— Что он тебя заставлял?
— Я не могу сказать, хозяйка, — сквозь пальцы промычала она. — У духов есть свои законы. И мои заставляют меня молчать.
— Как это, 'молчать'? — сузила я глаза. — Ты будешь молчать, он будет тебя мучить, а закончится все тем, что ты окончательно свихнешься и Ветран тебя, как бешеного боггарта прибьет? Груша, надо искать выход. Я уверена, что вместе мы его обязательно найдем.
— Грундильда уже нашла... выход, хозяйка.
— Груша, ты это брось, — дернулась я к ней от нахлынувшего недоброго предчувствия. Но, было уже безнадежно поздно — домовиха растаяла, оставив на половых досках лишь искры своей древней магии...
Тихо-тихо вокруг. Мама только ушла по своим делам и даже хлопнула дверью, чтоб я для себя уяснила — разговор окончен. И грустно. Грустно не оттого, что горло болит — сама виновата. А оттого, что на улицу нельзя. А там идет снег. Огромными хлопьями падает на дорожки и деревья в саду. Это я так себе представляю. Потому что в жизни своей снега еще ни разу не видела. А тут такое... горе.
— Настёна...
— Чего тебе? — шмыгаю носом в сторону края кровати, у которого замерла сейчас домовиха. — Не видишь, я болею? Или домовые соплей не боятся?
— Домовые ничего не боятся, — гордо вздергивает тетушкин раздвоенный подбородок Груша, а потом шепотом добавляет. — Смотри, что я тебе принесла.
— Это что? Это... снег? — рывком подскакиваю я на постели, сдернув с себя все одеяла разом.
— Ага. На крыльце наскребла, — в маленькой протянутой ладошке тает горстка крохотного пушистого сугроба...
Домовые ничего не боятся... Бедная моя кроха. Маленький, преданный дух, которого я не уберегла. И все из-за какой то сволочи, не преминувшей воспользоваться... С грохотом в маленькое темное пространство вонзился косой луч, который, мгновением позже отрезала собой тень, упавшая прямо на меня. 'Да нет, тени так больно не падают', — но, об этом я подумала позже, во всю 'наслаждаясь' новым грохотом, уже значительно ближе.
— Да, какого ахирантеса?!
— Анастэйс? — донельзя удивленный голос откуда-то напротив, секунду подумав, добавил. — Тогда, за что?
— За что?! — теперь уже удивилась я, причем, собственным коленям, торчащим прямо перед носом и, наконец, пустила к потолку погреба световой шар. — Ты отдавил мне ноги, опрокинул в отсек с картошкой и еще удивляешься, за что?.. Скажи спасибо, что с одной руки тебя откинула.
— Ну, спасибо... тогда, — буркнул, как мне показалось, без особого энтузиазма Ветран, а последующее за этим чавканье и хруст навели уж совсем на нехорошие подозрения. Когда же, ко всему прочему моего припертого к коленям носа достиг тяжелый ягодный аромат...
— Мать моя, Ибельмания! — суматошно заерзала я в тщетных попытках выбраться из глубокого отсека. — Да что там такое?.. Помоги же мне!
— А, может, не стоит? — проблеял, свесившийся вниз Зеня, и по выражению на его морде я поняла — еще как стоит:
— К чему вообще было не глядя сюда нырять? Хоть бы поинтересовались вначале, нет ли в живых кого внизу... пока живых?
— Да мы тебя по всему дому обыскались! — обиженно выдал кот. — Бегали туда — сюда, во дворе и в саду проверили, пока не услышали из погреба подвывания. Вот Ветран и... нырнул.
— Подвывания? Да я и не выла вовсе, а... — яркой вспышкой последнего события, затмило, вмиг, все мои теперешние нелепые переживания. — Ветран?..
— Я сейчас. Держись, — и по протянутым ко мне рукам я поняла, чем мужчина так был только что занят.
— В чем ты? В варенье? — уже другим, совершенно спокойным тоном спросила я.
— Угу, — не дожидаясь, ухватил он меня за запястья и выдернул, наконец, из картофельной ловушки.
Да, факт полного погребного разгрома был на лицо. Да и на лице Ветрана тоже. И на его рубашке, украшенной густыми ягодными лепешками вперемешку со следами от обтираемых рук, и на единственных штанах, которым досталось изобильнее всего тетушкиной 'земляничной отрады'.
— Вылазь, — философски вздохнув, заявила я.
— Зачем? — не надеясь на такой легкий исход, уточнил мужчина.
— Чистить тебя буду.
— Ветран, не верь ей. Когда она мне в последний раз так говорила, я потом в корыте оказался... С кипятком! — выкрикнул умник и на всякий случай, сиганул от лаза.
— Анастэйс, ты только не расстраивайся. Я полки новые прибью. Правда, с вареньем сложнее.
— С вареньем, действительно, сложнее. Где ты такое теперь найдешь, эксклюзивной семилетней засахаренности? А, вообще, забудь. Спину не зашиб? — вынырнула и я вслед за мужчиной в мир.
Воин духа активно поводил плечами:
— Не-ет. В порядке спина. Доски трухлявые, сразу раскрошились. Лучше скажи, что в погребе делала?
— Ага... А горшками ничего не отбил? Они куда тебе с трухлявых досок наприлетали?
— Горшками? — глянул мужчина сначала к себе на штаны, потом на меня, и склонил голову набок. — Анастэйс, что ты делала в погребе?
— Замри сейчас — я заклятие чистки накладываю... Молодец. Лицо и руки естественным путем отмоешь.
— Что ты там делала?
— Стася, а где Грундильда?..
— ... А Груша ушла... У нас больше нет, Зеня, домовихи, — вот и прозвучали, наконец, эти страшные слова...
Я в детстве никогда не понимала, как можно делиться чем-то нематериальным. Особенно, плохим. Разве можно вообще плохим делиться? Это тоже самое, что, зная, например, о том, что конфета не вкусная, всучить ее кому-то еще и смотреть, как этот кто-то ее с отвращением пережевывает. Тебе от этого какая радость? Если только этот кто-то, не твой личный враг. Однако, с годами, я научилась по честному менять свое 'плохое' на чужие мудрые советы. И, хотя, поступала потом все равно по своему, советы всегда выслушивала очень внимательно. Но, привкус той, особой конфеты остался со мной на всю жизнь... Явственно ощущала я его и сейчас, глядя на недоумевающие физиономии Зени и Ветрана.
— Анастэйс, ты сядь, пожалуйста. Хватит над нами колыхаться.
— Я сяду, только... ты молоко с пряниками будешь?
— Нет. Сядь и лучше объясни, если охрана дома такая надежная, то каким образом маг сумел через нее домовиху достать?
— Я ведь говорила уже, — плюхнулась я, наконец, на стул и обхватила руками голову. — говорила, что в вопросе этом — полная Трахиния. Но, знаете, что думаю... Он ее не напрямую вытащил, а через другие пути.
— Это как? — оторвался от мрачного созерцания крошек на столе Зеня. — Подземными ходами, что ли?
— Примерно, да. Домовые ведь, хоть и стоят особняком от прочей нечисти, все ж к ней относятся. А в каждом клане есть своя, как бы это сказать... система подчинения. Как у нас, например, Совет магов. Груша мне намекнула на некие законы духов, из-за которых она вынуждена молчать... и терпеть.
— И что, любой маг вот так вот запросто, щелкнет пальцами и эскадрон нечисти в полном его подчинении? — сощурился на меня кот.
— Да нет, — уныло покачала я головой, вспомнив замок на заброшенном колодце. — На такое способны лишь самые сильные... маги. Я думаю, Груша нужна была ему, именно как ключ к охране дома. Сволочь эта, по какой-то причине сама сюда войти не может. Груша мне поэтому ничего про защитный принцип и не рассказывала. Боялась, вдруг, я ему попадусь и не смогу...
— Стася, а как же теперь? Грундильды нет, значит, магический четырехугольник развалился?
— Не развалился, Зеня, — тихо произнесла я и выложила из кармана платья на стол крохотный сверток. — Вот.
— Что, 'вот'? — буркнул, раздув на него ноздри кот.
— Обманка, в которой жива часть грушиной магии — нашла ее в погребном леднике, — с трудом сдержалась я, чтоб не зареветь. — Она надует мага и не даст развалиться нашей охране... хотя бы, на какое-то время.
— На какое время, Анастэйс? — подозрительно скосился на свернутый носовой платок Ветран. — И что там вообще?
— На время, пока я, видимо, не найду нового домового. А там... там ее маленький мизинчик, — вскинула я на мужчину уже мокрые глаза. — А я не хочу нового домового! Я хочу назад свою Грушу! Я как представлю, что с ней теперь. Домовые ведь без дома, как без кожи. Они совершенно беспомощны. А потом дичают и проваливаются на низший уровень. А за что ей все это? Что она плохого сделала?
— Та-ак, — видя такое дело, встал из-за стола Ветран. — Тебе надо сейчас успокоиться.
— Может, валерьяночки накапать... всем? — робко предложил Зеня. — А что? Разве я не переживаю за Грундильду? Еще как переживаю... Стася.
— Чего? — проблеяла я из под своих мокрых пальцев. — На средней полке, слева.
— Да я знаю, — отозвался кот, а потом, мужественно добавил. — Я не про то хотел у тебя спросить.
— А про что же? — удивленно оторвала я руки от лица.
— Ты говоришь, домовые со временем дичают. А где именно они это делают... обычно?
— В заброшенных домах, обычно, — бросил из-за моей спины Ветран. — Анастэйс, много в Мэзонруже заброшенных домов?
— Заброшенных домов? — напоследок хлюпнув носом, распрямила я спину. — У нас их вообще нет — земля очень дорогая. И даже самые убогие развалюхи сразу идут с молотка.
— Так уж и нет? — с сомнением протянул воин духа.
— Ну, и кто из нас лучше знает? — возмущенно развернулась я к нему, да так и замерла, пялясь в усмехающиеся глаза. — А ведь и правда, Ветран... Старая пристань. И как я сама о ней раньше не подумала?
— Ты куда? — едва подхватил он падающий на пол стул.
— За сахарницей! Я ее туда силком запихаю!..
Спорить с магом огня, когда родная стихия плещется в его глазах и вполне зримо бьет из ноздрей, мягко говоря, чревато. Да и не собирался никто. Зигмунду на то мудрости (жизненного опыта) хватило, а воин духа вообще к моим 'полыханиям' относится, как к неизлечимому проявлению природы (хронической придури). Да и работа его, хоть и предполагает в итоге обязательное самопожертвование, не про мою совесть оное заготовлено. Но, это уже отдельный разговор, пока отсроченный. А сейчас нам троим было сильно неког... Да-а...
У садовой калитки, явно поджидая нас, хмуро торчала Нилда.
— Приветствую тебя, прудница, — тоном: 'Вот уж, кого б не надеялась', протянула я.
— Ну, здравствуй, магичка, человеческий воин и... баюн, — в ответ подразумевая: 'Сама — в шоке, но, это ничего между нами не меняет', процедила Нилда, и тут же шлепнула Ветрану в едва подставленные руки двух увесистых форелей. — Это вам от хозяина, и он еще велел узнать, как идет расследование убийства... Ну, и пожелания разные передавал, — вскользь упомянула она.
Уточнять, какие именно, мне, почему-то не захотелось. Может, потому, что в толковании Нилды они непременно звучали бы, как: 'Да, чтоб вам этими форелями не подавиться', а может потому, что настрой у меня был совершенно сейчас другой. Поэтому, мы с воином духа лишь переглянулись, после чего он, все с теми же рыбинами в руках и под вожделенный вздох умника, быстро развернулся в сторону дома.
— За гостинец спасибо передай. Что же касается убийства... — в нерешительности уставилась я на подол русалочьей рубахи... А, почему бы и нет? — Скажи, Нилда, ты же заметила там, на старой пристани, кое-что странное? — вскинула я на нее глаза.
— Странное? — тоже, в раздумье, переспросила русалка. — Ну, заметила. А вы, никак, туда сейчас направляетесь?
— Ага, — кивнула я. — И знаешь, я ведь тоже пыталась... сравнить одно с другим. Но, это очень трудно, потому что источник наверху еще не выяснила, да и замок на колодце был стандартный. А это, все одно, что крестик вместо полноценной подписи... Сволочь предусмотрительная.
— Сволочь? — удивленно скривилась русалка. — А как поймаешь эту сволочь, что с ней делать будешь? Небось, бородам(1) на 'ай-яй-яй пальчиком' сдашь? — но, встретившись с моим красноречивым взглядом, улыбку свою, вдруг, спрятала. — Я с вами иду.
— Это еще зачем? — без ответного восторга заявил, затворяющий калитку Ветран.
— А помогу магичке на обратной дороге мухоморов насобирать. Она ж под них посудину свою прихватила? — хмыкнула русалка, и с вызовом прищурилась на Зеню. — Ну, что, со мной моей стежкой не струсишь? Или после сарайчика... — склонившись над растерянным котом, провела она рукой вдоль его туловища, а потом перехватила поперек.
Кот мужественно сощурился, но, достоинства своего не уронил:
— Стася, если я... — не успел уронить.
— Э-э! — ломанулся вслед растворившейся над тропинкой паре Ветран. — Анастэйс, она куда его?
— Да все туда же, — нетерпеливо бросила я от своего подвала. — А ты — со мной или здесь постоишь?..
Мрачным это место казалось исключительно ночью. С черными провалами окон и заунывными сквозняками, которым здесь явное раздолье. Сегодня же, при свете дня, весь окаймленный лопухами двор выглядел жалко и даже как-то укоризненно. Вот мол, любуйтесь на убогую старость, какая и вас ждет, если и к вам отнесутся также, без должного к старости уважения. Я бы, может и прониклась на чуть-чуть, если бы не...
— Да как ты вообще могла допустить, чтобы русалка уволокла Зигмунда неизвестно куда?
— Ветран, — обернулась я к мужчине, не опуская, однако, вскинутой к дому руки. — Да, потому что агрессии в ней было не больше, чем в дремлющей лягушке. А язвит она лишь от обиды на весь мир вокруг ее пруда.
— Это ты сейчас, как маг утверждаешь или как душевный лекарь? — заинтересованно уточнил мужчина.
— Как маг, конечно, — снова вернулась я к прерванному занятию.
Потому что только дубоголовые коряжники без раздумья хватаются за все подряд. Будь то калитка мага или его девичья шея. Нам же я такого позволить не могла. Тем более, сейчас. Поскольку в отличие от прошлого 'забега' по здешним зигзагам, сегодня все надо было сделать тщательно и с умом. С умом найти Грушу и с умом...
— Анастэйс, ты что, даже и такое видишь? — в голосе Ветрана явно звучали растерянность и настороженность.
— 'Такое', что? — с досадой вздохнула я. — Если ты имеешь ввиду эмоциональную оболочку, то, да, — а, потом, не сдержавшись, добавила. — Злость, страх и другие... сильные эмоции отличить друг от друга в силах.
— Угу-у, — теперь уже тяжко вздохнул он.
А пусть не лезет под руку. Хотя, кому приятно, когда вся твоя, годами тренированная сила воли, ставится под большой-большой вопрос? Однако, в этом свете, можно вполне оценить другие стороны мужчины, например его... 'Да, что он там притих, то?', — мысленно плюнув, развернулась я к Ветрану уже целиком. Воин духа, помидорный сейчас, как и 'изобличающее' его периодически свечение, стоял, со скрещенными на груди руками и угрюмо смотрел в сторону ворот. Туда, где только что, наконец, появились Нилда и умник. Кот, резво стартовав еще за несколько от нас ярдов, сразу взлетел к мужчине на плечо, а русалка, как ни в чем не бывало, свернула ко мне:
— Изучаешь?
— Изучаю. Здесь явно что-то изменилось, — не опуская руки, медленно двинулась я вдоль серой гостиничной стены. — Следы наверху подчистили и...
— А тварей этих чувствуешь?
— Ага. Только они сонные. Еще не их время... — озадаченно прищурилась я, глядя в подвальное, почти скрытое высокой травой окошко. — И что-то уж больно много их сегодня, причем, именно в этом доме. Такое ощущение, будто они всем окрестным кланом сюда перебрались... А, скажи, Нилда, — обернулась я к следующей рядом русалке. — Тихоня может такой же след оставить, что и...
