Бабушка молча сидела рядом и смотрела куда-то в темный угол. О чем думала она? А ведь бабушка, скорее всего, поддержала бы его намерение улететь с Эридана... И дедушка Фарнис тоже был бы доволен. Черта с два, придется оставаться. И продолжить то, что начато. Генлои вот смог, а ему пришлось хуже.
Потом Элкси все-таки уснул, и впервые его не преследовали кошмары, ставшие привычными после смерти Маризы, — должно быть сказалось действие лекарств. Сны были приятными, легкими и бездумными, в памяти от них остался только какой-то неспешный полет в красивом разноцветном тумане.
Его разбудили голоса. Громким шепотом бабушка спорила с врачами, призывая их что-то делать или не делать чего-то, она выглядела очень разгневанной и крайне недовольной. На лицах врачей застыли угрюмость и смирение.
Еще ночью, сразу после того, как от ребенка отступили хирурги, ее высочество позаботилась о том, чтобы уложить его в какие-то роскошные многокомнатные апартаменты, занимавшие почти целый этаж госпиталя, и предназначенные, должно быть, исключительно для венценосных особ. На больничную палату они не походили нисколько, разве что многочисленные хитрые приборы, установленные в изголовье широкой кровати напоминали о том, что это в общем не гостиница, а медицинское учреждение. Ее высочество и сама переехала в эти апартаменты, заняв все комнаты, кроме той, где собственно, разместили Элкси. Степень ее решительности и самоотверженности поразила даже Фарниса, так что тот счел за благо не препятствовать ей делать все, что ни заблагорассудится.
Элкси был хорошим пациентом, молчаливым и покорным, с ним можно было делать все, что угодно или не делать вообще ничего, он не пытался протестовать. Зато ее высочество, после того, как немного пришла в себя и уверилась, что жизни ее мальчика не угрожает опасность, замучила весь персонал клиники, в полной мере проявив дурную сторону характера. Врачи и медбратья ненавидели ее от всей души, но вынуждены были улыбаться и выполнять ее прихоти, — она все время угрожала пожаловаться императору.
Элкси был замучен врачами сверх всякой меры, врачи приставали к нему по делу и не по делу, изображая бурную деятельность, чтобы принцесса была довольна. Его всего увешали диагностическими аппаратами и разной другой медицинской техникой, следившей за обезболиванием, за кроветворчеством и за заживлением ран и бесконечно считывали показания.
В те редкие минуты, когда врачи оставляли Элкси в покое, его развлекала бабушка.
— Когда ты поправишься, я увезу тебя во дворец, и можешь мне даже не возражать, — говорила она, — я все равно тебя не послушаю. Тем более, что особняк разрушен, а твоя квартира это вообще сущее безобразие, не понимаю, как я могла тебе разрешить поселиться там. И Дайна больше нет. Некому за тобой приглядеть.
Сердце болезненно сжалось, но приборы не заметили этого и не изменили показаний, значит — только кажется, что больно. Или болит не там, где кажется.
— Где он? — спросил Элкси.
— Кто?
— Дайн.
— Его увезла полиция. Должно быть, он в каком-то криминальном морге.
— У него нет семьи, никого... Проследи, чтобы его похоронили в нашем склепе.
— Но там место только членам семьи, — удивилась бабушка, — Я, конечно, понимаю...
— Не понимаешь.
— Ну да, куда уж мне понять, — бабушка вздохнула, — Надо соблюдать традиции, Элкси. Делать все, как полагается.
Она помолчала.
— Ладно, как хочешь. Твое дело.
— Мое...
Элкси вздохнул и перед глазами заплясали черные мушки.
На душе было чертовски гадко. Нужно было послушать Дайна и засесть в бункере, тогда все были бы живы. Дайн был прав, когда говорил, что ядом дело не кончится, а Элкси только отмахнулся, он привык считать, что у Дайна паранойя.
— Не надо переживать, — помолчав, сказала бабушка, — Правосудие восторжествует.
— Кому на хрен нужно это правосудие, оно никого не воскресит. Вокруг меня все умирают.
Ее высочество хотела бы сказать внуку, что всему виной его собственная глупость, но она тактично промолчала, сочтя, что не время сейчас читать нотации.
— Теперь всему этому придет конец, — сказала она только и повторила еще раз, — Я заберу тебя к себе.
— Звучит устрашающе.
— Поговори мне еще. И спи давай. Тебе надо спать.
Спать... Спать... Это хорошо, когда можно спать. Это хорошо, когда можно спать бесконечно долго и бездумно летать в любимом цветном тумане, перепутав дни и ночи, и быть не живым и не мертвым, и когда никто не пристает и ничего не требует.
Темно. Только тускло светятся приборы-диагносты, отбрасывая холодный голубоватый свет на сосредоточенное лицо медбрата, сидящего рядом с его кроватью. А бабушки нет. Наверное, ушла спать.
Парень заметил его шевеление и встрепенулся.
— Вы что-то хотите?
Спать... Спать хочется безумно. Нет сил даже говорить.
* * *
Бабушка пришла поздним утром. Задолго до того Элкси уже выдернули из сладкого сна врачи и вдоволь поиздевались. Принцесса была безукоризненно одета, выглядела решительной, властной и деловитой. Похоже, она совершенно оправилась от пережитых волнений и это не могло не радовать.
— Там толпа журналистов, — сказала она, — И все тебя хотят. Не бойся, я их не пущу. Я к тебе никого не пущу, тебе нужен покой.
— Спасибо.
— Приходила Люана, спрашивала о твоем здоровье, передавала привет от какого-то Ивера.
— Как мило...
— Кто этот Ивер?
— Ее брат.
— И почему ты постоянно общаешься с какими-то простолюдинами?
— А эрселен со мной дружить не хотят.
Улыбаться было больно, под бинтами натягивалась рана на щеке.
— Еще бы им с тобой дружить... Да, кстати, там еще явился Аландер, — вспомнила бабушка, — Я ему сказала, что к тебе нельзя, что ты спишь, но он, наглец, не хочет уходить.
— Кто явился?
Элкси вдруг проснулся окончательно, будто его внезапно окатили холодной водой, и повернулся к бабушке.
— Джес Аландер, — бабушка посмотрела на него с удивлением, — Не понимаю, что ему нужно.
Сердце забилось сильнее, от этого закружилась голова и приборы, почувствовав что-то неладное, тревожно запищали.
— Ох, — Элкси упал на подушку.
— Что с тобой, тебе плохо? — всполошилась бабушка.
— Нет, нет, — Элкси стиснул зубы, пытаясь прогнать надоедливые черные мушки, — Пусть он войдет, ба! Пожалуйста!
Бабушка посмотрела на него с сомнением.
— Пусть войдет?
— Бабушка, ну перестань же! — простонал Элкси, — Не станет он душить меня на больничном ложе! Захотел бы, — давно сделал это!
* * *
Джес казался совершенно невменяемым, он остановился на пороге, как будто натолкнулся на невидимую стену и в глазах его были смятение и страх. Он смотрел на Элкси так, будто и не ожидал, что на самом деле увидит его живым.
Элкси приподнялся на кровати и попытался ему улыбнуться, сердце билось как сумасшедшее, изо всех сил пытаясь гнать жалкие остатки крови по венам, голова кружилась и образ Джеса плыл перед глазами, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Куда встаешь? — прорычал Джес, — Быстро ложись!
Он подошел, сел на край кровати и осторожно коснулся ладонью его щеки. Элкси невольно закрыл глаза от удовольствия. Под сомкнутыми веками крутились огненные воронки, а стоило только открыть глаза, и мир снова поплыл и затуманился. Это было ужасно досадно, ведь он не видел Джеса так безумно давно. И мысли путаются, а ведь сейчас, наконец, можно рассказать ему все. И он выслушает, раз уж пришел. А не захочет слушать — можно прикинуться умирающим, и он не уйдет... Больше никуда не уйдет...
У Джеса был какой-то безумный вид, и он как будто не замечал ничего вокруг себя, даже не озаботившись мыслью, что в комнате по прежнему находится принцесса Аделара.
Та, впрочем, изначально намеренная стоять на страже и не спускать с Аландера глаз, почему-то вдруг ретировалась в прихожую, и вид у нее при этом был крайне озадаченный.
— Ради этого, пожалуй, стоило бы и умереть, — пробормотал Элкси, глядя на Джеса, — Ты бы пришел ко гробу подарить мне последний поцелуй, Аландер?
— Перестань, — сказал Джес с горечью, — Все это совсем не смешно.
— Да куда уж...
— Я просил тебя не впутываться в неприятности.
— Не всегда это возможно. Джес, ну выслушай меня уже, наконец...
— Мне не важно то, что ты можешь мне рассказать, тебя следует либо убить, либо любить без всяких оговорок. И я не знаю, на самом деле, чего мне хочется больше.
— Должно быть, убить, — предположил Элкси.
— Это было бы правильно, — согласился Джес, — И общественность меня поддержала бы. И возможно, меня бы даже не казнили, потому что ты нечто совершенно чудовищное.
Джес смотрел на него с нежностью, от которой у Элкси сбивалось дыхание и еще сильнее кружилась голова. И Элкси смотрел на него не отрываясь, глаза в глаза и пил его взгляд как жизненную силу, как чистый кислород, чувствуя как удивительно легко становится на душе.
— Я люблю тебя, Джес, — проговорил он, — Правда. Мне без тебя чертовски плохо. Невыносимо. Если бы можно было все вернуть, я не стал бы ничего предпринимать, я позволил бы ей умереть... Все равно, она умерла...
— О чем ты?
— Когда мы встретились на том сборище у Глостера, Мариза мне призналась, что беременна. От какого-то парня, что работал у них в доме. Любила она его. И он ее тоже. Она хотела выпить яд, который убивает ребенка во чреве, чтобы никто ничего не узнал. Скорее всего, она тоже умерла бы. Я не мог просто бросить ее. Не мог, Джес. Я должен был попытаться...
Джес сидел ссутулившись и смотрел в пол.
— А ты, как последний придурок, не хотел говорить ни со мной, ни с ней... Она ведь тоже пыталась с тобой говорить, правда?
— Пыталась, — признался Джес, — Но я не мог, просто не мог... Извини.
— Не важно... Теперь все это не имеет значения. Бабушка тащит меня во дворец, и, знаешь, я поеду. Никто не станет на меня охотиться там, а мне нужна передышка... Если честно, мне чертовски страшно, особенно теперь, когда нет Дайна.
— На тебя не будут охотиться, если ты расскажешь правду, — Джес снова посмотрел на него, — Теперь она уже никому не повредит.
— Нет... Пусть все останется, как есть. Я не стану оправдываться перед ними. Тем более, остался ее ребенок... Мое имя будет его защищать, даже если меня не станет, и он получит хотя бы часть наследства. А иначе Оливер с его выводком просто выкинут мальчишку на улицу.
— Прости меня, — произнес Джес, — Я и правда дурак. Я должен был верить тебе до последнего, вместо того, чтобы...
Он нахмурился, подбирая слова, и Элкси взял его за ворот рубашки и притянул к себе.
— Лучше молчи, — улыбнулся он, — я так соскучился.
И Джес улыбнулся ему в ответ и, наклонившись еще ниже, поцеловал его.
И весь мир закружился в радужном пьянящем водовороте и на несколько долгих мгновений перестал существовать. Что-то большее... Что-то самое большое и важное, и необходимое как воздух, но чего не замечаешь до тех пор, пока не потеряешь все подчистую. Не останавливайся, Джес, только не останавливайся...
— Не уходи. Останься со мной.
Элкси не позволил ему отодвинуться, удерживая за рубашку, ему хотелось, чтобы Джес был совсем близко, чтобы видеть его глаза, чтобы чувствовать на губах его дыхание.
— Останусь. Но мне улетать через несколько дней. Я сейчас не волен распоряжаться собой, я в армии, меня будут считать дезертиром, если я не явлюсь в часть в положенный срок.
— Тогда улетай. С меня хватит хотя бы того, что ты мой. Ты ведь мой, Джес. Только мой навсегда. Хочешь ты того или нет.
— Да, — согласился Джес, — Это так.
* * *
Теперь у них была возможность говорить часами, дни напролет, все время, которое оставалось от нудных и утомительных визитов врачей. Джес, одетый в антисептическую голубую форму, которую выдали ему медбратья, лежал на другой половине широкой кровати, закинув руки за голову и рассказывал обо всем, что происходило с ним за год. О большом космосе и о прыжках через подпространство, о долгих и нудных межпланетных полетах, о патрулях. О безобразиях, творящихся в армии "Запад", о фривольных фильмах, которые они вполне легально смотрели вечерами в свободное время, о девушках-пилотах, которые иногда прилетали на торговых или военных кораблях Союза, одетые в форменные брюки, как и мужчины, и о том, что отношение к ним было точно таким же, как если бы они и были мужчинами.
— А вы, новобранцы, небось бегали на них смотреть, — веселился Элкси.
Все еще опутанный проводами, бледный и осунувшийся, он слушал Джеса, полулежа на высоких подушках и подперев ладонью щеку.
— Бегали, — улыбался Джес, — Интересно же.
Джес очертил руками в воздухе линии и изгибы женской фигуры.
— Ну ты сам представь, девушки в штанах! В обтяжку!
Ее высочество ворчала из-за постоянного присутствия Аландера, но довольно вяло. Поначалу она смотрела на него с опаской и как-то мрачно, но потом приходила сама послушать интересные истории про пограничную службу. Правда, при ней Джес не особо распространялся о сексуальности девушек в штанах.
То, что рассказывал Элкси, было далеко не так интересно и совсем уже не весело. Он рассказывал о Маризе, и о том, как она умерла. Джес и бабушка слушали молча и оба чувствовали себя виноватыми. Бабушка, впрочем, еще и ругалась, что он сразу не рассказал ей все, как было. Элкси на это отвечал, что она должна была вести себя естественно и злиться на него, иначе могли возникнуть подозрения.
— Конспиратор! — возмущалась принцесса, — Что же я дура совсем, по-твоему? Уж чего бы другого, а притворяться я умею. Я могла бы вам помочь!
— Да чем же?
— Не знаю. Да что теперь говорить...
В самом деле, уже не о чем. Маризу не вернуть и нет смысла думать о том, как все могло бы быть, если бы... Если бы... Если бы...
Бабушка обещала хранить тайну и Элкси верил, что она выполнит обещание. Ее высочество умела молчать, когда надо.
Журналисты слонялись по коридорам госпиталя. Их выгоняли, они просачивались снова, твердо намереваясь держать общество в курсе всего происходящего в императорских апартаментах. Узнавать им удавалось немного, потому что ее высочество крепко держала оборону, и очень скудно делилась информацией. А запуганный ею персонал клиники не делился информацией вообще.
Неожиданное прибытие в госпиталь Джеса Аландера очень вдохновило журналистов и они оказали особенное внимания этому факту, растрезвонив во всеуслышание, что Аландер великодушно простил старого друга.
Джес целыми днями пропадал в госпитале, эрселесса Аландер решительно не могла этого понять, но она не могла не радоваться этому, потому что ребенок ожил. Он уже не казался ледяной скульптурой, он начал говорить, он начал улыбаться, он снова стал прежним.
— И как он там? — осторожно спрашивала его мать, когда вечерами тот являлся домой, счастливый, с сияющими глазами.
— Нормально. Теперь он поедет жить во дворец к бабушке, и можно будет какое-то время за него не беспокоиться. Хотя... у Элкси удивительная способность вляпываться в неприятности.
