— Получается, индусы правы, когда говорят, что весь мир — иллюзия?
— Хм, ну да. В этом смысле — да. Иллюзия, и вместе с тем не иллюзия. Просто реальность не совсем такая, какой ее людишки представляют.
— Сдается мне, все-таки, что ты чушь несешь. А как это я, то есть, как Змей может быть сразу и на том свете и на этом? Душа ведь где-то в теле?
— Душа в теле, но связана с ним в нескольких точках. А когда освобождается, то уходит на тот свет. А каким образом у тебя она сразу в двух местах, не знаю. Может у тебя сразу две души, и они как-то синхронизируются после смерти.
— Это как у Мураками? В романе "Конец света и Страна чудес без тормозов"? Вот откуда ноги растут у ваших бредней.
— Не читал. Вряд ли оттуда. У нас своя литература есть.
— Ню-ню. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. А в чем моя, Змея, вина? Неужели Змей в самом деле соблазнил Еву? Это же сказка! Это настолько фантастично, что не может быть правдой!
— Ты только что говорил, что телу душа не нужна, и вдруг засомневался. Может быть все было именно так как я говорю, а? Что молчишь?
— Снова ничего не понимаю. Предположим, такое было. Съела Ева яблоко и занялись они с Адамом сексом. Так вся природа этим занимается. Что тут плохого?
— Дурень! Объяснять тебе такой примитив приходится. Они Закон нарушили, и за это их из Рая изгнали.
— И в этом все зло? То есть, — Змей перешел на театральный шепот, — Зло?
— Наверное.
Змей некоторое время ошарашено молчал, собираясь с мыслями.
— Так это ты туповат, а не я. Зазубрил, что тебе говорили, а обдумать даже и не пробовал. А мне вот понятно — Зло в нарушении Закона, так это у вас понимается. Вот и все зло. А дерево то было деревом познания Добра и Зла, так ведь? Выходит, люди стали не Закону подчиняться, а сами определять, что Добро, а что Зло. И их изгнали из Рая, в котором не нужно было ни в чем сомневаться — написано, что плохо, значит, плохо, написано, что замечательно, значит — замечательно. Весь ужас жизни вне Рая — самому определять, что Добро, а что Зло. А по-вашему выходит, что Добра нет, а Зло — в нарушении Законов. Ну ладно бы еще в нарушении какого-то порядка. И то — что за порядок, каковы его границы? А Законы просто кто-то выдумывает. И порядка в них не слишком много.
— Да-а-а, Змей, силен... Вот так ты и Еву соблазнил!
— Блин, ты даже не дослушал! Я не против Законов. Просто я считаю, что Законы ограничены, и не всегда справедливы. Подчиняться Законам надо, но разумно, не слепо. Нельзя душу уродовать в угоду законам. Законы должны развиваться! С помощью Законов нельзя творить несправедливость!
— Да вот это и есть соблазн, так в наших книгах написано! Настоящий соблазн!
— А отказаться от Добра и Зла — не соблазн? Еще какой соблазн. Тот, кто людей уговаривает отказаться от Добра и Зла — тот и есть Соблазнитель! И ты ему служишь!
— Тебя слушать опасно, хорошо язык подвешен. Недооценивал я тебя, правду о тебе в книгах пишут. Только все, что ты говоришь — ложь, одна нескончаемая ложь.
— Слушай, а ты ведь точно начитался какой-то фигни. Да ты зомбированный! Я просто не могу постоянно лгать. Это нереально. Ты лозунги какие-то, слоганы выплевываешь из себя. Круто тебя напичкали. Кому же такое нужно?
— Значит так, Змей. Хватит разглагольствовать. Ты живешь последнюю жизнь. — Рюрик хихикнул, — Пора очистить от тебя Вселенную. Ну а чтобы тебе на том свете было веселее гибнуть, ты с собой свою дочь прихватишь.
— То есть... Да как ты смеешь?!
— Смею не я. Смеем мы, чистильщики, те, кто очищает от скверны и отделяет зерна от плевел.
— Тайная организация? Как в кино?
— Да, только в кино вымысел, а мы организация, основанная на Знании истинного устройства мира. Мы охраняем мир от последствий твоего влияния.
— Час от часу не легче.
— Все Зло в мире от тебя.
— Можешь не продолжать. Еще один пропагандистский лозунг. Вы толпа шизофреников-фанатиков? Или кружок писателей-фантастов?
— Так вот, Змей, шуточки твои только хуже тебе сделают. Ты ведь свое пристрастие смотреть порнуху не преодолел?
— Преодолел. Практически. То есть крайне редко смотрю. Думаю, что не чаще тебя.
— Я вообще не смотрю.
— Это сейчас, после несчастья. А раньше смотрел, я точно знаю. Не часто, но смотрел. И я смотрю не чаще подавляющего большинства других мужиков.
— А это значит, что все равно у тебя тяга есть!
— А я считаю, что нет.
— Есть. А мы проверим. Так вот, если ты в течение полугода хоть раз посмотришь порнуху, то всё — твоя дочь составит тебе компанию на том свете.
— Блин, да элементарно. Стоп! А я с вами ни в какие договоры вступать не собираюсь!
— Поздно. Первое слово дороже второго. Таков Закон.
— "Первое слово дороже второго"! — насмешливо повторил Змей, — Это что же, ваши Законы вроде считалочки, что ли?
— Считалочки — это магия, между прочим, — снисходительно засмеялся Рюрик, — а магия — это проявление истинных сил природы, которые этот мир сотворили. Так что у них считалочек сила Законов есть. Тех, кого посчитали, а они водить отказались, на том свете знаешь как наказывают?
— Не знаю, и знать не желаю! Я с вами ни в какие сделки не вступал.
— О-хо-хо, не вступал! Поздно! Слово сказано.
— Нет, не поздно. Не желаю тебя и твоих "чистильщиков" знать. Если ты, конечно, не сумасшедший. И даже если сумасшедший не желаю знать! И чтобы не звонил мне никогда! Мерзость, столько лет притворяться другом, гадить! — Змей задохнулся, — Подсунуть мне и дочери "подарочки"! Низость за низостью, ну и дурень я был! А ведь у самого дочь погибла. И такое говорить. Чтоб ты сдох, козел!
— Думаю, что ты раньше сдохнешь, — с брезгливой улыбочкой заметил Рюрик.
— Козел! — с этими достойным словом Змей встал, сунул деньги бросившейся за ним официантке и вышел из пивной.
Cвоего лучшего друга Рюрика он больше никогда не видел.
* * *
Змей плелся домой по темным и мокрым ноябрьским улицам. Было ощущение, что он спит. Слишком нереально выглядел недавний разговор. Может быть, Рюрик действительно сошел с ума? Недаром Люда предостерегала его перед выходом. "Чистильщики". Это же надо такое придумать. Нет, верняк Рюрик двинулся. Но "Змей"! Опять "Змей"! Не паниковать — на том сеансе были люди, они слышали ахинею Сребрениковой, и видели его. Многие, возможно, запомнили. Это он не обращает внимания на окружающих, но это не значит, что другие ведут себя так же, сколько раз он в этом убеждался.
Но окончательно убедить себя, что дело только в неудачном стечении обстоятельств, Змей не мог. Что-то подсказывало ему, что так густо случайности не могут появляться. Почему именно через девять лет он опять увидел Сребреникову, почему именно в это время кто-то сказал дочери, что он Змей, почему, наконец, Рюрик явился себя во всей красе именно сейчас? Что-то за всем эти кроется. Что-то древнее, огромное, холодное и безжалостное как динозавр притаилось где-то поблизости, так что было слышно его шумное дыхание. Наверное, так мышь, сидя в норке, слышит сопение огромного невидимого кота, поджидающего ее у выхода.
Змей зашел в маленький магазинчик, купил бутылку "Арривы" и стал маленькими глотками пить. Холодное пиво неторопливо лилось в желудок и вымывало пойло, которое он пил в ресторане. Змей вспомнил, что вторую кружку он не допил.
Нет, ну их всех. Чего бояться этих призраков. Можно стать таким же, как эти полусумасшедшие "чистильщики". Также оголтело бояться, как они нагло важничают от возложенной на них очередной шарлатанкой Сребренниковой смехотворной миссии. Долой призраков, долой дыхание кота. Он же заявил им, что ни в какие договоры с ними не вступал и вступать не собирается. Нужно просто жить. Тем более, что на носу свадьба дочери. Он еще нужен своим близким. Он еще поборется.
На следующий же день он пришел на работу и снес Кайля с Куйлей на помойку.
* * *
В конце ноября сыграли свадьбу. Родители на этот раз были допущены к святыя святых — светской церемонии. Кроме них из Южноморска на свадьбу прибыли родители Вахромеева. Это были пожилые люди интеллигентного, "совдеповского", как сказали бы в наше время, вида. При знакомстве они держались надменно и отчужденно, при первой же возможности отошли и больше никаких попыток к сближению не делали. Чувствовалось, что брак сына они не одобряют. Змей и Люда поехали в ЗАГС на последней машине и старались стоять везде поодаль. Вроде бы они с остальными гостями, а вроде и сами по себе. Так было спокойнее. Люде ужасно хотелось плакать и это ее тревожило. Что ж такое, говорила она себе, дочь замуж выходит за богатого и знаменитого, и, даже, пожалуй, красивого, а мне так хочется реветь. Время от времени она сжимала двумя пальцами кончики глаз, ближние к носу. Змей тоже нервничал. На ум ему приходили угрозы Рюрика. Как ни старался он выкинуть "дурь" из головы, но именно сейчас она к нему и лезла. Поэтому радость получилась с грустинкой. Одетый в новый костюм, специально для свадьбы купленный на деньги зятя (вот тебе и "свадебный подарок"), он радушно улыбался случайным взглядам и старался держаться независимо.
Влада была пленительно молода и свежа. Ее светло-серые глаза сияли, и свет их как будто растекался по лицу, а рыжеватые волосы, уложенные каким-то модным стилистом в подобие нимба, светились естественным блеском. Казалось, что в них звездочками вспыхивают отражения огней роскошной огромной люстры.
— Чудо как хороша! — сказала проходящая мимо Змея гусыня с жемчужными волнами на морщинистой шее своему спутнику, миловидному, несколько манерному симпатяге вдвое моложе себя, — Серега всегда был талантлив во всем.
Говорили, что гостей будет очень мало. По змеевым прикидкам набиралось несколько десятков человек. Кроме гостей было два фотографа и один человек с камерой, которого родители уже когда-то видели в Новоморске. Как показалось Змею, публика в основном хорошо друг друга знала. Вначале многие кидали на них недоуменные взгляды, но потом, проходя мимо, вежливо и сострадательно улыбались.
Саму процедуру росписи Змей запомнил плохо. Громкие слова регистраторши отдавались в ушах, но смысл до него не доходил. "Как будто сам женюсь, а не дочь замуж выходит", — подумалось ему. Они с Людой стояли прямо за молодыми. Перед ним был идеально элегантный пиджак Воронцова, подчеркивающий мощную моложавую крепость своего хозяина. А рядом была тоненькая розовая шейка дочери с двумя маленькими рыжеватыми кудряшками, сбежавшими из плена, устроенного им знаменитым стилистом. Змею почему-то вспомнилась картина "Неравный брак". "Причем здесь она?" — удивился Змей, — "такое вульгарное сравнение. Они оба художники, и оба талантливы. И Воронцов совсем не тот старый пень с картины".
Неподалеку от них, в том же втором эшелоне, что и они располагался хрупкий молодой человек лет двадцати, время от времени заинтересованно косящий в их сторону. "Наверное, это тот самый сын от первого брака", — догадался Змей, — "ишь косится, никак не привыкнет к нашему существованию". Ему стало еще тревожнее и неуютнее.
Наконец молодые расписались и обменялись кольцами. Грянул марш Мендельсона. Люда потянула его за рукав. Нужно было расступиться и дать молодым дорогу.
Дочь его, уже женатая женщина, вышла в сопровождении мужчины в новую жизнь.
"К чему все эти тревоги?" — подумал Змей, — "он такой надежный, не то что я. Пусть у них все будет хорошо!"
Когда молодые подошли к ним в ресторане, Люда не сдержалась и расплакалась.
— Ну что ты, мамуська, — Влада засмеялась, она светилась от счастья, — бери пример с папы, вон каким молодцом держится, и выглядит хоть куда!
— А я? — оскорбилась Люда.
— Вы выглядите великолепно, Люда, — барственно отвесил ей комплемент Воронцов, — платье превосходное, шикарный цвет — темно-розовый.
— К Людочкину платью подбирала, — улыбнулась польщенная Люда, — у нее белое, у меня темно-розовое. Как весенний сад. Вишни и яблони.
— Приятно иметь тещу-художника, — галантно ответил Воронцов, настроение у него было великолепное, и он решил побаловать новых родственников сердечностью.
— Ах, Сергей, вы надо мной смеетесь, — манерно засмеялась Люда, — ну какой я художник!
— Вы художник в душе, — осклабился Воронцов, — другими мои родственники и не могут быть. Кстати, Паша, иди сюда!
Воронцов призывно замахал рукой молодому человеку, который стоял неподалеку от них во время росписи.
"Интересно, у них такая манера приличной считается — руками махать?" — иронически подумал Змей. Но видимо, этот жест был допустим, потому что никто кроме молодого человека не него не отреагировал.
— Вот, Павел, знакомься, это родители Влады — Виктор э-э-э...
— Семеныч, — пришел ему на помощь Змей.
— И Людмила Петровна, — подхватила эстафету Люда.
— А это мой сын. Наследник, — значимо подчеркнул Вахромеев.
Сын-наследник Павел растянул узкие губы в улыбке, сморщил кожу около глаз и сказал странным дребезжащим голосом:
— Очень приятно. Павел.
Был он нервен и неуверен в себе и поразительно не походил на своего знаменитого отца. Отнюдь не красавец, но была в лице какая-то несомненная порода, которая проступала даже через общую неяркость черт.
— Как вам наша Москва? — нерешительно спросил наследник. Чувствовалось, что ему хочется уйти.
— ЗдОрово, — как можно радушнее ответил Змей, — но мы уже в Москве бывали.
— Понятно, — подытожил Павел и вопросительно посмотрел на отца.
— Ладно, иди, развлекайся, — хлопнул его по плечу Воронцов. Павел с облегчением вздохнул и отошел. Воронцов пристально посмотрел ему вслед.
— Ну, мы тоже пойдем выполнять светские обязанности, — Воронцов развернулся к новоиспеченным родителям, — если что, мы с вами.
— Да, мамуся, папуся, не скучайте, — Влада расцеловала родителей и упорхнула в свой новый мир.
Родители переглянулись.
— Ну как тебе?
— Класс. Да и он неплохо выглядит. И с нами очень уважительно.
— Пока. Тем более, тут есть кому против нас настраивать.
Серовы понимали, что несмотря на радушие Воронцова, уже через неделю после свадьбы путь в его дом им будет заказан. Так, пустит когда переночевать, пару дней пожить, и все. Но что тут поделать, у московской элиты родственники из провинции что-то вроде живого укора в несовершенстве бытия, не было бы их, и казалось, что мир близок к идеалу. Видимо, по сходным причинам мы недолюбливаем "виганов".
Змей приобнял Люду за талию и сказал:
— Ну и ладно. Нам главное, чтобы они жили дружно. Ну что, за стол?
* * *
Влада звонила редко, говорила мало. Сообщала, что учится в институте, сил уходит много, но интересно. С Сергеем у них все было хорошо. Наверное, и вправду все у нее было хорошо.
Приходилось привыкать жить вдвоем. Особенно тяжело было Люде. Как ни радовалась она за дочь, но скучала и переживала сильно. Пробовала было звонить каждый день, но поняла, что Владу это раздражает и перестала. Попилила недельку Змея и успокоилась, попривыкла к своему новому положению. У Змея же обнаружились свои проблемы, вроде бы и новые, но все те же старые. Опять у него началась тяга к порнухе. Казалось бы — уже совсем забросил он это дело, и густым быльем начало порастать прошлое. Ан нет, что-то там у него в неведомых глубинах зашевелилось, как будто спрыснули это что-то живой водой.
