— Все очень серьезно в любом случае. Понимаешь — в любом... Это ведь только кажется, что у тебя есть выход — спокойно принять предложение Ферна, жить богато и без проблем. Проблемы у тебя были бы в любом случае, потому что ты уже на войне. Но нам лучше сейчас уйти в Медиану, потому что там я намного лучше смогу тебя защитить. Думаю, за тобой наблюдают, и нападения следует ждать с минуты на минуту. Возможно, мои люди в Медиане уже ведут бой...

— О Господи! Ни фига себе...

— На Тверди я не очень-то хороший боец. Идем. Закрой глаза. Эшеро Медиана!

Женя торопливо зажмурилась, переходя в безмолвное серое пространство Ветра.

Кельм медленно пробивался сквозь метель. Мерзостную питерскую поземку, с ледяным влажным ветром, пробирающим до костей даже сквозь куртку с мехом, безжалостно режущим лицо. Очень хотелось уйти в Медиану. Или надеть скафандр. Но из Медианы он только что вышел, а до места добираться еще километра два.

Кельм мысленно перебирал сведения, полученные от заместителя Таны иль Шарта.

Проблемные точки сейчас — Новгород... К счастью, Курганом теперь будут заниматься другие, это Сибирский сектор. И как всегда, юг. Придется ехать на Кавказ в самое ближайшее время. И в Москву. Но самое главное сейчас — разобраться с базой в Колпино. Ее эвакуация завершится послезавтра. К сожалению, это не так-то просто. Тана отдала уже приказ о незаметном усилении охраны. Пусть нападают — она права. Если мы будем готовы к нападению, это даже неплохо.

Но что-то здесь не так. Надо проверить... Кстати, гонорары "Штирлицу" можно будет потихоньку повысить, бюджет теперь позволяет. И расширять агентство. У предшественника, иль Варра была своя сеть из местных, но Кельм решил ею не пользоваться, так как неясно — кто именно сдал иль Варра, кто уже связан с доршами (и насколько). Расследование, конечно, будет проведено, он уже назначил ответственных...

Кельм затормозил недалеко от высокого стеклянного портала со скучающим швейцаром на входе. Прошел пешком несколько шагов. Посетители этого учреждения не ездят на скутерах. Но Кельм предпочитал двигаться так, как удобнее — скутер можно провести через Медиану.

— Погодка сегодня, — гардеробщица заботливо отряхнула его куртку от снега.

— Не приведи Господь, — согласился Кельм. Глянув в огромное начищенное зеркало, достал из кармана расчесочку, провел по волосам, оценил свой вид — моложавый, спортивный бизнесмен в безукоризненном сером костюме от Бриони. Быстро, но с некоторым достоинством, поднялся по широченной — царских времен еще, видно — мраморной лестнице. Собеседник ждал его в холле второго этажа. Кельм быстро взглянул на него, пожимая руку.

Довольно низенький — явный триманец. На голову ниже Кельма. Вызывающе синий костюм гармонирует с цветом глаз. Короткопалая рука, поросшая рыжеватым волосом. Старомодный аксессуар — запонка блеснула бриллиантовой радужкой. Сейчас их уже никто не носит... В этих-то толстых коротких пальчиках белесо-рыжий бычок держит двадцать восьмую часть богатств России. Кельм был знаком с его биографией: поднялся еще в 90е, на цветных металлах, держался в тени, занимался по большей части банками и финансовыми операциями, завел шесть детей от двух жен, сейчас женат на третьей, моложе его на 28 лет, в последнее время по неясным для конкурентов причинам резко пошел на взлет. По внешности можно было прочесть и многое другое, не упомянутое в биографиях и донесениях: независим от мнений, упорен в достижении цели, не остановится ни перед чем, умен, безразличен к внешнему, не сибарит, почти ничто не может заставить его изменить принятое решение.

— Рад познакомиться лично, Борис, — в России в последние годы и в менее высоких кругах отчества почти вышли из употребления, а что уж говорить о собеседнике Кельма.

— Рад. Пройдемте ко мне, в мои владения, так сказать...

Кабинет вполне соответствовал владельцу — в меру дорогой, в меру старомодный. Итальянский темный дуб, светлая натуральная кожа, стандартный портрет Президента на стене. Секретарша, одетая довольно скромно, как принято в последнее время, никакой сексапильности, подала напитки. Обменялись незначащими фразами о погоде, о семье и сортах коньяка. Кельм по легенде был русским эмигрантом — бизнесменом в Австралии, владельцем солидного предприятия. С австралийским бизнесом его собеседник раньше практически не имел дела. Впрочем, легенда отработана на совесть, любую проверку Кельм прошел бы.

— Насколько я понимаю, речь пойдет об инвестициях? — поинтересовался как бы вскользь банкир. Кельм обезоруживающе улыбнулся.

— Давайте так... Мы, конечно, рассмотрим этот вопрос. Дело в том, что я планирую приобрести участок земли в Колпино...

Борис подобрался и заговорил серьезно — отрывисто, быстро, хотя и сохраняя доброжелательную интонацию. Речь шла о приобретении участка как раз рядом с Базой, более того — под этим участком располагалась часть дейтрийской Базы. Кельм знал, что его собеседник связан с дарайцами, и по сведениям Таны, в курсе готовящейся акции. Хотя, конечно, считал это просто неким полулегальным бизнесом и поддерживал лишь потому, что дарайцы очень хорошо платили.

Если все верно — Борис должен отказать ему под благовидным предлогом. Это всего лишь маленькая проверка... еще одна. Дарайцы заплатили ему больше, чем предлагал сейчас Кельм.

— Ну что ж, все это звучит разумно. Цена вполне приемлема. Участок действительно подходит для ваших целей. Предприятие ведь будет совместным?

Кельм отвечал, что пока не определился точно с бизнес-партнером, но участок будет приобретаться его собственной фирмой, ведь теперь продажа земли в России иностранцам разрешена. Банкир выглядел весьма заинтересованным в сделке...

С ним придется встретиться еще раз, думал Кельм, надевая куртку, еще не просохшую после метели. Сегодня вечером. Это очень тревожно на самом деле — но узнать, в чем дело, можно только от него же.

Если бы банкир отказал ему в покупке участка — это доказывало бы, что дарайцы и в самом деле собираются атаковать базу. Но он продает участок, да еще охотно, да еще с таким видом, будто первый раз о нем слышит...

Так, ладно. Переключимся на Новгород. Кельм взял пульт мобильника, выходя на улицу, набрал номер. Метель уже стихла.

— Здесь ранний вечер... повторяю, ранний вечер. Ноль ноль два семь. Ну что слышно по вашему делу, Рита?

— Нам надо уйти в Медиану подальше, — сказала Ивик, — и переждать там какое-то время. Они сейчас будут тебя искать.

— А мать...

— Возле нее дежурит постоянно пол-шехи. Это двадцать человек. Этого достаточно, поверь. Хорошо еще, что у тебя немного родственников. И кроме того, они не будут тебя шантажировать — ведь связи с тобой нет. Если бы ты была на Тверди, все сложнее. А так — ты просто исчезла...

Ивик создала конструкцию посложнее и красивее обычной "лошадки" — летающую ладью с резными бортами, блестящую, серебряно-медную. Борта ее будто растворялись книзу в воздухе, оставляя за собой серебряный шлейф. Женя, сидя на возвышении на корме, не отрывала взгляд от этого шлейфа,искрящегося звездочками. Ивик сидела вполоборота, движением пальцев направляя ладью, поглядывая на келлог. Радостное чувство игры захватило ее, она развлекала подопечную, как могла. Пускала в воздух фейерверки, лианы, радужных птиц. Создавала пугающие или веселые фантомы. Меняла костюмы — алый плащ и шляпу с пером сменяло призрачно сияющее бальное платье... по рукам вниз сбегали световые кольца, поднимались, как колечки дыма и таяли в воздухе. Вокруг Женькиной головы вращались маленькие сверкающие звездочки. Огненные надписи появлялись в небе и медленно таяли...

— А я не могу, — сказала Женя, — у меня почему-то не получается ничего...

— Научишься. Ни у кого сразу не получается.

Они ели бутерброды из продуктов, прихваченных дома у Жени. Белые мраморные столик и кресла, которые создала Ивик, напоминали о южных курортах, море, криках чаек, причем Ивик не преминула создать вокруг еще и розовую клумбу (и в один из цветков воткнула "сторожа").

— Слушай, а что, у вас всем остальным, кроме гэйнов, запрещено творить, что ли?

— Что за глупости? Нет, конечно. Просто в гэйны берут еще в детстве всех, кто в потенциале на это способен.

— Но ведь бывает, что человек не творил, не творил — и вдруг начал....

— Бывает, — согласилась Ивик, — вот у меня есть знакомая. Алайна. Она работала себе аслен, оператором на фабрике, увлекалась вышиванием... и вдруг попробовала рисовать. И у нее пошло, да так, что заметили... Через полгода она уже училась в квенсене. Переквалификация это называется. Ты тоже пойдешь в сен, где будут такие взрослые... в ком ошиблись в детстве.

— Сдуреть можно! Это всех, кто что-то может — сразу в армию?

— А что делать? Жизнь такая.

— А остальные как? Слушай, но все же что-нибудь да умеют... в детстве все рисуют, играют там, фантазию проявляют... И потом, вот скажи — а что, все эти детективы, любовные романы — это что, тоже все пишут те, кто в потенциале может стать гэйнами?

— Нет, Жень... понимаешь, искусство может быть ремеслом. В Дарайе искусства такого много. Киностудии выпускают фильмы, сериалы. Пишутся романы. Художники есть, музыканты — полно. Но никто из них не способен в Медиане выдать работоспособный образ. Потому что — есть разница. Есть искусство — а есть ремесло, вот и все. За первое человеку обычно и жизнь не жалко отдать. А второе.... денег не платят — значит, и работать не буду.

— А как отличить? — с интересом спросила Женя — вот у меня, значит, искусство?

— А на Триме отличить это и невозможно почти. Как? По воздействию на читателя-зрителя? Так это и от читателя зависит, сентиментальная малоразвитая дамочка заплачет и от дамского романа. По объективным критериям качества? На каждом шагу можно найти произведение неумелое, но искреннее — настоящее, или добротную ремесленную поделку без единого изъяна. Хотя бывает и наоборот, конечно. По оценке какой-нибудь художественной элиты? Элита очень часто заблуждается и принимает за настоящие произведения, которые просто сделаны в русле ее мировоззрения. Нет... Но в наших мирах есть точный и безошибочный способ отличить творца от ремесленника.

Ивик подняла руку и с пальцев ее сорвались молнии, грозно расколовшие воздух.

— Медиана отличает. Для Медианы есть разница.

— Но ведь эти... враги-то ваши... они тоже создают образы...

— Не образы, а маки. Они повторяют то, что создано гэйном. Понимаешь, в этих молниях — достаточно энергии, чтобы уничтожить с десяток человек. А может, и больше, не мерила. Любое повторение, слепок несет в себе, конечно, часть этой энергии... но свою они туда не вкладывают. Эта энергия очень мала. И они не могут сделать ничего нового, не могут реагировать оперативно в бою. Это источник нашей силы и их слабости.

— Но почему? Почему это так? Ведь не может же быть, чтобы целый народ...

— Может. Ты просто не представляешь, что это за народ...

— У нас тоже были всякие... Гитлер там... но все равно же не могло быть так, чтобы весь народ был лишен способности творить...

— У них подростки не лишены. А потом они теряют эту способность. Наши хойта говорят, что они прокляты Богом. Наверное. Но вообще есть психология творчества, которая все это хорошо объясняет. Источник нашей силы — внутри нас. Огонь — свойство нашей души. Огню нужна вера, она его питает. Не обязательно, если разобраться, это должна быть вера в Бога. Хотя по сути за любой светлой идеей, за любой верой и любовью можно найти Христа. Надо гореть внутри, понимаешь? Любить, верить. Может, просто влюбиться надо... не знаю! Это противоположно рационализму. Это похоже на детскую игру, дети ведь всерьез верят, что плывут на паруснике, когда ставят на диване мачту из старой швабры. А Дарайя... она противоположность игры. Понимаешь?

— Звучит просто жутко.

— Так и есть.

— Представь, что у тебя в руке кубик. Маленький серый кубик.

— Ой...

— Смелее, хорошо!

— Ничего себе хорошо! Это песок какой-то, а не кубик!

— Нормально все. Это всегда так сначала.

— Ой!

— Вот молодец! Ничего себе! Да ты просто гений...

На ладони у ошеломленной Жени покачивался тусклый золотой шар.

Они медленно шли по скальному гребню. Женя то и дело всматривалась вниз — скалы были высоки.

— А если навернемся?

Ивик резко повернулась, сделала движение — Женя с криком замахала руками, не удержалась на краю, полетела вниз. Ивик тут же протянула вперед руку — и Женя закачалась на воздушной подушке. Упругий слой воздуха поднял ее кверху. Вытолкнул, выбросив невидимую ложноножку, поддал напоследок в зад. Женя, красная от страха и возмущения, повернулась к Ивик. Та ехидно улыбалась во весь рот.

— Ты... ты... у меня чуть сердце не лопнуло!

— Чуть не считается!

Ивик вынула шлинг.

— Сейчас потренируемся. Пригодится на будущее.

Миг — и Женя заорала от боли, огненные петли сковали ее, тут же затихнув ,она повалилась на землю. Ивик неторопливо освободила облачное тело. Снова обретя способность двигаться, Женя села и выдала тираду, на которую, казалось ей, никогда не была способна.

— О-о! Ну ты даешь! Шендак... Теперь ты, держи! Поняла, как делать?

Ивик чуть расставила ноги, заранее стиснула зубы и выдохнула, чтобы не закричать. Женя вскочила, и неумело взмахнув рукой со шлингом, выпустила петли. Они легли неровно, но все же легли, Женя рванула со всей злости — и получилось это хорошо, боль резанула коротко, и тут же Ивик мягко упала, сложившись, как тряпичная кукла. Ее облачное тело плясало в воздухе.

Ивик всегда теряла дар речи при шоке отделения. Некоторые сохраняют способность говорить и даже отчасти двигаться. У Ивик работали разве что мышцы глаз — она молча наблюдала за Женей. Та подошла ближе.

— Вот возьму и не отдам тебе облачко! Тьфу на тебя! Развела тут дедовщину, подумаешь! Думаешь, если я ничего не умею, можно издеваться, как хочешь?

Ивик опустила веки.

— Ладно уж! Возвращаю...

Облачное тело стремительно рванулось к хозяйке, Ивик ощутила, как что-то расправляется внутри, наполняется живительной силой. Села.

— Ты того, — сказала она, — извини... Вообще-то нехорошо, конечно, ты права. Но шендак... знаешь, как хочется поиздеваться немножко?

Они по-сестрински поделили последний кусок хлеба. Допили воду из трехлитровой банки, набранной там же, на Жениной кухне.

— Ничего... мы уже недалеко от Питера. Сегодня пойдем на Твердь.

— Слушай, — сказала Женя, — все-таки классно здесь! Это же надо... жила столько лет, ничего не знала, а оказывается, мир такой большой... и такой интересный. Слушай, а почему земляне не могут ходить в Медиану? Это несправедливость какая-то!

— На самом деле неизвестно до сих пор. Работы у нас ведутся по исследованию подвижности облачного тела. Понимаешь, нам было бы проще, не будь Земля такой беззащитной... если бы у Земли были свои гэйны для защиты...

— У нас все могло бы быть иначе! Просто все...

— А вот это ерунда, Жень. Ничего не было бы иначе. Ничего бы не изменилось...