Жуков появился на противоположном крепости берегу, когда раб женщины поставил вольного отпущенника татаро-монгол перед Амой на колени. Амазонка повернулась в профиль к тем, кто созерцал происходящее из верхней башни "внеземной пограничной заставы".
— Ух! Хороша же, стерва! — отметил старшина, наблюдая события через германский оптический прицел, присобаченный мастерами, ещё в союзе, к обычной СВДэшке. Силуэт скрытой груди с талией не мог оставить старшину без комментария.
Отвлечённые диалогом с обречённым посыльным пограничники не обратили внимания как преобразилась походка Жукова. Старший сержант двигался, как натуральный и довольный собой и окружающими урка, выброшенный только вчера с ментовской кичи. Отпущенный по донельзя ремень болтался на шее, как ненужная золотая цепочка для понту. При этом рукоять со спусковой составляющей автомата находилась в непосредственной близости от засунутой в карман афганки ладони бойца. Спортсмен курил сигаретку небрежно сжимая белую трубочку зубами в уголке рта. В левой руке сержант, с видимым неудовольствием, волок перевязанную крест накрест брезентовыми ремнями здоровенную крышку от котла деда Ахмеда, в котором тот обычно делал плов для всего личного состава в воскресный день. Походка старшего сержанта танцевала немыслимый танец коронованой шестёрки блатаря с зоны. Ко всему прочему сквозь зубы Ляксей напевал и мугыкал: "Скоко я зарезал! Скоко — перерезал! Скоко душ невинных загубил!"
Оставалось только порвать на груди броник и показать зверскую татуировку из церковных башен, погоны на плечах и распальцовку с перстнями и пятью точками между основаниями большого и указательного пальца.
Облик растрендяя говорил, что у него за спиной такой "папа", шо никакая мама ему даже поперёк шага не препятствие — так, мелкий бугорок. Вот щас Лексей его заровняет с легонца шаркая, дымя и напевая и пойдёт себе назад добивать перестоявшийся суперраствор концентрированного чая в эмалированной и битой кружке. И вообще хуни вы оторвали большого человека от важных дел, девочки? Вам шо — цацок не хватает у монголоидов? А пока чифирь стынет: валите как вы отсюда — недоделанные мужики к своей ембененей маме, подобру поздорову пока мы состоим в нежной респекции духа опосля ночных сновидений и утрешнего расслабона. Лицо Амы аж перекосило от отдалённого пренебрежения выраженного Лёхой без единого слова. Это была даже не наглость, а полное оскорбление установленного порядка подчинения, лично командирской чести и положения Хозяйки монголов, да ещё и на виду у рабски покорной татарвы.
С таким же успехом можно было просто плюнуть мужской слюной низшего отвратительного содержания в лицо прекрасной кавалеристки. Лёха на достигнутом эффекте не остановился. Продолжил выводить царственную Аму из положения душевного равновесия без всяких скидок на женскую натуру, воспитание и культурный слой детсада, школы пионерской организации и комсомола в собственном составе интеллекта. То что далее бесстыдно сотворил на песочке замок мог сделать только абсолютно пьяный в дымину мужик, по пути домой с мероприятия и опосля получки. После такого откровения повода для дуэли хватило бы на всех Ам из прибывшего отряда.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
**
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Лёха увидал, что теперь внимание отряда сосредоточилось на нём. Шепнул за спину.
— Ахмед — на колено. Из-за меня не вылазь! А то снимут. Держи связь. Пока, переводчики не нужны. Будем "кино крутить".
Двигался Лёха не абы куда. Между ним и Амским караваном, в песок берега у плавного изгиба, втыкалась зелёной загогулиной, усиленная травой и мелким кустарником, небольшая поляна размером с половину площадки для волейбола. Как раз морды бить один на один. Края поляны возвышались над песком сантиметров на двадцать, этаким бордюром из торчащих и переплетённых корней. Таким образом, Ахмед, сев на колено существенно уменьшал вероятность прицельной стрельбы по нему как носителю средства связи. А сержант, похоже, метательного оружия амазонок и кентавров не боялся. Или знал, что стрелять не будут? Однако площадка отлично возвышала автоматчика над грубыми и бородатыми рожами конечеловеков и ставила его вровень с Амами в седлах. Идеальная сцена. И Алёха ей тут же воспользовался. Некоторые из пограничников даже отвернулись от наглазников. Ну, блин стыдно стало за проделки товарища. Жуков нахально подмигнул боевому охранению и главной бабе сезона под мамонтом. Повернулся боком. Поставил крышку котла у колена, оперев на верхнюю часть бедра. Прикрыл ногу, змей. Двинул, затёртый до "серебра" на стволе, тяжёлый АКМ за спину. Поставил пошире ноги и сунул обе руки к промежности, расстёгивая ширинку.
Ухмылка, почти пьяная, была настолько правдива, что ни один воин в монгольском карауле не усомнился: щас достанет на виду у властительниц свой кочан из штанов и начнёт поливать с удовольствием травку на прибрежном газоне. Так сержант и поступил, удовлетворённо постанывая в удовольствии опорожнения мочевого пузыря. Струйка желтоватой жидкости весело полилась из организма вниз по стандартной параболе. Замок выгнулся и подпрыгнул чуть, пару раз, выгоняя остатки растворённых миазмов в воздушный мир Тейской гравитации. По рядам орды пошёл еле слышный смешок, всадники опускали головы, некоторые хватались за животы. Лёха тупо и блаженно улыбался. Мужская логика подсказывала кавалеристам то, что сейчас начнёт делать со своим прибором оборзевший пришелец перед лицами повелительниц татаро-монгол. Старшина по-своему предсказал будущие действия спортсмена, ухмыляясь и давя смех, чтоб не мешал держать ровно ствол в узости угла обзора оптического прицела.
— Как ты булкой не тряси, а последнее в трусы, — солдаты вокруг старшего прапорщика откровенно захихикали.
— От мерзавец! — похвалил Маркин Лёшку.
— Она ж его щас затопчет! — испугался за подчинённого Зуб.
— Ничо, прикроем, — сосредоточенно сопровождал "утёсом" движения противника вэпэбэгэсник, выбирая на ближайшем мамонте точку прицеливания, сквозь счетверённую оптику.
— Файзулла — веди ближних на кентах, — укоротил название конелюдей капитан.
— Старшина — сам выбирай и решай, по готовности — огонь! — Грязнов угукнул, не отрываясь от черной трубы над ствольной коробкой снайперки правым глазом.
— Наводчик — готовься отсекать от полянки всех. АГС агрессивно медленно повёл в сторону Ам толстым раструбом ствола. Непонятно угрожающий металлический звук шварка заряжающей шворки был услышен даже Амами. Они на секунду глянули на горку, отметили странные проблески и отдельные фигурки с силуэтами и не придали большого значения. А зря.
— Марков — связь с Ахмедом!
— Федя — гранатомёт в зубы и слона в прицел. Бей в тушу по приказу.
— Внизу — не щелкать жевальниками! В лесу стая зверей — сторожить подступы!
— Остальным — зарядить трассеры в автоматы. Поменять оружие на АКМы с семёркой, — Зуб командовал, дополняя и устаканивая задачи. Досталось и "лётчикам".
— Семёныч — держи морячков. Если что — не стесняйся — парь не по детски. Сами припёрлись!
— Сделаем командир, — проникся экипаж серьёзностью положения пограничников. Лёшку никто не собирался отдавать, даже если бабы накрошат батон по всей его наглой спортивной роже.
— Фельдшер, Швец, Назарук — носилки и сумка! И бегом вниз. На случай чего хренового, — солдаты умчались, грохоча бутсами по галерее в нижнюю башню, и вышли к берегу наружу, ощетинившись тремя стволами.
— Гонзалес — снимай на камеру, — нашлось дело и для американца в вынужденном противостоянии с бабами.
Лёха демонстративно улыбался довольный и тряс своим хозяйством, пытаясь ограничить объём собственной жидкости, что не минуемо капнет в трусы, и вгоняя Ам в ярость, а татар в ржачку. Всадники бека валились на шею лошадям, чтоб глазастые Амы и их прислуга не могли выделить самых смешливых для мести, из тысяч выстроившихся на высоком лесном берегу зрителей. А солдаты хана, прознав о происходящем, лезли напролом сквозь ветки и листву в первые шеренги из тылового массива войска. Так издеваться над всесильными бабами... никто не смел в течение нескольких веков. И главное, ржать было можно! Так, как вся ответственность за содеянное богохульство железно клалась на пришельцев погранов, по всем юридическим казусам, уложениям и традициям соблюдения чести, и частной собственности на личное достоинство воинов обоих континентов.
Поступок Лёхи требовал немедленного наказания, чтоб смыть позор от потери лица амазонок кровью бессовестного паскудника. Свидетелей было столько, что хоть геноцид устаивай сразу по окончанию "праздника".
А Лёшке всё было мало! Завершив телодвижения с постановкой личного оружия в пирамиду между собственных ног, старший сержант повернулся к татарам на берегу, поднял голову, сжал правую руку в кулак и зажав верхними зубами нижнюю губу, и оскалившись, трижды победно ткнул вверх кулаком, намекая на соответствующую мужскую победу сексуального характера над распластанной женской составляющей газона под ним. Орда, не сдержав симпатии, восторженно загудела, одобряя и жалея выскочку. Кентавры вскинули луки, Амы также потянулись за метательными игрушками. Перед поляной в двадцати пяти метрах правильным полукругом двигалась цепь из шести разозлённых спектаклем амазонок на кентаврах и их слуг. Всадники бека начали орать и тыкать герою руками в сторону приближающейся опасности. Лёха махнул рукой своим болельщикам. и повернулся в сторону опасности выхватив из-за плеча веточку местной берёзы. Помахал перед носом, приседая и ухмыляясь, напоминая собственные законы взбешённым амазонкам и их слугам.
Теперь настала очередь Ам действовать против нашего автоматчика. Сперва командирша дала знак и меч раба отсёк голову вольного посланника. Кровь брызнула на песок, а голова бедняги откатилась хлопнув удивлёнными глазами с опалёнными на костре ночью ресницами. Тело парня задёргалось в предсмертных судорогах. Раб взял голову за волосы показал орде, Лёшке, Аме и бросил к ногам командирского кентавра. Жест говорил — тебе повезёт, если отделаешься только этим. Ахмед вжался в траву, молясь за успех всего мероприятия и собственную жизнь. Лёха сцепил зубы и криво усмехнулся. Помахал главной амазонке ручкой, призывно сгибая пальцы правой кисти в жесте приглашения.
— Ну иди, иди сюда рыбка, повоюй с солдатом двадцатого века. Это тебе не безоружным шеи рубить, — шептал сержант свою молитву и манил Аму упёршись в её зрачки своими.
Чтоб окончательно разозлить противниц Лёха таки качнул обеими руками за спину и двинул тазом вперёд изображая, что имел он амазонок, или будет вот так иметь и трахал он их и так и этак... Лица Ам стали красными и наливались бордовым цветом ярости. Тем более, что жест спортсмена напрямую относился к их командиру.
— Да имел я тебя, со всеми твоими мамонтами, — танцевал ламбаду на импровизированной сцене сержант, прикрываясь щитом из крышки и отслеживая движения лучников.
* * *
Амы не собирались играться и зря тратить силы. Два кентавра двинули влево от Лёхи, обходя его, и норовили зайти в тыл, ближе к деду и лесу. Вторая пара, соответственно, пошла вправо, к воде, окружая и отрезая от реки. Третья пара увеличила интервал до десяти-двенадцати шагов между всадниками и вполне организованно и слажено начала медленно наступать на Лёшкину площадку 'в лоб', так чтоб ему трудно было углядеть одновременно за обеими всадницами и их кентаврами. Сержанту такая тактическая грамотность разозлённого противника не понравилась. Мало того, он рассмотрел арканы, притороченные к сёдлам, и начал опасаться, что повязать могут и его, ежели ловко метнуть веревочную петлю. Судя по татарам, то владеть сим инструментом, всадники умели отменно. Учитывая, что монголы Ам боялись из-за полного боевого превосходства, то идея с арканом была очень даже не плоха. Обходящие кавалеристы держать жестко Лёшку на прицеле не могли, по причине движения. Правая двойка утопала мокром и вязком песке. Левая начала взбираться на подъем, который со стороны наступающих амазонок имел большую высоту, чем сторона, где присел дед Ахмед. Итого наибольшую опасность для спортсмена представляла пара, что шла на него в лоб. На дистанции двадцать пять метров чпокнули четыре тетивы, и вжикнули длинные стрелы с черным оперением. Лёха нырнул за щит-крышку, но успел таки прихватить и почувствовать два касательных удара в каску. Сила, с которой стрелы ударили по шлему, внушала уважение.
'Робин Гудши, блин, — подумал сержант, двигая автомат вперёд и высовываясь, справа, из-за крышки. Навершие дедовского казана ещё гудело от попаданий двух метательных дротиков, когда Лёха отловил на мушку основание передней левой ноги правого кентавра и нажал на спуск АКМ, — тяжёлая пуля семь шестьдесят двойки дернула получеловека вниз и влево. Вторая пуля из короткой очереди, после неизбежного вскидывания ствола вошла в плечо полулошади ближе к центру груди. Всадница потеряла равновесие лука и стрелы уже вытянутой из заплечного колчана и положенного на центр плеча и тетиву. Повторный выстрел в спортсмена провалился одновременно с падением средства передвижения. Удивлённый крик кентавра, переходящий в вопль неожиданной боли порвал неумолимость предполагаемой для АМ развязки. Лёша, помня об отрубленной у него на глазах голове посланца монголов, сострадания к получеловеку не поимел, а двинул ствол влево. И пока Ама с упавшего кентавра пыталась остаться на ногах и не без успеха, то вторая вспышка выстрелов обрушилась на кентавра, что подбирался к Лёхе левее. Результат стрельбы оказался более плачевным. Если первая пуля влетела туда, куда сержант и планировал, то вторая пошла со значительным превышением и отклонением влево. Крошево костей затылка, липкая и теплая масса перемешанных с кровью мозгов их головы кентавра ослепила сидящую в седле Аму. Пуля, выпущенная с такого короткого расстояния, вжикнула сверхзвуком возле уха, сотрясая мозги наездницы и вестюбилярный аппарат. В результате, Ама полетела кубарем в песок, путаясь в стременах под высокий порог травяной площадки, с которой вёл огонь Лёшка. И её нога оказалась придавленной телом убитого наповал кентавра. Тех, кто обходил Лёху справа, ближе к реке сержант оставил без внимания, справедливо полагая, что их легко и без опаски подстрелить самого спортсмена, обезвредит старшина с Файзуллой. А вот левых надо было класть на песок самому, тем более что один из кентавров уже выбрался на узкую травяную закраину, а второй поставил передние копыта на кромку воображаемого бордюра и толкался, чтоб вынести всадника вверх рядом с первым. Обоим кентаврам досталось по две пули из, изрыгающего сноп огня при выстреле, калаша. Всадники завалились, но не так как хотелось бы: обе 'остались на ногах' и поднимались с травки и песка, с сожалением отмечая выход из строя 'боевых коней'. Хоть бы пожалели, заразы. Те их собой практически прикрыли. Неизбежные потери. Правда, реагировали Амы по разному. Сержант мимику отметил на лицах, теперь уже пехотинцев, но времени, чтоб раскладывать психологические пасьянсы — не было. Надо добивать, считать патроны и глядеть в оба — спереди тяжёлой походкой приближались мамонты и ядро отряда амазонок во главе с командиршей.
