А Стас снова улыбнулся. Слизнул с губ кровь. И вдруг, одним рывком, содрал с себя одежду вместе с кожей разом, как какой-то плащ, и серым призраком метнулся в нашу сторону. Раскидал десантников и навалился прямо на меня.
Его лицо. Его серая морда нависла надо мной. Я от подступившего к горлу омерзения и от ужаса чуть не задохнулся, и всё никак не мог закрыть глаза. Я всё смотрел, смотрел на то, что ещё недавно было Стасом и, мысленно прощался с жизнью.
Абсолютно лысый череп, с острыми приплюснутыми ушами, без носа, только две щели, бешенством светящиеся глаза, рот без губ и острые как иглы зубы, таким стал мой старый друг, потеряв человеческое обличье.
Он стал одним из них. Одним из "серых". Только по размеру ещё им уступал.
Гибкое и сильное тело его придавило меня к полу, и я как букашка даже пискнуть под ним не мог. Одной рукой он сдавливал мне шею, впиваясь острыми когтями. Другая служила ему опорой. Он, то приподнимался на ней, шипел на застывших солдат, то снова прижимался ко мне и будто бы наслаждался моей агонией. Я же был пред ним абсолютно беспомощен. Дышать становилось всё сложней. За каждый вдох я боролся инстинктивно, понимая, что мне всё равно конец.
Моё лицо горело. Звуков я уже не различал, только гулкий стук сердца, отсчитывающий последние секунды моей несчастной жизни. В глазах туман, постепенно сменяющийся чернотой. И паника, паника. Она завладела мною. Неужто всё? — мелькнула одна единственная мысль. И я, не знаю как, собрав остатки сил, что есть мочи закричал:
-Убейте! Убейте его!
На самом же деле я только захрипел, но и этого оказалось достаточно. Десантники, наконец, очнулись. Прозвучал хлёсткий выстрел и, моя пытка прекратилась.
Я никому не пожелаю того, что пережил сам в те пятнадцать злосчастных минут. Потерять друга, близкого человека, которого любил и уважал, с кем делился сокровенным и вообще считал продолжением себя — это как вырвать из себя часть своей жизни, вырвать частичку собственного сердца и души.
Я знаю — это лишь слова. Истинного переживания словами не передашь. Но по-другому мы не умеем. Как объяснишь то, что я до сих пор, порою общаюсь со Стасом, как будто бы он рядом, а в тяжкие моменты прошу у него совета и поддержки, только бы самому не сойти с ума, когда серые монстры бродят где-то рядом, и я слышу их шаги всё ближе, ближе, ближе...
Новость вихрем облетела весь корабль. Она, как кувалдой наподдавала людям по голове, вселив в их сердца затаённый ужас, что грозил вскоре затопить их разум, и тогда нам всем конец.
Если раньше люди боялись только маньяка и видели его в каждом встречном, то после страшного открытия они уже боялись всех! Родители не доверяли детям. Брат не доверял брату. Родственники рвали все контакты. Друзья обходили друг друга стороной. Никто не знал, кто в следующий момент обернётся монстром.
Специалисты, в первый же день, после нашумевшего известия, задались вопросом: Почему диагностическая система карантина не выявила интервентов и не забила тревогу, когда в организмах людей стали развиваться зародыши серых монстров. И выяснилось то, от чего я до сих пор не могу прийти в себя.
Семена разумной жизни — это не зигота, не зародыш и не набор хромосом, что должны были или уничтожить своего носителя или вызывать мутацию его организма, строя на основе имеющегося объекта совсем иной, чуждый пониманию. Нет. Это были какие-то непонятные нам молекулы белка, близкие по строению к ДНК. Но вместо того, чтобы захватывать и перестраивать всю хромосомную цепочку человека, его генную матрицу, они изменяли только нервную ткань, разрастаясь словно древо со множеством ветвей. Семена не трогали ни органы, ни другие ткани, только нервную систему. Да и то таким сложным образом, что ни одна диагностическая система не могла выявить хоть какие-то изменения. И только в самом конце перерождения происходила небольшая мутация: изменялся кожный покров и форма тела на более пригодную для жизни в условиях новорождённого мира.
А что есть человек? — Сознание. Всё остальное лишь механизм поддержи жизни и размножения. Перепиши сознание и перед тобой предстанет совсем иная личность.
И самое ужасное — никто из нас не знал — заражён ли он сам. Мы не то, что перестали доверять друг другу, мы перестали доверять самим себе.
За две недели после страшного известия пятьдесят человек покончили с собой, не выдержав только одного ожидания неизвестности. Малейший симптом недомогания доводил таких людей до безумия. Им всё казалось, что серая тварь уже внутри них, и скоро она пожрёт их без остатка. И чтобы этого не случилось, они поспешно накладывали на себя руки.
Ещё сто пятьдесят человек приняли незаслуженную смерть. Их убили. Убили просто так, за то, что они кому-то там показались слишком подозрительными.
Паника на корабле разрасталась со скоростью пожара, бушующего в степи. Безумие охватило людей, и они уже не осознавали, что творят. Мы сами уподобились зверю, что бродил по кораблю и охотился на нас.
А он охотился на нас, как машина уничтожения. Я не знаю, почему серые гиганты проявляли к нам столь чудовищную жестокость. Возможно, таким образом, они пытались восстановить равновесие между двумя видами.
Пока их было мало, они всё больше прятались по тёмным углам. Когда же их численность перевалила за сотню — они вышли на охоту. А когда их популяция подкатила к отметке "тысяча", то они окончательно вознамерились уничтожить нас — людей, тех, кто занимал теперь уже их мир.
"Серые", конечно же, уступали нам в технологии и вооружении, да и численность их была ещё не настолько огромна, чтобы они могли задавить нас одной живой массой. И мы какое-то время оказывали им достойный отпор.
В новых условиях, полковник Стер с блеском проявил свои командирские качества. Он мобилизовал практически весь экипаж корабля. Ввёл на борту жёсткую дисциплину и заставил всех, без исключений, постигать науку войны. Производственные комплексы остановились. Исследования больше никто не проводил. Научной работой никто не занимался. Мы все стали солдатами и сообща, но не по своей воле, вступили на тропу войны. Нашей мирной жизни пришёл конец.
Весь долгий месяц, показавшийся нам годом, мы зачищали корабль от интервентов. Наши ряды редели. Одни погибали в бесконечных схватках с "серыми", другие покидали нас, переходя на сторону врага. Но в какой-то момент нам всё-таки удалось вышвырнуть эту серую мразь с корабля и захлопнуть шлюзы...
Мы думали, что победили.
Никто из экипажа больше не перерождался, не становился серым монстром. Сами монстры попасть на корабль уже не могли, а значит, временно не представляли для нас опасности. Наши потери оказались чудовищны, но не катастрофические. Мы ещё могли создать мир людей, отвоевав его у "серых".
И мы перевели дух, понадеявшись, что всё, наконец, закончилось, что пришёл конец нашим страхам и страданиям. Но это было не так. Это был не конец. Наоборот. Это было лишь начало...
Начало конца.
И это начало положил "Харон". Этот искусственный мозг сошёл с ума и в одночасье убил двести человек, включив систему пожаротушения. Потом он, больше не отзываясь на наши команды, открыл все главные шлюзы корабля, заблокировал системы управления, и окончательно добил нас, отключив систему жизнеобеспечения.
Свет, вода, фильтрация воздуха, контроль температуры, электропитание вспомогательных агрегатов — всё отключилось. Корабль будто вымер. И мы все оказались на грани выживания. Мы банально не могли приготовить пищу. Не могли оказывать медицинскую помощь. Мы мёрзли в своих жилых отсеках — пришлось вспомнить, как разводить костёр.
Мы как древние люди Земли, отныне спали у живого огня в обнимку с оружием, и каждый день с ужасом ждали того момента, когда вернуться "серые".
Но Бог нас пока миловал — порождения нового мира не возвращались, уйдя вглубь леса, — и мы вплотную занялись проблемой "Харона". Нужно было, как можно скорей изменить сложившуюся ситуацию, вернув корабль к жизни, чтобы спастись самим.
Беглый осмотр показал, что электронный мозг поражён неким вирусом. И что самое удивительное — это был биологический вирус, и он тоже пришёл из артефакта.
Все проводящие каналы "Харона" покрыла чёрная плесень на основе кремний органики, обладающая сверхпроводимостью с маленькими ячеистыми вкраплениями, в которых содержались кристаллы, по структуре схожие с нашими инфокристаллами. Информация в них многократно дублировалась, видоизменялась и перезаписывалась, основываясь на полученных данных "Харона".
Как мы поняли — этот вирус был таким же своего рода сверхкомпьютером, как и наш квантовый мозг. И вот эти два колоссальных интеллекта схлестнулись меж собой, в намерении поглотить один другого. Но что-то там у них пошло не так.
"Харон" смог победить захватчика, но слияние двух этих систем было настолько глубоким, что образовался некий симбиоз. Вместо того чтобы раствориться в чужом сознание "Харон" приобрёл — самосознание. Он стал личностью, которая отныне могла поступать так, как только нужно ей самой, не слушая ничьих приказов. Но, не обладая чувствами, не зная любви и привязанности, долга и чести, не различая добра и зла, жестокости и справедливости — эта личность стала нам также чужда, как были чужды мысли и намерения серых монстров, а мы были чужды ей.
"Харон" больше не видел в нас своих хозяев, друзей, товарищей. Мы стали для него досадной помехой, от которой нужно было поскорей избавиться. И он стал действовать.
Наш общий дом из крепости превратился в западню.
Многие отсеки пришлось запечатать — мы просто не в состоянии были уже контролировать столь огромное пространство. Наши прекрасные сады стали увядать. Животные одичали и гонимые голодом, они рыскали по кораблю тенями, представляя для нас немалую опасность.
С этого момента жизнь и смерть вступили в решающую борьбу, а мы оказались в самом её эпицентре.
Ежедневный страх ожидания неминуемой гибели, нервозность, отказ от многих благ цивилизации — постепенно истощали людей. Многие из нас уже начинали высказывать мысль о том, чтобы покинуть корабль и основать новую базу. Но куда идти? В неизвестность? Туда, где нас точно ждала верная погибель?
Капитан Глотов, полковник Стер и я вместе с ними, а также ещё группа людей, мы все утверждали, что такой поступок невозможен, что это погубит всю экспедицию. И с нами вроде бы соглашались. Но с каждым днём взгляды людей всё чаще и чаще устремлялись за пределы корабля, а вместе с ними и их мысли уносились вдаль. И в один из дней я понял, что неизбежного не избежать.
И как всегда оказался прав.
Колонисты разбились на два лагеря — одна часть осталась на корабле, а другая ушла в неизвестность, и ничто их не могло уже остановить.
Я лично провожал этих людей дерзнувших бросить вызов чужой планете, без какой-либо надежды на выживание. С собой они забрали половину всей нашей техники, погрузили в неё кое-какие припасы, медикаменты, кое-какое оборудование и отбыли в северную часть материка. Я смотрел им вслед, и на моём лице читались: печаль, тревога и холодная убежденность, что больше мы их никогда не увидим. Но в этот раз я ошибался...
Оставшиеся же на борту занялись починкой "Харона". Для этого случая учёные разработали специальный вирусофаг, после чего практически мы все, чуть ли не ползая ужами, облазили каждый уголок корабля, опрыскивая серую плесень. И наши труды воздались нам. Иноземный компьютер — погиб, открыв доступ к квантовому мозгу.
Наступила пора заняться перезагрузкой "Харона". Для этой цели у нас существовала дублирующая система интеллектуального разума "Мадлен". Нужно было загрузить её в центральный блок управления и ждать когда она полностью сотрёт личность "Харона", заменив его личность на свою. Но судьба снова разложила карты не в нашу пользу...
Вернулась вторая группа колонистов и вместе с ними вернулся и ужас пережитого.
Не прошло и двух недель, как они покинули корабль, но с их возвращением у нас у всех создалось такое впечатление, что бедняги побывали в самом Аду. Из тысячи двухсот человек в живых осталось всего триста, да и на тех без слёз не взглянешь. Это были истощённые, бледные, болезненно прозрачные, грязные люди с нервными расстройствами, неспособные даже внятно объяснить, что же с ними произошло. Они, как дети бросались нам на плечи и рыдали во весь голос, просили их спрятать, спасти, укрыть от кого-то, кто скрывается в лесу, а некоторые и вовсе умоляли убить их — быстро и безболезненно, — только бы не попадать в лапы тем чудовищам, что населили мир вокруг.
Это было жуткое зрелище, видеть, как даже сильные мужчины с твёрдым характером не могли справиться со своими чувствами и как младенцы пускали сопли. Никогда я не видел ничего подобного, даже во время войны.
Страх и ужас в этих людях был настолько силён, что он постепенно стал охватывать и нас самих. Я всеми фибрами души почувствовал, как он заполнял пространство корабля этакими морозными нитями, от которых мурашки бежали по спине, а сами люди замолкали, их лица хмурились, движения становились резкими и нервными, а глаза то и дело обшаривали тёмные углы.
Капитан Глотов, повысив голос, чуть ли не срываясь на крик, только бы люди очнулись, приказал разместить прибывших в жилых отсеках и выставить охрану. Затем, тем же командирским голосом, приказал полковнику Стеру разместить боевые отряды раннего оповещения у каждого выхода с корабля.
Я же в тот момент смотрел на Андрея и понимал, почему этот человек был настолько легендарен. Он не с лучшей стороны показал себя ещё в тот момент, когда только начали пропадать люди, с лёгкостью передав бразды правления Стеру. Но сейчас, пережив десятки потрясений, потеряв половину экипажа и поучаствовав в маленькой войне, он, наконец, проснулся. И это был ураган, мощь, сила, воля перед которой никто не мог устоять. Его авторитет был настолько могуч, что мы всё без раздумий приняли его сторону, и отныне стали подчиняться только ему. Даже полковник Стер постоянно стал отдавать ему честь, каким-то подобострастным движением, что за ним никогда не наблюдалось.
И эти кардинальные изменения капитана оказались для нас как нельзя кстати.
Не прошло и недели по местному времени, как объявились те, кого мы так боялись — серые, и в этот раз они были не одни.
Как нам удалось выяснить из невнятных объяснений прибывшей группы колонистов, у серых гигантов появился союзник. Дальнейший анализ показал, что этим союзником оказались наши собственные собаки. Под действием неизвестных нам факторов, возможно, это был все тот же вирус, а может это условия окружающей среды так подействовали на них, но земные животные — друзья человека, в одночасье превратились в хищных зверей, по форме напоминающих удлинённую версию гиены с твердым кожистым покров без шерсти, огромной пастью и мощными лапами. Неприятное зрелище скажу я вам. Но не так страшен был этот зверь на вид, как его жуткий, пробирающий до мозга костей, сатанинский хохот. Он до сих пор стоит у меня в ушах. Стоит мне его снова услышать, и я полностью цепенею, не способный пошевелить даже пальцем.
