По сообщению королевских шпионов главный враг Сигизмунда в Сейме сенатор Осовецкий воспринял послание папы в нужном для страны свете и стал проводить негласные встречи с влиятельными сенаторами и магнатами.
Это была очень приятная для короля весть, сулившая надежду получить от парламента новые денежные субсидии для ведения войны с врагами короны, но на этом хорошие новости заканчивались.
К огромному сожалению для Сигизмунда у Святого престола ничего не получалось с организацией нового Крестового похода против схизматиков московитов под эгидой польского короля. Все католические правители на словах выражали свою поддержку польскому королю в его борьбе с Дмитрием, но в связи с внутренними проблемами, не могли прислать ему ни денег, ни самое главное войска. Искренно молясь за короля Сигизмунда, они предлагали ему подождать до лучших времен, когда в их казне появятся лишние деньги, а у их маршалов лишние солдаты.
Так же Римский папа никак не мог отозвать свое согласие на дарование императорского титула русскому царю Дмитрию. Папские канцеляристы кропотливо объяснили Сигизмунду, что это согласие было дано не по собственному решению Святого престола, а исключительно по ходатайству императора Священной Римской империи Рудольфа Габсбурга.
В сложившейся ситуации Святой престол не находил возможности отозвать данное им согласие и предлагал Сигизмунду обратиться с этой к германскому императору, чтобы тот направил в папскую канцелярию просьбу лишить русского правителя дарованного сана с обязательным указанием причин, побудивших монарха подать подобное прошение.
При этом, канцеляристы советовали Сигизмунду поспешить, пока император Рудольф был ещё жив. Так как согласно законам, Святой престол только от него мог принимать подобное ходатайство.
Выдав столь замысловатый ответ полностью снимавший с наместника святого Петра ответственность за совершенную им столь недальновидную оплошность, канцеляристы предлагал Сигизмунду простое и действенное решение — не признавать императорского титула Дмитрия лично. За это, Святой престол обещал не преследовать и не наказывать польского короля, если вдруг русский царь обратится к Папе с жалобой, на неподобающие действия монарха.
— Надеюсь, эти два клоуна не сильно испортили настроение вашему величеству своим баснями и предсказаниями — учтиво поинтересовался у короля духовник. — Я бы с удовольствием приказал бы выпороть их на конюшни, а потом сжечь, но к сожалению, святая инквизиция не относит астрологию к ереси.
— Полностью согласен с вашими пожеланиями, друг мой, стоит признать, что в их словах большая доля правды, от которой при всем желании нельзя отмахнуться — осторожно заметил Сигизмунд, но Стеллецкий досадно махнул рукой.
— В их словах большая доля не правды, а правдоподобия, ваше величество. Хорошо информированные шарлатаны всегда славятся своим умением подавать клиенту правдоподобную ложь. При этом они никогда не говорят четко и ясно, а стараются напустить такого тумана, чтобы их потом невозможно было притянуть к ответу.
— Охотно верю вашим словам пан Игнатий, но я позвал вас к себе, ибо меня сейчас интересуют куда больше иные дела и процессы, чем кометы и гороскопы, — король доверительным жестом пригласил духовника сесть рядом с ним. — Вы лучше многих знаете истинное положение дел в моем королевстве. Скажите, с кем из моих врагов следует заключить перемирие, для того чтобы продолжить борьбу с другим? Что думает Святой престол по этому вопросу?
— Не знаю могу ли я вам советовать, ваше величество, ведь мое мнение — это мнение священника, но никак не мнение Папы римского или его духовной канцелярии. Возможно оно ошибочно, в плане того, что в отличие от светской жизни я совершенно не разбираюсь в военном деле. Потому прошу вас не придавать ему большого значения — начал витиевато говорить духовник, но король решительно прервал его.
— Излагайте, пан Игнатий, а я сам решу насколько оно объективно или нет.
— Как прикажите, ваше величество — духовник скромно опустил глаза и принялся неторопливо перебирать четки.
— На мой взгляд самый сильный и следовательно опасный для Польши враг — шведский король. Несмотря на то, что он молод, у него хорошие советчики и сильная армия доставшаяся ему от отца. Удачное разрешение войны с датчанами прибавило ему популярность в армии и народе, а ему самому прибавило уверенности в собственных действиях. Сейчас ничто не мешает королю Густаву совершить поход на Варшаву и попытаться объединить два королевства под своим скипетром. Поэтому, я думаю, нужно как можно скорее начать переговоры о заключении перемирие на пять — восемь лет. Это — самый лучший вариант, на мой скромный взгляд.
— Но он наверняка много потребует уже к тому, что имеет. Сенат и народ никогда не простят мне потерю Прибалтики.
— Дипломатия, как сказал один умный человек — искусство невозможного. В переговорах со шведами все будет зависеть от того, кого вы пошлете на переговоры и на какие жертвы готовы пойти, ради того, чтобы развязать себе руки в борьбе с русскими варварами.
— Но, на чтобы я не согласился в этом вопросе, результаты перемирия никогда не утвердит Сейм — сварливо напомнил духовнику король.
— Ваше величество, перемирие не мир. Оно для того и заключается, чтобы в дальнейшем можно было продолжить борьбу, ради возвращения утраченного. И позиция Сейма вам только на руку.
— Я с вами полностью согласен, но меня беспокоит другой вопрос. Согласиться ли король Густав довольствоваться частью моих владений, когда можно взять их все целиком? Я бы на его месте так и поступил.
— Объединение королевств большей частью происходит через династические браки, а не огнем и мечом. К тому же Польша слишком большое государство и занятие шведами Варшавы совершенно не обозначает, что они смогут захватить всю Польшу. У нас есть Краков, Люблин, Познань и Львов, куда вы всегда сможете отступить и продолжить войну с врагом. Это понимаем мы, это понимают советники короля и поэтому, на данный момент шведам выгодны именно переговоры, а не война. Ведь заключив с нами перемирие, он получит возможность исполнить свою главную мечту — превратить Балтику в шведское озеро.
— Ничего не понимаю, пан Игнатий. Объясните — взмолился заинтригованный король.
— По достоверным сведениям, шведский король ведет тайные переговоры с приморскими городами Померанского княжества о признании его власти. Учитывая то неспокойное время, что переживает германская империя, время он выбрал вполне удачное. Но зная силу австрийского императора могу утверждать, что королю Густаву предстоит длительная и упорная борьба.
— Значит о походе шведов на Варшаву можно забыть? — быстро уточнил у духовника король.
— Не думаю, что на переговорах шведы дадут вам такую возможность. Желая получить больших уступок, они будут постоянно угрожать вашим послам и тут, как говорится важно не переломить палку. Дать шведам что-то, дабы они согласились на перемирие, а не пошли в поход на Варшаву. При всех разумных и логичных доводов нельзя исключать и такой вариант.
— Спасибо, пан Игнатий за столь бесценный совет, — король принялся радостно трясти руку Стеллецкого. — Когда все это закончиться, я обязательно найду способ отблагодарить вас за вашу помощь.
— Не меня, ваше величество, а святую церковь, чьим покорным слугой я и являюсь — скромно уточнил духовник, но король ничего не хотел слышать.
— Святая церковь безусловно великая сила, но её сила состоит из деяний верностных слуг, что днем и ночью трудятся на её благо подобно рабам на галерах.
Получив столь мощную духовную подпитку от общения с паном Игнатием, король ринулся на заседание большого королевского совета полон силы и огня. Милостиво позволяя выступить всем приглашенным на совет, он твердо гнул свою линию о необходимости мирных переговоров именно со шведами. Всем тем, кто предлагал о переговорах с русским царем, а такие люди были, он немедленно напоминал, что Дмитрий уже один раз клялся польскому королю быть верным союзником Польши. Клялся на кресте и на библии и менее чем через год жестоко обманул короля Сигизмунда.
— Можно ли садится за стол переговоров с таким человеком? — пафосно вопрошал король собравшихся и не дожидаясь ответа говорил, — нет, нет и ещё раз нет. У меня и раньше было мало веры к схизматикам, а теперь её не осталось совсем. Я совершенно не уверен в том, что согласившись на перемирие, русский царь в самый ответственный момент войны со шведами не ударит нам в спину.
Когда же стали раздаваться голоса, что Дмитрию также нужно перемирие с Польшей из-за его войны с Турцией, король немедленно говорил, что не намерен помогать своему злейшему врагу России выпутываться из ловушки куда её загнала собственная жадность.
— Русским до смерти нужен Переславль и Киев? Так пусть платят за них кровью и золотом до скончания веков! А ещё лучше будет, если они подавятся этими нашими землями и их царство развалиться на множество мелких княжеств под ударами турков!
При голосовании короля поддержало подавляющее число членов совета и в тот же день, Сигизмунд поручил князю Понятовскому отправиться к шведам в Кенигсберг, с предложением о заключении долгосрочного перемирия.
Переговоры шли долго и упорно. Шведы мало что хотели уступать из того, что захватили, но поляки были настойчивы и к средине марта 1613 года, стороны пришли к компромиссу. Варшава уступала королю Густаву всю Лифляндию вместе с Ригой, а шведы в свою очередь отказывались от Курляндии и Латгалии.
Что касается прусских завоеваний шведского короля, то все они также были возвращены польской короне за исключением прусских портов Пиллау, Эльбинга, Бранунсберга, Толкемита и Кенигсберга. На все требования поляков вернуть столицу Прусского герцогства, шведы предлагали разменять его либо на Данциг или Путциг, но Сигизмунд не захотел терять последние польские порты на Балтике.
Подобный размен, обе стороны расценивали как временное отступление перед решительной схваткой в скором будущем. При этом о скором реванше больше говорили в польской столице, чем в Стокгольме. На всех светских собраниях и раутах, знать как заговоренная твердила о том, что перемирие не есть мир, тем более не утвержденный Сеймом. Последнее утверждение быстро превратилось в своеобразную мантру, ставшую своеобразным краеугольным камнем взгляда польской знати на происходящие события. Ведь всегда легче живется, когда ты убежден, что Польша центр Вселенной и весь мир крутиться вокруг тебя.
Когда известие о подписании перемирия со шведами достигло польской столицы, король как водится немедленно устроил бал, на котором все только и говорили о новом походе на Смоленск и Москву. Настроение у всех было радужным и приподнятым. Всем приглашенным казалось, что важная черта в истории королевства была пройдена и наконец показался долгожданный свет в конце тоннеля.
На балу произносилось много умных речей, тостов и обещаний, но радостное настроение в польской столице продлилось не долго. Русский царь вопреки ожиданиям поляков не дремал всю зиму сидя на печи, а крайне умно и грамотно использовал время. Уже в начале апреля русские армии перешли к активным действиям против польского королевства.
Первым начал князь Пожарский, который перешел границу и осадил приграничный город Мстиславль. В обозе князя имелись осадные орудия, чьи чугунные ядра проломили стены крепости и она была быстро взята. Ибо польский гарнизон крепости составлял тысячу человек, а местное население не поддержало их, хорошо помня на своей шкуре прошлогоднее "справедливое" разбирательство короля Сигизмунда.
Заняв Мстиславль, Пожарский неторопливо двинулся к берегам Днепра, словно магнитом притягивая к себе внимание польских воевод. Те стали спешно стягивать силы с тем, чтобы не дать русскому войску переправиться через Днепр, что собственно говоря и было нужно князю. Так как главный удар в этой кампании наносил воевода Скопин-Шуйский.
Умело создав у противника иллюзию того, что его главная задача в удержании Полоцка и Витебска, получив сильное подкрепление от царя за счет армии воеводы Шереметева, молодой полководец перешел в наступление. Успешно перейдя Двину, он двинулся на столицу Великого литовского княжества — Вильно, вызвав сильнейший переполох у Льва Сапеги.
Застигнутый врасплох гетман собрал военный совет, который после недолгих споров и размышлений, посчитал, что поход Скопина-Шуйского — блеф, призванный напугать поляков и заставить их отвести свои войска на западный берег Днепра. Все собравшиеся единогласно вспомнили прошлогодний ловкий обман русских, заставивший Сапегу поспешно снять осаду со Смоленска.
Гетман решил не поддаваться на провокации противника, сосредоточив основные силы против Пожарского, послав против Скопина-Шуйского войско под командованием Адама Потоцкого с десятью тысячами пехоты и тремя тысячами конных. Чего по общему мнению было вполне достаточно для разгрома молодого князя.
Данное решение было принято исходя из того, что по сведениям поляков у Скопина-Шуйского не было конницы, а имелась наемная пехота. Которая помогла князю в трудное время удержать захваченные им двинские города.
Ошибочность расчетов польских воевод показала битва, в которой московская дворянская конница в числе десяти тысяч всадников разгромила польских гусар, а заодно и польскую пехоту. Две с половиной тысяч солдат осталось лежать на поле боя, четыре тысячи попали в плен, а остальные разбежались. Сам польский воевода чудом избежал плена и вместе с верными телохранителями прибыл к Сапеги с трагическим известием.
Только теперь, гетман смог оценить хитрый замысел противника и принялся ему противостоять. В срочном порядке с днепровских берегов на защиту Вильно были переброшены главные силы коронного гетмана. Лев Сапега собирался дать генеральное сражение Скопину-Шуйскому на подступах к столице Великого княжества, а потом ударить по Пожарскому, который, почему-то не спешил переходить Днепр.
Посчитав это природной русской ленью и головотяпством, гетман написал Сигизмунду ободряющее письмо, который вновь переживал сложный период своего правления.
Окаянные турки отказались от нового похода к берегам Днепра и далее, полностью сосредоточившись на войне с шахом Аббасом и осадой Константинополя. Укрывшийся в Бурсе султан Ахмед никак не мог подавить восстание местных греков, отчаянно собирая войска со всех концов своей империи.
Воспользовавшись затишьем на Днепре и ослаблением Босфора и Крыма, царь Дмитрий дал "зеленую дорогу" реестровому запорожскому казачеству. Двадцать тысяч казаков вновь обрушилось на земли Киевского и Волынского воеводства, громя польские усадьбы и мелкие гарнизоны, поднимая крестьян на бунты, бессмысленные и беспощадные.
По этой причине, Сигизмунд не мог прислать Льву Сапеги ни единой лишней сотни солдат или хоругви, но коронный канцлер не приходил в отчаяние. Имея предварительные данные о численности войска Скопина-Шуйского он до последнего дня надеялся, что сможет его разбить, однако судьба сулила ему иначе.
