| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Может быть, потому что она любила Битлера, а Гладышева презирала? И теперь, несомненно, она была перед ним в долгу, но она не могла принять этого долга, поскольку он ничего не требовал, и из материального он превращался в долг невидимый, неосязаемый, но от того более тягостный, в моральный, неоплатный.
Но как отплатить ему? Опять же постелью? Сексом?.. Гладышев не требовал такого расчёта. Да он и не мог требовать, если он, как некий самозваный искупитель, пришёл и освободил её, то всё, что он дать её — это свободу. Требуют только завоеватели!
Битлер увёз её, потому что любил её. И Гладышев освободил её, потому что любил её. Но между любовью Битлера и любовью Гладышева была такая пропасть, от взора на которую у неё кружилась голова...
Вероника повернулась и пошла обратно. Гладышев по-прежнему стоял на месте, глядя, как она возвращается.
-Дима! Что мне сделать, чтобы отблагодарить тебя? — Вероника подошла и взяла его за руку. Он смотрел на неё и молчал. — Дима?! — снова спросила она, заглядывая ему в глаза. — Ты меня что, любишь?
-Да! — ответил он. — И я хочу, чтобы ты была со мной рядом!
Вероника вздохнула:
-Дима, ты спас меня! И я должна благодарить тебя! Я должна стелиться перед тобой ковром, я должна вылизывать тебе ноги, но я не могу! Почему — знаешь?!
Дима стоял и просто смотрел на неё. Где-то в глубине души Вероника ловила этот влюблённый взгляд и принимала его. Но она теперь была не той девочкой, которая могла завибрировать, как струна при ощущении этого взора, которой было бы приятно, что мальчик так влюблён в неё. Она теперь была видавшей виды женщиной, познавшей всю тонкую сущность плотских удовольствий своих и чужих, и это делало её взрослее, старше, а, может быть, даже старее, не телом — душою. А он был всё тем же юным мальчиком. Таким же пылким дурашкой, который взял где-то десять миллионов долларов и заплатил за её жизнь, не оставив себе, наверное, ничего...
-Я тебя не люблю! — произнесла Вероника. — Я хотела бы тебя полюбить! Правда-правда! Я очень хотела бы тебя полюбить по-настоящему! Но не могу! Я просто не могу найти в своей души и искорки любви, чтобы зажечь её пламя, понимаешь?!
-А кого ты любишь?! — спросил он у неё.
Вероника задумалась, видно ища в глубине себя ответ на этот вопрос.
-Не знаю, до недавнего времени, до всего этого, я очень любила себя! И, вряд ли, Дима, я любила ещё кого-нибудь! В самом деле, я никогда никого больше не любила! Но теперь я такая грязная, вся истасканная! — Вероника заплакала.
Дима прижал её к себе, крепко обнял и так держал её долго-долго, пока Вероника тряслась навзрыд в его объятиях. Ей даже показалось, что так тепло и уютно, стоять среди зимнего сада в его объятиях, что она на минуточку забылась. И эта минуточка показалась ей вечностью, такой блаженной и счастливой, как когда-то в детстве.
Вдруг она перестала трястись и отпрянула:
-Дима! Но я тебя не люблю! — она пристально посмотрела в его глаза, так, словно хотела прочесть в них все его мысли.
Но потом вдруг развернулась и пошла прочь.
Если бы он сейчас не пошёл за ней!
Она так молила его, чтобы он сейчас не пошёл за ней. Ведь, собственно говоря, ей некуда было идти, здесь, в Москве, без денег. Теперь, когда она была свободна, мысль, иногда посещавшая её прежде, о том, что она пошла бы домой даже пешком, теперь её как-то не вдохновляла. И покапризничав ещё немного, она бы вернулась к нему, сказала: "Дима! Прости меня, дуру!" — и упала бы перед ним на колени не потому, что была благодарна, а потому что надо было жить дальше.
Но Гладышев снова потащился за ней.
"Дурак! — со злостью выругалась Вероника. — Видимо, ты никогда не научишься обращаться со мной, как с женщиной!"
Она остановилась, и, когда он приблизился, произнесла:
-Ладно, проводи меня до вокзала! Я тебе разрешаю! Купишь мне билет! Посадишь на поезд!
Он молча слушал её, готовый на всё. Но это "всё" заканчивалось для него на Киевском вокзале. И Вероника видела, что он согласен будет ей это сделать! Что ему стоило, если он заплатил за неё "маме" десять миллионов долларов!
Она взяла его за руку и повела за собой. Они вошли в круглое, как блин, здание станции метро, спустились на эскалаторе вниз, доехали до кольцевой линии и через сорок пять минут были на Киевском вокзале.
Здесь, как всегда, была толчея, очередь в кассы была — не протолкнуться
-Иди, вон туда! — показала она ему на стоянку коммерческих такси. — Спроси Гарика! Он тебе поможет достать билет без проблем! Возьмёшь мне плацкартный вагон!
Гладышев смотрел на неё, словно что-то хотел и не мог спросить, и Вероника ответила, словно прочитав его мысли:
-Я поеду одна! Возьмёшь билет, встретимся здесь!
Он понуро, как-то нехотя, обречённо пошёл к таксистам, а Вероника осталась стоять на месте, пытаясь понять, почему она такая стерва.
Нет, жизнь научила её быть покладистой с мужчинами, но почему для Гладышева она осталась той, прежней? Быть может, потому, что он остался для неё всё тем же Гладышевым?
Через полчаса Дима нашёл её. Он был с билетом. С одним!
"Боже! Когда ты научишься понимать женщину!" — подумала про себя Вероника.
Если бы Гладышев пришёл сейчас с двумя билетами в СВ, она бы... она бы подарила ему чудесную ночь, и, быть может, стала навеки его.
Но он пришёл с билетом в плацкарт! С одним!
"Дурак!" — зло подумала Вероника...
Поезд тронулся. Гладышев остался где-то в темноте перрона, по ту сторону реальности.
Поезд набирал ход. За окном было темнота и холод, в которых плыли мимо московские кварталы, где жили, невидимо копошились, как муравьи, тысячи людей, которых её судьба не интересовала ровно так же, как и их её.
Вдруг Вероника обратила взор внутрь себя.
Молитва! Если бы она сейчас хорошенько помолилась, то ей бы указали путь, по которому правильно было бы идти дальше! Но она так и не научилась молиться! Молитва сохраняла её жизнь, и она знала, что молитва — это не эфемерный набор слов, который всего лишь ключ к двери, это нечто живое, живущее, как ни странно, даже внутри неё, той, которую она теперь уже разлюбила и не могла полюбить снова. Она была с ней всегда, просто Вероника этого не понимала. Молитва была тем, что сохраняло её жизнь во всех передрягах, это была волшебная дверца в другой, сказочный мир, избавление от всего опостылевшего ей, но она не могла найти к ней дорогу.
Вероника поняла, что должна каким-то образом найти в себе силы и полюбить себя снова, полюбить такую, какой она теперь была, грязную и развращённую женщину. И тогда, возможно, её жизнь изменится, станет другой.
Но как это было сделать? Полюбить себя такую было всё равно, что полюбить Гладышева! А это было не-воз-мож-но!
"Странно! — подумала она. — Снова какое-то де жавю! Как будто бы это уже не раз со мной было!"
Потом приказала себе тихо, но строго: "Не рви себе сердце, Вероника!"
1995-2009 гг.
Конец. Продолжение следует...
ХАЛОВ А. В. "АДМИНИСТРАТОР"
Книга одна / пятая — 197 — "Вероника"
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
