Территория Холода

Замолкаю и снова кошусь на аппараты.

Старшая неподвижна и никак не реагирует, показатели не меняются.

А чего я, собственно, ждал?

— Я начал вспоминать все, что связывало меня с ней. Оказалось, это Принцесса, представляешь? Я рассказывал ей все, что вспоминал, и она жадной губкой впитывала это. Постепенно вокруг нее в моей памяти вырос интернат и все, что в нем происходило. Я плакал и извинялся перед Принцессой, а она была добра и прощала меня. Сейчас мы женаты, — горько усмехаюсь. — Уж не знаю, счастлива ли она со мной. Но периоды трезвости у нее долгие, родители не могут нарадоваться. Вообще, в группе, принято говорить «чистый», а не «трезвый», но ей это почему-то очень не нравится. Не знаю, почему, никогда не спрашивал. Иногда она срывается, но я от нее не ухожу. Меня все устраивает, мы друг для друга по-своему ядовиты, но в мире нет никого другого, кто способен был бы нас понять. Это сближает, знаешь ли...

Делаю паузу и стараюсь унять головокружение. Снова тру правое бедро, успокаивая обрубок ноги и умоляя его перестать отвлекать меня.

— Принцесса знает о тебе. О том, что я пытался вытащить тебя за собой. И о том, что искал тебя после того, как вспомнил. Она даже помогла мне найти твою семью, а после и тебя саму. Ей не страшно: она сделала вывод, что ты решила остаться в интернате навсегда, и не опасается, что я к тебе уйду. Поддерживает меня, чертова лицемерка. — Усмехаюсь, хотя искренне благодарю жену за это самое ее лицемерие. — А я… я не знаю, что бы я делал, если б ты очнулась. Что-то мне подсказывает, что мне проще было бы уйти от жены и спиться в одиночестве. Я этого жутко боюсь, если быть честным. Но почему-то мне этого хочется. Я, видимо, не врал тебе, Старшая. Я тебя люблю. Принцесса тоже это понимает. Она знает, что всегда будет для меня номером два, но, похоже, ее это устраивает. Меня… меня, наверное, тоже.

Качаю головой и потираю руками лицо. На меня накатывает жуткая усталость, хотя я толком ничего не сделал за весь сегодняшний день.

— Я подлец, Старшая. — Мой голос дрожит. — Знаешь, там, в интернате я был Спасателем, но здесь я нисколько на него не похож. Во мне куча примесей, и они делают меня другим человеком. Я творил страшные вещи, пока жалел себя после комы и разрывал все свои прежние связи с миром. Когда я более-менее вернулся в общество, родители Принцессы в благодарность за ее воспрявший дух, — я не удерживаюсь от усмешки, — помогли мне устроиться, даже взяли на хорошую должность. Я этим нагло воспользовался. Даже ни разу не сказал им спасибо, хотя они не обязаны были со мной возиться. Я отвратительно себя вел… да и продолжаю вести. Вся моя жизнь до сих пор крутится вокруг аварии и комы, и я не знаю, как вырваться из этой петли.

Осекаюсь, тру глаза и собираюсь с мыслями.

— Мне кажется, у тебя внедриться в мир получилось бы лучше. А еще я на тебя жутко злюсь, потому что ты осталась там, в интернате, и вместе с тобой там осталась часть меня, которую я понятия не имею, как вернуть!

Перевожу дыхание и качаю головой.

— Прости, я не ссориться пришел, — нервно хихикаю. — Просто тяжеловато сдерживаться, когда ты меня не одергиваешь.

Я буквально заставляю себя взять ее за руку. Старшая хрупкая, будто хрустальная, мне страшно причинить ей вред.

— Тебе, наверное, про твою мать интереснее послушать? — предполагаю я. — Она плакала, когда я о тебе рассказывал, ей чуть не стало плохо с сердцем. Я все объяснил, и она мне поверила. У нее дела идут хуже, чем раньше, поэтому я сказал ей, что беру на себя все расходы на твое содержание в больнице. Я успел сделать это до того, как она приняла бы решение отключить тебя от аппаратов. Она честно призналась, что в какой-то момент ей бы пришлось это сделать. Но теперь ты можешь быть спокойна: у тебя есть возможность прожить свою «полноценную жизнь», — не удерживаюсь от едкого тона, — там, в интернате.

Некоторое время молчу, снова жду знака, которого нет, и продолжаю рассказ.

— Жаль, ты не можешь сказать мне, как дела у тридцать шестой. Я знаю, что Сухарь мог выйти из комы, но не представляю пока, как буду его искать. Я ведь о нем ничего не знаю, только внешность из прошлого, которая наверняка изменилась. Поиски Пуделя пока тоже не увенчались успехом, но я буду продолжать его разыскивать. — Невольно запинаюсь при мысли о следующем объекте своих поисков. — Не знаю, как там дела у Майора. Его мне тоже не удалось отыскать, и я не уверен, что он еще… Прости. Не хотел об этом так. Я сделаю все возможное, чтобы найти его тоже, но не могу этого обещать.

Старшая остается неподвижной.

Я чувствую себя опустошенным, уставшим и старым. Мне казалось, я скажу ей больше, но слова покидают меня, и молчание постепенно начинает утяжеляться. Я поднимаюсь, морщусь от боли в ноге и отхожу к двери.

У меня не поворачивается язык рассказать ей, что ее отец все же устроил пожар почти сразу после аварии. Он ни разу не навестил ее, потому что давно умер. Что ее мать за это время успела победить рак груди, и именно из-за болезни ее дела в бизнесе пошли хуже. Делиться собственной историей про бунтаря из элитного интерната, который решил покататься с пьяными дружками, потому что это считалось крутым, мне тоже не захотелось. Для меня это позорная история, никак не вяжущаяся с тем хорошим парнем, которым мне довелось побыть, когда меня отрезали от всех привязанностей прошлого. Хочется верить, что где-то в глубине души я и есть этот хороший парень, только с каждым годом мне в это верится все меньше.

Не знаю, как Старшая отнеслась бы ко всему этому. Возможно, просто «выключила бы призрачное радио»? Как знать. Может быть, я когда-нибудь решусь рассказать ей обо всем, но не сейчас.

— Я буду тебя навещать иногда. Это не так просто, я живу совсем не рядом… это еще мягко сказано. Но я буду приходить, слышишь?

Меня передергивает: надеюсь, трещины в стенах передали Старшей не только последнее мое слово. У интерната бывают сбои в призрачных каналах связи.

Ненадолго замираю в дверях и призывно смотрю на показания приборов. Будь там хоть малейшее изменение, я готов был бы тормошить Старшую и обещать ей что угодно за возвращение! Но показатели не меняются, и мне приходится уйти ни с чем.

Принцесса ждет меня в машине и крепко держится за руль. Она чувствует мое приближение, но боится на меня смотреть. Открываю дверь, сажусь на сиденье и прикрываю глаза.

— Зря таблетку не выпил, — выдавливаю я.

— Как прошло? — бесцветным голосом спрашивает Принцесса.

Я не открываю глаза и нахожу ее руку на руле. Крепко сжимаю, как бы говоря: «Я все еще здесь».

— Тяжко, — честно отвечаю.

— Не полегчало от встречи?

— Судя по моему монологу в ее палате, я жалкий жалеющий себя эгоист, которому нужен седьмой психотерапевт.

Принцесса вздыхает, и я слышу улыбку в ее вздохе.

— С этим мы как-нибудь справимся.

— Знаешь, ты очень благородный и великодушный человек. Я когда-нибудь тебе это говорил?

Она усмехается.

— Училась у лучших.

— Познакомишь?

— С кем? С лучшими? — Она высвобождает руку и заводит двигатель машины. Я открываю глаза и смотрю на нее. — Увидишь их в зеркале.

— Не очень я достоин такого звания, — хмыкаю я.

— Только не начинай самобичевание, — капризно хмурится Принцесса, — у тебя это иногда слишком надолго затягивается.

— Знаешь, судя по тому, как часто тебе приходится вытаскивать меня из этой ямы, Принцесса тут я, а Спасательница ты.

— В жизни все жутко запутанно, не так ли? — таинственно улыбается Принцесса. — Поехали?

— Пожалуй, — соглашаюсь я.

Чувствую, что грядет еще один тест: посмотрю я на больницу после того, как мы тронемся, или нет. Я уверен, что гипотетический срыв миновал, и не хочу провоцировать жену, поэтому смотрю только прямо перед собой. Ей это нравится, она успокаивается.

Наша машина отъезжает с больничной парковки. Мне в голову приходят картинки, как на крыльцо выбегает ошеломленная медсестра и просит нас остановиться, потому что пациентка пришла в себя. В реальности ничего такого, конечно, не происходит, и я тяжело вздыхаю, стараясь оборвать тугие канаты, натянутые между мной и Старшей.

— Может, музыку включим? — стараюсь улыбнуться максимально непринужденно.

— Что-нибудь из «Катамаранового»? — с терпимостью к моим заскокам спрашивает Принцесса.

Я на миг задумываюсь и качаю головой.

— Лучше просто радио.

Принцесса удивлена, но не комментирует. Я знаю, что внутри нее расцветает надежда, что я постепенно перерастаю эту историю.

Я попытаюсь ее перерасти.

Честное слово, я попытаюсь.

Конец.

Москва, 25 января 2021 г.