— Нет, мам, это было не так, как тогда, — Юэмэй, увидев страх в глазах матери, перестала улыбаться. — Тогда это случайно получилось. Сегодня ты думала, что тебе очень нужна эта штука. Я пошла туда, где она есть, и принесла тебе... Мамочка, я тебе помочь хотела...
"Боже мой... — сейчас Яна узнала, что такое "парализующий страх". — Я только подумала... Я только подумала..."
Способности дочери пугали, и это мягко сказано. Нет, сожжение на костре малышке не грозило. Всего лишь дознание, не чёрное ли колдовство то, что она делает. Если, конечно, не удастся скрыть от общественности её нетривиальные возможности. Рассказать ребёнку, что пусть это будет "большим-пребольшим секретом", и, можно сказать, половина дела сделана. Но сейчас, именно сейчас, Юэмэй действительно вела себя, словно взрослый актёр — надо сказать, хороший актёр — играл роль ребёнка.
В чём это проявлялось, Яна не смогла бы дать вразумительный ответ. Может быть, в излишне твёрдом и сосредоточенном, совсем не детском взгляде? Или в выражении лица? Или всё это вместе с чутьём, вопиющем о некоем скрытом несоответствии? Неведомо.
— Доченька... — она с трудом выталкивала слова из горла. — Доченька... кто ты?
Если бы Юэмэй попыталась и дальше играть ребёнка, Яна была бы стопроцентно уверена, что она лжёт. Но дочь, слабо улыбнувшись, как улыбнулась бы взрослая, много повидавшая женщина, обняла её.
— Когда-то меня звали Ли Чжу, — тихо сказала она ей на ухо. — Ты не бойся, мама. Просто знай, что я вас с папой очень люблю. По-настоящему.
— Ты всегда была с нами, или...
— С самого начала это была я — если я правильно тебя поняла, — контраст между внешностью шестилетней девочки и интонациями ровесницы её матери был убийственным. — Я тебе всё расскажу, мама. Просто папе пока не говори.
— Почему? Разве он не должен знать, кто ты?
— Потому что он... потомок моего сына. Не знаю, готов ли он это принять... Мам, пойдём домой. Вряд ли ты сможешь сегодня работать.
— Это уж точно, — маленькая зацепка за реальность вывела Яну из самого натурального мозгового ступора. — Правда, дома нам не дадут поговорить спокойно.
— Дадут. Мы в гостевой домик пойдём. Скажем, что прибраться надо.
"Ли Чжу... — чужое имя вражеской армией вторглось в сознание и учинило там форменный разгром. — Кто она, эта Ли Чжу? Можно ли ей верить, как я верила Ли Юэмэй?.."
Они просто встретились взглядами. Мать и дочь. Или две ровесницы. Или и то, и другое.
С ума сойти.
Но лучше переварить это именно сейчас. Ведь неизвестно ещё, что она о себе расскажет.
Глава 7. Восток — дело тонкое
— Коридор готов, господин.
— Кого отправишь?
— Я пойду сам, господин. Мы уже убедились, что в нашем случае нельзя полагаться на посредников, они всё портят.
— Логично. Но ты не был там больше десяти лет.
— Это не тот срок, за который всё может радикально измениться, господин.
— Будь на твоём месте другой, я бы велел ему постоянно быть на связи. Но тебя я таким приказом только оскорблю.
— Благодарю за доверие, господин. Я вернусь с ключом или не вернусь вовсе.
— Зная тебя, я в этом не сомневаюсь... Уверен, что твой соглядатай не упустит дамочку? Он не произвёл на меня впечатления умного человека.
— Ему достаточно быть... проницательным. В его случае отсутствие интеллекта, скорее, достоинство. Не станет нести отсебятину, как монах.
— А что с твоим монахом?
— За него я спокоен, господин. Дерьмо не тонет.
Всё забылось.
Нет, не так: всё отошло на второй план. Даже проблемы в семье старшей дочки и поджимающие сроки по изготовлению прототипа пистоля. Она едва не забыла злополучный штангенциркуль на рабочем месте. Юэмэй, заговорщически подмигнув, забрала его со стола и, сказав: "Положу где взяла", — просто шагнула в дверь... и пропала на несколько секунд. Вернулась уже без инструмента.
— Пойдём, солнышко, — Яна вымученно улыбнулась. Ответом ей была совершенно искренняя улыбка дочери.
— Пойдём, мамочка.
Запереть дверь и сообщить папе о плохом самочувствии было делом двух минут. Юншань при виде белого, как мел, лица жены забеспокоился и поинтересовался, не нужен ли лекарь. Яне пришлось "включать" все свои актёрские способности, чтобы более-менее беспечно заявить: мол, ей плохо, но не до такой степени. А ей действительно было плохо. Пусть не телу, а душе, всё равно ощущение было далеко не из приятных.
"Она — моя дочь, — в голове неотвязно крутилась одна и та же мысль. — Моя дочь..."
Гостевой домик, тот самый, в котором Яна с Ваней провели первые три месяца жизни в этом мире, в дополнительной уборке не нуждался. Хян даже обиделась, когда госпожа заявила, что хочет там прибраться.
— Там чисто, гаспаза, очень чисто, — у кореянки было такое лицо, будто она сейчас заплачет.
— Вот и хорошо, что чисто. Ты молодец, что прибираешься и там. Скажи Ши, чтобы принёс туда угля, казанчик воды, черпачок, чайник и чашки. Будем чай пить. И чтобы нам никто не мешал.
— Сказу, гаспаза, — Хян поклонилась, не скрывая испытанного облегчения. Её служение не подверглось сомнению госпожи. С точки зрения служанки-рабыни, это было вершиной счастья.
На секунду Яна представила себя на месте Хян. "Интересно, на какой час — даже не день — хозяева пришибли бы такую строптивую рабыню? — с горькой иронией подумала она. — Уж я бы расстаралась вовсю, лишь бы не жить ...вещью. А для неё такая жизнь совершенно нормальна... Может, поэтому Юншань поначалу думал, что я знатная дама? Здесь гордость — привилегия аристократов. Всем прочим иметь её слишком опасно для жизни".
Вскоре плита была растоплена, и в казанчике вовсю грелась вода для чая. Пока Ши возился с этим, мать с дочерью вынули из кладовки столик, расставили чашки и приготовили чайный лист для заварки. И лишь когда за слугой закрылась дверь, они чинно уселись за столик. Обе — на подушки, по-персидски.
Хоть что-то осталось пока неизменным.
— Ты обещала рассказать, — напомнила Яна, немного оправившаяся от первого, самого сильного потрясения. — Но, если ты не против, я буду называть тебя Юэмэй, как раньше.
— А мне очень нравится имя, которое вы с папой мне дали, — ответила девочка. Для сохранения конфиденциальности они говорили по-русски. — Рассветная слива. Это очень красиво и очень по-нашему... Ли Чжу — это имя мне не отец с матерью дали. При рождении мне дали детское имя-"сяомин" Чьян.
— Роза.
— Да. А фамилии у нас не было, — Юэмэй грустно улыбнулась. Странно было видеть на круглом детском личике мимику взрослой женщины. — Потому что мой отец был деревенским кузнецом. Это сейчас всем подданным хуанди положено иметь фамилию, а когда я ...жила в прошлый раз, фамилию имели только знатные, да те, кому хуанди оказал милость за заслуги.
— Это что, ещё до династии Хань было? — опешила Яна, давно сподобившаяся хотя бы в общих чертах изучить историю Поднебесной.
— Это было при императорах Шан.
— Ого!
— В самом конце их правления, — тяжело вздохнула Юэмэй, отводя взгляд в сторону. — Но всё равно очень давно... Мне было лет двенадцать, когда все заметили, что мои гадания сбываются. Знаешь, тогда ведь принято было гадать. Писать на черепашьем панцире или на широкой кости вопрос, а потом бросать её в костёр и пытаться угадать будущее по возникшим трещинам. Слухи обо мне разошлись по округе, и в нашу деревню стали приходить люди. За предсказаниями... Я гадала, они платили. Мало платили, но к нам приходили десятки людей, и мы не бедствовали. К вечеру у меня так болела голова, что отец запретил мне гадать больше, чем для дюжины человек в день... А однажды нашу деревню посетил сам император... Тогда их ещё не титуловали хуанди.
— Дай угадаю, — воспользовавшись паузой, которую взяла Юэмэй, проговорила Яна. — Твоя деревня находилась в окрестностях Аньяна.
— Да. Там когда-то была столица. Потому слухи обо мне быстро достигли двора, и император решил спросить совет у судьбы, — малышка со взглядом взрослой женщины говорила тихо. — Гадание закончилось тем, что император пожелал забрать меня в свой дворец. Отцу пожаловали фамилию Ли, а меня назвали Ли Чжу — по имени народа, из которого происходили предки нашей общины... С тех пор я предсказывала только для императора. И ...я родила ему двух сыновей и дочь.
На миг перед внутренним взглядом Яны возник образ — невысокая женщина в богатой одежде и с вычурной причёской, в которую были вставлены десятки шпилек с навершиями в виде резных нефритовых фигурок. То ли это было небывалое искусство служанок, наложивших удачный макияж на лицо императорской любимицы, то ли она и вправду была так ослепительно красива, но ею действительно можно было залюбоваться.
— Да, мама, — совсем тихо проговорила Юэмэй. — Так я выглядела раньше. Целых семнадцать лет во дворце... Я была моложе тебя, когда император приблизил к себе другую, позабыв обо мне... Ой, извини, я всё сбиваюсь на старинный слог.
— Ничего, продолжай. Я же всё понимаю.
— Тогда император как раз призвал меня для гадания на судьбу империи. Я как обычно написала вопрос и бросила панцирь в огонь. Когда слуги его достали и остудили, я увидела такое... такое, что лучше бы никогда не видеть... Я увидела бунт. Я увидела, как толпа простолюдинов с мотыгами убивает стражу и врывается во дворец... Словом, много чего увидела, и потеряла сознание. Когда меня привели в чувство, я рассказала о своём видении, но новая наложница императора стала кричать, что я лгу, что я нарочно пугаю его величество из мести... Император не стал отсылать меня, но и гаданию не поверил, не повелел усилить охрану дворца. А в ту же ночь моё видение сбылось...
Юэмэй натужно сглотнула, словно её душили слёзы.
— Мам, прости, — прошептала она. — Я как вспомню, что творилось в женском дворце... крик моей дочери, когда её поймали... На мне порвали платье, но сыновья отбили меня... а сестру спасти не смогли... Они еле успели вывести меня к конюшне. Мы уезжали и, оглядываясь, видели зарево пожара... Такого даже врагу не пожелаешь. Наверное, тогда я ...немного того ...головой повредилась. Сыновья нашли убежище в доме моего старшего брата, который к тому времени унаследовал отцовскую кузницу. Когда они убедились, что там безопасно, туда же привезли и меня. Брат очень боялся, что бунтовщики начнут искать выживших из дворца, и дал мне платье своей жены. Мои мальчики, переодевшись простолюдинами, часто ходили на рынок, помогали дяде и двоюродному брату, а я... я не могла думать ни о чём, кроме мести. И тогда со мной это случилось в первый раз. Когда я смогла оказаться в том месте и в то время, когда хотела.
— И ты, когда поняла, что случилось, попыталась спасти дочь, — предположила Яна.
Юэмэй беззвучно заплакала. Без истерики, без трясущихся плеч. Просто по окаменевшему лицу из не по-ханьски серых глаз покатились тяжёлые редкие слёзы.
— Ты уже поняла, что было, — сказала она. — Что я ни делала, как ни пыталась что-то изменить, моя дочь умирала страшной смертью. Дошло до того, что я прослеживала линии жизни её убийц, возвращалась во время их детства, и... Но добивалась только того, что мою девочку замучивали другие... Когда я поняла, что мои усилия напрасны, я... сделала огромную глупость. Я прокляла само Небо. И меня услышали.
В неловкую тишину, повисшую после этих слов, ворвалось бульканье закипевшей в казанке воды. Словно очнувшись, Юэмэй ойкнула и схватилась за черпачок.
— Я сама, — Яна аккуратно вынула ручку черпачка из ладошки дочери. — Расплещешь ещё на себя, не дай бог.
Кипяток пролился из черпачка в чайник с заваркой, и по домику начал расплываться аромат свежего чая.
— Брат незадолго до того женил своего старшего, — продолжала Юэмэй: чайный аромат немного встряхнул её. — И так случилось, что он как раз отправился с сыном за слитками железа, а его жена и невестка остались с нами. Мой старший... Он такой был непутёвый. С четырнадцати лет за служанками бегал, а к шестнадцати уже был отцом, я точно знала. Он... и жена моего племянника... Словом, когда я их застала, побила обоих и запретила встречаться. Но брату ничего не сказала, побоялась. Ни он, ни мой племянник так до самой смерти и не узнали, что их единственный наследник был не их, а моим потомком... Когда всё немного утихло, мы сумели добраться до наших ценностей — за семнадцать лет я смогла кое-что скопить, и далеко не всё нашли бунтовщики — и мы с сыновьями покинули мою родную деревню. Империя тогда распалась на царства, путешествовать стало небезопасно, но в земли Чжоу мы добрались благополучно. Мы обустроились на новом месте. Я кормилась гаданием, мои мальчики нанялись в армию Чжоу. Потом дослужились до офицеров, женились. А я втайне от всех совершила вторую глупость... Я нашла ученика. Талантливого парня, он гадал не хуже меня. Я надеялась, что однажды, со временем, у него тоже разовьётся дар путешествовать ...во времени и пространстве. И одновременно, чувствуя, как вместе с молодостью уходит здоровье, я решилась создать ...вещь, которая вместила бы мой собственный дар. Ведь к тому времени я научилась творить вещи, способные как защитить, так и навредить. Ты тоже это умеешь. Но ты делаешь только обереги, а я творила ...всякое. Лишь бы платили. Мне было всё равно.
Яна аккуратно разлила чай по чашкам и добавила в каждую по листочку мяты для вкуса.
— Осуждаешь? — спросила Юэмэй.
— За равнодушие — да, — раз уж у них взрослый разговор, незачем вилять. — О последствиях ты, кажется, не думала.
— Совсем не думала. Мне тогда казалось, что если я создам вещь, способную сохранить мой дар, то смогу передать её. Хоть сыновьям, хоть ученику. Но у Неба оказалось странное чувство юмора. Создавая тот амулет, я вложила в него всё. Всю душу без остатка, не один лишь дар. И мой ученик, единственный, кто знал о моём плане, взял его из моей мёртвой руки... Моим сыновьям он ничего не сказал. Позже, когда он прославился, как великий прорицатель и чудотворец, семья моего младшего сына полностью погибла во время пожара. А семью старшего казнили, когда он сам был схвачен и обезглавлен по доносу... Как я это узнала? Так этот... мой ученик мне всё докладывал. В подробностях. Зная, где я, и что я всё слышу, но поделать ничего не могу. Похоже, ему доставляло особенное удовольствие мучить меня таким образом. И последователей он нашёл таких же. Один из них стал Ши Хуанди... И так продолжалось две с половиной тысячи лет... Счастье, что со временем амулетом стали пользоваться лишь по необходимости, и я впадала в забытьё. Иногда на век-полтора, но чаще на несколько десятков лет. Во времена опиумных войн амулет попал в Европу. Английский солдат, сорвавший его с шеи одурманенного китайца, не представлял, что попало ему в руки. А я тогда попутешествовала по миру, пока амулет не оказался в руках одного ...человека со способностями.
— Ты об этом амулете? — Яна, до которой наконец начал доходить смысл истории, достала из-под ворота "ключ" на цепочке.
— Да, это он, — кивнула Юэмэй. — Они называли его ключом, потому что он действительно открывает двери в пространстве и времени.
