Фелли Варен еще поговорила на тему здоровья, пожаловалась на артритические боли в суставах, Киба вставил две-три фразы на эту тему, затем наконец нашел возможность сказать.
— Очень рад был встретиться с вами!
— О да, я тоже очень, очень рада! Так приятно вдруг встретить знакомое лицо! Ну что ж, желаю вам приятного дня!
— И вам того же!
— До свидания! И выздоравливайте поскорее!
— До свидания!
Сердечно распрощавшись с соседкой, Киба заспешил к противоположному выходу Эйнорда. Кажется, пронесло, подумал он. Она ничего не заподозрила... она вообще особенно не обращает внимания на окружающих, ей лишь бы выговориться.
Пайки преградили ему путь у выхода. Трое улыбающихся крепких мужчин в сине-белой безупречной форме.
— Фел Киба?
Он дернулся, как от удара.
— Я не... что вы? Я не знаю, о чем вы...Я вот, — он полез за документами, неопровержимо доказывающими, что он никакой, конечно же, не Киба. Пайк небрежно просмотрел бумагу.
— Пройдемте с нами. Надо разобраться.
— Нет, — он то ли прошептал, то ли подумал, губы его онемели. В висках бешено застучало. Он рванулся назад, в спасительную глубь пассажа, спрятаться в толпе, забиться в угол, уйти, там его не найдут... он не пробежал и двух шагов, крепкие пальцы пайка больно пережали локоть. Нереальные мечты — Трима, Европа, свобода, тихие размышления у монитора — подернулись дымкой, черной стеной на него наваливался конец — небытие.
— Стоять! — приказал пайк, — руки!
Запястья стянули жестким пластиком. Это было новое ощущение, незнакомое. Кибу слегка подтолкнули в спину.
— Вперед! Идите к машине.
Холена арестовали в тот же день. Кельм еще успел оставить в одном из тайников сообщение для Ивик — для связи, и строго приказал ей не пытаться в ближайшие дни увидеть его и после сеанса убрать из дома все, что может вызвать подозрения.
После этого ему оставалось только ждать и делать вид, что ничего не происходит. Давалось это трудно. Кельм нервничал, хотя работал как обычно и общался, как обычно, и никто не заподозрил бы по его цветущему, жизнерадостному виду, что у него есть повод переживать.
На третий день Кельма вызвал шеф. Войдя в кабинет, дейтрин хмуро кивнул офицеру-пайку, сидящему сбоку, за спиной его по стойке смирно застыли два вангала. Кельм сразу оценил обстановку и понял, что свободным отсюда он не выйдет. Улыбнулся, сел и закинул ногу на ногу.
— Вы меня вызывали, фел Торн?
— Видите ли, Кэр, у нас возникли осложнения. Есть мнение... что вам бы надо профилактически — чисто профилактически — провериться.
Это мнение, очевидно, родилось в УВР, управлении внешней разведки, подумал Кельм. Нервно дернулся и изобразил встревоженное выражение лица.
— Я не понимаю, что происходит, фел Торн. Холена вчера забрали... Что, есть какие-то подозрения? Он что-то сказал обо мне?
— Не волнуйтесь, Кэр, — веско сказал начальник, — это просто проверка. Профилактическая... вы же понимаете. Идет война. Вы дейтрин. Не волнуйтесь. Вы, насколько я понимаю, чисты. Но с Холеном действительно, похоже, мы прокололись. Неприятная история.
— А что, Холен...
— Это не ваша компетенция, — обрезал начальник, — в общем, о Холене забудьте...
— Я никогда бы не подумал о нем что-то плохое! Он сконструировал столько оружия...
— Видите ли, это достаточно бессмысленно, если сведения о новом оружии сразу же поступают в Дейтрос.
— А... они поступали?
— Повторяю, это не ваше дело. Вам придется сейчас отправиться в малоприятное место, сами понимаете. С вами поговорят, выяснят все... Думаю, ничего страшного. Я бы с удовольствием это предотвратил, но... — Торн развел руками, — я не могу спорить с такими инстанциями. Надо — так надо. В конце концов, ничего страшного. Если вы ни в чем не виноваты, то и не волнуйтесь.
Пайк за столом сделал некое движение. Кельм посмотрел в его сторону.
— Фел офицер проводит вас, — сказал Торн.
— Я знаю дорогу.
— Не спорьте, а делайте, как вам говорят, — оборвал его Торн, — и вообще поменьше там... лезьте на рожон. В наших общих интересах, чтобы вы поскорее вернулись. Кэр, мне нужны нормальные работники, у меня рук не хватает. В общем, идите, и ведите себя, ради Вселенной, прилично.
В Дарайе имелись все инстанции, полагающиеся приличному обществу — и полиция под названием миротворцев — пайков, самой мощной частью которой был отдел по борьбе с организованной преступностью. И УВР — управление внешней разведки и конттразведки, в основном занятое ловлей дейтрийских шпионов и шпионажем на вражеской территории. И управление по борьбе с терроризмом, во многом дублирующее функции вышеназванных инстанций. И еще десяток более мелких, но не менее зловещих учреждений. Список этот можно было завершить сетью частных детективных агентств.
Это естественно — и организованная преступность, и терроризм, и конечно, дейтрийские агенты в Дарайе присутствовали и часто давали о себе знать.
Но если в любом из этих охранительных учреждений задерживали какого-нибудь подозреваемого или преступника, его никогда не оставляли там надолго. У пайков были опорные пункты с изоляторами, в которые свозили пойманных бродяг или мелкую криминальную шушеру, были свои камеры у борцов с терроризмом и УВР, но для длительных серьезных допросов, наблюдения, изоляции задержанных все свозили в одно и то же место — в атрайд.
В этом был свой резон. В атрайдах работали специалисты, психологи, тщательно подготовленные для такого рода деятельности. Результативность работы атрайдов была очень высокой. Наконец, так было легче обеспечить надежную охрану на Тверди и в Медиане.
Психологи работали совместно со специалистами из учреждения, направившего "клиента", и таким образом добивались нужного эффекта.
Поле деятельности атрайдов было очень широким. От лечения обычных психических заболеваний — будь то шизофрения или биполярное расстройство, от профилактических проверок психического здоровья населения — до жестких допросов шпионов и террористов, членов криминальных банд, сопровождающихся пытками и ломкой личности, до тюремного очень изощренного заключения преступников.
Конечно, разные потоки клиентов атрайда были тщательно изолированы друг от друга. Для широкой общественности атрайд представлялся воплощением гуманистического подхода к личности — лечение вместо наказания, возвращение к жизни вместо мести преступнику. Все были согласны и с тем, что дейтринов и наиболее тяжелых рецидивистов следует все же после лечения высылать подальше — безопасности ради.
Кельма снова направили в здание "Вель", где психологи специализировались на дейтрийских пленных и подозреваемых в связях с Дейтросом (в основном здание было заполнено последними — пленные попадались редко, единицами).
Разведчик не так уж волновался, хотя его сразу поместили в "жесткую" камеру — без мебели, звукоизолированную, с ярким, пронизывающим, неотключающимся светом. Хотят произвести впечатление. Это еще ничего не значит. Кельм сел у стены и прикрыл глаза, иначе скоро от этого света они начнут слезиться.
Все идет по плану, сказал он себе. Все правильно. Не надеялся же ты проскочить без проверки?
Конечно, можно было сразу свернуть работу, как только поступил сигнал о подозрениях. Кстати, Вьеро так и не вернулся из Медианы... пока не вернулся — или совсем.
Можно было свернуть и уйти хоть домой, командование полностью согласилось бы с таким шагом. Но ведь жалко сворачивать, правда? И на нем висело еще дело об излучателе... Надо было закончить с Кибой. Кельм сам выбрал такой путь — так и нечего теперь волноваться.
Вот только Ивик...
Арестовали ли они всех дейтринов, работающих в Лиаре? Из них его агентом была только физкультурница, остальные — вполне честные эмигранты. Если проверяют всех, это лучше, спокойнее. Но с другой стороны, ясно, что он, наряду с Холеном, вызывает наибольшее подозрение.
Вот только Ивик... Ее не могут не проверить. Не настолько же они идиоты. Господи, как можно было избежать этого? Не связываться с ней, не встречаться... Но встречаться все равно бы пришлось. Это необходимо, ее для этого сюда прислали. Они теперь проверят все его связи. Ивик в первую очередь — но если бы она была его, скажем, домработницей или дальней родственницей, проверили бы в третью, в шестую....
Надо просто пройти через это. И ему, и Ивик. Она умница, хорошо подготовлена, она все сможет пройти. Скоро мы забудем об этом, решил Кельм. И будем жить снова... как раньше... господи, а когда нам здесь было легко?
Или не сможет... или я не смогу. В атрайде ни в чем нельзя быть уверенным. Дело даже не в возможных пытках. Они ведь действительно мастера, специалисты. Допустим, когда тебя обрабатывают с целью сломать, уговорить работать на них — можно упереться и тупо повторять "нет". Но скрыть от них информацию... это очень, очень трудно. Почти невозможно.
Скрыть, да еще так, чтобы у них не возникло ни тени подозрения, чтобы они были уверены — ты ни при чем.
Может быть, и не получится.
Но если и не получится, подумал Кельм, это будет не такой уж плохой конец жизни. Сведения о дельш-излучателе переданы в Дейтрос. Это великолепная операция. Даже если бы только она удалась — можно считать, жизнь прожил не зря. А что, он собирался умереть в своей постели?
В общем, ничего страшного, волноваться нечего...
Вот только Ивик...
Кельм выдержал первый этап проверки.
Это было сложно. Под капельницей, постоянно льющей в кровь адскую смесь, под ярким светом бестеневой лампы, с датчиками на всех возможных частях тела. Сознание затуманено, убита воля, отключена кратковременная память...
Убийственная тщательно подобранная смесь наркотиков с элементами гипноза и психопрограммирования.
Кельм заранее включил "контролирующее я", очистил сознание и набил его всевозможной шелухой. После спецподготовки дейтрийский разведчик способен никогда не пьянеть и контролировать себя практически под любым наркотиком; такую же проверку Кельм проходил и после взятия в плен. Он терял над собой контроль, лишь утрачивая сознание полностью, вместе со способностью говорить. Контролировать спящего ни в Дарайе, ни в Дейтросе пока еще никто не научился.
Хотя гарантии, конечно, нет.
Кельм рассказывал какую-то ерунду — как рыбачили в тоорсене, как Вик поскользнулся на мокрых камнях; потом декламировал стихи. При ассоциативном допросе слова всплывали самые простые, обыденные. Психика становилась сложной, многослойно-причудливой, как Медиана, в ней происходило множество разных событий, чувства наплывали, окатывали водопадами, исчезали, перемешивались друг с другом; воспоминания комбинировались, как во сне. Но маленький, почти незаметный сгусток, крошечное "я" на дне этого балагана не дремало, и упорно, деловито переводило стрелки, как только речь заходила о запретном...
Так мог бы вести себя подготовленный разведчик, но так же вел бы себя и непричастный. Это ничего не опровергало и не доказывало.
Через несколько дней, измерив давление и проверив глазное дно, его сняли с капельницы.
Он поел, вымылся в душе и спал — долго, может быть, целые сутки.
Потом за ним снова пришел охранник. Облачное тело не удаляли, наручников не надели, и это был хороший знак. Кельм все еще не был до конца уверен, что прошел проверку.
Вангал-охранник доставил его на этаж, где располагалось так называемое "Отделение психотерапии". Кельм вошел в длинный кабинет, разгороженный посередине столом, и сразу вздрогнул. На стуле у стены, со связанными позади руками, сидел Холен.
Бывшего коллегу было трудно узнать. То, что лицо почернело и заострилось, ввалились глаза — понятно, Холена тоже подвергали физиологическому допросу. Черты его дьявольски исказились, лицо было перекошено, и в глазах застыла паника. За спиной пленного замер безмолвный гигантский охранник.
Кельм перевел взгляд на психолога в зеленоватых одеждах, мягко подошедшего к нему. Пожал протянутую руку.
— Лотин, — представился психолог, — мы с вами еще не встречались, кажется, иль Кэр? Присаживайтесь.
Кельм аккуратно сел на свободный стул напротив Холена, избегая смотреть на коллегу.
— Ну что, иль Нат, — обратился к нему психолог, — вы повторите в присутствии иль Кэра все то, что рассказали о нем?
Холен отвернул лицо и молчал.
— У нас небольшая проблема. Ну что ж, иль Кэр, тогда вы. Вы ведь знаете, кто этот человек?
— Холен иль Нат, служащий контингента Б, активный консультант по производству виртуального оружия, бывший гэйн, — ответил Кельм.
— В каких отношениях вы с ним состояли?
— В деловых. Мы оба консультанты, только я уже не работаю на производстве оружия. Непосредственно мы мало соприкасались. Конечно, встречались на работе. Иногда были какие-то разговоры.
— Вне работы вы не общались?
— Нет.
— Скажите, а почему? Вы оба — бывшие гэйны. Дейтрины. У вас похожая судьба. Казалось бы, только естественно, если бы между вами возникла дружба... близкое общение.
Кельм пожал плечами.
— Дружба не всегда возникает, люди все разные, человек не сводится только к национальности и судьбе. Кроме того, вы сами сказали — бывшие. Мы бывшие дейтрины, бывшие гэйны. Обстоятельтсва... нашего появления здесь... как-то не располагают к тому, чтобы ими гордиться и делиться друг с другом. У меня новая жизнь, не имеющая ничего общего с прежней. У меня достаточно друзей, общения, личной жизни вне лиара. Я посещаю клубы, имею хобби. Мне как-то странно слышать, что я должен был непременно общаться с иль Натом.
— Вы не любите иль Ната? — полюбопытствовал психолог.
— Я вообще гетеросексуален, — ответил Кельм. Дараец поморщился.
— Он не нравится вам как человек?
— Ну почему же, — сказал Кельм, — я ему сочувствую. Понимаю его положение. Я сам в таком же положении.
— Но вы не проявляли это сочувствие практически?
— Я не сестра милосердия, знаете ли... Каждый выкручивается как может. Я нашел свое место в жизни, считаю, что успешно. Я своей жизнью доволен. В конечном итоге, попадание в плен улучшило мою жизнь. Если иль Нат считает иначе — это его проблемы. Здесь достаточно психологов, и кстати, я советовал ему обратиться...
— Очень уж гладко все у вас получается, — заметил Лотин. Кельм не стал на это ничего отвечать, лишь слегка наклонил голову.
— Вы утверждаете, что лояльны к Дарайе. Вас не оскорбляет эта проверка, например?
— Давайте рассуждать разумно. В Дейтросе я был гэйном, честно служил, и постоянно находился под таким же пристальным вниманием Верса. При малейшем подозрении мне бы там устроили такую же проверку. Здесь я чужой человек, пленный, принадлежу к иной расе, идет война... Почему меня это должно оскорблять?
— Иль Нат, а что вы скажете об этом? — психолог повернулся к пленному, который съежился еще больше, — как видите, у иль Кэра несколько другие представления о ваших отношениях и о вас. Вы считаете, что он лжет? Я хочу услышать ваш ответ.
