Когда я подбежал к двери гаража, то увидел, как отец нырнул в погреб. В этот погреб он не пускал никого и никогда. Говорил, что там хранятся заряженные селаки и что детям их трогать нельзя. Вначале я верил, потому что отец и в самом деле доставал оттуда аккумуляторы, а потом возвращал после зарядки. Но у других ребят родители хранили селаки в доступных местах, и ничего не случалось. Я точно знал, что отец что-то прячет в погребе, но никогда не имел возможности проникнуть туда и посмотреть. Один-единственный раз я попытался это сделать, но отец обнаружил попытку взлома и очень серьезно меня наказал. Так серьезно, что до сих пор боязно вспоминать.
И вот теперь он полез в погреб, не обращая внимание на то, что я рядом! Но я не пошел в гараж, боясь, что отец на меня накричит. В тот момент я боялся отца даже больше, чем неведомых инопланетников, которые уже улетели.
Отец возился довольно долго, по крайней мере, мне так показалось. За это время мама, которая проснулась, еще когда я прибежал домой, оделась и вышла, чтобы выяснить, что происходит. Увидев распахнутый люк погреба и свет, идущий оттуда, она внезапно посерьезнела, повернулась и быстро пошла в дом. Я ничего не понимал.
Наконец отец вылез наружу. Я от удивления потерял дар речи. На голове его красовался полушлем, закрывающий верхнюю часть лица, тело было упаковано в костюм военного образца, с мышечными усилителями — я такие видел только по кадевизору. А на правом предплечье висела трубка с шариком на конце. Точно такие же я видел у инопланетников в лесу. Ручной резонатор! Откуда это все у отца?
Он легко выпорхнул из люка, благодаря усилителям одним движением выскочил из гаража. Потом повернулся ко мне и сказал:
— Быстро собирай вещи, какие тебе нужны. У тебя пять минут на сборы.
И сам побежал в дом. При этом скользил неслышно, словно тень, плавно обходя препятствия, мягко ставя ноги.
Когда я снова забежал домой, то увидел, что отец сидит перед персональным ганом и что-то ему говорит вполголоса. Прислушавшись, я разобрал только несколько слов: "помощь", "запасной вариант", "пункт двадцать один". Мама уже успела полностью одеться и разбудить Ларису — мою сестренку. Та сонно всхлипывала, но старательно натягивала теплый свитер. Мама в это время лихорадочно бросала в пакеты продукты из холодильника, практически не глядя, что берет. При этом она как-то странно косилась на отца.
Я стоял посреди всего этого и не понимал, что происходит и что мне делать. Подумав, я полез в свой стол и достал школьный табель. Потом альбом с сергерографиями. Потом, увидев, как тепло укутывается Лариса, решил тоже одеться потеплее и полез в шкаф. Когда пять минут прошли, я только-только успел надеть теплую кофту и отыскать вязаную шапку.
В этот момент отец выключил ган и встал. Я быстро схватил альбом и табель и ожидающе посмотрел на него. Он повернулся ко мне, увидел, что я держу, подошел, отобрал и то, и другое и положил на стол.
— Тебе это не понадобится, сынок. Помоги лучше маме. Я буду в гараже. И поторапливайтесь!
Последнюю фразу он сказал маме. Та кивнула в ответ и захлопнула холодильник. Всучив мне два пакета, она приказала тащить это все в гараж. Сама же принялась наполнять большую бутылку питьевой водой. Сестренка, уже одетая, тоже схватила один пакет и шла следом за мной.
Ворота гаража были распахнуты настежь. Отец успел выгнать машину и открыть багажник. Я дотащил свой груз и положил его в грузовой отсек. Потом помог сестренке закинуть ее пакет. Отец молча сидел за рулем и ждал. Глаза его, скрытые маской, я не видел, но чувствовал, что он на взводе.
Наконец вышла мама, держа в одной руке бутыль с водой, а в другой — еще один пакет с провизией. Она начала закрывать дверь, собираясь закрыть ее на кодовый замок, но ее остановил окрик отца:
— Брось! Давай быстрее!
И сделал нам с Ларисой знак, чтобы мы залезали на заднее сиденье. Мы подчинились.
Мама закинула свой груз в багажник, села рядом с отцом, аккуратно пристегнула ремень, после чего сказала нам, чтобы мы пристегнулись тоже. Пристегиваясь, я обнаружил под ногами какой-то металлический ящик, длиной сантиметров пятьдесят, в ширину и в высоту — сантиметров по десять. Он стоял как раз между маминым и папиным сиденьями. Я случайно стукнул его ногой, на что отец тут же резко мне сказал:
— Не трогай ящик! Вообще не прикасайся к нему!
Мама покосилась на ящик, но никак не прокомментировала. А я прижался к двери машины, чтобы ненароком не задеть злополучный ящик еще раз.
Отец отдал команду атигану машины, тот передал ее воротам, выходящим на улицу. Ворота неторопливо открылись. Отец дернул ручку, и машина рванулась с места на улицу. Сделав крутой вираж, мы выскочили на проезжую часть и понеслись прочь. Я оглянулся назад, провожая наш дом, смотря на то, как медленно закрываются ворота в ограду. Когда мы проносились мимо соседского дома, я увидел Димку — соседского мальчишку, с которым мы были приятелями. Он стоял у ворот — видимо, как раз шел домой, наигравшись с другими мальчишками. Димка с недоумением проводил взглядом нашу машину, увидел меня, махнул рукой. Потом мы свернули за угол.
Колесная машина с селгенстовым двигателем — это страшная вещь! Она рвала с места так, что чудовищным прессом вдавливало в сидение, а при резком торможении казалось, что тело будет разорвано ремнем безопасности. Отец гнал, не жалея ни машину, ни нас. Машина, вообще говоря, была вездеходом — как раз для нашей местности. Но на резких поворотах ее заносило так, что казалось, будто сейчас мы опрокинемся. Однако отец всегда в последний момент успевал ее выровнять.
Мы быстро выскочили из поселка, а потом погнали по проселочной дороге, ведущей в тайгу. Я не понимал, почему отец выбрал именно это направление — там же не было никакого жилья. Через несколько десятков километров дорога упиралась в заброшенную деревню и превращалась в просеку. Я в тех местах был лишь однажды и не знал, что там могло понадобиться отцу.
Наша машина летела с выключенными фарами. Я в ужасе сидел, ежеминутно ожидая, что отец не впишется в поворот и мы врежемся в какое-нибудь дерево. Однако этого не происходило. Машина, не сбавляя скорости, проскакивала все повороты, объезжала ямы, которые я замечал, только когда они оказывались прямо перед носом.
Сначала я недоумевал, пытаясь разгадать, как отец умудряется ориентироваться в полной темноте. Потом до меня дошло. Он же был в шлеме, точнее, в полушлеме-наводчике! А на левой руке у него был закреплен прибор, который я не сразу разглядел — портативный обстовизор. Благодаря ему отцу вообще не нужен был свет — он видел все, что творилось вокруг, а также в воздухе и под землей.
Это меня успокоило, однако зверская болтанка не давала почувствовать все радости жизни. Я мучительно боролся с тошнотой, проклиная старинное изделие на колесах, в котором даже не предусмотрели гравикомпенсатор. Отец говорил, что раньше это чудо техники вообще ездило на двигателе внутреннего сгорания, сжигая жидкие нефтепродукты. Воняло, говорят, ужасно. Хорошо хоть, что селгенстовый двигатель ничем не пахнет и является гораздо боле экономичным. Но от болтанки это не спасает.
Нас с сестренкой мутило, но мы терпели. Мама заметила наши мучения и попросила отца:
— Может помедленнее? А то детям совсем плохо.
Отец ответил сквозь зубы:
— Ничего, потерпят. Даже если сиденья запачкают — ерунда. Лишь бы уйти подальше до того, как охота начнется всерьез.
— А что, кстати, произошло? Я так и не поняла. Денис что-то говорил, но я спала, поэтому не расслышала.
— Криссиане тут были, он их видел в лесу! Вооруженные. Улетели на зайоне. Зайоны часто используют в разведывательных операциях — могут садиться где угодно, засечь их тяжело.
— Думаешь, это за нами?
— У тебя есть другие варианты? Что им может понадобиться в таком глухом месте?
Родители снова замолчали. Выл двигатель, скрипели колеса, в днище стучали камни, вырываемые ими из дороги. Внезапно мама заговорила снова:
— Слушай, я только сейчас вспомнила! Сегодня днем видела Лидию Николаевну, директора школы. Так вот, она говорила, что утром ездила в райцентр, в управление образования. И там ей сказали, будто вчера к ним заходил какой-то инопланетник. Сказал, что интересуется, как у нас поставлено обучение в удаленных районах. И, в частности, хотел побеседовать со мной. Попросил адрес. Лидия Николаевна адрес ему не дали, уж очень он был странный. Грубый какой-то. Правда, я слышала, что все дожвелигнийцы грубые, поэтому неудивительно.
— Дожвелигниец?! — воскликнул отец. — Только этого мне еще не хватало!
И прибавил скорости.
Так мы мчались по дороге минут двадцать. Постепенно я начал думать, что отец зря паникует, что все это перестраховка. Мои успокоительные мысли были прерваны внезапным выкриком отца:
— Черт!
И ночь вдруг стала светлой как день, потому что позади нас вспыхнуло небольшое солнце, осветив окрестности на много километров вокруг. Всего на мгновение. Стала видна дорога, петляющая по склону холма, забирающаяся вверх. Резко пролегли тени под вековыми соснами. Я обернулся и успел увидеть белые отблески за деревьями. Это светился сам воздух, оказавшийся в эпицентре.
— Отвернись! — заорал отец. Я быстро повернулся назад.
— Всем открыть рты и не закрывать! — добавил отец, продолжая гнать машину.
И нас нагнала ударная волна! Оглушающий рев набежал сзади, ударил в машину, ее слегка подбросило, а перед нами заклубилась пыль, потревоженная потоком воздуха. Я увидел, как дрогнули ели на вершине холма, как пригнулись под действием страшного удара. У некоторых отломило вершины. На дорогу посыпались шишки, ветки, хвоя. Но, к счастью, сами деревья не падали, выдержав ударную волну.
— Успели отъехать, там килотонн пять-десять было, не больше. Здесь уже слабо достало, — прокомментировал отец.
— Что это было? — в ужасе спросила мама, оглядываясь назад.
— Селгенстовая бомба. Хорошо, что обстовизор — боевой, успел фильтр автоматически включиться, иначе бы сожгло.
— А это взорвалось... взорвалось в поселке? — спросила мама, дрогнувшим голосом.
Отец ответил не сразу. Когда он заговорил, голос его был глухой:
— Прости, я не мог их спасти. Я даже не предполагал, что они решатся на такое. Думал, я им нужен живой.
— Неужели, неужели вот это, — мама ткнула в ящик между сидениями, — стоит больше, чем сотни, чем тысячи жизней?
Голос ее дрожал, она была готова расплакаться.
— Оно стоит больше, Юля, — ответил отец. — Оно стоит больше, чем даже миллионы жизней.
Потом он добавил, обращаясь ко мне:
— А ты чего головой вертишь? Скажи спасибо, что стекла с затемнителем, а то бы вмиг ослеп!
— А радиация тут не достанет? — беспокойно спросила мама.
— Нет, не должна. При селгенстовом взрыве радиация слабая, причем в основном альфа— и бета-лучи, плюс нейтроны. Поселок в низине был, почти вся проникающая радиация в землю пошла. Даже селгенстовые возмущения тут относительно слабо ощущались. Остаточная радиация, конечно, есть, но она нас не догонит.
Дальше мы почти не разговаривали. Отец снизил скорость, и нас перестало так сильно бросать во все стороны. Ларисе полегчало, она даже задремала. А я спать не мог. Перед глазами стоял Димка, его лицо и то, как он махнул мне на прощание рукой. Было как-то странно, несправедливо и больно понимать, что Димки больше нет. И его родителей тоже. И школы нашей нет. И вообще ничего и никого больше нет. И не будет.
Непроизвольно проступили слезы. Я отвернулся, и сделал вид, что смотрю в окно. Мужчинам слезы показывать нельзя, отец всегда это говорил. Я в первую очередь, пытался скрыть их от него. Глупо, конечно. У отца ведь был селгенст, с помощью которого он мог меня видеть, даже не поворачивая головы. Но отец сделал вид, что ничего не заметил, продолжая сосредоточенно крутить баранку.
Заброшенной деревни мы достигли примерно через полчаса. На самом деле это место даже заброшенной деревней нельзя назвать, потому что от нее не осталось вообще ничего, кроме обширного поля, где она когда-то стояла. Лишь несколько берез и тополей напоминали о том, что тут когда-то жили люди. Отец остановил машину и сказал, что мы можем пять минут подышать воздухом.
Я вылез из машины и принялся разминать затекшую спину и ноги. Воздух был свеж и прохладен, в соседней роще пронзительно кричала какая-то птица. Я задрал голову и взглянул на небо. Звезды и луна, больше ничего. Ну, плюс спутники, но мне до них не было никакого дела. Главное — никаких звездных кораблей!
Тем временем Лариса тоже кое-как выползла из машины
Мы стояли и дышали полной грудью, наслаждаясь покоем и тишиной. Никто, кроме отца, не знал, куда и зачем мы едем. Может быть, мама догадывалась, я не знаю. Отец не выходил, просто сидел, открыв дверь. Сидел неподвижно, словно изваяние. Наконец он повернулся к нам и скомандовал:
— Все, поехали!
Мы сели, и машина тронулась дальше.
Как я уже говорил, дальше от деревни шла просека. Точнее, то, что когда-то было просекой. Все уже успело зарасти высоким подлеском, машине приходилось в буквальном смысле продираться сквозь заросли, надсадно гудя мотором. К счастью, наш вездеход был предназначен как раз для такого рода поездок, поэтому подобные препятствия для него не были помехой. Но скорость резко упала. Вдобавок время от времени приходилось объезжать поваленные деревья.
А потом дорогу преградила огромная разлапистая сосна, упавшая поперек просеки. Толстые ветки не давали стволу упасть на землю, держа его на уровне человеческого роста. Объехать неожиданное препятствие не было никакой возможности.
Отец остановился, вышел из машины и внимательно осмотрел сосну. Потом вернулся и полез в "бардачок". На свет был извлечен рулон толстого троса. Вот уж не думал, что отец возит в машине селговод! Затем отец полез под свое сиденье и вытащил металлическое кольцо с небольшим "хвостиком". Кольцо мне тоже было знакомо — это было не что иное, как "резак" — атомарный сдвигатель, которым можно перерезать любой предмет. Работающий на том же принципе, кстати, что и рассекатель, из-за чего его не найти в свободной продаже. Уж очень просто его превратить в оружие.
Отец вытащил все наружу. Первым делом он разомкнул "кольцо" и обернул его вокруг ствола. "Резак", насколько мне было известно, можно было надевать даже на очень толстые предметы — он легко вытягивался. Затем отец подключил его к одному концу селговода, размотал трос и подключил второй конец к специальному выводу под капотом. Наличие селаков имеет свои преимущества — можно не думать о том, где брать сэнергию в поле. Отец потянулся в кабину, нажал на кнопку и тут же отпустил ее.
Ствол дрогнул и с треском "выстрелил", разделившись в том месте, где находился "резак". Обе половинки дерева закачались, пружиня на ветках. "Резак" остался висеть на одной из половинок. Отец внимательно осмотрел прибор, убедился, что тот не пострадал при разрыве ствола, после чего переместил "резак" метра на четыре по стволу и снова нажал кнопку. Отрезанный кусок свалился на землю, освободив проход, достаточно широкий для того, чтобы мы могли проехать.
