— Юному Леограну повезло с суженой, Кармайкл-лэн. — Супруга посла Озёрной искренне улыбнулась. — Но разве он не был помолвлен с Лилу Дэрдан?
Таша изобразила рукой некий небрежный и исполненный изящества жест:
— О, эти помолвки по расчёту! Обязанности наследников знатных родов — ничто перед истинным чувством. В любом случае помолвка близилась к разрыву.
— К тому же, — прокашлялся сам посол, — Кармайкл-лэн, возможно, происходит из рода не менее, а то и более знатного.
— Что? — нахмурилась его супруга.
— После. — Мужчина понизил голос. — Не могу подвести доверие хозяина дома.
Чей-то веер закрылся с сабельным свистом. Сверкнув чёрным отблеском юбочной тафты, мимо около-Ташиного круга прошествовала вдовствующая герцогиня Дэрдан.
Леогран поспешил отвернуться, скрываясь от разгневанного взора несостоявшейся тёщи.
— Тебя что-то не устраивает в невесте? — хмыкнула Элль.
Тот задумчиво мотнул головой:
— Просто изумлён её... непредсказуемостью.
— Платье такое. Вся душа в потёмках.
Леогран вздохнул. Окинул взглядом зал — и вжался спиной в колонну, словно желая провалиться сквозь неё.
Проследив за его взглядом, Элль поспешно расплылась в самой любезной улыбке.
— Лео, будь мужчиной! — прошипела она, прежде чем громко обратиться к девушке, стремительно приближавшейся к ним. — О, Лилу-лэн! Вы сегодня ослепительны!
Не сводя с Леограна взгляда огромных синих глаз, к ним подошла маленькая смуглая девушка в лазоревом платье. Волосы, прижатые серебряной сеткой, струились по её спине тёмным шёлком.
— Лилу-лэн, — ровно произнёс Леогран.
— Норман-энтаро... — не опуская глаз, Лилу присела в реверансе. — Та девушка... Кармайкл-лэн...
— Да, — Леогран улыбнулся, но глаза его остались холодными. — Я писал про неё.
Лилу оглянулась, пристально следя за Ташей.
— Так это она, — тихо проговорила она. — Очень красивая.
— Достойна моего брата, — с улыбкой кивнула Элль.
Лилу, рассеянно привстав на мыски атласных туфель, снова взглянула на жениха.
— Пожалуй. Хотя я не уверена, что она хочет быть достойной его.
— С чего вы взяли? — растерянно поинтересовался Леогран.
— В её взгляде нет любви, — голосок Лилу был тонким, но уверенным. — Такие, как она... они не любят никого, кроме себя.
Юный герцог издал короткий нервный смешок.
— Лилу-лэн, мне неловко это говорить, но в ваших словах звучит банальная ревность.
— Нет. — Тонкие девичьи пальцы обречённо стиснули лазоревый шёлк. — Я слишком люблю вас, чтобы ревновать.
Рядом плеснулась мгла тёмного бархата. Блеснули старым золотом в пламени свечей светлые волосы.
— Готовы к следующему танцу? — Таша чёрной кошкой скользнула меж братом и сестрой: по-прежнему сжимая в руке пустой бокал, который никуда не успела поставить. — С кем вы беседуете? Не представите нас?
— С удовольствием, — отведя глаза от полотняно-белого лица Лилу, пропела герцогиня. — Знакомься. Лилу Дэрдан-лэн.
Таша и Лавиэлль обменялись выразительными взглядами.
Затем мнимая невеста широко улыбнулась.
— А, так вы и есть Лилу-лэн? — Таша чуть склонила голову набок. — Безмерно приятно.
— Мне тоже. — Лилу попробовала улыбнуться в ответ. — Норман-энтаро рассказывал вам обо мне?
— Упоминал, — улыбнувшись ещё шире, Таша собственнически сжала ладонь Леограна. — Как-то раз.
Щёки Лилу побледнели почти до синевы.
— Но я не ревную, о нет, не подумайте. — Таша милостиво склонила голову. — Я очень надеюсь, что мы станем хорошими подругами. Вы просто очаровательны, правда-правда!
— Благодарю...
— Думаю, вы прекрасно будете смотреться в роли второй подруги невесты. Простите, что не первой. Эта честь принадлежит Элль. — Таша обратила взгляд на Леограна, и глаза её светились самой искренней нежностью. — Ты ведь не будешь против, Лео?
Тот пылко прижал её ладонь к губам:
— Ты ведь знаешь, моё сердце, — откликнулся он, выдохнув ответ прямо в её пальцы, приправив голос мурлыкающей хрипотцой, в которой звучала тщательно сдерживаемая страсть. — Твоя воля для меня — закон.
Лилу странно, судорожно вздохнула. Опустила глаза. Отступила на шаг назад.
В этот миг она казалась совсем ребёнком.
— Лилу-лэн? — Элль без малейшего сочувствия вскинула бровь.
— Простите...
Голос Лилу сорвался на шёпот.
В следующий миг девушка опрометью побежала через толпу, и Таше почудилось, что она слышит всхлип.
— Как по нотам, — подвела черту Элль. — Браво, Таша. Если я не ошибаюсь, только что мы увидели белый флаг.
Та смотрела вслед сбежавшей девушке.
Странно задумчиво.
— Она совсем девочка, — отстранённо заметила Таша.
— Немногим младше вас, — отмахнулся Леогран; впрочем, в глазах его проскользнула странная, пристыженная неуверенность.
— Ах, как ты с ней говорила! — в улыбке Элль, тоже провожавшей взглядом Лилу, отчётливо сквозило торжество. — Если не знать правды, так за заботливую старшую сестру примешь, право же.
Таша не ответила, всё ещё глядя туда, куда только что убежала девочка в лазоревом платье. Девочка, как-то сонно думала она; девочка, которая с плачем бежала — от меня.
Старшая сестра...
...сестра...
— Таша?
Хрусталь бокала лопнул в сжатом кулаке.
— Таша!
Таша разжала пальцы, позволив алым осколкам зазвенеть по полу.
Удивлённо, почти не чувствуя боли, взглянула на окровавленную ладонь.
Только что она была невестой герцога. Только что она была самой прекрасной девушкой на балу. Только что она была принцессой: элегантной, блестящей, беззаботной.
А теперь...
— Таша, да что с тобой?!
— Руку нужно перевязать!
...а теперь она очнулась.
Как она может быть здесь? Как может быть на балу в нарядном платье, как может танцевать, смеяться и пить, когда где-то ждёт Лив?..
Когда мама...
Таша развернулась — и, почти задыхаясь, бросилась бежать.
— Таша!..
Ноги путались в складках вдруг ставшей слишком длинной юбки, туфли поскальзывались каблуками на мраморе. Бежать, вот что важнее всего: прочь от музыки и толпы, прочь от душной волны, подкатившей к горлу. Бежать, бежать... пусть скорее кончится этот вечер, пусть скорее всё кончится — и они немедленно отправятся дальше, сразу, в ту же минуту...
Она замерла, только почувствовав, что грудь разрывается болью. Прислонившись спиной к стене, согнулась, пытаясь отдышаться; вокруг была лунная темнота пустого коридора и тишина, размывавшая отзвуки далёкой музыки. Кое-как восстановив дыхание, она выпрямилась, лизнула окровавленную ладонь и поморщилась — где-то в ране застрял хрустальный осколок.
Впрочем, боль образумливала. Она заглушала странные, нехорошие шепотки, шелестевшие в её сознании: не отпускавшие её весь бал, убаюкивавшие память о том, что было действительно важно.
Что это было? Кем она была?..
Таша вдруг поняла, что в тишине звучат не только бальные отзвуки — и посмотрела на узкую винтовую лесенку прямо перед собой.
Где-то там, наверху, пела одинокая скрипка.
Таша шагнула на первую ступеньку. Факел на стене рядом с ней вспыхнул сам собой. Плач скрипки мягкими волнами накатывал откуда-то сверху, выплескиваясь на лестницу; мелодия пела неторопливо и бесконечно печально, звала и манила, пронзая сердце чистыми звуками, откликаясь в нём сладкими щемящими нотками. Стащив с ног дурацкие туфли и бросив их в коридоре, Таша побежала вверх по лестнице, и факелы, вспыхивая при приближении, тут же гасли за спиной. Казалось, рядом вышагивает огненный призрак.
В какой-то миг один факел потух, новый почему-то не вспыхнул, и лестница обратилась в каменный колодец. Тёмный.
А Таша застыла, где стояла — цепенея в ледяной волне старого страха, нахлынувшего вместе с воспоминаниями, ставшего частью её самой.
...время, размывшееся в жидком льду. Немеющее тело, боль в усталых руках. Меркнущий кружок над головой.
А потом день закончился, и свет исчез.
Таше казалось, что колодец стал глубже, а стены сблизились, чтобы в какой-то миг сомкнуться окончательно, навсегда похоронив её в темноте. Она даже упёрлась руками в камень, чтобы не дать ему сдвинуться... но в какой-то момент в голове её зазвучали странные шепотки.
...зачем ты борешься? Всё тщетно, ты ведь сама знаешь это; конец всё равно настанет, прими его, как облегчение...
...всё закончится, и станет легче...
Она почти сдалась.
Однако конец настать не успел.
Её нашли мама и колдунья из Нордвуда. Мариэль уезжала, чтобы привезти чародейку в Пвилл — нужно было наложить на яблони ежегодные заклятия плодородия. Однако, как выяснилось, та годилась не только на заговаривание цветочков. Колдунья без лишнего шума вытащила Ташу из колодца и облекла иллюзией одежды, а дома приготовила ей целебный отвар и сплела защитную паутинку, чтобы не было осложнений. Найти же её помог Пушок: узнав о пропаже, мама пообщалась с наблюдательным котом, и тот любезно показал, как Альмон волочет белую кошечку к заброшенной избе.
О том, что Таша пропала, мама сделала вывод сама. Альмона почему-то не обеспокоило, что дочь не возвращается, пропустив ужин и вечерний чай. Загуляла. Бывает.
Потом Таша спросила у мамы, почему колдунья им помогла, да к тому же не привлекая всеобщего внимания.
'Она знает, почему мы не должны его привлекать', — сказала Мариэль.
'Знает? — трясясь в ознобе, Таша плотнее закуталась в одеяло. — Но почему ты ей рассказала?..'
'Потому что ведьмы тоже отличаются от всех', — последовал ответ.
В тот день Таша впервые узнала, что такое 'потом'.
И с того дня она ненавидела темноту.
...факел наконец вспыхнул.
Таша перевела дыхание. Закусив губу, справившись с дрожью в ослабевших ногах, продолжила восхождение; бальные отзвуки вконец затерялись, и вокруг не было ничего, кроме бесконечного ряда ступеней и песни неведомого скрипача.
В конце концов упёршись в открытый деревянный люк, Таша тихо и неслышно выбралась на башенную крышу.
Бархатный ветер легко коснулся её лица. Круглую каменную площадку обнесли широким парапетом, чьи перила обвивал плющ. Скрипач стоял рядом с ним, у самого края, и лунные лучи чётко обрисовывали его тень на каменных плитах; глаза прикрыты, пальцы левой руки перебирают по струнам, ладонь плавно ведёт смычок, а рождаемая им музыка поднимается ввысь, оплетая Ташу чарующей вязью.
Музыка смеялась. Музыка плакала. Музыка приказывала и молила о чём-то, рисовала мечты и открывала глаза на явь, рождалась с каждым звуком и умирала со следующим, взмывала ввысь на призрачных крыльях, в отчаянье летела вниз...
Последние звуки истаяли в прозрачности ночного воздуха. Потом и эхо унесло ветром.
Послушав звучание тишины, скрипач открыл глаза. Медленно опустил руки.
— А вы, оказывается, любите музыку, Таша-лэн...
Как он узнал, что она тут?
— Могу сказать то же самое о вас.
Алексас наконец обернулся.
— Вы хороший слушатель.
— А вы... неплохой... исполнитель. — Таша всмотрелась в изящную скрипку тёмного дерева; подбор не слишком хвалебных слов дался ей не без труда. — Откуда у вас инструмент?
— Леогран подарил в знак благодарности. Работа его дяди. Весьма недурна, должен сказать. Ей не мешало бы вызреть, но это, как вы понимаете, вопрос времени. — Алексас изящно взмахнул рукой со смычком, обводя тёмный горизонт. — Не желаете разделить моё одиночество и полюбоваться чудесным видом на Пвилл?
— Благодарю, нет.
Усмехнувшись, он чуть склонил голову:
— Полагаю, я всё ещё не отделался от навязанного мне образа посягателя на вашу честь?
Таша опустила взгляд.
Порой молчание — очень удобный выход из ситуации.
— Что ж, должен сказать... о, Пресветлая! Что с вашей рукой?
— Порезалась. Пустяки.
Присев на корточки, Алексас быстро и бережно уложил скрипку чёрный футляр у его ног. Щёлкнув застёжками, выпрямился.
Шагнув вперёд, мягко взял Ташину руку в свои: она даже отстраниться не успела.
— Меня поражают многие ваши способности, но одна из них напоминает о себе чаще других, — произнёс он. — Вам кто-нибудь говорил, что у вас поразительный дар находить неприятности?
— Скорее это они меня находят. — Таша настороженно следила, как он ощупывает рану. — Что вы...
— Даже на балу? Тише, не шипите.
— Ой!
— Вот и всё. — Алексас кинул за парапет хрустальный осколок. — Попробуйте согнуть. Легче?
— Да...
— Вот и славно. — Алексас сосредоточенно ощупал свои карманы. — Жаль, Джемино время на сегодня истекло. Он бы это в два счёта вылечил... ничего, после полуночи он к нам вернётся, а пока будем действовать по старинке.
Наконец обнаружив то, что искал, юноша небрежно встряхнул белый шёлковый платок с кружевной оторочкой, встрепенувшийся на ветру.
— Пожалуйте ещё на миг вашу руку... уж извините, что без сердца.
— И вы что-то говорите про навязанный вам образ? — уточнила Таша.
Руку, впрочем, пожаловала.
— Говорю. Пусть даже у святого отца были некоторые основания призвать вас к осторожности. — Алексас аккуратно затянул хитрый узелок. — Не туго?
Таша согнула перевязанную ладонь:
— Вроде нет. — Она улыбнулась с искренней благодарностью. — Спасибо.
Алексас небрежно облокотился на парапет, и его пушистые, успевшие отрасти кудри взлохматил ветерок.
— Почему вы ушли с бала?
Таша смущённо отвернула голову:
— Не люблю толпу.
— Надо же, какое совпадение.
— Действительно интересно, какое. — Таша покосилась на него. — И всё-таки... значит, вы считаете это образом?
Алексас вздохнул.
— Чтобы уж окончательно развеять наше некоторое недопонимание... — он рассеянно оправил воротник рубашки. — Таша-лэн, если бы я действительно этого хотел, то сломал баррикады вашей нравственности, как карточный домик. Даже 'Венец' использовал мой дар очаровывать женщин: порой близкое знакомство с чьей-либо служанкой весьма облегчало проникновение в дом...
— Решили сразить меня наповал своей откровенностью? — несколько оторопело осведомилась Таша.
— Это лучше, чем терпеть с вашей стороны явственную нерадость меня видеть. Но, быть может, дадите мне закончить?
Скрыв озадаченность недовольной гримаской, Таша кивнула.
— Благодарю. — Алексас чуть улыбнулся. — Не спорю, что для меня вы неоспоримо привлекательны. Я восхищаюсь вами, и никогда не собирался это скрывать. Порой я чуточку переигрывал... вы такая забавная, когда сердитесь, что не мог удержаться. Не стану отрицать, что поединок с герцогом был затеян отчасти потому, что мне хотелось увидеть в ваших глазах восхищение. Естественное желание каждого рыцаря. Но на то, чтобы отбить охоту вас соблазнять, нашлось сразу три причины.
— Изволите их перечислить?
— Как прикажете. Первая: место и время несколько неподходящие. Вторая: предпочитаю дев постарше и не столь невинных. И третья: любовь королевы — высочайшая честь, но эта честь создаёт рыцарю массу проблем. Таких, как метания между чувством и долгом, ибо рыцарю должно преклоняться перед королевой, но никак не вносить её в список любовных побед.
