Кастор Прайд. Хохот шута.

— Ты ведь так и не понял, что наделал? — глаза Ниоль неожиданно налились печалью.

— Мне плевать, принцесса, — я тихо рассмеялся. — Мне уже на все плевать. И мне уже никуда не свернуть. Не могу, не хочу и не умею.

— Неужели убьешь меня, Кастор? — фея насмешливо улыбнулась.

— Убью, — я сам испугался искренности своего глухого голоса.

Ниоль нахмурилась. Похоже, наконец, поняла, что в этот раз я не скажу и половины вчерашней шутки. Поняла, что сейчас я могу убить и её и любого, кто встанет на моей дороге. И задумалась, стоит ли её жизнь этого цветка. Нет, она знала, что этого цветка стоит любая жизнь. Но вот её? Есть ведь огромная, беспощадная разница между просто жизнью и своей собственной жизнью.

— Так ты дашь мне тропу? — я боялся только того, что засну раньше, чем она уйдёт. — Или все опять будет сложно?

— Ты все равно не дойдешь, — фея, похоже, смирилась. — Тайор Донар не выпустит тебя. Никогда.

— Ну, с ним-то я уж как-нибудь договорюсь. Передам привет от Принцессы листвы. Или спою что-нибудь заунывное. Или просто посмотрю скорбным взором, — я устало вздохнул. — У нас осталась минута, Ниоль. И когда она пройдет, ты либо дашь мне проход и уйдешь, либо я отрублю тебе голову.

Ашейр Калито долго и пристально смотрела мне в глаза, пытаясь отыскать там блеф и сомнения. Но только их не было. Я твердо знал, что сейчас в моих глазах можно увидеть только две вещи, — кровь и безумие. Столько крови и столько безумия, что хватит даже на Принцессу листвы.

Минута еще не истекла, когда фея со злостью сорвала с руки изящный браслет и бросила его на кровать. Через секунду я оглушил её, постаравшись чтобы это было не слишком больно.

А потом я заснул, послав в пропасть и фей, и Шерванский клуб, и алиави и всю прочую суету этого заблудившегося во тьме мира. И мне снилось далекое северное море, в котором я руками ловил толстую, неповоротливую рыбу и весело смеялся в соленых брызгах кудрявых волн.

Я проснулся от легкого прикосновения. Ниоль?! Нет. Фея все ещё лежала без сознания на коротком для нее диване. А в воздухе настойчиво вился запах спелой смородины. Я обернулся и увидел Кайлин. Она полулежала ласково разглядывая мое сонное лицо. Я посмотрел в окно. До зари оставалось совсем немного.

— Прости, Кас. Не удержалась.

— Прости, что заставил ждать, — я привлек её к себе и жадно поцеловал.

Её горячий рот был, пожалуй, единственным, на что я оказался готов променять оставшиеся полчаса сна. Вот только теперь в памяти мстительно вставала наша последняя, столь странная встреча. И эти волшебные губы отчего-то начинали казаться пустыми и равнодушными. Я чуть отодвинул от себя её дивное лицо.

— Мы не договорили, Кайли.

— Нам это не нужно, Кас.

— Мне нужно.

— Но что тебе нужно? — она вдруг встала с кровати. — Владеть мной?

— Любить тебя.

— В чем разница, Кас? В чем разница, если мы наденем поводки друг другу на шею?

— Но ведь мне ты уже надела.

— Снять?

Плохой это был вопрос. Плохой вопрос в плохое время. Но на плохие вопросы нужно давать только самый лучший ответ. Я резко поднялся и подошел к Кайлин, не без тревоги всматриваясь в глубокую синеву гордых глаз.

— Можешь снять, — я старался говорить спокойно. — Только не думай, что на этом все кончиться.

— Я не думаю, — она обвила руки вокруг моей шеи. — Я не хочу, чтобы все кончалось.

— Тогда я приду к тебе серебряной ночью.

— Ты уже знаешь куда?

— Ещё нет, но уже совсем скоро.

— Только не убегай когда, наконец, узнаешь, — она печально улыбнулась. — Мне будет больно.

— Никогда, Кайли. Ты же знаешь, что никогда.

— Я знаю, что ко мне ещё никто не приходил.

— А вот за это спасибо, — я тихо засмеялся и приник к её пьянящим губам.

Полчаса до зари. Как много оказывается за них можно успеть. И сколь малым это покажется в итоге.

63

Я стоял у восточных ворот и докуривал второю трубку. Час назад Дамми первым рванул в пробуждающийся лес, унося в драном рюкзаке свой бесценный приз. Я так и не узнал, зачем ему нужен алиави. Хотя, быть может потом, за пятым кувшином доброго вина мне и удаться разгадать эту загадку.

Ну а пока мой выход. Не теряя времени, я углубился в лес на полмарша, надел на руку браслет Ниоль и приложил его к раскидистому артану. Как ни странно браслет не подвел и спустя десяток секунд я уже стоял на тайной тропе. А теперь бегом, словно я сам Валот, а за спиной соответственно Погонщик.

Промелькнуло почти два часа, а я все ещё оставался жив. При чем с неплохой перспективой на будущее. Дело это конечно было без сомнения прекрасное, но я знал, что так гладко все пройти просто не может. Я знал и поэтому не очень удивился, когда моя дорога, наконец, перестала быть столь любезна.

Впереди, сарках в пяти от меня на дорогу выпрыгнул тайор. Я узнал его сразу. Тот самый с шишкой на правой стороне плоского лица. Тот, что встретил меня по дороге из Эксвиля вначале этой проклятой авантюры. Теперь он встречал меня на обратном пути. Встречал скромно, но со вкусом.

Я остановился и обнажил клинок. В этот раз в длинных руках тайора не было смертоносной трубки, что чуть повышало мои шансы. До одной сотой процента надо полагать.

— И что ж тебе не спиться? — я горько засмеялся. — Сволочь ты деревянная.

Тайор, как и ожидалось, не ответил. Не стал он и исполнять воинственных танцев. Он сделал лучше, проще и надежней. Он сделал пару прыжков и один сокрушающий удар, от которого меня спасло даже не чудо. Таких чудес просто не бывает. Нет, спасло меня то, что я начал двигаться раньше тайора. Так что у меня в запасе было что-то в районе половины секунды.

— Влево! Низом!

Я сделал кувырок в направлении указанном Барги и оказался позади тайора. Правда, насладиться этим преимуществом мне ожидаемо не пришлось. Тайор уже распластался в новом и опять смертельном прыжке.

— Вправо! Мечом!

Я дернулся вправо, что есть силы отмахнулся клинком и как ни странно опять избежал окончания своей веселой жизни. Надолго ли? И тайор и я думали, что ненадолго. А вот у старика Барги было иное мнение.

— Не стой! Меч выше! Сейчас он у нас заново станет желудем!

— Назад! За дерево!

— Блокируй и по ногам!

— В голову! Ещё!

— Шаг вперед! Бей! Бей!

Хриплый, каркающий голос старого шута вонзался в меня как гвоздь, полностью подчиняя своей воле. Никогда ещё я не был так точен в движениях и расчетлив в ударах. Никогда я не двигался с такой скоростью и не бил с такой силой. Никогда я так верно не предугадывал действия своего противника.

Я не сделал ни одной ошибки, ни одного лишнего жеста. Сейчас я мог победить любого врага, но только не тайора. Только не этого совершенного лесного воина, которому не были нужны, ни доспехи, ни оружие. Который возвышался надо мной как средних размеров башня. А каждый удар был как выстрел из катапульты.

Но я не успевал об этом думать. Барги не давал мне думать. Он знал. Старый, опытный волк, он знал, что если я буду думать, то умру. А ещё он знал, что одному ему будет далеко не так весело. И он делал все, чтобы я раз за разом оставался жив, зол и покорен его черной воле.

— Бей!

Я ударил и с удивлением ощутил, как клинок с треском пронзил могучую грудь тайора.

— Назад! Бей! В голову! Пригнись!

Я бил, уклонялся, снова бил и с дрожью понимал, что побеждаю. Побеждаю того, кого не мог победить. Не мог раньше и не смогу впредь. Только сейчас, когда рваный черный колпак венчает мой безумный разум. Когда чужая, безжалостная рука направляет поющий меч. Когда смех снисходит плачем. И когда плач порождает смех. С громким смехом я ударил вновь и тайор упал.

— Убей! — в голосе старого шута ревела сталь.

Я схватил рукоятку двумя руками и силой вонзил её в основание головы тайора, бесстрастно глядя в печаль темно-зеленых глаз. Он не хотел умирать. Он хотел снова бродить в древних чащах, взбираться на вершины вековых илархов, смотреть на веселую суету весенней листвы. Он хотел жить. И лишь, поэтому он преградил мой запутанный путь. Не потому, что был зол, не потому, что его звал проклятый алиави. Нет. Он просто хотел жить.

Я глубоко вздохнул, поднял голову и только теперь заметил, что тропа, на которой стою, уже отнюдь не тайная. Как видно такой бой выдержит не каждая дорога. Впрочем, судя по некоторым приметам, до границ Тайор Донара идти оставалось не более четырех часов.

Быстрым, упругим шагом я устремился по еле заметной тропинке вьющейся между изгибов стройных осин. Я шел, не смотря по сторонам, не думая и не вспоминая. Я просто хотел дойти. Я считал шаги и все что мне сейчас было нужно, так это досчитать до конца. И я считал с усердием кающегося дурака.

Тайор Донар просыпался, стряхивая с необъятных плеч покрывало грешницы-ночи. Звонко переливались трели и рулады беспокойных птиц. Ясно и радостно блестела роса на изумрудной траве и перешептывающихся листьях. Гулко тянулся хруст ломающихся под торопливыми лапами веток.

Но вдруг что-то изменилось. Никаких пугающих криков, странных деревьев, оскаленных пастей. Ничего, чтобы я мог увидеть, услышать, осознать. Только чувство, что иду не туда. Что не вынести той тяжести, которая вот-вот ударит мне в сердце. Что никогда не заплатить назначенной цены.

В лютом, сковавшем ужасе я завертелся на месте, широко раскрыв глаза, но не секунды не веря им. Он пришел ко мне. Сам Тайор Донар. Великий лес, которого подвели все его нерадивые слуги. Он долго ждал, прежде чем решил, что я достоин личной аудиенции.

А я стал достоин, потому что был жесток. Потому, что был удачлив. Потому, что щедро платил и конечно набрал долгов. И за них меня сейчас спросят. Я отвечу? Мне позволят ответить? Или все уже решено? Я захохотал, выронив бесполезный меч и уперев обезумевший взгляд вверх, в чехарду зелени и лазури. Я должен был остаться здесь и ждать, когда обо мне забудут.

— Беги! — голос Карифа был далек и гневен.

Я очнулся. Не разбирая дороги, не зная направления, я побежал на этот холодный, надменный голос, словно мотылек на коварное пламя. Царапая лицо, спотыкаясь и разбивая колени, я продирался сквозь смыкающийся строй хмурых лесных стражей. Я бросался на ощетинившуюся листву как на копья, не надеясь оказаться позади них. Я падал, ощущая, как судорожно бьется об землю слабеющее тело. А потом вставал и бежал опять, ловя сухими губами холодный пот со лба.

Рыцарь Падшего престола внезапно появился сарках в десяти впереди меня. Он спокойно стоял, осторожно отводя стальной перчаткой мешающую ветвь. Я из последних сил бросился к нему. Догнать, укрыться под сенью его силы и мудрости. Услышать непонятную, но верную истину и передохнуть хоть пару нервных минут.

Я был совсем рядом, когда Кариф сделал шаг и вновь оказался далеко впереди. Не смея остановиться, я продолжал бег, но каждый раз рыцарь равнодушно шагал вперед, оставляя меня наедине с настигающим лесом. И лишь резкий блеск древнего доспеха в глубине очередной чащи дарил мне ещё немного раскрошенной воли.

— Страх! — тяжелый крик ударил как набат. — Ты так и не убежал!

Не убежал? Это плохо. Это очень, крайне плохо. Это значит, что мне, увы, нельзя остановиться. Нельзя облегченно вздохнуть и рассмеяться, вторя утреней птице. Ведь Кариф как всегда прав. Страх почти настиг меня. Грубо схватил за плечо брезгливой, мокрой рукой. Истерично, карикатурно завыл и заплакал. У меня ещё хватало сил, чтобы тащить его на своей спине. Но убежать? Куда убежишь от тени?

— Решай! — рыцарь рубил как мечом. — Сейчас!

Решать?! Что решать?! Что я могу сейчас решить?! Только одно, — бежать мне вперед или назад. Назад к круговороту привычных дней или вперед к неведомому торжеству и предсказанному эшафоту. Назад! Конечно, назад! Влюбляться, напиваться, задыхаться от ясного смеха! Убивать и ненавидеть! Прощать! Я научусь прощать! А лучше забуду научиться!

Я остановился, медленно развернулся. Страх отошел. Он искоса смотрел на меня сквозь паутину листвы и хитро улыбался. Он улыбался, а мне вдруг стало грустно. Накатила густая, бесцветная печаль о том, что я потерял, даже не обретая. Мимо чего я прошел, не думая, что могу подобрать. Да много ли этого было? Неужели настолько много?

— Смирись! — Кариф появился в паре сарков впереди.

— Нет! — меня ещё на что-то хватало.

— Тогда беги!

— Нет!

— Значит, забудь, — рыцарь Падшего престола неожиданно перестал кричать. — Забудь и уходи, — он лязгнул доспехами. — Я ухожу.

— Навсегда?

— Ты ведь не знаешь, что значит навсегда, — Кариф растворялся в притихшем лесу. — И этому не научу тебя даже я.

Рыцарь ушел, оставив меня в тоске и одиночестве. Как просто все было ещё несколько часов назад. Несколько дней назад, несколько лет назад. Как все было просто до этой секунды. До этого смертельно раненного мгновения.

С тоскливой, угрюмой злостью я взял в руки бледный, истерзанный долгой дорогой цветок. Алиави мягко лег в ладонь, чуть дрогнув потрепанными лепестками-ресницами. Как же я сейчас ненавидел это древнее, безумное чудо. Ненавидел, но так и не мог заставить себя отвести восхищенный взор.

Я смотрел, но не видел цветка. Я видел жизнь и смерть, держащихся за руки, бегущих. Ко мне? От меня? Или же вокруг меня? Так, чтобы я никогда не смог бежать с ними рядом. Никогда не смог разорвать их предвечного танца. Я должен был покориться и застыть. И забыть? Неужели я, правда, должен забыть про то кем мог стать, если бы все-таки убежал? Разум рыдал, требуя ответов, но алиави умиротворенно молчал, не снисходя к моим мольбам. Он уже ответил когда-то давно. Мгновение назад.

Минут пять я бессмысленно брел сквозь темную, давящую зелень, а потом вдруг вышел на крохотную, едва освещенную поляну. В центре поляны лежало поваленное, с облезлой корой дерево. А верхом на дереве с недоброй улыбкой сидел старик Барги. Он с грозной насмешкой смотрел прямо на меня и недовольно качал своей большой околпаченной головой.

— Тебе ведь ещё не надоело смеяться, малыш? — в скрежетании его голоса явственно слышался гнев.

— Скорее мне надоест дышать.

— Тогда почему я не слышу смеха?!

Старый шут не дал мне ответить. Он легко поднялся, быстрым волчьим шагом подошел ко мне и с неожиданно силой ударил по лицу. Я с трудом удержался на ногах, прислонился к широкому артану и едва успел уклониться от нового удара. Барги явно был разочарован.

— Кто-то умрет?! Кто-то осудит?! А кто будет рыдать, пока не утонет в собственных слезах?! Так что с того?! — старый шут орал так, будто занял голос у грома. — Что с того, если ты будешь виновен?! Всегда кто-то виновен! И всем плевать — кто! Неважно кто! А значит не надо бояться им стать! Пускай весь мир превратиться в угли! Пускай твое сердце станет углем! Значит, они стоят друг друга! И зачем нужен мир, в котором не будет тебя?!

Он ещё долго кричал, а я ошарашено слушал, не смея вставить ни слова. Внезапно старый шут умолк, сорвал с головы колпак и бросил его в меня.

— Неужели ты все ещё сомневаешься, малыш?! — яростные глаза Барги сверлили хохочущим торжеством. — Ведь это будет наша лучшая шутка!