой-то вязкий, плевать хотел на нашу каждодневную возню с тряпками и водой.
— С этой журналисткой. — Иджин отставил швабру и вальяжно привалился к косяку. — Её ж по кусочку сшивали. Не тело — смех сквозь слёзы. Ты что, правда не слышишь, что в городе говорят?
Я слышал. И про то, что во время войны на Островах в нескольких шагах от Талины взорвалась мина, и что шедшего впереди парня разорвало на куски, а ей всего лишь оторвало ноги, и сколько осколков вытащили из её тела врачи (соседи путались в подсчётах). Мне очень хотелось бы знать, кому когда-то хватило фантазии выдумать эту историю, а теперь не хватает совести, чтобы перестать её повторять.
Маленькие города живут слухами. Теперь здесь решили обсудить, что к Талине начал бегать тринадцатилетний пацан.
— Купи себе резиновую женщину, — в очередной раз грубо посоветовал я. — И пользоваться не забывай.
Анайя заявилась неожиданно — как раз тогда, когда мы с Талиной рассматривали фотографии. Толстый, на старинный манер переплетённый в шёлк альбом раскрыл свои тайны меньше чем наполовину. С большого чёрно-белого снимка на меня глядела Талина-подросток. Она сидела в траве под яблоней (неужели под той же самой?), отложенная книжка в мягкой обложке утонула в складках свободного светлого платья. Другая Талина, взрослая, с наметившимися у глаз мелкими морщинками и понимающей улыбкой, осторожно перевернула страницу. Я внимательно следил за её лицом.
Она сама достала с полки этот альбом. И теперь я готов был в любой момент захлопнуть его и снова спрятать среди пыльных книг. Каково ей видеть себя на беговой дорожке школьного стадиона, сидящей на развилке дерева, просто идущей к дому и понимать, что всё это исчезло навсегда? Но Талина увлечённо рассказывала о каждом снимке, вспоминала истории из детства, листала страницы то назад, то вперёд. Воспоминания не причиняли ей боли. А я... Я просто любовался тем, как ложится солнечный свет на её волосы, как скользит рукав белого платья, обнажая тонкое незагорелое запястье.
Я никогда не думал, что женщины бывают такими красивыми, пока не встретил Талину. К ней хотелось прикасаться — осторожно, нежно.
Звонок в дверь был совсем некстати.
— Открой, — попросила сидящая на полу Талина. — Не хочу опять в коляску влезать.
— Хорошо.
Я побежал к двери и повернул ключ.
— Это ты? — зачем-то спросила Анайя.
— Конечно, нет, — не мог не сострить я.
Она только пожала плечами в ответ и прошла в комнату.
— Привет. — Талина отложила альбом.
— Здравствуй, извини, что не позвонила. — Анайя поставила на пол безразмерную цветастую сумку и вытащила из неё чёрный футляр. — Я прямо из школы, они там очень хотят твою фотографию для стенгазеты. С орденом.
— Опять? — тяжело вздохнула Талина. — Можно мне хотя бы не переодеваться, а?
— Думаю, можно. В парадном платье они тебя уже в праздник щёлкнули.
— Уф, тогда ладно. Дэй, придержи коляску. — Талина схватилась за поручни и ловко втащила своё тело на сиденье. Я бы точно так не смог. — И принеси из спальни расчёску и зеркальце, если не сложно.
Я принёс. Талина вытащила из причёски шпильки и начала расчёсывать волосы. Как-то раз мне пришлось поправлять в этих волосах заколку, и я поразился, насколько они мягкие и вместе с тем тяжёлые. И прохладные — как дождь. Я бы помог ей и сейчас, Талина бы разрешила, но при Анайе было неловко.
— Орден нужен, да? — Талина закончила возиться с волосами и повернула ключ в верхнем ящике стола. Украшения у неё лежали в шкатулке в спальне, а орден — в столе, вместе со старыми письмами.
Если бордовый бархатный футляр и выцвел за прошедшие годы, то это было незаметно. Крышка тихо щёлкнула, открываясь.
Футляр был пуст.
— Куда он делся? — поражённо спросила Анайя. — Украли?
Талина не отвечала. Она сползала с инвалидной коляски, медленно-медленно, как в плохом кино. Пальцы царапали грудь, словно ей не хватало воздуха.
— Талина! — Я бросился к ней и успел подхватить. — Талина, что с вами?
Анайя вдруг схватила меня за воротник и отвесила звучную оплеуху.
— Это ведь ты, да? Ты украл? Засранец, а она тебе ещё доверяла!
— Прекратите, что вы делаете, ей же плохо...
Анайя схватилась за телефон и тут же раздражённо отбросила трубку.
— Не работает.
Хлопнула дверь — женщина побежала на улицу к автомату. Я остался рядом с Талиной, совершенно не представляя, что делать. Боялся даже шевельнуться — слышал когда-то, что потерявшим сознание людям лучше оставаться в той позе, в которой они лежат. Или нужно перевернуть человека на бок? Нет, это, кажется, только с теми, кого из воды вытащили.
— Талина, Талина, — тихо шептал я, втайне надеясь, что сейчас она откроет глаза, — вернись, пожалуйста.
Взгляд вдруг зацепился за синюю сумку, в которой она сдавала бельё в прачечную. Позавчера сумки не было — значит, вчера, когда меня не было, кто-то пришёл с доставкой.
Иджин.
В замке заскрежетал ключ. "Анайя решила нас запереть?" — не понял я, не сразу сообразив, что дверь, наоборот, открывают. Анайя влетела в комнату — и с ней какой-то мужик в спортивном костюме, будто только что с пробежки.
— Скорая помощь уже едет, — сообщила Анайя. Не мне — ему. — У вас дома найдётся кладовка или чулан, чтобы запереть вот этого, пока я ещё в полицию позвоню?
Зачем? Я так и не понял.
— Найдётся, конечно, — нехорошо прищурился спортсмен. — Отойди от неё, сопляк.
Отойти? То есть просто положить Талину на пол, как куклу? Они совсем сбрендили, оба?!
За окном взвыли сирены. Потом были люди в медицинских халатах, носилки. Какие-то сухие термины. Резанули ухо слова "сердечный приступ". Спортсмен оттащил меня в сторону от Талины, и я даже не успел спросить у врачей, как она. Выволок на улицу и двинулся к соседнему дому.
Я начал вырываться. Из рук Анайи я бы легко вывернулся и убежал, но у него хватка была железная.
— Отпустите, я знаю, кто вор!
— Это ты в полиции расскажешь, они такие байки любят.
— Но я правда знаю! Там сумка в комнате, а у него как раз вчера доставка была...
Под ногами захрупал гравий садовых дорожек. Бордовый цвет двухэтажного дома показался мне отвратительным до тошноты.
Я исхитрился и сшиб в прихожей напольную вазу для цветов — она тяжело покатилась по паркету и, словно подумав, раскололась на две неравные половины. Но этот гад даже не подумал оплакать драгоценную собственность и ослабить хватку.
На второй этаж меня буквально втащили.
— Не дёргайся, — посоветовал мужик, распахивая какую-то дверь и вбрасывая меня внутрь. — В колонии и не таких обламывали, небольшой тюремный срок парням вроде тебя только на пользу.
Для порядка я всё-таки врезал по двери пару раз. Больше для того, чтобы выпустить пар. Потом всё-таки решил осмотреться. Это была совсем маленькая комнатка на втором этаже, почти кладовка. Одно узенькое окно, за которым ничего не видно, кроме зелёных ветвей дерева. Никакой мебели, только пара пустых картонных коробок в углу. Можно сколько угодно орать, сбивать кулаки в кровь, просить, умолять, доказывать, что ты ни в чём не виноват, но всё это не прокатит. Плавали — знаем. Люди любят всё валить не на виноватого, а на удобного.
Поэтому следующие полчаса я пытался открыть окно. Плечо ныло — кажется, мне его только что едва не вывихнули. Рама разбухла и не поднималась, с неё сыпалась древесная труха. Наконец мне удалось её сдвинуть — не до конца, а так, чтобы можно было с грехом пополам протиснуться боком. Даже для тощего парня вроде меня задача оказалась нелёгкой.
Выше, чем я предполагал, намного выше. Со стороны улицы — ни карниза, ни штырей для бельевой верёвки, за которые можно было бы уцепиться. Правда, внизу растёт раскидистое дерево, но его ветки до окна всё равно не дотягиваются. Наверное, они спружинят, если я удачно прыгну.
Если не переломаю половину костей, если тонкая ветвь не выбьет мне глаза, если...
Слишком много "если".
— Твою мать, — с чувством сказал я.
Выбрался из окна — одной ногой на клятом подоконнике, одной рукой придерживаясь за край оконного проёма, толком даже не разогнуться. Ещё раз полюбовался на празднично-зелёную листву, на ряд окон в доме напротив. Совет "не смотри вниз" здесь не прокатывал. Надо знать, куда прыгаешь. Крона дерева по форме напоминает чайную чашку, надо угодить в середину, там тонких веток почти нет, а на толстых я сумею удержаться. Наверное. Как-нибудь.
Я прыгнул.
По ногам что-то ударило, падение замедлилось, под ладонями оказалась грубая кора, о которую я моментально содрал руки, но пальцы уже намертво вцепились в ветку. Так, теперь ноги. Опора нашлась довольно быстро. Через несколько секунд я рискнул открыть глаза. Упасть точно в центр не получилось, но повезло вцепиться в надёжную боковую ветку. Я осторожно выглянул из листвы. Улица была пустынной.
Значит, пока у меня есть время.
Я слез с дерева — через пару минут, когда перестали дрожать руки — и побежал через дворы и переулки, чтобы меня было сложнее найти.
Я знал, где искать Иджина. На то, что скажут обо мне Анайя, Хелена или тот сосед в спортивном костюме, было плевать. И ещё я точно знал, что Талина никогда не обвинила бы во всём меня.
Мне просто казалось, что, стоит только вернуть орден, и она обязательно поправится.
Однажды, ещё до всей этой истории с Весенней ярмаркой, мы с Иджином возвращались после доставки, забросив опустевшие сумки на плечи. На окраине замаячили заброшки. Когда-то здесь стояли самые обычные коттеджи, два или три, но потом пожар уничтожил их, а живая изгородь разрослась, быстро скрыв оставшиеся фундаменты. Кое-кто из жителей бросал там мусор, ленясь донести пакеты до контейнера в конце улицы. Как по мне, идеальное место, чтобы спрятать труп.
Иджин тогда сошёл с тротуара и исчез в кустах, видимо, рассчитывая, что я его подожду, даже если меня об этом не просить. Я пожал плечами, выудил из кармана сигареты, чиркнул спичкой, в очередной раз напомнив себе, что пора бы купить зажигалку. Хотя бы самую дешёвую, пластиковую. Ха, можно подумать, у меня есть деньки на другую.
Курить в прачечной я уже не рисковал. Хелена и правда очень боялась пожаров, и у неё была куча возможностей испортить нам жизнь. Скрыть саму привычку даже и не пытался — запах сигарет въелся в мои волосы и одежду чуть ли не с первого километра трассы. Нервно перекуривали дальнобойщики на стоянках, дым коромыслом стоял в тамбурах электричек и придорожных забегаловках, дымились недокуренные бычки на ободках вокзальных урн. К тому моменту, когда я несколько месяцев назад затянулся первой сигаретой, я уже не мыслил своей жизни без этого запаха. Поспорить с ним могли разве что "ароматы" бензина и дорожной пыли.
Иджин появился так же неожиданно, как и пропал. Просто вывалился из кустов на пару метров дальше того места, где нырнул в них. Сумка для белья на его плече топорщилась как-то по-новому. Будто в неё положили что-то небольшое, но тяжёлое.
— Идём? — спросил я, отбрасывая окурок.
— Идём. — Иджин первым двинул к освещённой фонарями улице.
— Что так долго? Очередную жертву закапывал? — Мне вспомнились собственные мысли об идеальном месте для тайного захоронения.
— Не-а, клад искал, — неразборчиво отозвался Иджин. Когда мы вернулись в подвал, оказалось, что в сумке у него болтается початая бутылка дешёвого виски. Всё верно, если на наше курение за стенами прачечной Хелене было плевать, то за пьянку она могла и вломить. Так что на месте Иджина я бы тоже не стал держать бутылку в рюкзаке, есть шанс случайно нарваться. Он предлагал выпить и мне, но я не рискнул. С пивом и вином успел к тому времени познакомиться довольно близко, а вот виски могло меня и свалить.
Потом меня ещё раз занесло в тот район, и я решил посмотреть, куда лазил Иджин. За кустами оказалась непролазная грязь. Подсушить это болото не могло даже выглянувшее солнце. Чуть дальше — неглубокий замусоренный овраг. Почерневший от копоти фундамент понемногу крошился. Внутри было почище — только земля и несколько чахлых островков прошлогодней травы. Случайный человек не обратил бы внимания на остатки дома, но я знал, что ищу, и довольно быстро обнаружил расшатавшиеся кирпичи в углу, а за ними — углубление размером с коробку для обуви. В тайнике Иджин прятал уже знакомую мне (или точно такую же) бутылку с виски и плотно заклеенный скотчем пакет с травой. То, что нельзя было держать в подвале прачечной.
Разумеется, я ничего не собирался оттуда брать или говорить Иджину, что вычислил его захоронку. Мне просто было интересно проверить свои догадки.
А потом он пристал к девушке, я врезал ему, он мне, мы оказались в участке — и всё это стало неважно.
Но теперь я знал, где искать.
Иджин был там. Сидел на остатке кирпичной стены, попивая пиво из жестяной банки. На его чёрной майке вызывающе блестел орден.
— Отдай, — сказал я, требовательно протягивая руку. — Ты всё равно его не продашь, только на слом. А золота там слишком мало.
— Много ты понимаешь, — пожал плечами Иджин. — Даже если на распил нужному человеку — это такие деньги, какие тебе и не снились. Золото, не фигня какая-нибудь.
— Ну ты и мразь, — выдохнул я сквозь стиснутые зубы. — Гнида.
Надо было бить, но меня вдруг будто парализовало. Руки дрожали от желания вмазать по самодовольной Иджиновой роже, а тело не слушалось. Иджин допил последний глоток из банки, смял её и отбросил в кусты. Поднялся, неторопливо подошёл ко мне, окинул оценивающим взглядом, словно увидел в первый раз.
— Может, тебя с собой взять? Я всё равно валить из города собирался. А ты вроде не дурак. И драться умеешь, я тогда вообще от тебя ничего подобного не ждал.
И он по-приятельски хлопнул меня по плечу, будто ничего не было. Будто Талина не осела на пол, расширившимися глазами глядя в никуда. Я ударил его головой в лицо, как в кино. Кажется, сломал или просто разбил нос, потому что Иджин охнул, закрывая лицо рукой, и между пальцев просочились капли крови. Его секундного замешательства мне хватило, чтобы вцепиться в орден и рвануть его на себя. Цепочка не лопнула, а я оказался слишком близко к Иджину. Получил короткий удар в живот и скорчился на земле. Иджин закинул на спину рюкзак, собираясь уходить. Я выбросил вперёд руку, цепляясь за один из пижонских ремешков на его штанах, этот ублюдок поскользнулся и рухнул в грязь. Поднялся на четвереньки. Я вновь бросился на него, на этот раз со спины, цепочка ордена опять попалась мне под руки. Может, раз она не рвётся, удастся хотя бы придушить Иджина. Он захрипел — звенья вдавились в горло, чётко отпечатавшись на коже. Иджин вдруг дёрнулся, сбрасывая меня. Теперь он разозлился всерьёз и не собирался просто так повернуться и уйти. Я увидел над собой его искажённое яростью лицо. Получил по зубам, едва не взвыв от боли.
