Затем я услышала:
— Ее ноги не связаны... — и мое сердце подпрыгнуло.
— Но что, если она... — неразборчивое бормотание.
— Не имеет значения. Она не сможет кричать.
Это я разобрала очень хорошо, и я резко дернула под себя ноги, пытаясь вскарабкаться, только чтобы быть вздернутой на петле вокруг шеи. Она ощущалась как железный прут, сковывающий горло, и я рухнула назад, увидев кроваво-красные пятна в уголках моих глаз.
Я покачала головой и глотнула воздуха, пытаясь избавиться от головокружения, адреналин неистово разгонялся у меня в крови. Я почувствовала руку на своей лодыжке и резко лягнула ногой.
— Эй! — воскликнул он, не скрывая удивления. Он убрал руку от моей лодыжки и немного отсел назад. Мой взгляд прояснялся — я видела его теперь, но свет от костра находился позади него; это был один из молодых парней, но не более чем безликий, сгорбившийся передо мной силуэт.
— Ш-ш-ш... — сказал он и нервно хихикнул, протягивая руку по направлению ко мне. Я издала глубокий рычащий звук сквозь кляп, и он остановился, замерев на полдороге. В кустах за его спиной раздался шорох.
Это, видимо, напомнило ему, что его друг — или друзья — наблюдают за ним, и он, с вновь обретенной решимостью, протянул руку, похлопывая меня по бедру.
— Не волнуйтесь, мэм, — прошептал он, по-утиному приближаясь ко мне на пятках, — я не причиню вам вреда.
Я фыркнула, и он снова замялся, но затем еще один шорох из кустов, по-видимому, укрепил его решимость, и он схватил меня за плечи, пытаясь заставить лечь. Я изо всех сил боролась, пиналась, ударила его коленом, и он, отпустив меня и потеряв равновесие, упал на задницу.
Взрыв приглушенного хихиканья из кустов заставил его вскочить на ноги подобно черту из табакерки. Он наклонился и, решительно схватив меня за лодыжки, дернул, рывком уложив меня плашмя. Затем он набросился на меня сверху, всем весом пригвоздив к земле.
— Тише! — настойчиво прошептал он мне на ухо. Его руки вцепились мне в горло, и я корчилась и билась под его тяжестью, пытаясь сбросить с себя. Но он крепко сжал мою шею, и я остановилась, перед глазами вновь появились кроваво-черные пятна. — Ну же, угомонитесь, — сказал он более спокойно. — Только помолчите, мэм, ладно? — я издала короткий всхлип, который он, должно быть, принял за знак согласия, так как ослабил хватку. — Я не причиню вам вреда, мэм, правда, — прошептал он, стараясь одной рукой удержать меня на земле, а другой неуклюже шаря между нами. — Можете просто не двигаться, пожалуйста?
Я не двигалась, и он, наконец, положил предплечье поперек моего горла, и облокотился на него. Не достаточно сильно, чтобы я потеряла сознание, но достаточно сильно, чтобы выбить из меня желание сопротивляться. Он был худой и жилистый, но очень сильный, и при помощи обычной решительности ему удалось задрать мою сорочку и вклинить колено между моих бедер.
Он дышал почти так же тяжело, как и я, и я могла чувствовать козлиную вонь его возбуждения. Его руки оставили мое горло и лихорадочно хватались за мою грудь таким образом, что становилось ясно, единственная грудь, к которой он когда-либо прикасался, была, вероятно, материнская.
— Тише, сейчас не пугайтесь, мэм, все в порядке, я не... ох. О, да-а. Я... а... ох, — его рука шныряла меж моих бедер, затем исчезла на мгновение, когда он быстро приподнялся и спустил свои бриджи.
Он грузно рухнул на меня сверху, неистово вздымая бедра во время бешеных толчков, но без всякого контакта, кроме фрикций, так как он, явно не имел ни малейшего понятия об устройстве женской анатомии. Я лежала неподвижно, не шевелясь от изумления, и затем почувствовала теплую струю жидкости на своих бедрах, в то время как он, забывшись, задыхался в экстазе.
Все предыдущее напряжение стремительно оставило его, и он опустился мне на грудь, как сдутый воздушный шарик. Я чувствовала, как его юное сердце колотилось, словно паровой молот, и его влажный от пота висок прижался к моей щеке.
Я посчитала близость этого контакта настолько же неприятной, как и дряблое нечто, втиснутое между моих бедер, и резко откатилась в сторону, сбрасывая его. Он внезапно ожил, и вскарабкался на колени, цепляясь за свои опущенные бриджи.
На мгновение он качнулся из стороны в сторону, затем упал на четвереньки и подполз ко мне.
— Мне очень жаль, мэм, — прошептал он.
Я не шевельнулась, и через мгновение он протянул руку и мягко похлопал меня по плечу.
Далекий шорох в кустах, сопровождаемый приглушенными возгласами молодого мужского восхищения, твердо убедил меня, что можно. О, Боже, остальные мерзкие маленькие звереныши будут здесь в мгновение ока.
В панике, я села, памятуя о петле.
Зарево от огня было нерегулярным и мерцания едва хватало, чтобы разглядеть стволы деревьев и бледный слой хвои и листьев, гниющих на земле. Достаточно, чтобы увидеть выступы гранитных валунов через слой листьев, а иногда и случайный выступ упавшей ветки. Не то, чтобы отсутствие потенциального оружия имело значение, учитывая, что мои руки все еще были крепко привязаны.
Вес юного насильника сотворил вещи похуже — во время моей борьбы узлы затянулись крепче, и руки пульсировали из-за отсутствия кровообращения. Мои пальцы уже онемели на кончиках. Черт возьми. Неужели в результате этого абсурда я потеряю несколько пальцев из-за гангрены?
Мгновение я размышляла о мудрости послушного поведения со следующим ужасным мальчишкой в надежде, что он вытащит кляп. Если получится, я могла бы, по крайней мере, попросить у него ослабить веревки и тогда позвать на помощь, надеясь, что Тебби придет и остановит дальнейшее насилие, опасаясь моей возможной сверхъестественной мести.
А вот и следующий, с шорохом крадущийся в кустах. Я вжала зубы в кляп и подняла глаза, но темная фигура передо мной не была одним из юнцов. Единственная мысль, которая пришла мне в голову, когда я осознала, кто мой новый посетитель, была: "Джейми Фрейзер, грязный ублюдок, где же ты?!"
Я застыла, как будто обездвиженность могла каким-то образом превратить меня в невидимку. Мужчина встал передо мной, затем присел на корточки, вглядываясь мне в лицо.
— Сейчас тебе уже не так смешно, верно? — непринужденно сказал он. Это был Бобл, бывший охотник за головами. — Ты и твой муж думали, что это было чертовски смешно, не так ли? То, что те немки сделали со мной? А потом мистер Фрейзер с выражением лица, как у праведного христианина, читающего Библию, еще говорил мне, что они собирались порубить меня в колбасный фарш. Ты ведь тоже думала, что это смешно, да?
Если быть предельно честной, это действительно было смешно. Однако он был совершенно прав: сейчас мне было не до смеха. Он замахнулся и влепил мне звонкую пощечину.
От удара из глаз брызнули слезы, но костер освещал Бобла сбоку, и я все еще могла видеть усмешку на его пухлом лице. Холодок дурного предчувствия пронзил меня, заставив задрожать. Заметив это, он широко улыбнулся. У него были короткие и притупившиеся клыки, так что резцы на их фоне заметно выделялись, длинные и пожелтевшие, как у грызуна.
— Полагаю, это насмешит тебя даже больше, — сказал он, поднявшись на ноги, и потянувшись к своей ширинке. — Надеюсь, Ходжепайл не убьет тебя сразу, чтобы ты успела рассказать об этом своему мужу. Бьюсь об заклад, шутка ему понравится, с его-то чувством юмора.
Сперма мальчишки все еще была влажной и липкой на моих бедрах. Я инстинктивно отпрянула назад, пытаясь вскарабкаться на ноги, но петля на шее одернула меня. В глазах на миг потемнело от затянутой на сонной артерии веревки, затем зрение прояснилось, и я обнаружила лицо Бобла в дюйме от своего, ощущая его горячее дыхание на своей коже.
Он схватил меня за подбородок и потерся своим лицом о мое, кусая мои губы и жестко царапая своей щетиной мои щеки. Затем отступил, оставив мое лицо влажным от его слюны, толкнул меня навзничь и залез сверху.
Я чувствовала, как жестокость внутри него пульсировала, словно оголенное сердце, и ее тонкая оболочка вот-вот лопнет. Я знала, что не смогу сбежать или противостоять ему — знала, что он ударит меня, будь у него малейший повод. Единственное, что мне оставалось, это не двигаться и терпеть его.
Но я не могла. Со всей мочи я столкнула его с себя и перекатилась на бок, подняв колено в тот момент, когда он оттягивал в сторону мою сорочку. Оно попало ему скользящим ударом по бедру, и он рефлекторно сжал кулак и ударил меня по лицу, быстро и резко.
Красно-черная боль внезапно растеклась по центру моего лица, заполнила голову, и я ослепла, ошеломленная, мгновенно перестав двигаться. "Ты полнейший дурак, — подумала я с абсолютной ясностью. — Теперь он точно убьет тебя". Второй удар поразил мою щеку, с хрустом дернув голову вбок. Я снова двинулась в слепом сопротивлении, хотя, возможно, мне это лишь казалось.
Вдруг он встал на колени поверх меня и принялся избивать кулаками и лепить пощечины, удары тупые и тяжелые, словно глухой шум океанской волны, бьющейся о песок, пока еще слишком удаленные, чтобы чувствовать боль. Я изворачивалась, извиваясь, поднимала плечи и старалась защитить лицо, уткнувшись в землю, и тут тяжесть его веса исчезла.
Он уже стоял. Он бил меня ногами и ругался, задыхаясь и полу-рыдая, в то время как его сапоги с глухим стуком попадали по моим бокам, спине, бедрам и ягодицам. Я с трудом глотала воздух, чтобы дышать. С каждым ударом мое тело резко вздрагивало, скользя по усыпанной листьями земле, тщетно пытаясь зарыться в нее, провалиться внутрь.
Затем все прекратилось. Я слышала, как он, задыхаясь, пытался говорить.
— Проклятая... чертова... ох, чертова... греб... гребаная... сучка.
Я обмякла, стараясь раствориться в темноте, окутавшей меня, зная, что сейчас он ударит меня в голову. Я уже почувствовала, как мои зубы расшатываются, хрупкие кости черепа раскалываются и рушатся прямо во влажную мякоть мозга, и я мелко задрожала, стиснув зубы в бесплодной попытке противостоять удару. Звук должен быть похож на лопнувшую дыню — тупой и хлипкий. Услышу ли я его?
Но удара не последовало. Появился другой звук, быстрое энергичное шуршание, которое я не могла распознать. Едва уловимый мясистый звук, похожий на хлопающий ритм соприкосновения плоти о плоть, а после послышался его протяжный стон, и теплые капли жидкости увлажнили мое лицо и плечи, разбрызгиваясь по оголившейся коже в местах, где моя сорочка была разодрана.
Я замерла. Где-то в глубине моего сознания, независимый наблюдатель вслух задался вопросом: "Было ли это самой отвратительной вещью, с которой я когда-либо сталкивалась?" Что ж, нет, не было. Некоторые вещи, которые я видела в "Обители Ангелов", не говоря уже о смерти отца Александра, или на чердаке Бёрдсли... в полевом госпитале в Амьене... Господи, нет, это даже не приближалось.
Я лежала неподвижно, с закрытыми глазами, припоминая разнообразные мерзкие события своего прошлого, желая, чтобы на самом деле я очутилась там, нежели здесь.
Он склонился надо мной, схватил за волосы и несколько раз стукнул меня головой об дерево, дыша при этом с присвистом.
— Я тебе покажу... — прошипел он, убрав руку, и я услышала гулкий шорох, когда он, пошатываясь, отправился восвояси.
Когда я, наконец, вновь открыла глаза, я была одна.
* * *
Я ОСТАВАЛАСЬ ОДНА, пусть маленькая, но радость. Агрессивная атака Бобла, по-видимому, отпугнула юнцов.
Я перевернулась на бок и застыла, восстанавливая дыхание. Я чувствовала себя жутко уставшей и совершенно несчастной.
"Джейми, — подумала я, — ну где же ты?"
Я уже не боялась того, что может произойти дальше. Я не могла видеть ничего дальше этого момента, один вздох, удар сердца. Я ни о чем не думала и не могла ничего почувствовать. Пока нет. Я просто неподвижно лежала и дышала.
Постепенно я стала замечать небольшие детали. Кусочек древесной коры, запутавшийся в волосах, царапающий щеку. Мягкость толстых опавших листьев подо мной, укутавших мое тело. Ощущение усилия, с которым поднималась моя грудь. Нарастающего усилия.
Крошечный нерв стал подергиваться у моего глаза.
Совершенно неожиданно я осознала, что с кляпом во рту, разбуханием носовых тканей и стремительным скоплением крови в носу, я оказалась перед прямой угрозой удушья. Насколько было возможно, чтобы не задохнуться, я повернулась набок и потерлась лицом сначала о землю, потом, с нарастающим отчаянием, я уперлась пятками в землю и подтянулась наверх, с силой царапая лицом по древесной коре и безуспешно пытаясь ослабить или убрать кляп.
Кора царапала губы и щеки, но платок, повязанный вокруг моей головы, был настолько плотный, что невероятно сильно натирал в уголках рта, заставляя открывать его так широко, что слюна постоянно просачивалась в кусок ткани во рту. Меня почти вырвало из-за щекотания пропитанной слюной ткани в горле, и я почувствовала, как рвота обожгла заднюю часть стенки моего носа.
"Ты не... ты не... тынебудешьтынебудешь ...ты не... ты не собираешься вырвать!" Я втянула воздух, пузырящийся в моем кровоточащем носе, ощутила густой медный привкус, который смазал мое горло. С кляпом во рту это сделать почти невозможно: краем глаза я увидела белую вспышку — это удавка плотно затянулась вокруг моего горла.
Я упала, сильно ударившись головой о дерево. Я вряд ли заметила это, потому что петля снова ослабла, слава Богу, и мне удался один, два, три драгоценных, наполненных кровью вдоха.
Мой нос распух от скулы до скулы и быстро отекал. Я стиснула зубы на кляпе и выдыхала через нос, пытаясь очистить его, хотя бы на мгновение. Кровь с оттенком желчи теплой струей лилась по подбородку и капала на грудь, а я понемногу быстро всасывала воздух.
Выдох, вдох. Выдох, вдох. Выдох... но мои носовые перегородки почти заплыли, и я почти рыдала от паники и разочарования, так как воздух перестал поступать.
"Господи, не плачь! Ты умрешь, если будешь плакать, ради Бога, не плачь!"
Резкий выдох... Выдох... Я фыркнула последним запасом спертого воздуха в легких, тем самым освободив малюсенький проход, чтобы заполнить их заново.
Я задержала дыхание, пытаясь оставаться в сознании достаточно долго, чтобы найти способ дышать — должен найтись способ дышать.
Я не могла допустить, чтобы такой негодяй, как Харли Бобл, убил меня по недосмотру. Это было неправильно, этого не могло быть.
Полусидя, я сжалась, прислонилась к дереву, чтобы как можно больше ослабить давление петли вокруг моей шеи, и наклонила голову вперед, чтобы кровь, капая из носа, стекала вниз. Это немного помогло. Ненадолго, правда.
Мои веки начали тяжелеть; нос определенно был сломан. И вся плоть верхней части моего лица теперь отекала, набухая от крови и лимфы, которые сочились из капилляров травмы, мои глаза заплывали и закрывались, еще больше сжимая доступ воздуха.
В агонии разочарования я закусила кляп, затем, впав в отчаяние, начала жевать его зубами, пытаясь сокрушить, сжать его, сдвинуть как-нибудь, протолкнуть внутри моего рта... Я прикусила внутреннюю часть щеки и почувствовала боль, но не обратила на это внимание, это было неважно, ничто не имело значения, кроме дыхания, о, Боже, я не могу дышать, пожалуйста, помоги мне дышать, пожалуйста...
