Я подошла к медным горшкам на столе. Заглянув в один, уже наполнившийся почти до краёв, аккуратно зачерпнула горсть сверкающей пыли. Позволила ей ссыпаться обратно меж моими пальцами.
Отряхнув руки, отвернулась от стола — и нос к носу столкнулась с Лодом.
— Добрый вечер, — спокойно сказал колдун.
— Добрый, — я мгновенно взяла себя в руки. — Всё в порядке?
— Всё по плану. Как обычно, — Лод чуть склонил голову. — Завтра отправляемся в Хьярту довольно рано, так что времени на долгие прощания не будет.
Он произнёс это так же обыденно, как всё до этого.
— Ничего страшного, — равнодушно откликнулась я. — Мне... передай Алье, Морти и тэлье Эсфориэлю любые тёплые слова на твой выбор. Думаю, не ошибёшься.
— А лично попрощаться не хочешь?
— Нет. Не хочу.
Он кивнул: как будто даже удовлетворённо.
— Как скажешь.
И, обойдя меня, направился к двери в спальню.
Я подошла к окну. Какое-то время смотрела на дроу, выполнявших какие-то военные маневры на площади перед дворцом. Потом села в кресло, где меня уже ждал мой ужин.
Чувствуя, что мне всё-таки стало немножко больно — от того, с каким спокойствием Лод говорил о моём уходе.
Посчитала степени двойки, пока боль снова не утонула в пустоте; и, взяв вилку, приступила к последней своей трапезе в Риджии.
Да, Фаник. Я исполню своё обещание.
Только вот сомневаюсь, что это хоть как-то повлияет на моё решение.
Спала крепко и без снов. К своему удивлению. Я-то думала, что перед таким знаменательным событием глаз сомкнуть не смогу, но нет. Возможно, дело было в том, что свой уход я осознавала исключительно умом — ведь когда, проснувшись, я оглядела лабораторию и подумала, что сегодня вижу её, возможно, в последний раз...
Я поняла, что совершенно в это не верю.
Лод застал меня сидящей над тарелкой с нетронутым завтраком.
— Нет аппетита?
— Нет. К тому же не хочу рисковать. Кто знает, какие у перемещения... побочные эффекты, — подняв глаза на колдуна, я без особого удивления заметила у него в руках мои джинсы и футболку. — Пора?
Он кивнул.
Отобрав у него одежду, я удалилась в спальню, чтобы переодеться. Аккуратно складывая одежду Литы, снова думала о том, что будет, если всё получится. Придётся убедительно симулировать амнезию с того момента, как я упала в реку... Ни с квартирой, ни с Дэвидом случиться ничего не могло: если учесть разницу в беге времени, с момента моего исчезновения в нашем мире едва ли прошло полгода, а смерть при пропаже в подобных обстоятельствах устанавливают как раз через шесть месяцев. Добавим время на беготню по инстанциям и суд, который должен признать меня погибшей... наверняка пока моё имущество всё ещё остаётся моим.
Ещё один довод в пользу того, что если возвращаться, то сейчас.
Итак, проблем с жильём не возникнет. Надеюсь только, прореха выкинет меня в Россию, а не на другой континент; хотя, судя по предыдущим попаданцам, по каким-то причинам чаще всего по ту сторону оказывается именно Россия. О том, что я сразу окажусь в Москве, мечтать не приходится, конечно, но...
Я уже думала, что по ту сторону прорехи может оказаться глухой лес. Или ещё одна река. Или горная вершина. Но Лод упоминал, что, когда он прочитает заклинание, та сторона станет видна. Значит, неприятные сюрпризы исключены, а в неблагоприятную обстановку я, конечно, не полезу — так что придётся ждать следующей прорехи.
Я до сих пор не могла сказать, чего эта мысль вызывает во мне больше: досады или облегчения.
И это уже начинало немного злить.
Поскольку кроссовки безнадёжно расклеились сразу по прибытии в Риджию, на ногах пришлось оставить туфли. Впрочем, они вполне могли сойти за современные, так что это не являлось проблемой. Положив стопку с одеждой Литы на кровать, я оглядела комнату. Выйдя в библиотеку, скользнула ладонью по корешкам магических трактатов, с которыми так часто коротала досуг. Посмотрела на светящиеся цветы, грустно мерцавшие в полумраке.
Последний раз. Может случиться так, что ты видишь всё это в последний раз, Белоснежка. Смотри. Запоминай.
Если думать об этом я могла спокойно, то прочувствовать — никак.
Я вернулась в лабораторию. Стянув кольцо с пальца, положила на стол. Посмотрела на свою сумку, лежавшую рядом; для достоверности легенды её придётся оставить тут, вместе со всем содержимым. Под взглядом Лода, ждавшего поодаль, присела на корточки перед постелью.
Коротко потрепала за ухом Бульдога, лениво приоткрывшего глаза.
Рывком поднявшись, повернулась к колдуну:
— Идём.
И первой направилась к лестнице, ведущей вниз.
— Если хочешь попрощаться со светлыми, — произнёс Лод, когда мы спустились в пустую гостиную, — я...
— Нет, — отрезала я, прямиком устремляясь к следующей лестнице. — Не хочу.
К чёрту прощания и проводы. Если у меня ничего не получится, они просто ни к чему. А если получится — они всё равно не помогут умерить грядущую тоску.
Да, я буду скучать по тем, с кем сейчас не желала прощаться. Не только по Фанику: по Восхту, по Дэну, даже по овечке-Кристе.
Но это тоже не могло повлиять на моё решение. И поэтому я просто продолжила идти.
За всю дорогу до ворот дворца Лод так и не произнёс ни слова, хоть и шёл рядом. Его полная отстранённость от происходящего уже начинала удивлять. Неужели настолько заела гордость? Или пришёл к мысли, что невелика потеря? Или угадал, что я лгала, и знает, что в таком случае прореха меня не отпустит — а раз так, то и бороться смысла нет? Ведь это было бы весьма... разумным решением. Какое и следовало от него ожидать.
Однако в этом случае его может ждать небольшой сюрприз.
На сей раз обнимать меня Лод не стал: просто взял за руку. Даже не за пальцы — за запястье. Это я уже подметила без обиды, без боли, просто констатируя факт. И отпустил он меня сразу, как мы перенеслись на один из зелёных островков Хьярты.
Ночь была тихой, ясной, звёздной. Серебристый свет листвы деревьев ньотт бликами мерцал в чёрных водах озера, очерчивал во тьме мраморные развалины столицы дроу, погребённые под плющом.
— Придётся немного подождать, — сказал Лод, прислонившись спиной к белому стволу ближайшего дерева.
— Ага.
Я присела чуть поодаль, прямо на траву: земля оказалась холодной, трава — влажной, но мне было всё равно. Обняв колени руками, зябшими в осенней прохладе, покосилась на колдуна.
Почему ты бездействуешь, Лод?..
Впрочем, неважно. Уже нет.
Тем более что долгого времени на размышления мне не оставили.
Вначале я увидела, как воздух неподалёку треснул. В самом прямом смысле: по хрустальному сумраку пролегли узкие извилистые полосы прозрачного марева, искривляющего пространство — словно по стеклу ударили молотком. Потом расширились, сливаясь в единый неровный овал, дрожащий сантиметрах в десяти над травой, в человеческий рост высотой. Лод оказался подле него ещё раньше, чем я вскочила, и под кончиками пальцев колдуна в воздухе засияла бледным сапфиром рунная вязь.
Неуверенно приблизившись, делая шаги в такт неровному ритму колотящегося сердца, я смотрела на зелёные обломки колонн, видневшиеся по ту сторону прорехи; а синие линии рунных цепочек загорались и таяли, впитываясь в воздух, сплетаясь в нечто большее...
В следующий миг прозрачность прорехи обернулась голубым сиянием. Не ярким, но после мягкого полумрака Хьярты всё равно слепившим, заставив ненадолго прикрыть глаза рукой.
А когда я отняла ладонь от лица — увидела уже совсем другие колонны.
В другом мире тоже была ночь. В этой ночи заснеженный город по ту сторону сиял неоном, от которого я успела отвыкнуть. Невский проспект вдали я узнала сразу: по стеклянному глобусу, венчавшему питерский Дом Книги... и тут же сообразила, что ребристые серо-бежевые колонны, которые я вижу прямо перед собой — колоннада Казанского собора. Похоже, прореха выводила к его парадному северному входу.
Питер. Прекрасно — была там не раз. Проще всё вышло бы лишь с Москвой. И место, и время чрезвычайно удачные, свидетелей моего появления из ниоткуда не будет. Значит, по прибытии бегу на Невский и слёзно умоляю редких прохожих одолжить телефон на один звонок; после того, как один из них сдаётся, набираю номер отца; сообщаю ему, что блудная дочь вернулась из небытия; когда он отказывается верить своим ушам, повторяю то же самое, только более убедительно. Затем коротаю несколько часов на вокзале или в ближайшем маке — и жду, пока за мной приедут, чтобы с почестями сопроводить домой. Может, даже удастся выпросить у кого-нибудь рублей сто, чтобы не голодать до отцовского приезда. Учитывая, как я одета, хотя на улице зима — версия о побеге от злобного психопата, державшего меня в плену, которая наверняка возникнет у окружающих, будет выглядеть весьма правдоподобно... только вот я, конечно, благополучно 'забуду' всё, что происходило со мной после купания в Москве-реке и до моего появления у колонн Казанского. Посттравматический синдром, обычная вещь.
Я смотрела на пустующую площадь с оградами, лавочками и кустами сирени, выбеленными снегом. Мир по ту сторону был застывшим, неподвижным, словно картинка на экране монитора. Я вспомнила слова Лода о забавном парадоксе, в связи с которым в нашем мире прореха работает куда меньше, чем здесь, хотя время там идёт быстрее — и поняла, что вижу всё сквозь многократное замедление. Неудивительно, что на той стороне никто не замечает прорех: если весь процесс появления, который я наблюдала только что, там укладывается в пару секунд, да ещё без колдовского сияния, явно вызванным заклятием Лода...
Я вгляделась в машины, остановившиеся на дороге, в яркую подсветку домов, в далёких прохожих в пуховиках, замерших, будто не в силах сделать следующий шаг. С изумлением ощутила, как ностальгически щемит в груди. Остро осознала: ещё чуть-чуть — и я смогу вернуться к прежней жизни. К Сашке, Дэвиду, инету, компу, кино, игрушкам. К бежевому замку МГУ, витражам в метро и улочкам родной столицы. К созданию искусственного интеллекта. К отцу, которого простила даже мама — и, пожалуй, теперь смогла бы простить и я...
Только теперь, после всего, что я пережила в Риджии, одиночество пустой квартиры больше не будет так меня пугать.
А следом я осознала, что и правда смогу это сделать. Этот шаг.
Потому что я действительно скучала по дому.
— Проход открыт. Дело за тобой, — Лод протянул мне руку. — Спасибо за всё, Снезжана.
Пора прощаться.
Рукопожатие вышло коротким и сухим.
— И тебе, — я облизнула пересохшие губы. — Надеюсь, у вас всё получится.
— Надеюсь, — глаза колдуна оставались бесстрастными. — Иди. Времени мало.
Почти выдернув ладонь, отошёл в сторону, выжидающе скрестив руки на груди, спокойно сложив пальцы на предплечье; и, отвернувшись от него, я ступила вперёд. К самой границе цветного марева, притормозив в шаге от прорехи.
Всего шаг...
...одно обещание, Белая Ведьма...
Я вспомнила слова Фаника. Честно вспомнила.
Наконец поняла — всем сердцем, всей душой — что, если сделаю этот шаг, то навсегда оставлю всё это. Обращу просто ещё одним сном. Книги заклинаний, колдовские цветы, волшебные города. Эльфов, дроу, магию. Всех, кого здесь повстречала, и того, кто ждёт за моей спиной — тоже.
Но если не сделаю, искать другую прореху необходимости не возникнет. Потому что, отложив возвращение на потом, я попрощаюсь с ним. По многим причинам.
Включая ту, что таких благоприятных обстоятельств, как сейчас, у меня больше не будет.
Я смотрела на неоновые огни по ту сторону, почти чувствуя, как их отблески играют на моём лице. Пауза между двумя ударами сердца, отсчитывавшими секунды, тянулась бесконечно.
Давай, Белоснежка. Ты ничего не теряешь. Если ты не готова оставить всё это, твой шаг закончится не у колонны Казанского, а на этой же зелёной травке этого же островка. Только и всего.
Я сжала кулаки.
Я напрягла мышцы, готовясь оторвать ногу от земли.
И не смогла.
Навсегда...
...давай. Давай! Ну же, тряпка! Собираешься всю свою недолгую жизнь коротать в мирке, полном распрей, грязи и крови, вдали от цивилизации и всех её благ? Выберешь мужчину, которому ты не нужна, компашку нелюдей, которые прекрасно обойдутся без тебя, и какую-то псину? Выберешь чудеса, на которые сможешь любоваться только со стороны, и магию, которой у тебя всё равно нет? Выберешь мифическую роль серого кардинала, на которую так мало шансов, полную риска, политики и неоднозначных решений — вместо гарантии тихой и сытой жизни в работе с твоими любимыми прогами, цифрами, кодом и железом?
Давай...
Мгновения растягивались в бесконечность. Ногти до боли вонзались в кожу.
...давай...
Я смотрела на дверь в зимний Питер, ждавший меня. На дверь домой.
Потом всё же оторвала ногу от бархатной зелени густой травы.
Всего один шаг. Всего один шанс. Всего один выбор.
Всего один.
Всего...
...ДАВАЙ.
Я зажмурилась.
И, отшатнувшись от прорехи, рухнула на траву. Упав на колени, зажав рот рукой — в судорожной попытке не рассмеяться.
Прикусила костяшку указательного пальца, считая степени девятки — в судорожной попытке не зарыдать.
За свою слабость. За плевок на свою гордость. За то, что в последний миг порушила всю игру, которую так тщательно выстраивала. За то, что даже не попыталась вернуться к тому, к чему хотела вернуться; за то, что не смогла отказаться от всего, к чему так быстро, так бессмысленно привязалась.
Когда я открыла глаза, прореха уже исчезла. Оставив мне любоваться мраморными развалинами трёхсотлетней давности.
И отчаяние, заставившее вновь зажмуриться.
Прощай, дом, милый дом. Прощай, Сашка. Прощай, Дэвид.
Прости, что твоя мама оказалась слабовольной, сентиментальной, безнадёжной кретинкой...
Но истерика, готовая прорваться слезами или хохотом, растворилась в удивлении: в тот момент, когда тёплые руки заставили меня уткнуться носом в чужое плечо, пахнущее снегом, книгами и полынью.
— Прости, — шёпот Лода согрел кожу на виске. — Прости, что заставил тебя пройти через это.
Он обнимал меня, опустившись на колени рядом со мной — и я моргнула, пытаясь понять, что происходит.
Заставил? Пройти? О чём он?
Зачем?
— Идём, Сноуи. — Подхватив меня на руки, Лод встал. — Пора домой.
Я не сопротивлялась. И ничего не сказала. Лишь обвила его шею руками, держась крепче.
Мне было ясно только одно: судя по лёгкой дрожи, которую я ощущала в его пальцах, моя потеря всё же не была бы для него невелика. А остальное вскоре выяснится. Либо расскажет он, либо догадаюсь я.
Как всегда.
По возвращении мы долго молча лежали в его постели. Просто лежали рядом, обнявшись. Я ничего не спрашивала, он ничего не объяснял; но пока он, касаясь губами моей макушки, легко и нежно перебирал мои волосы, ко мне потихоньку, понемножку возвращалось душевное равновесие. Даже мысли, что мы не имеем права на эти объятия, не могли его поколебать.
Не после всего, что я пережила у прорехи — и в предшествующие этому дни.
