Но тут сзади появился Чанильтосинд, тоже измождённый и оборванный, но с эмблемой Агаша на медальоне за высшую храбрость и кольцом с именем царя на пальце.
— Царь, старки разрезали нас пополам! — сказал он твёрдым голосом и склонил голову, будучи готов к казни за плохую новость и за нарушение этикета.
— Расскажи подробнее, — ответил Ашинатогл, тем самым отменяя казнь.
— С гор вдруг посыпались камни и по заранее заготовленным лестницам спустились горцы. А старкский корабль дерзко подошел к берегу и старки вскарабкались на тропу. Большая часть армии и все припасы отрезаны. Мы пытаемся выбить неприятелей с занимаемых позиций, а арьергард, судя по всему, совсем пал духом и вот-вот начнёт сдаваться.
— Оставьте трусов их участи. Уходим быстрее, — жёстко приказал царь.
Чанильтосинд поклонился и быстро двинулся в новый арьергард руководить то ли отступлением, то ли отчаянным прорывом. Вообще-то Ашинатогл выслал вперёд разведчиков, но что-то ему подсказывал, что соединение с резервами старки, пользуясь своей манёвренностью из-за полного господства на море, не допустят без серьезного боя.
Но царь не ожидал, что впереди будут уже хорошо подготовленные укрепления, что южный агашский порт Ашшахундир уже занят старками и горцами, и что подкрепления занялись его осадой вместо того, чтобы быстро двигаться вперед.
Следующий эпизод сна. Царь, переодетый в парадные царские доспехи (по горам он шел в одежде простого воина, чтобы не привлекать внимание нападающих из засады и сбрасывающих камни), идёт впереди своих отборных воинов вместе с тремя оставшимися в живых сыновьями, в отчаянную атаку на укрепления старков. И вдруг они выскакивают навстречу. Головы сыновей летят на землю, к царю подбегает с искажённым лицом и жестокими глазами Тлирангогашт (во сне-то он не Тлирангогашт, а наследник старков), выбивает из рук у него меч, сносит голову, снимает корону Агаша и надевает на себя. Душа, уносясь в туннель, успевает увидеть, как Чанильтосинд бросает меч и падает ниц. А за ним и вся армия поклоняется новому царю и новой династии.
Ашинатогл проснулся в холодном поту. Лежавшая с ним рядом девушка (молодые казачки соперничали за право провести ночь с царём) обнимает его, шепчет что-то ласковое, чтобы прогнать кошмар. И царь вновь засыпает.
На сей раз почти сразу перед глазами встает Калгашт. Город полуразрушен, повсюду дымы пожарищ. Около царского дворца идет ожесточённая битва. Судя по всему, вражье войско ведёт последний штурм. Ядро нападающих составляют несколько сотен старков, а остальная часть в основном отребье, сбежавшееся отовсюду к удачливым полководцам в надежде пограбить. Среди них немало и агашцев. Наверху в башне, на приготовленном костре, сидит седовласый Тукультининур и держит на коленях одного из младших сыновей Ашинатогла, пятилетнего ребёнка, имя которого царь никак не может вспомнить. На голове у ребёнка малая царская корона. Видимо, дядя собирается с честью покончить с собой и с малолетним царём, чтобы тот не попал в руки кровожадных захватчиков.
А старки (почему-то Ашинатогл знает, что эти несколько сотен — последние из оставшихся в живых) бросают своё войско на один отчаянный приступ за другим. Вот-вот дворец падёт и загорится великий костер, в котором сгорит агашское царство. Боевой клич воинства, которое ведёт тот, кто ныне стал Тлирангогаштом, а на этой линии судьбы выглядящий как жестокий и отчаянный демон войны: "Отомстим за царя Атара!"
И вдруг во внешнюю часть войска врезаются всадники в броне. Половина штурмующей орды сразу же разбегается. Остальные быстро смыкаются в оборонительное построение. Но всадники, не атакуя их, занимают дворец. Тукультининур спускается к их главе, кланяется ему и вручает ему корону, снятую с головы ребёнка:
— Великий император правоверных эш-Шаркун, Агаш возвращается под руку вашей империи и ждёт справедливости и подтверждения законов.
Тут царя разбудил громогласный возглас по-старкски. Явно мат. Кто-то из старков с кем-то повздорил, и наверняка он не из старой знати. Ашинатогл попытался потрясти головой и прийти в себя, но вновь провалился в сон.
Последние три обрывка сна быстро сменяли друг друга, как будто времени уже почти не оставалось. Пятеро людей в странной облегающей броне с прозрачными забралами на лицах стоят во дворце императора Южной Империи. Он неожиданно поднимается с трона, снимает корону и вручает её предводителю.
— Я вручаю свою империю и весь наш мир благороднейшему Императору Землян.
Вождь возвращает корону императору Каролю и благосклонно произносит:
— Мудрое решение. Ты остаёшься наместником великой межзвездной Империи Землян, сохраняя свой титул. Мы дадим тебе советников, чтобы постепенно приобщить ваши народы к нашей высшей культуре.
Заглянув в души пришельцев, Ашинатогл ужаснулся. Полная пустота. Лишь рассудок, инстинкт самосохранения и жадность. Ни следа ни морали, ни чести, ни духа, кроме как у предводителя. Да и у него всё это слабо. И здоровье не лучшее, множество задушенных сильными снадобьями хронических болячек. Высшие чувства отключены: убиты постоянно принимаемыми грубыми лекарствами и вакцинами с массой побочных эффектов.
Сон сменил другой сон. Небольшая армия отбивается от наскока полчищ, возглавляемых горсткой пришельцев. Вовсю используется запрещённое оружие, причём обеими сторонами. Но нападающие уж как-то все время мажут.
Обороняющимися руководят совместно Тлирангогашт и император правоверных.
— Эш-Шаркун, ещё чуть-чуть, и земляне побегут. Они трусы, и отступают, как только начинают нести потери, — говорит Тлирангогашт. — А за ними и весь их наёмный сброд.
— Пожалуй, верно. Наконец-то мы нашли способ, как рассеивать их прицельные лучи, — улыбнулся Эш-Шаркун, глядя на совместно ставящих защиту монахов двух религий. — Обидно лишь, что так поздно.
— Ничего. Достаточно им потерпеть одно поражение, как все против этих подонков и их прихвостней-предателей поднимутся, — с холодной уверенностью заявил Тлирангогашт, ещё больше теперь похожий на демона.
Действительно, когда согласованным прицельным огнём защищающихся были убиты ещё двое землян, пришельцы повернули к своим летательным аппаратам, а войско бросилось врассыпную. Но тут сверху загорелся огненный шар ярче тысячи солнц, который выжег всё вокруг на многие вёрсты и превратился в грибообразное облако. Земляне не пожалели своих, лишь бы уничтожить сопротивление.
И третий сон. Битва в мировом пространстве. На сей раз видны три группы обороняющихся от орд разгневанных демонов и нескольких десятков божеств. Это десять Победителей (ещё два, как понял Ашинатогл, уже убиты), Кришна и сотня громадных, солидно выглядящих кораблей землян. Один за другим исчезают в огненных вспышках Победители, унося с собой десятки нападающих. Крушит целые сотни Кришна, выглядящий почти неуязвимым, но что-то подсказывает, что его силы иссякают. Громадные и "мощные" корабли один за другим взрываются, почти не нанося ущерба. Наконец, остались Кришна, Сутр Воитель и один корабль. Они встали "спиной к спине" и взорвались, унося с собой большинство нападающих. А остатки агрессоров сожгли Родину.
Пробуждение было кошмарным. Раздались крики охранниц, которые чуть ли не единственные в станице остались почти трезвыми. Целая орда нападавших рвалась в спальню, имея целью именно царя. Ашинатогл вскочил, стряхивая сон и приводя себя в чувство. Доспехов в комнате не было. На стене висели старые щит и шлем, а царский меч, конечно же, был на спинке ложа. Нагой царь быстро схватил щит, нахлобучил шлем и бросился в отчаянную битву. Нападавшие явно стремились взять его живым и по возможности невредимым, а охранницы падали одна за другой. Вопли и проклятия раздавались по всей станице, явно захваченной врасплох нападением. Когда пала последняя охранница, казачка, успевшая тоже схватить со стены саблю и щит, бросила горшок со светильным маслом на факел нападавшего. Тот дико заорал и поджёг ещё несколько соседей. Царь вместе с казачкой выскочили, пользуясь растерянностью и паникой нападавших, из загоревшегося дома.
Против всех ожиданий, враги побежали к своим. Казаки, хоть и вдрызг пьяные, сумели, если не были убиты сразу, отбиться и напали на самую большую группу, штурмовавшую атаманский двор, где расположились цари и наследники. Некоторые из них уже пробились к Атару и царевичам. Оба царевича и генерал Асретин были серьёзно ранены. Все старки, кроме Однорукого, были на месте, и вдруг Однорукий вырвался с дикой руганью из ворот дома, где он гостил, гоня перед собой нескольких нападавших, один за другим падавших под ударами дубины, которой он сражался.
Только сейчас Ашинатогл заметил, что сражается рядом с Атаром. Старкский царь был в полных доспехах, агашец рядом с ним выглядел комично и одновременно устрашающе: голый волосатый бородатый великан в ржавом шлеме, со старым щитом и с отличным мечом.
— Сон? — спросил Ашинатогл Атара.
— Сон, — ответил Атар. — Убили.
— Тоже, — горько улыбнулся Ашинатогл. — Уничтожили.
— Друг друга, — не менее горько ответил Атар.
Ашинатогл ожидал продолжения разговоров намёками, но Атар молчал. Нападавшие, по сигналу их предводителя, обратились в общее бегство.
Казаки обступили царей и поздравили с победой. Большинство из них были ранены, хоть и легко. А на лицах — смешанное чувство радости от выигранной битвы и горечи из-за больших потерь.
— Атаман убит, — сказал полковник Туркинчайк. — Это оказались сволочи из Локасника. И я вижу, почему они побежали: увидели твою большую дубину, повелитель, и побоялись, что ты, царь, всех поимеешь.
— Не нужны мне их сраные жопы, — в тон ответил Ашинатогл. — Ваши казачки намного лучше и чище.
Казаки расхохотались. Одежда царя сгорела, но ему быстро принесли казацкие штаны и рубаху. А девушка спасла корону, хоть и походную, самую малую, но всё же священную драгоценность государства.
Атару тоже ночью приснился сон. Войско, в котором меньшую часть составляют пара тысяч старков (он знает, что это практически все мужчины, оставшиеся в живых, кроме единиц, которые командуют гарнизонами в захваченных агашских городах), две трети — союзники из Аникара, Логима и Ликина, а оставшиеся — собравшиеся под знамёна удачливого завоевателя отчаянные авантюристы всех народов. В версте видны стены Калгашта. А перед ними выстроилось агашское войско, остатки которого решили дать последнюю отчаянную битву. Неясно, на что они надеются: их вдвое меньше. Рядом с ним наследник Кринсор (тот, кто на случившейся линии Судьбы ныне Тлирангогашт), на голове которого агашская корона.
Агашцы двинулись размеренным шагом вперёд. И вдруг ликинцы, находящиеся на левом фланге, развернулись налево и стали уходить. Кринсор хотел было поскакать к ним, но Атар, боясь, что сына захватят в заложники, остановил его. Агашцы стали смещаться влево, охватывая фланг старков.
На правом фланге стояли аникарцы и логимцы. Они не двигались с места. И, как только агашцы ударили по старкам, они повернулись и напали на старкское войско и их оставшихся союзников с тыла. Вот на что надеялись агашцы! Кринсор ещё раньше помчался организовывать удар старков по агашцам, Атар же с охраной оказался в самом центре предателей. Он, вспомнив уроки боевого искусства, вошёл в боевой транс, и с облегчением почувствовал, что его голова отделилась от туловища после того, как он отправил на тот свет дюжину предателей. В плен его не взяли, хотя очень хотели!
Но душа его следила за битвой и вдруг увидела почти что чудо: старки со спокойной смелостью отчаяния выдержали натиск агашцев и стали двигаться вперёд, потеряв больше половины людей, но не дрогнув. А Кринсор в каком-то демоническом порыве остановил начавших разбегаться союзников и сам вместе с ними пошел в отчаянную атаку на предателей. Те не ожидали такого и бросились бежать. Их не преследовали, Кринсор обратился на агашцев и те тоже побежали в панике. Остатки старкского войска на их плечах ворвались в ворота Калгашта с кличем: "Смерть всем! Отомстим за Атара!" На этом сон кончился.
Однорукому же сны не снились. Он как следует упился, попировал и вернулся к своей жене, которую не любил, но обращался с нею бережно и ласково. Ночью Ликарин вышел по нужде, и вдруг уловил в кустах какое-то шевеление. Даже не думая (с перепою), что делает, он поднял тяжёлую железную чурку и бросил на шум. Раздался вопль, из кустов выскочило несколько человек.
Ликарину-то говорили о секретном слове "Аташ!", которое казак имеет право выкрикнуть лишь при нападении врагов или обнаружив их подкрадывающимися к товарищам. И обязан это сделать, предупредив своих даже ценой собственной жизни. Но в пьяном состоянии такие "мелочи" вылетели из головы, и он просто заматерился по-деревенски, по-старкски. Нападавшие не говорили ни слова. А мат и нечленораздельные выкрики были восприняты даже теми, кто проснулся, как обычная пьяная разборка.
Одолеть Однорукого было непросто: сражаться без оружия старкских мальчиков-граждан безжалостно обучали с раннего детства. А затем он подхватил палицу и начал гвоздить нападавших по чему попало, пока его самого не ошеломили хорошим ударом.
Придя в себя, он протрезвел, услышал шум боя и обнаружил, что связан бережно, но коварно: инстинктивные движения привели бы к тому, что он начал бы сам себя душить. Конечно же, налётчики должны были оставить с ценным пленником кого-то сторожить. Но никого рядом не было. Почему — было ясно, поскольку из дома доносились крики и стоны жены. Нападавшие не учли, что вместо кисти на одной из рук искусно сделанная кожаная перчатка с протезом внутри. Урс осторожно вынул культю из протеза, выпихнул протез из узла, освободил другую руку и не спеша, чтобы не задушить сам себя и не нашуметь, развязался. А затем схватил первую попавшуюся дубину и ворвался в дом, безжалостно разметав пятёрку подонков, насиловавших его жену. Трое остались лежать, двое заорали и бросились бежать. Из других комнат выскочили ещё четверо, один упал, а остальные присоединились к бегущим.
Как только нападавшие обратились в общее бегство, Урс оставил остальных воинов и вернулся к своей жене. Двое из раненых были ещё живы: переломанный позвоночник. Но глаза и у живых, и у мёртвых были выцарапаны. А жена Кашисса покорно стала на колени и протянула голову вперед. Руки у неё были в крови. Её гнев Урс прекрасно понимал, а вот жест не понял. Жена тихо сказала:
— Мой повелитель, сними с меня позор и бесчестье. Я помолилась и готова.
Урс сначала остолбенел, когда осознал, что жена ждет казни за то, что она опозорена, а затем подхватил её и впервые в жизни страстно и нежно расцеловал:
— Милая моя вечная подруга! Неужели ты думаешь, что эти подонки тебя опозорили и унизили в моих глазах? Вот выцарапывать им глаза лично было немножко лишним, я бы и сам им воздал должное. Ты столь же чиста, как и раньше. Обязательно иди к монаху и целительнице, пусть излечат твою душу и тело от ран этих грязных тварей.
Кашисса обняла мужа и позволила себе расплакаться. Как ни странно, она чувствовала себя счастливой: муж теперь её полюбит на самом деле, а не будет равнодушно и добросовестно выполнять свой супружеский долг.
