Прошло десять дней, которые Элиза отмечала царапинами на стене. Без пометок она запуталась бы в монастырском однообразии, где время текло одной густой кисельной рекой, однообразной и бесцветной. В бреду она валялась три дня, так что всего Элиза торчала здесь уже почти две осьмицы, и зима уже перевалила за середину. Она окончательно решила, что нужно бежать, а там будь что будет. Если она действительно нужна Тилосу, он найдет ее. А если и не найдет — она помнила пару адресов в Граше, куда можно обратиться при последней нужде. Но нужда действительно должна стать крайней: Тилос бросил ее здесь, почти предал, спокойно отправившись по своим делам. Она не обратится к нему за помощью без последней необходимости!..
Тилос, Тилос... Почему ты так скрытен? Почему так и не сказал, чего ждешь от меня, к чему готовишь? Невнятные намеки про страшную опасность волнуют кровь, но не дают главного — знания цели. Остается лишь болтаться одной по миру, как листу на поверхности пруда...
Случай для побега представился внезапно. Один из монастырских коридоров второго этажа шел полукругом, охватывая почти всю женскую половину. В дальнем его торце обнаружилось узкое окошко, прикрытое полусгнившим ставнем, выходившее на хозяйственный двор. В тот день братья долго грузили мешки с зерном на вереницу телег. Поставка предназначалась для одного из лагерей ополченцев, но Элиза о том не знала и знать не хотела. Но она заметила, что ось одной из телег хрустнула под тяжестью зерна, и спешно вызванный из деревни кузнец чинил ее почти до заката. После ужина Элиза рано ушла спать, но в постель не легла. Сердце отчаянно билось, пока она сооружала под тонким одеялом некое подобие человеческой фигуры, пользуясь предусмотрительно натасканным днем сеном. Закончив, она переоделась в свои штаны и рубаху и осторожно выскользнула в коридор. Босые ступни бесшумно ступали по каменным плитам коридора. Ставня, прикрывавшая окошко, даже почти не затрещала, выбитая одним быстрым ударом пяткой. На счастье, во дворе никто не шлялся, лишь недовольно фыркали запряженные в уже нагруженную телегу кони. Элиза тихо спрыгнула вниз, на мужскую половину, тем самым злостно нарушив монастырские правила, и юркнула под накрывавшую мешки рогожу.
Отчаянный план сработал. Досматривать телегу, разумеется, никто не стал. К моменту, когда сестра Камия на вечернем обходе заподозрила неладное, телега отъехала от монастыря самое меньшее на шесть верст. Густые сумерки уже сгустились над лесной дорогой, и на одном из поворотов девушка, не потревожив дремлющего возницу, соскользнула на землю и быстро спряталась за придорожный куст. Вскоре поскрипывание привязанного к телеге ведра растворилось в лесной тишине. Элиза осталась одна.
Дзергаш вскинул руку, и дружина послушно встала. От патруля отделился солдат с охотничьим самострелом и медленно подошел к выехавшему вперед князю, настороженно вглядываясь в лица. Сгущающаяся темнота не позволяла как следует разглядеть новоприбывших, и палец солдата, судя по походке вразвалочку — ополченца, наверное, дрожал на спусковой скобе. Князь поежился. До чего же они здесь все дерганые... Всадит сейчас мальчишка ему ненароком стрелу в брюхо — и бывай. Хотя нет, из такого, кольчугу, конечно, не пробьет. Но мало ли что случается!
— Кто такие? — срывающимся голосом крикнул патрульный. — Зачем пожаловали?
— Князь Типека, воевода города Терелона Дзергаш прибыл с передовым отрядом дружины на военный совет! — сквозь зубы отозвался князь. Держать ответ перед каким-то сопляком, вчерашним холопом, казалось унизительным. — Не вставай на пути, я тороплюсь.
— Князь!.. — охнул ополченец, и патруль за его спиной откликнулся растерянным ропотом. — Нижайше прошу прощения, княже, не узнали. Ждали вас вчера до заката, уже и беспокоиться начали...
— Задержались в пути, — все так же, сквозь зубы, откликнулся Дзергаш. — Ну что ты целишь в меня из своей кривой коряги!
— Извиняюсь, княже! — ополченец испуганно опустил, чуть не выронив, самострел, и отскочил в сторону. — Проезжай, княже, милости просим. Остальные уже собрались.
Князь дал коню шенкеля и неспешной рысью проехал патруль, позволив себе расслабиться. Упаси нас Пророк от таких вояк, а с врагами мы и сами управимся...
Большой совещательный шатер стоял на пригорке, обдуваемом ветром, так что комарье здесь почти не звенело. Из-за полога падал лучик света, доносились приглушенные голоса. Князь прошел внутрь и остановился. Перевет с Тоймой повернулись к нему, отвлекшись от грубо нарисованной карты, по которой с увлечением водили пальцами.
— А, Дзергаш, здорово! — махнул ему Перевет. — Заждались уж тебя. Садись давай. Устал, поди-ка, с дороги. Сейчас остальные подтянутся.
Тойма лишь молча кивнул в знак приветствия и снова повернулся к карте. Дзергаш тяжело опустился на скамью и перевел дух.
— Ну и часовые здесь у вас!.. — проворчал он. — Как коровы посреди дороги торчат. Кустами за обочиной пройти да как зайцев перестрелять, никто и не пикнет.
— Тревогу поднять всяко успеют, — пожал плечами Тойма. — А дальше второе кольцо патрулей. Вас они пропустили без звука, а вот лиходеям туго придется. Ребята бывалые, в темноте на звук стрелять умеют. Сам подбирал. Остальные пусть отдыхают, завтра снова в путь.
— Ну, раз так, тогда ладно... — Дзергаш с хрустом потянулся. — Моих-то как, устроят? А то тесно у вас здесь, болотина кругом. Комары заели...
— Устроят, устроят! — отмахнулся Перевет. — Чай, не мальчишки лагерем управляют. Сколько с тобой?
— Полсотни гридней. Остальная дружина идет вместе с ополчением. Сейчас, наверное, в сотне верст отсюда. За три дня доберутся, но конных, если что, можно и ускорить.
— Нэ трэба. Черные забирают к восходу. Чем крюка давать, пусть напрямую идут.
— Черные? — заинтересовался Дзергаш. — Что, так близко? Шустры ребята...
Князья переглянулись.
— Да уж, шустрее некуда, — хмыкнул Тойма. — Пока, друже, попы нас на святую войну подбивали, в Граше тоже времени не теряли. Разведчики доносят, на подходе большая сила. Тысяч то ли двести, то ли триста, а то и больше. Хорошо хоть, до миллиона никто считать не умеет, а то и миллион пообещали бы. Точно никто не знает, но Семлемен кипятком ссыт от страха. Крепко напуган вояка, у засланного им попика аж руки трясутся.
— У какого еще попика? — удивился Дзергаш. — Семлемен что, не здесь?
— Он в задрипанной деревушке в полусотне верст отсюда. Ждет кого-то. Прислал секретаря вместо себя, со всеми наставлениями, как говорится. Обещал как только, так сразу. Пока без него начнем думу думать.
— Ну-ну! Он ведь сейчас в Тапаре всю власть вроде в руки забрал, так? После того, как Каралета прирезали?
— Несчастен Тапар, коль в нем такие правители... — проворчал Перевет. — Ну, где там все застряли? В койках запутались? Ты-то на кого хозяйство оставил? Говорили тебе, плохо без воеводы...
— Да уж есть на кого! — угрюмо буркнул Дзергаш. — И вы, вижу, своих воевод приволокли. Ты не о моих проблемах думай, а о своих. Лучше о черных расскажи. Откуда известно, что они большими силами идут? Разведчики сообщили?
Ответить ему не успели. В шатер один за другим вошли Настоятели столичных храмов — Прашт, Комексий и Викен. За ними семенил невзрачного вида монах с несколькими свитками под мышкой.
— Брат Перус, княже, — поспешно представился он Дзергашу, низко кланяясь и чуть не роняя на пол пергаменты. — Покорный слуга Настоятеля Семлемена. Дела задерживают его в резиденции, а потому он прислал меня...
— Слышали уже! — недовольно оборвал его Тойма. — Садитесь, друзья, по лавкам. Подумаем, что дальше делать, куда двигаться. Но сначала — последние новости от нынешнего гонца...
Суддар ах-Хотан небрежно бросил поводья рабу и, едва не оттолкнув гиеной зыркнувшую тарсачку, прошел в шатер. Тройное кольцо оцепления вокруг холма впечатляло, но не слишком. По нынешнему времени — так себе охрана. Слишком близко к чужим границам. Маловероятно, что северяне устроят налет — откуда им знать? — но все же, все же...
Прежде, чем полог опустился за ним, ледяной северный ветер послал в спину последний привет. Суддар вздрогнул и поежился. Как местные умудряются жить в таком холоде? Животные, честное слово...
— Неужели посланник могучего Великого Скотовода так боится нас? — ехидно спросил его Зур Харибан, восседающий на циновке в углу. — Входи с миром, Суддар, мы не тронем тебя. По крайней мере, сейчас. — Он закинул голову и резко расхохотался. Остальные поддержали его ухмылками и тихими смешками. — И что же привело такого великого воина, как ты, на наш скромный совет?
Суддар стиснул зубы.
— Рад приветствовать великих вождей кланов, — тщательно контролируя голос, произнес он. — Великий Скотовод в мудрости своей решил, что даже малая помощь сейчас может оказаться решающей. Потому я здесь.
— Вот как? — удивленно поднял бровь Зур Харибан. — Великий Скотовод полагает, что горстка жалких землекопов окажет ужасное сопротивление? Я перепуган, братья... и сестры!
Он снова захохотал, однако на сей раз в одиночестве. Остальные нахмурились. Тарона склонилась к своей спутнице — кажется, ее зовут Зула, вспомнил дворецкий, — и что-то тихо прошептала.
— Великий Скотовод полагает, что речь идет не о кучке землекопов, — посланник скрестил руки на груди и надменно взглянул на гулана сверху вниз. — Все куда хуже, чем кажется некоторым.
— Погоди, Зур, — Табаронг успокаивающе повел рукой. Зур Харибан бросил на сапсапа злой взгляд, но промолчал. — Не время для пустых препирательств. Я приветствую тебя на сборе вождей, о Суддар ах-Хотан. Да не испытает жажды Великий Скотовод, и да продлятся его дни всем на благо. — Медленный кивок как бы подтвердил его слова. — Садись, гость. Мы готовы выслушать тебя.
— Спасибо, о предводитель славного племени, — почти с признательностью поклонился ему Суддар, опускаясь на свободную циновку. — Я не стану петь в ваши уши сладкие песни. Сразу скажу — мы собрали свои силы в кулак вовремя. Не иначе, сами боги шептали нам в уши. — Он слегка напряг мышцы, чтобы удостовериться — статуэтка до сих пор на месте за пазухой, не пропала по дороге. — Оказывается, подлые северяне давно готовили большую войну против Граша. Прямо перед нами, в каком-то десятке дневных переходов, собирается огромная армия. Северные князья ведут не только свои дружины, но и толпы рабов-землекопов, чтобы обрушиться на нас всей своей силой.
— Что нам с толп рабов? — негромко спросила Тарона, наклоняясь вперед. — Северные дружины дерутся хорошо, но их мало. Рабов же рассеет один вид моей конницы.
— Не все так просто, о воительница, — качнул головой дворецкий. Несмотря на зябкий холод, тарсачка облачилась лишь в легкие шаровары и короткую рубаху, не прикрывающую даже живот. При виде ее гладкой смуглой кожи в Суддаре шевельнулись приятные воспоминания. — Если бы они двинулись в наши степи, долгие переходы по безводью истощили бы их дух и тело, оно верно. Перехвати мы их в наших землях — и победа оказалась бы легкой. Но сейчас нам придется атаковать их земли, их леса и болота. А там раб стоит настоящего воина. Кони увязнут в трясинах, а пустить стрелу из-за дерева много отваги не нужно.
— Это тоже нашептали тебе боги? — нахмурившись, спросил его Зур. Повелитель Ветра резко утратил свой беззаботный вид, его кулаки сжались. — Может, Великий Скотовод просто хочет, чтобы мы повернули назад? Сколько ему заплатили князья за предательство?
— Великий Скотовод не держит в голове таких мыслей! — резко возразил Суддар. — Ты знаешь сам, вождь. Город всегда оставался местом для переговоров и торговли, но никогда Великий Скотовод не приказывал племенам за его пределами. Вы вольны жить — и умирать! — как вам заблагорассудится. Однако я не думаю, о вождь, что кто-то в южных землях заинтересован в бессмысленной гибели могучих воинов!
— Ты не ответил, что предлагает Великий Скотовод? — бесстрастно спросил Кугарос. — Повернуть назад?
— Нет, — хотанец внутренне напрягся. — Вы не сможете вернуться. Мой конь на пути сюда с трудом находил себе пропитание. Скудная дичь распугана, пастбища выбиты копытами, водопои разбиты, а ведь племена позади идут и идут на север. При возвращении ваши кони не найдут ни воды, ни пищи, да и люди — тоже. У вас есть только один путь: вперед. Но это не значит, что нужно очертя голову бросаться в ловушку! Не тот великий вождь, что бросается голой грудью на копье, а тот, кто побеждает.
— Ты говоришь убедительно, посланник, — громко сказал Кханнг ах-Зибарон. — Но ты так и не ответил на вопрос: откуда ты знаешь, что ожидает нас впереди?
— Мне нашептали боги, — усмехнулся Суддар. Он полез за пазуху и неспешно извлек оттуда тряпичный сверток. — Вот их голос!
Он сорвал тряпку и вытянул руку вперед. Рубиновые глаза бога зловеще отразили искорки масляных светильников. Обвивающая его змея, казалось, вот-вот бросится в атаку.
— Мы все почитаем Сумара! — не смутился Кханнг. — Мое племя приносит ему обильные жертвы, и потому стада не терпят особого ущерба от ползучих гадов. Но он ни разу не говорил с нашими жрецами!
— Это не простой идол, — Суддар вскочил на ноги. — В подземельях дворца стоит статуя Валарама, и идол умеет разговаривать со мной его голосом. И таких идолов много. Боги спустились с небес и одарили нас своими образами — бесценным оружием против наших врагов! Сейчас мои люди крадутся сквозь северные леса, таятся у дорог, наблюдают за городами... Они сообщают все Валараму, а Валарам передает их голоса мне! Смотрите же и преклоняйтесь!
Посланник вытянул вперед руку, и глаза Сумара вспыхнули собственным светом.
— Падите ниц, смертные! — раздался в шатре густой низкий голос. — Я, Валарам, вещаю вам! Боги спустились на землю, и теперь мы поведем вас к торжеству над врагами! Радуйтесь, ибо близок час вашей победы!
Суддар, которому голос страшно бил по ушам, с запозданием понял, что все-таки переборщил с громкостью. К счастью, терпеть оставалось недолго. Он сам писал речь, что сейчас зачитывал дежурный у статуи. А хорошо читает парень, с выражением... Надо его поощрить. Как его... Тиссур? Киссур? Ну да, дикарь, из новых...
— Все слышали голос бога? — холодно спросил посланник, дождавшись, когда речь завершится и глаза статуэтки погаснут. Он с удовольствием смотрел на согнутые в поклоне спины вождей. — Есть еще вопросы?
Уже четвертую осьмицу я бесцельно скитаюсь по лесам. После побега из лагеря я просто не знаю, куда идти. Потеря спутников отзывается пустотой в груди. Кажется, я отдал бы все, что угодно, лишь бы снова услышать бесконечный треп Вишки, увидеть хмурую физиономию Кочерги. Но их нет, они остались позади. Наверное, можно попытаться выручить и их, но что-то внутри настойчиво предостерегает от поспешных решений. У них своя дорога, у меня своя. Беда только в том, что свою дорогу я не вижу.
Наверное, можно выбраться к людям. Но, скорее всего, меня лишь схватят во второй раз. Такое мне сейчас ни к чему. Я что-то должен сделать, но что? Во сне мне снова является облик того человека. Наверное, я все же должен найти его, но куда идти, не знаю.
