У них что, других сигналок не водится?!
— Водятся, — поморщился Вильварэн.
Упс. Кажется, забывшись, я всё озвучила... Мельком глянула на сопровождающих — точно, судя по кислым рожам золотых плащей, они бы с удовольствием прикопали меня под одним из столбиков.
— Магические связи сейчас долго не живут — почва пропитана ядом. Любое заклятие, охватывающее территорию, приходится скреплять материальным носителем. И всё время его подновлять. Золотые Стрелы обеспечивают защиту Диндаэрона от угрозы извне, пока сам Лес неспособен оберегать свои границы...
— Эээ... Простите, — чуть поклонилась я, обращаясь к плащеносцам. С такими нужными дядями лучше дружить. — Я не хотела вас обидеть...
— Обидеть может равный. На зелёных юнцов не обижаются, — небрежно ответил ближний воин. Салатовые волосы, янтарные глаза, которые здорово оттеняет золото плаща. Кстати, расшитого чёрной и белой нитью — похоже, этот спесивец ещё и Ведущий.
— Таварэн, — оборвал его и.о. Главы.
— А что не так? Мы сюда прибыли помочь Лесу, а не отбивать у тёмных шальную молодёжь, решившую прогуляться в такое время!
— Не стоит судить то, о чём не знаете, — мотнула головой я, избавляясь от иллюзии синего цвета и позволяя волосам расплестись и рассыпаться по плечам, как они того желают. — Иначе потом придётся извиняться.
— Эленсиль, — опять поморщился Вильварэн.
— Да ладно вам. Всё равно обо мне уже знают все, кому не лень. Да и опасаться теперь вроде нечего. А выслушивать от каждого встречного-поперечного то, что им взбредёт в голову... Надоело, — я вздохнула и больше не смотрела в сторону эльфов. У меня и без них есть о чём подумать.
Если отбросить всю мишуру и хождение вокруг да около, выходило, что Лесу уже не помочь. Эльфы Диндаэрона наполовину слегли, на вторую — обессилели. Эльфы из других Лесов способны помочь только 'внешне' — поддержать местных, убрать отраву, организовать охрану... Пациенту же требовалось 'внутреннее' вмешательство, но эльфов Жизни слишком мало, к тому же, один из нас уже потерпел поражение. Раэн не раскрыл мне подробности, всё, что я поняла — что Лес уже давно прошёл 'точку невозвращения'. Хотелось бы вздохнуть, успокоить свою совесть и махнуть на всё рукой — ну что тут сделаю я, без году неделя как ставшая магом?! — но засевшая в груди боль не давала.
Лесу было плохо, безумно страшно и одиноко. 'Он ведь юный ещё, — вспомнилось мне предыдущее посещение. — Немного безбашенный, открытый и весёлый... Был.' А теперь — погибающий и сам не верящий в то, что с ним это может происходить.
И это было настолько неправильно... Всё моё существо кричало об этой неправильности. Ноги сами несли — туда, откуда разливалась боль. Я даже не смотрела по сторонам, я уже вообще никуда не смотрела, видя перед собой только единственно возможную тропу.
Кажется, вокруг кто-то говорил. Меня даже пытались остановить — я вывернулась из захвата, как угорь, и, не обращая ни на что внимания, продолжила путь.
Эльфы отстали. То ли махнули на меня рукой, то ли Лес скрыл меня от чужих взглядов — почему-то казалось правильным, что мы остались вдвоём: я и замерзающий тоскливый комок боли внутри.
— Дин-даэ-ро-он... — позвала я, внезапно осознав, что не вижу дороги.
Лес будто этого и ждал. Засветилась поляна, на которой я стояла; растения по её краям стали вытягиваться — трава сплелась с кустами, кусты — с деревьями, — образуя плотный, ничем не рушимый полог... Хотя нет. Даже здесь — уже здесь, — зелень перекрыли жёлтые и рыжие оттенки, и мёртвые пятна бордово-коричневого цвета казались метками проказы на некогда здоровом теле. И дневной свет, вместо памятного серебристо-солнечного, полного жизни, стал блёкло-жёлтым и каким-то неживым, с трудом проникающим в образованный зеленью живой колодец.
Я глянула вверх — небо было спокойным, синим, кажущимся бессердечным на фоне творившейся внизу несправедливости. Словно небу не было дела до того, как тянется к нему обессилевшими голыми ветками небольшое деревце, покрытое бурыми кляксами, похожими на лишайник и так же высасывающими жизнь.
По щекам скользнули солёные дорожки. Комок в груди словно стал разворачиваться, охватывая всё вокруг, сливаясь с миром, и вскоре от боли звенела каждая травинка, каждая веточка на поляне. От боли, тоски и одиночества...
Я неловко шагнула вперёд, почти падая рядом с деревцем. Прижаться к тонкому стволу, обнять его, уткнуться лицом — казалось правильным. Таким же правильным, как и предложить ему всю себя — свои чувства, свои силы. И магию, и жизнь... Если бы было что-то ещё, что я могла отдать ради него, оставить ему вместо своих слёз — я бы сделала это, не задумываясь.
Боль утекала. Вместе с силами уходила вглубь — в деревце, наливавшееся твёрдостью, в землю, шипевшую и шевелящуюся под ногами так, будто там идёт бурная химическая реакция. Хотя, наверно, это недалеко от истины...
Секунды тянулись бесконечно. Сердце билось раз в тысячи лет. Заледеневшие руки упали неловко, тяжело, не в силах больше держаться и держать, и я сползла вниз по стволу, приваливаясь к нему боком и закрывая глаза.
Вот и всё. Я сделала всё, что могла. Я чувствовала сейчас биение двух сердец — своего, сбивающегося с затухающего ритма, и Леса — умиротворённо и спокойно прекращающего борьбу.
Кажется, он устал. Смертельно устал и безумно счастлив. Он успел всё же это почувствовать, как и я. И сдался, поняв, что на большее нас двоих не хватит.
Да, именно двоих. Потому что единение наших сердец означало одно — мы вместе. Мы оба обрели смысл жизни. Он — познав моё счастье и любовь Хранителя, я — почувствовав себя наконец-то на своём месте. Именно там, где я нужна. Только я — и меня не заменит целый мир.
В груди зародилась мелодия. Знакомая, она мне о чём-то старательно напоминала, звуча и изнутри, и будто снаружи. Я неловко дёрнула рукой, и с удивлением воззрилась на выпавший из складок одежды кинжал.
Он сиял, как маленькое солнышко. Он так и просился в руки, обещая несбыточное и даря знакомое чувство эйфории. И слова — как тогда, наполовину незнакомые и такие близкие слова:
Hа зеркальный мираж,
В даль, за облачный кряж
Все идут пилигримы.
Если б я был пророк,
Я сказал бы вам:
Будьте любимы...
Это так же легко,
Как смеяться, и, кто бы ты не был,
Жизнь похожа на фарс
С эпилогом в безоблачном небе.
Этот мир состоит из любви —
Боль придумали люди.
Этот мир состоит из любви —
И иначе не будет!
Пей вино ветров
В мареве лугов
И слушай сердца зов —
Пока еще не поздно.
Знакомая волна Силы затмила всё вокруг. Кажется, мы вместе затаили дыхание — я и Лес, не веря счастью и боясь прикоснуться к чуду.
Но Силу это не остановило. Она хлынула на нас, как океанский прибой на помирающего от жажды посреди пустыни. Захватила, закружила, мешая все пять чувств в одну кучу. Выплеснула на поверхность — поддерживая мягко, ласково, как мать держит своё дитя. И так же нежно пожурила, сетуя на нашу несамостоятельность и недогадливость.
Казалось бы, чего проще: всего лишь попросить помощи?!
И искрящиеся токи Жизни устремились из сияющего лезвия. Сначала ко мне, от меня — к Диндаэрону (ведь именно так звали поддерживающее меня деревце — Сердце Леса, его душу и исток, отныне ставшее и моим собственным сердцем...), затем — дальше, шире, разбегаясь во все стороны, словно радужная мыльная плёнка по тёмной поверхности лужи... Только эту 'плёнку' ничто не могло остановить. Она спешила — стелилась, очищая землю от въевшейся отравы, напитывая энергией Жизни каждый росток, каждый листик и травинку, стряхивая с зелени неестественные цвета, как исполненный грации зверь стряхивает воду с блестящей шкуры.
...И это было самым прекрасным зрелищем на свете.
Все отмерено впрок
По веленью надежд
В круговерти извечной.
Если б я был пророк,
Я сказал бы вам:
Будьте беспечны.
Hе бывает потерь,
Hе бывает путей без возврата.
Hаша жизнь — это дар,
А за дар невозможна расплата.
Этот мир — словно свадебный пир
Между Небом и Твердью,
Этот мир словно свадебный пир
Между Жизнью и Смертью.
Пей вино ветров
В мареве лугов
И слушай сердца зов,
Сердца зов!
Я почувствовала, что всё закончилось, только осознав, что я лежу на траве, раскинув руки, в одной из которых зажат поблёкший кинжал. Лежу и смеюсь — звонко, радостно и искренне, как новорожденный младенец. И с таким же восторгом и любопытством смотрю на окружающий мир — столь же новый для меня сейчас, как и целую жизнь назад... Только теперь не я одна буду открывать его заново. Мы будем вместе — я и Лес: как брат и сестра, как близнецы, как единое целое...
С поляны я почти выползала. Нет, силы были, и даже ничего не болело, просто тело вдруг отказалось и дальше поддерживать мои эскапады. Из Сердца Леса я выбиралась, цепляясь за предупредительно вытянувшиеся в мою сторону ветки соседних деревьев и жмурясь, как довольный котёнок. За моей спиной пряталась от чужих взглядов приметная полянка, растворяясь в чаще Леса; впереди были неоконченные дела и друзья, нуждающиеся в помощи; требовали внимания неизвестные, но уже взваленные на себя обязанности Хранительницы Диндаэрона; ощущались знакомые и незнакомые эльфы из моего Леса и из других — и всем что-то надо: кто ждёт команды на выступление к деревням, кто поддержки в болезни, кто просто хороших новостей... Отдыхать мне, похоже, не придётся ещё до-олго...
Но настроение от этого не менее радужное.
Глава 12, она же Эпилог. И стали они жить-поживать...
Я кралась по тропинке, задействовав все свои органы чувств, включая связь с Лесом. Последняя, надо сказать, отлично помогала замечать возможную опасность заранее и обходить её по широкой дуге.
Вот и знакомая развилка.
Вообще, я бы эту дорожку тропинкой не назвала. Никакой тебе примятой травы или утоптанной земли — просто полоса мелкой травки, обрамлённая кустиками, цветами или травой покрупнее. И как появляются эти 'тропинки' — для меня тайна за семью печатями.
Всего лишь два дня назад тут не было даже намёка на развилку, и вот поди ж ты! Стоило на небольшой поляне обосноваться моему лиэтаннэ, как вокруг тут же объявились три неотличимые друг от дружки дорожки. И все эльфы, разумеется, откуда-то о них знали! Одна я, как профессиональный сусанин, всё это время норовила заблудиться прямо у своего порога — на потеху всем любопытствующим, пришедшим посмотреть на свою новоиспечённую Хранительницу.
Кстати, в отличие от чопорных эльфов Аманхиля, мои новоявленные подопечные дизайн Избушки оценили сразу. И 'смотровая' башня вызвала у них почти такой же восторг, как и у меня. Что, пожалуй, даже примирило меня с вынужденным переездом.
Да и мэллорн мой теперь тоже живёт тут. Почти на краю Леса, рядом с речкой, прячется в густых кустах чего-то, похожего на сирень. И стала бы я в такую чащу забираться... Ну да ему виднее.
Тем более, места там сейчас безопасные.
Лиэтаннэ встретила меня привычным перемигиванием 'огоньков' и шелестом лиан. На бегу поздоровавшись с фиалкой, я тенью метнулась внутрь. Так — балахон и платье в угол, обруч прочь, волосы собрать в косу, натянуть походный костюм и прихватить небольшой заранее собранный рюкзак... да, именно рюкзак — вернее, его подобие, сшитое эльфийским мастером по моим эскизам. Зелёный, утыканный карманами и прочими ремнями типа 'разгрузка', непромокающий и запирающийся магией, реагирующей только на меня. Мням! Моя прелесть!
Прискакав на смотровую площадку, я воровато огляделась с высоты и прислушалась к своим чувствам. Никого — слава всем богам!
Вызвав крылья, прыгнула с краю и воспарила, набирая скорость. Да, мои крылья теперь не только крутиться могли, но и просто распахиваться, обнимая воздух и позволяя по нему скользить, немыслимо быстро разгоняясь. Особенно если ветерком подтолкнуть.
Вообще, за последние две ладони я о магии узнала много больше, чем за всё время пребывания в этом мире. Неудивительно: всё, что я делала эти десять дней — это магичила, магичила, и ещё раз магичила!
Лечила эльфов. Лечила их мэллорны. Обновляла магическую составляющую Леса. Восстанавливала его естественную защиту и возводила свою... О, с этой защитой вышла та ещё история!.. Укрепляла связи с Сердцем Леса и питалась его магией, ибо своей уже не хватало... И, будто мне мало было других забот, ещё и срочно устраивала в Лесу праздничный антураж. Потому что 'негоже откладывать праздник в честь новой Хранительницы'! Её бы кто спросил... то есть, меня.
Но нет. Спрашивать меня никто не собирался. Гости прибывали сами, безо всяких приглашений. Угощения готовились. Воздвигнутые мной парки и прогулочные дорожки, фонтаны и полянки украшались — слава Жизни, уже без высочайшего участия. Эльфы наряжались и спешно долечивались. В общем, дым стоял коромыслом по всему Лесу.
А сегодня наступила кульминация. Отмечание началось ещё до рассвета, и к середине дня у меня уже болела голова от ненавязчиво-праздничной музыки и очень навязчивых праздничных эльфов. Основные торжества прошли, остались пир, выступления магов и, конечно же, вечерние посиделки с танцами.
А я сейчас должна была, по идее, повторять торжественную речь, которую с минуты на минуту пора будет озвучивать перед высокой публикой — гостей из других Лесов на торжестве набралось едва ли не более, чем моих подопечных.
Ага, пора. Вот сейчас и озвучу... Без моего обращения же пир не начнут.
На высоком постаменте, откуда вещал Вильварэн, проявилась моя фигура. Длинный белый балахон, расшитый серебром, был распахнут, открывая невесомое на вид белое платье. Нежные узоры из нитей голубого, фиолетового и оранжевого цветов подчёркивали хрупкость фигуры, сапожки на платформе почти сравняли её в росте с эльфом, а на лбу, приковывая внимание, переливался серебристый обруч с крупным белым камнем.
