А в глазах его читалось: уберите её от меня, иначе не будет суда. Мой сын желал растерзать голыми руками ту, что посмела отнять жизнь Раяны.
Но суд должен быть.
Император не может позволить себе, просто, убивать преступников. Потому что отныне любое его действие — пример для подданных. Месть могла себе позволить девочка из умирающего мира, восьмая императорская наложница, и, даже, пятый принц, но не правитель Империи, который желает изменить к лучшему сторону свою страну.
Глав 51
Ритуалы.
Традиции.
Церемонии.
Золотой Город заполнен ими. Он построен из них, как стены, укрывающие это место от посторонних глаз построены из камней и дерева. Строгая иерархия и безоговорочное подчинение позволяет сохранять порядок и столь лелеемую тут гармонию.
Шен, пожалуй, единственный, кого Джиндзиро готов услышать, отговорил бывшего воспитанника первой отнести на погребальный костёр Раяну.
— Эта скорбь не только Ваша, мой Император. Но такой жест может оскорбить придворных.
— Да какая разница, если завтра я вынесу приговор бывшей Императрице и нескольким вдовствующим наложницам? — метался по своим новым покоям мой сын. — Если объявлю, что не стану собирать гарем. Что женюсь на Лише.
— Вы не станете объявлять о нежелании формировать гарем в ближайшие полгода. От вас, конечно, ждут, что вы сразу же после восшествия на престол возьмёте в наложницы девушку из благородной семьи. Как это делали ваш отец и дед. Но вы всегда можете отговориться трауром. Так поступил ваш прадед. И смею вам напомнить, женитесь вы на Ишикара Юмин. Сороковая наложница Императора Исао Лиша сегодня умерла! — Чтобы немного смягчить свои слова, Шен осторожно коснулся плеча Джиндзиро. — И вы не сможете осудить бывшую Императрицу публично. В данной ситуации это может вызвать ненужные волнения. Та женщина отправится во дворец Скорби и останется там до своей смерти. Суд над наложницами, хоть и нарушает устои, но, когда традиции покрывают преступников — это всегда вызывает протест в сердцах людей. Преступления их ужасны, а доказательства их вины будут неопровержимы. Так что завтрашний суд не принесёт слишком много волнений. Да, будут пересуды, но ничего серьёхнее.
— Шен, меня всё равно нарекут жестоким тираном. Рано или поздно, — голос моего сына звучал глухо и тихо. — Потому что лишь тиран сможет разрушить то, что строилось поколениями.
Линшен тяжело выдохнул и шепотом попросил:
— Лис, пожалуйста, не дразни ветер — накличешь бурю. Многие любят тебя. Многие в тебя верят. Они оправдают любое нарушение традиций, если им объяснить с чем это связано. Но не надо давать им повод считать тебя бессовестным самодуром. Это навредит не только тебе. Раяну уже не вернуть. Хочешь потерять остальных? Потому что они будут платить своими жизнями, если ты затеешь ссору со всем миром. Чему я учил тебя все эти годы? Скажи мне: чему я тебя учил?
Жестокий удар. В самое сердце. От него мой сын не может увернуться. Шен для Джина очень важен. Не только, слуга, но и первый друг. Этот человек всегда олицетворял всё лучшее, что мой ребёнок видел в людях, ради которых и решил строить великое светлое будущее.
— Ты учил быть осторожным, — ответил юный Император, как в детстве, утыкаясь лицом в плечо наставника, который часто был ему за маму, папу и старшего брата.
Шен крепко обнял того, кого любил, как родного сына и продолжил, уже не понижая голоса:
— Сначала огню предадут тело прошлого Императора и будет совершенна молитва. Потом — тела обоих принцев. Молитва. Лишь после этого придёт время наложницы Лиши. И снова молитва. Вам предстоит зажигать погребальные костры, чтобы выразить свою скорбь и уважение. Сегодня необходимо поститься и провести ночь в бдениях. Поэтому после завершения церемонии прощания присутствующие отправятся в Императорский зал. Там будет ждать скромная трапеза. По её окончанию мы отправимся во Дворец Молитв и Скорби для ночной молитвы, которую по традиции должен провести новый Император. После рассвета можно будет поесть и немного отдохнуть. После чего начнётся первая ваша аудиенция, где чиновники выразят вам своё почтение и поклянутся служить верно и честно. Потом суд над вдовствующими наложницами.
— Хорошо, — тихо отзывается Джин.
Киан подошёл ко мне и обнял за плечи:
— Сян, Инис, Шанэ и Баолинь находятся под стражей самых надёжных людей.
— Баолинь? — нахмурился мой сын. — Думаешь, она способна создать проблемы?
— Нет, — Киан усмехнулся. — Однако, эта женщина толкнула пятнадцатую принцессу прямо на Инис, в руках которой всё ещё был отравленныйкинжал. Я успел вовремя перехватить оружие. Лишь это позволило избежать ещё одной смерти. Малышку убила бы и крошечная царапинка. Такой поступок нельзя оставлять без последствий.
— Что с принцессой? — сын спрашивал без особого интереса. Из чувства долга — не более.
— Всё плохо, мой Император. Сейчас с девочкой Юмин и Мияри. Они умыли её и переодели, — Киан на несколько мгновений остановился, собираясь с духом, чтобы продолжить. — Всё тело девочки, скрытое по одеждой, представляет один и сплошной синяк. Баолинь постоянно наказывала её щипками или шлепками. Принцессе пять лет, но она не знает своего имени и думает, что ее зовут Бесполезная Дура. И я вот что думаю. Почему бы нам с Мейлин не забрать её? Мы дадим ей новое имя. Ишикара Лейлин, например. Лейлин — хорошее имя. Нефритовый цветок. Красиво же звучит? Шен, ты не против? Мы окружим её любовью и воспитаем хорошей девочкой.
Линшен пожимает плечами:
— Я не имею ни малейшего желания брать на себя заботу о ней. Но и не желаю зла этому ребёнку. Она не виновата в том, кто её мать и отец. Новое имя разорвёт для неё связь с Золотым городом. Как я могу быть против? Ведь точно знаю, что слова принца Киана идут от сердца. Он, действительно сможет окружить эту девочку любовью.
— Мам, тебе это не станет в тягость? — спросил сын осторожно.
— Нет, мой хороший. Без шумной стайки лисят и рысят дома будет невероятно скучно. Рано или поздно нам придется вернуться на Юг, чтобы не мешать вам строить новый мир. Так нам найдётся, чем занять себя. Этой малышке очень непросто жилось в Золотом Городе. Мы нужны ей. А у тебя появится любящая младшая сестрёнка.
— Хорошо.
— Пойдёмте, — сказал Шен, увидев, что в императорские покои вошёл Лей и молча поклонился. — К церемонии прощания всё готово.
Во дворе к нам присоединилась заплаканные девочки. Мияри вела за руку принцессу. Кроха смотрела не поднимала глаз от пола и дрожала, как осиновый листик на осеннем ветру.
— Лейлин, — ласково обратилась я к малышке. — Лейлин — это теперь твоё имя. Оно такое же красивое, как и ты. Ничего не бойся. Хорошо? Я рядом и никому не позволю обидеть тебя. Теперь всё будет хорошо.
Наверное, в глубине души я ждала, что она хотя бы посмотрит на меня. Или как-то отреагирует.
— Матушка, с ней что-то совсем не так, — произнесла Юмин нервно. — Она слишком послушная. Делает абсолютно всё, что скажешь. Быстро. Не задумываясь. Словно над ней тень стоит. Это же не нормально.
— Справимся. Покой, любовь и забота творят чудеса. Нужно лишь время. Мияри, тоже, была не в порядке после издевательств мачехи. От любого шума в комочек сворачивалась. Помнишь? А потом котёнок вырос, отрастил зубки и коготки. Теперь любому, кто решит ее обидеть, лично я, не позавидую. На это потребовалось много лет. Но куда нам спешить?
— Как Лис? — спросила Юмин шепотом.
— Он не один в своём горе.
Слабое утешение, но, уж какое есть. Часто у людей не бывает и этого.
Церемония огненного погребения прошла для меня словно в тумане. Я помню лишь то, что всё это время боролась в удушающей тошнотой. А запах горелого мяса, словно, преследовал меня, будя старые воспоминания.
Зверь Вовик.
Подвал.
Боль.
Страх.
Старая оборотница — его мать.
Маска доброты и беспомощности, за которой скрывается чудовищная натура.
Чем дольше я живу, тем больше вижу матерей несоответствующих этому гордому званию. А окружение женщин, что здесь, что в моём родном мире нисколько не помогает им быть, а не казаться хорошими. Наоборот. Общественные установки с их нереалистичностью и противоречивостью часто приводит к не самому лучшему результату. И люди, не имеющие прочных моральных ориентиров, впадают в две крайности.
С одной стороны, слепое обожание и готовность положить мир к ногам ребёночка приводит к тому, что мать становится активным соучастником преступлением. Ведь та старуха по собственной инициативе привела маньяку и убийце малолетнюю жертву. И, явно же, оправдывала себя тем, что совершает это во имя любви. Она же мать и должна делать для сыночки-корзиночки всё-всё. А посадить на цепь какую-то чужую девчонку — это пустяк. Что не сделаешь ради того, чтобы уберечь своего родного ребёнка от тюрьмы? Если изменить его нельзя, надо принимать таким, как есть и защищать. В конце концов, девок много, а мальчик у неё один.
А с другой — эгоизм и безразличие: "Я же тебя на морозе умирать не бросила, в детдом не отправила, с голоду умереть не дала. Это доказывает, что я — идеальная мать. А что я позволяю своему мужу тебя бить, так он не совсем бьёт, а воспитывает. Чтобы ты человеком стала. Вот вырастишь, будет у тебя муж, посмотрим, как он тебя лупить начнёт. Ты ещё ремень отцовский с любовью вспоминать станешь". А между срок сквозит: "Мне на тебя плевать. Я не хочу думать ни о ком, кроме себя. Зачем рожала? Так все рожали. Потому как, если нет у тебя детей, то как женщина ты неполноценная, и семья у тебя ненастоящая, а муж обязательно уйдет. А в детдом, на самом деле, не отдала, именно, потому что ребенок даёт статус и объясняет все жизненные провалы.
Не сложилась карьера? Так у меня дети. Мне не до этого.
Муж — дебошир и алкоголик? Ну, что вы?! Я с ним ради детей. Чтобы у них была полная семья.
Живёшь в нищете? Деньги не важны. Зато я состоялась, как мать.
Хотя, хотелось в детдом сдать. Очень хотелось. С первого же дня, как поняла, что ребёнок — это очень проблемная игрушка. Поэтому летят упрёки на тему: "Я для тебя сделала всё, а ты не хочешь сделать в три раза больше, неблагодарная дрянь".
А дети, которые растут в этой такой нездоровой среде, очень часто, вырастая, начинают строить не самые адекватные взаимоотношения со своими детьми, перенося собственные травмы на тех, кого своей волей привели в мир.
Круг замыкается.
Но Золотой Город в этом плане страшнее, чем кажется на первый взгляд. За блестящей ширмой традиционных гаремных ценностей скрывается бесконечный ужас. И я даже не о том, что одному мужчине может принадлежать семьдесят женщины. С этим ещё хоть как-то можно было бы смириться.
Меня поражает другое. На императорские смотрины, которые проходят дважды в году, со всей страны привозят толпы девушек. Ведь ни для кого не секрет, что во время служения в постели Императора они не смогут почувствовать ничего, кроме боли. Что с огромной долей вероятности они потеряют своих детей. Потому что до взрослого возраста доживает трое-пятеро наследников обоего пола.
Император Ясуо — прапрадед моего сына дожил до возраста, когда все семьдесят два дворца обрели своих хозяек, и ещё десять лет сверху. У него было сто пятьдесят два ребенка. До двадцати лет дожило всего двое — сын и дочь.
Смерть постучалась почти в каждый из дворцов наложниц. И такой судьбы родители желают своим дочерям, отправляя их в Золотой Город?!
У меня в голове это не укладывается.
Толпа колыхнулась и понеслась в трапезный зал, увлекая нас за собой.
Я знала, что нужно поесть, чтобы не свалиться в обморок посреди ночи. Но мутило жутко. Не смогла ни кусочка лепёшки в себя закинуть. Лишь воды попила. За что удостоилась осуждающего взгляда Киана. Отогнать дурные мысли мне помогла маленькая Лейлин. Девочка смотрела на людей большими испуганными глазами. И я постаралась поговорить с ней. Безрезультатно. Девочка напоминала застывшего в ужасе зверька.
Я погладила ее по голове и попыталась накормить паровой булочкой. Прогресс пошел. Я и моргнуть не успела, как малышка ее слопала всё, что было в моих руках, а потом перевела голодный взгляд на меня.
— Бери что хочешь, — говорю с улыбкой.
— Мне такое нельзя, — отвечает она шепотом. — Оно же целое.
Вот всегда знала, что еда способствует общению. Поэтому стараюсь закрепить результат:
— А что ты обычно кушаешь?
— То, что останется после того, как матушка поест, — бесхитростно отвечает ребёнок. — Но не сразу. Сначала служанки берут еду. Потом — я.
— Лейлин, теперь тебе можно есть всё, что ты захочешь. И никто не будет больше ругать тебя.
— А Матушка? Она обязательно будет.
— Маленькая, я никому не позволю тебя обижать. Теперь ты — моя дочка.
— А разве так можно? — девочка недоверчиво закусила губу. — Императрица позволит?
— Сейчас Императрица — это я. И твой брат-Император разрешил мне забрать тебя, потому что твоя матушка плохо заботилась о тебе. Кушай, моя хорошая. А потом ты пойдёшь с Мияри. Она почитает тебе сказку и уложит спать. Мияри очень хорошая и добрая. Но сильная. И никому-никому не позволит обидеть тебя, когда меня нет рядом.
Я поцеловала девочку в макушку и посмотрела на сына. Джин был мрачнее тучи и, тоже не горел желанием ужинать. Но Юмин у нас умничка. Так она и дала ему голодным сидеть. Горе, конечно, горем. Однако, сейчас Император не может позволить себе ни минуты на отдых. А силы откуда-то брать надо.
По традиции траурное шествие возглавляет мать почившего Императора. Перед входом во дворец Молитв и Скорби она должна снять все свои украшения и остаться лишь в простом платье.
Мне же, наоборот, предписывалось нацепить на себя уйму побрякушек. Ненавижу их. От массивных серёжек у меня болят уши. К кольцам и тяжёлым браслетам я не привыкла. А ожерелья кажутся ошейником.
Молитвы должны были длиться всю ночь.
Жрец подошёл ко мне, когда занимался рассвет. То, что передо мной стоит спутник Алой Богини, а не его аватара, я поняла по голосу отблеску глаз.
— Альтеа считает ваш договор исполненным, — улыбнулся он. — Ты вырастила хорошего Императора. Скажи ему, что для грусти нет причин. Погибшая девочка вернётся к нему и исполнит своё обещание. Позже.
— Как я могу такое сказать ему? — говорю тихо, без надежды, что Хранитель этого мира поймёт меня. У Высших иной разум. Иное понимание жизни и смерти. — Терять близких очень больно. А даже, если она вернётся, то не будет уже той, кого Джин любил.
— Твой сын сможет полюбить её вновь, — бесстрастно отозвался спутник Богини. — Она не хочет уходить и вьётся золотой искоркой возле него. Я посчитал, что её жертва достойна награды. Маленькая душа станет красивой принцессой. Скажи своему сыну, что для грусти нет причин. Но ему придётся немного её подождать.
— Спасибо, — это все, что я смогла ответить, потому что горло раскаленным обручем сжала острая боль.
— Не стоит благодарить, дитя иного мира. — Хранитель этого мира улыбнулся и провёл ладонью по моим волосам. — Не думаю, что мы встретимся в этой твоей жизни. Но я продолжу за тобой присматривать.
