Боевики собрались уходить в горы, но не могли допустить, чтобы беглянки добрались до расположения дивизии — снарядили за ними погоню, придав снайпера. И когда засекли их, он вступил в дело.
От неминуемой гибели родных Веры спас лесной массив.
Снайпер не мог прицелиться, как следует, и выстрелить наверняка. Мешали деревья и кусты.
Боевики осознали: догнать беглянок иным образом как пулей не смогут. Положились всецело на мастерство подопечного, так как между базой федеральных сил — дивизии — и лесным массивом была полоса открытой местности почти метров триста, а то и все четыреста. И за это время снайпер мог сделать десяток точных выстрелов. Поэтому промашки в любом случае не должно было быть.
Беглянки замерли на окраине леса. Люба понимала: бежать дальше по полю ни в коем случае нельзя. Придержала внучку.
— Стой, проказница! Убьют!
— Не убьют, ба! Я быстрая, как пуля!
— Дура! Ей тебя и догонят — снайпер! Лезь на дерево и сиди там тихо! Поняла?
— А ты, ба? Что будешь делать ты?
— Увидишь, а заодно услышишь.
Старуха принялась кричать, привлекая внимание охраны базы федеральных сил, попутно размахивала носовым платком.
Часовой на вышке не сразу уловил сигналы, исходящие от неё, а лишь, когда подле той замаячили боевики.
— В "зелёнке" противник! — понёсся эхом над базой крик часового. И он дал очередь из автомата в направлении лесного массива.
В лагере началась беготня. Часовой воспользовался биноклем.
— Не успеют! Убьют! — дошло до него. И разрядил очередной рожок автомата, пытаясь отсечь от старухи боевиков.
Как та упала. В неё попали боевики, но и отходить не спешили, словно искали кого-то ещё.
Часовой разрядил очередной рожок. Боевики не реагировали. Стало очевидно: не всё так просто. И в том направлении, котором часовой вёл стрельбу, с базы покатил БТР.
Пользы делу это не принесло. Боевики не отступили. Завязался бой. Противник применил гранату, а федералы — орудие на башне.
И следом в небо с базы взмыл вертолёт. Но даже рокот, исходящий от винта с лопастями ни чуть не повлиял на действия боевиков.
— Да они самоубийцы-ы-ы... — закричал часовой, едва на вышке подле него объявился командир — ротный. В дело вступила его рота, а к вводу готовился уже батальон с бронетехникой. Однако пускать его в дело не пришлось. Хватило взвода.
Боевики были уничтожены. Ни один из них не сдался.
Военные обнаружили тело старухи среди них. Та ещё была жива, но при этом потеряла слишком много крови, что-то бормотала в бреду, ворочая беззубой челюстью.
— Всё ещё надеется выжить, когда уже давно и из ума, — проворчал сержант.
— Нет, Надежда — это женское имя. Она кого-то зовёт. И, похоже, ребёнка, — догадался капитан. Позвал. — Надя!
Та не сразу откликнулась, объявившись на дереве.
— Я угадал! Это ребёнок! Как она и старуха вообще оказалась в зоне боевых действий? И почему боевики охотились на них до последнего патрона и человека?
Ответ могла дать только девчушка. Объявился снайпер, стремясь ликвидировать ребёнка. Вместо неё пострадал капитан, укрыв ту собой — собственным телом. И снайпер применил бронебойный патрон, пробив бронежилет.
Ему ответили. Взвод открыл шквальный огонь по той части лесного массива, где засел боевик. И его дополнительно отработали с воздуха вертолётом — реактивной установкой, дав ракетный залп.
— Жива-а-а... — простонал капитан. У него ртом шла кровь.
Надя ответила криком, потеряв сознание, а когда была приведена в чувство главным врачом дивизии, узрела подле себя человека с лампасами на брюках.
— Лакей?
— Чё? Кто?
— Швейцар?
— Это она кому? — покосился вопросительно генерал на полковника медицинской службы.
— Вам.
— Что-о-о?!..
— Бредит!
— Бред какой-то! Ничего не понимаю! Что происходит? И с полком связь отсутствует! А тут ещё они и боевики в тылу под носом у дивизии орудуют! Какие-то самоубийцы! Одно слово — головорезы!
— Мама-А-А... — подала голос Надя в очередной раз.
— Это она чего сейчас сказала? Испугалась — меня?
— Не могу знать, товарищ генерал!
— А кто, полковник? Кто из нас врач?
— Я...
— Вот и отвечай!
— А может она сама?
— Не перекладывай на ребёнка!
— И не собирался, — отреагировал медик. — Ты что-то хотела сказать нам, деточка?
В ответ Надя моргнула.
— Маму зовёшь — потеряла?
— Она осталась...
— Где? И кто она? — прильнул генерал к ложу дитя.
— За горами-и-и...
— Перевалом — в Аргунском ущелье? Но там полк? Неужели ты оттуда?
— Да. А как бабуля-А-А...
— Жива она. И лежит рядом. Я сделал ей сложнейшую операцию. Но ничего страшного — всё уже позади, — заверил медик.
Генерал желал продолжить разговор с Надей. Полковник запретил.
— После!
— Будет поздно! Дай ей успокоительного с обезболивающим! Этот ребёнок владеет ценной информацией для дивизии! Иначе бы за ней не охотились боевики, идя на верную погибель! Понимать должен!
— Ладно, — уступил он генералу. — У тебя пять минут — и ни секундой больше!
— Да я и в три минуты уложусь, — подмигнул комдив. — Деточка! А, девочка! Что происходит за горами? Расскажи! Всё, что сама видела.
— Война-А-А...
— Ясно. А более подробно — в деталях.
— Вот... — продемонстрировал медик шлем штурмана. — И ещё! У неё кожа на ногах обморожена.
— Сбили вертолёт в горах над перевалом, — догадался генерал. — Значит ситуация и впрямь тяжёлая.
Это подтвердила Надя. Она разжала кулак. В нём оказалась звезда и немаленькая, а большая.
— С вами кто-то летел из старших офицеров? — заинтересовался генерал. — Сколько у него было таких звёзд на погонах — одном?
Надя показала два пальца.
— Подполковник?
Она моргнула в ответ генералу.
— Неужели "силовик"? Где он? Жив или погиб?
Надя отрицательно качнула головой на подушке, и провалилась во тьму.
Её жест генерал рассудил правильно.
— Он в плену-у-у...
И выскочил из палатки медсанчасти.
— Командира ВДВ ко мне! Срочно!
Едва тот попался ему на глаза, получил приказ.
— На перевал! Отвечаешь мне за его контроль головой! Ну, живо-живо! Полетел — Бэтменом!
В небе загремели вертушки. Боевики насчитали порядка трёх винтокрылых машин — две из них грузовых. А затем ещё пять.
Перевал для них был закрыт. Через него они могли прорваться только с боем, поэтому пошли параллельным курсом к иному, следуя в направлении зоны боевых действий. О чём передал комбат ВДВ командиру, а тот доложил комдиву об обстановке под Аргуном.
— Как — ты ещё здесь?! Я же сказал: полетел у меня как вихрь — ураган — торнадо! В конце концов, Бэтменом!
— Я — Бутман!
— Еврей, стало быть! Струсил? А ещё десантник!
— Нет, вылетаю туда к своим! В долине идёт ожесточённый бой. Помощник докладывает: с применением тяжёлого вооружения.
— Отлично! Значит боевиков — тьма! Это как раз работа для меня — дивизии! Сделаем вот что, Бутман! Отправишься к ним на базу!
— Я?!
— Да, ты! И Бэтменом у меня полетишь! Нагрянешь с воздуха как вихрь — ураган — торнадо! Понял?
— Так точно!
— Исполнять!
На помощь к полку вылетела рота десанта.
25. ИСПЫТАНИЕ.
— Наши! Наши... — обрадовались им бойцы полка, обстреливаемые боевиками из миномётов ночь и утро напролёт. Наёмники стремились вывести бронетехнику, сами не появлялись вблизи, продолжая бомбардировку с воздуха.
Палатки давно сгорели, и все, кто находился в расположении полка, перебрались в окопы с блиндажами или залегли под бронетехникой.
— Это ад когда-нибудь прекратится? — требовал полковник подавить огневые позиции боевиков, когда сложно было оторвать голову от земли.
Поверхность базы — её территория, как и прилегающая местность — за ночь покрылась сплошь и рядом воронками от разрывов. Среди убитых потерь не было, зато число раненых росло, как и техника выходила из строя.
В грохоте падающих мин кто-то из бойцов уловил приближение пехоты противника.
— Идут, — заявил Серафим.
— Что за бред сумасшедшего? — не поверил полковник, располагаясь в одном блиндаже с Верой и её подопечным. — Этого не может быть! Обстрел продолжается! Боевики не дураки! Могут положить пехоту!
Как вдруг наступило затишье. Полковник рванул к перископу. Наблюдательный прибор оказался разбит. Пришлось покинуть блиндаж, и снова в нём скрыться.
Серафим был прав. Боевики очутились в расположении базы, применили гранатомёты.
— Врукопашную... — последовал призыв.
Голос показался знаком Серафиму.
— Иван пошёл! Прапорщик!
— Вот дурак! — выпалил подполковник на словах. — Убьют ведь!
Только он это сказал, вновь начался обстрел из миномётов.
Боевики поспешно отступили, расстреляв бронетехнику с близкого расстояния, понеся незначительные потери в живой силе.
Прапорщик оказался везучим. Он успел прыгнуть в узкое окно блиндажа, и обзор скрыло землёй, поднятой в воздух при взрыве.
— Ба, какие люди, — приметил он Веру и Серафима.
Полковник кашлянул, привлекая внимание подопечного к себе.
— И вы здесь, командир!
— Ты чего вперёд батьки в пекло полез? Жить надоело? Хочешь пулю получить вместо ордена? Твоё геройство ни к чему хорошему не приведёт! Ребят положишь — и всё!
— Я ещё ночью предлагал комбатам сделать вылазку на высотки. Подавили бы миномётные расчёты! А теперь вот сидим под землёй как крысы, а боевики делают что хотят! Ходят у нас по головам! Ещё одна такая массированная атака и техники вообще не останется! Тогда хана!
Прапорщик подался из блиндажа наружу.
— Стой! Куда? Вот дурак!
Как обернулся.
— Ты со мной, Серафим?
— Нет, не ходи, — схватила его за руку Вера.
— Ты мужик или как — подкаблучник? Стрелять не будешь, только боеприпасы подносить!
— Людей убивать грех! А тем более в таком количестве, котором предлагаешь ты! — осознал Серафим: это очередное испытание для него.
— Будет строить из себя святошу! Защищать своё отечество от врагов не грех! На это благословляет даже церковь! А иначе нельзя! Тут идёт война религий — православие попирают мусульманские фанатики!
— Ты не прав! Бог один — Един! И у каждого народа он называется по-разному — своим именем!
— Ну и сиди тут с полковником и бабой, святоша!
— Нет, я иду с тобой!
— Мужик!
— Ты кое в чём прав. Мы должны защитить их — защищаться!
— Согласен! Не спорю!
— Серафи-и-им! Не уходи-и-и! Я прошу тебя-а-а...
— Так надо, Вера, — бросил он напоследок.
Та бросилась за ним, но полковник схватил её и повалил.
— Ты хоть не сходи с ума! У тебя ребёнок и старуха-мать! О них подумай — о семье!
Убедил. Вера от бессилия пустила слёзы.
— Ложись, — повалил прапорщик Серафима. Вовремя. Рядом упала мина, и образовалась воронка. В неё они и скатились.
Кругом рвались мины. Сложно было высунуть голову, но прапорщик сумел — улучил момент. Его лишь оцарапало осколками. На нём проступила кровь.
Серафим указал Ивану на это.
— Ерунда! Пустяк! Шрамы украшают мужчин! До свадьбы заживёт!
— Ты не женат?
— А сам?
— Я иной случай.
— При такой красавице? Ты присмотрись к ней, Серафим! Она ради тебя покинула семью — отправила на "большую землю"! Не каждая женщина способна так поступить!
Грохот с канонадой прекратился.
— За мной, — выскочил прапорщик из воронки, а вслед за ним и Серафим.
Они подались к "Шилке", забрались внутрь.
— Отлично! — порадовался Иван. — Полный боекомплект — набита под завязку "жестянка"!
Он проверил. Башня вращалась.
— Значит так, Серафим: я — стрелок, ты — наводчик! Будешь вращать башню вокруг своей оси! Начали-и-и...
Боевики вновь оказались на рубеже базы полка, и на этот раз их встретили шквальным огнём. Им показалось: земля горит под ногами, а это высекались искры при ударе боевых зарядов крупнокалиберной четырёхствольной установки.
Прежде чем боевики осознали, что произошло — и то те из них, кто находился на высотах подле миномётов — отступать было некому. Атака захлебнулась в тот же миг. Боевики потеряли практически сразу батальон.
И вновь полетели мины.
— Ага! Не нравится! Получили-и-и... — ликовал прапорщик. Рано. Они явились прекрасной целью.
"Шилку" следовало выводить из-под обстрела. Но было поздно. Иван еле успел открыть люк на полу и вытолкнуть Серафима, сам выпрыгнул, как бронетехника запылала, объятая пламенем.
— Ничего! У нас ещё имеется реактивная установка залпового огня — "Град"! А дальше, как Бог даст! Взбодрись, Серафим! Чего кислый, точно зуб болит?
— Сколько людей загубили!
— Грешников — наёмных убийц!
— И всё равно. Мы не оставили им шанса на исправление.
— Поздно! Каждый из них получил то, что заслужил! Продались все как Иуда за тридцать сребреников!
— А разве ты воюешь не за деньги?
— За идею! Хотя не скрою: останусь в живых, заработаю неслабо — смогу дом построить, семью завести, собаку, хозяйство...
— И тебе удастся нормально жить со всем этим?
— А что?
— Кошмары не мучают по ночам?
— Некогда мне спать! Идёт война!
— А после?
— Не знаю! Не уверен, что выживу. Это так — только мечты. Гоню ими от себя страх! И не более того!
Иван почувствовал жар, исходящий от горящей бронетехники.
— Ё-о-о... — опомнился он. — Уходим! Сейчас рванут боеприпасы-ы-ы...
Прапорщик кинулся в воронку поблизости, Серафим за ним, и рядом образовалась иная.
Их засыпало землёй. И вновь стало тихо. Боевики добились поставленной цели.
— Ну, погодите, упыри! Одно слово — бесы-ы-ы... — заскрежетал зубами Иван.
Вдруг услышал в небе рокот, исходящий от вертолётов, как и Серафим — долгожданный крик.
— Наши! Наши-и-и...
— К "Граду"! — скомандовал Иван, не желая упустить реальную возможность для ответных действий противнику, развернул установку в северном направлении на пару с Серафимом с намерением пристрелять одну из двух высоток. Пустил ракету.
— Недолёт, — отправил он следом иную, и констатировал: — Перелёт!
Больше не стал тратить ракеты, а отработал высоту, дав залп.
Холм покрылся разрывами. Когда земля с листвой осела, там образовался бурелом.
— Нам дико везёт с тобой, Серафим! Сейчас обработаем вторую высотку и можно докладывать полковнику: путь в горы для планомерного отступления свободе-е-ен...
— Что с тобой, Иван? — упал тот на руки Серафиму. И того самого сразила шальная пуля.
Работал снайпер.
— И-И-Иван! Ты слышишь меня-а-а...
— Прощай, Серафи-и-им...
Прапорщик умолк.
— Не умирай! Не уходи! Не покидай этот мир! — ощутил Серафим себя в роли изгоя, и вспомнил всё: как у того на руках умирала мать, а он являлся её ангелом-хранителем. Боль утраты была велика, но изгой не роптал, напротив, в душе был спокоен и даже в какой-то мере счастлив: её земные мучения закончились в виду чудовищной болезни доставляющей невероятные телесные муки, которые никто не в силах был вынести — ни одно живое существо, даже человек. — Кто же тогда проклял меня? Неужели это подстава? Демон с бесами оклеветал меня! Значит изгой мой свидетель! Я должен встретиться с ним и...
